Текст книги "Дисфункция реальности: Угроза"

Выйдя на поляну, женщина снова крикнула и помахала рукой. Остальные также вышли из джунглей и встали за ее спиной. Женщины и пара мальчуганов не старше десяти лет были одеты в испачканную грязью одежду.

– Слава богу, вы здесь, – сказала она, торопливо приближаясь к Шасу. – Мы так долго ждали вас. Здесь был настоящий ужас.

– Стойте на месте, – сказал Шас.

Но она не услышала его (или не захотела услышать) и продолжала пробираться сквозь переплетения ползучих растений.

– Заберите нас отсюда. Возьмите нас на звездолеты и увезите куда угодно, но только подальше от этой планеты.

– Кто вы, черт побери, и откуда? – где-то в глубинах сознания Шаса мелькнуло подозрение, вызванное тем, что его внешний вид не производит на нее никакого впечатления. Обычно размеры и очертания его фигуры вызывали у людей по крайней мере некоторое недоверие. Но эта женщина не испытывала никаких сомнений.

Нейронные процессоры предупредили его о том, что процессор поиска цели неисправен.

– Стоять, – проревел он, когда расстояние между ними сократилось до шести метров. – Мы не можем брать кого попало. Возможно, что вы зомбированы. Немедленно отвечайте, откуда вы?

Грозный рев, с которым он это сказал, заставил ее резко остановиться.

– Мы из деревни, – сказала она слегка прерывающимся голосом. – Там остались все эти дьяволы.

– Где?

Сделав еще шаг в его сторону, женщина повернула голову назад, указав направление.

– Там, – и сделала еще один шаг. – Пожалуйста, помогите нам, – ее измученное лицо молило о помощи.

Все пять флайеров разом упали на землю. Почва под ногами Шаса стала с чавкающим звуком раскалываться. Появилась длинная трещина, из которой ударил ослепительный свет белого огня. Опередив естественное для человека, оказавшегося в такой ситуации, чувство паники, нейронные процессоры ускорили переход его тела к ответной реакции на угрозу. Отпрыгнув в сторону, он оказался рядом с улыбающейся женщиной. Она ударила его.

Терранс Смит уже потерял контакт с тремя из одиннадцати космопланов, совершивших посадку. Что касается трех аппаратов, которые все еще находились в воздухе, то они в это время приближались к округам Кволлхейма. Спутники наблюдения не смогли предоставить достаточное количество данных о судьбе тех, кто не вышел на связь. Изображения, передаваемые ими из зон снижения, тотчас искажались. Ни один из космопланов не разбился, но о том, что произошло с ними после посадки, можно было только догадываться. Воодушевленный тем, что расчеты его тактической программы, согласно которым потери при первой высадке должны были составить сорок процентов, оказались ошибочными, Терранс Смит вышел на связь с тремя космопланами, которые летели в направлении Кволлхейма.

– Внесите поправку в расчеты зоны снижения, я хочу, чтобы высадка произошла не ближе ста пятидесяти километров от красного облака.

– Оно движется! – крикнул Оливер Левелин, когда Терранс получал подтверждение от пилотов.

– Что именно?

– Красное облако.

Терранс открыл канал связи с той частью процессора, которая производила корреляцию образов, передаваемых спутниками наблюдения. По краям красных полос вздымались кольца и завитки, словно солнечные протуберанцы, наружу выплескивались плоские струи длиной в несколько километров. На глазах рушилась сверхъестественная симметрия бархатистых облаков. Отблески света, который они отражали, беспорядочно метались из стороны в сторону, подобно каким-то огромным змеям.

– Оно знает, что мы здесь, – сказал Оливер Левелин. – Мы его потревожили.

В какой-то момент Терранс Смит даже подумал, что это массивное образование, состоящее из разветвлений облачных полос, представляет собой живой организм, живую сущность газового гиганта, которая, преодолев межпланетное пространство, перенеслась сюда со стороны Мурора. Черт возьми, эта штуковина явно напоминала завихрения штормового фронта, которые неделями упорно бьются друг с другом, переплетаясь и ударяясь среди кристаллов водорода и замороженного аммиака, образующих атмосферу газового гиганта.

