Текст книги "Распятая истина. Правдивая история Украины"

Выбирать из нечего

 
Как прежде, Русь ворчала
Не в силах разорвать оковы;
У иноземцев под началом
Как прежде, ошибаясь снова.
 
 
Поляки, турки, крымский хан…
Ходили долго под Литвой…
Встречали в битвах басурман
И бились часто меж собою.
 
 
Хоть пили водку, как всегда,
И заедали хлебом, салом,
Согласья нет – вот в чём беда!
Единство недоступным стало.
 

Мазепа изменой своей оставил тягостное воспоминание в душе Государя Петра Алексеевича. За двадцать лет, казалось, преданной службы, купаясь в лучах славы, богатейший человек России оказался предателем. Из кого выбирать преемника Мазепы? Кому довериться? Выбора для Государя не было, выбор предстояло сделать казачеству. А оно вибрало из трех претендентов: Апостола, Полуботька и Скоропадского. Все трое были приближенными Мазепе. Избрали полковника Стародубского полка Скоропадского Ивана Ильича. Он показался более мягким и покладистым, чем двое остальных, к тому же, он долго отказывался от такой важной должности.. Был тот Скоропадский внуком польского шляхтича, перешедшему на службу к Богдану Хмельницкому, принявшему православие и погибшему в битве под Желтыми Водами. Иван Ильич начал службу писцом в войсковой канцелярии. Уже при гетмане Мазепе Скоропадский стал генеральным бунчужным, а потом вскоре стал генеральным есаулом. Мазепа нередко посылал его к Петру Великому с разными поручениями и он очень понравился царю своею «простотой». В этой должности Скоропадский пребывал до конца октября 1708 года, когда, совершенно неожиданно, получил от гетмана Мазепы письмо, в котором тот приглашал его покинуть враждебную власть Москвы, решившую истребить последние казацкие права и вольности. Следовало полагать, что Мазепа надеялся на поддержку Скоропадского, которого он полюбил за скромность и услужливость, награждал и выдвигал по службе. Но Скоропадский. не имел ни малейшего желания менять свое положение, которым он был очень доволен. Уже в должности левобережного гетмана Иван Ильич участвовал в Полтавском сражении.

Вскоре после Полтавской битвы, Скоропадский подал царю статьи о Малороссии, где просил об утверждении прав, вольностей и порядков, доселе бывших в малороссийском войске, о том, чтобы великороссийские воеводы не вмешивались в городские и полковые дела, расправы без малороссийской старшины сами не чинили, чтобы выведены были гарнизоны, помещенные в некоторых малороссийских городах, в частности о себе, как гетмане, просил, чтобы гетману слушаться одного только государя, указы получать только от его имени… Ответ царя поразил гетмана…

В Киев назначался от правительства наместник – воевода князь Д. М. Голицын, в Глухове, подле гетмана, учреждалась должность «государева министра», особого чиновника, который должен был отвечать перед правительством за благонадежность гетмана и участвовать вместе с ним в управлении страной. Первым таким «государевым министром» при С. был назначен суздальский наместник А. П. Измайлов. Ему даны были в распоряжение великорусские полки, которые раньше находились при Мазепе.

Присутствие при гетмане великорусских чиновников – одного, потом двоих, разумеется не могло не возбудить неудовольствие в Малороссии. Толки пошли о том, что чиновники, приставленные к гетману, не дают ему сделать шага свободного, всякое письмо гетмана осматривают, что гетман не станет долее терпеть такой опеки над собой и весной, в союзе с запорожцами и татарами, пойдет на Москву… Эти слухи стали известны киевскому воеводе Голицыну, который недолюбливал гетмана Скоропадского с удовольствием всегда принимал клеветнические доносы на него. Гетман это знал и беспокоился.

 
Он с виду, кажется, так прост….
Прикинется убогим….
На деле он такой прохвост,
Заткнет за пояс многих!
 
 
Проходит время… Не поймешь:
За что и почему-то —
Продаст тебя за медный грош
В тяжелую минуту?
 
