Текст книги "Строго посещает Господь нас гневом своим… Император Николай II и революция 1905-1907 гг"

Тяжесть бремени была также в том, что, будучи высоконравственным человеком, Царь воспринимал и политику с позиций нравственности и от своих подчиненных ждал такой же ответственности за судьбы Родины.

Самодержавное Царствование Императора Александра III, успокоившее, хотя бы внешне, Россию, вселившее в нее уверенность в собственные силы, сама личность державного родителя – могучая, благородная, широкая, истинно русская – оказали на будущего Николая II огромное влияние. Глубокая вера во Христа прочно утвердилась в сердце Николая II вместе с убеждением в святости Самодержавной власти. Самодержавие не было для него самоцелью, не было реализацией честолюбивых замыслов или властолюбия, а было той единственной силой, которая являлась гарантом целостности и независимости России. «Я хранил не Самодержавие, а Россию», – скажет Царь впоследствии, накануне так называемого «отречения» от Престола. Часто говорят, что Николай II был воспитан в духе самодержавия. Это, безусловно, так. Но что это означало? Это означало полное самоотречение во имя России, абсолютную личную ответственность за все, что в ней происходило, полную бескорыстность монаршего служения. «Получилось так, что самодержавие как институт дает самые благоприятные условия для воспитания личности, совершенно чуждой стяжательству и низким инстинктам, той личности, о которой думал Достоевский, создавая своих положительных героев» (Г.М. Катков).[58]58
  Катков Г.М. Февральская революция. Париж, 1984, с. 350.


[Закрыть]

При этом надо учесть, что в начале XX века самодержавие воспринималось большинством народа как совершенно естественная и органичная форма правления. «Мысль о грядущем крушении самодержавной Империи в конце XIX века казалась совершенно абсурдной. Все кругом представлялось надежным, крепким, привлекательным. Николай II был уверен, что надо лишь поддерживать и развивать то, что создали его предшественники» (А.Н. Боханов).[59]59
  Боханов А.Н. Указ, соч., с. 168.


[Закрыть]

Император Николай II воспринимал Самодержавие как русскую форму народовластия. Не случайно формула русской национальной идеи была: «Православие, Самодержавие, Народность», то есть Вера, Царь и Народ составляли единое и неразделимое целое. Епископ Феофан, Затворник Вышенский писал: «Издавна охарактеризовались у нас коренные стихии жизни русской, и так сильно и полно выражаются привычными словами: Православие, Самодержавие и Народность. Вот что надобно сохранять! – Когда ослабеют или изменятся сии начала, русский народ перестанет быть русским. Он потеряет свое священное трехцветное знамя».[60]60
  Николай II. Венец земной и небесный. М., «Лествица», 1999, с. 57.


[Закрыть]

Царь был трагически одинок в своем служении. «Отчужденное одиночество – вот на что был обречен этот истинный и истовый православный христианин на Престоле Православного Царя. Теми именно свойствами своими, которые делали из него идеального Русского Царя, он становился загадочным и непонятным “лучшим” людям своей земли! Вот корень национально-общественной трагедии всего его Царствования, вот корень катастрофы, которая вырастает из этой трагедии» (архимандрит Константин).[61]61
  Архимандрит Константин (Зайцев). Указ, соч., с. 448.


[Закрыть]

Это трагическое царское одиночество понимали тогда немногие представители больного русского общества. Но тем сильнее и еще более пророчески звучали слова лучших из них. Так, Н.А. Дурново писал в 1906 году: «Все и вся кругом Царя лгут, прямо и бессознательно. Все и вся пользуются Его именем для бесправных и пагубных дел. Царь – такая же жертва окружающего общества и своего времени, как и все, но неограниченное Самодержавие и помазание Божие – не звук пустой…Упование миллионов людей и бессознательная даже надежда миллионов на защиту Помазанника – не фикция, не праздная выдумка, а могучая нравственная сила. Когда личность Царя есть именно сосуд Божий, то, что есть у нас теперь, и когда народное бедствие дорастает до крайних границ несчастья, что скоро будет у нас, тогда <… > этот Царь делается исполнителем Божьего Завета, забытого людьми. Как в оптическом фокусе сообщаются рассеянные лучи, так в этом Царе сообщается нравственная мощь и упование миллионов душ, выведенных обстоятельствами из нормы равнодушия, спокойствия».[62]62
  О возрождении России. М., 1906, с. 17.


