Текст книги "Дисфункция реальности: Угроза"

Клио, судя по всему, никак не могла избавиться от своего собственного бесконечного кошмара. Тупо уставившись в потолок, она молотила руками воздух. Нечленораздельные вопли застряли у нее в горле, и со стороны казалось, что она задыхается. Мосул попытался встать, но его ноги разъехались на покрытом дрожащей слизью полу. Тогда он направил приказ мышечной мембране двери. Слишком поздно он обнаружил, что она изменила свою форму, превратившись из вертикального овала в горизонтальную прорезь, похожую на огромный рот. Он раскрылся, на мгновение показав Мосулу гнилые зубы величиной с человеческую ступню, а затем из него вырвалась густая струя желтой блевотины, которая стала заполнять спальню. Поток зловонной жидкости ударил прямо в него и, оторвав от пола, швырнул к противоположной стене. Мосул не посмел крикнуть, поскольку тогда она попала бы ему в рот. Он стал отчаянно молотить руками, но это было то же самое, что плыть в резервуаре с клеем. Мерзкая жидкость уже поднялась выше его колен, и казалось, что этому зловонному водопаду не будет конца. В паре метров от себя он увидел барахтавшуюся у стены Клио. Ее тело крутилось в мощном потоке. Он так и не смог до нее добраться, поскольку блевотина оказалась настолько горячей, что его мышцы потеряли упругость, а желудочная кислота, которую нес зловонный поток, разъедала кожу. Тем временем отвратительная жидкость неуклонно прибывала и теперь уже доходила ему до груди. Мосулу с трудом удавалось сохранять вертикальное положение. Клио исчезла, так и не очнувшись от своего кошмара. А спальню все заливало и заливало.

Насколько было известно Льюису Синклеру, труп Латона все еще лежал под рухнувшей на него стрелой крана. Ему и в голову не пришло проверить, так ли это на самом деле. Остров Перник был намного больше, чем представлял себе Льюис. Таким, как он, вообще было трудно постичь сущность биотеха. Каждый второй житель взывал о помощи, столкнувшись с жуткими видениями, которыми он, используя возможности ментальной связи, заполнял их погрузившийся в сон разум. Вторгаясь в их сновидения и легко проникая в их сознание, он сокрушал его с помощью животного страха. Все большее количество потерянных душ проникало сюда, вселяясь в тела обитателей Перника. Между тем Льюис и не пытался разобраться в сложной сущности биотеха, его не интересовали принципы работы органов автономного жизнеобеспечения, мышечных мембран или сети сенсорных клеток, которыми пользовалось прежнее Согласие. Он заботился только о том, чтобы уничтожить еще оставшихся эденистов. Он посвятил всего себя выполнению этой задачи.

Клетки острова слабо мерцали розовым цветом, свидетельствуя об энергетическом вторжении. Даже ворсистый мох светился так, как будто в нем находилось множеством светлячков. В могильной тьме безлунной ночи Атлантиса Перник сверкал подобно какому-то сказочному рубину. Розовые отсветы проникали даже под воду, привлекая внимание любопытных рыб. Если бы кто-то наблюдал за островом с высоты, то он заметил бы вспышки голубого света, хаотично мелькавшие в окнах жилой башни. Казалось, что в квартирах мечутся каким-то образом попавшие туда разряды молний.

Долгие пронзительные крики раздавались со стороны границ парковой зоны, они исходили из сводчатых входов в жилые башни. Достигнув береговой линии, они смешивались с мелодичными переливами волн, плескавшихся о полип. Повсюду носились домашние мартышки, отчаянно вопившие друг на друга. Участки нервной системы, через которые эденисты осуществляли над ними контроль, были полностью стерты в результате всеобъемлющей чистки, которой Льюис подверг Согласие и все, что было с ним связано. У мартышек снова появился с давних пор подавляемый людьми стадный инстинкт. Инстинктивно бросившись в густые рощи, произраставшие в глубинах парковой зоны, они по пути вступали друг с другом в мимолетные жестокие схватки.