 
Не верь и клятве, что даёт
В тяжёлую годину…
Ослабнешь, он тебя добьёт —
Удар наносит в спину
 

Иван писал канцлеру Головкину, что объят размышлением: от начала гетманства своего имеет несносные скорби от злобных и безбожных клеветников. Канцлер уверял его, что царское величество о верности его довольно известен. В подтверждение этого в начале 1715 г. гетман получил царскую грамоту, в которой для пресечения произвола и злоупотреблений полковников своей властью предписывалось сократить их права, между прочим, в деле выбора ими старшин и сотников. Этот царский приказ оказал действие искры, брошенной в горючий материал; недовольство полковников своим гетманом усилилось и полковники между собой назначили нового гетмана Полуботко. Слухи усиливались, кругами расходясь по Малороссии: «Нынешний гетман человек смирный, за Малороссию стоять не умеет; кто ни нападет, все дерут… Не Мазепа – проклятый Иуда, а нынешний гетман проклятый, не стоит за землю руськую, а москали ее разоряют». На полковников жаловались, что они разоряют простой народ, а они жаловались, что разоряют народ москали своими войсковыми поборами, а виноват во всем гетман, который по своей слабости все позволяет. Полковники отказывают гетману в повиновении… Положение гетмана было более, чем незавидное. Следовало понимать, что гетманство отживало свой век. Отживал свой век и Скоропадский. Шестидесяти с лишком лет от роду он принял в свои руки гетманскую булаву, отказываясь, ссылаясь на свою дряхлость; немудрено, что теперь эта булава у него из рук валилась! В 1722 г. гетман собрал свои последние силы и бодрость духа, какие у него остались, и вместе с женой, окруженный свитой, едет в Москву поздравлять царя с Ништадским миром. Здесь был нанесен ему последний удар, которого он не вынес. Гетмана встретили в Москве хорошо, но проводили плохо. Гостил он там около полугода. Он ещё пытается показать себя настоящим защитником интересов полусамостоятельной Малороссии, напоминает царю о «статьях», но в ответ получает указ об учреждении малороссийской коллегии, состоящей под председательством бригадира Вельяминова из шести штаб-офицеров украинских гарнизонов. Таким образом вместо одного чиновника при гетмане явилась целая коллегия. Уничтожаются пункты договора Богдана Хмельницкого, с русским царём. С таким царским подарком и душевной болью Иван Ильич Скоропадский в конце июня возврашается домой и только успел доехать до Глухова. 3 июля 1722 года его не стало.

Попытка старое вернуть

 
Форму власти время съело —
Лишним стало грузом.
Не находит себе дела…
Гетман, как обуза…
 

В отсутствие военных действий казацкая старшина, привыкшая к относительному своеволию, мешала проведению задуманных Петром реформ. А о том, как она может повести себя в войне, он уже мог и сам убедиться. Измена Мазепы, действия атамана запорожского войска Гордиенко, приведшего под знамена шведского короля слишком были свежи, чтобы не заставить царя принять меры к недопущению подобного. По смерти Скоропадского царь не спешил с выбором нового малороссийского гетмана. Наиболее значимому претенденту на гетманскую булаву Павлу Леонтьевичу Полуботко поручено было впредь до избрания нового гетмана ведать малороссийскими делами. В то же время была учреждена «малороссийская коллегия» с целью – ослабить значение местного самоуправления и защищать простой народ от старшин. Не понять, чего не хватало Полуботко?

Пожалованными грамотами за ним было утверждено более 2000 дворов, и он сделался одним из. первых богачей в Малороссии, жил широко и даже держал у себя «двор» наподобие гетманского. Власти широкой, почти неограниченной, такой, какой прежде Мазепа обладал, хотелось Павлу Леонтьевичу! Но те отрасли гетманской власти, те «права и вольности», по которым якобы управлялся малороссийский народ, никогда не были точно определены, постоянно изменялись по произволу всех властных фигур, начиная с гетмана и кончая сотником. Не довольствуясь даваемыми им наделами, они производили захваты и насильственные покупки земель у рядовых казаков. Ограбленные добиться справедливости не могли – судебная власть сосредоточивалась в руках самой же старшины. Положение простого крестьянина в Малороссии стало известно в Москве, был издан указ, согласно которому запрещалось употреблять казаков на приватных работах под угрозой строгого наказания и указывался порядок разбирательства судебных дел. Изменить существующий порядок оказалось сложно, для этого следовало прежде всего сместить полковников, поставленных самим царём!