[Закрыть]

Одиночество Император ощутил, как только вступил на Престол. Правда, став столь внезапно русским Царем, Николай II был уверен, что традиционные опоры трона, такие как дворянство, генералитет и духовенство, будут ему служить «честно и нелицеприятно», как этого требовал дух присяги, как это было в предыдущие Царствования, тем более что вся мирная обстановка 1894 года как нельзя лучше этому способствовала. Но вскоре оказалось, что далеко не все из вышеназванных представителей, не говоря уже об обществе, готовы были оставаться лишь исполнителями царской воли. Оказалось, что многие из них стали полагать, что они вправе если не управлять Россией вместе с Царем, то во всяком случае активно в этом участвовать. Характер молодого и тактичного Государя, как нельзя лучше, как им казалось, способствовал этому. Николай II в течение своего Царствования все больше убеждался в ничтожном количестве людей, которые могли бы и хотели исполнять свои прямые обязанности, то есть были верноподданными Его Величества.

У него было много советчиков, но мало таких, кто был готов подставить плечо, нелицеприятно ему служить. Стали также выясняться недостатки системы управления, созданной при Александре III. «С первых же месяцев по восшествии на Престол Николай II убедился, что единого координирующего органа административной власти нет. Каждый министр вел свою политику, и очень часто рекомендации и желания главы одного ведомства прямо противоречили тому, что предлагал другой. Император начал практиковать создание “междуведомственных” комиссий и проводить небольшие совещания, на которых председательствовал сам. На них обсуждались различные общие вопросы, и молодой Царь внимательно выслушивал аргументы и доводы сановников, имевших за спиной многолетний административный опыт» (А.Н. Боханов).

Вначале Николай II доверял многим советникам своего покойного отца, а также Великим Князьям, своим дядям, что было вполне естественно: они справлялись с возложенными на них задачами при Александре III. Если учесть, что Николай II вначале воспринимал свое Царствование как логическое продолжение предыдущего, то понятно, что он не видел в то время необходимости в смене государственных сановников. Однако вскоре выяснилось, что между взглядами нового Царя и действиями его сотрудников появились первые разногласия. «Император Николай II глубоко уважал своего отца и не стал на первых порах менять его сотрудников. Он расставался с ними только постепенно, по мере возникновения деловых расхождений» (С.С. Ольденбург).[63]63
  Ольденбург С.С. Указ, соч., с. 45.


[Закрыть]

«Государь вступил на Престол 26 лет, когда характер его еще не сложился окончательно и когда он, по недостатку опыта, еще не приобрел навыка понимать людей» (А.А. Мосолов).[64]64
  Мосолов А.А. Указ, соч., с. 90.


[Закрыть] Но с первых дней Царствования Император Николай II столкнулся с тем обстоятельством, что многие из его сотрудников, еще вчера безропотно выполнявшие волю Императора Александра III, теперь, решив воспользоваться молодостью нового Монарха и его внешней мягкостью, стали «показывать характер». Так, уже через два месяца после вступления Николая II на Престол, генерал-губернатор Царства Польского И.В. Гурко явился к нему и по сути дела потребовал назначения на должность для своего сына, пользовавшегося недоброй славой в денежных делах. «Гурко приехал в Петербург, явился к молодому Императору и поставил ему ультиматум, сделав это в твердой и довольно резкой форме, заключавшийся в том, чтобы его сын был назначен управляющим Канцелярии, или он уходит. Государь согласился на последнее» (С.Ю. Витте).[65]65
  Витте С.Ю. Избранные воспоминания. М., 1991, с. 308.