Служившие в качестве дополнения к неподвижным органам острова квазиразумные слуги восемнадцати отдельных видов либо были полностью обездвижены, либо снова и снова выполняли последнее поставленное перед ними распоряжение.

Среди повсеместного бедлама и ужаса никем не замеченный труп Латона разложился, превратившись в протоплазменный суп.

Биотехники эденистов, изучавшие причины крушения Джантрита, назвали полиморфным вирусом процесс, которым воспользовался Латон, вторгаясь в нервную систему обиталища. Но на самом деле он был гораздо сложнее, чем они предполагали. Один исследователь был убежден в том, что причиной крушения Джантрита были программируемые в ментальном диапазоне органические молекулы.

Глубоко встревоженный существованием такой технологии и фактом ее применения, Джовиан-банк, который финансировал проект, мало что сообщал о результатах, достигнутых в ходе дальнейшего расследования. Между тем исследовательские работы, получившие статус приоритетных, продолжались. Их главной целью стала разработка методов предупреждения уже существующих обиталищ о применении против них субнейронного оружия и средств обеспечения будущих обиталищ (и людей) иммунитетом. В течение последующих сорока лет в этой области медленно, но верно был достигнут прогресс.

Эденисты, конечно, не знали о том, что в это же самое время Латон, будучи на Лалонде, столь же напряженно, как и они, занимался научными исследованиями. Правда, их суть сводилась к усовершенствованию этого губительного процесса. Осуществляя свой замысел, Латон достиг значительных успехов.

В своей пассивной стадии усовершенствованный полиморфный вирус маскировался под инертную внутриклеточную органику тела – неважно, какую именно. Это могла быть печень, или кровяные тельца, или волосяные луковицы. Когда ментальный приказ активировал эту органику, она выбрасывала партию плазмидов (небольших искусственно синтезированных цепочек ДНК) и значительное количество кодов, с помощью которых белки могли подключать или отключать соответствующие гены. Как только плазмиды вторгались в клеточные ДНК, начиналось непрямое деление клеток – митоз. Это был процесс принудительного воспроизводства путем деления. Коды полностью отключали ДНК человека. Все новые плазмиды также удалялись из нее, пассивно ожидая, пока плазмид какого-то одного типа определит функцию новой клетки. Это приводило к резкой мутации. Сотни тысяч клеток Латона умирали в результате полученных им смертельных травм, а еще миллионы уничтожил вынужденный митоз. Однако более половины успешно разделившихся клеток превратились в парные половые клетки.

Стекая с его рук, ног и воротника полетного комбинезона, они падали в красноватую лужицу, просачивались сквозь застывшие скопления мертвых клеток, в которых хранилась модель погибшего тела, его комковатых внутренних органов, тонких ребер и разветвленной сети эластичных вен и лимфоузлов. Растекаясь по полипу, они стали просачиваться сквозь поверхностный слой, через микротрещины в его шероховатой структуре. Опускаясь все ниже, клетки приближались к нервной системе острова, которая начиналась на четырехметровой глубине. Питательные капилляры и трубопроводы Перника ускоряли их продвижение.

Через четыре часа, когда над несчастным островом уже вставал рассвет, большинство половых клеток уже достигло нервной системы. Второй этап воздействия полиморфного вируса отличался от первого. Проникнув сквозь мембрану нервной клетки, половая клетка должна была выпустить специальный плазмид, выведенный Латоном (в его распоряжении было четыреста таких плазмидов). Для активации каждого такого плазмида имелся специальный код.

В результате митоза получалась нейронная клетка, почти такая же, как та, которую нужно было заменить. Начавшийся цикл воспроизводства становился необратимым. Новые клетки начинали вытеснять старые со все возрастающей быстротой. Воздействие модифицированного вируса напоминало цепную реакцию, которая началась с береговой линии острова. Она продолжалась довольно долго.

