Текст книги "Алхимик"

37

Беркшир, Англия. Воскресенье, 13 ноября 1994 года

Монти подложила два березовых полешка в камин, скинула шлепанцы и калачиком свернулась на диване, осторожно поставив тарелку на бедро. Минуло семь часов, и она уже предвкушала роскошь спокойного просмотра какой-нибудь телевизионной передачи, после чего можно будет пораньше лечь спать. Она нажала на дистанционном пульте кнопку выбора каналов, и в программе «Равноденствие» на экране появилось несколько названий, имеющих отношение к генетике. Не отводя от них глаз, Монти откусила кусок теплой гренки с маслом и подцепила на вилку кусок яичницы, которую сделала себе на ужин.

Теперь она чувствовала себя куда лучше, разве что немного усталой. Несмотря на совет врача, что ей стоило бы еще недельку отдохнуть, она решила завтра же выйти на работу; ни горло, ни легкие больше не саднило, глаза не болели. Из больницы ее выписали в субботу утром, и отец отвез ее домой. Несколько минут назад она позвонила ему напомнить, что утром он должен заехать за ней, потому что ее машина так и осталась стоять на парковке «Бендикса».

Похороны Джейка Силса прошли в среду, но на них присутствовали только члены семьи. Его близкие попросили лишь прислать цветы. Монти была слегка удивлена той быстротой, с какой коронер разрешил взять тело для похорон. Скорее всего, у него не было причин и дальше держать его, но что-то ее беспокоило: ведь если и была возможность найти дополнительные доказательства, то после кремации она окончательно исчезнет.

Доказательства чего?

В глубине души она надеялась, что американец еще навестит ее в больнице, но он не появился, и это заставило ее испытать легкое разочарование. Но Монти помнила, что он пригласил ее на ланч на этой неделе, и ждала этого события, пытаясь догадаться, что у него на уме и что он знает. Какие-то факты о компании? Или о «Матерноксе»?

Внезапно ее пробила дрожь, она вспомнила о своей подруге Анне Стерлинг. Анна и Марк заглянули утром, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и принесли массу вкусных вещей.

Три женщины скончались при родах примерно месяц назад. Монти быстро произвела обратный подсчет. Из этого следовало, что они забеременели в январе или феврале. Поскольку они прибегнули к «Матерноксу», то, значит, какое-то время страдали от бесплодия; она слышала, что средняя продолжительность приема «Матернокса», гарантирующая зачатие, составляет пять месяцев. Она припомнила разговор с Анной, который состоялся примерно год назад, когда она призналась, что бесплодна.

«Доктор хочет, чтобы я принимала лекарство, которое называется „Матернокс“».

Расправляясь с яичницей, Монти ясно вспомнила эти ее слова. Анна могла начать принимать препарат примерно в это же время.

Ей послышался шум машины за окном, и она отвлеклась от своих мыслей. Монти посмотрела в окно, прислушалась, но не уловила никаких звуков. Снаружи было темно и очень холодно. Уединенная жизнь в сельской местности нравилась ей и тем, что не надо было задергивать портьеры, что в зеркале отражались острые лучики Полярной звезды, висящей над деревьями в дальнем конце ее сада. Из камина с треском вылетел янтарный кусочек тлеющего уголька. Крик сонно посмотрел на него, а Уотсон, свернувшись клубком, продолжал спокойно спать.

Монти посмотрела на красный бутон пуансеттии, которую Анна подарила ей несколько лет назад и которая всегда цвела в это время года, и подумала, не стоит ли предупредить подругу о возможной опасности «Матернокса». Три случая синдрома циклопа. Три из сотен тысяч – миллионов – женщин, которым каждый год «Матернокс» помогает забеременеть. Три случая – с точки зрения статистики это такая мелочь, что не имеет смысла ее учитывать. Пресса старается напугать людей и раздуть скандал из ничего. Типичная ситуация. Монти решила, что ничего не скажет Анне, пока не получит весомых свидетельств против этого препарата.

