Текст книги "История Войска Донского. Картины былого Тихого Дона"

46. Основание города Новочеркасска. 1805 год

Об основании Новочеркасска казачье преданье говорит, что Платов рассердился на казаков и поставил им главный город «на горе – на го́ре».

Атаман Платов долго думал и выбирал место, где бы поставить новый город. Сначала хотели оставить город на старом его месте, но построить кругом насыпь и поднять город. Потом хотели прорыть вокруг Черкасска каналы, в которые вода могла бы уходить. Но исполнение этих громадных земляных работ требовало денег, времени и большого числа рабочих. В 1802 году в Черкасск был прислан инженерный подполковник де-Романо, который и принялся было за очистку и перестройку Черкасска. Первым делом в городе засыпаны были два вонючих озера. Однако жители этим не остались довольны: им пришлось далеко носить нечистоты и негде было откармливать уток. Де-Романо составил новый план города, и согласно этого плана жителям нужно было переносить их дома. Но казаки неохотно исполняли эту работу и сходили с насиженных мест. В то же время и расчистка гирл донских стоила дорого и подвигалась медленно. Тогда Платов решил избрать для города совершенно новое место, построить там все казенные здания и побудить жителей переселиться туда. Государь одобрил решение атамана, и в 1804 году для выбора места и разбивки улиц и площадей был прислан из Петербурга инженерный генерал де-Волант. От войска было выбрано 12 депутатов с самим Платовым во главе.

Закладка первого собора и города Новочеркасска в 1805 г. Картина художника Ив. Петрова

Подходящими местами для города были признаны: Аксайская станица, Черкасские горы, Бирючий кут, на Красном Яру, выше Кривянской станицы и Манычская станица. Много было споров из-за того, какое место избрать. Особенно Аксайская станица всем нравилась. Место красивое и удобное. Высокая, просторная гора полого спускается к Дону, за Доном обширный луг с лесом, озерами и речками. Дон здесь широк и глубок. Переселение удобное, дома и имущество можно сплавить водой на плотах и на баржах…

Но… место было выбрано на Черкасских горах при слиянии двух маленьких речек: Тузлова и Аксая. План нового города был утвержден государем 31 декабря 1804 года. Наименование ему дано: Новый Черкасск.

Весной 1805 года закипала работа по разбивке улиц и постройке казенных зданий. В Усть-Бело-Калитвенской станице добывали серый камень и сплавляли его по Донцу и Дону в Аксай. Везли лес, железо, щебень, песок. Тысячи казенных рабочих из донских крестьян, сотни мастеров – землемеров, каменщиков, плотников, садовников и землекопов руководили работами. Платов разбивал город по образцу лучших, виденных им в походах городов. Широкие прямые улицы с бульварами, большие сады, всюду деревья – все это делалось, как за границей. Улицы перекрещивались под прямыми углами, оставлены были большие места для площадей. Не вина Платова, что город не разросся так, как он предполагал, что вместо больших многоэтажных домов, какие он видал в Петербург и Варшаве, стали маленькие домики, которые свободно обвевает холодной зимой и знойным летом степной ветер…

За исполнением работ по плану наблюдали: инженерный капитан Ефимов и войсковой строитель Бельтрами. В апреле месяце из станиц Заплавской, Грушевской и Кривянской были потребованы плуги и проложены бороздами места улиц. Места домов обозначены были кольями.

18 мая 1805 года, в день праздника Вознесенья Господня, назначена была закладка города. К этому дню собрались к месту закладки станичные атаманы и все служилые казаки окрестных станиц. Все генералы, штаб и обер-офицеры, боле 30 станиц со своими знаменами прибыли к месту закладки. По совершении молебствия у временной деревянной часовни с колокольней, все присутствующее торжественным крестным ходом прошли к тому месту, где теперь стоит новый собор, и здесь совершилась торжественная его закладка. В нарочно изготовленный к этому дню кирпичный ящик войсковой атаман Платов и епископ воронежский и черкасский вложили серебряную доску с надписью:

«Город войска Донского, именуемый новый Черкасск, основан в царствование Государя Императора и Самодержца Всероссийского Александра Первого, лета от Рождества Христова 1805 года, мая 18 дня, который до сего существовал двести тридцать пять лет при береге Дона на острове, от сего места прямо на юг, расстоянием в двадцати верстах, под названием Черкасска». На обороте доски был изображен герб войска Донского. После закладки собора заложили церковь во имя св. Александра Невского, гостиный двор, войсковую канцелярию и гимназию.