 
Пан Полуботко тем себя прославил —
В бочонках золото отвёз
И в банке Англии оставил…
А как вернуть его – вопрос?
 

Пришлось ограничиться полумерами, обратив особое внимание на денежные и хлебные сборы, которые должны были поступать в казну на основании статей Богдана Хмельницкого. Сборы эти были разнообразны и неопределенны, а во-вторых, все они поступали в распоряжение Полуботко, ставшего с 1722 году наказным гетманом. Наказной гетман превращался в самого богатого человека Малороссии. Этого было мало…

Началась упорная борьба старшины во главе с Полуботко за защиту автономии Украины. В мае 1723 года Полуботко был вызван в Петербург, где он подал челобитную Петру I об отмене новых стеснительных порядков, чем очень разгневал царя, который велел Полуботко с товарищами посадить в Петропавловскую крепость. Имущество Полуботко было конфисковано. Умер Павел Леонтьевич в заключении в декабре 1724 года.

Согласно легенде, перед арестом Полуботко тайно отдал на хранение 200 тысяч золотых монет Банку Англии под 7,5%. Некоторые источники указывают на две бочки с золотом, и речь идёт о банке Британской Ост-Индской компании. В завещании, Полуботко якобы завещал 80% золота на будущее независимой Украины, а остальные – своим правопреемникам. Существует миф и о том, что были попытки вернуть это золото ещё в годы Советской власти, однако в связи с отсутствием надёжных доказательств банк всякий раз отказывал в подобных претензиях.

Гетман Малороссийский Кирилл Григорьевич Разумовский

Полковник Федор Степанович Вишневский возвращался в Санкт-Петербург из Венгрии, куда ездил по поручению Анны Иоанновны для приобретения токайского, особо почитаемом при российском императорском дворе. Путь его пролегал через черниговское село Чемер Козелецкой казацкой сотни. Проезжая мимо местного Божьего храма, он услышал мощный, удивительного звучания, бас, доносящийся оттуда. Бас этот принадлежал молодому казаку, почти юноше, Алешке Розуму. Федор Степанович расспросил местного дьячка о певчем, обладающим таким великолепным голосом. Тот поведал, что юноша – сын казака Григория Розума, жителя соседней деревни Лемешки, сбежавший от отца, когда тот, будучи пьяным, во гневе запустил топором в сына. Питерский вельможа, зная о том, как ценит императрица Анна Иоанновна хороших певчих из Малороссии, прихватил юношу с собой, назвав его Алексеем Григорьевым. Императрице Анне молодой казак понравился, и она велела принять его в дворцовую певчую капеллу. Царевна Елизавета, дочь Петра Великого, увидев красавца певчего, брюнета с окладистой черной бородой, высокого роста, широкоплечего, пропорционально сложенного, увлеклась им. И превратился Алешка Розум из певчего в «знатного» бандуриста, а затем в графа Разумовского, любовника и фаворита Елизаветы, и, наконец, в законного, хотя и тайного, по преданию, супруга Ее Величества.

 
Дым коромыслом!.. Чарок звон!
В дворцах вельмож, царицы.
Во власти – Вакх и Купидон
Все ночи до зарницы.
 
 
Бунтует плоть, бунтует дух
В озёрах сладострастья!
Здесь музы услаждают слух…
Здесь тело, как причастье!
 
 
Ох! Удивительна страна —
Такую предки дали?..
За секс вручают ордена
Поместья и медали…
 

Фаворит из народа отличался от суетящихся придворных спокойным характером и не был жаден до денег и власти, совершенно не стыдился своих бедных родственников, но и не стремился во что бы то ни стало продвинуть их на высокие посты. Правда, это не касалось младшего брата Алексея Григорьевича Разумовского, проживавшего в том же селе Лемеши, пасшего отцовский скот на общественном пастбище.

