Текст книги "Нейтронный Алхимик: Конфликт"

– Вы подписали договор с дьяволом, капитан. Теперь я объясняю, что там мелким шрифтом напечатано. Вы нам не доверяете – разумно. Так вот, мы вам тоже не очень верим. Думаю, увидев собственными глазами Новую Калифорнию, вы поняли, насколько могущественна и упорна Организация, и засомневались, стоит ли нас поддерживать. Это естественно. В конце концов звездолету очень легко просто исчезнуть в направлении Конфедерации. Попробую вас разубедить. Во время ремонта одна из новых секций была снабжена ядерной бомбой. Она взорвется через семь часов, если не переустановить таймер. Кода, который дает доступ к таймеру, у меня нет, так что даже допросная наноника из меня его не вытянет. Переустанавливать таймер будет офицер связи с другого корабля, и делать это он обязан каждые три часа. А я, в свою очередь, стану передавать данный мне код на другие корабли, потому что на них стоят такие же взрыватели. Пока все мы держимся вместе, никаких проблем не будет. Если один корабль покинет конвой, он погубит и себя, и еще одно судно.

– Снимите эту штуку немедля! – яростно взвыл Андре. – Я не стану летать под угрозой шантажа!

– Это не шантаж, капитан. Это насилие. И призвано оно заставить вас придерживаться контракта. Аргумент в этих случаях принято выдвигать такой: «Если вы собирались придерживаться нашего соглашения, вам и бояться нечего».

– Я не стану летать с бомбой на борту! Это мое последнее слово!

– Тогда они поднимутся на борт и одержат вас. А на корабль поставят своих людей. Им нужен звездолет и его пусковые установки, капитан, а вовсе не вы лично.

– Это невыносимо!

На миг глаза Кингсли Прайора вспыхнули гневом.

– Как и свободный человек, помогающий Капоне, капитан, – глумливо ответил он. Потом взгляд его потух. – Пригласим на борт репортеров? Нам уже скоро пора выходить в точку отправления.

Не доходя до паба сотни метров, Джед Хинтон нагнулся и снял с лодыжки красный платок. Взрослых на Коблате уже начинала раздражать болтовня полуночников, и любой их последователь рисковал получить трепку. Ничего серьезного, конечно: на улице – выговор, дома – скандал. Обычная ерунда.

Диггер, конечно, ненавидел запись Киры и при малейшем упоминании о ней впадал в бешенство. Джеду было очень стыдно, но он не мог не порадоваться, когда Диггер, нависая над Мири и Навар, запрещал им смотреть это безобразие. Сам того не понимая, он изменил политическую структуру семьи. Теперь Джед и Гари стали главными – они могли видеть Киру Салтер, и обсуждать с друзьями ее слова, и пробовать свободу на вкус.

Джед зашел в «Синий фонтан», делая вид, что это его любимое место. Обычно он обходил бар за километр – это было излюбленное заведение Диггера. Но Диггер сейчас был очень занят – не в команде бурильщиков, а в космопорте, где ремонтировал погрузочное оборудование. Рейсов стало так много, что работы велись в три смены, но, хотя все прекрасно знали, что корабли прибывают и отбывают по нескольку раз на дню, официальный журнал был девственно чист. Джед трижды обращался через сеть к компьютеру диспетчерской, и тот исправно отвечал, что в порту нет ни одного корабля.

Пораженные этим феноменом, полуночники после недолгих расспросов выяснили, как проходит подпольная торговля во время карантина. Восторг их был неумерен.

Незаконно прибывающие корабли – просто идеально! Бет в тот день улыбнулась ему и сказала: «Черт, может, мы еще доберемся до Валиска!» И обняла его. Раньше она никогда его так не обнимала.

Джед заказал пива и медленно обвел взглядом зал. Десятилетней давности ландшафтные голограммы на стенах истерлись до того, что от них остались лишь размытые пятна блеклых оттенков. Даже скрытая под ними голая скала выглядела бы менее удручающе. Большая часть столиков из потертого композита и алюминия была занята. Рабочие сидели группками со своей выпивкой, болтая вполголоса. Почти четверть посетителей носила корабельные комбинезоны, экзотически яркие по сравнению с излюбленными костюмами жителей Коблата.

По надпечатке на нагрудных карманах Джед выделил экипаж «Рамзеса X». С ними был и капитан – женщина средних лет с серебряной звездочкой на погоне. Джед подошел к ним.

– Можно к вам обратиться, мэм?

Капитан обернулась к нему, смерив подозрительным взглядом – не иначе, с елеем переборщил.

– Что случилось?

– Один мой друг… хочет улететь на Валиск.

Капитан расхохоталась. Джед залился краской, когда остальные космонавты застонали в унисон, омерзительно высокомерно переглядываясь.

