Текст книги "История Войска Донского. Картины былого Тихого Дона"

74. Участие донцов в Русско-японской войне. Лидиантунь. Набег на Инкоо. Сандепу. 1904–1905 годы

В 1850 году, в царствование императора Николая I Павловича, русские корабли прошли к устьям реки Амура, протекающей на далеком востоке, разведали, что Сахалин остров, а не полуостров, как думали до той поры, открыли богатый лесной край на реке Уссури и, на берегу Великого океана, в удобном для стоянки кораблей месте заложили город, который назвали Владивостоком, т. е. «владей востоком». Когда донесли об этом императору Николаю Павловичу, он сказал: – «где раз поднят русский флаг – он никогда не должен опускаться». Переговорили с китайцами, нашими соседями на Дальнем Востоке; они признали наше приобретение, и новый край начал заселяться. Образовали новые казачьи войска – Амурское из забайкальских казаков и крестьян, а в сравнительно недавнее время стали заселять и реку Уссури и образовали Уссурийское казачье войско. На образование этого войска с 1895 года по 1901 год было переселено из области войска Донского 338 семей, составивших главное основание Уссурийскому войску. Таким образом, уссурийские казаки являются нам, донцам, единокровными братьями. На их долю вскоре пришлось вынести две тяжелые войны – с китайцами в 1900 году и с японцами в 1904–1905 годах.

В те времена, когда русские занимали устья реки Амура и строили город Владивосток – японцы, жившие на островах в расстоянии двух дней пути морем на пароходе, были полудиким народом, очень напоминавшим китайцев. Трудолюбивые, способные, отличные земледельцы и рыбаки, – они жили замкнуто, никого из иностранцев не пускали внутрь страны, и ни мы, ни другие европейские народы ничего не знали про Японию и считали ее слабым, незначительным государством. Но вот, незадолго до того времени, когда мы вели войну с турками 1877 года, японцы широко распахнули двери своей страны, стали приглашать к себе учителей – немцев, англичан и американцев, устроили свое войско по европейскому образцу, не жалея денег, строили военные корабли, ружейные и пушечные заводы, учили своих детей любви к родине, внушали им, что нет ничего выше и лучше, как смерть на поле битвы за отечество; главное внимание, наибольшие средства отпускали на войско, на солдат. В 1895 году они начали войну с китайцами, Они хотели отвоевать у китайцев земли на Азиатском материке, укрепиться в Маньчжурии. Японцы разбили китайцев на реке Ялу, победоносно прошли к Хайчену и Ляояну, захватили всю Южную Маньчжурию, истребили китайские корабли, грозили захватить самую столицу Китая – Пекин. В такие тяжелые минуты китайцы обратились за помощью к своему старому соседу, с которым они жили более двухсот лет в мире, – к России. По миру, который заключили японцы с Китаем, они не получили ни клочка земли в Азии. Их победоносное войско должно было уйти из Маньчжурии не солоно хлебавши, русские же, за помощь Китаю, во время переговоров получили маленький кусок земли на самой окраине Дальнего Востока, на Квантунском полуострове, с крепостью Порт-Артуром.

Смотр Государем Императором Николаем Александровичем 4-й донской дивизии, отправляемой на Дальний Восток 16 августа 1904 г.

Этого японцы не могли простить русским. С этого времени они возненавидели русских, усиленно начали готовиться к войне и к мести. «Какая самая высшая доблесть? – убить русского, убить десять русских!» – так учили маленьких детей в японских школах, так пели им матери. «Смерть за императора – величайшее счастье для японца», – говорили им их няни, их учителя, пели их девушки. Они воспитывали суровых воинов, не боявшихся ни смерти, ни ран, ни увечий. Десять лет готовились они к войне. Они посылали своих лазутчиков и шпионов по всей России. В городах Дальнего Востока, во Владивостоке, Порт-Артуре, занятом русскими войсками китайском городе Гирине, в Харбине, Благовещенске и Хабаровске, везде были японцы. Фотографы, прачки, мелкие торговцы, портные, продавцы офицерских вещей – все были японцы, и среди них много переодетых японских офицеров. Японские офицеры ездили в Москву, в Петербург, были на Дону. Они все высматривали и ждали удобного времени, чтобы напасть на нас.

