Текст книги "Провидица"

14

– Хочешь сосиску, Селия?

Маленькая девочка с косичками подняла голову:

– Я не ем сосиски. Мама говорит, что это вульгарная еда.

Сэм уставилась на нее, растерявшись на мгновение, потом двинулась дальше вдоль стола с тяжелым подносом, прислушиваясь к детской болтовне.

– Вилли, а тебе положить сосиску?

– Да, пожалуйста.

– У меня на день рождения всегда дают креветки, – громко сказала Селия, не обращаясь ни к кому конкретно.

Следом за Сэм шел Ричард и нес на подносе нарезанный на куски слоеный пирог.

– Я не ем слоеные пироги, – услышала она голос Селии.

– Если будешь от всего воротить нос, покроешься пятнами, – сказал Ричард.

Малышка в розовом платьице надулась и высокомерно ответила:

– Моя мама говорит, что я буду очень красивой. Я стану моделью.

– А кино нам покажут? У нас будет кино? – раздался возбужденный голос. Сэм не поняла, чей именно.

Она уставилась на Ники, который сидел во главе стола в оранжевой бумажной короне, вцепившись в недоеденный бургер с такой силой, что из него со всех сторон вытекал кетчуп. Его лицо и новый джемпер были сплошь в потеках красного – он словно сошел с картины Джексона Поллока.[6]6
  Поллок Пол Джексон (1912–1956) – американский художник, идеолог и лидер абстрактного экспрессионизма.


[Закрыть]

– А какой фильм нам покажут? Какой фильм?

Сэм посмотрела на часы. Начало пятого.

Шум детских голосов. Один из гостей дул в пластиковый горн, другой – в свисток, из которого раскручивалась полоска цветной бумаги. Маленькая девочка возбужденно вбежала в комнату, села и принялась что-то шептать подружке, после чего та сразу же выбежала вон. Сэм увидела в дверях кукловода и кивнула ему.

– Ребята, настало время для «Панча и Джуди»!

Послышались восторженные крики.

– Давайте все перейдем в соседнюю комнату.

Она провела их в гостиную и попыталась усадить на полу перед полосатой ширмой «Панча и Джуди». Сцена чуть раскачивалась, и Сэм видела, как кукловод возился с той стороны, разбирая свои вещи. Она какое-то время настороженно смотрела на ширму (воспоминания о страшном сне не покидали ее), прислушиваясь к детским голосам. Хелен обходила ребятишек, угощая их конфетами.

– Там внутри настоящий человек.

– Да нет там никого.

– Откуда ты знаешь?

– Я заглядывал.

– Как ты мог заглянуть – это же высоко.

– А вот и заглядывал.

– А вот и нет.

Одна маленькая девочка сидела чуть в стороне от других, закрыв глаза руками.

Сэм вышла на кухню. Ее свекровь опять смотрелась в зеркало пудреницы, накладывая новый слой макияжа; тонкая струйка дыма поднималась от измазанной помадой сигареты в пепельнице.

– Джоан, – сказала Сэм, – представление начинается. Не хотите посмотреть?

– «Панч и Джуди», дорогая? – Старуха нахмурилась. – Нет, я, пожалуй, останусь здесь. У меня помада немного размазалась.

– А по-моему, все в порядке. Ники будет рад, если вы придете.

Свекровь снова принялась рыться в сумочке – ни дать ни взять собака, откапывающая спрятанную косточку.

Из гостиной послышался смех.

– Ладно, я приду через минуту.

Сэм прошла по коридору, остановилась перед дверями гостиной. Ее внимание привлекли часы в стиле ар-деко на каминной полке. Стрелки показывали четыре пятнадцать.

Эти цифры вызвали у нее какие-то смутные воспоминания.

– Уби-джуби-джуби! Кто у нас гадкий мальчишка?

– Нет-нет, это не я! – пропищал Панч. Его колпак с заостренным верхом и крючковатый нос появились над крохотной сценой.

– Уби-джуби-джуби! Гадкий, гадкий, гадкий!

От этих слов мурашки побежали у Сэм по коже.

– Неправда, я хороший!

– Нет, ты гадкий! – взвизгнула Джуди, подпрыгивая в своем цветастом платье.

– А вот и нет, нет!

– А вот и да!

