Текст книги "Чужая вина"

Глава 19

– Не потревожила?

Сюзанна. Ну, можно сказать, потревожила. Пират стоял у окна своего номера люкс, наблюдая за женщиной на автобусной остановке. Грудастая, в коротком топе, отличный ракурс. Пират попытался представить, какая у нее грудь на ощупь, но не смог. Эта часть его естества… как там говорится? Ну, как медведи? Вот, впала в спячку. Но, кажется, понемногу пробуждалась. Это же важная перемена в жизни. Весна. Да, Сюзанна определенно его потревожила. И все-таки Пират решил говорить с ней вежливо.

– Нет.

– У меня для вас новости.

– Да? – Голос у нее был не такой, как прежде. Не такой теплый и дружелюбный. Поэтому Пират приготовился услышать что-то плохое. Хотя что плохого может быть? Плохое позади. Он свободен.

– Насчет компенсации.

– Комп… А, да. Слушаю.

– Нам сделали официальное предложение. Очень выгодное предложение. Мы, конечно, всегда можем стать в позу и потребовать большего, но у нас сложилось впечатление, что они уже не поднимут планку, а все дополнительные средства уйдут на судебные издержки.

Пират искренне старался следить за ходом ее мысли, но очень скоро сбился.

– Компенсация, значит, – сказал он. Странное слово. Типа возмещения ущерба, да, вроде как они хотят откупиться? Как американцы от индейцев? У женщины на остановке была темная кожа с красноватым отливом. Может, она индианка? Хотя вот грудь у нее немножко светлее. Интересно, у индианок кожа на груди светлее, чем в остальных местах? Ему многое предстояло узнать. Подъехал автобус, женщина скрылась из виду.

– Компенсация? – повторила Сюзанна. – Вы это сказали? Значит, вы согласны? Не хотите сначала услышать сумму?

– Можно.

– Как я уже объяснила, мы считаем целесообразным принять это предложение, хотя в вашем случае ущерб, разумеется, невозможно возместить материально. Если вы это понимаете, то сможете сдержать эмоции. Эти деньги понадобятся вам для дальнейшего развития.

Дальнейшего развития? Да запросто.

– Именно так.

– Простите?

– Именно этим я и займусь. Буду развиваться дальше.

– Очень хорошо, – сказала Сюзанна. – Нам предлагают четыреста тридцать две тысячи семьдесят один доллар и шестьдесят три цента.

– Шестьдесят три цента? – Остальные цифры пролетели мимо ушей.

– Да, я понимаю, как глупо это звучит. Но таковы результаты их расчетов. Я могу переслать вам документы, если у вас уже есть электронный ящик…

– Повторите.

– У вас уже есть электронный почтовый ящик?

– Сумму повтори.

Последовала долгая пауза. Почему? Что происходит? Сюзанну иногда так сложно понять. Ему стало досадно, захотелось ударить ее. Ну, не то чтобы ударить по-настоящему – после всего, что она для него сделала, не говоря уже о том, что он давно миновал точку, в которой люди совершают насилие. Наконец Сюзанна снова заговорила – назвала сумму каким-то странным голосом, почти брезгливо, как будто предлагала ему завонявшееся кушанье. На этот раз Пират записал все цифры.

$432071,63.

– Четыре три два ноль семь один запятая шесть три? – еще раз решил удостовериться он.

– Да, все правильно.

Сдерживать эмоции? Что это она имела в виду? Пират вырисовывал ручкой кольца вокруг цифры, пока бумага не порвалась и кончик ампулы не оцарапал столешницу. Чирк, чирк, чирк. Он сможет купить новый стол. Сотню, тысячу, миллион столов. Ну, может, не миллион… Он рассмеялся.

– Мистер Дюпри?

– Что, уже не Элвин?

Она прочистила горло.

– Элвин, вас устраивает названная сумма?

Четыреста тридцать две штуки? Она в своем уме? Даже если бы он провел все это время на свободе, разве смог бы скопить такую кучу бабла? Только если бы удалось раскрутиться в Нашвилле или толкнуть крупную партию наркоты, а шансы и на то, и на другое были невелики. Надо же трезво смотреть на вещи.

– Да, Сюзанна, названная сумма меня вполне устраивает. – Как же круто звучит.

– Отлично, – сказала Сюзанна. – Преподобный Проктор свяжется с вами относительно бюрократических процедур и прочих деталей транзакции.