По окончании закладки и благодарственного молебствия, при котором стреляли из пушек и ружей, было устроено народное гулянье. По всему Задонью зажгли костры, всюду горела иллюминация, и у бочек с вином гуляли казаки.

Но туго заселялся Новочеркасск. За водой жителям приходилось ездить к Аксаю по крутой горе. Неохотно селились казаки на новом месте и, если бы не суровые приказы атамана, новый город никогда бы не устроился.

В следующем, 1806 году, 9 мая, с громадной торжественностью совершился переезд войсковой канцелярии с войсковыми регалиями и знаменами из Черкасска в новой город. К этому дню Платов приказал всем станичным атаманам станиц, от Грушевской и Мелеховской до Кочетовской и всех Донецких, выслать в Черкасск служилых казаков и выростков, конными с вооружением и при станичных знаменах. Казаки эти поступили в распоряжение полковника Слюсарева. С остальных станиц должно было прибыть по три старика и по три выростка от 13 до 16 лет, чтобы они запомнили это торжество и передали бы память о нем своим детям.

А торжество было великое. Казаков собралось несколько десятков тысяч. В лучших одеждах, одни в голубых Екатерининских кафтанах, другие в новых чекменях темно-синего цвета с алым прибором, кто в высоких бараньих шапках, кто в новых блестящих киверах, на конях и пешие, с пестрыми станичными знаменами съехались донцы со всего Дона. Беззубые, старые, седобородые старики и мальчики с пухлыми, розовыми щеками и черными кудрями, генералы в орденах и звездах с большими портретами матушки Екатерины на груди и юные хорунжие – все были тут.

Раздался благовест Старочеркасского собора. Печальным показался звук старого колокола. Обнажили головы старочеркассцы, глубоко вздохнули и перекрестились. «Прощай, наша древняя столица, город Черкасск! Много крови отцов и дедов пролито под твоими стенами. Прощай, батюшка тихий Дон, и ты, Монастырское! Прощайте вы, свидетели славных битв и подвигов донского казачества, святые знамена и жалованные Российскими государями клейноды и грамоты! Не увидите вы уже больше древнего черкасского собора!»… Так прощались черкассцы со своим старым городом!

Войсковая канцелярия в Новочеркасске

По отслужении божественной литургии и молебствия, при громе 51 выстрела, атаман, сопровождаемый регалиями, чиновниками, духовенством и казаками, медленно пошел к пристаням. Там уже были приготовлены суда. Торжественно, с пушечной пальбой, тронулись лодки. Впереди знамена, духовенство, регалии, потом атаман, генералы и офицеры, за ними Старочеркасские станицы и станицы Бесергеневская, Заплавская, Маноцкая, Багаевская, Александровская, Гниловская и Аксайская, потом шли лодки с директором гимназии и учениками ее и приходское училище.

Чудная погода была в этот майский день. Среди цветущей степи, по голубой ленте тихого Дона медленно шли разукрашенные ладьи. Проходя мимо Аннинской крепости, с лодок станиц стреляли из ружей, а из крепости грянул 31 пушечный выстрел. По широко разлившемуся Дону разносилось мирное и торжественное пение молебнов. Когда суда стали приближаться к Новочеркасску, с гор нового города загремели пушечные выстрелы полевой артиллерии. У особо построенной пристани начали причаливать лодки с регалиями, атаманом и станицами.