«Что за нелепая мысль», – сказал он самому себе.

– Просто кто-то намеренно вызывает все эти явления. Возможно, это наш единственный шанс выяснить, каким образом они создали эту штуковину. Свяжитесь с капитанами черноястребов, мне нужно, чтобы каждый сенсор, которым мы располагаем, был направлен на это образование. Должно быть, там имеет место какой-то вид энергетической модуляции. Видимо, что-то регистрирует все изменения спектра, в котором мы находимся.

– Вы так в этом уверены? – едва слышно пробормотал Оливер Левелин. Он уже начинал жалеть о том, что согласился предоставить «Джемаль» в распоряжение Смита, и плевать надо было на незаконность отказа. Есть кое-что поважнее денег, например, его жизнь. С явной неохотой он стал передавать капитанам черноястребов новые распоряжения.

Тем временем был потерян контакт еще с двумя космопланами. Но трем аппаратам удалось без всяких происшествий высадить группы наемников, и они уже снова поднялись в воздух.

«Возможно, нам все же удастся выяснить, что происходит внизу», – с отчаянной решимостью подумал Терранс, когда жемчужно-белые точки космопланов, удалившись на безопасное расстояние, парили над запутанной сетью притоков.

Он наблюдал за тем, как над джунглями плыли отделившиеся от красного облака огромные, яростно кипящие потоки. Они были очень похожи на штормовые вихри. Навигационная графическая раскладка все еще показывала позиции космопланов на земле. Наиболее крупные потоки, направленные облаком, с математической точностью приближались к зонам посадки.

– Ну давайте же, – в отчаянии сжав зубы, подгонял он пилотов. – Поднимайтесь. Сматывайтесь оттуда.

– Согласно данным, передаваемым сенсорами, нет никаких энергетических возмущений, – сказал Оливер Левелин.

– Не может быть. Ведь потоки явно кем-то направлены. А как насчет сенсоров, которые использовали захватчики, чтобы выследить наши космопланы? Мы их уже обнаружили?

– Нет.

Еще пять космопланов, взмыв в небо, уносились подальше от цепких когтей красного облака. Два из них были как раз теми аппаратами, с которыми ранее был потерян контакт. Услышав, как по рядам солдат бригады, которая была размещена на борту «Джемаля», прокатились одобрительные крики, Терранс присоединил к ним и свой собственный взволнованный возглас.

Только теперь операция началась всерьез. Наземные разведгруппы скоро передадут им координаты целей. И они смогут приступить к нанесению ответных ударов.

Последние три космоплана совершили посадку в районе округов Кволлхейма. Одним из них был космоплан с борта «Леди Макбет».

Звездолет «Крестьянская месть» представлял собой стандартную пирамидальную конструкцию, внутри которой находились четыре капсулы жизнеобеспечения. Они имели сферическую форму и были разделены на три палубы. Капсулы имели достаточную вместимость, чтобы обеспечить вполне приемлемые условия жизни для экипажа из шести человек. Кроме того, на борту можно было разместить пятнадцать пассажиров, которые совершали бы полет практически в условиях полного комфорта. Так что ни один из шести наемников, которых они везли на Лалонд, не жаловался. Стены жилых кают, как и стены других помещений корабля, были раздвижными, что предоставляло достаточно широкие возможности для улучшения, обновления или полного изменения их конфигурации.

Нырнув в верхний люк палубы отдыха, Эрик Такрар и Бев Леннон попали в зал, расположенный как раз над ангаром космоплана. Все поверхности здесь были покрыты тонким слоем серо-зеленой пены. На равном расстоянии друг от друга размещались липкие гравитационные коврики, хотя большинство из них уже утратило свои свойства. Вся мебель была сделана из легкого композита и аккуратно убиралась в ниши, открывая пол, украшенный замысловатой мозаикой квадратов, шестиугольников и кругов. В стены были вмонтированы многочисленные шкафчики, однообразные ряды которых иногда нарушали люки в жилые каюты, красные панели контейнеров с аварийным оборудованием и встроенные блоки аудио-видеоплейеров с проекционными стойками. В воздухе стоял запах влажной растительности. Сейчас здесь были включены лишь две световые полосы. В воздухе парило несколько фиолетовых пищевых оберток, сделанных из фольги и похожих на каких-то водоплавающих тварей. Едва уловимый поток воздуха прижал пару таких оберток к вентиляционным решеткам, расположенным на потолке. Лениво вращался черный информационный диск. Все это вместе придавало залу какой-то заброшенный вид.

