Текст книги "Алхимик"

30

– Похоже, перед нами две проблемы: во-первых, человек, который дал Силсу капсулы «Матернокса». Нам необходимо…

– Он не проблема, – резко сказал Билл Ганн.

Он сидел по другую сторону изящного стола, которому, как считал начальник службы безопасности, место было не в офисе, а вместе со всей этой мебелью в «будуаре» Винсента Кроу. Хотя он не мог не признать, что она соответствовала изысканному, рафинированному облику Кроу. Главенствующее место на столе занимала лягушка из черного папье-маше, которая смотрела на него красными глазами камешков, частично скрывая фигуру исполнительного директора.

Лягушки. Предполагалось, что они станут объектом шуток и розыгрышей. Каждый руководитель в «Бендикс Шер» получил от Кроу по декоративной лягушке для своего кабинета. Биллу Ганну была вручена мягкая игрушка – лягушонок Кермит[15]15
  Лягушонок Кермит – главный персонаж знаменитого «Маппет-шоу».


[Закрыть] в наушниках от плеера; Ганн сунул его в нижний ящик своего стола. С точки зрения Ганна, его работа по слежке и наблюдению была слишком важна, чтобы делать ее предметом шутки. Устранение всех лягушек с дисплеев в кабинетах руководства в свое время стало одной из очень немногих рекомендаций Ганна, которые были отвергнуты.

– Почему этот человек не проблема? – Холодные серые глаза Кроу, глаза беспощадного охотника, вынырнули из-за лягушки. Освещение в кабинете Кроу всегда было приглушено, даже в летние дни создавая впечатление серого зимнего утра. Все, что имело отношение к доктору Винсенту Кроу, отдавало холодом, даже его рукопожатие. Ганн уважал исполнительного директора и, хотя отслеживал его связи, уходившие за пределы стен здания «Бендикс Шер», испытывал перед ним благоговение, смешанное со страхом. Из всех человеческих созданий, которых встречал Ганн, – а среди них было немало достойных соперников – самым пугающим был Кроу.

– Ричард Уилсон – один из трех конечных контролеров качества в Рединге, сэр, – сказал Ганн. – Силс попросил его достать образцы «Матернокса» из партии М-6575-1881. Уилсон послал его к черту. Затем команда, которая следила за Силсом, увидела, как тем же вечером Уилсон подъехал к квартире Силса и оставил в его почтовом ящике какой-то пакет. Выяснилось, что он был перед Силсом в долгу за услугу, которую тот ему оказал несколько лет назад, – Силс прикрыл его, когда у Уилсона была внебрачная связь на стороне. И теперь Силс потребовал отдать долг.

– И угрожал, что, если Уилсон не рассчитается, он все расскажет его жене?

– Совершенно верно, сэр.

– В пакете были капсулы из партии М-6575-1881?

– Да.

– Где они сейчас?

– В то утро мы успели взять их с рабочего стола в лаборатории Силса до того, как появились полиция и департамент здравоохранения.

Кроу кивнул, но, похоже, облегчения при этом известии не испытал.

– Каким образом этот тип Уилсон получил доступ к ним?

– Чтобы избежать каких-либо подозрений, контроль качества оставил у себя образцы из партии М-6575-1881 – так же как и из всех остальных партий.

– Почему они не заменили их капсулами из другой партии?

– Это уж не мне было решать.

– Все, что имеет отношение к безопасности «Бендикс Шер», решать вам, майор Ганн. – Кроу продолжал обращаться к нему по его старому служебному званию.

– Я понимаю, сэр, но могу работать только в тех районах, где у нас есть люди, которым я могу доверять, а внутри контроля качества у меня никого нет – в этом никогда не было необходимости. План был и остается в том, чтобы, не привлекая ничьего внимания, ввести «Матернокс» в систему, так что М-6575-1881 – одна из четырехсот партий, введенных в систему распределения в Рединге. И меня не предупреждали, что я должен ждать появления проблемы, с которой мы столкнулись.

– Я всегда считал, майор Ганн, что это ваша обязанность – давать нам советы относительно районов потенциальной опасности.

Ганн понял, что продолжение спора ничего ему не даст. Он предупреждал Кроу, что, если какая-нибудь партия даст побочные эффекты, у них могут быть проблемы. Но Кроу только отмахивался, говоря, что они будут заниматься побочными эффектами, если они приведут к «Матерноксу», в чем он весьма сомневается. Теперь, похоже, это случилось.

