Текст книги "История Войска Донского. Картины былого Тихого Дона"

59. «Положение о войске Донском». 1835 год

На место графа Платова войсковым наказным атаманом был назначен генерал-лейтенант Адриан Карпович Денисов. Вся его долгая жизнь прошла в походах. Молодым человеком, но уже командиром полка, он штурмовал с Суворовым Измаил, сделал с Суворовым и Итальянский поход и с казаками переходил через Альпы. Во время Отечественной войны он оставался на Дону и готовил поголовное ополчение войска Донского. «Распустивши ясных соколов, донских казаков», он объезжал станицы казачьи, посещал семьи простых казаков, и много повидал он казачьего горя. Сильно страдали казаки от того, что не было ясно определенного закона о их службе, о наделе их землями. Одни станицы страдали от малоземелья, в других земли было слишком много, не хватало работников. Всюду царил произвол. Среди казаков жили крестьяне, выведенные из России помещиками-казаками. Помещики-казаки тоже – одни имели так много крестьян, что их некуда было селить, у других некому было обрабатывать землю. И сами крестьяне не знали – останутся они просто крестьянами, или их будут обращать в казаков. Нужно было составить обо всем этом точные законы, написать «положение о службе войска Донского». Сделавшись атаманом, Адриан Карпович Денисов стал усиленно хлопотать об устройстве такого положения.

Войсковой атаман войска Донского Адриан Карпович Денисов

В 1818 году, первый раз после императора Петра Великого, Дон удостоился царского посещения. 23-го мая государь император Александр I Павлович прибыл в город Новочеркасск. Государь прямо проехал к собору, где отслужил молебен. Вечером государь изволил быть на балу, данном в доме генерала Курнакова донским дворянством. Ночевать государь император изволил в доме генерал-лейтенанта Николая Васильевича Иловайского, и на другой день, 24-го мая, государь посетил госпиталь, аптеку, острог и новый собор. Вечером 24-го мая государь изволил отбыть из города Новочеркасска. Второй раз донцы удостоились счастья увидеть своего государя в 1825 году, перед его кончиной. Государь проезжал чрез Новочеркасск и Старочеркасскую станицу в Таганрог. Император Александр I скончался в г. Таганроге. У гроба его держали караул лейб-казаки и атаманцы. Лейб-казаки сопровождали и тело своего государя, которого они защитили под Лейпцигом, до самого Петербурга. Донцы во время войн много раз видали государя. Весть о его смерти быстро пронеслась по тихому Дону, и сложилась у казаков об этом песня-сказание:

 
Ты наш батюшка светел месяц!
Ты светишь не по старому, а по новому!
Покрывали тебя тучи грозные, непогожие!
Как у нас было на святой Руси,
В кременной Москве, в соборе
Митревском,
Как ударили в большой колокол, –
Православный Царь Александр
преставился!
Как и сделали ему кипарисный гроб,
Обили его золотою парчой,
На часах стоит млад донской казак.
Расступись, мать сырая земля!
Расколись ты, дубовая доска!
Ты встань, проснись, православный Царь,
Государь ты наш, Александр Павлович!
Погляди, посмотри свои войска Донские,
Они в строю стоят, обучаются,
Они делают не по старому,
а по новому!
 

В бытность государя Александра Павловича на Дону в 1818 году, атаман Денисов переговорил с ним о необходимости издать Положение о войске Донском. В 1819 году для этого был назначен особый комитет. Делами этого комитета должен был заведовать присланный от государя генерал-адъютант Чернышев, от его имени и комитет этот получил название Чернышевского.

Генерал Чернышев начал внимательно изучать жизнь донских казаков и вместе с донскими генералами Карповым, Черевковым, полковником Андрияновым, подполковником Шамшевым и статским советником Болгарским составлять «Положение о внутреннем и военном управлении войска Донского».

Войсковой атаман войска Донского Алексей Васильевич Иловайский. 1821–1826 гг.

В 1821 году атаман Денисов попал в опалу, некоторое время лишен был права выезда из Новочеркасска и сдал должность войскового наказного атамана Алексею Васильевичу Иловайскому.