Эрик небрежно похлопал рукой по покрытому пластиком трапу, который, начинаясь у палубного люка, под углом уходил к потолку. Нейронные процессоры сообщили ему о том, что Андре Дюшамп открывает прямой канал связи.

– Сейчас он производит стыковку, – сообщил капитан, – или по крайней мере пытается это сделать.

– Как линия связи с ним? Вы можете увидеть что-нибудь внутри космоплана?

– Ничего не вижу. Скорость передачи информации по-прежнему составляет лишь три процента от нормы, что, впрочем, вполне достаточно для корректировки стыковочных операций. Процессоры, должно быть, весьма серьезно повреждены.

Оглянувшись назад, Эрик увидел, как Бев пожал плечами. Они оба были вооружены: Бев нервным парализатором, а Эрик лазерным пистолетом, которым, как он очень надеялся, ему не придется воспользоваться.

Вынырнув из верхних слоев атмосферы, космоплан вновь установил контакт, посылая слабые сигналы своим поврежденным резервным передатчиком. Брендон сообщил, что аппарат испытал на себе мощное воздействие электронного оружия противника, в результате которого были серьезно повреждены бортовые процессоры. Они не могли не поверить ему, поскольку мощности передатчика едва хватило на то, чтобы отправить его сообщение. Полноценного канала связи, с помощью которого можно было бы выявить повреждения бортовой электроники, больше не существовало.

Принимая в расчет уже известные способности захватчиков к зомбированию людей, Андре Дюшамп не испытывал желания рисковать.

– Этому англичанишке Смиту следовало бы предупредить о такой возможности, – проворчал он. – А нам следовало бы разработать процедуру проверки.

– Да, конечно, – согласился Эрик. Он и Бев лишь обменялись улыбками.

– Вот такова вся эта поганая операция, – продолжил свои гневные обвинения Андре. – Если Смиту нужны дельные советы, то ему следует иметь в своем главном штабе таких опытных людей как я, а не как эта задница Левелин. Вот тогда бы я ему сказал, что когда имеешь дело с зомбированием, нужно действовать крайне осторожно. Пятьдесят лет опыта, вот чем я располагаю, и никакая тактическая программа нейронных процессоров даже в подметки не годится этому бесценному сокровищу. Какое только дерьмо против меня не применяли! Но, испытав на собственной шкуре удары всех видов вооружений, какие только имеются в Конфедерации, я, как видите, до сих пор жив. А он выбирает себе какого-то безмозглого кельта, который зарабатывает на жизнь, летая туда-сюда. Чертов идиот!

Тем временем Бев оттолкнулся ногами от кромки люка, ведущего в зал и передал мысленным импульсом код закрытия. Скользнув на свое место и звонко щелкнув замком, закрылся карботаниевый люк.

– Ну ладно, пошли, – сказал Эрик. Скользнув в люк, он вынырнул на нижней палубе. Нейронные процессоры предоставили ему образ, передаваемый скоплениями внешних сенсоров звездолета. Космоплан находился уже в считанных метрах от корпуса «Крестьянской мести». Лишенный полноценного обмена навигационными данными, Брендон испытывал большие затруднения, пытаясь вставить нос космоплана в стыковочную горловину ангара. «Пилоты-новички сумели бы сделать это лучше, – подумал Эрик, вздрогнув, когда маневровые двигатели выпустили струи пламени буквально за несколько секунд до того, как радар космоплана должен был царапнуть корпус звездолета. – Кажется, пронесло, а то нам было бы просто нечего инспектировать».