 
Что нынче делать казаку?
Раздолья нет и воли!
Сшибать подсолнух наскоку,
Ходить за плугом в поле?..
 
 
Он прежде направлялся в Сечь…
А что теперь осталось?..
На теплую забраться печь…
Горилку пить, есть сало…
 
 
Он юным пас коров отца…
Весной и жарким летом…
Потом женили б молодца —
Труд дальше без просвета!
 

Кирилл, как и старший брат, научился писать и читать у местного дьячка, в детстве пас отцовский скот, а после восшествия на престол Елизаветы Петровны получил в Петербурге первые основы образования.

 
Кириллу просто повезло —
Брат пригласил в столицу…
Потом – поехало!.. Пошло!…
Послали за границу
 
 
Потом вернулся в Петербург
(В карманах много денег).
Хоть на щеке чуть виден пух —
Он – русский академик.
 

В прозе это выглядит так: В 1743 г. был отправлен братом для обучения, инкогнито, в Германию и Францию, в сопровождении адъюнкта Академии Наук Теплова. В 1744 году, уже находясь за границей, Кирилл Григорьевич Разумовский был возведен в графы Российской Империи. В Берлине он учился у знаменитого математика Эйлера, потом слушал лекции в Геттингене, объехал Францию и Италию и в 1745 году, когда ему исполнилось шестнадцать лет, вернулся в Петербург, где был сделан действительным камергером. Екатерина Алексеевна, будущая императрица Екатерина II. знавшая толк в мужской внешности и уме, писала о том времени: «он был хорош собой, оригинального ума, очень приятен в обращении и умом несравненно превосходил брата своего, который, однако, был великодушнее и благотворительнее его». Его очень любили при дворе; особенным успехом он пользовался у женщин. Любовь женщин при дворе всегда способствовала успешной карьере. Наверное, поэтому, через год Кирилл был назначен президентом Императорской Академии Наук. Такого случая ученый мир ещё не знал: президенту храма наук было всего-навсего 18 лет.

В жёны ему императрица подобрала свою троюродную сестру Екатерину Нарышкину, за которой было дано колоссальное приданое, включавшее в числе прочего несколько сёл на территории современной Москвы. К 1748 г. он обладав уже чином подполковника лейб-гвардии Измайловского полка, был сенатором и генерал-адъютантом

В 1750 г. Разумовский был возведен в звание гетмана Малороссии; для него было восстановлено упраздненное перед тем гетманское достоинство. По поводу избрания в гетманы Разумовского Ломоносов сочинил идиллию. Назвал её Михаил Васильевич – «Полидор», что с древне-греческого означало – «богато одарённый» Отрывок из этого произведения привожу ниже:

…Доколе будет Днепр в брегах своих крутиться,

Дотоле олтари здесь будут ей куриться

И лавры завсегда торжественны цвести.

Здесь плески на лугах повсюду раздаются,

И с шумом радостным в порогах воды льются,

Избыточно цветы дают свой нежной дух,

И ветвьми дерева, красуяся, качают,

И горы и леса богиню возвышают,

Что к их желанию склонила щедрый слух.

На титульном листе «идиллии» красовалось написанное рукой посвящение.

Дела в академии шли не шатко-не валко, между академиками шли постоянные распри. Разумовский только числился президентом, делами академии занимались директора.

 
Отменною пройдохой был Кирилл,
Нет в действиях его ни одного прокола…
Двух женщин на престоле пережил
И двух особ мужского пола.
 
 
Внимание к себе он привлекал,
(Судьба хуле не дала прикоснуться).
Но, чтоб поток щедрот не иссякал,
Он во время умел переметнуться!
 

Императрица Елизавета Петровна подарила вновь избранному гетману город Батурин вместе с Почепом, Шептановской и Бакланской волостями. Кроме гетманского звания он получил и все гетманские доходы, собранные со дня смерти предыдущего гетмана, увеличив тем самым и без того огромное состояние. 2 августа 1750 года императрица подписала указ о новом титуле Разумовского. Отныне он титуловался «Ея Императорского Величества гетман всея Малыя России, обоих сторон Днепра и войск запорозских, действительный камергер, Академии наук президент, лейб-гвардии Измайловского полку подполковник, орденов святого Александра, Белого орла и святой Анны кавалер, граф Кирила Григорьеви».