Алексей Васильевич Иловайский очень заботился о том, чтобы в Новочеркасске стало сносно жить. Он начал устраивать в Новочеркасске вечерние собрания с танцами и сам часто бывал на вечерах у новочеркасских жителей. При нем в Новочеркасске начались театральные представления и начали мостить улицы. Ездил атаман тогда по городу весьма торжественно. Впереди скакал обыкновенно полицеймейстер, а сзади взвод Атаманского полка.

С 1826 года по 1827 год атаманом был Иван Андрианович Андрианов, а с 1827 по 1836 год – Дмитрий Ефимович Кутейников. При атамане Кутейникове, 2 октября 1827 года, государь император, во всемилостивейшем внимании к заслугам Донского войска, соизволил изъявить новое Высочайшее благоволение свое – назначением Его Императорского Высочества Наследника, великого князя Александра Николаевича Атаманом всех казачьих войск, в том числе и главного – Донского. Тем же приказом августейший Атаман был назначен шефом Атаманского полка.

При Кутейникове стали поговаривать в Новочеркасске о том, что место, выбранное графом Платовым под главный город войска Донского, весьма неудачно. Сильные ветры, постоянно дующие по его улицам, делают жизнь в нем неприятной, недостаток воды заставляет страдать жителей. Летом страшная пыль, весной непролазная грязь, зимой гололедка одолевали жителей Новочеркасска, и атаман Кутейников составил проект перенесения города на место Аксайской станицы. При нем же предположено было открыть женскую гимназию и юнкерское училище, но устройство этих учебных заведений не состоялось, и для молодых донцов повелено было иметь несколько мест в Воронежском кадетском корпусе.

Наконец, 26 мая 1835 года Чернышевский комитет закончил работы по составление «Положения об управлении Донского войска», и 1-го января 1836 года состоялось объявление его по всему войску. К этому времени в Новочеркасск съехались донские дворяне, станичные атаманы и представители от каждой станицы. При звоне колоколов из дома войсковой канцелярии выступило торжественное шествие. Несли все войсковые знамена и клейноды, грамоты, жалованные войску Донскому, и среди них начальник войскового штаба нес на бархатной подушке вставленное в золотой переплет Войсковое Положение.

Шествие это прошло в Вознесенский собор, где было отслужено торжественное молебствие, а после него, при громе пушек и звоне колоколов на кругу, собравшемся на площади, было объявлено казакам об издании новых законов для войска Донского.

По новому «Положению» управление войском Донским было разделено на военное и гражданское. Высшая власть как по тому, так и другому управлению принадлежала войсковому наказному атаману. При атамане состояли: войсковая канцелярия, адъютанты и войсковые есаулы. Вторым лицом после атамана являлся по своему значению начальник штаба войска Донского. Войско Донское разделено было на четыре округа. Каждым округом заведовал окружный генерал.

Для гражданского управления войском было учреждено Войсковое правление.

Кроме того, учреждены были: войсковые суды – уголовный и гражданский, коммерческие суд в Новочеркасске, войсковой приказ общественного призрения, войсковая врачебная управа, войсковая почтовая контора и войсковое депутатское дворянское собрание. Такие же учреждения были заведены и по всем округам.

Для управления станицами назначено было иметь станичного атамана и двух судей, избиравшихся на три года, и двух станичных писарей.

В Новочеркасске была учреждена Новочеркасская полицейская управа.

Для полков была издана полковая инструкция. Не были забыты и живущие на войсковой земле калмыки. Для них постановлено было иметь калмыцкое правление. Кочевье калмыков было разделено на три улуса, улусы делились на сотни и сотни на хотуны. Все должности калмыцкого управления были выборными.