– Ну, сынок, могу понять, почему твоему дружку так приглянулась малышка Кира! – Капитан сально подмигнула.

Джед покраснел еще сильнее. Он и вправду провел не один час за процессорным блоком наедине с графическим редактором, изменяя кадры из записи, так что маленький проектор блока мог теперь уложить Киру рядом с ним в постель или заставить ее нависнуть над ним с призывной улыбкой. Поначалу он подумывал, а не слишком ли это непочтительно, но потом решил, что она поймет. Это была любовь. А она все знала о любви, во всех ее видах. Она о ней и говорила.

– Нет, это из-за того, что она предлагает, – растерянно пробормотал он. – Нам это нужно.

Его слова вызвали новый взрыв смеха.

– Пожалуйста! – взмолился он. – Можете вы нас туда отвезти?

Веселье разом покинуло капитана.

– Послушай, сынок, прими совет старухи. Эта запись… ничего в ней, кроме вранья, нет. Вы нужны им, чтобы одержать, и все. На конце радуги нет горшка с золотом.

– А вы там были? – недоверчиво спросил он.

– Нет. Не была. Так что ты прав – утверждать с уверенностью не могу. Можешь списать мои слова на жестокий цинизм – с возрастом его все подхватывают. – Она вернулась к своей рюмке.

– Так вы нас отвезете?

– Нет, сынок. Даже если бы у меня хватило дурости отправиться на Валиск – ты имеешь понятие, сколько стоит нанять звездолет?

Джед молча помотал головой.

– Отсюда – около четверти миллиона фьюзеодолларов. Есть у вас такие деньги?

– Нет.

– Что и требовалось доказать. А теперь кончай занимать мое время.

– А вы не знаете, кто мог бы нас взять, кто верит в Киру?

– Ч-черт! – Капитан развернулась всем телом, чтобы гневно воззриться на юношу. – Вам, дебилам, что, все на пальцах разъяснить надо?

– Кира сказала, что вы станете нас ненавидеть.

Луку заливал густой, тяжелый свет. Он пронизывал все тело. Мшистую траву. Почву. Весь мир подчинился этому сиянию. Чужая воля захватила мысли Луки, он не мог думать ни о чем, кроме этого бесконечного мига, зависнув вне реальности, пока последняя капля энергии не протекла через его клетки.

Тишина.

Лука медленно выпустил воздух из груди и осторожно открыл глаза. Тучи успокоились, став, как прежде, рваными белыми комочками. Всхолмья заливал теплый золотистый свет, но солнца, единственного источника света, не было, он рождался на самой границе замкнутой вселенной, даря свое сияние всем, без пристрастия.

И… они сгинули. Он не слышал больше взывающих из бездны. Смолкли их пронзительные мольбы. Пути назад не было, предательская трещинка в континууме сомкнулась. Он был свободен в своем новом теле.

Лука оглянулся на женщину, которая стояла рядом и ошеломленно озиралась.

– Нам удалось, – прошептал он. – Мы бежали.

Она неуверенно улыбнулась.

Лука воздел руки и сосредоточился. Время изрыгающего дым рыцаря ушло. Этот миг требовал чего-то более… внушительного. Кожу его облегала мягкая золотая ткань, императорская тога.

– О, да. Да!

Энергистическая сила осталась при нем, материя подчинялась воле. Но ткань была прочнее, материальнее, чем все, что он создавал прежде.

Прежде… Лука Комар расхохотался. В другой Вселенной. В другой жизни.

Сейчас все будет по-иному. Они создадут свою нирвану. И она будет длиться… вечно.

Пять обзорных спутников с «Левека» медленно расходились, проплывая через область пространства, занятую прежде Норфолком. По каналам связи на фрегат перекачивался огромный поток информации. Все сенсоры были переведены на максимальную чувствительность. Их заливали два потока солнечного света. Рецепторы их засыпали трепещущие волны солнечного ветра. Космические лучи бомбардировали их по-прежнему.

И ничего больше. Ни поля тяготения. Ни магнитосферы. Ни следов атмосферных газов. Квантовая сигнатура пространства-времени была совершенно нормальной.

От Норфолка осталось только воспоминание.

Открытый в 2125 году Нюван лишь подхлестнул волну надежд, обрушившихся на Землю вслед за обнаружением Фелисити. Вторая из обнаруженных террасовместимых планет, прекрасная, зеленая, девственная, доказывала, что первая не была случайной находкой. Вся Земля стремилась бежать к звездам. И немедленно. Это в конечном итоге и погубило планету.

К этому времени земляне уже поняли, что аркологи – не временное прибежище, где можно пересидеть причуды климата, покуда Терцентрал не остудит атмосферу, не очистит воздух и не вернет воздушные потоки на место. Отравленные облака и армадные бури пришли навсегда. Тому, кто хотел жить под открытым небом, следовало поискать себе чужое.