Адмирал Колхаммер был почти прав, утверждая, что «Тайм-Юниверс» составит конкуренцию эденистам в области распространения информации о Латоне. Обитатели нескольких десятков звездных систем именно из программ этой компании узнали о появлении Латона. Правительства, которые были менее информированы, чем «Тайм-Юниверс», попали в неловкое положение. Однако вскоре прибыли космоястребы, которые привезли диски с дипломатической почтой, отправленной адмиралом Александровичем и президентом Ассамблеи Конфедерации. Информация, хранившаяся в этих дисках, прояснила сложившуюся ситуацию.

Вполне естественно, что внимание публики почти полностью сосредоточилось на Латоне: дьявольская угроза из прошлого возродилась как птица феникс. Они хотели знать, что делается для того, чтобы выйти на след, и уничтожить его. Они подняли шумиху вокруг этого вопроса, крикливо требуя предоставить ответ.

Президенты, короли и диктаторы выступили с заявлениями, в которых убеждали встревоженных сограждан в том, что все ресурсы брошены на поиски Латона.

Значительно меньше внимания привлек факт зомбирования населения Лалонда. Грэм Николсон не уделил должного внимания этой проблеме, оставив ее на уровне слухов. Вскоре редакторы научных отделов медиа-компании уже высказывали сомнения по поводу рентабельности зомбирования всей этой захудалой колонии и задавали вопрос, что же на самом деле произошло в округах Кволлхейма. Присутствие Латона ослепляло их не меньше, чем остальных граждан. Он был на Лалонде и, следовательно, подстрекал к восстанию. Что и требовалось доказать.

В частных беседах члены правительств высказывали сильное беспокойство по поводу возможности существования необнаруживаемого энергетического вируса, который мог без всякого предупреждения обрушиться на людей. Краткий доклад доктора Гилмора о предварительных результатах изучения Жаклин Кутер не получил широкой огласки.

Между тем были призваны на службу офицеры-резервисты флота, а боевые корабли переведены в состояние полной боеготовности. Появление Латона стало поводом для введения жестких досмотровых процедур в отношении прибывающих звездолетов. Таможенникам и чиновникам иммиграционной службы было приказано проявлять особую бдительность в отношении нейронных процессоров электронного вооружения.

Этнические группы, освоившие различные звездные системы, проявили беспрецедентную степень межнационального сотрудничества, целью которого было получение гарантий того, что все жители предупреждены и относятся к опасности со всей серьезностью. В тот же день когда в систему прибывал космоястреб с диском, даже самое маленькое и самое удаленное астероидное поселение получало соответствующую информацию и принимало меры предосторожности.

За пять дней, в течение которых адмирал Лалвани рассылала космоястребы-курьеры, вся Конфедерация была оповещена об опасности. Однако существовало и несколько исключений из этого правила. Наиболее важным из них были корабли, которые в это время находились в полете.

«Энон» приближался к Атлантису с ускорением три g. В своем нижнем грузовом трюме он вез лишь шестьдесят ящиков с Норфолкскими слезами. Покинув Норфолк, Сиринкс, преодолев четыреста световых лет, совершила перелет к Окленду. Цена на Норфолкские слезы поднималась прямо пропорционально удаленности рынка сбыта от Норфолка, к тому же Окленд был одной из богатейших планет этого сектора Конфедерации. Шестьдесят процентов своего груза она продала розничному торговцу с Окленда и еще тридцать процентов семейному торговому предприятию с одного из эденистских обиталищ, расположенных в этой звездной системе. Это была первая за последние пятнадцать месяцев поставка данного товара в систему Окленда, и поэтому цена на него резко подскочила вверх. Сиринкс и ее товарищи по экипажу уже рассчитались с Джовиан-банком, предоставившим им ссуду, и получили значительную прибыль. Теперь она возвращалась на Атлантис, чтобы выполнить условия сделки с семейством Эйска.

Когда они вышли на экваториальную орбиту, Сиринкс, воспользовавшись сенсорными вздутиями «Энона», взглянула на Атлантис. Она увидела хаотичное смешение белых и синих тонов. Вид безбрежного океана пробудил в ней воспоминания. Мысленно она снова увидела перед собой улыбающееся лицо Мосула.