Новый закон об управлении войском Донским сразу поставил войско в положение не обособленной части Российской империи, отдельной области с управлением, сходным с управлениями русских губерний. По войску Донскому пошла правильная почта, начались частью сношения с другими губерниями, и только особенность военной казачьей службы отличала казака от других подданных Русского царя. Такое объединение с другими губерниями должно было непременно совершиться когда-нибудь. Это «Положение» создали не генерал Чернышев и не атаманы Денисов, Иловайский и Кутейников, но создала сама жизнь. Из вольного самостоятельного общества, ведшего войны с соседями по своей воле, – Донское войско обратилось в часть Русской империи. Соседи казаков – крымские татары и ногаи были покорены. Азовское море, бывшее когда-то турецким, – стало всеми берегами своими принадлежать России. Весь Крым был русский. При участии донских казаков шло покорение Кавказа. Донские казаки, воюя с турками, поляками, шведами и французами бок о бок, стремя к стремени с русскими полками, незаметно, но прочно вошли в состав русской армии. Донская область была окружена русскими губерниями – Воронежской, Харьковской, Екатеринославской, Таврической, Тамбовской, Саратовской, – она должна была управляться одними и теми же законами, как и эти губернии, стать в смысле подчинения законам такой же, как и он. «Положение об управлении войском Донским» и привело его к тому же виду, какой имели губернии. Разница была лишь в названиях, да в некоторых особенностях управления и отбывания воинской повинности.

В 1828 году Высочайше повелено было казачьим чинам иметь следующие наименования: казак, урядник, хорунжий, сотник, есаул, войсковой старшина, подполковник и полковник.

Служба казаков тогда разделялась на полевую и внутреннюю. Полевой службой называлась служба в строевых частях. Внутренней – в качестве прислуги, посыльных, сторожей, писарей, вообще нестроевых, а также в полиции.

Полевая служба была внешняя, т. е. вне войска, в Петербурге, в Москве, в Варшаве, в Финляндии, и линейная – по Кавказской границе. Общий срок службы определялся в 30 лет, из них 25 лет полевой и 5 лет внутренней службы. 17-ти лет казак считался малолетком и до 19-ти лет отбывал «сиденочную» повинность, а на двадцатом году шел на службу в полк на три года, а на Кавказе на четыре года. После трех лет казак возвращался домой на два года, а потом снова шел на службу опять на три года, и так до четырех раз. Поэтому на службе были казаки 20-ти лет, 25-ти, 30-ти и 40 лет – так по «Положению» была устроена казачья служба.

«Положение» рассмотрело и земли казачьи. Оно озаботилось правильным разделом станичных юртов, отвело земли, на которых был каменный уголь, в собственность войска и нарезало на каждую станицу такой участок, чтобы на казака пришлось по 30-ти десятин паевой земли. Каждая станица должна была разделить свои земли и отвести участок для пашни, для сенокосов, для пастьбы скота и рабочих лошадей и для конского табуна и гулевого скота. Пахотная и сенокосная земля разделялась на паи и на нее имели право все служилые казаки. Вдовы и сироты-женщины получали полпая.

Южная часть Задонской степи была отведена для зимовников и для содержания частных конских табунов.

Офицерам за службу полагались в пожизненное владение участки земли.

Таковы были перемены, внесенные в жизнь донских казаков временем и утвержденные «Положением».

Почти сейчас же вслед за объявлением «Положения» войсковой наказной атаман генерал-от-кавалерии Кутейников, в 1836 году, был отставлен от атаманства и на его место назначен генерал-от-кавалерии Максим Григорьевича Власов. Он был атаманом до 1848 года. Это был последний атаман-казак по происхождению. Вся служба его прошла в суровое время императора Николая I Павловича, когда на военное дело, на обучение полков и их дисциплин было обращено много внимания. И войска Донского коснулись некоторые перемены. Перемены эти были следствием участья казаков в войнах Персидской и Турецкой в 1828–1829 годах и усмирение польского мятежа 1831 года.