Поставив свой стакан с австралийским шардоне, она продолжила ужин. В камине звучно треснуло пылающее полено, потом еще одно, и она опасливо заглянула в зев камина. В памяти всплыло дымящееся, тающее на глазах лицо Джейка, и ее охватил внезапный приступ тревоги. Она опасливо посмотрела на окна, на темноту за ними и почувствовала, что горло ей перехватывает спазм. За окнами ничего нет? Бояться нечего.

Успокойся.

Она взялась за стопку непрочитанных воскресных газет, которые лежали на толстом кремовом ковре.

Проглядывая раздел «Уик-энд», она, к своему удивлению, увидела добродушное лицо сэра Нейла Рорке под заголовком «Мой прекрасный уик-энд».

Рорке был изображен в потертом пальто фирмы «Берберри» и в веллингтоновских ботинках; он держался за тачку, и на лице его была широкая улыбка, говорившая, что в его мире все в полном порядке. Прекрасный уик-энд, сообщил он, прошел в его шотландском поместье, где он в сопровождении своих собак прогуливался с женой, слушал Моцарта, пил виски «Гленливет», белое бургундское «Ле Монтраше» 1978 года и кларет «Шато Марго», ел шотландского лосося и просто необыкновенную говядину. Больше всего его радовала, сообщил сэр Рорке, возможность не думать о галстуках и своей почте. Он был олицетворением теплоты и поразил Монти тем, что совершенно не сочетался с продуманной четкостью «Бендикс Шер» и холодной надменностью Винсента Кроу и иже с ним.

Внезапно что-то привлекло ее внимание, и она вздрогнула. По саду скользнул и исчез яркий луч света. Автомобильные фары. От страха все в ней застыло, по коже побежали мурашки. Она тихонько подобралась к окну и уткнулась лицом в стекло.

Звякнул дверной звонок.

Монти вздрогнула, резко приглушила звук телевизора и услышала громкий стук своего сердца. Во рту пересохло. «Успокойся, – сказала она себе, – ты же не психопатка».

Она подошла к входной двери, включила внешнее освещение, посмотрела в глазок и сразу же узнала лысоватого мужчину средних лет в мятом плаще и облегченно вздохнула.

Монти открыла дверь, и ее окатило волной холодного воздуха.

– Мистер Уэнтуорт? Добрый вечер.

Журналист, смущенно моргая, продолжал стоять на пороге. На нем были квадратные очки без оправы.

– Мисс Баннерман, простите, что беспокою вас. – Он с трудом перевел дыхание, словно ему не хватало воздуха. – Я не хотел пользоваться телефоном. Слишком рискованно. Можем ли мы переговорить накоротке?

– Да, конечно… входите, – сказала она почти спокойно.

– Долго я вас не задержу; в воскресенье вечером не принято неожиданно являться в гости. – Замолчав, он уставился на потертый ковер в прихожей. – Персидский. Каждый такой товар рассказывает целую историю. Поучительную. С массой легенд и метафор.

Монти растерянно уставилась на него:

– Метафор?

– Дело в рисунке. Орнамент по краю – это решетка, сквозь которую души переходят из одного измерения в другое. Вы удивились бы, если бы узнали те истории, которые рассказывают такие предметы искусства.

– В самом деле? – Она растерянно опустила взгляд на ковер, который купила на какой-то дешевой распродаже несколько лет назад.

– Именно, – показал он ей. – Темные и светлые бордюры говорят о чередовании дня и ночи. – Он кивнул значительно, словно древний мудрец.

– Мне никогда не приходило в голову, что тут скрыта какая-то символика.

– Да, да. Восьмилепестковое соцветие символизирует центр Вселенной. Видите? Главное – это восемь лепестков. В центре их – отверстие в небе, обозначающее переход с земли на небо. – Он усмехнулся сам над собой. – Ладно, Губерт Уэнтуорт, заткнись. Этой милой особе не стоит слушать твой старческий бред.

– Вы отнюдь не выглядите старым, – вежливо возразила Монти.

– Пятьдесят девять – вполне пожилой возраст. – Он кивнул, словно соглашаясь с самим собой. – Вам лучше? Я слышал, вы попали в больницу? – Подчинившись ее жесту, он снял плащ. Под ним была мятая рубашка с галстуком.