Гауптвахта в Новочеркасске и старое здание войсковой канцелярии

В том же порядке, в торжественном шествии, атаман прошел по Крещенской улице к месту будущего собора. Там был отслужен молебен, и затем по нынешнему Платовскому проспекту, уставленному рядами войск, прошли к войсковой канцелярии, помещавшейся против нынешнего донского музея, и там сложили знамена и регалии.

На другой день был войсковой круг. После него было угощение для казаков, разные игры, вызваны были и песенники. За убранными всяким жареным столами, уставленными вином,

 
Бойцы вспоминали минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
 

В 7 часов вечера, 10 мая, на особом поле за городом состоялись первые скачки в г. Новочеркасске. Участвовало в них 500 казаков. Скакали семь верст со многими препятствиями: плетнями, валами, канавами и оврагами. Пришедший первым получил большую серебряную, вызолоченную кружку с надписью: «Победителю скачки месяца мая 9 дня 1806 года». Второй и третий получили такие же серебряные стаканы, а «в утешение последних, чтобы знать о доброте их коней», им было предложено хорошее угощение «с выпивкой и заедкой».

После скачек, окончившихся с захождением солнца, атаман и все чины возвратились в новый городок к атаманской ставке. Там угощение и песни шли далеко за полночь…

Невеселый вид имел Новочеркасск в первые годы своего существования. Теперешний Платовский проспект представлял из себя пустыню: маленькие лавчонки, два-три дома побольше, раскинутых один от другого на сотни сажен, немощеная улица и там и сям груды мусора. Вдали темнела груда камней – основание будущего собора; стояло двухэтажное здание войсковой канцелярии, да еще выделялся большой дом с колоннами и огромным балконом Семена Курнакова. Дом Платова был небольшой, но уютный, с большим двором, среди которого был насыпной курган и на нем беседка. Больше ничего не было в этом городе. Начал он отстраиваться уже позже, после того, как стали возвращаться с войны с французами усыпанные орденами, покрытые славой и ранами герои Отечественной войны, и главный ее герой атаман Платов поселился на постоянное жительство в свой Новочеркасск.

47. Донской казачий полк во время Суворовских походов

Казачьи полки в это время собирались всего за несколько месяцев до начала похода. Являлся указ войсковому атаману от военной коллегии о сборе известного числа полков, и тогда атаман рассылал наряд по станицам. Состав донского казачьего полка был приблизительно одинаков.

Полковник. . . . . . . 1

Есаулов (сотенных командиров). . . 5

Сотников (субалтерн-офицеров). . . 5

Хорунжих. . . . . . . 5

Квартермистр. . . . . . . 1

Писарь. . . . . . . . 1

Казаков. . . . . . . 483

Всего. . . . . . . . 501

Офицеры, или, как тогда говорили, чиновники, и казаки содержания не получали, но, пользуясь земельными льготами и свободой от податей, обязаны были, по первому требованию, явиться на коне и с оружием: шашкой, дротиком, ружьем и иногда пистолетом, и по форме одетые. По указу 4 декабря 1779 года, во время отдаления казаков на службу от дома более чем на 100 верст, они получали жалованье в размере:

Полковнику. . . . 300 р. в месяц

Есаулам, сотникам и хорунжим. . . 50

Полковому писарю. . . . . . 30

Казакам. . . . . . . . 1

Кроме того, всем полагался месячный провиант и фураж на их собственных лошадей; полковникам – на восемь, старшинам – на три и казакам на две лошади каждому.

Полк собирался, распределялся на сотни, самым простым и чисто товарищеским способом.

Получив предписание военной коллегии, атаман выбирал из числа богатых и известных ему казаков полковых командиров. Лицам этим давалось предписание о сборе полка своего имени. В предписании указывались станицы, из которых должны быть выбраны люди на службу, и давалось несколько мундиров для образца и сукно на все число людей полка, седельные щепы, кожи, ремни и все необходимое для поделки снаряжения и человек 50 казаков опытных для обучения.