На нижней палубе было очень тесно. Здесь находился цех по производству электромеханических компонентов средних размеров, маленькая мастерская по ремонту электроники, два переходных тамбура, один для ангара космоплана, а второй для наружных работ, контейнеры и шкафчики со скафандрами для работ в космосе. Вдоль голых титановых стен переплетались кабели и трубопроводы.

– Он вошел в горловину, – объявил Андре, – сейчас Мадлен уже втягивает его внутрь.

Сквозь прочный корпус звездолета на нижнюю палубу едва проникало повизгивание приводов, втягивающих космоплан. Открыв доступ к камере, расположенной в ангаре, Эрик увидел, как космоплан входит в помещение цилиндрической формы. Мотылек возвращался в свою серебристую куколку. Сложенные крылья выступали из корпуса всего на несколько сантиметров.

Он дал указания процессорам управления системами ангара. Когда космоплан встал на место, силовые кабели, шланги с охлаждающей жидкостью и оптические кабели вошли в гнезда-разъемы, расположенные на его фюзеляже.

– Поступает очень мало данных, – сказал Эрик, сканируя голографический экран консоли стыковочных операций, на котором стали появляться результаты предварительной диагностики. – Внутренние сенсоры аппарата не реагируют на запросы.

– Повреждены процессоры или сами сенсоры? – спросил Андре.

– Трудно сказать, – ответил повисший на поручне Бев, выглядывая из-за плеча Эрика. – В рабочем состоянии находится лишь десять процентов внутренних носителей данных. Мы не можем получить доступ к процессорам управления кабины пилота и поэтому не можем определить, где неисправность. Одному Богу известно, как Брендон вообще пилотировал эту штуковину. У него вышла из строя половина всех систем управления.

– Брендон молодчина, – сказала Мадлен Коллум.

Взвизгнув, аудио-видеостойка консоли показала, как открылась схема одной коммуникационной цепи космоплана. Открылась лишь аудиоцепь.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – спросил Брендон, – или вы все ушли на обеденный перерыв?

– Мы здесь, Брендон, – отозвался Эрик. – Как обстановка?

– Атмосфера здесь отвратительная. Насколько я понимаю, она совершенно непригодна для жизни… Я использую для дыхания запасы кислорода из аварийного шлема… Немедленно присоединяйте переходный тамбур… Это убьет мои легкие… Я чувствую запах горелого пластика… Кислотный газ…

– Я не могу очистить воздух его кабины, – обратился Эрик к Андре. – Наши насосы работают, шланги надежно вставлены в разъемы, но до тех пор пока не откроются выпускные клапаны, невозможно начать цикл очистки.

– Тогда выведи его в переходный тамбур, – сказал Андре, – но не впускай в жилые помещения. Пока не впускай.

– Слушаюсь.

– Ну где же вы! – орал Брендон.

– Мы уже идем тебе на помощь, Брендон.

Бев приказал трубе переходного тамбура раздвинуться. Защитная панель фюзеляжа космоплана отодвинулась назад, открыв круглый люк выхода в переходный тамбур.

– Хоть это еще работает, – пробормотал Эрик.

Уставившись в проектор аудио-видеостойки, Бев наблюдал за тем, как труба переходного тамбура плотно соединяется с кромкой люка.

– Это простая силовая цепь. В ней нет ничего сложного.

– Но все же в ней имеется процессор управления… Черт!

Как только люк космоплана стал открываться, сенсоры наблюдения за окружающей средой, установленные внутри переходного тамбура, отметили появление токсичных газов. На голографическом экране консоли стали появляться изображения, передаваемые камерой, установленной в металлической трубе. Прозрачный голубой дым выходил из открывшегося люка космоплана. Внутри кабины мерцал зеленый огонь. В тамбуре появился Брендон, который, цепляясь за поручни, с трудом двигался вперед. Его желтый полетный комбинезон был испачкан грязью и сажей. Сделанный из зеркальной меди визор шлема-раковины закрывал его лицо. Шлем был соединен с портативным контейнером жизнеобеспечения.