– Спасибо, я прекрасно себя чувствую. – Она пристроила его плащ на вешалке викторианских времен и предложила ему пройти в гостиную. Когда она сама вошла туда, Уэнтуорт стоял перед картиной, изображавшей греческую гавань на закате.

– Это ваша работа?

– Да, – сказала она. – Итака, примерно пять лет назад.

– Знаете, вам следует быть художницей, а не химиком.

Монти улыбнулась:

– Вы очень любезны. – Она села на край дивана и немного смутилась, увидев на полу поднос с остатками ужина. – Прошу вас, устраивайтесь, – показала она ему на кресло. – Могу ли я предложить вам выпить?

Как и раньше, он согласился принять лишь стакан воды, который она тут же принесла ему из кухни. Она снова обратила внимание, каких трудов ему стоит спокойно сидеть на месте. Он поставил стакан на кофейный столик, но продолжал держаться за него, словно это был рычаг, с помощью которого он может вылететь из кресла.

– Плохие новости, – сказал он и кивнул, словно подчеркивая серьезность своих слов. – Может, вы уже слышали? Вы видели вчерашнюю прессу? «Газетт»?

– Боюсь, я не…

– Я говорил вам о нашем молодом репортере Зандре Уоллертон?

– Да, и я пару раз встречалась с ней… во вторник и в четверг.

Он удивленно уставился на нее:

– Вы виделись с ней в этот четверг?

– Да.

– Здесь?

– Нет… в больнице… – Она все пыталась понять, о каких последних плохих новостях может идти речь.

– Целый ряд неожиданных смертей, мисс Баннерман. И их слишком много, – сказал он. – Наши добрые друзья в «Бендикс Шер» пытались оказать коммерческое давление на моего редактора, чтобы он не публиковал статью о «Матерноксе». Зандра вам это рассказывала?

– Нет… она мне ничего не… Я… боюсь, что при второй встрече я была очень усталой, и мы говорили недолго.

Крик встал, подошел к Уэнтуорту и потерся о его лодыжку. Журналист наклонился и погладил его.

– Значит, Зандра Уоллертон, скорее всего, не рассказала вам и о том несчастном технике, мистере Силсе? О том, что ему удалось получить информацию о «Матерноксе», которой мы интересуемся? И к тому же образцы.

– Нет! – сказала Монти. Она лихорадочно соображала, что к чему.

Собеседник кивнул:

– Она рвалась как можно скорее опубликовать этот материал, но я сказал ей, что стоит попридержать его, собрать побольше доказательств, чтобы история была более весомой. Нельзя высказывать одни лишь предположения. Нужны факты. – Он посмотрел на Монти, и лицо его потемнело. – Насколько я понимаю, вы не слышали новостей о Зандре Уоллертон?

Монти покачала головой и собралась с духом, понимая – что бы ни последовало, это серьезно.

– Железнодорожный переезд. Она оказалась на нем как раз перед поездом. Трагично. – Он вскинул руки жестом тщеты и отчаяния. – Ужасная потеря.

Монти утратила дар речи. Она была не готова к такому известию.

– Она погибла в четверг вечером. Я думал, вы должны были знать. Все это выглядело как несчастный случай, просто обыкновенный несчастный случай, но… – Он снова вскинул руки. – Спешка. Может, она подумала, что стоит снести шлагбаум. Кто знает?

Монти чувствовала себя так, словно в голове взорвалась маленькая бомба. Образ юной девушки-репортера, влетевшей в больничную палату, вернулся к ней и не покидал ее.

– Не могу поверить, – сказала она еле слышным шепотом. Я… – Голос ее прервался, и Монти показалось, что она теряет ощущение реальности. Она вспомнила грубоватого и циничного Джейка Силса, который с видом испуганного ребенка внезапно обвел взглядом паб, услышала голос напористой девушки-репортера…

Она посмотрела на свою картину, на теплые тона сандерсоновской ткани, которой была обтянута ее мебель, на языки пламени, пляшущие в камине, на непроглядную темноту ночи за окном.

– Еще один несчастный случай, – произнес Уэнтуорт таким тоном, словно хотел убедить и ее, и себя.