Проводы казака на службу

Полковой командир был хозяином и создателем своего полка. Ему только указывался срок, 4–6 месяцев, к которому полк должен быть обучен, в остальные распоряжения его не вмешивались.

Большая часть времени уходила на устройство полкового хозяйства, обозов, на выездку и усмирение лошадей; только самые последние дни можно было посвятить на занятие «экзерцированием» или «наездничаньем». Казаки строили лаву и потом снова собирались в кучу за начальником, скакали через рвы, нарочно для того вырытые, и джигитовали. Большего и не требовалось.

Полковой командир делал представления о производстве в офицерские чины, ставил урядников. Он писал устав строевой и гарнизонной службы на основании или личного опыта, если он был пожилой человек, или советов бывалых товарищей, если он был молод, – в 19 лет тогда уже командовали полками. Командир полка был всегда грамотен, были даже командиры, знавшие иностранные языки. В бою он управлял строем, но ввиду своеобразности действий казаков, распоряжавшихся вполне самостоятельно, он сам нередко рубил и колол наравне с казаками, а иногда даже отменял свои приказания по просьбе более старых, бывалых и опытных казаков, позволял сдерживать и поправлять себя. В бою полковой командир указывал цель боя, предоставляя способ действия самим казакам.

Офицеры полка были старшие товарищи, назначенные полковым командиром из среды казаков же и утвержденные за свои подвиги в офицерском звании. Воспитанные так же, как и казаки, так же, как они, полуграмотные, они ничем не выделялись из фронта, кроме своих эполет да более богатой одеждой. Офицеры представлялись к награждению, не всегда держась старшинства, а за храбрость и распорядительность в бою. Разницы между офицером и казаком не было. Всякий казак мог дослужиться до офицера. Офицер не чуждался общества казаков, проводил время в их кругу, принимал участие в их играх. Уже в 1828 году на походе из Турции полковой командир одного из казачьих полков заметил, что люди заскучали. Приказано было дать водки, потом затеяли игры, между прочим чехарду. Офицеры полка играли наряду с казаками, причем не только сами прыгали через казаков, но и казакам давали прыгать через себя. Образование в те отдаленные времена на Дону получить было трудно. Платов, считавшийся образованным человеком, писал весьма безграмотно. Сметка выручала офицера, как выручала и казака. В Итальянский поход Суворова Денисову на его полк были розданы карты. Денисов находился в сильном смущении, так как, по откровенному его признанию, не только казаки, но и офицеры не умели читать топографических знаков и не все разбирали названия на немецком языке. Однако он сумел вывернуться. Офицеры запоминали наружный вид всякого селенья, моста и т. п., а австрийцы находили уже, что было нужно. То же самое, к удивлению австрийцев, проделывали и простые казаки. В строю офицер был впереди и, сидя на лучшей лошади, был примером казакам и одной из тех маток улья, за которыми следует рой.

Урядники и казаки друг от друга мало отличались. Урядник ездил на ординарцы к более высокопоставленным лицам, водил разъезды, был старшим на заставе или на пропускном посту; по большей части это был служилый казак, живой устав полевой службы и первый воспитатель молодого казака. Рассказами своими во время длинных переходов, бессонных ночей в карауле он обучал казака всему, что ему было нужно узнать на войне.