– Ну-ка, дети, скажите: я ведь хороший?

– Не верьте ему: он гадкий!

Сэм окинула взглядом улыбающиеся лица; у некоторых ребятишек изо рта торчали палочки леденцов. Девочки в нарядных платьях, мальчики в рубашках, выбившихся во время игр из штанишек; у многих одежда заляпана едой. Какими они все станут, когда вырастут? Уже сейчас среди них были видны робкие и напористые, задиры и мыслители.

«Боже, – подумала Сэм, – им всем еще предстоит пройти большой путь, прежде чем… Прежде чем что? Пока они не начнут понимать, что к чему? Да взять хоть меня: вроде бы взрослая, тридцатидвухлетняя женщина, а ведь я еще даже и догадываться толком не начала. Может быть, смысл жизни вовсе даже не в ее понимании? Может, есть и еще что-то? А вдруг мы заглядываем не в те шкафы и проходим мимо главного? Неужели эти дети тоже когда-нибудь проснутся старыми неудачниками, но все так же будут открывать и закрывать шкафы? Искать в сумочках… сигареты? Или… ключ к жизни? Как мать Ричарда в кухне? Нет, не будут. Мы входим в эру Водолея. Все обретет СМЫСЛ. Новое ПОНИМАНИЕ».

– Ну-ка, дети, помогите мне. Если вы не думаете, что я гадкий, громко кричите: «НИЧЕГО ПОДОБНОГО!» Договорились?

– Ничего подобного! – раздался нестройный хор голосов.

– Не слушайте его, – взвизгнула Джуди. – Лучше поддержите меня. Кричите: «НЕТ, ОН ГАДКИЙ!»

Сэм посмотрела на сына: представление полностью захватило его. «Ники хороший мальчик, – подумала она. – Это уже и сейчас заметно. Он наверняка вырастет неравнодушным человеком».

– НЕТ, ОН ГАДКИЙ!

Сэм краем глаза увидела, как открывается дверь в конце комнаты.

– Слишком тихо! Ребята, кричите громче!

– НЕТ, ОН ГАДКИЙ!

Что-то здесь было не так.

Сэм чувствовала тревогу, но не понимала, чем она вызвана.

– Еще громче!

– НЕТ, ОН ГАДКИЙ!

Сначала она заметила на другом конце комнаты улыбку на его лице: то была улыбка демона, а не маленького мальчика. Через мгновение наваждение исчезло, и Сэм увидела смеющегося мальчика, упрямого капризулю, который настоял-таки на своем и теперь счастлив, на короткий миг, перед тем как ему и это наскучит. Он смеялся. Радостно смеялся, а у нее кровь стыла в жилах, буквально превращаясь в лед.

– Эдгар, – сказала Сэм одними губами. – Эдгар! – Она попыталась перекричать громкие голоса, поддерживающие Джуди. – Эдгар! – Теперь надо было перекричать голоса в поддержку Панча. – Положи его! Бога ради, немедленно положи его!

«Нет, ружье наверняка не заряжено. Это попросту невозможно. Ричард педантичен в таких делах. Не мог он допустить подобную глупость».

– Эдгар!

Он стоял в дверях; дробовик был слишком тяжел для него, и мальчишка напоминал этакого пьяного дуэлянта в миниатюре.

Палец, манящий ее в ночи.

04:15.

Когда она проснулась, часы в спальне показывали 04:15.

И сейчас на часах на каминной полке тоже была четверть пятого.

Палец на спусковом крючке.

«Уби-джуби-джуби!»

– Эдгар!

Она шагнула вперед.

Ружье описало дугу вдоль детских спин, прицелилось в нее, потом в потолок, потом снова опустилось на детей.

– Теперь я буду стрелять в голубей. – Сэм отчетливо услышала его слова через всю комнату, несмотря на шум. Так отчетливо, как если бы мальчишка стоял рядом с ней.

Ствол приподнялся, нацелился на нее.

– Эдгар, осторожно! Положи ружье!

Дробовик был направлен точно на нее.

– А ВОТ И НЕТ!

– А ВОТ И ДА!

– ЭДГАР, НЕМЕДЛЕННО ПОЛОЖИ РУЖЬЕ!

Казалось, даже с такого расстояния Сэм могла заглянуть внутрь обоих стволов.