– Прошу прощения, сэр, но я не ученый. Мне дали понять, что между выписыванием рецепта на «Матернокс» и последующим рождением ребенка проходит столько времени, что практически невозможно установить какую-либо связь с «Матерноксом».

– Вы понимаете всю важность соблюдения безопасности в данной ситуации, майор Ганн? Вы учитываете, что́ стоит на кону?

– Я всегда это учитываю, доктор Кроу, – сказал он, разозлившись на брошенный в его адрес намек.

Кроу поставил локти на стол и сплел свои длинные, мраморной белизны пальцы.

– Мистер Силс попросил своего приятеля Уилсона раздобыть специфическую партию «Матернокса». Через несколько часов после получения заказа мистер Силс мертв. Будь вы другом мистера Силса, разве у вас не зародились бы самые серьезные подозрения?

– В определенных обстоятельствах могли бы и появиться, – признался Ганн. – Но не здесь. Во-первых, смерть Силса стала результатом несчастного случая – и все сотрудники знают или будут знать об этом. Во-вторых, если Силс пустил в ход эмоциональный шантаж, то не думаю, что Уилсон будет склонен искать тут какую-то связь, тем более это будет означать, что он нарушил правила компании об обращении с образцами. С этого утра я держу Уилсона под наблюдением, и, если почувствую, что надо как-то нейтрализовать его, я это сделаю, но не думаю, что возникнет такая необходимость.

– Какое-то время вы будете круглосуточно следить за ним?

– Конечно. – Ганн посмотрел на часы. Кроу постоянно работал допоздна, заставляя засиживаться и своих сотрудников. С течением времени Ганн уже знал, что для Кроу не было ничего необычного уходить после полуночи, а порой даже ближе к рассвету, но тем не менее в 7:30 утра он уже сидел за своим рабочим столом. Интересно, думал Ганн, сколько ему нужно сна.

А сейчас вечернее время близилось к четверти восьмого. Вот дерьмо. В понедельник, когда он должен был присоединиться к Никки в театре «Олд-Вик», где шел «Отелло», он был вынужден прослушать запись разговора между Джейком Силсом и Монтаной Баннерман в пабе и из-за этого пришел лишь к середине третьего акта. Сегодня она захотела посмотреть фильм «Генри V» с Лоуренсом Оливье, который показывали в Национальном доме кино, и он поклялся жизнью, что будет точен, а потом отведет ее в ресторанчик «Пуне» в Ковент-Гардене, где она любила наблюдать за кухней через стеклянную стенку. Культура. Господи, он никогда в жизни не видел так много Шекспиров, провалиться бы ему. Хотя это нельзя считать сплошной потерей времени; у старого стихоплета был дьявольски изобретательный ум, и у него всегда можно почерпнуть что-то полезное по части манипулирования людьми.

– Другая проблема – эта Баннерман, – сказал Кроу. – Она меня беспокоит. Чего ради она в такое время явилась в здание?

– Не стоит и сомневаться, для встречи с Силсом.

– Так у кого была связь с погибшими циклопами – у нее или у Силса?

– Пока еще я не могу ответить на данный вопрос, сэр.

– Она верит, что смерть Силса была результатом несчастного случая?

– У нее нет никаких причин не верить, – улыбнулся Ганн. – Я хочу сказать, это в самом деле был несчастный случай.

Кроу чуть приподнял брови:

– Как она себя чувствует?

– Поправляется.

– В больнице вы держите ее под наблюдением?

– Мы поставили ей прослушку, но та вышла из строя.

– Что значит «вышла из строя»?!

– Она не подает сигналов – то ли отключилась, то ли ее изъяли или поломали. Мы занимаемся этим. Но у нее отдельная палата, и нам приходится вести себя очень осторожно.

– Вы фиксируете ее посетителей?

– Всех и каждого.

– Появлялся ли кто-то из тех, которые нас интересуют?

– Был замечен Коннор Моллой.

– Кто?

– Из группы патентов и соглашений. Молодой и энергичный американский юрист-патентовед. Был нанят в Вашингтоне для работы над патентами Баннермана.

Кроу осторожно почесал щеку.

– Вы хотите сказать, он поддерживал с мисс Баннерман рабочий контакт?