Воин по рождению и по воспитаннию, казак с детства приучался думать и чувствовать по-военному. Сын, внук и правнук служилого казака, он ребенком – уже был казаком. Мальчики семи, восьми лет бесстрашно скакали по степи, без седла, на полудиких конях, знали, какая лошадь молодая и какая старая, знали качества и недостатки каждой лошади. Зимой, построив из снега городок, они вооружались снежками, одни нападали, другие обороняли свое укрепление. По праздникам, после обедни, молодежь, а нередко и старые казаки бились на кулачки, ходили стена на стену, играли в игры, доставали на всем скаку платки и монеты, стреляли в цель и рубили столбики и ветки. Бывалые казаки давали наставления, рассказывали случаи из своей жизни; офицер, живущий в станице, вмешивался в круг казаков, где все были с ним ровня, называли его по имени и отчеству, где и он и казаки чувствовали себя совершенно равными. «Кордоны», «авангард», «позиция» – все это были знакомые молодежи слова – их понимали даже казаки. Молодые казаки видели, каким почетом окружены урядники и, особенно, «кавалеры», и, придя на службу, их мечтой было заслужить галуны. Пришедшие со службы казаки рассказывали про свою службу и про службу товарищей-одностаничников, и понятно, что казакам желательно было, чтобы рассказы были в их пользу. С древнейших времен установившийся взгляд на службу, как на нечто прибыльное, сохранился даже и теперь, а тогда, во времена завоевательных войн императрицы Екатерины Великой, вернуться домой без маленькой добычи, без лишнего платка или мониста для молодой жены было не принято. Вследствие этого-то казак хватал и прятал в свою суму все, что ему под руку попадалось: склянку, старую подкову, костяную пуговицу, изломанный железный подсвечник, одним словом, весь тот скарб, от которого отказывались хозяева его двора. Но, чтобы казак был вор – до этого далеко. Во всех войнах казак был честным, храбрым и сметливым воином.

Казаки почти всегда выступали о-дву-конь, причем на второго навьючивалось кое-что из «домашности» и могущая достаться казакам добыча. Тогда Дон славился лошадьми. Терпеливая и покорная, но строгая, в то же время быстрая и увертливая казачья лошадь неизменно служила своему хозяину.

Обмундирование казаков было разнообразно. Хотя и полагалось казенное сукно, но его не всегда хватало и его берегли для смотра. В походе казак носил домашнюю куртку форменного покроя, или длиннополый зипун, или чекмень, или шинель регулярного образца. Рядом с кивером-ведром виднелась баранья шапка-папаха. Только офицеры и казаки полков, близко стоящих к атаману, одевались по форме, все остальные были одеты как сумел смастерить им мундиры станичный портной, а то и рукодельница-жена. Но вообще казак был одет свободно, так, чтобы мог действовать как верхом, так и пешком. Разнообразная и свободная одежда казаков возбуждала насмешки регулярных чинов, но возбуждала и зависть. «Для полезного действия пикой, – писал князь Багратион, – надобно быть одетым как можно легче и удобнее, без затяжки и натяжки, одетым как наши бесцеремонные казаки».

Вооружение тоже не отличалось однообразием. Казак на станичном рынке покупал все нужное для похода. Бедный приобретал шашку и ружье подешевле, или выходил с дедовским, у турка отбитым, кривым ятаганом, богатый покупал шашку доброй стали, украшал эфес и ножны золотом и серебром. Пика или дротик были разной длины и веса по руке, у одних были только ружья, другие приобретали пистолеты. Относительно ружей, ввиду крайнего разнообразия этой части вооружения, доходившей до того, что были ружья, стрелявшие при помощи фитиля, не говоря уже о полном разнообразии калибров, генерал-лейтенант Платов, атаман войска Донского, просил позволить сделать, подрядом из суммы войсковой, однокалиберные ружья по образцу казачьему на тульском заводе, для снабжения казаков, наряженных в поход, с вычетом из жалованья казаков в треть по 1 рублю, да из фуража, который им полагается на вьючную лошадь не в натуре, но деньгами, пятой части.

Седла были казачьего образца, с суконной или кожаной подушкой, в которую укладывались кое-какие вещи казачьего обихода.

Какой же строй, какие команды мог иметь полк без устава, без обученных начальников, без установленных команд и сигналов? Собравшись, все люди полка были заняты выездкой диких и весьма злых лошадей, приготовлением седел, шитьем мундиров, заготовкой военного обихода. На ученье оборотам «казачьей службы, на хитрые шермиции»[33]33
  Шермиции　– маневры.


[Закрыть], подобные регулярным, оставалось весьма мало времени. Прохождение «словесности», порядка караульной службы, аванпостной и разъездной не было вовсе.