– Так ли? Как много смертей должно случиться, прежде чем… – Она прикусила язык, пытаясь собраться с мыслями.

Уэнтуорт отпил из стакана и сжал его в ладонях, словно стараясь согреть о него пальцы.

– Мисс Баннерман, я не должен был втягивать вас во все это. Вы порядочный человек, и моя дочь Сара всегда говорила, что вы и ваш отец – хорошие люди. Я сейчас уйду, а вы продолжите жить своей жизнью.

– Вы ни во что меня не втягиваете. Я уже втянулась.

Ее гость смотрел прямо перед собой.

– Плюс и минус. Инь и ян. Добро и зло. Свет и тьма. Может, они навечно сплетены, как нити вашего прекрасного ковра. Свет может сиять лишь в темноте – это такая простая истина. – Внезапно его взгляд обрел жесткое, сосредоточенное выражение, когда он снова заговорил. – Фармацевтические препараты. Лекарства, которые снимают боль и лечат рак, лекарства, которые задерживают наступление старческого слабоумия, снижают уровень детской смертности. Фармацевтическая индустрия производит так много хороших препаратов. Они так улучшают качество жизни.

– В тех случаях, когда ею руководят ответственные люди, – заметила она.

Ее слова вызвали тень улыбки на лице Уэнтуорта.

– Да, в самом деле. Мудрые слова. – Он порылся в нагрудном кармане пиджака и извлек оттуда мятый конверт, который протянул ей. – Не взглянете ли, моя дорогая?

Внутри была фотография такого качества, словно ее делали в уличной фотобудке. На ней была изображена на редкость привлекательная женщина индокитайского происхождения, двадцати с небольшим лет.

– Красавица. Вам не кажется?

– Да, очень хороша. – Монти посмотрела на него, пытаясь понять, кто эта женщина.

– Моя покойная жена, – сказал он.

Монти попыталась скрыть свое изумление.

– Мы встретились во Вьетнаме… где я был корреспондентом Рейтер, а она – репортером «Пари матч». Как-то мы вместе сопровождали американский взвод, направлявшийся к деревне, где, как они подозревали, скрывались вьетконговцы. Воздушный патруль американцев по ошибке атаковал нас. Франсуаза была в джипе в ста ярдах передо мной и у меня на глазах сгорела заживо. Я ничего не мог сделать.

Монти видела, какой печалью наполнены его глаза, и позволила ему продолжить рассказ.

– Тридцать три года спустя мне порой трудно вспомнить ее лицо. Но я до сих пор чувствую запах ее горящей плоти и слышу ее крики – так ясно, словно это произошло всего несколько часов назад. – Он опустил взгляд на ковер. – Есть определенные химические субстанции, которые никто не должен производить. Но кое-кто этим занимался. И всегда будет. – Он покачал головой из стороны в сторону. – Вы же понимаете – это доход. Вот в чем корень зла.

Он внезапно поднял взгляд, и лицо его исказилось гримасой горечи.

– Я видел, как Франсуаза выскочила из джипа и побежала по рисовым посадкам, как живой факел… она с головы до ног была покрыта пылающей клейкой массой, которую для военной авиации Соединенных Штатов выпускал «Бендикс Шер». – Он медленно прикрыл веки. – Та же компания, которая производила противоожоговый крем, продававшийся без рецептов. Та же самая компания, которая выпускала болеутоляющие средства при артрите и лосьон для загара, которая жертвовала миллионы на благотворительность и исследования. Продукция «Бендикс Шер» заставила кожу моей жены сползать клочьями… у меня на глазах, и я ничего не мог сделать, чтобы спасти ее.

От напряженной горечи слов этого человека у Монти пошли мурашки по коже.

– Простите, – сказала она. – Я не имела представления.

– У фармацевтической промышленности так много возможностей делать добро, мисс Баннерман, но большей частью она претворяет в жизнь мечту алхимиков: даже смерть она превращает в золото. – Уэнтуорт медленно встал на ноги, поднял взгляд к потолку и указательным пальцем коснулся глаза. – Деревянные стропила. Как приятно видеть дом, в котором они еще существуют. – Он повернулся к Монти. – Я теперь сам буду заниматься этой историей. И напишу о ней.