Кирилл поселился в Глухове, где жил царьком, окружив себя двором, телохранителями; тут давались балы и даже разыгрывались французские комедии; устроен был новый дворец для гетмана, а правителем его канцелярии сделался бывший его ментор Теплов. Первые шаги деятельности Разумовского возбудили справедливые жалобы на месте и неудовольствие государыни: он стал пользоваться своею властью для обогащения своих родственников… Пришлось издать целый ряд указов, ограничивших гетманскую власть: малороссийские дела были переданы из ведения коллегии иностранных дел в ведение Сената; гетману запрещено было собственною властью назначать полковников и сотников. Время шло… И гетман, и его жена не знали, что делать от скуки, и рвались в Петербург, ко двору. Императрица разрешение дала. Теперь супруги Разумовские большую часть времени проводили в северной столице империи.

Кончина Елизаветы Петровны… Кирилл находится в затруднении. Ставший императором Петр III, часто посещающий его и уверенный в его преданности, готовится к войне с Данией назначая его главнокомандующим армией. Гетман получает звание фельдмаршала. В это же время Разумовский становится сторонником Екатерины и активно участвует в подготовке дворцового переворота 1762 года. Странно… но в момент решительных действий он остаётся в стороне, дав только распоряжение типографии Академии наук напечатать манифест о восшествии на престол новой императрицы.

Поддержав Екатерину II, Кирилл Григорьевич сохранил все свои посты и должности. Более года он пребывает в Петербурге, затем направляется к себе в Батурин, вынашивая мысль о наследственном гетманстве графов Разумовских. Соответственно составленная челобитная ложится на стол императрицы Екатерины II. Импкератрицу не может устроить появление под боком России обширного княжества во главе с династией Разумовских. Затея эта не пришлась Екатерине по вкусу, и в её окружении скоро возобладало мнение о необходимости отмены гетманства. Разумовский был вызван ко двору, где у него затребовали прошение об отставке. Указ об упразднении гетманского достоинства вышел 21 ноября 1764 года. В качестве компенсации Разумовский получил чин генерала-фельдмаршала, хотя не имел боевого опыта. К тому же Екатерина II пожаловала ему город Гадяч с прилегающими селами и деревнями и Быковскую волость. Оставив должность президента Академии наук в 1765 г., следующие два года Разумовский провел за границей, после чего вернулся в Санкт-Петербург. В 1771 г. он овдовел. После смерти жены, родившей ему II детей, переехал в Батурин, где провел последние годы жизни.

В последние годы жизни он много болел, но оставался таким же, как всегда, – добрым, ироничным и умным. В 1796 году на престол вступил Павел I, и Кирилл, помня о своем участии в свержении его отца, Петра III, не питал никаких иллюзий насчет своей судьбы – ждал, что его арестуют. Когда к Разумовскому заехал офицер, везший в Петербург известие о смерти жившего тогда на Украине фельдмаршала Петра Румянцева, и спросил старика, что передать новому императору, Разумовский пошутил в последний раз: «Передай Его Величеству, что и я умер!» Но Павел не тронул Разумовского, причисляя его к августейшему семейству. В мае 1801 г. Разумовский получил рескрипт вступившего на престол императора Александра 1, в котором говорилось: «Граф Кирилл Григорьевич! Послужив верно и ревностно толиким монархам, нося и оправдывая на себе их милости, вы имеете все право наслаждаться в недре покоя вашего всеобщим уважением и отличным моим благоволением…»

Кирилл Григорьевич Разумовский скончался в Батурине 9 января 1803

Гетману стало делать нечего – казачество в Малороссии становилось не только ненужным, но и опасным для любой власти.

Запорожская сечь отжила свое время

 
Казачество жило,
Но вольницы не стало,
Еще шумели на Сечи,
Горилку пили, ели сало.
Хоть головы у многих горячи…
 
 
Но нет путей,
что прежде были,
Один остался путь – на Юг,
Походы, битвы стали былью,
И кто-то саблю заменил на плуг.
 