[Закрыть]

Не лучше вели себя по отношению к молодому Царю и многие Великие Князья, которые решили, что теперь они смогут принимать участие в реальном управлении государством. Наиболее амбициозными были кланы «Михайловичей» и «Владимировичей». Но, несмотря на глубокое уважение Николая II к Семье, он сразу же пресек подобные попытки со стороны отдельных ее представителей, указав им на главную их обязанность – военную службу. С нескрываемой обидой пишет об ответе Царя Великий Князь Александр Михайлович: «Государь указывал нам на традиции династии Романовых. “В продолжение трехсот лет мои отцы и деды предназначали своих родных к военной карьере. Я не хочу порывать с этой традицией. Я не могу позволить моим дядям и кузенам вмешиваться в дела управления ”».[66]66
  Александр Михайлович, Великий Князь. Указ, соч., с. 150.


[Закрыть]

Конечно, Николай II, особенно в начале Царствования, прислушивался к советам и мнениям и своих родственников, особенно матери, вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны, и ближайшего окружения. Но ни чужие мнения, ни чужие советы не определяли политики Императора Николая II. Он руководствовался в ней исключительно своей совестью и своим мнением.

Большинство воспоминаний современников Николая II, как правило тенденциозных, содержат мнение о возможности влияния на Царя, о его безграничной доверчивости. Но всегда в этих же воспоминаниях можно найти опровержения этим утверждениям. Так, генерал Мосолов пишет о «слабохарактерности» Царя, о различных влияниях на него. И тут же, говоря об отношении Николая II к ежедневной работе, генерал свидетельствует: «Он не имел секретарей. <…> Секретарь Государя мог бы классифицировать корреспонденцию, наблюдать за ходом дел, принимать входящие и т. п. Достаточно работы для двух-трех доверенных приближенных. Но тут-то и заключалась трудность. Надо было бы довериться кому-либо. А Царь недолюбливал доверять свои мысли посторонним. Вдобавок была и другая опасность: секретарь стал бы расти в значении, сделался бы необходимым, влиял бы на Монарха. Влиять на того, кто желал слушаться лишь своей совести! Одна эта возможность должна была сама по себе встревожить Николая II. <…> Императрица имела частного секретаря, графа Ростовцева, Царь – никого. Он желал быть одним. Одним пред своею совестью».[67]67
  Мосолов А.А. Указ, соч., с. 77.


[Закрыть]

О каких же решающих влияниях на Николая II в сфере большой политики может идти речь, если решение даже малых, непринципиальных вопросов он предпочитал принимать самостоятельно, оставаясь «один пред своей совестью»? Часто приводят примеры, когда по одному и тому же вопросу Царь соглашался с различными, порой, взаимоисключающими мнениями разных министров, а затем объявлял свое решение. Это часто приводят в доказательство подверженности Императора различным влияниям. Однако нам кажется, что это свидетельствует о другом: «Спорить было противно самой природе Царя. Не следует упускать из виду, что он воспринял от отца, которого почитал и которому старался подражать даже в житейских мелочах, незыблемую веру в судьбоносность своей власти. Его призвание исходило от Бога. Он ответствовал за свои действия только перед совестью и Всевышним. Царь отвечал перед своей совестью и руководился интуицией, инстинктом, тем непонятным, которое ныне зовут подсознанием (и о котором не имели понятия в XVI веке, когда московские Цари ковали свое Самодержавие). Он склонялся лишь перед стихийным, иррациональным, а иногда противным разуму, перед невесомым. Министры же основывались на одних доводах рассудка. Они говорили о цифрах, прецедентах, сметах, исчислениях, докладах с мест, примерах других стран и т. д. Царь и не желал, и не мог оспаривать таких оснований. Он предпочитал увольнять в отставку лиц, переставших преследовать одну с ним цель» (А.А. Мосолов).[68]68
  Мосолов А.А. Указ, соч., с. 76.


[Закрыть]

Но, говоря о том, что Царь руководствовался в своих действиях лишь подсознательным и что цифры и исчисления играли в его понимании второстепенную роль, генерал Мосолов лишь отчасти прав. Николай II взвешенно, ответственно и продуманно принимал те или иные решения, руководствуясь объективной информацией, докладами тех же министров, анализом прессы и так далее. Некоторые решения принимались Императором после продолжительного обдумывания. У Государя был особый портфель, куда он складывал бумаги, подлежащие его пристальному изучению.