– Да.

– То есть для него естественно зайти и поинтересоваться, как она себя чувствует?

Ганн помедлил.

– Да.

Зазвонил телефон.

– Это спешно? – коротко бросил Кроу. Затем прислушался. – Вы узнали, как ее зовут? Хорошо. – Он взял тонкое золотое перо и что-то написал на листке блокнота, после чего положил трубку и снова посмотрел на Ганна. – Пресса, – сказал он.

Ганн кивнул:

– После истории с Силсом пресса осаждала нас почти весь день – но я держал ситуацию под контролем, мы сообщили им лишь то, что считали нужным.

– На этот раз речь не о Силсе, – серьезно сказал Кроу. – А о «Матерноксе».

Ганн с трудом удержался от того, чтобы громко не выругаться; Кроу категорически не принимал непристойных выражений.

– Они хотят знать, известно ли мне о связи между тремя недавними смертями от синдрома циклопа. – Холодные глаза Кроу вспыхнули, как раскаленные угли.

Ганн начал лихорадочно соображать.

– Из какой газеты?

– Какой-то листок, о котором я никогда не слышал, – презрительно сказал Кроу. – «Темз-Уолли газетт». Знаете ее?

Ганн оцепенел и, отвечая, тщательно подбирал слова.

– Да, это мелкая дешевка… вечерняя газета, тираж сорок тысяч, распространяется в районе Рединг – Слау. Листок, и не более – в основном мелкие объявления и немного новостей.

Кроу опустил глаза на листок из блокнота:

– Репортера зовут Зандра Уоллертон.

Ганн кивнул:

– Она задавала вопросы о «Матерноксе» пару недель назад.

– Именно она? Почему мне никто не сказал?

– Мы проверили ее. Похоже, у нее не было никакой информации, из-за которой стоило бы беспокоиться.

Глаза Кроу пылали и жгли.

– Кто сделал такой вывод?

Ганн сглотнул:

– Я, сэр… я не думал, что из-за этого стоит вас беспокоить.

Пальцы переплетенных кистей Кроу побелели, когда он с силой сжал их.

– Я не уверен, что вы правильно понимаете ситуацию, майор Ганн. Надеюсь, что ваша личная жизнь не отвлекает вас от исполнения обязанностей?

– Нет, сэр, – невозмутимо сказал он, прикидывая, как ему, черт возьми, придется успокаивать Никки. Он нередко думал о личной жизни самого Кроу. Исполнительный директор был женат, но детей у него не было. Ганн несколько раз встречал Урсулу Кроу – женщину с мощным интеллектом, без чувства юмора и такую же холодную в общении, как ее муж; они очень подходили друг другу. – Я немедленно займусь этой Зандрой Уоллертон.

Кроу откинулся на спинку кресла.

– Я предлагаю вам выяснить, кому принадлежит эта газета. Возможно, мы ее и финансируем, давая рекламу. – Он снова посмотрел на начальника службы безопасности и вскинул брови.

– Конечно, доктор Кроу, – улыбнулся Ганн. – Я понял вашу мысль.

31

Слова Монти привели Коннора в восторг, но, глядя на молодую женщину, он постарался скрыть это чувство. Его восхищение Монти было безгранично, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать охватившее его возбуждение. Беспокоясь, чтобы их кто-нибудь не услышал, он понизил голос:

– Вы так считаете? Вы в самом деле думаете, что гибель Силса была неслучайной?

Ей потребовалось время, чтобы собраться с мыслями. Монти подумала, не стоит ли ей отказаться от своих слов, прежде чем она окончательно увязнет в этой ситуации. Она толком не знала этого американца, по сути, у них состоялся только один настоящий разговор, и она не имела представления, кому он хранит верность. Не так давно Монти предполагала, что они оба принадлежат компании, но что-то в той манере, с которой он задал вопрос, заставило ее понять, что она ошибается. Подозрительность в его голосе чувствовалась столь же безошибочно, как и искренность в ее ответе.

Внезапно она испугалась. У нее возникло ощущение приближающегося шторма. Монти поежилась. Она вспомнила того журналиста, Губерта Уэнтуорта, потрясенного смертью дочери. И эту напористую молодую женщину-репортера, Зандру Уоллертон, в квартиру которой вломился какой-то извращенец, укравший ее панталончики. И Джейка Силса, залитого кислотой. Детектива Левайна, который сказал, что Силс был пьян.

