Текст книги "Абсолютное доказательство"

Глава 4

Июль 2009 года

«Неужели здесь я и умру? Один, в темноте, с крысами?»

Россу снилась вода. Много воды. И еда – самая простая: яичница, яблочный пирог, жареная картошка, бургеры с сыром, щедро политые кетчупом.

Проснулся он в полной темноте. Телефон разрядился – остались только часы с подсветкой. Росс дрожал и чувствовал, что у него поднимается температура.

В этот миг он вспомнил о брате.

Росс часто вспоминал о Рикки, и воспоминания эти всегда были окрашены сожалением и чувством вины. Вскоре после гибели брата он столкнулся как-то случайно с его старым школьным другом, Джимом Бэнтингом. Тот рассказал: Рикки знал, что Росс его не любит, и никогда не понимал, почему.

Здесь, во тьме, среди крыс, наедине со своими мыслями, Росс снова и снова мысленно возвращался к брату – и с горечью думал о том, как был к нему несправедлив. Думал и о теле Бена Хейнса, гниющем на жаре там, наверху. Пройди пуля чуть иначе – и на его месте оказался бы Росс. А может, сделай он что-то другое – и смог бы спасти Бена?

Прошлой ночью Росс поднялся по лестнице, осторожно приоткрыл дверь – и услышал снаружи чужую речь. В панике он бросился обратно, забыв запереть за собой засов. В горле было сухо, как в пустыне, губы слиплись, язык казался чужим. Голова прошла, зато осмотрев в слабом свете часов рану на ноге, Росс обнаружил там гной. Началось заражение. Если быстро не обработать рану, он умрет от сепсиса, здесь, в темноте, один. Необходимо промыть рану и чем-нибудь перевязать – и как можно скорее.

Вдруг острая боль пронзила правую руку. Росс открыл глаза – и увидел два красных глаза в темноте.

Крыса. Его укусила крыса!

– Убирайся! – рявкнул он и, пошатываясь, встал. Правая нога горела огнем. – Пошла вон!

В этот миг наверху послышался шум.

Шаги.

Росс застыл на месте.

Черт! Он слишком громко закричал – и выдал себя!

Шаги приближались. Медленные, осторожные. Вниз по лестнице. Ступень. Еще ступень.

Все ближе к нему.

Шаг. Еще шаг.

Все ближе.

Росс распластался, прижавшись к стене.

Еще ближе.

Шаг. Другой.

«Думай, думай! – говорил себе Росс. – Ублюдок здесь один. Прыгнуть на него. Застать врасплох…»

Шаги все ближе.

Человек снаружи нерешительно потянул тяжелую дверь сейфа. С усилием открыл ее.

Росса трясло от страха.

Раздался голос – робкий детский голос:

– Эй!

Он снова нажал кнопку подсветки на часах – и увидел маленького мальчика. Мальчика в лохмотьях, с серыми от пыли волосами. Тот изумленно и испуганно смотрел на Росса.

– Привет, – сипло сказал Росс. – Все хорошо, не бойся.

– Англичанин?

– Угу.

– «Талибан» уйти. Уйти! – сообщил мальчик и, повернувшись, побежал по ступеням вверх.

Росс выждал несколько мгновений, размышляя: а вдруг это ловушка? Впрочем, честно говоря, ему было уже все равно. Пусть делают с ним, что хотят, лишь бы накормили и дали воды.

Снаружи было светло. Мальчик, размахивая руками, выбежал на улицу. Росс захромал за ним – пригибаясь, стараясь держаться в тени, огибая столы и иногда на них натыкаясь. Добравшись до дверного проема, выглянул наружу.

Все тела убрали. На ярком солнце чернела пятнами запекшаяся кровь. Впервые на памяти Росса вокруг стояла почти полная тишина. Но мгновение спустя раздался рокот мотора и металлическое лязганье. На площадь выкатился танк. «Челленджер-2», узнал его Росс. Одна из немногих приличных машин на вооружении британской армии.

Хромая, размахивая белым носовым платком, Росс бросился к нему.

Танк остановился перед ним. Люк открылся, оттуда высунулась голова в шлеме.

– Подвезти, приятель? – поинтересовался танкист с неподражаемым выговором кокни.

– До Лондона не подбросите?

– Запрыгивай! Включаю счетчик!

Росс кое-как добрел до танка, однако забраться в люк у него не хватило сил. Танкист и механик вышли и ему помогли.

– Пресса? – поинтересовался танкист. Он был брит наголо, на правой стороне черепа распростер крылья татуированный орел.