В России как-то не верили, что маленькая Япония осмелится напасть на великую Россию, и занимались мирными делами. Мы заканчивали великий Сибирский путь, на протяжении 10 тысяч верст, от Москвы до Порт-Артура, долженствовавший связать Россию с государствами Дальнего Востока и Америкой, мы устраивали промышленные предприятия, занимаясь разработкою лесных богатств по реке Ялу в граничащей с нами стране Корее.

Японцы потребовали, чтобы мы убрали свои войска из Кореи и из Маньчжурии. Мы не исполнили их требования. Они потребовали настойчиво, – мы опять им не ответили.

И вот, 27 января 1904 года, без предварительного объявления войны, как это принято во всех Европейских государствах, в то время, когда японские офицеры, жившие в Петербурге, и вида не показывали, что война началась, – японцы тайно, ночью, напали на наши корабли, стоявшие в море у Порт-Артура, и повредили некоторые из них своими минами.

Война началась.

Велико было возмущение всего русского народа перед таким коварным и подлым поступком. По всем городам пошли собираться люди, пели торжественный русский гимн и добровольцы стремились на войну, на Дальний Восток. Были такие и с Дона. Много донских казаков пошло тогда в Забайкальскую дивизию генерала Мищенко, многие донские офицеры просили о переводе на Дальний Восток в полки сибирские, забайкальские и уссурийские. Одним из наиболее отличавшихся в эту войну забайкальских казачьих полков – 1-м Читинским полком, командовал донец, полковник Георгий Андреевич Павлов, бывший раньше командиром сотни юнкеров Новочеркасского училища.

Для нас война была очень тяжка. На Дальнем Востоке войск почти не было, укрепления Порт-Артура еще не были закончены, все боевые припасы, продовольствие, людей и лошадей мы должны были везти по одноколейному пути, на протяжении 10 000 верст. Наши полки по сорока дней были в дороге, прежде чем достигали китайского городка Ляояна, где собиралась наша армия. Командовать этой армией был назначен генерал-адъютант Куропаткин.

Войсковой наказный атаман войска Донского генерал-от-кавалерии Константин Клавдиевич Максимович. 1899–1905 гг.

Японцам для подвоза войск и припасов нужно было всего два дня пути. Скоро они начали высаживать громадную армию в Корее: другая армия высаживалась у Порт-Артура, и третья, высадившись вместе со второй, шла с юга. Россия безостановочно посылала войска, готовясь задержать противника и не допустить его овладеть железной дорогой. Вся война велась на китайской земле в Маньчжурии. Первые выстрелы, раздавшиеся по японским сухопутным войскам, были сделаны из казачьего ружья. Забайкальцы и уссурийцы под начальством генерала Мищенки встретили японцев в Корее. Вслед за забайкальскими казаками шли на Дальний Восток сибирские казаки, выставившие дивизию, бывшую впоследствии под начальством генерал-лейтенанта Александра Васильевича Самсонова; за сибиряками пришли на войну оренбуржцы, потом уральцы…

Наконец, Государю Императору угодно было выслушать желание донцов пролить кровь за славу России, не остаться без участия и в этой войне. Войску Донскому повелено было выставить в Маньчжурскую армию одну дивизию из полков второй очереди.

 
Всколыхнулся, взволновался
Православный Тихий Дон.
И послушно отозвался
На призыв Монарха он…
 

Станицы: Верхне-Каргальская, Романовская, Кумшацкая, Цымлянская, Терновская, Филипповская, Баклановская, Чертковская, Нижне-Курмоярская, Иловайская и Кутейниковская выставили 19-й донской казачий полк, под начальством войскового старшины Пахомова.

Станицы: Грушевская, Кривянская, Новочеркасская, Аксайская, Александровская, Ольгинская, Гниловская, Хомутовская, Кагальницкая, Мечетинская и Владимирская составили 24-й донской казачий полк, под начальством войскового старшины Попова.

Станицы: Раздорская на Дону, Кочетовская, Нижне-Кундрюцкая, Екатерининская, Усть-Быстрянская и Велико-княжеская дали 25-й донской казачий полк, под начальством полковника Медведева.