Пират вспомнил преподобного Проктора, его елейный голосок святоши. Ему не нравился преподобный, ему не нужны посредники в религии. И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние? Гораздо круче. Пират попытался придумать какую-нибудь шутку насчет ослиц и овец, но запутался. К тому же нет гарантии, что Сюзанна поймет его юмор.

– Элвин? Вы все поняли насчет преподобного?

– Ага.

– У вас есть вопросы?

У него были вопросы. Почему Иов? Правда ли, что груди у индианок светлее, чем все тело? Считается ли «Калуа» алкогольным напитком? Но теперь-то он знал, что она не сможет ответить на эти вопросы. Для нее у него был припасен отдельный.

– А преподобный хочет себе часть?

– Часть чего?

– Ну, свою долю от четырехсот тридцати двух тысяч.

– Разумеется, нет, – сказала Сюзанна. – Еще вопросы?

– Нет.

– Тогда вынуждена попрощаться.

– Отлично, – сказал Пират и добавил: – Mucho gracias. – Слишком поздно: она уже повесила трубку.

После этого Пират не находил себе места. Включил телевизор, пощелкал по каналам, но ничто, кроме рекламы очень острого ножа, не смогло удержать его внимания, да и кончилась реклама быстро. Пират сходил в ванную, привел себя в порядок. Надел чистые новенькие брюки и футболку с надписью «Давай, Алабама!» на груди. Снимать этикетки с футболки он не стал. Оставив свое маленькое оружие в номере (понадобится ли оно ему еще когда-нибудь?), он спустился на лифте на первый этаж.

В углу вестибюля находился бар: пара высоких стульев, ни одного посетителя, бармена тоже не видно, – однако чем-то этот бар его привлек. Пират подошел ближе, изучил полки, уставленные бутылками «Калуа». Большая бутылка была лишь одна. А большая бутылка – это большие буквы, достаточно большие, чтобы он смог их прочесть и разгадать наконец тайну: считается ли этот ликер алкогольным напитком? Пират зашел за стойку и, пока тянулся за бутылкой, смог прочесть, что изготовлен продукт в Мексике. Он ни разу не был в Мексике, но почему бы и нет? Мексиканские товары всегда дешевые, хотя уж ему-то о дешевизне заботиться больше не надо. Более того…

Из отворившейся двери вышел мужчина в красном жилете и с красной «бабочкой» на шее. Вытирая руки тряпкой, он спросил, чем может быть полезен.

– Здравствуйте, – буркнул Пират, убирая руку от бутылки.

– Хотите выпить, с… – Возможно, он хотел обратиться к нему «сэр», но вдруг заметил повязку или какую-то другую деталь в облике Пирата и не стал договаривать.

Положено ли богатым людям обижаться на подобные вещи? Пират так не считал.

– Не уверен.

– И от чего зависит ваше решение?

Тон бармена был близок к форменной грубости. Значит, так просто получить ответ не удастся. Пират повернул голову так, чтобы бармен смог во всех подробностях рассмотреть его повязку. Затем вышел из-за стойки и присел на табурет.

– «Калуа».

– Зависит от «Калуа»?

– Налей мне «Калуа».

Бармен обиженно закусил губу. Пират вспомнил о своем крохотном оружии, спрятанном под матрасом.

– Со льдом или без? – спросил бармен, глядя ему через плечо.

Пират улыбнулся.

– Со льдом.

Бармен взялся за работу. Когда, интересно, Пирата последний раз заносило в бар? Он смутно помнил летящий в воздухе кувшин пива и разломанные в щепки стулья, но это же было давно. Он развернул матерчатую салфетку и уложил ее себе на колени. За спиной женский голос окликнул его:

– Элвин?

– Привет. – Пират практически сразу вспомнил ее имя. – Ли Энн. – Он – как это говорят? – адаптировался. Он адаптировался к жизни на свободе, это очень хорошо.

– А я как раз собиралась позвонить тебе в номер.

– Да? – Интересно, как она выглядит без этих идиотских очков.

Ли Энн вытащила из сумочки какие-то бумаги и разложила их перед ним.

– Я составила договор.

Официант подтолкнул стакан по барной стойке. Это дало Пирату возможность собраться с мыслями.

– «Всего лишь испытание»?

– Именно. Это соглашение между мной и тобой. Шестнадцать процентов, как мы договаривались.

– Где подписать?

– А вы что будете, мэм? – поинтересовался официант.