60. Домашняя жизнь казаков во время царствования императора Александра I

После войн с Наполеоном многое переменилось в домашней жизни донских казаков. Много повидали за это время донские казаки, во многих походах участвовали они, видели хорошо и заграничную жизнь. Стали среди казаков появляться люди, которые одевались уже не в старинную одежду, а по-модному, по-французски. Начали носить фраки, сюртуки, пиджаки. Атаман Платов преследовал это и строго взыскивал с модников. Раз как-то, проезжая по Новочеркасску, атаман встретил двух молодых людей, шедших по улице во фраках со светлыми пуговицами. Они остановились и поклонились графу. Граф принял было их за проезжих и спросил у сопровождавшего его полицмейстера:

– Куда проезжают эти «сипуташки»[38]38
  «Сипою» на Дону называли иногородних. Слово это презрительное.


[Закрыть], на кавказскую линию, что ли?

– Никак нет, ваше сиятельство, – отвечал полицмейстер, – это наши донские студенты, которые учатся в Харьковском университете.

– Как донские? Как же смеют они носить здесь «сиповский» мундир, да еще с «гуциками»? Позови их сейчас ко мне!

Коляска остановилась. Подошли студенты.

– Кто вы такие? – спросил их атаман.

– Студенты Харьковского университета, – робко ответили молодые люди.

– В первый и последний раз прощаю, – строго сказал им граф, – да смотрите, коли покажетесь на улицах в этих «сиповках», то непременно в тюрьму засажу. Когда вы на Дону, носите казачьи чекмени…

Так знаменитый герой и победитель Наполеоновских полчищ смотрел на необходимость поддержать в казаках преданность старым обычаям.

Но если молодежь и была легкомысленна, то старики на Дону и тогда твердо держались веками установившихся обычаев. Казаки были гостеприимны, набожны, почитали родителей, повиновались начальникам и с благоговением чтили имя своего государя. На Дону в это время уже все занимались земледелием, и весь Дон сверху донизу был распахан. И распахала, и засеяла, и сжала, и в снопы повязала, и вымолотила – все за казака сделала – его жена, чернобровая, осанистая донская казачка. И тогда казаки жили, как и в песне поется: – «не ткут, не прядут, не сеют, не жнут, а хорошо живут». То в походе, то на службе, казак больше половины жизни проводил вне дома. С Кавказской линии шел в Польшу, а из Польши попадал в Шведскую сторону – в Финляндию. На ниве работала его жена, скапливая ему богатство, устраивая ему дом, да посылая ему на службу трудовые рубли. Если донские казаки во время долгих походов добыли великую славу войску Донскому, то трудолюбивые, домовитые казачки, наши бабки и прабабки, сохранили и земли, и богатство нашим дедам.

Казак Верхне-Курмоярской станицы. Снят на фотографию в 1869 г. Участвовал в войне 1812 г. и был ранен французами

Станицы и хутора свои казаки ставили, не заботясь о правильности улиц. Каждый ставил дом, где хотел. Станица представляла из себя кучу домов и домиков, рассеянных по балке, по берегу реки, в степи. Улицы, улички, переулки и переулочки, тупики – все перемешалось в кучу. И непременно в станице есть площадь, где казаки собираются потолковать о делах да попеть свои песни. Хорошо тогда пели казаки свои старые песни. В Новочеркасске песенники Атаманского полка пели на обедах у атамана. Пение сопровождала очень часто скрипка, вывезенная казаками из Италии. В скрипачах-самоучках недостатка не было.

Богатые, зажиточные казаки носили свою военную одежду и дома. Так как в это время казаки часто бывали на Кавказе, то и одежда казаков стала походить на черкесский наряд. Казаки надевали кафтан, спускавшийся ниже колен и сделанный из парчи или другой дорогой материи и застегивающейся на пуговки. Кафтан подпоясывали дорогим поясом. Поверх кафтана надевали черкеску с патронными газырями. На поясе носили, по черкесскому обычаю, кинжал. Шашку носили на поясной портупее. Шашка была в сафьянных ножнах, богато украшенных золотом, серебром, а иногда и самоцветными камнями. Сапоги носили высокие, красного или желтого сафьяна, и шаровары убирали в сапоги. Шапку дома носили с собольим околышем, а верх ее вышивали золотом и обкладывали позументом. В зимнее время носили дорогие шубы, покрытые бархатом, на лисьем или собольем мху. Носили осенью и бурки, и башлыки, и азямы – широкие халаты из верблюжьей ткани. Менее богатые казаки носили форменную одежду, которая очень нравилась казакам.