Станицы: Семикаракорская, Золотовская, Константиновская, Богоявленская, Николаевская, Мариинская, Камышевская, Ермаковская, Денисовская и Платовская составили 26-й донской казачий полк, под начальством войскового старшины Багаева.

К этой – 4-й Донской казачьей дивизии были назначены 2-я и 3-я донские казачьи батареи, под начальством полковника Кузнецова, находившиеся под городом Чугуевом.

Дивизией командовал генерал-лейтенант Телешов, бригадами – генерал-майоры Стоянов и Абрамов.

Спешно и радостно собирались казаки на войну. Как в старину, во времена набегов и боевых поисков, богатые казаки помогали бедным, снабжали их одеждой и оружием, так и теперь всякий стремился помочь казакам, идущим в поход. Донские коннозаводчики подарили неимущим казакам лошадей, по 60 на полк, всякий жертвовал кто чем мог, и дивизия снарядилась на славу.

Вскоре по Дону пронеслась радостная весть: Государь Император изволит пожаловать на Тихий Дон проводить молодцов станичников.

16-го августа 1904 года войско Донское было осчастливлено царской милостью: на Дон прибыл Его Императорское Величество Государь Император, встреченный войсковым наказным атаманом генерал-адъютантом Константином Клавдиевичем Максимовичем. В 10 часов утра 16 августа к железнодорожной площадке, построенной у артиллерийского лагеря донской артиллерии у Персияновки, подошел императорский поезд. Государь Император с Их Императорскими Высочествами Великими Князьями Михаилом Александровичем и Николаем Николаевичем по выходе из вагона изволил подойти к представителям войска Донского и депутациям, выстроившимся на площадке. Приняв хлеб-соль от представителей Донского войска, донского дворянства и торгового общества, Государь Император изволил сесть на донского коня и поехал к фронту дивизии. Войска были построены в две линии. В первой стояли 19-й, 24-й и 25-й полки, во второй – 26-й полк, 3-й артиллерийский дивизион и санитарный отряд Красного Креста, составленный на добровольные пожертвования войска Донского.

Сзади них стояли кадеты Донского Императора Александра III кадетского корпуса и воспитанники Новочеркасских гимназий и реального училища.

Объехав войска и толпу народа, состоявшую из станичных и хуторских атаманов, казаков и казачек, Государь Император изволил остановиться у полотна железной дороги против лагерной церкви и здесь пропустил мимо себя казаков шагом и рысью. После церемониального марша Государь Император изволил вызвать вперед офицеров и обратился к ним с высокомилостивыми напутственными словами, в которых изволил высказать, что во всех войнах, какие вело наше отечество, донские казаки принимали деятельное участие, почему, чтобы и теперь дать возможность участвовать в настоящей тяжелой войне, Его Величество повелел призвать одну из льготных дивизий. Выразив затем свое удовольствие, что войско Донское так охотно откликнулось на призыв Его Величества и что сбор дивизии совершился с такой быстротой и тщательностью, Государь Император высказал уверенность, что отправляемая на Дальний Восток дивизия и ныне поддержит старую боевую славу донских казаков. Затем Его Величество благодарил казаков за прежнюю службу и пожелал возвратиться целыми и невредимыми на родину.

После этого Государь Император изволил подъезжать к каждому полку и батарее и, останавливаясь у полковых знамен, благословлял полки и батареи св. иконами Нерукотворенного Спаса и св. Николая Чудотворца от имени Государыни Императрицы Александры Феодоровны и своего.

После благословения святыми иконами и передачи их командирам полков и батарей, Его Величество еще раз объехал шагом все части дивизии и в милостивых словах напутствовал их в поход. После этого Государь Император направился вдоль фронта санитарного отряда Красного Креста, кадетского корпуса, воспитанников гимназии и реального училища. Затем Его Величество изволил возвратиться к площадке, сошел с коня и, простившись с представителями войска Донского и народом, вошел в вагон императорского поезда. Поезд медленно тронулся в путь. Кругом по степи звучало громкое, несмолкаемое «ура». Сотни казаков неслись вдоль железной дороги, то обгоняя поезд, то отставая от него. Одиночные казаки лихо джигитовали вдоль пути… Но вот поезд наддал хода, наддали хода и казаки. С лихой джигитовкой казаки 5-й отдельной сотни и близлежащих станиц провожали царский поезд до самой станции Зверево…

На другой день после царского смотра началась посадка казаков на поезда и отправление их на Дальний Восток. Первым, 17-го августа, тронулся санитарный отряд войска Донского.