Ли Энн покосилась на стакан Пирата.

– А что это?

– «Калуа».

Ли Энн почему-то удивилась.

– Шардоне, – сказала она.

Ей принесли вино. Ли Энн подняла бокал.

– Будем здоровы. – Они чокнулись. – За «Всего лишь испытание»! – Выпили. Кофе, сахар и еще что-то, что-то приятное – вкус Мексики. – Но ты ничего не подписывай, пока адвокат не проверит все пункты, понял?

– Хватит с меня адвокатов, – сказал Пират. Он придвинул бумаги, пролистал. Очень, очень много букв. Буквы-то крупные, разборчивые, а вот смысла никак не понять. Пират открыл последнюю страницу договора и нашел строчку для подписи. – Ручка есть?

– Я не могу тебе позволить сделать это…

– Да? – Кому они вообще интересны, детали какого-то занюханного договора о книжке? – Так уж вышло, что у меня появились другие источники.

– Я наслышана об этом. И как ты это воспринял?

Как она об этом пронюхала?!

Ли Энн ухмыльнулась:

– У меня, знаешь ли, тоже есть источники. – Как будто прочла его мысли. Нормальная она баба, эта Ли Энн, к тому же они теперь партнеры, но было бы очень хорошо, если бы удалось стереть ухмылку с ее физиономии.

Пират пожал плечами.

– Нормально воспринял. – Он повернулся к бармену: – Ручки не найдется?

– Конечно, сэр, – с готовностью откликнулся бармен. Он снова «сэр». Эти «источники» творят чудеса.

Пират взял ручку и подписал: Элвин Мэк Дюпри. Подчеркнув фамилию тремя линиями, он протянул ручку Ли Энн. Та расписалась строчкой ниже.

– Вот мы и партнеры, – сказала она, протягивая ладонь. Они скрепили сделку рукопожатием.

– Запиши на мой счет, – велел Пират бармену и назвал свой номер. Но когда Ли Энн уже собиралась уходить, он вспомнил, что карманных денег у него осталось около восьмидесяти баксов, и попросил у нее еще шестьдесят – в долг, разумеется. – Ты же мне доверяешь?

Ли Энн рассмеялась. Нормальная баба. Он уже готов был попросить ее снять очки.

– И вот еще, возьми вот это, – сказала она.

– А что это?

– Цифровой диктофон.

– И что мне на него записывать?

– Подробности, которые могут пригодиться в книге, – сказала Ли Энн. – Твои предположения, воспоминания, что ты ел в тюрьме – все, что помогает истории обрести плоть.

Пират нажал на кнопку «запись».

– Плоть, – вымолвил он. Нажал кнопку «воспроизвести». «Плоть». Его ли это голос? Он не слышал своего голоса в записи более двадцати лет. Голос изменился, теперь он звучал – как это говорят? – зловеще. Хотя, возможно, Пират ошибался, потому как Ли Энн только улыбалась ему и вовсе не казалась напуганной.

Пират вышел на улицу. Солнышко пригревало. Он прогулялся, не особо задумываясь о маршруте, и неожиданно для себя очутился в Нижнем городе. Вскоре он набрел на ломбард, витрину которого украшала классная гитара – старенький «Рикенбэкер». Он сам на такой никогда не играл, но однажды выступал с парнем, у которого в руках был этот самый «Рикенбэкер». Пират глянул на ценник: $995. Не сейчас, но скоро. Он уже собирался идти дальше, когда внимание его вдруг приковала выставленная в той же витрине золотая сережка. Обычное колечко из золота ценой 135 долларов. «И дали ему каждый по кесите и по золотому кольцу». Пират открыл дверь и зашел внутрь. Звякнул колокольчик – приятный негромкий звук. В мире вообще много всего приятного и негромкого. Он был умиротворен.

– Что-нибудь подсказать? – спросил мужчина за стойкой. Взгляд его уперся в повязку. Пирату это уже начинало надоедать. Перед ним был всего лишь крохотный старичок с волосами в ушах, мерзкий слабенький старичок. Пират живо представил, с каким треском ломались бы его хрупкие кости.

– Да. Эта золотая сережка в витрине…

– Сто тридцать пять за пару.

– Мне пара не нужна. Только одна.

– Тогда восемьдесят пять.

Что-то тут не так. Восемьдесят пять – это точно больше, чем половина от ста тридцати пяти. Но насколько больше?