Женщины носили на голове повойник из парчи, на повойник повязывали платок, к которому прикалывали цветы или разноцветные страусовые перья. В праздники носили собольи шапки, вышитые жемчугом, алмазами и яхонтами. Из-под шапки, как и в старину, свешивались чикилики, вынизанные жемчугом поверх рубашки и штанов, скроенных широко по-турецки, носили кубелек, длинное платье, украшенное под мышками ластовками, по пояснице уперами, на груди – капкачем. Кубелек застегивали пуговицами жемчужными или золотыми, имеющими форму небольшой груши. При выходе из дома богатые казачки поверх кубелека одевали каврак. Казачки носили ожерелья, браслеты из золота и жемчугов. Вообще жемчуг был любимым украшением донских женщин. На ноги надевали туфли.

Но в Новочеркасске уже только старые женщины сохраняли этот старинный казачий наряд. При атамане Иловайском новочеркасские женщины начали одеваться во французские платья и на Дону появились первые портнихи из Москвы и из Варшавы.

В станицах казаки носили или форменные чекмени, или кафтаны синего сукна, шаровары с лампасом, высокие сапоги и барашковые шапки. Одеваться в форменную одежду, носить щегольские сабли, украшенные золотом и серебром, надевать ордена и медали, старые кивера – считалось щегольством. В станичную церковь казак ходил не иначе, как в том самом мундире, в котором он был на войне. Сабля хранилась из рода в род, переходила от отца к сыну, потом к внуку. Ее украшали, вешали под образа, давали ей почетное место. Таким же почетом пользовалась и пика, которую называли – дончихой. Много поработала в это время дончиха и много славы доставила казакам. Сохранялось и дедовское ружье.

Простые казачки носили повойник и кубелек. И то и другое делалось из простого черного сукна.

Казак рождался воином. В семье его не называли мальчиком, а казаком, казачьим сыном. Новорожденному все друзья и знакомые отца приносили что-либо на зубок. Этот подарок непременно был военный: патрон пороха, стрела, лук, пуля, – дед дарил или шашку, или ружье. Дареные вещи развешивались по стене в той горнице, где лежала мать. Когда по истечении сорока дней мать с сыном возвращалась из церкви, ее встречал отец. Он брал сына на руки, надевал на него какую-нибудь саблю, сажал на лошадь, подстригал ножницами волосы в кружок и возвращал матери, поздравляя ее с казаком.

Когда у младенца прорезывались зубы, отец брал его на лошадь и ехал с ним в церковь, где служили молебен Иоанну-воину о том, чтобы сын их был храбрым казаком. Трехлетние казачата уже сами ездили верхом по двору, а пяти лет уже скакали, отводя лошадь в табун.

С этого времени мать уже не видала сына. Ей доставались одни страхи за его жизнь, одна боязнь, что он расшибется. «Болезненький ты мой», – жалостливо причитает казачка-мать над сыном, а он стоит и глаза его дышат отвагой, и жажда подвигов в его душе, и сердце колотится удалью.

17-ти лет он – малолетка. Со многих станиц в одно место собираются казаки-малолетки на смотр. Что смотреть? – когда их никто ничему не учил. И вот начинались скачки, стрельба в цель, стрельба на всем скаку, рубка и фланкировка. Разгоревшись отвагой, целые станицы малолетков с полного разгона кидались в реку и плыли на ту сторону с лошадьми, амуницией и пиками. Они рассыпались лавой, скакали друг против друга, схватывались в объятья и боролись на коне. Зимой строили из снега город, водружали на вершине его знамя и атаковали на конях и пешком.

– Чего не могу! Все могу! – говорили казаки и самоуверенно смотрели на всякую опасность, на всякую удалую потеху. Это были живые игры, где нужна была отвага, смелое сердце, крепкие руки и сильные ноги. Они подготовляли казака к его будущей, тяжелой военной службе.