А между тем, когда казаки стояли в передовой цепи, отряд спал спокойно. Ребенком, малолеткой, казак уже кое-что слыхал от служилых казаков, но главное свое образование, свою сметку и всю «словесность», которую в солдатских частях учили наизусть, казак шутя проходил во время скучных походных движений. Передвижение полка с Дона на линию или в какой-либо город, или к армии для военных действий, были лучшей и полезнейшей школой для казака.

Казаки к армии отправлялись звеньями, т. е. по частям и по разным дорогам. Обыкновенно полковник, собрав свой полк, говорил, что к такому-то числу казакам быть там-то. «Смотри, ребята, – говорил командир полка, – веди себя хорошо, как того требует служба и честь казачья, а коли ежели что, никак либо что, али там что-либо того – запорю! как Бог свят, запорю, не погляжу, на ком какая регалия. Ну, с Богом, ступай!» И полки шли и шли. Длинна бывала дорога. Приходилось донцам и голодать, и терпеть всякие лишения. Опытные и бывалые урядники дорогой учили молодежь военной хитрости и смекалке. Голод учил их, как обращаться с жителями: где брали силком, где хитрецой, где просьбой, а где и покупали на взятые из дома деньги. Всего полка деревня не прокормит, а десять, пятнадцать человек она с удовольствием примет. И полки шли частями от селенья до селенья, делая в день по 40 и более верст. По свойственному русским людям гостеприимству, казака везде радушно принимали в хату, кормили и слушали его замысловатые рассказы про горы «высоченные и страшенные», что довелось им проходить, про горы «игольные и сахарные», откуда сыплются иглы и добывается сахар, про белую Арапию и двухголовых людей, про колдунов и чертей… или про вурдалаков и упырей, которых в Молдавии встречали, про покойников и еретиков, которых земля не принимает… И разинут рты простоватые хохлы, слушая вранье казака, а тот знай себе уплетает или галушки с салом, или вареники со сметаной и еще с большей охотой несет всякую чушь своим темным слушателям.

– А може, пан козаче и самого биса бачив? – полюбопытствует какой-либо хохол, пользуясь тем временем, когда рассказчик прожевывает огромный вареник, больше его ладони.

– А то и не бачил? Бачил сколько раз и за рога его таскал.

– А який же вин будэ?

– А вроде человека, только на голове рога и ноги козьи; на шее грива и по спине длинная шерсть и перья… пуза голая.

– Ось який страшенный! – удивляются хохлы.

– А може, пан козаче и на войне був? – любопытствуют хохлы.

– Как не быть, был. Всю жизнь воевал.

– А и пули бачив? из рушныци стрыляв?

– Как не стрелять, стрелял. И пикой колол, и шашкой рубил. Чик – и голова летит. А пули, что пчелы: жи, жи… так мимо головы и летят.

– Борони Боже, як в око попадэ! – крестится и шепчет хохлушка, стоя у припечка с ухватом, готовая ко всяким услугам такому необыкновенному воину, что и чертей за рога таскал, и головы рубил, даже и пуль не боится.

А казак давно сыт по горло; он уже спрятал за голенище ложку, которой ел галушки, высыпал уже в кормушку для коня целый четверик овса, что хохол приготовил для посева.

Прибыв на место службы, полк нередко попадал в передовую часть, прямо в бой.

В бою казаки действовали лавой.

Лава не есть строй, но самобытный казачий способ воевать. Лава сегодня строилась так, а завтра уже иначе, в зависимости от цели ее – атаковать или заманивать, и от желания командира полка; команд в ней не было, сигналы заменялись свистом, лаем, особым криком.

В то время как солдатские полки имели развернутый строй, как первоначальное построение и строй для атаки, колонны маневренные и походные, сомкнутые и разомкнутые справа и слева, рассыпной строй, управлялись командами и сигналами, казаки не имели никакого строя.