– Даю семьдесят пять.

– Сойдемся на восьмидесяти?

– Сойдемся. – Пират умел торговаться: сначала раскрутил Ли Энн на лишние проценты, теперь уломал этого старикана.

Старик пошел к витрине и вернулся уже с серьгой. Пират расплатился.

– Завернуть?

– Не надо. Сразу надену.

Старикан вытаращил глаза от изумления. Перевел взгляд с одного уха Пирата на другое.

– Но как? – спросил он. – У вас же уши не проколоты.

Об этом Пират не подумал.

– А вы таким не занимаетесь?

– Вывеску видели? Там написано «Ломбард», а не «Салон красоты».

– А булавка найдется?

– Булавка?

– Ну, булавка, иголка, что-нибудь острое.

Старик покопался в выдвижном ящике и выудил оттуда длинную толстую булавку.

– И спичку.

Старик дал ему спичечный коробок. Пират раскалил дочерна кончик булавки: с такими вещами не шутят. Затем отошел на пару футов, поближе к зеркалу на стене, и вонзил булавку в мочку левого уха, чтобы создать симметрию с повязкой. Точный прокол, подумал он. Может, это и салон красоты, чем черт не шутит. Он ввел колечко в дыру, закрепил; на плечо капнула кровь.

– Каждый день узнаю что-то новое, – прошамкал старикан.

Пират прогуливался по Принцесс-стрит и вскоре наткнулся на клуб «Розовая страсть». Неоновый знак гласил: «Открыто». На грифельной доске было написано мелом: «Сегодня выступает Аврора – таинственная шоколадная девчонка!» Еще когда он работал вышибалой, тут была одна Аврора. У нее всегда находилась для него улыбочка-другая. Может, это та же Аврора? Интересная мысль, но Пират, мужчина умиротворенный, прошел мимо двери. Праведный путь существует, в этом сомнений нет, и баб и бухла на этом пути не повстречать.

Пират свернул на углу на Ридо-стрит. Там было полно баров и клубов: «Бум-бум», «Лот 49», «Крики Мими» и – эй! – «Красный петух». Ничего не изменилось: неоновая реклама пива в окнах, гигантский деревянный петух, нависший над входом. Еще этот сбор средств… Мужчине в его положении даром не нужны никакие сборы средств. Сама идея пробудила в нем злобу. Пират услышал музыку. Открыл дверь и вошел.

Он помнил это местечко – а может, местечки вроде этого: темный зал, по центру – столики, никого нет, кроме одинокой женщины, бар вдоль стены и группа на сцене. У группы – инструменты: гитара, бас, барабаны, скрипка. Музыканты остановились, не доиграв какую-то неизвестную ему песню, и начали заново. Пират заметил, что все участники сидят на диванах или табуретах, и подумал, что это, должно быть, репетиция, когда из полумрака вышла женщина в ковбойской шляпе и сказала:

– Извините, у нас закрыто.

– Репетиция?

Она уставилась на его повязку.

– Именно. Мы откроемся в пять.

– Я бы хотел поговорить с менеджером, – сказал Пират.

– Это я.

– Отмените сбор средств.

– Прост… – Менеджер поднесла ладони к губам. – О боже, вы – Элвин Дюпри?

Пират кивнул. Хорошо это или плохо?

– Я узнала вас по фотографии в газете.

– Да?

– Вы настоящая знаменитость, – сказала менеджер. Она протянула руку – очередную миниатюрную ладошку, которая утонула в его громадной лапе. – Вы хотите, чтобы мы отменили сбор средств?

– Мне оно не надо. Хотя, – добавил он, – спасибо и все такое. – Знаменитостям положено быть вежливыми.

– Мы так ждали этого вечера! Должны были выступать «Гирбокс».

– «Гирбокс»?

Менеджер мотнула своим остреньким подбородком в сторону сцены. Ребята играли какую-то знакомую песню – возможно, «Вон стакан»,[16]16
  Классическая кантри-песня, сочиненная Веббом Пирсом.


[Закрыть] – но играли слишком быстро. А что это в руках у гитариста? «Рикенбэкер». Сам парнишка – тощий, с гладкой мордашкой, как будто еще не бреется. Но как только он взялся за соло, Пират остолбенел. Играл этот безусый парнишка отлично.

– Это Джо Дон, – сказала менеджер. – Ничего себе, правда? Можете послушать, если хотите.

– Ага, – сказал Пират. – Хочу.