– Мы ведь не задержимся здесь надолго? -печально спросил «Энон».

– Почему же?– задиристо ответила она вопросом на вопрос. – Разве тебе не нравится беседовать с островами? Они ведь отличаются от обиталищ.

– Ты знаешь, почему.

– На орбите Норфолка ты провел больше недели.

– Там была масса космоястребов, с которыми можно было поговорить. Здесь их только пятнадцать.

– Не волнуйся. Мы долго не задержимся. Только разгрузимся и повидаемся с Мосулом.

– Он мне нравится.

– Благодарю за то, что разделяешь мое мнение о нем. Пока мы здесь, не мог бы ты выяснить у островов, не найдется ли у них какого-нибудь обратного груза для нас?

– Начну выяснять немедленно.

– Не мог бы ты сначала предоставить мне канал связи с Мосулом?

– На Пернике полночь. Личность острова говорит, что в данный момент к Мосулу нет доступа.

– О боже. Хотела бы я знать, как ее зовут.

– Сиринкс.

– Правда?

– С Перником что-то неладно.

– Что ты имеешь в виду? К Мосулу есть доступ?

– Нет, я имею в виду, что личность острова стала другой, изменилась. В его мыслях больше нет радости.

Сиринкс открыла глаза и обвела взглядом стены каюты. В застекленных нишах лежали до боли знакомые пустяки, приобретенные во время космических странствий. Ее взгляд остановился на вырезанной из китового уса пятнадцатисантиметровой фигурке сидящего на корточках эскимоса, которую ей подарил Мосул. Но беспокойство «Энона» было слишком сильным, чтобы грубая фигурка могла отвлечь его внимание и пробудить теплые воспоминания, которые у него, как и у Сиринкс, были связаны с этой вещицей.

– Может быть, на одном из рыболовецких судов произошел несчастный случай,– предположила она.

– Тогда бы в его мыслях, как и положено, была бы печаль.

– Верно.

– Перник делает вид, что все в порядке.

– Есть доступ к Эйску?

– Минуточку.

Сиринкс почувствовала, как из ее мозга выходит сознание космоястреба, а на смену ему приходят мысли Эйска. Это был все тот же добросердечный глава семейства, искусно скрывавший свою твердую волю, которая сделала его столь удачливым бизнесменом.

– Сиринкс, -радостно воскликнул он, – мы уж думали-гадали, куда это ты запропастилась.

– Вы уж подумали, что я смылась?

– Я? – воскликнул он с притворным ужасом. – Да ничего подобного. Пункт договора, который гарантирует заключение под стражу в случае невыполнения его условий, был лишь простой формальностью.

Она рассмеялась.

– Я привезла ваши ящики с Норфолкскими слезами.

– Сколько их?

– Шестьдесят.

– Ну что же, моя семейка покончит с этой партией еще до конца недели. Тебя ждать сегодня ночью?

– Да, если не слишком поздно.

– Ничего страшного. Я предоставлю в твое распоряжение несколько слуг, которые начнут разгрузку твоего флайера, как только он совершит посадку.

– Отлично. На острове все нормально?

Этот вопрос на мгновение привел его в замешательство. Мелькнули эмоции смущения и непонимания.

– Да. Спасибо за беспокойство.

– Мосул дома?

– Ах, молодежь, у вас на уме только секс.

– Нам есть с кого брать пример. Так он дома?

– Да. Но не думаю, что Клио понравится, если ты прямо сейчас попробуешь с ним поговорить.

– Она очень красивая?

– Да,– он создал образ девушки, лицо которой, наполовину закрытое длинными темными волосами, улыбалось. – К тому же она еще и смышленая. Скоро они официально оформят свои отношения.

– Я рада за него, за них обоих.

– Спасибо. Она будет великолепным дополнением к нашему семейству. Только не говори Мосулу, что я так сказал.

– Хорошо. Увидимся через пару часов.

– Жду с нетерпением. И не забудь все, что нужно знать Мосулу, он узнает у меня.