В интересах справедливости, а попросту говоря – ради поддержания своей сомнительной власти над правительствами отдельных штатов, Терцентрал постановил, что право покинуть Землю имеет каждый, без исключений. Вот последнее-то уточнение, принятое для того, чтобы умиротворить некоторые шумные меньшинства, и привело на практике к тому, что колонисты представляли собой многонациональную, всерасовую смесь, точно отвечавшую демографическому распределению на Земле. Никакого лимита числа выезжающих не ставилось, но баланс соблюдался жестко. Если какое-то государство победнее не могло позволить себе выполнить квоту, Терцентрал распределял освободившиеся места, чтобы богатые страны не могли пожаловаться, что их обделяют. Короче говоря, это был типичный пример политического компромисса.

И в общем и целом система работала – и на Нюване, и на других террасовместимых планетах, найденных новыми прыжковыми кораблями. Первые десятилетия межзвездной колонизации были счастливой эпохой, когда общие достижения легко восходили над старыми сварами. Нюван и его собратья демонстрировали миру редкостное единство.

К сожалению, продержалось оно недолго. Когда планета оказывалась покоренной, а дух пионеров исчезал бесповоротно, древнее соперничество вспыхивало с новой силой. Колониальная администрация уступала место локальному правительству, а политики очень скоро перенимали худшие, джингоистские аспекты национализма двадцатого столетия, с поразительной легкостью уводя за собою толпу. И в этот раз враждующие нации не разделяли ни моря, ни границы – все религии, культуры, расы, идеологии и языки сосуществовали в тесных рамках городских агломераций. Следствием становились бунты, уносившие множество жизней и подрывавшие экономику.

Сама по себе проблема решилась в 2156 году, когда штат Терцентрала Калифорния основал первую этническую колонию – Новую Калифорнию, открытую исключительно для калифорнийцев. Идею эту, поначалу вызвавшую множество кривотолков, подхватили другие штаты. Вторая колониальная волна оказалась не подверженной усобицам, терзавшим колонии волны первой, открыв путь массовой эмиграции эпохи Великого Расселения.

Покуда новые этнические колонии успешно поглощали избыточное население Земли и процветали, заселенные ранее миры теряли уже освоенные экономические и культурные рубежи. Ложная заря уступила место вечным сумеркам.

– Что случилось с астероидами? – полюбопытствовал Лоуренс Диллон.

Квинн задумчиво разглядывал изображения с сенсоров «Танту», проецируемые на полусферу голоэкрана в ногах его ложа. На орбиты вокруг Нювана были выведены одиннадцать астероидов, чьи рудные запасы должны были снабжать сырьем фабрики планеты. Обычно такие астероиды вырастали в крупные центры торговли, окруженные флотилией промышленных станций.

Сенсоры фрегата показывали, что восемь астероидов излучали, как обычно, в радио – и инфракрасном диапазоне. Оставшиеся три были холодны и темны. Оптические сенсоры высокого разрешения, наведенные на ближайший такой астероид, показывали разрушенные агрегаты, цеплявшиеся за серый камень. На одном сохранился даже космопорт, хотя он больше не вращался – шпиндель был погнут, а сам диск пробит во многих местах.

– У них тут часто бывали межнациональные войны, – объяснил Квинн.

Лоуренс уставился на него, недоуменно нахмурившись.

– Там, внизу, живет уйма разных народов, – объяснил Квинн. – Ужиться друг с другом они не могут, вот и воюют.

– Если они друг друга так ненавидят, то почему не разлетятся?

– Не знаю. Их спроси.

– Кого?

– Лоуренс, заткнись! Я пытаюсь думать. Двайер, нас засекли уже?

– Да, спутники слежения сразу навелись. Мы получили уже три запроса на опознание – все из разных командных центров. Пока что всем хватило идентификационного кода.

– Отлично. Грейпер – будешь нашим связистом.

– Да, Квинн! – Грейпер подпустил в голос энтузиазма, показывая, какой он ценный.

– Держись нашей легенды. Вызови все эти штабы по очереди и намекни ублюдкам, что флот Конфедерации направил нас в эту систему наблюдателями. Мы останемся на высокой орбите до дальнейшего извещения, и если кому-то потребуется поддержка огнем против одержимых мишеней – мы с радостью.

– Понял, – Грейпер принялся отдавать команды бортовому компьютеру.

– Двайер, – бросил Квинн, – соедини меня с комм-сетью Нювана.

Он оттолкнулся от бархатного противоперегрузочного ложа и зацепился за липучку напротив большого пульта связи.

– Э-э, Квинн… тут такое дело – сенсоры мне выдают полсотни платформ связи на геосинхронной, – нервно пробормотал Двайер. Он держался на своем посту, цепляясь за крепежные петли, едва не касаясь голоэкрана носом, точно чем ближе он к нему будет, тем внятнее станут данные. – Компьютер говорит, что у них девятнадцать отдельных комм-сетей и некоторые даже не соединены друг с другом.