Достаточно ли у нее доказательств для утверждений, что Джейк Силс стал жертвой подготовленного убийства? Логика говорила ей, что этого не было, что от усталости, страха, стресса у нее разыгрались эмоции, что слова, сказанные Коннору Моллою, вырвались у нее чисто случайно.

– Я… я… – Она поймала себя на том, что, отвечая, тонет в теплоте его карих глаз. «Верь мне, – говорили они. – Верь себе. Доверяй своим инстинктам!» – Не знаю, почему я это сказала, – наконец выдавила она.

Какая-то мысль молнией скользнула по его лицу, столь стремительно, что исчезла прежде, чем Монти успела заметить ее, и она безошибочно осознала – он знает то, что считает нужным скрывать от нее. Но что именно? Подрагивающими пальцами она отставила в сторону тарелку, которая отвлекала ее.

Коннор заметил растерянность в ее взгляде, но это можно понять. Она действительно была растеряна из-за сомнений, которые ее явно одолевали.

Господи, до чего она обаятельна, подумал он. Даже без косметики, даже после всего, что ей пришлось испытать, от нее нельзя было отвести глаз. У нее была свежая, чистая кожа, синева ее глаз контрастировала с цветом волос; он смотрел на ее стройную белоснежную шею в вороте больничной пижамы и снова переводил взгляд на ее обаятельное, с милым вздернутым носиком лицо и выразительный рот – с каждой секундой, которую Коннор проводил в ее присутствии, его все больше тянуло к ней.

«Я хочу тебя, Монтана Баннерман, – подумал он. – Я в самом деле хочу тебя. Я обожаю даже твое несуразное имя».

Он попытался сконцентрироваться на цели своего визита. Но когда она улыбнулась ему и он едва ли не физически почувствовал идущую от нее теплоту, его решимость ослабла.

– Мне нужно как следует выспаться, чтобы в голове прояснилось, – медленно произнесла она, все еще не зная, доверять ли ему. Но что-то в этом человеке притягивало ее, ей не хотелось расставаться с ним; как было бы хорошо, если бы он сменил тему разговора и просто поболтал. Сейчас она уже жалела о своих неосторожных словах и думала, как бы отказаться от них и не попасть при этом в дурацкое положение.

Господи, что делать, если он начнет рассказывать в компании, будто она верит в убийство Джейка Силса? Она и представить не могла, что ей сойдет с рук, если она начнет распространять такие слухи. А если руководство решит, что и ее отец имеет к этому отношение? Что тогда?

– Послушайте, – снова заговорила она, – я… я и сама не знаю, почему я это сказала.

– Может, потому, что вы так думали, – осторожно намекнул он.

Она покачала головой:

– Нет. Это была трагическая случайность… и ничем иным она не могла быть. В любом случае при всей этой системе безопасности никто не мог войти и напасть на него. Да и кому это было бы нужно?

Коннор Моллой молчал, ожидая продолжения.

– Фанатичные защитники прав животных? В Беркшире они доставили нам проблемы, – заволновалась Монти. – Как-то ночью вломились в наш зверинец и выпустили всех кроликов и мышей. Пару раз малевали лозунги на внешней стене. Но конечно же, они не настолько организованны, чтобы проникнуть в такое здание, как Бендикс?

– Уверен, – ответил он.

– А что же вы думаете?

– В любой нормальной компании уже возникли бы слухи. А вот в «Бендикс Шер» ничего. Просто стена молчания. Я слышал лишь, что он споткнулся, держа в руках эту полугаллонную емкость. Но если он споткнулся, почему она не полетела на пол? Какого черта она ухитрилась вылиться ему на голову?

– Он упал, а бутылка упала на него? – предположила она.

– Когда вы увидели бутылку, она была разбита?

– Я… я не искала эту бутылку. Там повсюду было стекло, хотя… хотя предполагаю, так и должно было случиться.

– Но если бутылка упала на него, то тело Джейка, конечно же, смягчило падение и она не могла разбиться. Согласны?

– Она могла скатиться на пол.

– Конечно, – соглашаясь, кивнул он и перевел дыхание. – Если кислота выплеснулась на него, значит крышечка была отвинчена. Разве лаборанты хранят смертельно опасные составы без крышечки?