– Почему он не надел свой космический скафандр? – спросил Эрик.

Увидев камеру, Брендон помахал рукой.

– Слава богу, я бы там долго не протянул. Эй, вы забыли открыть люк.

– Брендон, нам приходится соблюдать предосторожности, – сказал Бев. – Мы знаем, что захватчики умеют зомбировать людей.

– Ах да, конечно. Подождите минуточку, – он начал кашлять.

Эрик снова проверил данные о состоянии окружающей среды. Ядовитые пары все еще вырывались из кабины космоплана; фильтры переходного тамбура едва справлялись с ними.

Брендон открыл визор шлема. Его мокрое от пота лицо было мертвенно-бледным. Он вновь закашлялся, сотрясаясь от боли.

– О боже, – пробормотал Эрик. – Брендон, пожалуйста, передай сведения о твоем физическом состоянии.

– Господи, это меня доконает, – снова раздался его хриплый, похожий на карканье кашель.

– Мы должны вытащить его оттуда, – сказал Бев.

– Я не вижу никакой ответной реакции со стороны его нейронных процессоров, – сказал Эрик. – Я пытаюсь выйти на них через процессор переходного тамбура, но в ответ не получаю даже подтверждение кода носителя.

– Эрик, ему плохо!

– Мы этого не знаем!

– Посмотри на него.

– Посмотри на Лалонд. Они умеют строить в небесах реки света. Им ничего не стоит создать образ раненого члена экипажа.

– Ради бога! – Бев не отрываясь смотрел на голографический экран. Все тело Брендона сотрясали конвульсии. Он схватился одной рукой за поручень, и в этот момент его вырвало. В условиях невесомости выплеснувшаяся из его горла рвота собралась в шарики и полетела к противоположной серебристой стене тамбура. Ударившись в стену, она прилипла к ней.

– Мы даже не знаем, один ли он, – продолжал Эрик. – Люк космоплана не закрыт. Он не подчинится моим командам. Я даже не могу его просто закрыть, а тем более закрыть на кодовый замок.

– Капитан, – взмолился Бев, – мы не можем там его бросить.

– Эрик совершенно прав, – ответил Андре, в голосе которого слышалось сожаление. – Все это крайне подозрительно. Этот инцидент очень удобен для того, кто хочет проникнуть на корабль. Слишком удобен.

– Он умирает!

– Пока люк космоплана открыт, нельзя входить в переходный тамбур.

Бев в отчаянии обвел взглядом служебную нижнюю палубу.

– Хорошо. Тогда пусть Эрик пойдет наверх, в зал отдыха, и закроет за собой люк на кодовый замок, а я останусь здесь. Я окажу медицинскую помощь Брендону и проверю, нет ли на борту космоплана ксенокских захватчиков. Что скажете на это?

– Эрик, ты согласен? – спросил Андре.

– У меня нет возражений.

– Отлично. Так и действуйте.

Вплыв в пустой зал, Эрик задержался у трапа. Посмотрев вниз, он увидел в проеме люка лицо Бева, которое улыбалось ему.

– Удачи тебе, – сказал Эрик и ввел код запирания в процессор замка люка. После этого он повернул на девяносто градусов ручку аварийного запирания.

Как только карботаниевый люк закрылся, Бев вскочил со своего места. Он вытащил из настенной аптечки пакет с медицинскими пакетами.

– Держись, Брендон. Я иду.

На панели, вмонтированной рядом с люком переходного тамбура, тревожно мигали красные огни, предупреждая об опасном состоянии атмосферы внутри трубы. Бев передал процессору управления команду отмены, после чего люк стал открываться.

Открыв канал к процессору коммуникационной сети зала отдыха, Эрик получил доступ к информации, передаваемой камерами нижней палубы. Он увидел, как Бев сморщил лицо, когда ядовитые пары вырвались из открытого люка. От вспыхнувшего в кабине космоплана изумрудно-зеленого сияния отделился ослепительно-яркий луч, который, испепеляя все на своем пути, двигался по трубе переходного тамбура к выходу на нижнюю палубу. Приняв всем телом его удар, Бев завопил и стал инстинктивно прикрывать руками глаза. Прямо в него ударил вырвавшийся из центра зеленого сияния белый поток необузданной энергии.