– Садитесь где вам угодно, – произнесла она, указывая на пустые столики. – Выпить не желаете? За счет заведения.

– Я не пью.

– Тогда, может, кока-колы? Или содовой?

– «Калуа» со льдом.

Менеджер, словно не веря, захлопала глазами.

– «Калуа» со льдом, так «Калуа» со льдом.

Пират сел за столик возле сцены. «Вон стакан», «Больше и больше», «Роман в подворотне»,[17]17
  Названия популярных кантри-песен в исполнении Вебба Пирса.


[Закрыть] но все в ускоренном темпе, все сыграны иначе – плюс песни, которых он не слышал, обычный рок-н-ролл. На электрогитаре играла женщина, она же пела – точнее, завывала; а этот паренек с акустикой играл все лучше, распалялся все сильнее. Отличная группа. Но в скором времени внимание Пирата переключилось на соседний столик, за которым сидела единственная кроме него слушательница, девчонка не старше двадцати лет. Казалась ли она ему самой красивой женщиной, какую он только видел: вживую ли, в журналах, по телевизору? Ответ утвердительный. Все в ней было прекрасно: нежная кожа, ясные зеленые глаза, блестящие волосы, тонкие черты лица, идеальные формы.

Ой. Она поймала его назойливый взгляд. Это плохо. Он отвернулся к сцене. В этот миг музыканты сбились, барабанные палочки клацнули, скрестившись, и музыка смолкла. Гитарист – как его, Джо Дон? – сказал что-то ребятам, и все рассмеялись. Сосредоточившись на непонятной шутке, Пират, несмотря на свой безупречный слух, не услышал, как со «слепой» стороны к нему подошла та девушка.

– Элвин Дюпри?

Он вздрогнул, едва не сбросив свой бокал «Калуа» со столика.

– Да, мисс?

Она внимательно смотрела на него. Не на повязку, нет – на него самого.

– Джонни Блэнтон был моим отцом.

Неожиданно, что и говорить, но он быстро нашелся.

– Примите мои соболезнования, – сказал Пират.

Глава 20

Клэй и Нелл ехали домой от аэродрома в восточной части Бельвиля. Солнце слепило глаза. От этой невыносимой яркости у Нелл разболелась голова, чего не случалось уже много лет.

Клэй встревожено глянул на нее.

– Ты в порядке?

– Да.

Он взял ее за руку.

– Не пугай меня больше так.

– Постараюсь.

Он, кажется, готов был рассмеяться, но сдержался.

– Ты так спокойно ко всему отнеслась…

– Когда это случилось, я, прямо скажем, забеспокоилась.

Мышцы в нижней части его лица напряглись.

– Я так и не понял, почему ты ныряла одна. Кирк – опытный ныряльщик.

– Я же говорила: он не смог погрузиться. Сам на него посмотри.

– Но он все равно должен был оставаться в воде, следить за тобой.

– Почему это?

Ответа у Клэя не нашлось, но выражение лица оставалось напряженным.

– Не надо злиться на Кирка, – сказала Нелл. – Если кто-то и просчитался, так это я.

Клэй покачал головой.

– Он должен был сказать, что для него там слишком глубоко.

– А ты знаешь хоть одного мужчину, который бы это признал?

– Почему ты его защищаешь? – Клэй отпустил ее ладонь.

– Я не… – Нелл не договорила. Они что, опять затевают ссору? До чего же легко им теперь ссориться, как будто раздор стал их естественным состоянием. – Давай не будем спорить, – сказала она, в последний момент отбросив жалкий аргумент – свою головную боль.

– Я и не спорю, – сказал он. – Просто…

Клэй повернул у Нижнего города. Окна были закрыты, работал кондиционер, но Нелл все равно сразу же учуяла вонь Бернардина. Вонь была по-прежнему сильной.

– Когда же он исчезнет?! – воскликнула она, не надеясь на ответ.

– Ты о чем?

– О запахе. После наводнения.

Клэй принюхался.

– Я ничего не чувствую. – Он снова посмотрел на нее с тревогой. – Ты точно в порядке?

«Хватит спрашивать!»

– Да, в полном.

Мимо проносились многочисленные бары Ридо-стрит: «Бум-бум», «Лот 49», «Крики Мими», «Красный петух». Тягач из автомастерской Йеллера стоял на улице. Клэй не отвлекался от дороги, смотрел только вперед.