– Как будто я могла об этом забыть,– она прервала контакт.

– Ну что? -спросил «Энон».

– Не знаю. Я ничего не смогла выяснить, но он явно ведет себя неестественно.

– Может быть, мне поспрашивать у других островов?

– Не надо. Я выясню, в чем дело, как только окажусь на поверхности. Мосул расскажет мне, ведь он так много мне задолжал.

Прильнувшей к сенсорам флайера Сиринкс показалось, что Перник как-то постарел, впрочем, у нее не было в этом полной уверенности. Несмотря на кромешную тьму, башни выглядели потрепанными, почти разрушившимися. Они напомнили ей земное здание Эмпайр Стейт Билдинг, которое теперь заботливо хранилось в специальном куполе, расположенном в центре Нью-Йоркского конгломерата. И хотя конструкция этого небоскреба находилась в хорошем состоянии, смахнуть с него пыль минувших столетий было уже невозможно.

«Тридцать два года, и уже видишь все в таком мрачном свете, – сказала она себе устало. – Жаль, что Мосул нашел себе постоянную пару. Он мог бы стать хорошим отцом».

Она прикусила язык, осудив себя за такое хныканье, ведь ее мать зачала двоих детей перед тем, как ей исполнилось тридцать.

– Для этого всегда есть Рубен, -предложил «Энон».

– Было бы нечестно обращаться к нему с такой просьбой. Он просто не смог бы отказаться.

– Я хотел бы, чтобы у тебя был ребенок. Ты чувствуешь себя ущербной. Это тебя угнетает. Мне это не нравится.

– Я не чувствую себя ущербной!

– Ты даже не позаботилась о том, чтобы подготовить зиготы моего потомства. Тебе следовало бы подумать об этом.

– О Боже! В тебе заговорил материнский инстинкт.

– Просто я не умею лгать.

– Вздор!

– Вовсе нет. Ведь именно в этом свете ты думаешь о Мосуле.

– Да,– Сиринкс прекратила этот глупый спор. – Что я делала бы без тебя?

«Энон» заключил ее мысли в ласковые объятия. На мгновение Сиринкс показалось, что ионное поле флайера просочилось в кабину, заполнив ее золотистым сиянием.

Они опустились на одну из посадочных площадок, расположенных в коммерческой зоне. Электрофлюоресцентные батареи, окружавшие металлическую решетку, излучали ярко-розовое свечение. Лишь в очень немногих окнах ближайшей жилой башни горел свет.

– Такое впечатление, что у них траур, -перейдя в закрытый ментальный диапазон, сказала она Оксли, когда спускалась по алюминиевому трапу. Они полетели вдвоем, чтобы маленький флайер мог взять побольше груза. Но для того чтобы перевезти все шестьдесят ящиков, все равно нужно было сделать три рейса.

– Да,– нахмурившись, он огляделся по сторонам. – К тому же в доке совсем немного рыбацких судов.

Выйдя из темноты, Эйск и Мосул ступили на залитый светом электрофлюоресцентных батарей пятачок.

Сиринкс забыла обо всем, когда на нее обрушился шквал восторженных приветствий Мосула, насыщенных озорными эротическими намеками.

Обняв его, она насладилась долгим поцелуем.

– Я хотела бы с ней познакомиться,– сказала она ему. – Везет ей, вот что.

– Познакомишься.

Лениво болтая, они стояли посреди площадки, а чешуйчатокожие мартышки под чутким руководством Оксли разгружали первую партию ящиков, складывая их на плоскую тележку, управляемую процессором. Когда все восемнадцать ящиков были перегружены, тележка с гулом покатила в направлении купола одного из приземистых складов, окружавших парковую зону.

– Мне продолжать доставку?– спросил Оксли.

– Да, пожалуйста, -ответил Эйск. – Я уже договорился о продаже товара другим семьям.

Пилот кивнул и, подмигнув Сиринкс, которая стояла рядом с Мосулом, обнявшим ее за плечи, направился к флайеру. Усевшись в командирское кресло, он установил ментальную связь с процессором управления.