– Я помогу вам всем, чем могу.

Легко ступая, он направился в холл:

– Вы очень любезны, но я сомневаюсь, что вам стоит вмешиваться.

Она помолчала, размышляя, а потом сказала, что уже настолько вовлечена в это дело, что теперь ей от него никуда не деться.

– Правда, не знаю, смогу ли принести вам какую-нибудь пользу.

– Главное, что мне нужно знать на этом этапе, – есть ли какая-то связь через «Матернокс» между моей дочерью Сарой и двумя другими женщинами, которые тоже скончались. – Он помедлил. – Видите ли, Зандра Уоллертон звонила мне в четверг утром и сказала, что выяснила: все три женщины действительно принимали «Матернокс» из одной и той же партии. Но я не знаю, насколько была велика эта партия. Я не знаю, отличалась ли она от прочих. И меня не на шутку беспокоит, что два человека, занявшиеся дополнительными изысканиями, погибли в течение полутора дней.

– Это может быть трагическим совпадением – и ничем иным, – предположила Монти.

– Конечно.

– Дайте мне номер партии, и я займусь ею. Как только у меня что-то будет на руках, я свяжусь с вами.

– Да, вот еще что, – сказал Уэнтуорт, набросав номер нужной ей серии. – Будьте осторожны, пользуясь телефонами внутри компании.

– Вы думаете, их прослушивают?

– Исходите из этого. Я бы очень удивился, если бы узнал, что их не прослушивают.

– Вы серьезно? Любые разговоры?

– Есть достаточно изощренные методы отслеживания таких вещей. Не исключено, что и дома сотрудников. – Он подчеркнуто показал на телефон, стоящий на столике в холле. – Для связи со мной пользуйтесь таксофоном. В последний раз я давал вам мои служебные и домашние номера?

– Да, они у меня есть, – сказала она, недоверчиво глядя на собеседника. Его паранойя показалась ей несколько абсурдной.

– Спасибо за то, что позволили вторгнуться к вам этим вечером. – Он окинул взглядом пол. – Какой прекрасный ковер! Вам очень повезло.

Она помогла ему справиться с плащом, зажгла фонарь под портиком и открыла дверь.

– Как темно. Я провожу вас до машины.

Оба кота проскочили мимо них в сад. Она включила фонарик, и его луч упал на маленький «ниссан», стоящий у края лужайки.

Уэнтуорт повернулся к ней:

– Я не хочу, чтобы вы хоть в какой-то мере чувствовали себя обязанной. Если вы завтра проснетесь и передумаете, я пойму вас. Вы молоды, перед вами еще вся жизнь, и я не хочу нести ответственность за то, что сломал ваше будущее. – Он устроился на месте водителя.

– Я не исчезну, – улыбнулась она ему.

– Прошу вас, серьезно подумайте. – Он вставил в замок ключ зажигания. – Вы знаете китайскую поговорку о мести?

– Нет.

Уэнтуорт внимательно посмотрел на нее:

– Прежде чем вы отправитесь мстить, первым делом пойдите и выкопайте две могилы. – Он включил двигатель. – Видите ли, мисс Баннерман, я – это другое дело. У меня нет выбора, кроме как заниматься этим делом, – у вас же нет никакого мотива.

– Вы ошибаетесь. Мотив у меня есть – и еще какой! – сказала она. – Меня очень заботит фармацевтическая промышленность; я хочу, чтобы в ней присутствовали и мораль, и ответственность. И если происходит какая-то гнусность, я хочу положить ей конец. Сэр Нейл Рорке – прекрасный человек. Он будет просто потрясен, если в «Бендикс Шер», прямо у него под носом случится что-то недостойное. Могу вас заверить, что он этого не допустит, и у меня есть право в любое время видеться с ним.

– В любом случае не торопитесь. Всегда хорошо знать, что у тебя есть союзник, но пока держите его в запасе. Давайте попробуем продвигаться шаг за шагом.