Весь длинный путь до Мукдена в полках и в дороге, и на остановках шли занятия. На остановках занимались прикладкой, стрельбой; учились рубке на прутьях в лесах сибирской тайги, в вагонах проходили устав полевой службы, говорили о войне и о японцах…

В те самые августовские дни 1904 года, когда Государь Император изволил смотреть полки донской дивизии в Персияновке – на Дальнем Востоке началось решительное сражение между армиями генерала Куропаткина и японскими армиями маршала Ойямы. 17-го, 18-го и 19-го августа наши войска отбили под Ляояном страшные стремительные атаки японцев. До 15-ти тысяч убитых было потеряно нашими войсками, но они не поколебались. 20-го августа начал обнаруживаться обход нашего левого фланга японской армией генерала Куроки, и генерал Куропаткин приказал отступать от Ляояна.

В полном порядке, прикрываемые сибирскими казаками, отчаянно дравшимися под командою генерала Самсонова у Янтайских копей и не допускавшими японцев до наших войск, ушли наши полки к городу Мукдену и здесь остановились на реке Шахе.

Месяц оправлялась японская армия, и месяц оправлялись и мы. Сибирские казаки генерала Самсонова и забайкальцы генерала Реннекампфа заглядывали далеко в тыл японцам. Генерал Куропаткин готовился к наступлению.

В это время полки донской дивизии начали подходить к Мукдену. Какой блестящий вид имели донцы! На чудных рослых лошадях, прекрасно одетые, молодец к молодцу, – они одним своим появлением обрадовали войска, – «Это наша гвардия, – говорили в Маньчжурской армии, – какие молодцы!»

В конце сентября наша армия столкнулась с японской, и десять дней, почти без перерыва, шел страшный бой на реке Шахе. Ни та, ни другая сторона не могла осилить. Количество убитых и раненых дошло до 50-ти тысяч. Никогда и нигде еще не было такого упорного боя. Люди изнемогали от усталости, винтовки раскалялись от непрерывной стрельбы; японцы по пяти раз подряд кидались в атаки на наши окопы, усыпали осенние желтые поля телами убитых, и не могли сломить упорства наших солдат. Наконец, усталость начала брать свое. Не хватило снарядов, и знаменитый бой на реке Шахе окончился вничью. Мы остались на своих позициях, японцы на своих. Длинной линией протянулись наши окопы и заняли почти 100 верст от крайнего левого до крайнего правого фланга. Охрана правого фланга была поручена оренбургским и донским казакам. Наша дивизия стала в 30 верстах к юго-западу от Мукдена, имея свой штаб в деревне Тачжуанхе.

Страстным желанием горели донцы поскорее померяться силами с желтолицым врагом, и, вместе с тем, приглядывались они и к тому, что делается кругом.

Чужими были китайские деревни, где дома были особого устройства и назывались фанзами, где люди спали на теплых полатях, называемых капами, где окна были из бумаги. Надвигалась зима, а снега не было и днем на солнце было тепло…

17 октября, в день чудесного спасения Их Императорских Величеств от грозившей им опасности при крушении поезда и в день войскового праздника войска Донского, донцы имели и первое столкновение с японцами.

В этот день донской казачьей дивизии, в составе 19-го, 20-го и 25-го полков и 3-го артиллерийского дивизиона, было приказано усилить разведки и беспокоить противника на его левом фланге. Рано утром донские сотни собрались у деревни Сюлюбтай и отсюда двинулись на деревни Ямандапу, Фудядуанзу и Лидиантунь.