– Нет. Я об этом не подумала. – А что, если информация, которую сообщил ей детектив, что Силс был пьян, уже разошлась по компании? – Может, он себя не очень хорошо чувствовал… был как-то несобран, – осторожно предположила она.

– Вы знали его. Такие поступки были свойственны ему?

Она помялась:

– Нет.

– Мог ли он явиться на работу пьяным?

Их взгляды встретились. Прежде чем ответить, она задумалась. Нет.

– Я вижу, что вы устали, – сказал он. – Давайте вернемся к этому разговору, когда вы будете чувствовать себя получше, – может, на будущей неделе я могу пригласить вас на ланч?

– Я буду рада.

Он улыбнулся:

– Я тоже. Очень.

– Мистер Моллой, можете ли вы… ну, никому не передавать мои слова о… вы понимаете… о том, что это был не несчастный случай.

Он приложил палец к губам:

– Ни единой живой душе.

Несколько часов спустя Монти проснулась от какого-то щелчка и увидела, что в темную комнату упала полоса света. Вошла какая-то туманная фигура. Нянечка, предположила она.

– К-к-кто тут? – сонно спросила Монти.

Фигура остановилась перед кроватью, словно желая убедиться, что все в порядке, а потом наклонилась и стала в чем-то копаться у изголовья. Несколько секунд спустя дверь снова закрылась.

32

Лондон. Четверг, 10 ноября 1994 года

Ведущий был изысканно вежлив. Густой слой сценического грима создавал впечатление загара.

С видом незваного гостя на вечеринке он насмешливо обратился к камере:

– Генная инженерия – это хорошо или плохо? Если вы родились с плохими генами, которые со временем могут убить вас или сделать инвалидом, захотите ли вы, чтобы вам об этом сообщили? А если вы узнаете, что едва только зачатое вами дитя несет в себе гены смерти или уродства, захотите ли вы избавиться от этого еще не рожденного ребенка?

Он сделал шаг навстречу аудитории в студии и сунул микрофон в лицо какой-то женщине.

– Сьюзен Беннет – носительница гена кистозного фиброза; они с мужем приняли сознательное решение не иметь детей из-за опасения, что эта генетическая особенность передастся и им.

Монти лежала на больничной постели, подложив под голову подушки, и наслаждалась роскошью этой редкой возможности – смотреть телевизор утром. О генах говорят повсюду, подумала она. Невозможно открыть газету, включить радио или телевизор без того, чтобы не наткнуться то на новое открытие, то на дебаты по этому поводу. Она считала такое положение дел просто восхитительным. В работе бок о бок с отцом больше всего ее радовала возможность быть причастной к самой горячей научной теме века.

Сегодня ей было гораздо лучше. Голова прояснилась, хотя глаза еще побаливали, а горло и легкие слегка саднило.

На подносе перед ней лежал сложенный номер «Дейли мейл». На пятнадцатой странице была помещена маленькая заметка о смерти Джейка Силса, озаглавленная «Страшная смерть в лаборатории», в которой упоминалась и она. «Монтана Баннерман, 29 лет, дочь ученого-генетика, лауреата Нобелевской премии, доктора Ричарда Баннермана, пострадавшая от шока и поражения дыхательных путей, была доставлена в больницу».

Вчера несколько репортеров уже пытались пробиться к ней, но отец бесцеремонно выставил их и дал персоналу больницы строгие указания – пропускать только друзей и коллег. Палата благоухала, как оранжерея. За час, прошедший после завтрака, прибыло еще три букета: один от ее подруги Анны Стерлинг; другой – от Полли и Ричарда Макгуайр, с которыми она провела прошлый уик-энд в Бате; еще один – от дяди и тети, сестры матери и ее мужа, которых, как с угрызениями совести подумала она, не видела уже пару лет. После смерти жены Баннерман как-то избегал поддерживать отношения с родственниками с ее стороны: они, особенно свояченица, слишком остро напоминали ему о болезненной утрате.

Раздался короткий стук в дверь, и она приоткрылась. Монти оглянулась, ожидая встречи с врачом, и, к своему удивлению, увидела ту молодую журналистку Зандру Уоллертон. Она прижимала к груди маленький диктофон. Ногти ее были по-прежнему зеленого цвета.

– Мисс Баннерман! Привет! – Она прикрыла дверь с таким видом, словно пришла к себе домой, и, не обращая внимания на работающий телевизор, села рядом с Монти.