 
Разводят скот,
Коней, коров, —
Степные хороши просторы —
Прокормят множество голов,
И мирным быт их станет скоро.
 
 
Из Петербурга
Ждут наград,
Хоть кровь еще бурлит, играет,
Не собирают больше рад,
И гетмана не выбирают.
 
 
Назначен гетман
Из столицы, —
(Хоть непонятно, что и как),
Он приближен к императрице,
И то приятно, что – казак.
 
 
И буйства нет,
Никто не спорит,
Досада душу не берет,
С Кириллом Разумовским скоро
Сам титул гетмана уйдет.
 
 
Ликвидация сечи
У прошлого есть качества, объём:
Когда нам выгодно, мы к прошлому взываем,
Глотаем информацию «живьём»,
Что неприятно – просто забываем!
 

У западной границы Российской Федерации находится прибалтийское государство с названием «Литва». Когда-то оно пережило бурный период расцвета силы и значимости, раздвинув свои границы на юге до берегов Азовского и Чёрного морей, захватив земли Галиции и Волыни, Чёрную и Белую Русь, и стало называться «Великое княжество Литовское, Жемайтское и Русское». И об этом современные власти Литвы конечно не забыли, но прочь улетела память о том продолжительном периоде, когда Литва съеживаться стала, затем утратила свою государственность, правда, дважды возвращая её, когда Россию подвергали испытанию Красный Октябрь и распад Советского Союза. Впрочем, эта видимая только под микроскопом независимость, не даёт никакого права властям Латвии вести себя подобно болонке, трястись в неистовом запале, оскаливаясь и захлёбываясь пенной слюной, лая из подворотни на проходящего мимо ньюфаундленда. И всё-таки, следует напомнить всем, что силу, находящуюся в покое, во все времена уважали.

В какой-то мере не уважать позволительно тем, кто государственности никогда не имел, а научиться межгосударственному этикету в постоянных распрях в борьбе за власть было просто некогда, Научились воровать по-чёрному, не опасаясь быть пойманными, поскольку воровали все, в том числе и те, кто был обязан ловить воров и судить – и достаточно!. В этом даже шарм какой-то находили… Впрочем, воровать друг у друга учились, но генетически веками проверенное и закреплённое что-то из глубин прошлого приходило – предки малороссиян прекрасно владели всеми методами законного и незаконного обогащения. Почему-то законным считалось тогда ограбление с бою, хотя подлежащего ограблению в известность об этом не ставили, и к бою он не был готов…

Грамотные среди сечевиков были, а вот летописцев не было. Поэтому история Запорожской Сечи отсутствует. До нас дошли кое-какие документы, касающиеся казацких кладов, подобных тем, которые создавались по тематике – «флибустьеры»

 
Сечевики, идя в поход,
Добро свое скрывали —
В дупло, иль потаённый ход,
Иль просто зарывали…
 
 
Знак вырезали на коре:
Пусть это – конское копыто,
И вешка, если клад в норе,
Иль тряпочка прибита.
 
 
А, если попадали в плен,
Или в бою убиты,
Примету уничтожил тлен,
Иль просто позабыты…
 
 
Кто спрятал, сам тому не рад,
Не отыскать примету;
Тайник тот превратился в клад,
Канул с владельцем в Лету.
 

Правда, большинство казаков, вернувшись с добычей из похода, пускались в загул, быстро проматывая награбленное. Но находились и те, кто собирал на «чёрный день».

 
В Сечи давно так повелось,
Добро с собой не брали.
Когда добра был с «Гулькин нос»,
То просто пропивали.
 
 
Распорядилась жизнь сама,
Что кладов стало много,
Из-за добычи шла война,
А все живут под Богом…
 
 
Была у войска и казна,
За ней велась охота,
Припрятать, коль идет война —
Особая забота.
 
 
Для скарба лучше места нет,
Как опустить на дно.
Так поступали много лет,
Условие одно:
 
 
Чтоб не боялся скарб воды.
В реке искали мели,
И чуть приметные следы
Вели к заветной цели.
 