Что-то мешало созданию когерентного магнитного поля. На его формирование ушло много времени. Ему пришлось подключать компенсирующие программы. К тому времени когда флайер наконец оторвался от посадочной площадки, генератор плавления работал в опасном режиме, развивая почти максимальную мощность.

Несколько раз Оксли хотел повернуть назад, но когда флайер преодолел высоту сто метров, поле быстро стабилизировалось. Ему пришлось снижать мощность. Программы диагностики докладывали, что все системы работают безукоризненно.

По привычке обругав сделанную на Кулу технику, Оксли приказал полетному компьютеру рассчитать орбитальную траекторию, по которой он должен был вернуться к «Энону».

– Увидимся через три часа,– обратилась к нему Сиринкс, наблюдавшая за тем, как сверкающая маленькая комета совершала виражи над жилыми башнями, перед тем как взмыть в ночное небо.

– Через три часа!– Оксли намеренно пропустил свой стон в ментальный канал.

– Ничего, вы же профессионалы и поэтому должны справиться.

Флайер начал резкий подъем. Одним из преимуществ планет-океанов являлось то, что грохот, сопровождающий преодоление звукового барьера, могли слышать только жители того поселения, откуда производился старт. Удалившись от острова на пятнадцать километров, флайер полетел с возрастающей скоростью.

Внезапно ментальная связь с Перником оборвалась. Обычно по мере увеличения расстояния контакт постепенно становился все более слабым, пока совсем не прекращался. Но здесь все было совсем иначе. Скорее это напоминало металлические ставни, которые вдруг мгновенно захлопнулись. Оксли уже перевалило за сто пятьдесят, и за свою жизнь он посетил почти все уголки Конфедерации, но никогда прежде ему не приходилось слышать, чтобы эденистское обиталище поступало таким образом. Такое поведение было чуждо его морально-этическим принципам.

Он включил кормовые сенсоры. Жемчужно-розовое сияние, заполнившее горизонт, отбрасывало на темную поверхность воды мерцающие блики.

– Что… – слова застряли у него в горле.

– Перник? -обратился он к острову. – Перник, что происходит? Что это за свет?

Ответом ему была полная тишина. В ментальном диапазоне не осталось ни малейшего следа от мыслей личности острова.

– Сиринкс?

Никакого ответа.

– «Энон», что-то происходит с Перником, ты можешь выйти на Сиринкс?

– Она все еще там,– ответил встревоженный космояст-реб. – Но я не могу с ней связаться. Что-то мешает.

– О боже,– сделав разворот, он снова взял курс на остров.

Единственная тоненькая нить ментальной связи, тянувшаяся к космоястребу, находившемуся на орбите, теперь расширилась, обеспечив ему поддержку бесчисленного количества разумов, слившихся в единую сущность, подняв его на гребень волны могучего интеллекта. Теперь он уже не был одинок. К нему вернулось спокойствие. На смену сомнениям и страхам пришли уверенность и решимость, в которых так нуждалась его измотанная психика. Сидя в скорлупке крошечного аппарата, пролетавшего над необъятным океаном, он на какое-то мгновение почувствовал себя ужасно одиноким. Теперь он вновь обрел себя, снова почувствовал в себе энергию шестнадцатилетнего, которую пробудило в нем ледяное спокойствие островов. Ему было так же хорошо, как ребенку, согретому ласковой заботой мудрого и сильного взрослого. Это было еще одно подтверждение его приверженности эденизму, и он был глубоко счастлив тем, что является его частью.

– Оксли, это остров Талия, мы знаем о том, что Перник вышел из ментального диапазона, и сейчас решаем на общепланетарном уровне, что делать с этой проблемой.

– Меня беспокоит воздействие этого красного свечения,– ответил он. Скорость флайера вновь резко упала, опустившись ниже звукового барьера. В восьми километрах от аппарата ярко-красным светом мерцал Перник.