– Здравствуйте, – вежливо ответила Монти, но это вторжение ее не обрадовало, тем более что в данный момент ее интересовали дебаты на экране.

– Вчера я услышала передачу о вас и тут же направилась сюда, но меня не пропустили.

– А как вы сегодня попали внутрь?

– Сказала тому мордовороту в коридоре, что я ваша личная секретарша, – гордо сообщила журналистка, включая диктофон и устанавливая его перед Монти. – Я слышала, что вы первой явились на место происшествия?

В голове у Монти звякнул тревожный колокольчик. Журналистка действовала с редкостной напористостью.

– Да, так и было.

– Насколько я понимаю, вы, дожидаясь приезда «скорой помощи», держали умирающего на руках?

– Нет, я… я этого не делала. Все было совсем не так.

– Но ведь вы пострадали, пытаясь спасти его жизнь. Верно?

Монти отрицательно покачала головой:

– Звучит куда более героически, чем было на самом деле. Боюсь, что, по сути, мне ничего не удалось сделать. Когда я оказалась на месте, то…

– Ходят слухи, что мистер Силс был пьян. Можете ли вы подтвердить, что он в самом деле так выглядел?

Вопрос разгневал Монти.

– Нет, не могу! Он был…

Монти остановилась, напомнив себе, что не должна попадаться на приманку. Она должна сохранять спокойствие. Все, что она скажет, в прессе будет искажено. Такое с ней уже случалось, и она получила несколько весьма горьких уроков.

– Мистер Силс был профессионалом и занимал весьма ответственное положение. Совершенно невероятно, что он мог прийти на работу пьяным.

– От полиции я слышала совсем другое, – сказала Зандра Уоллертон.

– Похоже, что вы знаете больше, чем я, – коротко бросила Монти. Ее злило, что после их серьезного разговора во вторник сегодня ее собеседницу, похоже, интересовала лишь возможность отметиться как автор сомнительной сенсации.

Зандра Уоллертон остановила запись:

– Полиция получила заявление от девушки, с которой мистер Силс провел время во вторник вечером. Она рассказала, что он основательно выпил и был крепко пьян, когда в половине третьего утра расстался с ней. – Она снова включила диктофон.

– А несчастный случай произошел несколько часов спустя, – с облегчением сказала Монти. Если он в самом деле был пьян, то вполне возможно, что этот жуткий инцидент был результатом трагической оплошности.

– Он очень рано оказался на работе. Он всегда приходил в это время? И вы?

Монти сделала глубокий вдох, чтобы потянуть время, – этот настойчивый допрос измучил ее.

– Да, я часто прихожу пораньше. Сейчас у нас нелегкое время.

– Как вам кажется, может ли быть какая-то связь между гибелью мистера Силса и тем фактом, что три женщины, принимавшие средство от бесплодия «Матернокс», изготовленное «Бендикс Шер», умерли при родах, произведя на свет детей с синдромом циклопа?

Монти потрясенно уставилась на серьезное лицо сидящей перед ней девушки. «Опасный вопрос», – подумала она. А вслух сказала:

– Не вижу никаких оснований, чтобы делать такие выводы.

Между ними установилось напряженное молчание. Журналистка выключила диктофон:

– Хотите ли вы что-то сказать не для записи? То есть я подумала, что, может быть, вы хотите проявить бо́льшую откровенность…

– Боюсь, это все, что я могла сказать.

Девушка вытащила из кармана визитную карточку и протянула ее Монти. Голос ее смягчился, и теперь она говорила не как следователь, а как подруга.

– Если вы вспомните еще что-то важное, то здесь мой прямой номер, домашний телефон и мобильник.

Монти отложила карточку, даже не посмотрев на нее:

– Конечно.

– Было приятно снова поговорить с вами, мисс Баннерман. Надеюсь, вы быстро поправитесь, – чирикнула она.

Монти улыбнулась ей. Все же под обликом «крутого репортера» скрывалась хорошая девочка. Уэнтуорт был прав, когда говорил о ней. Она далеко пойдет. Но не за счет доброй воли Баннерманов из «Бендикс Шер».

Репортер небрежно вскинула сумку на плечо.

– Я еще не закончила мое расследование в «Бендикс Шер», – сказала она. – И скоро продолжу его.