Впервые познакомились донские казаки с новыми условиями боя. Тяжелы были эти условия. Неприятеля нигде не было видно. Он искусно прятался за бугорками полей, в деревнях за стенками огорожей… и только показывались казаки, уже свистали и пели пули дальнобойных винтовок и где-то далеко, далеко отрывисто и резко щелкали выстрелы. Напрасно зоркий глаз донца впивался в расстилавшуюся перед ним местность – врага не было видно нигде. Он ловко скрывался. И лишь в бинокль можно было видеть, как мелкими черными точками прокрадывались японцы среди копен громадного гаоляна[47]47
  Гаолян на Дону называется Сарацинским пшеном. Это высокоствольное хлебное растение, видом напоминающее кукурузу, но с зерном, растущим метелкой. Китайцы сеют почти исключительно только гаолян.


[Закрыть]. Разведку можно было сделать только кровавым боем.

19-й казачий полк пошел вперед. Три сотни его спешились, и казаки, согнувшись, с винтовками наперевес, вошли в поля гаоляна и черными точками рассеялись по равнине. В образцовом порядке, делая перебежки, наступали донские сотни на деревню Фудядуанзу. Японцы не выдержали меткой стрельбы казаков и начали отступать. Казаки вошли в деревню. Здесь все носило следы боя и отступления. Бинокль валялся на дороге, две пары сапог со шпорами остались увязшие в болоте, были брошены нарезанные солдатские мясные порции: – видно, уходили поспешно.

На разведку лежащей за деревней Фудядуанзой деревни Лидиантуни были вызваны из сотен охотники, и с ними пошел хорунжий Полковников. Охотники ловко прокрались к самой деревне и увидали, что она быстро занимается японцами. Один из охотников, казак Февралев, забрался в саму деревню и высмотрел, что там уже было два орудия, да шесть орудий еще подвозили.

Наши пушки стали обстреливать шрапнелями деревню Лидиантунь, и японцы начали отступать и из нее. В это время 3-я сотня 19-го донского казачьего полка была послана заглянуть, что делается сзади Лидиантуни. В сотне было три взвода, и кроме командира ее, есаула Косоротова, офицеров не было. Один взвод этой сотни был при офицере на заставе, а другой офицер ушел в разъезд.

Тихо склонивши пики на бедро, рассыпалась по густому гаоляну сотня есаула Косоротова. Укрытая высокими стеблями, она незаметно подавалась вперед – и вдруг казаки увидали деревню и на окраине ее два орудия, стоявшие, как казалось, совершенно без прикрытия. До орудий было не больше 400 шагов.

Есаул Косоротов, немолодой уже человек, спокойный и серьезный, сразу понял, что времени терять нельзя. Он ударил нагайкой своего маштака и с криком «на батарею» вылетел вперед. Стремительно помчалась за ним сотня. Ничто не могло удержать донцов. Ошеломленные японцы перестали стрелять и в страхе смотрели на дерзкую атаку донских казаков. Но вот загремела артиллерия, полетели картечь и шрапнели, завизжали пули… но бешено мчались вперед казаки. Перед батареей показались окопы, – легко и быстро перепрыгнули через них казачьи кони – уже близка батарея! Пушки перестали стрелять, испуганная прислуга начала вытягивать затворы, к орудиям подъезжали передки. Но не судил, видно, Бог даровать казакам в их войсковой праздник блестящую победу. Упал, сраженный пулей, верный конь под есаулом Косоротовым. Казак Власов подвел ему свою лошадь, но едва командир сотни сел на нее, как и этот конь был убит, а сам Косоротов ранен в обе ноги. Казак Власов взял его под руки и ввел в гаолян; к нему подъехал бывший в разъезде казак Ашинин и вывез его из боя. Потерявшая своего командира лава неслась еще несколько секунд на деревню, руководимая вахмистром. Но последний выстрел из орудия ранил и вахмистра… В то же время левофланговый взвод запутался в проволочной сети. Лава приостановилась. Замялись казаки. Кто-то крикнул: – «назад! тут проволока!»

В бою

И вот – остановились… Остановились в ста шагах от уже брошенных японцами орудий… и вот – повернули.