– Вы с Кирком говорили в лодке о чем-то необычном? – спросил он вдруг.

– Он упомянул об этом расширении или как там его… О том, что у них для тебя есть одна управленческая должность.

– Да, Дюк рассказывал.

– И?

– Я подумаю.

– Правда?

– Ты удивлена?

– Кирк сказал, что тебе придется уйти со службы.

– Верно.

– Ты так спокойно об этом говоришь!

Клэй пожал плечами.

Они проехали Канал-стрит. Тяжелая техника от «ДК Индастриз» работала в конце улицы, где вода прорвала первую плотину. Вокруг по-прежнему валялось множество мусора, но землю уже выровняли, за исключением отдельных холмиков; все постройки превратились в груды обломков.

– Я думала, тебя это еще интересует.

– Что?

– Работа в полиции.

Клэй не отрывал глаз от дороги.

– Я ошибалась?

– Все меняется.

– Даже важность твоей работы? Вспомни, сколько ты сделал для города.

Пальцы Клэя еще сильнее впились в руль. Обычно такие красивые, эти пальцы на мгновение показались ей грубыми, красными, почти неузнаваемыми.

– Там мне бы платили двести штук в год, – сказал он. – На начальном этапе. Это ты учла?

Сейчас Клэй зарабатывал семьдесят семь с половиной тысяч, Нелл – почти сорок, хотя начисление приостановили до открытия музея.

– Но ведь не в этом дело, правда?

– Конечно нет. Мы же лучше всех.

– Ты же знаешь, что я не это имела в виду.

– Тогда и не говори.

Нижний город остался позади. Несколько человек проводили их типичными «послебернардиновскими» взглядами, полными укоризны. Нелл вдруг поймала себя на нелепой ненависти к тому, что ненавидеть в принципе нельзя: к стихийному бедствию, к буре, принесшей столько несчастья. Но ненавидела она не только природу, а еще и этот глупейший разговор. Нелл уже готова была обо всем забыть, «вычеркнуть слова из протокола», когда Клэй заговорил вновь:

– А о чем еще вы беседовали?

– Кто «мы»?

– Вы с Кирком. В лодке.

– Ни о чем. – Ей тут же стало стыдно за то, с какой поразительной легкостью она солгала. Солгала так быстро, что не успела осознать, какую именно тему она утаила: гипноз. Гипноз как способ вспомнить лицо на пирсе Пэриш-стрит.

– Ни о чем?

– Ни о чем таком. Просто болтали. – Теперь, когда она дополнила большую ложь мелкой, у нее на душе стало еще гаже.

Клэй свернул на Блу Херэн-роуд. В нескольких кварталах начиналась привычная, не изувеченная Бернардином жизнь. Чем дальше на север, тем меньше людей, тем веселее у них лица, тем меньше враждебности у них во взглядах (под конец взгляды можно было назвать безучастными). Теннисные корты были сейчас занавешены, и игроков не было видно, но тут в воздух взлетел мяч и, зависнув на фоне неба, стремительно упал.

– И что ты о нем думаешь? – спросил Клэй.

– О ком?

– О Кирке, о ком же еще.

– Я его почти не знаю. А почему ты спросил?

– Ты знакома с ним уже сколько… восемнадцать лет?

– Мы никогда не были близки. Мне всегда больше нравился Дюк.

– Почему?

– Возможно, потому что он твой друг. Между вами существует такая… особенная близость.

– Да?

– Ты же сам знаешь, Клэй.

Он кивнул.

– А почему ты спросил меня, что я думаю о Кирке? У тебя были веские причины?

– Нет.

– Это из-за той должности?

– Да. Из-за должности.

– Но ты бы все равно не работал на Кирка – по крайней мере пока он остается мэром. А если он станет губернатором?

– С чего это ты взяла?

– Вики сказала.

– О Господи.

– Мне Вики нравится.

– Она надолго не задержится.

– В смысле?

Клэй свернул на их улицу, поехал в гору.

– Дюк встретил новую девушку.

– Так они расстанутся?

– Очевидно.

Он припарковался на подъездной дорожке, между машиной Нелл и дочкиной «миатой». На крыше сидела белая чайка. Крылья ее были расправлены, как будто она пыталась обрести равновесие после полета или, наоборот, собиралась взлететь.

– То есть Вики еще не знает об этом?

– Ага.

– Но он все равно повез ее на Отмель Попугайчиков?