Николай II, находясь на высотах, где, по словам У. Черчилля, «события превосходили разумение человека», видел гораздо дальше и глубже своих министров и чиновников. Царь не отделял, в отличие от большинства государственных деятелей его эпохи, духовно-нравственное видение политики от целесообразного. Ему было дано осознать и узреть Промысел Божий о русской истории.

«Государь один и исключительно смотрит на вещи не с точки зрения “нашего поколения ”, но всех поколений Отечества, и бывших, и будущих, у него есть что-то или скрыто в нем. Что-то есть “подземное”, – а “современного” нет ничего и не должно быть. Есть особая тайна, “тайна царева ”, которая совершенно никому не рассказана и никогда не будет рассказана, ибо уже с рождения царю ясно то, что “под глазом его все умаляется ” до пыли, до мелочи, до “преходящего ” и “ненужного ”, и взгляд этот имеет соотношение только с “границами вещи ”, с тем, что лежит “за нашим поколением ”, далеко впереди Него и далеко позади Него. Вечность. Царь. Отечество. Государь не может не чувствовать, что заключенное в сердце его (“тайна царства ”) вообще не рассказуемо, не объяснимо, не выразимо. <…> Бытие. Вот его область. Великое “быть по сему”. <… > Царь – всегда за лучшее. Вот его суть и подвиг. Царь (и это есть чудо истории) никогда не может быть за низкое, мелочное, неблагородное» (В.В. Розанов).[69]69
  Россия перед вторым Пришествием. Т. I, с. 420.


[Закрыть]

«Иногда он оставлял у себя какой-либо доклад на один-два дня, чтобы его обдумать или лично переговорить о нем. <…> В начале 1908 года я заговорил о мерах к сокращению пьянства среди нижних чинов (запрещение продажи водки в полковых лавочках). Он отнесся к этому вполне отрицательно, говоря, что нижние чины – люди взрослые и не институтки, но все же потребовал бывшую у меня с собою (для памяти) записку почтового формата по этому вопросу и оставил ее у себя; месяцев шесть-восемь о записке этой не было речи, но осенью того же года он ее вынул из ящика и спросил меня – узнаю ли я ее? Я ее сейчас же узнал. Он мне сказал, что положил ее в портфель с бумагами для размышления, которые он осматривает раза два в месяц; она с ним ездила в Петергоф и в шхеры, он много раз ее обдумывал и теперь согласен с моим предложением» (А.Ф. Редигер).[70]70
  Редигер А.Ф. Указ, соч., т. 1, с. 547–548.


[Закрыть]

Из этого отрывка хорошо видно, с какой ответственностью подходил Николай II к принятию решений. А ведь речь шла о вопросе далеко не первостепенной важности! Достаточно просмотреть архивные фонды различных министерств и ведомств, сотни бумаг, на которых рукой Государя синим карандашом стоит знак «просмотрено», не говоря уже о бумагах, где стоят его личные резолюции, чтобы понять, какой титанический труд совершал он ежедневно.

Верность Николая II идее Самодержавия вовсе не означает того, что он был косным реакционером и любыми силами хотел не допустить реформы. «Николай II не являлся преобразователем по натуре. Однако он обладал очень важным для политика качеством: умел соглашаться с новыми реальностями, находил силы переступать через собственное “я ”. Консерватизм же политических воззрений отнюдь не означал, что Монарх раз и навсегда был противником всяческих новаций и преобразований; если убеждался, что та или иная мера будет способствовать укреплению государства, росту его престижа, то почти всегда ее поддерживал. Он не мог не видеть, что улучшения нужны в различных областях жизни, но в то же время до конца был уверен, что важнейший и основополагающий принцип – Самодержавие – является непременным условием существования российского государства» (А.Н. Боханов).[71]71
  Боханов А.Н. Указ, соч., с. 168, 225.


[Закрыть]

При этом надо отчетливо понимать, что любые реформы, даже самые благие, всегда приводят к ломке устоев общества, а значит, к ухудшению жизни народа, во всяком случае, на время их проведения. В реформах, особенно резких, заложена угроза бедствий и революций. Но, тем не менее, Россия, как и весь мир, в начале XX века вступала в качественно новую эпоху, и преобразования были необходимы, и Царь это хорошо понимал. Но понимание необходимости преобразований вовсе не означало, что нужно было в них стремительно кидаться. Н.А. Дурново уже в те годы вопрошал у сторонников реформ во что бы то ни стало: «Но Господи, какой же верный курс нужно сразу взять? Где и в чем избавление?»[72]72
  О возрождении России. С. 17.