Тем временем дискуссия, организованная островами, подошла к концу. В ней приняла участие каждая разумная сущность ментального союза планеты. Был произведен анализ всей имевшейся информации. Обсуждались и либо отвергались, либо тщательно разрабатывались варианты решений проблемы. Через две секунды после рассмотрения проблемы было заявлено:

– Мы считаем, что это был Латон. Прошлой ночью прибыл корабль того же класса, что и «Яку». Он послал на остров космоплан. Начиная с этого момента коммуникационные способности Перника снизились до шестидесяти процентов.

– Латон? – задал вопрос «Энон» и потрясенные члены его экипажа.

– Да,– согласие Атлантиса суммировало информацию, два дня назад полученную от космоястреба. – Поскольку у нас нет орбитальных станций, проверка прибывающих кораблей, естественно, далека от совершенства и зависит исключительно от сенсоров орбитальной платформы, которые находятся в ведении службы управления гражданскими полетами. Сам корабль, естественно, убыл, но его космоплан остался. Перник и его население, должно быть, зомбированы энергетическим вирусом.

– О нет, только не это! -отрывисто закричал Оксли. – Неужели опять он!

Тем временем лежавший впереди по курсу Перник испустил ярко-золотистое сияние, которое осветило океан подобно встающему солнцу. Резко накренившись, флайер стал терять высоту.

Сиринкс видела, как маленький флайер исчез где-то на востоке. Ночной воздух показался ей более прохладным, чем во время ее прошлого визита. Кожа под ее полетным комбинезоном покрылась мурашками. Мосулу, одетому в мешковатую безрукавку и шорты, казалось, все было нипочем. Она посмотрела на него с некоторым раздражением: ему-то что, этому мужику, привыкшему работать на открытом воздухе.

«Да, Клио просто повезло».

– Пойдем, -сказал Эйск. – Семья просто жаждет снова повидаться с тобой. Ты расскажешь молодым, на что похож Норфолк.

– Сделаю это с удовольствием.

Когда они направились к ближайшей башне, ей показалось, что Мосул сжал ей плечо чуть сильнее, чем обычно. «Как будто я его собственность», – подумала она.

– Мосул,– спросила она, перейдя на закрытый диапазон, – что здесь происходит? Вы все здесь какие-то скованные,– ей с трудом удавалось передать им эмоциональную окраску фраз.

– Ничего не происходит,– сказал он с улыбкой, когда они входили в арку входа, расположенную у основания башни.

Она ошеломленно посмотрела на него. Он ответил ей, используя основной ментальный диапазон, что было грубейшим нарушением этики.

Заметив, как изменилось выражение ее лица, Мосул вопросительно посмотрел ей в глаза.

– Это… – начала она. Затем ее мысли охватила тревога. «Энон», она больше не чувствовала незримого присутствия «Энона»!

– Мосул! Его нет. Постой! Я, кажется, чувствую. Мосул, нечто пытается заблокировать ментальный диапазон.

– Неужели? – его улыбка застыла и превратилась в нечто совсем другое, и это нечто заставило ее испуганно дернуться к выходу. – Не волнуйся, малышка Сиринкс. Хрупкая маленькая красотка Сиринкс так далеко от дома. Совсем одна. Но мы высоко ценим тебя за твой дар. Добро пожаловать в братство, которое стоит на неизмеримо более высокой ступени, чем эденизм.

Быстро развернувшись назад, она уже собралась бежать. Но выход преградили пятеро человек. Рассмотрев одного из них, она чуть было не задохнулась от ужаса: его голова была вдвое больше нормальных размеров. Черты лица скорее напоминали карикатуру: резко очерченные, ввалившиеся щеки, огромные, пустые глаза, длинный, узкий как острие ножа нос, нависший над черными губами, вытянутые вверх заостренные уши.

– Кто вы? – прошептала она.

– Не обращай внимания на старину Кинкейда, – сказал Мосул, – он наш постоянный тролль.