 
По скарбу названа река,
Иль скарб по ней назвали:
Не широка, не глубока —
Реку Скарботной звали.
 

Грамотные казаки оставляли письменного характера описания захоронения клада, иногда сопровождаемые долей казацкого юмора:

 
Жизнь вмешалась как-то в планы,
Был припрятан скарб под Бугом
Славным храбрым атаманом
По прозванью «Криводубом».
 
 
На берегу поставил крест
И ложную могилу.
Там дуб могучий рядом есть,
Вход в штольню завалил он.
 
 
Канава к тайнику ведет,
От дуба семь саженей,
Кто камень на пути свернёт,
Под ним найдёт ступени.
 
 
Огромный погреб, две двери…
Там скарб лежит навалом,
Ну, сколько хочешь набери,
Живи себе на славу.
 
 
Ведь не вернется атаман;
Он на чужбине с братом,
Отдали души небесам,
Нам весть, послав когда-то.
 
 
Я вам так много наболтал,
Пора и за работу.
Тот крест, могилу разыскал…
В напарники б кого-то?..
 

Представляю содержание реальных документов, которым я придал стихотворную форму:

Первый документ:

 
«Чи выше, чи ниже Переяслава,
Над Днепром, где он подковой,
Разыскать три нужно ясеня.
Там, где гребля есть Попова.
 
 
Чуть пониже гребли той,
Есть Бакай – болото,
Сруб дубовый, непростой,
Зелье с приворотом.
 
 
Над болотом тем верба,
Нет у ней вершины,
Денег будет два ведра,
Может, с половиной»
 
 
Второй документ:
«У Корсуне близ могилы,
Яр и лес там – «Литовщина»,
Люди нам наговорили,
Там панует бесовщина.
 
 
В яру колодец рубленный,
Чуть в сторонке растет ива,
Души в нём загубленные,
Чур, с нами крестная сила.
 
 
А у ивы стоит гроб из камня,
В том гробу серебро и золото,
Пуда три оно потянет,
Унесешь, если молод ты»
 

Разбойники по-разному действовали – всё зависело от характера местности.

В лесах разбойники образовывали ватаги, поскольку трудно, находясь меж деревьев и быстро передвигаясь, строй соблюдать… Иное дело на открытом пространстве – тут и строй следовало соблюдать и последовательность, а этого без дисциплины никак не выполнить. А на всё – время требовалось, да и место подходящее нужно было подыскать…

 
Когда возникла Сечь?
Да до сих пор не знают,
Так мало удалось сберечь,
Но часто поминают
 
 
Добром, ли злом, всё от того,
Восток ли это, Польша…
Здесь много делалось всего,
Могли бы сделать больше.
 
 
Народ не мирный, это так,
Но кто к ним ходит с миром?
Сроднился с саблею казак,
А мог сродниться с лирой.
 
 
Казак мог сеять и пахать,
(Он многое бы мог)
А приходилось воевать,
От быстроты зависеть ног
 
 
Коня – товарища родного,
Да от друзей, что были рядом;
Он истово молился Богу,
Не кичился своим нарядом.
 
 
Не ведал здесь он разносолов,
Была б горилка, огурец.
Ценили здесь и острослова,
Но самым ценным был боец.
 
 
Стрелки лихие и рубаки
Срезали на скаку лозу,
И выстрел меткий у казака,
Не показать в беде слезу.
 
 
Последним с другом поделиться,
Работать целый день веслом,
Не дать врагу пройти границу,
К нему отправиться послом.
 
 
Вести степенный разговор…
Врагом посажен может на кол,
Но на решения не скор,
При взрывах не бросался на пол.
 
 
А ремеслом была война,
Так часто приходилось биться,
В поступках Сечь была вольна,
Но с Юга стерегла границу.
 

Самым удобным местом для обучения разбою

оказались острова за порогами Днепра. И названо

было это место – «Запорожская Сечь».

 
В устьях Чертомлыка и Прогною,
Да над речкой Скарбною,
Не возникла Сечь сама собою,
А воздвигли люди храбрые.
 
 
Каждый житель здесь вооружен,
И с врагом готов любой сразиться,
В центре башня двадцати сажен,
В башне той построены бойницы.
 