[Закрыть]

Сначала надо было разобраться, что нужно реформировать, до каких пределов, какими способами, как при этом учесть баланс сил, сохранить спокойствие в обществе, наконец, как при реформировании части государственного здания не допустить его крушения. Все это происходило на фоне стремления части русского общества к насильственным преобразованиям, неверия власти, несочувствия ей. Молодому Императору было крайне тяжело разобраться во всех этих вопросах, учитывая также то, что со всех сторон на него сыпались советы, иногда прямо исключающие друг друга. Тем не менее, приняв решение о преобразованиях, Николай II был ему верен и твердо проводил его в жизнь. Все важнейшие реформы Царствования Николая II проводились благодаря личной воле Императора, под его непосредственным руководством. Витте, Столыпин, Коковцев и другие были талантливыми, но исполнителями его воли. Кстати, это признавали и они сами. Так, С.Ю. Витте писал о финансовой реформе 1897 года: «В сущности, я имел за собой только одну силу, но силу, которая сильнее всех остальных – доверие Императора, а потому я вновь повторяю, что Россия металлическим золотым обращением обязана исключительно Императору Николаю II. Я имел за собою доверие Его Величества, и, благодаря его твердости и поддержке, мне удалось провести эту величайшую реформу. Это одна из реформ, которые, несомненно, будут служить украшением Царствования Императора Николая II».[73]73
  Витте С.Ю. Избранные воспоминания. М., 1991, с. 359.


[Закрыть] А.Н. Боханов пишет про «столыпинскую реформу»: «Столыпинская реформа в большинстве случаев реализовывалась царскими указами, что гарантировало оперативность ее проведения».[74]74
  Боханов А.Н. Указ, соч., с. 267.


[Закрыть]

Несмотря на подобные признания, на имеющиеся документы, в исторической науке по-прежнему бытуют понятия «реформ Витте и Столыпина», хотя истинное их название – реформы Императора Николая II.[75]75
  Не называют же крестьянскую реформу 1861 года «реформой Ростовцева», или военную реформу 1874 года «реформой Драгомирова» и т. п. У всех этих реформ одно общее название – реформы Императора Александра II.


[Закрыть]

Ниже мы увидим, как тяжело было Николаю II проводить свои реформы в жизнь, какое чудовищное сопротивление им было оказано – со стороны левых, правых, земских революционеров. Более того, реформы Николая II проходили в условиях невиданной смуты, в условиях мощной атаки антиправительственных сил, поддерживаемых иностранными спецслужбами и влиятельными финансовыми группировками.

Окруженный людьми, не обладавшими политическим предвидением, большинство из которых перестало понимать суть русской государственности, в условиях отсутствия верной опоры в высших слоях общества, среди дворянства и чиновничества, Русский Православный Царь пытался опираться на народ. Николай II, как никто из Романовых, хотел и имел все основания, по своим личным качествам, стать «народным Царем». Но вся русская элита, а также русское общество в целом, по разным соображениям, всеми силами мешали ему исполнить это желание, отталкивали народ от власти, соблазняя его разным идеологическим вздором, все больше и больше отдавая его в цепкие когти революции. Революция становилась для русского общества некоей самоцелью, высшим идеалом. Можно с уверенностью сказать, что русское общество охватил психоз революции.