Камера перестала функционировать.

– Бев! – крикнул Эрик. Он направил в процессор целый поток распоряжений. После этого ожили системы визуализации нижней палубы. Правда, теперь они показывали призрачную сетку, которая состояла из цветных линий и бледных символов.

– Эрик, что происходит? – потребовал объяснений Андре.

– Они внутри! Они уже в этом паршивом корабле. Немедленно закрывайте на кодовые замки все люки. Немедленно, черт побери!

Одна за другой исчезали схематические цветные линии. С безумным выражением лица Эрик уставился в пол, как будто видел сквозь металлические перекрытия то, что творилось внизу. Затем в зале погас свет.

– Через пять минут мы начнем посадку в новой зоне десантирования. Напряжение на борту становится невыносимым. – Келли Тиррел мысленно вводила свое сообщение в память нейронных процессоров. – Мы знаем, что по меньшей мере с пятью другими космопланами что-то произошло. Теперь каждый спрашивает себя, защитит ли нас большее расстояние от облака? И действуют ли захватчики только под его защитным слоем?

Открыв доступ к сенсорам космоплана, она снова увидела это великолепное и одновременно жуткое зрелище. Протянувшись на тысячу километров, в воздухе висели полосы сияющего красного ничто. Здесь, в удаленной от океана части континента, они были тонкими, но многослойными. Переплетаясь как паутина какого-то обезумевшего паука, они висели над изогнутыми притоками Джулиффа. Когда она увидела их с орбиты, они произвели на нее жутковатое впечатление своей величественностью и упорядоченностью, но с такого расстояния они внушали настоящий ужас.

Приближаясь к аппарату со стороны правого борта, клубящаяся завеса увеличивалась в размерах. Это было превосходное зрелище, правда, слишком реалистичное для того, чтобы спокойно его созерцать. Но сенсоры космоплана были предназначены для военных действий. В длинных, продолговатых углублениях, расположенных по обеим сторонам нижней части фюзеляжа, появились усеченные конусы контейнеров с оружием. Мазерные пушки обеспечивали круговую оборону, не оставляя мертвых зон. Кроме того, космоплан располагал набором программ электронного противодействия и оболочкой невидимости. Хотя аппарат и не дотягивал до характеристик боевого истребителя, но он, в отличие от некоторых других космопланов, не был неповоротливой и беззащитной посудиной.

«Как это похоже на Джошуа, обязательно ему нужен многоцелевой космоплан. Нет! Слава богу, что у Джошуа есть многоцелевой космоплан».

Сорок минут полета, и она уже соскучилась по нему. «Какая же ты слабая», – проклинала она себя.

Келли уже стала сомневаться в успешном выполнении задания. «Как, впрочем, и любой военный корреспондент», – подумала она. Непосредственное участие в высадке десанта существенно отличалось от пребывания в офисе и предвкушения участия в подобной операции. Особенно остро она почувствовала это отличие после того, как увидела красное облако.

Семь наемников в течение всего полета обсуждали между собой появление этого феномена. Командира группы Резу Мейлина, казалось, возбуждала перспектива проведения рискованной операции под покровом красного облака. Он хотел испытать себя, бросив вызов обстоятельствам, с которыми прежде еще не сталкивался.

Ей пришлось потратить некоторое время, чтобы достаточно хорошо узнать каждого из них. И теперь она была уверена в том, что слова Резы были не просто бравадой. Одно время он служил в морской пехоте флота Конфедерации. В качестве офицера, как она предполагала. В тот период своей жизни он не очень быстро продвигался по служебной лестнице, как, впрочем, и в последующий период, когда, заключая контракты с правительствами то одной, то другой планеты, находившейся на первоначальной стадии освоения, он выполнял обязанности судебного исполнителя. Но, должно быть, Реза хорошо проявил себя на поприще одной из старейших профессий, профессии солдата. Ему платили большие деньги за небывалые физические возможности, которые он получил в результате многочисленных усовершенствований своего тела. Теперь он входил в состав элиты наемников. Подобно космонику, он представлял собой нечто среднее между машиной и человеком. Это была гора неимоверно накаченных стальных мышц, которой так стремились стать обычные солдаты, находившиеся в капсулах ноль-тау «Джемаля».