– А ВОТ И НЕТ!

«Да замолчи ты! Бога ради, замолчи, идиот! Неужели ты ничего не видишь? Отгородился своей дурацкой ширмой!»

– Тюк-тюк, ой!

– Ты ударил меня? Ну, берегись!

– ПОЛОЖИ ЕГО! ЭДГАР, ПОЛОЖИ РУЖЬЕ!

– А вот и не ударишь!

– Еще как ударю!

Она услышала, как кто-то из ребятишек хихикнул.

Его палец лег на спусковой крючок.

– ЭДГАР!

Сэм в отчаянии смотрела на Ники. «Господи, как же защитить его и остальных, остановить Эдгара?»

Снова звук удара.

– Ой!

– Куда это он пропал? Дети, вы не знаете, куда подевался Панч?

– ОН ЗА ТОБОЙ!

Джуди повернулась:

– Нет, его там нет.

– ОН ТАМ, ОН ТАМ!

Она снова крутанулась:

– Нет, дети, его там нет!

– ОН ТАМ, ОН ТАМ!

Сэм увидела вспышку пламени, вырвавшуюся из ствола, и бросилась на пол. Эдгара отбросило назад, и она заметила недоуменное выражение на его лице. Ружье, словно в замедленной съемке, подпрыгнуло, потом беззвучно упало, трепыхаясь, как громадное крыло.

Она развернулась и увидела нечто похожее на хлопья снега, повисшие в воздухе вокруг полосатой ширмы. Что-то с грохотом рухнуло на пол, ударилось о плинтус и замерло у ее ног. Голова Панча. Она лежала, по-идиотски ухмыляясь; выстрелом Панчу снесло глаз и половину щеки.

Потом звук выстрела достиг наконец ушей Сэм, прошел сквозь нее, как ударная волна, отбросил в сторону, оглушил, и теперь она слышала только слабый звон.

Она увидела, как смех сошел с лиц ребятишек, словно бы разом упали маски. Сэм в ужасе оглядела комнату. Ники стоял с разинутым ртом, держа в руке леденец. Она поднялась на ноги, прошла мимо неподвижных детей, которые замерли, словно статуэтки. Опустилась на колени, обняла сына, прижала к себе:

– Ты цел, Тигренок? Все в порядке?

Он кивнул, а мать безумным взглядом вновь оглядела комнату.

– Ричард, – позвала она. – Ричард!

Она чувствовала, что говорит это, однако не слышала собственных слов. Но муж уже был здесь, он так странно двигался по комнате, будто в замедленном кино.

Сэм ощутила запах пороха. Слух понемногу возвращался, и она услышала детский плач. Ники все еще смотрел на сцену с разорванной ширмой. Вокруг в воздухе плавали клочки материи, а мальчик словно бы ждал, что сейчас Панч запрыгнет туда и продолжит представление.

Полосатый ящик дернулся пару раз, а потом сдвинулся на несколько дюймов влево.

«Боже мой, – подумала Сэм, – неужели Эдгар попал в кукольника?»

Однако тут появился сам кукловод, живой, но до смерти перепуганный, с бледным как мел лицом. Он на нетвердых ногах заковылял по комнате, выставив вперед руки.

– Полицию, – сказал он. – Пожалуйста, вызовите полицию. – И вышел в холл.

Ричард с мрачным лицом пересек комнату, держа в руке дробовик. Заплакал еще один ребенок. Потом еще один.

Сэм встала и бросилась за кукловодом.

– Вы целы? – спросила она.

– Полицию, – проговорил он. – Полицию! Вызовите полицию!! Полицию!!! – И взмахнул руками.

– С вами все в порядке?

Он затопал ногами, как капризный ребенок:

– Я хочу полицию! Немедленно!

– Да, конечно… Я сейчас вызову полицию, – заверила его Сэм, попятившись. Она почувствовала, как Ричард предостерегающе сжал ей руку. Он кивком позвал жену назад в комнату.

– Давайте-ка все вместе поиграем, – услышала она голос Хелен, войдя в гостиную, и увидела множество испуганных, заплаканных детских лиц. Эдгар сидел на полу в углу комнаты и визжал. Сэм опустилась перед ним на колени и спросила:

– Ты цел?