– Угу, – выдохнул Росс.

– Из какой газеты?

– «Санди таймс».

– А, эта!.. Давно бросил ее читать. Чушь собачья. Только лапшу на уши вешают, верно?

Росс улыбнулся в ответ. Спорить он сейчас не мог.

– Что они понимают! Им надо сюда поехать, сечешь? Своими глазами увидеть, как тут всё!

– У вас воды не найдется? – попросил Росс.

Глава 5

Июль 2009 года

Десять дней спустя – четыре из них он провел в госпитале, а остальные дожидался вылета – Росс наконец вернулся в Англию на армейском самолете. Приземлился в военном аэропорту Брайз-Нортон в Оксфордшире. Вылетел на день раньше, чем ему обещали, и решил не предупреждать Имоджен – сделать сюрприз. Она ждала его лишь завтра.

Вскоре после полудня он вышел из поезда в Брайтоне. Моросил дождь. Росс поймал такси, первым делом остановил его у цветочного магазина и купил огромный букет цветов, затем – у винной лавки, где приобрел бутылку «Вдовы Клико», любимого шампанского Имоджен.

Около трех часов дня такси остановилось перед довольно обшарпанным четырехэтажным домом неподалеку от «Семи циферблатов». Здесь, на верхнем этаже, жил Росс с женой. Он заплатил, дал щедрые чаевые, выгрузился и – с вещмешком, цветами и шампанским – вошел в знакомый подъезд, с вечным запахом сырости и гремящей на первом этаже музыкой.

Как странно оказаться дома! Есть в этом что-то сюрреалистическое. Как будто все прошедшие недели обернулись просто дурным сном. Но нет – о том, что все это реальность, напоминал шрам на голове, напоминала боль в ноге и хромота. И ужасы, что являлись ему, стоило закрыть глаза.

Росс взглянул на часы. Имоджен – она сейчас вела сайт интернет-магазина в Брайтоне – должно быть, на работе и вернется через пару часов. Значит, будет время принять душ, побриться, поставить цветы в вазу, а шампанское – в ведерко со льдом. До чего не терпится увидеть Имоджен! Сжать ее в объятиях, с облегчением возвращаясь к нормальной жизни. Заняться любовью – как же давно они этого не делали! А потом просто разговаривать, долго-долго. Рассказывать об ужасах, встретившихся ему в Афганистане – и о том, как он преодолел все, потому что думал о ней. Потому что больше всего на свете хотел к ней вернуться.

А вечером, быть может, они отправятся отпраздновать его возвращение в какой-нибудь индийский ресторанчик – ведь оба любят пряную индийскую еду…

Росс преодолел три лестничных пролета, добрался до верхнего этажа, открыл дверь своим ключом. Шагнув в прихожую с книжными полками у стен, услышал музыку. «Зе Фрэй» – одна из тех групп, записи которых дала ему с собой Имоджен. Странно. Выходит, она дома?

Он вошел в гостиную – и обнаружил на кофейном столике открытую бутылку вина и два полупустых бокала. На диване валялась кожаная куртка. И покрой, и размер явно не женский.

Росс нахмурился.

Музыка доносилась откуда-то из глубины квартиры.

– Имоджен! Милая! – позвал он.

Слова застряли у него в горле, и внутри вдруг похолодело.

Он поставил на пол вещмешок и шампанское, положил цветы. Снова вышел в прихожую и направился к спальне. Музыка доносилась оттуда – и вместе с музыкой он теперь различал и другие звуки. Стоны.

Мгновение поколебавшись, Росс толкнул дверь.

И увидел, как его жена, совершенно голая, с выражением блаженства на лице, оседлала здоровенного бородатого мужика и подпрыгивает на нем, и небольшие округлые груди ее подскакивают в такт.

А потом Имоджен увидела мужа.

Глава 6

Девять лет спустя

Среда, 1 февраля

Старик пробирался во тьме по холмистым склонам Сомерсета. Тяжелый груз лежал у него на сердце – груз всей человеческой истории. Вечная борьба добра и зла. Любовь Божья, гнев Божий – и насмешки Сатаны.

Не замечая глаз, внимательно следящих за ним в бинокль ночного видения, старик шел по высокой мокрой траве, ведомый лишь слабым светом фонарика, координатами GPS в телефоне и сознанием важности своей миссии.

Судьба призвала его сюда.

Ноги его давно промокли, пронзительный ветер залетал под тонкий плащ и леденил до костей. Холод липнул к коже припаркой из мокрых листьев. С собой старик нес металлодетектор и лопату.