Следует также подчеркнуть, что русское Самодержавие в начале XX века сильно отличалось от Самодержавия Иоанна Грозного и первых Романовых. Начиная с петровских времен, в России родился, созрел и вырос колоссальный слой чиновничьей бюрократии. Этот слой являлся тем барьером, который отделял Царя от народа, мешал тем естественным и простым отношениям между ними, которые существовали в старину. Мертвящее дыхание бюрократии подрывало основы самодержавия не меньше, чем революционный таран. Как хорошо заметил Иван Солоневич: «Россия до 1905 года задыхалась в тисках сословно-бюрократического строя – строя, который “самодержавие” медленно, осторожно и с необычайной в истории настойчивостью вело к ликвидации безо всякой революции. <…> Социально-административный строй России был отсталым строем. Государь Император Николай Второй был, несомненно, лично выдающимся человеком, но “самодержавным ” Он, конечно, не был. Он был в плену. Его возможности были весьма ограниченны – несмотря на Его “неограниченную ” власть, и если при Императоре Николае Первом Россией правили “сто тысяч столоначальников ”, то при Императоре Николае Втором их было триста тысяч. Правили нацией, по существу, они. По существу, страна боролась против них. Но против них же, правда, в других формах, боролось и “Самодержавие ”. Таким образом, обе линии совпадали – линия Монарха и линия нации. И все шло более или менее гладко до военных катастроф Японской войны».[76]76
  Кобылин В. Анатомия измены. Император Николай II и генерал-адъютант М.В. Алексеев. СПб., 1998, с. 30.


[Закрыть]

К этому следует прибавить крайне сложную внешнеполитическую обстановку, чтобы понять всю непомерную тяжесть царского бремени. Но в этих условиях Царь проявлял стойкость и в то же время – готовность к поиску компромисса, понимание текущего момента, твердость в защите основ государственности и гибкость в проведении перестройки государственной машины. При этом проявились такие качества Николая II, как честность, верность слову и долгу. Николай II опровергает утверждение, что «политика – грязное дело». Она становится грязным делом, когда люди, или системы, проводящие ее, пользуются грязными методами, ссылаясь на то, что «цель оправдывает средства». Николай II явил собой яркий образ христианского Монарха. К свету его личности тянулись миллионы простых людей. В 1906 году Н.А. Дурново писал: «Не в славянофильстве и ложно понимаемом народничестве спасение России, а в резком и крутом повороте к Христианству и домостроительству на основе Христианской религии. Вот почему Русский Царь, окруженный иноземцами, а если своими, то индифферентными к делу религии (и следовательно народа) людьми – вопреки всем видимостям, не только глубоко религиозен, но и набожен. Религиозен и набожен не на западный лад, а так просто, как в старину или теперь, простой народ. Не маска это, не уловка это тонкого политика, ибо религиозность и набожность Его давняя, видимость без расчета, потому что они давно, с первых пор, у всех, своих и чужих “интеллигентов ” вызывали и вызывают или глумление, или пожимание плечами. Этот видимый минус Его популярности есть громадная заслуга Его перед Богом и Русским Народом и лучший залог лучших времен».[77]77
  О возрождении России. С. 22–24.


[Закрыть]

Как уже говорилось, Николай II жил и царствовал в условиях духовного кризиса, в эпоху, когда в человеческой истории все больше начинало набирать силу отступничество от Христа, а само время все больше приобретало черты апостасии. Это проявлялось во многих явлениях русской жизни и не всегда носило осознанный характер. По мере того как православный образ мысли и действий уходил из жизни русской правящей элиты, ему на смену приходили разного рода суррогаты, причудливые смеси из мистики, оккультизма, масонства, социализма. Русское высшее общество XIX и начала XX веков увлекалось самыми крайними мистическими учениями. Это было модно и престижно. Православие у русской элиты все больше становилось обрядовым, все больше считалось религией простого народа, старомодным. В этих условиях тем более удивительно то обстоятельство, что русские Императоры, несмотря на все неровности духовного пути некоторых из них, оставались православными Государями. Последнее утверждение в полной мере относится к Николаю II. В его жизни тоже были соблазны в виде ордена мартинистов, в виде оккультиста Папюса, который пытался склонить в свое учение молодую Царскую чету, в виде всевозможных спиритов, которыми так увлекалось общество того времени и даже Великие Князья, в частности, Николай Николаевич-младший. Но интерес Государя, проявленный им первоначально к этим явлениям, тотчас угас, лишь только он понял их антихристианскую сущность. По личному приказу Николая II маг и оккультист Папюс был выслан из России без права возвращения. Анна Вырубова пишет по этому поводу: «Государь, как и его предок – Александр I, был всегда мистически настроен; одинаково мистически настроена была и Государыня. Но не следует путать религиозное настроение со спиритизмом, вертением столов, вызыванием духов и т. д. Государыня предупредила меня, что если я хочу быть ее другом, то я должна обещать ей никогда не заниматься спиритизмом, так как “это большой грех”».[78]78
  Фрейлина Ее Величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. М., 1991, с. 180.