Она согласилась и лучом фонарика показала ему лужайку, на которой он сможет развернуться. Она подождала, пока огни задних фар не исчезнут, зябко ежась, позвала котов, вернулась в дом, закрыла парадную дверь, проверила, заперта ли задняя дверь, и начала по порядку проверять окно за окном.

Два человека, которых она знала, которые еще на прошлой неделе были живы, мертвы. Ей в самом деле стало не по себе. Но конечно же, «Бендикс Шер» никоим образом не может быть вовлечен в какие-то незаконные деяния! Разве не так? Просто Губерт Уэнтуорт в таком подавленном состоянии, что в поисках объяснения хватается за соломинку.

Но тут Монти зябко передернулась, осознав, что, возможно, и она цепляется за соломинку.

38

Барнет, Северный Лондон. 1951 год

Сидя у верхнего окна автобуса, который отвозил его в школу и часто останавливался на этом перекрестке, Джадд много раз обращал внимание на череп, красовавшийся в витрине мелочной лавки.

Она располагалась на опрятном, но многолюдном участке улицы, зажатая между магазином скобяных изделий и ломбардом. Фасад был в облупившейся черной краске, а за мутным стеклом витрины красовался беспорядочный набор книг, декоративных тарелок, столовых приборов, кружек «Тоби» и россыпь безделушек.

Но, кроме восхищения черепом, его подлинное любопытство вызывало обилие канделябров, кубков и церемониальных кинжалов, в которых, как ему казалось, он опознал по книгам из своей библиотеки предметы, имеющие отношение к оккультизму.

Он остановился на тротуаре перед магазином, пережидая, пока пройдет автобус. В этот час мать обычно пила кофе после церковной службы, но он все равно нервничал, опасаясь, что по какой-то причине она может пройти мимо. Или кто-то из ее приятельниц увидит его.

За те пять лет, что прошли после смерти отца, ее жестокость по отношению к нему стала не такой свирепой, и, хотя он больше не боялся матери, зная, что обладает властью над нею, все же старался не вызывать ее гнева. Она давно перестала привязывать его руки к кровати, но случалось, что лупила его. Порой, покрытый синяками и ссадинами, он обдумывал, не пустить ли в ход ритуал, чтобы убить ее, но одной из главных причин, по которой он этого не делал, было понимание, что она является отличным субъектом для экспериментов, и поэтому на пороге семнадцатилетия он позволял ей думать, что ничем не отличается от ребенка, которым когда-то был.

Он использовал ее, чтобы проверять силу заклятий, которые вызывают тошноту, заклятий, после которых она теряла память; некоторые клали конец ее гневным вспышкам (но только на короткие периоды), а другие укладывали ее в постель с какой-то болезнью; были заклинания, которые заставляли ее покупать ему подарки на день рождения и Рождество, хотя подбор их был довольно странен.

Он смог заставить ее купить ему «Энциклопедию современной науки» и экземпляр «Теории эволюции Дарвина», хотя раньше она отказывалась даже иметь в доме и ту и другую книгу, считая, что наука – это зло, а теория Дарвина – гнусное богохульство. Но попытка внушить ей желание купить ему набор для отливки свечей, чтобы он мог создавать фигурки и изображения, кончилась полным крахом: вместо этого она купила ему набор игрушечных британских солдатиков.

Самой большой неудачей из всех оказались заклятия, с помощью которых он пытался отвратить ее от Бога. Он старался изо всех сил, проведя дома свою черную мессу, для которой он использовал похищенные из церкви облатки причастия, оскверненные мочой, экскрементами, семенем и в одном случае даже менструальной кровью, которую он раздобыл из прокладки, найденной в мусорной корзинке в ванной.

Была и другая причина сохранять ей жизнь. Если ее постигнет смерть или она станет недееспособной – он не сомневался, что легко сможет обеспечить ей и то и другое, – ему придется отправиться жить у тети с дядей и делить комнату с двоюродным братом, а в этом не было ничего хорошего. Возможность пользоваться уединением была очень важна для его планов.