Мальчик никак не отреагировал.

Она дождалась, когда его визг наконец стихнет, и повторила:

– Ты цел?

– Рука болит. – Он снова принялся вопить. – Болит!

– Дай посмотрю.

Эдгар отрицательно покачал головой, и Сэм в ярости схватила его за руку:

– А ну покажи мне немедленно!

Эдгар испуганно посмотрел на нее и замолчал. Мрачно протянул руку. Сэм внимательно осмотрела ее.

– Ничего страшного. Ты просто ушиб ее, только и всего. В другой раз не станешь баловаться с ружьем.

Он остался на полу, сердито глядя на нее. Сэм медленно обошла гостиную, посмотрела на детей, потом на порванную ширму. На новых обоях была выжжена дыра, и одна из штор тоже пострадала. Она бросила взгляд на часы на каминной полке. Четыре двадцать.

«Уби-джуби-джуби».

Розовый манящий палец.

Сэм на миг закрыла глаза, надеясь, что это всего лишь сон; вот сейчас она проснется и поймет, что ничего на самом деле не было.

– А сейчас, – громко объявила Хелен, – мы будем играть в музыкальные стулья!

Сэм открыла глаза. Бедная няня изо всех сил старалась разрядить обстановку.

– Музыкальные стулья, – повторила за ней Сэм. – Прекрасная идея!

Она старалась улыбаться и излучать веселье, чтобы разрушить это всеобщее оцепенение, атмосферу подозрительности и страха. Однако ребятишки ответили ей ледяным молчанием. Дети ведь все чувствуют, и веселой улыбкой их не проведешь. Драконов убить нельзя, а люди на самом деле не живут долго и счастливо. Но надо хоть пытаться, потому что вся наша жизнь, по существу, представляет собой бесконечную череду попыток.

– Прекрасная идея! – снова сказала Сэм. – Будем играть в музыкальные стулья!

15

– Добрый вечер… э-э-э… Вивьен! Да, конечно, Вирджиния… извините! Хочу вас предупредить… Саймон немного расстроен. У нас тут случилось маленькое… происшествие. Ничего особенного, просто… один из детей нашел ружье моего мужа. – Увидев, что мать Саймона побледнела как простыня, Сэм поспешила ее заверить: – Нет-нет, все целы, никто не пострадал! Мне очень жаль. Правда… Да говорю же вам, с вашим мальчиком ничего не произошло, он в полном порядке!

Тут вышел из дома Саймон: волосы взъерошены, на лице следы слез. В руке он держал серебристый шарик с розовой надписью: «СПАСИБО, ЧТО ПРИШЕЛ НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ К НИКИ!»

«Знаете, Вирджиния, а ведь накануне мне приснился вещий сон об этом происшествии. Да! Вообще-то, это случилось уже во второй раз. Только прежде все было куда как хуже – погибло сто шестьдесят три человека.

Да не смотри ты на меня такими глазами, тупая овца. Я нормальная.

Нет, я вовсе не съехала с катушек, просто вижу вещие сны.

Вы спрашиваете, почему же я в таком случае не приняла меры? А что, по-вашему, мне следовало сделать? Отменить день рождения? „Извини, Тигренок, у тебя больше не будет праздников, потому что мамочке снятся кошмары“?

И вообще, я даже не подозревала, что это предостережение… предвидение, знамение – не знаю, как это правильно называется. Понимаете, я проснулась и увидела, что мне на щеку упал кусочек штукатурки. Да, я думала, что причина ночного кошмара в этом. Я решила, что после того сна про самолет, а потом про Вынималу в такси я разнервничалась. Между прочим, в соннике сказано, что ружье символизирует фаллос, ну да, половой член, а стрельба – сексуальную агрессию.

Так вот я и подумала… понимаете, у нас с Ричардом, как бы это лучше выразиться, в последнее время не все гладко…»

Невеселые мысли одолевали Сэм, когда она шла в понедельник через Ковент-Гарден. Стояло прекрасное свежее утро, прохладный воздух бодрил. Она сегодня не пошла перед работой в бассейн, поскольку чувствовала себя разбитой, но теперь жалела об этом. Голова болела, и Сэм плохо соображала: она всю ночь беспокойно вертелась, снова и снова просматривая бесконечное страшное кино, где фигурировали: Панч с ружьем; ухмыляющийся Вынимала; какие-то люди, выскакивающие из дверей и выглядывающие из шахты лифта, все в черных балаклавах; трещины, расходящиеся по потолку, и обваливающиеся на нее крыши. Под утро Сэм приснилось, что ее погребли заживо среди каких-то обломков вместе с Вынималой; он лежит на ней, таращась безглазыми глазницами, и смеется.