Клэй не ответил. В этом сжатом рассказе о прощальном подарке для бедняги Вики чувствовалась жестокость. Не та жестокость, с которой Бернардин разрушил их город, и не та, с которой убили Джонни, но все-таки жестокость. Впервые в жизни Нелл поняла женщин, которые ненавидят мужчин как таковых.

– Нора? – окликнула она, едва войдя в дом.

Ответа не последовало. Нелл поднялась наверх. В комнате дочери царил идеальный порядок: плюшевые звери рассажены по местам, мартышки, как всегда, свисают с потолка, чуть покачиваясь в потоках воздуха.

Выйдя из спальни, Нелл растерянно уставилась на лестничный пролет. Вдруг она услышала легкий стук в своем кабинете, как будто там что-то упало. Она пошла на звук. Дверь оказалась закрыта. Нелл открыла ее и обнаружила внутри Нору – та стояла на коленях перед шкафом, из которого на пол вывалились коробки и разрозненные бумаги. Заслышав ее, Нора обернулась, но безо всякой спешки или паники в движениях.

– Что ты делаешь?

– Ищу.

– Что ищешь?! Нельзя же просто так рыться в моих вещах.

– На твои вещи мне плевать. Я ищу папины. Где они?

– Я же говорила тебе: электричество отключалось. Все фотографии испорчены.

– А все остальное?

– Остальное?

– Его исследования, его документы. Его одежда, наконец!

Нелл много лет не вспоминала о вещах Джонни. Помнила только, как когда-то его мать пришла и сложила все в ящик.

– Все забрали его родители.

Глаза Норы забегали, как будто ей не давала покоя какая-то догадка.

– Должно же быть что-то еще.

– Я не понимаю, что ты надумала.

Нора поднялась с пола.

– Его убили. Почему ты не хочешь выяснить, кто это сделал?

Нелл не стала отвечать. Ее дочь сказала правду: она действительно не хотела выяснять.

– Или ты уже знаешь?

– Что с тобой происходит? Безумие какое-то…

– С волками жить – по-волчьи выть! – рявкнула Нора и, оттолкнув мать с дороги, вылетела из кабинета. В воздухе на миг застыло облако ее дыхания, пахнувшее кофе и сладким сиропом. Нелл вспомнила, что кофейню в «Блу Херэн плаза», близ теннисных кортов, опять открыли. Она вернулась по коридору и постучала в дверь.

– Что ты хотела этим сказать, Нора?

– Ничего, – ответила девушка, не отпирая. – Ничего не хотела сказать.

– Ты что-то от меня скрываешь. Расскажи.

Тишина.

– Я могла бы тебе помочь.

Опять тишина. И наконец:

– Я взрослый человек. Я взрослый человек, который не хочет, чтобы его постоянно доставали расспросами. Я прошу слишком многого?

Нелл вернулась в кабинет и принялась раскладывать бумаги по выпотрошенным коробкам.

Утром, когда Клэй уже уехал на работу, а Нора еще не проснулась, Нелл позвонила в приемную мэра, и ее сразу соединили.

– Привет, – сказал Кирк. – Как поживаешь?

– Хорошо. – Она увидела себя в зеркале: скулы, всегда практически незаметные на лице, теперь резко выпирали. Она что, похудела?

– Рад слышать. Если честно, я до сих пор виню себя за то, что случилось на рифе.

– Перестань.

– Если бы я не запустил так свое тело, ничего бы не произошло.

– Не переживай.

– На душе кошки скребут. Надеюсь, Клэй на меня не злится.

– Вовсе нет, все нормально.

– Спасибо, что успокоила, Нелли. Чем могу быть полезен?

– Я только хотела узнать, как зовут гипнотизера, о котором ты рассказывал.

– Да?

– Если не затруднит. – Удерживая телефон у уха, она сходила в ванную и встала на весы. Минус десять фунтов.

– Нет… Нет, не затруднит, вот что я хотел сказать. Но дело в том, что этот парень – он, в общем, странноватый.

– В каком смысле?

– Ну, эдакий чудик.

– Он же вылечил твой тендинит.

Кирк рассмеялся.

– Ну, тендинит у меня прошел, пока я виделся с ним. Может, простое совпадение. А что касается твоего вопроса, то я даже не знаю…

– Попытка не пытка.

Через несколько секунд Кирк наконец сказал:

– Записывай.