Самое важное испытание ждет его в течение следующих четырех лет, и для него исключительно важно много и тяжело работать над развитием своих способностей. Он трудился как одержимый, каждую ночь допоздна, а порой чуть ли не до рассвета; он убедился, что, соответствующим образом контролируя свой мозг и тело, он неделями может ограничиваться лишь парой часов дневного сна.

Ранние эксперименты над своими учителями были сравнительно удачными, но для претворения его дальнейших планов он должен был успешно сдать экзамены – он собирался учиться в университете; для этого ему предстояло войти в контакт с совершенно незнакомыми людьми, имен которых он даже не знал. Он должен научиться создавать талисманы, должен уметь произносить заклятия над чернилами, которыми пользуется, и поддерживать ментальную связь с ними, чтобы таким образом проникать в мозги экзаменаторов. Это должно быть сделано. Все возможно.

«И пусть твои слова и поступки станут законом. Заставь – и тебя полюбят».

Эти вышитые слова в небольшой рамке на стене сразу же бросились ему в глаза, когда он вошел в магазин. Резко звякнул колокольчик на дверях, когда они закрылись за ним, и Дэниел внезапно почувствовал себя полностью отъединенным от мира. Стоял слабый приятный запах, в котором он узнал благовония, и, оглянувшись вокруг, он потрясенно уставился на груды сокровищ в этой странной, едва ли не церковной полутьме – его глаза вспыхнули при виде меча и кольчуги, зловещего топора на колоде, полок, заставленных большими пыльными томами.

Из-за стойки маленькими, как у насекомого, глазами за ним наблюдала худая остроносая женщина с прямыми выцветшими волосами, собранными сзади в хвост.

Покраснев, Дэниел отвел глаза и, за прикрытием массивной кружки в честь коронации Георга VI, взял книгу «Пособие по высшей магии», автором которой был один из его героев, Джеральд Гарднер. Он открыл ее наудачу, зная, что взгляд его может впитывать все окружающее, подобно промокательной бумаге.

– Для такого молодого человека у вас очень сильная аура, – прорезал тишину голос мягкий, как музыкальный аккорд.

Удивившись, Дэниел снова посмотрел на стойку. Там стоял мужчина, только сейчас понял он, а не женщина. Он никогда не видел мужчин с такой прической.

– Спасибо, – нервничая, ответил он, кладя книгу обратно.

– Раньше я вас здесь не видел.

Дэниел обратил внимание на пентакль, который на серебряной цепочке висел поверх черной рубашки этого мужчины.

– А я раньше тут не бывал.

Насмешливо поблескивая глазами, мужчина еще несколько секунд наблюдал за ним, а затем тепло улыбнулся:

– Конечно, иначе я бы раньше обратил внимание на вашу ауру.

Дэниел не знал, как воспринять это замечание, но тон был дружелюбный.

– Спасибо, – снова сказал он.

– У вас есть имя?

– Дэниел.

– Бог – мой судья.

Дэниел растерянно уставился на собеседника.

– Таков смысл имени Дэниел: «Бог – мой судья». У каждого имени есть свой смысл. Бог в самом деле ваш судья?

Вопрос поразил Дэниела до глубины души. Он покачал головой:

– Нет, Бог мне не судья.

– Я этого и не предполагал. Отлично! Дэниел. Дэниел. – Мужчина улыбнулся и откинул назад голову так, словно он обращался к потолку, когда продекламировал: «Второй Дэниел, некий Дэниел, еврей! Теперь, неверный, я возьму свое из твоего бедра».

Дэниел растерялся.

– «Венецианский купец». Вы не читали Шекспира?

Дэниел еще раз покачал головой.

– Нет? Что ж, у мальчика с такой, как у вас, аурой есть более важные вещи для чтения, и я не сомневаюсь, что вы читаете их, не так ли?

Дэниел кивнул. Его взгляд упал на полку над головой мужчины, и он обратил внимание на заголовок, тисненный золотыми буквами на корешке большого зеленого тома: «Баррет. Маг». От этих слов его охватила восторженная дрожь.

– Но кто помогал вашему развитию, Дэниел? У вас есть наставник?