Было три часа ночи.

Над его головой быстро неслись тучи. Порой в их прорехи проглядывал холодный, равнодушный свет полной луны – и в этом свете старик различал невдалеке от себя, справа, на вершине холма смутные очертания полуразрушенной башни. Ощущалось в этой ночи нечто неестественное – словно в старом голливудском фильме. Как в той сцене, где Грейс Келли и Кэри Грант мчатся в открытом автомобиле, и мимо проносятся пейзажи, однако прическа у обоих остается безупречной – волосок к волоску.

Впрочем, о старых фильмах он сейчас не вспоминал. Он думал только об одном.

О своей миссии.

Сегодня начинается его путешествие. Он стар, слаб и не ведает, сколько ему осталось. Слишком долго он ждал Зова – так долго, что уже начал терять надежду. Но Зов явился – как бывает всегда, странным и таинственным путем.

Ему сказали: есть еще один человек, тот, кто ему поможет. Однако этого человека он пока найти не смог – а время утекало, как вода сквозь пальцы, так что старик решил действовать один.

Воздух, напоенный энергией, щекотал кожу; о чем-то шептал ветер, но старик не понимал его язык. Он вдыхал сладкий запах травы. Где-то рядом послышался пронзительный визг. Лиса поймала кролика; визг оборвался на жалобной ноте и затих.

Постоянно меняющиеся координаты в телефоне старик сверял с другими, записанными на клочке бумаги. Ближе… еще ближе…

Почти пришел!

Старик остановился, шумно переводя дыхание; несмотря на промозглый холод, он весь вспотел. Долгих два с половиной часа заняла дорога сюда. Потом – утомительная прогулка вдоль ограды, в поисках места, где можно было бы проникнуть внутрь через забор. Перчатки он забыл в машине, но решил за ними не возвращаться.

Снова достав из кармана клочок бумаги, старик вгляделся в координаты, выведенные мелким, чуть дрожащим старческим почерком.

51°08′40»N 2°41′55»W

Он на месте!.. В этот миг тучи разошлись, и с неба озарил старика холодный и ясный лунный луч. Словно кто-то там, наверху, подавал ему знак.

Все верно! Ты нашел то, что искал!

Сжав замерзшими, шишковатыми от артрита пальцами рукоять лопаты, он принялся лихорадочно копать – так быстро, как только мог. Вывернул подмерзший ком земли, отбросил его в сторону. На обнажившейся темной почве шевелились черви. Старик снова вонзил лопату в землю.

И тут его ослепил яркий свет, явившийся словно из ниоткуда. Не луны, не его слабосильного фонарика – нет, свет мощного фонаря. Даже двух. И голос – сердитый мужской голос:

– Эй! Эй, ты!

Старик повернулся. Яркий свет на мгновение ослепил его; заморгав, он посветил вперед собственным фонариком. Луч выхватил из тьмы растерянную физиономию молодого полицейского в форме, а рядом с ним – разъяренного мужчину средних лет в куртке на меху.

– Он здесь, – проговорил старик. – Здесь, где я копаю. Прямо у меня под ногами!

– Что вы, черт побери, тут вытворяете? С ума сошли?

– Я спасаю мир.

– Вломились на частную территорию, что-то тут роете…

– Пожалуйста, послушайте меня!

– Нет, это вы меня послушайте, – прервал его человек в куртке. – Вы на территории заповедника! Кто, черт возьми, дал вам право среди ночи заниматься здесь, на священной земле, какими-то раскопками?

– Бог, – просто ответил старик.

Глава 7

Четверг, 16 февраля

Над деревянной дверью одной из келий картезианского монастыря Святого Гуго, что располагался в сассекской глубинке, в пятнадцати милях к северу от Брайтона, красовалось латинское изречение: «Mihi enim vivere CHRISTUS est, et mori lucrum».

По-английски это означало: «Ибо для меня жизнь есть Христос, и смерть – приобретение».

За дверью, в тишине по-спартански убранной кельи сидел за столом брат Ангус, погруженный в чтение.

Уже много лет вел он здесь уединенное существование, по много часов в день – и семь дней в неделю – проводя в своей крошечной молитвенной комнатке на коленях, в обращении к Богу.

Но в последние месяцы что-то изменилось. Все чаще брат Ангус выходил из кельи и шел по галерее в огромную, обшитую дубовыми панелями монастырскую библиотеку. И каждый раз оставался там надолго. Тщательно выбирал он книги среди множества тяжелых томов в кожаных переплетах – многие из них были старше первого печатного станка – и забирал к себе в келью столько, сколько мог унести.