Разбежавшиеся от орудий японцы вернулись, пехота снова залегла в цепи и вслед уходящим казакам застучали японские выстрелы. Лихая атака донцов была отбита. Все больше и больше поле стало покрываться пешими, медленно идущими ранеными казаками и телами убитых людей и лошадей. 32 казака было ранено, и 15 осталось на проволоке, неизвестно, убитых или раненых. Лошадей было ранено 37, убито 33.

Но славна была эта атака! Она показала донцам, что ни скорострельные ружья, ни пушки не могут остановить бешено несущейся на врага конной атаки казачьей. И взяли бы казаки японские пушки, если бы не были ранены их командир и вахмистр. Оставшись без начальников, казаки смутились, и их лихая атака была отбита. Но свое дело они, эти казаки, сделали. Они доказали всему свету, что конная атака и теперь возможна на артиллерию, что бодрый дух их отцов и дедов живет в них.

Между тем, спешенные сотни 24-го донского казачьего полка продвинулись к деревне Цинзятунь, расположение японцев было раскрыто и генерал Телешов приказал отходить в места своего расположения у деревни Та-чжуан-хе.

Наступила бесснежная, холодная маньчжурская зима. Донские казаки были растянуты по позиции и наряду с пехотой несли тяжелую и утомительную сторожевую службу. Среди них было много удальцов, любителей пойти на разведку неприятельского расположения, выследить японцев и забрать пленных. Особенно отличался в таких походах «под японца» приказный 19-го донского казачьего полка Ананьев, Чертковской станицы. Ненавидел он японцев. Бывало, как заговорит о них, так даже затрясется весь. Раз как-то пошел он охотником на разведку вместе с казаком Фроловым. Ночью подошли шагов на триста к японской цепи и поползли потом ближе.

– Ползу, – рассказывал Ананьев об этой разведке, – а их никого нет. «Ну, – думаю, – не судьба мне, видно; этот день ничего не сделаю». А деревня их близко. Уже слышно, как гомонят они. Залегли мы в гаолян и смотрим. И вдруг Господь послал: на китайской арбе едут двое. Должно, за фуражом. Я и говорю Фролову: – подожди, мол, выдерживай, мы сразу залпу дадим. А они едут – ничего себе – шагом. Вот, когда, это, они шагов на пятьдесят от нас были, я и говорю Фролову: – ну, давай теперь залпу!.. Выпалили мы. Один упал, а другой, значит, побежал на хутор своим сообщить. Ну, мы вскочили на арбу, погнали ее к себе, а сами по ним залпы даем. Их, так, с роту выбежало, палят по нас, а мы по ним – залпы, я еще и кричу им: «держи, держи!», по-русскому кричу…

В ночь с 19 на 20-е ноября Иван Ананьев и казак Хохлаев ходили вперед пехотных постов в секреты. Но японцы их заметили и подстрелили обоих. Раненому Ананьеву варвары японцы еще нанесли несколько ран штыками. Раненые остались лежать между нашими и японскими постами. Под утро за ними ходил Вешенской станицы вахмистр Клецков с санитаром и принесли обоих. Ананьев вскоре умер.

Так, в постоянных стычках и набегах маленькими партиями проводили казаки зиму 1904 года. 24 декабря генерал-адъютант Мищенко получил приказание произвести набег в тыл японцам, по направлению к городу Инкоо, откуда японцы получали продовольствие. В набег были назначены 21 сотня уральцев и забайкальцев, 11 сотен кавказских горцев, 19-й, 4-й и 26-й донские казачьи полки, Черниговские, Нижинские и Приморские драгуны, 4 сотни пограничной стражи, полусотня разведчиков, 4 конные охотничьи команды. 12 орудий забайкальских казачьих батарей, 6 конных орудий 20-й батареи и 4 пеших орудия.

Карта набега на Инкоо (Инкоу)

27 декабря, четырьмя колоннами – генерала Самсонова с драгунами, войскового старшины Свешникова с 1500 вьюков под охраною забайкальцев, генерал-майора Абрамова с уральцами, забайкальцами и конными охотниками стрелковых полков и генерал-майора Телешова с донцами, кавказцами и забайкальскими орудиями, – конный отряд перешел линию наших постов и пошел вдоль реки Ляохе, направляясь к Инкоо.