Влюбиться в женщину, грезить девушкой – казаку было постыдно. И девушки казачки, любуясь играми казаков, слушая их песни, даря им цветы и ленты, угощая их стаканом вина, любили их всех, любили казачество и молодцов малолетков своей станицы. Влюбиться девушке в казака было большим срамом.

Приходило время жениться – об этом думали родители. В отцовском и материнском сердце давно облюбована была невеста сыну и жених дочери. Невеста и жених достойные и по положению, и по достатку. И между собой родители сговорились давно. Однако нужно было учинить сватовство.

За несколько дней до этого времени отец или мать говорили сыну:

– Сынок, тебе время жениться. Мы с матерью выбрали тебе невесту. Она хозяйка домовитая и работящая.

– Воля ваша, – отвечал сын и кланялся отцу в ноги. После этого устраивались смотрины невесты. Родители жениха отправлялись в дом родителей невесты на вечеринку. Собирались гости. Гости заводили разговор о хозяйской дочери, хвалили ее красоту, ум, называли ее доброй хозяйкой и просили, чтобы она поднесла им. Мать звала дочь. Та выходила, одетая по-домашнему, но принаряженная, приносила поднос с кубками и чарками, налитыми вином, и обносила гостей. А сама потом скромно становилась в углу. Гости медленно пили, похваливали вино, а жених смотрел на невесту.

– Бог даст, – говорили гости, – она и нас полюбит!

Все узнавали, в чем тут дело, но никто и вида не показывал, что знает. После этого засылали сватов. Сваты начинали дело просто.

– Урядник Мосей Карпович и Маланья Петровна желают вступить с вами в родство, – говорили они.

Если им отвечали: – «благодарим покорно за доброе мнение о дочери, но только мы не можем собрать свадьбу», это значило – отказ. Если же отец соглашался, то он говорил: – «дайте мне посоветоваться, да и ее самою поспрошать, заходите на послезавтра».

Невесту хотя иногда и спрашивали, но она не смела ответить иначе как: – «воля ваша».

В назначенный день сваты приходили уже с хлебом-солью.

– Отец и мать Гаврилы Миронова, – говорили они, – кланяются и просят принять хлеб-соль.

Хозяева, вместо ответа, целовали гостинец.

– Дай Бог, – говорили сваты на прощанье, – в добрый час!

– В добрый час! – отвечали родители и подавали друг другу руки не иначе, как обернув их суконной полой.

В этот же день вечером в доме невесты справлялось рукобитье. Жених приходил с родителями. Его поздравляли с невестой, и он кланялся в ноги будущему тестю и теще. Собирались гости, устраивалась вечеринка и девушки пели песни:

 
По рукам ударили,
Заряд[39]39
  Заряд – заклад.


[Закрыть] положили,
Грунюшку пропили,
Пропили и хвалятся:
Что ж мы за пьяницы,
Что ж мы за пропойцы…
 

Помолчат немного и начинают ответ:

 
Родимый мой батенька,
Нельзя ли передумати?
Нельзя ли отказати?
– Нельзя, мое дитятко,
Нельзя передумати,
Нельзя отказати:
По рукам ударили,
Заряд положили.
 

О приданом тогда никогда не говорили. Это было бы унижением чистоты брака. Сват выводил на середину комнаты жениха, по левую сторону ставили невесту, и жених целовал ее. Родители соединяли их руки, и отец жениха говорил торжественно:

– Сын, вот тебе невеста. Да благословит Господь Бог союз ваш.

Иногда при этом жених и невеста дарили друг друга чем-нибудь. Девушки снова пели:

 
По рукам ударили,
Заряд положили…
 

На рукобитье долго не сидели, назначали день сговора и расходились по домам. Женщины, проходя по станице, пели: «Ой заюшка горностай молодой» и «Перепелушка рябые перушки». И вся станица знала, что рукобитье состоялось.