Фигура Резы Мейлина сохранила основные признаки гуманоида, хотя теперь и его рост, и ширина плеч были равны двум метрам. Кожа была искусственной и представляла собой жесткое, особо прочное композитное покрытие неброского серо-голубого цвета. В кожу был встроен маскировочный слой-хамелеон. В одежде он больше не нуждался. Половых органов у него не было, во всяком случае внешних, как добросовестно отметила Келли в своих записях. Каждая его рука теперь заканчивалась шестью кибернетическими когтями. Оба широких предплечья были оснащены индукционными винтовками малого калибра, а скелет был устроен так, что поглощал отдачу. Как и лицо Варлоу, лицо Резы было лишено какого-либо выражения. Оба глаза защищали выпуклые щитки из черного стекла. Вместо носа у него был плоский впускной клапан, который мог производить биологическую и химическую фильтрацию воздуха. В затылок и боковые части его безволосого черепа были вживлены пять сенсорных имплантов размером не более сантиметра. Эти едва выступающие вздутия напоминали язвы.

Хотя его лицо было лишено возможности что-либо выражать, но интонация голоса, которая не претерпела никаких изменений, говорила Келли о многом. Командира группы было нелегко вывести из себя. Это качество наряду с профессиональной компетентностью было главной причиной того, что остальные шестеро беспрекословно выполняли его приказы, и эти же его качества давали ей больше оснований верить в успешное выполнение группой своего задания. Она отдавала себе отчет в том, что фактически доверила ему свою жизнь.

Космоплан резко накренился. Келли знала, что Эшли Хенсон направил все оптические сенсоры на небольшую реку, которая находилась в трех километрах под ними. На серебристой ленте реки пестрели странные белые точки.

– Что это он вытворяет? – поинтересовался Пат Хэлаган. Помощник командира группы сидел рядом с Келли. Этот разведчик-диверсант, как он сам себя именовал, был не столь внушительных габаритов, как Реза. Его кожа также имела серо-голубой оттенок, а ноги столь же мощные мышцы. Каждая рука заканчивалась двумя запястьями, одно переходило в обычную человеческую ладонь, а другое представляло собой гнездо для подключения оружия или сенсоров. Все его органы чувств имели улучшенные характеристики. Приподнятый край плоти огибая затылочную часть его черепа, соединял уголки глаз.

– Эй, Эшли, что случилось? – спросил он пилота. «Электронное противодействие», – подумал каждый наемник.

– Я намерен здесь сесть, – ответил Эшли.

– На это есть какая-то причина? – спросил Реза Мейлин, в голосе которого слышалась спокойная уверенность в себе. – Предложенное нам запасное место посадки находится в семидесяти километрах к юго-востоку.

– Послушайте, тот, кто сумел создать это чертово облако, мог без всякого труда перехватить все наши переговоры. Они уже давно знают о всех местах высадок, которые наметил Терранс Смит, обвели их в большой красный кружок и написали: «Нанести удар сюда».

В салоне космоплана стало тихо.

– Сообразительный малый, – заметил Пат Хэлаган, обращаясь к Келли. – Жаль, что его не было под рукой во время операции на Камелоте. Тогда мы потеряли множество хороших людей, и все потому, что генерал набрал слишком много новичков.

– Продолжай в том же духе, – одобрительно сказал Реза.

– Благодарю вас, – радостно пропел в ответ Эшли. Космоплан спикировал вниз под таким углом, что желудок Келли подпрыгнул вверх.

– Вы абсолютно уверены в том, что хотите произвести высадку? – спросил пилот. – Если вас интересует мое мнение, то мы подставляем свои головы. Терранс Смит не стал бы рисковать, устраивая такую чехарду.