Любой монах здесь мог при желании никогда не выходить из своей кельи. Пищу затворникам готовили братья и подавали каждое утро через окошечко в двери. Много лет брат Ангус не испытывал потребности в общении. Но в последнее время множество вопросов смущали его ум – и он от души жалел об обете молчания, нарушать который позволялось лишь раз в неделю, в воскресенье, на часовой прогулке.

В следующем месяце брату Ангусу исполнялось шестьдесят три года. Он не знал, сколько еще прослужит Господу. Вряд ли долго. Он болен – и, быть может, не увидит даже следующей зимы. А может быть, не доживет и до лета.

До недавних пор брат Ангус был вполне доволен своей монашеской жизнью – хотя, казалось бы, ничто в его бурной юности не предвещало такого конца. Дитя шестидесятых, когда-то он наслаждался жизнью на полную катушку! Изгнанный из университета, жалеть об этом не стал, а сделался гитаристом в хэви-металлической группе под названием «Символ веры Сатаны»; и дальше много лет его жизнь состояла из концертных туров, в основном по Германии, выступлений в клубах и на открытом воздухе, безудержного пьянства, наркотиков и секса с фанатками.

Так он и жил, пока не увидел свет.

Несколько раз. Сперва – фонарик врача, проверяющего его зрачки после того, как Ангуса откачали от передоза (а он даже не мог вспомнить, что принял и сколько). Потом – яркие лампы в операционной. И наконец – иной свет. Ярче всего. И всего прекраснее. Тот свет, что позвал его за собой.

Медсестра-гречанка в больнице на севере Лондона, где ему спасли жизнь, рассказала как-то, что ее брат – монах, живет в православном монастыре на святой горе Афон. Ангусу всегда нравилась Греция – и сейчас рассказы о православии чем-то неодолимо его привлекли. С помощью медсестры и ее брата он получил гостевую визу.

Поехал на Афон на пять дней – а остался там на пять лет. В суровой монашеской жизни, в неустанных трудах, молчании, ночных богослужениях и постоянной молитве открылось для него ни с чем не сравнимое очарование, перед которым Ангус не смог устоять. Уехал он не скоро и не по своей воле. Бог призвал его домой – в Хоршем; мать Ангуса заболела и нуждалась в нем.

Семь лет Ангус ухаживал за матерью, у которой малу-помалу отнимала рассудок болезнь Альцгеймера. Но вот она умерла. Ангус думал вернуться на Афон – а на следующий день после похорон случайно проезжал мимо ворот картезианского монастыря Святого Гуго. В этот миг он увидел свет, еще ярче, чем в прошлый раз. Ангус развернулся, въехал в ворота и сказал настоятелю, что хочет остаться здесь. Машину он попросил продать и пустить выручку на нужды монастыря.

И с тех пор не покидал этого места. Монастырь Святого Гуго стал его домом – или, точнее, временным пристанищем, пока…

Пока брат Ангус не вернется на свою небесную Родину.

Монастырь Святого Гуго был построен в тучные дни как убежище для французских монахов, бежавших от ужасов Революции. Однако почти никто из французов сюда не добрался. Как и многие монастыри в наше время, этот, изначально рассчитанный на две сотни монахов, почти опустел: старики умирали, и некому было их заменить. Сейчас в обители жили всего двадцать три насельника, включая аббата и его заместителя – и большинство из них приехали сюда со всех концов света. Картезианский обет молчания соблюдался между ними, так сказать, естественным образом, ибо из двадцати трех семнадцать говорили на разных языках. Страдая от безлюдья, «Святой Гуго» принимал к себе монахов всех орденов.

Однако немногие задерживались здесь надолго: принятый в монастыре режим и распорядок дня казался им слишком уж суровым. В постель рекомендовалось ложиться в восемь вечера – а уже в половине двенадцатого монахи поднимались на следующую молитву, либо в тиши своих келий, либо в общей часовне, под руководством аббата.

Келья брата Ангуса была, по монастырским стандартам, необычно просторной – занимала два этажа, и при ней имелся огороженный садик, где брат Ангус выращивал овощи. На первом этаже располагалась его маленькая личная часовня, с иконой Христа и статуэткой девы Марии, покоящейся на подставке из древесного ствола. Здесь же, чуть дальше по коридору, имелась мастерская, где брат Ангус хранил инструменты, необходимые для работы в келье и в саду.