Сэм открыла дверь в стиле ар-деко, вошла в офис и очень удивилась. Здесь происходило что-то непонятное. Повсюду были молодые красивые девушки: одни сидели на диванах, другие – на стульях, третьи стояли вдоль стен. С сумками всевозможных размеров, в пальто, куртках, пуховиках – словно бы поверх джинсов и сапожек намотали одеяла. И все эти курящие, жующие резинку, поправляющие волосы девицы посмотрели на Сэм с надеждой, словно она была волшебницей, пришедшей освободить их от злой ведьмы.

Черт. Кастинг.

Сегодня утром ей это нужно, как дырка в голове.

«„Солнце полуночи“!

Ба-бах!

Для-волос-которые-оживают-в-темноте.

Бац!

„Солнце полуночи“!

Для-людей-которые-оживают-в-темноте.

Трах! Тюк! Шлеп-шлеп-шлеп!

„Солнце полуночи“!

Особый шампунь для особых волос.

„Солнце полуночи“!

Особенный шампунь для особенных людей».

– Доброе утро, Люси. Кен пришел?

– А, что?.. Да.

– Кто-нибудь из агентства уже здесь?

– А, что?.. Нет.

У Люси вид был такой, словно она тоже побывала на детском празднике и размазала себе по лицу и волосам кетчуп и соус; только на самом деле волосы у нее были крашеные, а на лице очень густым слоем небрежно наложена косметика.

– Хорошо провела выходные? – поинтересовалась Сэм.

Люси зевнула:

– Да. Даже немного чересчур.

Сэм мельком глянула на девиц, прошла мимо восковой скульптуры Кена со свежим номером «Дейли мейл» в руках, поднялась на третий этаж в его кабинет, постучала в дверь и вошла.

Кабинет Кена, скорее, напоминал берлогу. Клиенты сюда не заходили, их принимали внизу, в цоколе, где находились бильярдная и просмотровый зал. Это же помещение, на самом верху, под крутыми сводами крыши, выглядело непритязательно и просто. Удобный диван, два легких стула, на стенах развешаны дипломы и фотографии, на которых запечатлены рабочие моменты съемок. Так сказать, Кен в действии: размахивает руками, тычет пальцем, сидит на стуле, размышляет в тени операторского крана, обменивается рукопожатиями с заказчиками или отдает распоряжения целой куче исполнителей. В основном это заурядные актеры, которые снимаются только в телевизионной рекламе, но есть и несколько знаменитостей вроде Орсона Уэллса, Роберта Морли, Фрэнка Бруно и Джона Клиза.

Почти всю правую стену занимала аляповатая киноафиша, этакая желто-зеленая мешанина в стиле хай-тек.

«АДЛАНТИДА! ПОТЕРЯННЫЙ МИР ХХ ВЕКА!» – гласила надпись на афише.

Кен чуть не лишился дома из-за этого фильма. Три года назад, когда Сэм только поступила к нему на работу, все буквально висело на волоске. Деньги утекали рекой, он постоянно встречался со своим управляющим банком, – впоследствии Кен рассказал ей всю правду. Он тогда здорово влип. На нем висел долг больше двух миллионов. Он вбухал кучу денег в съемки фильма, надеясь воплотить свою мечту и добиться успеха. Он вложил в этот проект все свои средства, влез в долги, заложил дом… И очень надеялся, что это окупится.

«АДЛАНТИДА! ПОТЕРЯННЫЙ МИР ХХ ВЕКА!»