Он обратил внимание на пальцы этого мужчины: сухие и костистые, чуть ли не как у скелета, с ногтями как минимум на дюйм длиннее пальцев и покрытые черным лаком; запястья обвивала масса браслетов. Наставник. Он попытался вспомнить, что могло значить это слово, но не мог отвести глаз от зеленой книги.

– Простите… я не понимаю, что вы имеете в виду.

Этот человек снова уставился на него, и в глазах его блеснул какой-то свет. Дэниел не мог понять, что в нем крылось: то ли юмор, то ли гнев. Мужчина сменил положение на стуле, словно птица на жердочке, коснулся лба, сказал слово «Атех» и подмигнул.

Дэниел понял его и просиял: тепло, равного которому он не испытывал никогда в жизни, пронизало его с головы до ног огромной бурной радостью общения с совершенно незнакомым человеком. Он коснулся груди и ответил:

– Малкутх.

Мужчина коснулся правого плеча:

– Ве-Гебура.

Дэниел прикоснулся к левому:

– Ве-Гедула.

Мужчина свел ладони перед собой:

– Ле-Олам.

Глаза его блестели так, словно он был в трансе.

– Эко, Эко, Азарак.

– Эко, Эко, Зомелак, – ответил Дэниел.

– Эко, Эко, Кернуннос.

– Эко, Эко, Арадиа, – сказал Дэниел.

Мужчина сделал глубокий вдох и в упор посмотрел на Дэниела.

– У тебя нет наставника, но хочешь ли ты учиться? Хочешь ли совершенствоваться? Поэтому ли ты здесь? Ты пришел в поисках знания?

– Да.

– Насколько сильно ты взыскуешь его, Дэниел?

Дэниел стоял лицом к лицу со своим следователем, и в нем жила такая уверенность, что он и не подозревал о ее существовании в себе.

– Я очень сильно хочу обрести его.

– Больше, чем что-либо иное в мире?

На краткое мгновение Дэниел подумал о Боге. Но в этом человеке было нечто внушавшее ему инстинктивное спокойствие. Словно он впервые в жизни встретил того, кто может понять его интерес к тайным арканам, того, с кем он может спокойно беседовать, не опасаясь, что его слова дойдут до матери, человека, которому он может довериться.

В чем он отчаянно нуждался. Много раз за прошедшие несколько лет он, сидя в церкви, вспоминал ночь кончины отца. Порой Дэниел искренне верил, что это он убил его, и был счастлив. Случалось, он испытывал страх от того, что может случиться с ним. Господь повсюду; они поклонялись Ему в школе, в воскресной школе, по радио, в газетах. И ему казалось, что все в мире, все, кроме него, любят Господа. Может, его мать была права, и, может, был прав и его отец. Может, он грешник и его ждет вечное проклятие.

Он было попытался поговорить об оккультизме и о какой-то альтернативе Богу с викарием, но тот пришел в исступление и просто стал фонтанировать теми же библейскими цитатами, которых он наслушался от своей матери. Но здесь и теперь, в этом магазине, в присутствии этого странного человека, он испытал чувство глубокого родства душ. Он не испытывал ни страха, ни чувства вины. Он переживал лишь глубокое и радостное чувство обретения дома.

– Да, – ответил он. – Я хочу совершенствоваться больше, чем чего-либо иного в мире.

– И ты хочешь присоединиться к нашему сообществу, не так ли, Дэниел?

Он кивнул.

– Хорошо, – сказал мужчина. Он улыбнулся. – Уверен, что смогу помочь тебе в этом. Больше, чем ты думаешь. Дай мне руку.

Дэниел неуверенно протянул правую руку. Мужчина взял ее, повернул ладонью кверху и стал внимательно рассматривать, после чего плотно закрыл ладонь Дэниела своими пальцами. Он с силой сжал их, и Дэниел дернулся, подавив невольный вскрик боли. Затем мужчина ослабил хватку и мягко погладил Дэниела по плечу.

Дэниел потрясенно уставился на свою ладонь. Все пять ногтей оставили маленькие полукруглые ранки, в которых уже начала собираться кровь. Но Дэниел не испытывал никакого гнева, а только огромную благодарность, словно этим действием мужчина дал ему понять, что принимает его.