[Закрыть]

Решительным духовным поворотом в жизни Императора Николая II стала канонизация святого старца Серафима Саровского, происшедшая в 1903 году, по личному настоянию Императора, вопреки сомнениям Синода. «Немедленно прославить», – такова была резолюция Николая II по поводу канонизации Серафима Саровского. В этот момент, следуя зову своей совести и убеждению, Царь не знал, что сбываются пророческие слова святого, сказанные им незадолго до кончины: «Будет Царь, который меня прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечет за то, что восстанут против этого Царя и его Самодержавия, все восставшие погибнут, а Бог Царя возвеличит».[79]79
  Николай II. Венец земной и небесный. С. 38.


[Закрыть]

Отрицание Православия неминуемо приводило к отрицанию монархической государственности, а затем – и устоев современного общества. Апостасия пряталась под загадочным, внешне притягательным, пьянящим словом «революция». Задолго до 1917 года революция произошла в умах целых слоев русского общества. Именно эта духовная революция сделала возможной революцию социальную. Вольнодумные писатели и поэты, фрондирующие Великие Князья, масонствующие политики, «революционизированные» студенты и курсистки, просто интеллигентные болтуны вызвали к жизни террористов и бомбометалыциков, кровавых экспериментаторов и демагогов, ввергнувших Россию в бездну.

Впервые с революцией Николай II столкнулся тринадцатилетним мальчиком, у смертного одра своего деда – Императора Александра II, умиравшего от бомбы боевика-народовольца. Сам Император Николай Александрович впоследствии вспоминал об этом: «Когда мы поднимались по лестнице, я видел, что у всех встречных бледные лица. На коврах были большие пятна крови. Мой дед истекал кровью от страшных ран, полученных от взрыва, когда его несли по лестнице. В кабинете уже были мои родители. Около окна стояли мои дяди и тети. Никто не говорил. Мой дед лежал на узкой походной постели, на которой он всегда спал. Он был покрыт военной шинелью, служившей ему халатом. Его лицо было смертельно бледным. Оно было покрыто маленькими ранками. Его глаза были закрыты. Мой отец подвел меня к постели: “Папа, – сказал он, повышая голос, – Ваш луч солнца здесь ”. Я увидел дрожание ресниц, голубые глаза моего деда открылись, он старался улыбнуться. Он двинул пальцем, но он не мог поднять рук, ни сказать то, что он хотел, но он несомненно узнал меня. Протопресвитер Бажанов подошел и причастил Его в последний раз. Мы все опустились на колени, и Император тихо скончался. Так Господу угодно было».[80]80
  Боханов А.Н. Император Николай II. М., 1998, с. 27.


[Закрыть]

Потрясение юного Великого Князя было вызвано не только тем, что умер его дед, общий любимец всех детей Императорской Фамилии, умер тяжело и страшно, но и тем, что был убит русский Царь, убит своим подданным, прилюдно, днем, в центре столицы.

Царствование Александра III изгнало, как казалось многим, революцию. О ее опасности начали постепенно забывать. С воцарением нового Императора, в начале XX века, опасность эта вернулась вновь.

А.Н. Боханов пишет о Николае II и его эпохе: «Среди цинизма, безверия, нигилизма, конформизма, социальной демагогии и непримиримости, характеризовавшей русскую политическую сцену в конце XIX – начале XX века, верующий в Бога, почитающий традицию, милосердный и доброжелательный политик не мог не проиграть свою историческую партию. И его проигрыш стал проигрышем всех и вся в России».[81]81
  Боханов А.Н. Указ, соч., с. 170.


[Закрыть]

Но именно в этом «проигрыше политика» заключалась великая духовная, обращенная в будущее, победа Императора Николая II, оказавшегося выше, милосерднее, доброжелательнее своей эпохи, а значит, и мудрее ее.