За рукобитьем следовал новый праздник – сговор. На сговоре сзывалась чуть не вся станица. Ярко горели свечи в медных шандалах; все были принаряжены. На столах, накрытых скатертями, разложены были гостинцы и семечки. Женщины и девушки садились в отдельной комнате. В доме жениха готовили 10–20 блюд с кренделями, пряниками, орехами, винными ягодами, финиками и всякими сластями, готовили мед и вино, и длинной вереницей несли все это в дом невесты. Там, в присутствии всех, повторялось то же, что было на рукобитье. Потом жених с невестой обносили гостей вином. От последнего гостя невеста убегала к девушкам, и если жених не успевал ее обогнать, то он должен был ее выкупать.

Начинался торг. Девушки ни за что не уступали невесту.

– Она у нас золотая, недешево вам достанется, – приговаривали они. Все собирались смотреть этот торг, наконец, жених выкупал ее и ее ставили в угол комнаты. Наступала тишина, а потом через полчаса все оживлялось и начинались танцы. Танцевали большие два танца – журавель и казачка.

Во время ужина пели песни. Сначала пели песни о геройских подвигах донцов, протяжные, потом плясовые.

За два дня до свадьбы праздновали подушки, а накануне свадьбы – девичник.

В день «подушек» приходили знакомые и родня жениха и смотрели приданое. В комнатах были положены подушки. Жених с невестой садились первыми на них. Швеи, шившие приданое, подносили им мед; жених выпивал мед маленькими глотками, после каждого глотка целовал невесту, приговаривая: – «мед горек, надобно подсластить». Осушив бокал, жених клал на поднос швеям деньги. После жениха и невесты на подушки садились и другие казаки и казачки, пили мед и целовались, а в них в это время бросали подушками. Бывала в день подушек и музыка, и тоже танцевали.

Молодая казачка Березовской станицы

Девичник – это был последний праздник молодой казачки. Вечером перед заходом солнца одна, или с какой-нибудь старой женщиной, или с няней ходила она на кладбище, молилась на могилах родных и просила благословения на новую жизнь.

В ее доме тем временем собирались гости «наволакивать подушки». В доме жениха съезжались «каравай сажать». Каравай пекли торжественно. Все гости держались за лопату, дружка и свахи освещали печь свечами ярого воска, обвитыми цветными лентами. Эти свечи давались жениху и невесте при венчании. Во время закладки каравая все гости пели:

 
Каравай мой раю!
Сажаю – играю,
Сыром посыпаю,
Маслом поливаю.
Каравайное тесто
Побегло к месту.
По мед, по горелку,
По красную девку.
 

Вечером гости жениха, набрав караваев, отправлялись в дом невесты. Невеста сидела среди подруг. На ее голове надета была высокая шапка, украшенная цветами и перьями, а в косе был заплетен золотой косник. Подруги ее пели ей грустные песни.

 
Кукуй, кукушка, не умолкай,
Не долго тебе куковать:
От велика дня до Петра.
Плачь, Грунюшка, не умолкай,
Не долго тебе девовать:
А и с вечера до утра,
А и с утрева до обеда,
А и с обеда часину –
Там тебе косушку расплетут,
Шелковый колпачок наденут.
 

С приходом жениха песни смолкали. Садились опять на подушки, пили мед, а потом женщины разбирали легкие вещи из приданого и шли в дом жениха с песней:

 
Оглянися, мати,
Каково у тебя в хате?
Пустым пустехонько
Дурным дурнешонько!
Сестрицы подружки,
Да несите подушки,
Сестрицы Катерины,
Да несите перины.
А сестрицы Алены,
Да несите павильоны!
Метеная дорожка метена –
Туда наша Грунечка везена!
По дорожке василечки поросли,
Туда нашу Грунечку повезли,
Повезли ее, помчали,
В один часочек свенчали!
 

Свадьба справлялась особенно торжественно. Это был самый торжественный день, быть может, единственный праздник в жизни женщины казачки. Все, что было богатого в доме ее родителей, доставалось для этого дня. Жемчуга и золото блистали на ней. Как только раздавался благовест к обедне, отец и мать благословляли невесту, она целовала икону и прощалась с родителями и родными. Слезы лились без конца.