Между тем вокруг становилось светлее. Какая-то жидкая краснота разливалась по полипу острова. Кровавые отсветы напомнили ей норфолкскую ночь, освещаемую Герцогиней. Со стыдом для себя Сиринкс обнаружила, что у нее трясутся колени. Ей было стыдно, но ведь она была так одинока. Никогда раньше ее не лишали возможности общения в ментальном диапазоне, дарованном каждому эденисту.

– Энон!– отчаянный крик лишь ударил в стенки ее собственного черепа. – Энон, любовь моя. Помоги мне!

Какой-то ответ последовал, но он был настолько неясным, что она не смогла его ни понять, ни расшифровать. Но где-то по ту сторону кроваво-красного небосвода космоястреб взывал к ней с такой же болью.

– Ну же, Сиринкс, – обратился к ней Мосул, – пойдем с нами.

Теперь она знала, что это был совсем не Мосул.

– Никогда.

– Какая ты храбрая, – сказал он с жалостью. – И какая глупая.

Благодаря генетической наследственности она обладала достаточной физической силой. Но их было семеро. Так или иначе, но они все равно втолкнули бы ее внутрь башни.

Внезапно самым странным образом изменились стены. Полипа больше не было, вместо него она увидела камень. Большие кубические глыбы, высеченные из гранита, добытого в лесных карьерах. Это были старые камни, из промазанных известью швов сочилась вода, оставляя на их поверхности размытые следы.

Они спускались по витой лестнице, которая становилась все уже и уже, пока наконец рядом с ней не остался только один из сопровождающих. Рукав полетного комбинезона испачкали грязная вода и темно-коричневые грибы, которые в изобилии росли на каменной стене. Она понимала, что все это лишь иллюзия, что такое просто невозможно. На островах Атлантиса не могло быть никаких «подземелий», так как под ними был океан. Но ее ноги вполне реально соскальзывали с истертых ступенек, а икры болели от усталости.

В утробе острова не было красного сияния. Лишь пламя факелов, вставленных в дочерна прокопченные железные кронштейны, освещало им путь. От их едкого дыма у нее слезились глаза.

Лестница вывела их в короткий коридор. Увидев открытую дубовую дверь, Сиринкс протиснулась в нее. Внутри оказалась средневековая пыточная камера.

В центре помещения возвышалась деревянная дыба. На колеса, расположенные с двух сторон приспособления, были намотаны цепи. Открытые браслеты наручников ждали свою жертву. В одном углу камеры находилась жаровня. От раскаленных докрасна углей исходил жар. В них были опущены какие-то длинные и тонкие металлические инструменты.

Сам истязатель оказался толстым детиной в кожаной безрукавке. Складки заросшей волосами плоти повисли над его поясом. Он стоял у жаровни, подвергая мучениям худенькую молодую женщину, которую наклонили над парой мехов.

– Это Клио, – сказал укравший тело Мосула, – ты ведь сказала, что хочешь с ней познакомиться.

Женщина обернулась и рассмеялась в лицо Сиринкс.

– Какова причина? – едва слышно спросила Сиринкс. Ее голос готов был вот-вот сорваться.

– Это в твою честь, – сказал истязатель густым басом, который, однако, звучал мягко, почти что ласково. – Что касается тебя, то нам придется обращаться с тобой очень осторожно. Ведь ты несешь в себе огромный дар. Я не хочу повредить его.

– Какой дар?

– Живой звездолет. Нам трудно пользоваться другими механическими приспособлениями для плаваний в ночной пучине. А твой корабль изящен и элегантен. Как только мы овладеем тобой, мы овладеем и твоим кораблем. И тогда нам будет легче нести свой крест новым мирам.

– БЕГИ! Беги, «Энон». Беги из этого страшного мира, любовь моя. И никогда не возвращайся сюда.

-Ах, Сиринкс, – на красивом лице Мосула появилось прежнее выражение симпатии, которое напомнило ей давние времена. – Мы лишили тебя ментальной связи. Мы убрали отсюда Оксли. Мы изолировали тебя от всех. У тебя не осталось никого, кроме нас. И поверь мне, мы знаем, что значит для эдениста остаться в одиночестве.