28 декабря донцы, широко раскинув лаву, выгнали японцев из деревни Калихе и продолжали двигаться далее на юг. В этот же день донские сотни сделали набег на железную дорогу и разрушили на ней телеграф и шпалы на протяжении 250 саженей. В то же время, в разных местах казаки начали захватывать китайские арбы с продовольствием для японцев. Продовольствие это сжигали. Так, работая в тылу у японцев, конный отряд прошел в три дня около 110 верст и 30 декабря подошел к станции Инкоо.

Для взятия станции были назначены спешенные казаки от разных полков, в том числе пошло и две сотни донцов. Штурм был назначен ночью. Наша артиллерия зажгла склады фуража, бывшие подле Инкоо, и они пылали громадным костром, освещая местность на большом протяжении. Полковник Харанов, командовавший отрядом спешенных казаков, повел их вдоль реки Ляохе. Казаки скользили на льду, часто падали, сбивались в кучи. Плохо обученные действиям в спешенном порядке, незнакомые с силой теперешнего огня, они скоро начали падать ранеными и убитыми. Как бабочки на огонь, они шли на пылающие склады по освещенному месту, направляясь к окопам, занятым японской пехотой. Оставалось около 900 шагов до станции. С дружным криком «ура» побежали казаки на штурм. Пачечный огонь японцев слился в один общий треск и гул. Много казаков тут упало. Живые прилегли к земле, а одиночные смельчаки прокрались к самому полотну дороги и ко рвам возле построек и били по японцам на выбор. Отдохнувши немного, казаки снова бросились к станции, но опять страшный огонь японцев заставил их остановиться. Стало ясно, что без громадных потерь овладеть станцией невозможно. Станция была окружена волчьими ямами и проволочными заграждениями…

Пришлось отступать. Там сзади, в темноте ночи, у деревни Лиусигоу трубач играл сбор, и туда брели казаки, огорченные и озлобленные постигшей их неудачей. Но противник, должно быть, тоже понес немало и немало был напуган. Он не преследовал. Казаки подбирали раненых и убитых и выносили их с поля битвы. Всего за этот кровавый ночной штурм мы потеряли убитыми 4 офицеров и 57 казаков и драгун, ранеными 20 офицеров и 171 казака и драгуна, без вести пропало – вероятно, убитыми – 26 казаков.

Штурм, хотя и неудачный, большой станции, разрушение железной дороги во многих местах, взорванные и сожженные обозы и склады с продовольствием, появление повсюду в тылу у японцев смело рыскающих казаков напугало японцев. Отовсюду мчались подкрепления. Пять японских батальонов чуть не бегом бежали от станции Ташичао, чтобы отрезать нам путь отступления. Сзади, у Ньючуана, уже располагался большой отряд из пехоты, конницы и артиллерии. Японцы готовили нам ловушку. Лед на реке Ляохе был ненадежен. Нужно было спешить к своим. Но генерал Мищенко не желал бросать раненых, тем более, что японцы так ненавидели казаков, что прирезывали их, – и вот, 31 декабря, только в 9 часов утра удалось выступить и тронуться на север. Шли тремя колоннами. Ближайшей частью к японцам были донцы генерала Телешова, в середине шла колонна генерала Абрамова, и в западной колонне шли драгуны генерала Самсонова. Раненых везли при средней колонне.

Японцы все время следили за колонной генерала Телешова, но донцы легко их отгоняли.

В ночь на 1-е января отряд генерала Мищенки с большим трудом переправился через реку Ляохе и расположился на ночлег.