 
Вал земли шести сажен вокруг,
Коши деревянные с землею,
Да дубовый и замшелый сруб,
Островки, прикрытые водою.
 
 
Для того, чтоб по воду ходить,
Восемь форток и опять бойницы,
Через фортки можно уходить,
В камышах надежно можно скрыться.
 

Лихой жизнью жила масса людей, находившихся в этом оазисе разгула, объединенных одной целью – грабить. Естественно никакой государственностью в Сечи и не попахивало… Порядок устанавливала казацкая старшина, приспосабливаясь к условиям, Кого грабить – им было все равно, поскольку единства национального состава здесь не было. И малороссы, и великороссы, и татары, и молдаване. Такой порядок веками длился, к нему привыкли… И вдруг всё кончилось!

Межгосударственных границ прежде не было, но все знали: на запад пойдешь – там Речь Посполитая находится, на юг – кони до Крыма доскачут, коим крымский хан заправляет. Спутала царица Екатерина Великая все карты казакам. На запад пойдешь на польские земли – а они теперь царице русской принадлежат; на юг – тоже идти нельзя, опять же, Крым тоже царице принадлежит… На чайках бы да с попутным ветерком по волнам морским к Стамбулу мчаться…. Нельзя! Оказывается, мирный договор между Россией и Турцией навеки заключен. Одним словом, оказались казаки вне привычных для них условий: вроде бы свободен, а путы невидимые крепко связывают.

 
Разбиты Турция и Крым,
И надобность в Сечи отпала.
Над ней клубится прах и дым,
Все надо начинать сначала…
 
 
Не по Днепру, не по Дону,
Построят все казаки сами,
И снова поведут войну
На Тереке и на Кубани.
 

Предки – малороссияне, в отличие от потомков – современных украинцев, были буйными, но в какой-то мере понятливыми и совестливыми. Они и предполагать не могли, что станут потомки малороссов через триста с лишком лет ругательствами заходиться в адрес Екатерины Второй, мир принесшей на земли исстрадавшейся Малороссии. Да, ограничивались возможности казачества, но совершалось это не из желания нанести вред «украинцам», живущим в конце XX века и вступившим в XXI век. Потому предки, будучи вооруженными, привыкшие к трудностям и частым битвам, ропотом отдельных казаков и ограничились.

 
Не отмахнуться, не сбежать,
Учитывать просчёты надо.
Рок надо мягко провожать,
Вздохнувши от досады.
 

Великая степь с богатыми плодородными землями, протянувшаяся от современного Днепропетровска до северных берегов Азовского и Чёрного морей, рук пахарей ждала. Около двух миллионов крестьян по указу из Петербурга были прикреплены к земле. И опять же бунтов не было…. Хотя национально «свидомые» и по этому поводу разражаются проклятиями в адрес Великой императрицы. Им, наверное, хотелось, чтобы смута тогда великая пришла, с кровью и самозахватами земли. Но не заметили в угаре национальной сверхзначимости того, что российская императрица изменила только форму того, что уже многие годы существовало до неё, а не сущность.. И до неё «свободные» обогащали казацкую старшину и польских магнатов, хотя крепостного права в Польше того времени не было.

Каждый крестьянин мог уйти от пана, Создавалась иллюзия свободы… Но уход от пана означал полную потерю имущества и даже личной свободы, потому что свобода ограничивалась системой жестких налогов. Парадокс, отсутствие крепостного права обрекало крестьянина на полное бесправие. Шляхтичи, привыкшие к праздной жизни в мирное время, функцию контроля за производственной деятельностью переложили на евреев, которые ссужали деньгами шляхтичей. Налогами было обложено все: земли, водоемы, охотничьи угодья, сенокосы и даже православные церкви. Побойтесь Бога, украинские русофобы, говоря о закабалении казаков русскими. Не стоит ставить знак равенства между казаками и крестьянами. казаки презирали крестьян и не прочь были, при случае, пограбить их. Хлеборобы же казаков любили ничуть не больше, чем татар. Казаки в большинстве своем от действи1 русского правительства не пострадали.