Сюжет там был следующий. Через пять тысяч лет после того, как наша цивилизация погибла в результате атомной войны, на планете Земля снова зарождаются примитивные формы жизни. А много столетий спустя Игнав Флотум III, монах из Бородовии, во время археологических раскопок находит старинную жестянку… Убежденный в том, что это капсула с посланием потомкам, он открывает ее во время специальной торжественной церемонии… Однако обнаруживается, что это подборка рекламных роликов. По ходу просмотра этих роликов перед людьми будущего постепенно открывается картина общества, населявшего планету в конце двадцатого века. Поскольку большинство сюжетов длится не более тридцати секунд, а самые длинные ролики – всего минуту, наши потомки приходят к выводу, что люди в двадцатом веке, вероятно, страдали синдромом нарушения внимания, что и привело их к полному вырождению.

Фильм остался незаконченным, и Кен уклончиво отвечал на вопрос, почему так получилось. Иногда говорил, что якобы ведущий актер оказался самовлюбленным психом. Иногда виноватой оказывалась погода. В следующий раз Кен сетовал на руководителей студии, которые согласились войти с ним в долю, но так ничего ему и не заплатили. Однако Сэм чувствовала, что главная причина заключалась в нем самом: Кен разочаровался в фильме задолго до того, как кончились деньги. Он обещал как-нибудь показать Сэм отснятые материалы, но она сомневалась, что босс это сделает.

По крайней мере, Кену удалось спасти свой дом, огромный викторианский особняк на окраине Клэпхам-Коммон, со множеством странных предметов, которые он коллекционировал: там были рыцарские доспехи, необычные картины, а в саду – полуразрушенная беседка в виде миниатюрного римского храма. Кен любил этот дом, потратил кучу времени и сил, чтобы превратить свое жилище в нечто совершенно потрясающее и безумное: ванная в византийском стиле, средневековая столовая, гостиная эпохи барокко, с галереей менестрелей. Если подумать, дурацкий каприз, чистейшей воды сумасбродство, но впечатление это производило очень сильное. К тому же особняк был достаточно просторным, чтобы все эти стили не пересекались. Мебель везде была прекрасная. Дом выглядел забавно. И Кен жил в нем так, как ему нравится. Развелся он давно, но, похоже, до сих пор переживал из-за этого. Разумеется, вокруг него постоянно вились девушки. Да, все время рядом была какая-нибудь молодая, эффектная, неглупая, подающая надежды, но он всех их держал на расстоянии, не пускал в душу; сердце его оставалось закрытым – частная территория, куда посторонним вход запрещен.

Сейчас Кен сидел за столом в джинсовой куртке и шарфе вокруг шеи, как будто только что вошел, и читал письмо. Он поднял глаза и улыбнулся Сэм:

– Принесли мне пупсика?

– Какого еще пупсика?

– Вы же обещали принести мне с дня рождения Ники конфитюр с шоколадным пупсиком внутри.

– Ой, черт… я…

– Когда должен начаться кастинг?

– В половине десятого.

– Кто-нибудь уже пришел?

– От агентства «Саатчи» никого. А так полный коридор девиц.

Кен посмотрел на нее:

– Господи боже, вы ужасно выглядите. Здоровы?

Сэм кивнула, проглотила комок в горле.

– Ну и как прошел праздник?

Она отвернулась, жалея, что поднялась к боссу сейчас, – не хотела, чтобы он видел ее слезы. И посмотрела на фотографию: Кен стоит на четвереньках, показывает овчарке, как нужно правильно есть корм.

Раздалось резкое жужжание интеркома: раз, другой. Долгий, настойчивый звук, а потом – тишина. Затем жужжание послышалось в соседнем кабинете, еще дальше. И вдруг рука Кена легко легла ей на плечо.

– Что случилось, Сэм? Все еще переживаете из-за той авиакатастрофы? Никак не можете прийти в себя?

Почувствовав, что слезы ручьем катятся по щекам, она зажмурилась, пытаясь остановить их поток.

– Это ужасно, Кен. Боже, просто ужасно.

– Что ужасно? – мягко спросил он.

– Это случилось опять.

– Что именно?

Она потрясла головой:

– Еще один сон. Я видела еще один вещий сон.

Интерком зажужжал снова, и Кен ответил.

– Хорошо, – сказал он и повесил трубку. – Все уже пришли – нам пора вниз. Расскажете мне позднее, ладно? Вот закончим работу, и можно сходить куда-нибудь выпить. Договорились?

Сэм шмыгнула носом.

– Да, спасибо. Я буду через минуту. Мне нужно позвонить.