Полк становился кучей или кучами посотенно. Было много места по фронту – куча походила на развернутый строй, мало – на колонну. Каждый казак искал своего урядника-одностаничника и пристраивался к нему, а урядник имел в виду своего хорунжего или сотника, и все следили за сотенным командиром и станичным или полковым знаменем. Доносили передовые разъезды о приближении неприятеля – полковой командир созывал к себе сотенных и говорил им, как он думает атаковать или заманить на сзади находящееся подкрепление; говорил, с чего начнут, кому и как стрелять, с коня или спешившись; объяснял им те знаки, которые он будет подавать. Сотенные рассказывали младшим офицерам, младшие – всем казакам. Иногда после этого объяснения, в виду уже неприятеля, командир полка говорил казакам при распущенных знаменах слово и просил их убедительно, чтобы храбро атаковали неприятеля и не устыдили бы своего начальника. Казаки в один голос отвечали, что умрут или составят славу полку и войску!

Разъехавшись на протяжении двух верст, казаки не могли слышать команды своего командира, да и сотенные были далеко. Управление было немое. Казаки непрестанно следили за своими офицерами, как рой за маткой, и все повороты, перемена аллюра, самая атака происходили по немому знаку шашкой, рукой или движением лошади. Пускай, например, лава заняла две версты, тут и топкий ручей, и маленький овраг; казаки хотят «заманить» неприятеля на стоящую в четырех верстах и прикрытую скатом, поросшим мелким кустарником, пехоту и артиллерию. Лава наступает шагом. Дойдя до ручейка, все всадники, которым придется через него переходить, по знаку своего начальника «падают» с лошадей, которых отдают одному, двум, становящимся скрыто сзади; затем примащиваются со своими ружьями сзади ручья и ждут. Соседи, пройдя ручей, сейчас же затягивают его место, и лава продолжает свое движение. Дойдя до овражка, шагов за триста, часть казаков останавливается и смыкается в кучу, наподобие развернутого строя. После этого лава становится жиже, но протяжение ее остается то же. Теперь начинается решительное и задорное наступление. Если неприятельская конница не обращает внимания на казаков, казаки стреляют с коня чуть не в упор, наскакивают на нее на расстоянии пистолетного выстрела, но лишь только она вышлет один, два взвода для отогнания дерзких всадников, лава подается назад, фланговые взводы сгущаются и с гиком с боков и с тыла несутся на преследователей. Наконец, это «наездничанье» лавой надоедает неприятелю. Он высылает большую часть, полк или два, для наказания казаков. Тогда, уходя, казаки собираются, как раз в две кучи, из которых одна несется прямо к ручью, другая имеет направление на овраг. В 20-ти, 30-ти шагах от препятствия казаки в каждой куче быстро поворачиваются направо и налево и обходят препятствие. Сомкнутые, стройные, увлекшиеся преследованием, эскадроны не могут так скоро изменить направления атаки и одни вязнут и тонут в ручье под выстрелами спешенных казаков, другие, по переходе через овраг, сильно расстроенные атакованы засадой. В то же время и лава уже повернула назад и ударила с флангов и с тыла. Неприятель отходит, высылает более значительные части, и его снова заманивают на уже более сильную пехотную или артиллерийскую засаду. Для таких действий ни команд, ни сигналов не было нужно. Каждый казак должен был понимать, что ему нужно делать. Командир полка и офицеры кричали иногда: «братцы – вперед!», или: «станичники – увиливай!»

Если полков было несколько, то строили лаву, а когда для этого не хватало места, то оставшиеся становились сзади и бывали в засаде, на которую нужно заманивать.

Лава действовала еще и «вентерем». «Вентерем» называется рыболовная сеть, натянутая на ряд уменьшающихся обручей и оканчивающаяся мешком. Рыба, обманутая первоначальным простором, в конце концов оказывается замкнутой в тесном пространстве, где не имеет возможности повернуться. Подобно этому, казаки придумали: на местности пересеченной, с несколькими тесными проходами, заманивать неприятеля в засаду и в ней приканчивать с ним, или избивая, или беря в плен. Лава применялась на местности ровной, открытой, где было место развернуться, вентер – на местности пересеченной, где можно было сделать засаду.