Наверху располагались два помещения со скудной меблировкой – стол, скамья, жесткая кровать – и молитвенная комнатка. Имелась здесь и умывальная, где Ангус обливался из бутылки нагретой водой – в этом состояли все его гигиенические процедуры, – и печка, дающая кое-какое тепло долгими зимними ночами. И сейчас, быть может, стоило бы затопить печку: Ангус дрожал, и ряса с капюшоном не слишком-то защищала от укусов промозглого холода. Однако книга на староанглийском языке поглотила все его внимание, и холода он не замечал.

Сидя за столом, обложившись со всех сторон молитвенниками и старинными книгами в кожаных переплетах, порой брат Ангус поднимал взор к окну и видел раскинувшееся за оградой сада мирное монастырское кладбище. Ряды простых, безымянных деревянных крестов отмечали там места последнего упокоения монахов прошлого. Настанет день – уже недолго ждать – и его бренное тело ляжет с ними рядом. Однако куда отправится дух?

До недавнего времени вопрос этот не вызывал затруднений. Но вот уже несколько раз он говорил об этом с аббатом – и слова аббата с каждым разом все меньше его убеждали. Чем больше он читал и размышлял, тем большим испытаниям подвергалась его вера. «Что, – спрашивал себя все чаще и чаще брат Ангус, – если там, за пределами жизни сей, ничего нет? Совсем ничего?»

Что, если все эти годы он потратил впустую, молясь Великому Ничто?

И сейчас брат Ангус торопливо листал страницы книги, надеясь, что Бог укажет ему строки, где найдется ответ. Иначе – что же ему остается? Мир за стенами монастыря стал для него чужим. Слишком многое изменилось с тех пор, как он принял святые обеты. Еще ухаживая за матерью, он сторонился новых технологий и чувствовал себя отставшим от жизни. В последние десятилетия мир двигался вперед стремительными шагами – а брат Ангус и телефоном-то почти не пользовался, хотя в последнее время овладел Интернетом.

Он страшился, что скоро исчезнет с лица земли, что кости его сгниют под безымянным крестом, как и кости всех его предшественников… неужели все это напрасно? Затем – несколько месяцев назад – получил послание. И встревожился, даже испугался, еще сильнее, ибо послание это было слишком неясно.

Что-то происходило. В мире нарастало религиозное брожение, какого не случалось уже столетиями. Каждую ночь, во сне, Бог посылал Ангусу знаки и послания. Это Бог приказал ему выйти в Интернет и начать следить за событиями в мире. Но последние новости ничего не прояснили, а лишь еще больше всё запутали.

Бывали дни, даже недели, когда знаки и послания сливались в какую-то непроглядную муть; тогда от религиозных текстов брат Ангус обращался к научным. Как правило, монахи предпочитали обходиться без достижений современной науки и техники, однако он теперь не раз ловил себя на том, что с интересом изучает мысли своих противников-материалистов. Особенно жадно читал американского профессора по имени Дэнни Хиллис, создателя параллельного процессора и сооснователя компании «Корпорация думающих машин». Слоган компании звучал так: «Мы создаем машину, которая будет нами гордиться».

Некоторые слова этого изобретателя отзывались у Ангуса глубоко в сердце. Особенно запомнился ему отрывок из интервью, которое дал Хиллис еще в 1990-х: «Человек ищет Бога – но не думаю, что Его стоит искать в полутьме готического собора. Скорее, мы найдем Его в киберпространстве. Быть может, высокие технологии откроют нам Его волну».

Рискуя навлечь на себя гнев аббата и даже изгнание из монастыря, Ангус попросил снабдить всех монахов компьютерами с доступом в Интернет – вместо одного дряхлого, давно устаревшего компьютера в библиотеке. Настоятель и слышать об этом не желал. Просто отмахнулся, добавив: «Все, что нужно знать, сообщает нам Бог. В тот день, когда мы перестанем в это верить, – перестанем быть монахами. Брат Ангус, может, у тебя кризис веры? Просто помни: все, что тебе нужно, у тебя уже есть. Оно здесь, в Боге. Ищи – и обрящешь. Спрашивай – и Он ответит».

И брат Ангус спрашивал – в ежедневных своих молитвах задавал Богу все более и более настоятельные вопросы. Ответ же был лишь один: скоро, очень скоро произойдет нечто. Нечто необъяснимое и неописуемое. Событие чрезвычайной важности, для христианского мира сравнимое с Пришествием Христа.

Второе Пришествие?

Или явление Антихриста?