В набеге на Инкоо. Казаки взрывают железную дорогу

Вечером, когда уже стемнело, колонна генерала Телешова подошла к деревне Синюпученза, лежащей на правом берегу реки Ляохе, недалеко от слияния ее с рекой Тайцзыхе, и стала располагаться на ночлег. Казачьи разъезды, находившиеся к северу от этой деревни, донесли, что в деревне Сайтайзы, в пяти верстах от места ночлега донской дивизии, находится батальон японской пехоты; в то же время получено было известие и о том, что из Ньючуана, то есть с юга, наступает японская пехота с артиллерией. Таким образом, донская дивизия становилась на ночлег между двух сильных японских отрядов, имея сзади себя трудно проходимую широкую реку, покрытую весьма ненадежным льдом. Офицер, посланный для связи со среднею колонною генерала Абрамова, не нашел ее на том месте, где она должна была быть по приказу, и донцы остались одни в холодную темную ночь, без связи со своими. На землю спустился густой туман. Ничего не было видно в пяти шагах, и тускло мерцали в этом мраке бивачные огни, разведенные во дворах китайских фанз. Донцы прикрывали повозки с ранеными, и нужно было дать время им отойти, вот почему генерал Телешов, несмотря на то, что к утру японцы могли усилиться и окружить его, отдал приказ расседлать лошадей и ночевать спокойно, выставивши лишь усиленные миры охранения.

Тревожная это была ночь! Туман был так густ, что китайские проводники отказывались вести разъезды; офицер, посланный в штаб отряда, проездил всю ночь и вернулся назад к утру, так и не найдя его. Ни звезд на небе, ни местных предметов на земле, ничего, по чему можно было бы разобраться, не было видно. Китайцы лазутчики то и дело приходили из соседних деревень и таинственно сообщали о том, что японцы усиливаются и готовятся к переправе через реку Ляохе.

Наступало утро. Побелел туман и заходил волнами над темными бороздами гаоляновых полей. И сейчас же от сторожевых застав пришли донесения о том, что японцы начали наступление с двух сторон.

Генерал Телешов приказал полковнику Багаеву с 24-м донским казачьим полком и полковнику Попову с 26-м донским полком, выйдя из деревни Синюпучензы – Багаев на север, а Попов на юг – встретить японцев и задержать их наступление, главные же силы под командою генерала Стоянова должны были продолжать свое движение, направляясь на северо-запад.

Сотни 26-го полка с артиллерией быстро обстреляли японские цепи, только что переправившиеся через реку Ляохе, и заставили японцев бежать обратно за реку. После этого полковник Попов благополучно присоединился к главным силам.

24-й донской полк двинулся в линии колонн на север, на деревню Утайцзы, куда наступали и японцы. В густом тумане казаки и японцы подходили к одной и той же деревне. Уже стали видны деревья ее садов, темными полосами показались глиняные стенки и крыши фанз. Но, вот, порывы утреннего ветерка рассеяли немного туман, и подъесаул Коньков, шедший в передовом взводе, увидал в нескольких стах шагов от себя японский головной отряд. Ни минуты не медля, помчались казаки, склонивши пики к бою, на японцев. Японцы сопротивлялись отчаянно. Ни один не сдался, все были перебиты, но и подъесаул Коньков получил рану штыком в бок. Второй взвод 2-й забайкальской батареи, бывший в составе отряда полковника Багаева, снялся с передков и открыл частый огонь по японцам, входившим в деревню Утайцзы, а сотни 24-го полка спешились и начали быстрое наступление.

В Маньчжурии. На сторожевом посту летом 1905 г.

Между тем ветер разогнал туман, и вся деревня, 10–15 китайских фанз, окруженных глиняной стенкой, стала видна. Несмотря на то, что наши шрапнели рвались очень удачно над самой деревней, японцы все подходили и подходили, и, вбегая в деревню, живо занимали ров, выкопанный вокруг деревни для защиты ее от весенних разливов, и открывали оттуда сильный ружейный огонь по забайкальским артиллеристам. Во взвод артиллерии стали все чаще и чаще залетать пули, оба офицера, бывшие в нем, сотник Величковский и хорунжий Кобылкин, и несколько казаков были ранены, и все лошади его были перебиты. Тогда генерал Телешов послал из главных сил взвод забайкальской батареи и 4-ю сотню 24-го донского казачьего полка под командою подъесаула Туроверова. Забайкальские пушки удачными выстрелами рассеяли японцев и выгнали их из деревни Утайцзы. Тогда 24-му донскому казачьему полку было приказано отходить к главным силам. Уходя, забайкальцы сняли амуницию с 27 убитых лошадей и в полном порядке отошли к главным силам.