Других построений казаки не знали. Там, где нельзя было работать пикой и шашкой на коне, казаки спешивались, и винтовкой владели не хуже, чем пикой. Спешивалась обыкновенно целая сотня, оставляя лошадей сбатованными за полком. Имея свою артиллерию, казаки умели превосходно прикрывать ее, и не было случая, чтобы хотя одно донское орудие попало в руки неприятеля.

Порядок службы в сторожевой цепи весь был основан на секретах, на подслушивании и выглядывании одиночных всадников. Нередко передовая застава, расседлав коней, крепко спала. За нее не спит часовой, притаившись лежащий с односумом-товарищем «на курганчике» и зорко глядящий на все стороны; за нее не спит и тот любитель-казак, что за две версты ушел и залег в укромном местечке; наконец, не спит далеко вперед с офицером убежавшая партия… Стоит только появиться неприятелю – сделает «выпал» секрет, подхватит часовой, и в несколько минут застава, совсем готовая, подкрепленная сном, бежит навстречу противнику.

В партиях казаку было гораздо труднее, ездили почти всегда без карт, а время определяли «по солнышку». Часы, по бедности, немногие и офицеры имели.

Так составлялся, служил и работал в походе и в бою донской казачий полк. Успех побед казачьих заключался в том, что и отец, и мать, и дед любовно снаряжали сына на военную службу. Они говорили ему о чести быть воином, внушали быть храбрым. Казак в бою, на чужой стороне, всегда помнил Дон. Помнил, как провожала семья, весь хутор, вся станица его на службу, что говорил ему отец. А провожали так, как поется в этой прекрасной песне:

 
Конь боевой с походным вьюком
У церкви ржет – кого-то ждет.
В ограде бабка плачет с внуком,
Молодка возле слезы льет.
 
 
А из дверей святого храма
Казак в доспехах боевых
Идет к коню, из церкви прямо.
С отцом, в кругу своих родных.
 
 
Жена коня подводит мужу,
Племянник пику подает.
«Вот – говорит отец – послушай
Моих речей ты наперед.
 
 
Мы послужили Государю,
Теперь тебе черед служить.
Ну, поцелуй же женку Варю,
И Бог тебя благословит!
 
 
И да пошлет тебе Он силы
Долг службы свято соблюдать,
Служить, как мы Царю служили,
И славу рода поддержать.
 
 
Иди туда, куда укажут
Господь, начальство и черед,
Когда же в бой лететь прикажут,
Благословясь ступай вперед!..
Но ни в бою, ни перед боем
Ты не бранися, не ругай;
Будь христианин и пред боем
Крестом себя ты осеняй…
 
 
Коня даю тебе лихого,
Он добровит был у меня,
Он твоего отца седого
Носил в огонь и из огня.
 
 
А добрый конь – все наше счастье,
И честь, и слава казака,
Он нужен в счастье и в напастьи,
И за врагом, и на врага!
 
 
Конь боевой всего дороже,
И ты, мой сын, им дорожи;
И лучше сам ты ешь поплоше,
А лошадь в холе содержи!
 
 
Тот колет пикою ловчее,
И в деле тот и молодец,
Кому коня добыл добрее
Дед, прадед, дядя иль отец
 
 
А вот и пика родовая,
Подруга славы и побед,
И наша шашка боевая –
С ней бился я и бился дед!
 
 
Исправен будь! И старших слушай,
Найди товарища себе.
Живите с ним душа вы в душу,
Клянитесь выручить в беде!..
 
 
Куда придешь – ты, первым делом,
Разведай все, – до пустяка.
Где тракт какой, кто есть, примером,
Где лес, где села, где река.
 
 
Тогда ты свой в чужой сторонке,
И командирам ты рука!
Ведь ловкость, сметка да сноровка: –
Весь капитал у казака!..[34]34
  Из стихотворений донского казака А. Туроверова.


[Закрыть]