Она открыла дверь.

– Сэм, да не волнуйтесь вы так. Все образуется.

Она неуверенно кивнула.

– Вы давно не отдыхали – даже в рождественские каникулы приходили на работу. Возьмите несколько дней отпуска. Съездите куда-нибудь вместе с Ричардом.

– Да нет, я в порядке.

– Вам нужно развеяться, Сэм. Всем нужен отдых. Покатайтесь где-нибудь на лыжах. Да, чуть не забыл. Мне тут попалась в журнале интересная статья про сны – я специально вырезал для вас. Вот.

– Спасибо. – Сэм взяла вырезку, сунула в карман. – Извините, что забыла про конфитюр и пупсика, – сказала она и стала спускаться по лестнице.

Драммонд шел по коридору, разглядывая надпись на коробке, которую держал в руках.

– Привет. – Он остановился, словно вспоминая ее имя. – Сэм, – добавил он наконец.

– Привет, Драммонд.

– Как прошли выходные?

– Отлично. – Она устало улыбнулась.

– Вам по-прежнему снятся жирафы?

– Что?

– Вы, помнится, рассказывали, что постоянно видите во сне жирафов. – Он нахмурился, снова в недоумении уставился на надпись.

– А вы вроде бы говорили, что эти животные почти не спят, да?

– Точно.

– В таком случае я бы хотела быть жирафом, – сказала Сэм, открывая дверь и заходя в свой кабинет.

Ее окутал дым, синий густой понедельничный утренний дым, похожий на туман. Такое чувство, что по понедельникам Клер выкуривала сигарет вдвое больше обычного.

– Доброе утро, Клер.

Та была с головой погружена в чтение сценария. Сэм показалось, что коллега едва заметно кивнула ей, однако стопроцентной уверенности в этом не было. Она резко распахнула окно, чтобы выпустить дым, а заодно и раздражение на Клер, потом заменила бумагу в пресс-папье на своем столе.

– Как прошли выходные? – спросила Сэм, пытаясь завязать разговор.

Ее соседка на секунду подняла глаза.

– Нормально, – ответила она и продолжила чтение.

Сэм спрашивала себя, чем Клер занимается по выходным. Она знала только, что Клер живет в Западном Лондоне и что у нее был бойфренд по имени Роджер, но они расстались. Пытаться ее разговорить все равно что открывать створки раковины. Сэм кинула взгляд на пачку писем. Придется отложить на потом, сейчас начнется кастинг.

– Я положила вам на стол информацию об отеле, – вдруг сказала Клер.

– О каком отеле?

– В Лидсе. Презентация шоколада «Сам по себе» состоится там в следующую пятницу, в девять утра. Вы же просили меня забронировать гостиницу на вечер четверга.

– Да, спасибо.

Сэм быстро просмотрела почту, нет ли чего важного: письма́, квитанции, которую нужно немедленно оплатить, записки с просьбой срочно перезвонить. Она чувствовала себя усталой и снова пожалела, что пропустила сегодня утром плавание. Да что с ней такое? Все теперь говорят о психотерапевтах, о новых средствах против стресса, о синдроме хронической усталости – синдроме яппи, как его еще называют. Может, и у нее тоже синдром яппи или что-нибудь в этом роде?

Ей снятся самолеты в горах. Пальцы, манящие ее в ночи. Эдгар, входящий в комнату с ружьем. Сэм почувствовала, как струйка холодного пота медленно потекла по спине, словно там растаяла сосулька. Она вздрогнула и взяла телефонный справочник.

Нашла номер приемной Бамфорда О’Коннелла на Харли-стрит, набрала его. Ответил женский голос, бодрый и приятный.

– Могу я поговорить с доктором О’Коннеллом?

– Как вас представить?

– Миссис Кертис. Я… мы друзья.

Она удивилась, как быстро Бамфорд взял трубку – буквально через несколько секунд.

– Сэм? – Его густой, с ирландским акцентом бас звучал тепло.

– Извини, что звоню тебе на работу, Бамфорд. Слушай, тут такое дело, мне нужна твоя консультация как специалиста.

– У вас был прекрасный вечер на прошлой неделе.

– Спасибо.

– Хочешь что-то со мной обсудить?