Между тем жених в богатом платье шел к невесте. Платье жениха сохранялось из рода в род. Часто сын венчался в кафтане, в котором венчался и его дед, жалованном царем кафтане. Иногда венчальное платье было одно на всю станицу. Оно хранилось в станичной избе и надевали его все женихи, а по окончании свадьбы возвращали обратно в станицу. Жениха вел «ведун», он должен был предупреждать его о всех порогах. Впереди его шел священник с крестом, а за ним мальчики несли благословенные образа с пеленами; кругом шли товарищи жениха, или поезжане. По окончании венчания в церкви, еще в притворе, молодой расплетали косу и укладывали волосы по-женски – надвое, обвивали ими голову и надевали шапку или повойник. При расплетании косы девушки пели:

 
Не золотая трубушка вострубила,
Рано на заре восплакала Грунюшка
По своей русой косе.
Свет моя косушка русая,
Что родная маменька плела,
Она мелко на мелко переплетывала
Мелким жемчугом усаживала.
 

Поезд с молодыми, окруженный верховыми поезжанами, ехал в дом жениха. На крыльце молодых встречали родители с хлебом-солью, под хлебом-солью должен был пройти весь поезд. Когда проходили молодые, на них сыпали пшеницу и другие хлебные зерна, перемешанные с хмелем, орехами, пряниками, мелкими монетами, – это означало пожелание молодым жить богато…

Все садились за стол. Начинались тосты – первый тост был всегда за Царя, потом за войскового атамана, за все великое войско Донское, за молодого князя и княгиню. Тут обыкновенно родные и тесть одаривали их. Дарили дорогие вещи, оружие, иногда тесть отдавал молодому своего залетного скакуна с седлом, и родители жениха одаривали невесту платьями и материями. Пир шел иногда до утра. Шли свадебные песни. Смолкали они, поднимался старый казак и, держа в руке серебряный кубок, может быть, отбитый у турок еще в Азовские походы, говорил:

– Желаю здравствовать князю молодому с княгинею! Княжому отцу, матери, дружке с свахами и всем любящим гостям на беседе, не всем поименно, но всем поровенно. Что задумали загадали, определи Господи талан и счастье. Слышанное видеть, желаемое получить, в чести и в радости нерушимо…

Старуха казачка Березовской станицы

И собрание в голос отвечало: – «определи Господи!» – А потом снова пели свадебные песни.

Через несколько дней после свадьбы родители молодой давали всем гостям отводы – прощальный обед.

Очень часто и месяца не проходило после свадьбы, как молодой муж получал наряд и шел на службу. Жена терпеливо ждала три года смены. Тяжело жилось ей в чужом доме. И вот:

 
Всем-то полкам
С Дона смена идет,
А мому-то дружку
Перемены нет…
 

Как часто бывало и так, что ждет жена мужа, идут полки домой:

 
Как и все полки с моря домой идут,
А мово-то друга милого – коня ведут!
А на коне-то лежит седельце черкесское,
На седеличке лежит подушка козловая,
Во подушечке лежит рубашечка белая.
Не чистым-то чисто она вымыта
Да в крови-то вся она измазана…
Умирал молодец, друзьям приказывал:
«Как лучит Господь вас на тихий Дон,
Отнесите вы моей жене поклон!
Скажите, чтобы не мыла рубашечку
в речной воде,
А чтоб выбанила ее горючей слезой,
Да чтоб не сушила ее на солнышке,
А чтоб высушила ее – на своей груди!»
 

Каждый поход приносил славу Дону. В Новочеркасске прибавлялось жалованных знамен, говоривших казакам о их недавней славе. Приносили станичники из похода дорогие хоругви, иконы и паникадила и ставили их в родную церковь, но прибавлялось в этой церкви на иконе Божьей Матери, всех скорбящих Заступнице – жемчугов на окладе. Этот жемчуг, как слезы, клали казачки за своих убитых мужей…