Табличка на двери офиса, расположенного в торговом центре в восточной части Бельвиля, гласила: «Луис Б. Пастор, магистр социологии, семейная и иная терапия». На крыше работали люди в касках; все, что осталось от прежней, покоилось горами обломков на стоянке. Нелл открыла дверь и вошла.

Она очутилась в приемной, где не было ни очереди, ни секретаря. На стенах висели обрамленные сертификаты; в общей сложности у Луиса Б. Пастора, имя которого иногда было написано как «Льюис», насчитывалось пять дипломов, выданных организациями, о которых Нелл впервые слышала.

– Здравствуйте, – громко сказала она.

– Входите, – велел мужской голос из-за двери.

Нелл перешла в другую тесную комнатенку. За столом восседал большеголовый мужчина с седым хвостиком.

– Мне назначено, – сказала она. – Меня зовут Нелл Жарро.

– Конечно, конечно, – закудахтал мужчина, вставая и протягивая руку. Он оказался очень низеньким и тщедушным, из-за того что его голова была непропорционально большой. – Доктор Пастор, – отрекомендовался он. – Присаживайтесь, кресло очень удобное.

Нелл послушно села в удобное кресло, а ноги водрузила на подставку. Хорошо, что она надела джинсы. Доктор Пастор – хотя ни один сертификат не удостоверял его докторской степени – придвинул стул и открыл свой блокнот.

– Вы давно курите? – поинтересовался он.

– Я не курю.

– Нет? – Доктор Пастор торопливо полистал блокнот. – А, вот это: нападение много лет назад, ночью, проблемы с памятью. Верно?

– Да.

Доктор Пастор подался вперед, при этом хвостик на затылке завертелся как бы обособленно, словно самостоятельное существо. Нелл слегка затошнило.

– Вас раньше когда-нибудь гипнотизировали?

– Нет. Боюсь, как бы я не оказалась из тех, кто не поддается гипнозу.

– Да? – На лице доктора Пастора отразился живой интерес, как будто необходимость преодолеть препятствие его радовала. – А кто-либо пытался подвергнуть вас гипнотическому воздействию?

– Нет.

– Тогда есть шансы, что все получится. – Интерес явно спал. – Вам удобно?

Нелл не было удобно, но она ответила «да».

– Я лишь хочу, чтобы вы расслабились.

– Мне нужно будет следить за каким-то маятником, да?

Доктор Пастор улыбнулся.

– Просто расслабьтесь, – посоветовал он. – Позвольте себе ощутить некоторую тяжесть в конечностях и во всем теле. Это будет приятная тяжесть. Приятная, свободная и расла-а-а-абленная. Веки ваши тоже тяжелеют. Можете закрыть глаза… – Небольшая пауза. Нелл услышала, как он перевернул страницу. Звук был отчетливый, но в то же время далекий. – … Нелл. Вы можете опустить эти тяжелые, тяжелые веки. Отлично. Расла-а-абьтесь. Дышите глубоко, спокойно. Почувствуйте воздух внутри себя. Воздух тоже наливается тяжестью…

Да, тяжелый воздух. Он расходился по ее телу, расслабляя каждую клетку. И веки тоже отяжелели, как будто она уже спала и видела сон.

– Вы меня слышите? – проверил доктор Пастор.

Она отлично его слышала – как будто издалека, но отчетливо. Звук доносился откуда-то снаружи, из-за пределов сновидения.

– Скажите «да», если слышите.

– Да.

– А теперь позвольте своему разуму вернуться в ночь преступления. Погода хорошая?

– Да. Тепло.

– Теплая ночь… Что-нибудь еще?

– Полнолуние.

– Большая желтая луна?

– Скорее белая. Призрачный братец.

– Призрачный братец?

– Так ее называет Джонни.

– Он с вами?

– Мы держимся за руки.

– Где вы?

– На мостовой. Впереди – пирс. Пахнет цветами.

– И что вы видите?

– Ничего. Я слушаю Джонни.

– И что он вам рассказывает?

– Что-то сложное. Что Земля динамична. Что дно со временем меняется. Что выводы очевидны… Эффект воронки… Но никто не спешит… Ох.

– Никто не спешит делать что?

– Мужчина. На пирсе появился мужчина. У него что-то с лицом… Оно будто изуродовано…

– Нелл?

– Да?

– Вы меня еще слышите?

– Ага.

– Что происходит сейчас?

– Он хочет… нет, это платок. Джонни хочет отдать ему… О нет! О нет. Нет…