– Да. Я… Мы с тобой говорили об этом за обедом. – Она посмотрела на Клер, потом на свой стол. – Ну, про вещие сны. Я видела еще один. И…

– Приезжай к нам домой сегодня вечером.

Клер перестала читать и теперь прислушивалась, не поднимая головы.

– А можно встретиться с тобой один на один? – Сэм чувствовала, что начинает волноваться.

– Конечно, приезжай ко мне на работу. Это срочно?

«Срочнее не бывает».

– Нет, я…

– Если срочно, я выкрою несколько минут сегодня. Если нет, то давай в четверг, в первой половине дня. В двенадцать. У меня как раз будет окно.

– В четверг меня устроит. Спасибо, Бамфорд, – ответила Сэм. – Огромное спасибо.

Когда она вышла из кабинета и закрыла дверь, Клер повернулась в кресле и улыбнулась.

* * *

Сэм медленно спускалась по лестнице, погрузившись в раздумья. Атриум при входе был теперь битком набит девицами, здесь стоял гул голосов, витал туман сигаретного дыма и духов, отчаянно лаяла маленькая собачка. Коммутатор на столе Люси издавал настойчивые трели, но секретарша игнорировала его; она сидела, прижав трубку к уху, погруженная в какой-то личный разговор. Входная дверь открылась, вошел человек, быстро, решительно протиснулся сквозь толпу девиц, глядя в упор прямо на Сэм. Он широким шагом подошел к ней – здоровенный мужик в черном; на голове балаклава, глаза едва видны сквозь тонкие прорези.

Сэм почувствовала, что ноги подгибаются, а в животе словно бы образовалась холодная пустота. Она повернула голову. Ударилась о статую Кена, увидела, что газета смялась, и машинально подумала: «Черт, босс будет недоволен». Споткнулась, ухватилась за холодную восковую руку, чтобы не упасть, почувствовала, как та отваливается от плеча, и, пошатнувшись, отошла от статуи, сжимая отломанную руку, словно ладошку ребенка, которого переводила через дорогу. Она сделала несколько шагов, видя перепуганные лица девиц и слыша крики, налетела на вделанную в стену белую дверь «кадиллака» за спиной у Люси, отшатнулась. Надо было немедленно развернуться и убежать от человека в черной балаклаве, но Сэм продолжала идти вперед сквозь толпу девиц, которые расступались перед нею… изящные, хорошенькие, стильно одетые девушки широко раскрытыми от ужаса глазами смотрели на оторванную руку. Потом Сэм споткнулась и упала, издав негромкий звук, похожий на ржание.

«Помогите мне. Спасите меня от него. Господи, да прекратите бестолково глазеть, неужели вы не понимаете, что он меня сейчас убьет?»

Мужчина стоял над ней, в мешковатых черных брюках, грязной куртке и черной вязаной шапочке, закрывавшей шею от холода. Одной рукой в перчатке он держал мотоциклетный шлем, а другой – матерчатую сумку. Он склонился над Сэм, и сумка упала на пол.

– Не ушиблась, детка? – спросил незнакомец с шотландским акцентом. От него пахло кожей, табаком и машинным маслом.

– Нет, спасибо… я… – Сэм встала, пошатываясь; она тупо смотрела на окружавшие ее безмолвные лица. Собачонка вновь зашлась лаем.

– Ш-ш-ш, Бонзо! Тихо!

– Сэм! – кинулась к ней Люси. – Боже мой, Сэм. Ты цела?

– Ничего страшного, просто я…

– Это ведь «Кен Шепперд продакшнс»? – спросил мужчина в балаклаве, протягивая ей квитанцию. – Нужно расписаться.

Сэм подняла с пола отломанную руку манекена, отнесла ее обратно. Потом посмотрела на помятую газету и повернулась к секретарше:

– Люси, когда у тебя будет свободная минутка… – Сэм понимала, что говорит слишком медленно. И вообще испытывала странное чувство: как если бы она сидела на потолке и смотрела оттуда вниз на себя, что-то с трудом бормочущую. – Пожалуйста… сходи купи новую «Дейли мейл».

Она заглянула в рукав рубашки манекена, увидела рваную дыру ниже плеча, потом неуверенно положила отломанную руку на колени Кену, развернулась и пошла по лестнице в цоколь.