– Если Смит намерен разбить захватчиков, звездолеты должны знать, куда им наносить удары, – сказал Реза. – Именно для этого мы вам и понадобились. Начиная атаку, мы всегда доводим ее до конца. Это как раз то, что мы хорошо умеем делать.

– Верю вашим словам.

– О нас не стоит беспокоиться. В джунглях сверхсложные технологии всегда дают сбой. Природа чертовски капризна. Думаю, что за свою жизнь я повидал не так уж много джунглей, которые могли бы идти в сравнение с этими. Не исключено, что они прихлопнут нас с помощью какого-нибудь энергетического взрыва или даже сбросят миниатюрную ядерную бомбу, если уж совсем остервенеют. Но сначала они должны нас найти и выкорчевать из этого дикого леса. А для этого, уверяю тебя, надо обладать чертовской хитростью. И ты, и молодой Джошуа можете не сомневаться в том, что впоследствии сможете забрать нас отсюда, ничем при этом не рискуя.

– Я заберу вас, если останусь в живых.

– Отлично, ловлю тебя на слове.

Угол отклонения от курса полностью изменился, так как космоплан внезапно сделал «бочку»55
  Фигура высшего пилотажа – двойной переворот через крыло.


[Закрыть]. Когда ослабло натяжение ремня безопасности, Келли с такой силой вцепилась в подлокотники кресла, что побелели костяшки ее пальцев. Этот маневр имел мало общего с обычным пикированием, он больше напоминал смертельный прыжок в бездну.

– Ну как ты, Келл? – необычайно весело поинтересовался Сивелл – один из трех наиболее опытных бойцов группы. Он и выглядел соответствующим образом, имея рост два метра тридцать сантиметров и матово-черную жесткую кожу, которую насквозь пронизывала тончайшая паутина тканей, поглощающих и рассеивающих энергию. Его голова фактически имела форму шара. Блестящий панцирь, который сидел на короткой шее, защищал сенсоры. Подобные стволам деревьев верхние руки имели два локтевых сустава. К верхним сочленениям были прикреплены крупнокалиберные индукционные винтовки.

По всему салону прокатился хохот. Обнаружив, что она так и сидит с плотно закрытыми глазами, Келли заставила себя поднять веки. Фюзеляж космоплана вибрировал.

– Плюнь ты на все это, тебе обязательно надо поесть, – радостно кудахтал Сивелл. – В моем мешке есть несколько больших и таких аппетитных кусков сливочного торта с земляникой. Хочешь попробовать?

– Когда врачи модифицировали твое тело, они подсоединили нейронные процессоры к печени, – сказала Келли, – так что она намного сообразительнее, чем твои мозги, тупица.

Сивелл расхохотался.

Когда космоплан стал выдвигать крылья, по всему корпусу снова пошла вибрация.

– Эшли, пожалуйста, дай подсветку зоны снижения, – обратился к пилоту Реза.

– Не возражаю.

– Там, внизу, могут быть гражданские, – запротестовал Сэл Йонг, который также имел богатый боевой опыт.

– Сомневаюсь в этом, – возразил Эшли. – Ближайшая деревня в пятидесяти километрах отсюда.

– Мы ведь не Красный Крест, Сэл, – сказал Реза.

– Так точно, сэр.

Космоплан снова качнуло.

Из безмятежного неба на берега небольшой мелководной реки хлынули мощные потоки мазерного излучения. Сотни птиц рухнули на землю или, подняв брызги, упали в воду. Дымились их обуглившиеся перья. Конечности рухнувших с деревьев венналов еще некоторое время подергивались в предсмертных конвульсиях. Придя в отчаяние оттого, что их убежища разрушены, отрывисто ревели, а потом и гибли от невыносимого зноя сейсы. Дандерилы ощипывали остатки погибшей растительности. Их длинные точеные ноги подкашивались, а внутренности буквально кипели от зноя. Изумрудно-зеленая листва деревьев и ползучих растений потемнела, и теперь ее уже трудно было назвать зеленой.