– Ну и что? Я же сказал, кретин, там внизу херова уйма разных стран.

– А которая тебе нужна?

Квинн поразмыслил, вызывая перед своим мысленным взором нужного человека – его манеры, голос, акцент.

– Народы североамериканского происхождения там есть?

Двайер глянул на голоэкран.

– Пять. Тонала, Новая Доминика, Новая Джорджия, Квебек и Исламская республика Техас.

– Дай мне Новую Джорджию.

Его собственный голоэкран заполнили строки данных. Несколько минут он изучал их, потом вызвал регистр и запустил подпрограмму поиска.

– Кто этот парень, Квинн? – спросил Лоуренс.

– Зовут Двенадцать-Т. Тот еще засранец – гангстер, у него своя банда. Если нужна какая-нибудь хрень редкая – это к нему.

Подпрограмма поиска закончила работу, и Квинн запросил найденный ею адрес.

– Да-а? – донесся до него голос.

– Мне нужен Двенадцать-Т.

– Мать, тля, нет тут с такой кликухой никого,

– Слушай меня, придурок, этот адрес зарегистрирован на его имя. Дай его сюда.

– Кореш его типа? Датавизируй.

– Не могу.

– Да? Тогда не кореш. Кому с ним надо перетереть, типа личный код знает.

– Ну ладно же. Я скажу тебе волшебное слово – Баннет. Если не веришь, что оно волшебное, отследи, откуда я звоню. И дай мне сюда Двенадцать-Т, потому что, если звоню я, тебе мало не покажется.

Двайер близоруко вгляделся в экран.

– Он отслеживает вызов. До спутника уже добрался. Крутая программа.

– Наверное, оч-чень нужная, – пробурчал Квинн.

– Что у тебя – проблемы какие, засранец? – поинтересовался уже другой голос, очень похожий на тот, какой запомнился Квинну, – тихий рокочущий басок, слишком хриплый, чтобы звучать певуче. Квинн сам видел шрам на горле гангстера, повредивший его голосовые связки.

– Никаких проблем. Есть предложение.

– Ты на что нацелился, приятель? Что за монаший прикид? Ты не сильно похож на Баннет.

– Нет. – Квинн неторопливо придвинулся к линзе камеры в центре пульта и откинул капюшон сутаны. – Прогони программу распознавания.

– А, теперь вижу. Ты был у Баннет крысятником мелким… и подстилкой тоже, помню. Что тебе надо, тля?

– Дело есть.

– Что ты мне предложишь?

– А ты знаешь, на чем я прилетел?

– А как же. Счастливчик Вин проследил вызов. Сейчас жидким азотом ссыт.

– Корабль твой.

– В натуре?

– Точно.

– И что мне надо сделать – тебя оттрахать?

– Не стоит. Я его меняю. И только.

Шепчущему изменила выдержка.

– Ты, блин, хочешь поменять фрегат, ядри его, конфедеративного флота? На что, тля?

– А вот это надо обговорить. На борту серьезный хардвер есть. В убытке не окажешься.

– Обговорить, засранец? Если хардвер такой крутой, какого… ты его скинуть вздумал?

– Брат Божий не всегда орудует мечом. Есть иные пути принести слово Его неверным.

– Кончай мне вуду клепать. Черт, как меня достали, блин, ваши сектанты из аркологов. Нет Бога, нет! И брата у него быть не может!

– Скажи это одержимым.

– Пидор! Педрила клепаный – вот ты кто и вся ваша свора!

– Так мы будем говорить или что? – Квинн знал, что бандит не откажется – чтобы он да боевой фрегат из рук выпустил?

– Ты меня на понт не бери. Побазарим.

– Отлично. Теперь скажи, к какому астероиду я могу пристать. И чтобы там не задавали слишком много вопросов. На орбите у тебя есть парни?

– А то ты не знаешь. Потому ко мне и сунулся. Базар ты ведешь, точно тебе король Кулу – брат, но здесь я говорю, что лабать. И я тебе не доверяю, крысятник.

– У меня под рукой столько пушек, что мне насрать. Дай мне причал.

– Жопа. Это тебе не хер собачий, тут пару дней нужно.

– Сорок восемь часов тебе даю. И чтобы к этому времени передо мной горел номер дока. Если нет – я тебя с лица земли сотру.

– Кончай пороть…

Квинн отключил связь и, запрокинув голову, оглушительно расхохотался.

Всего за несколько часов полог алых туч накрыл Экснолл. Появившиеся утром бледные облачка сменил накативший с юга непроглядно плотный вал. Вместе с ним в город пришел гром, его басовитые раскаты кружили над городом, точно нервные птицы. Найти на небосводе солнце было невозможно, однако свет его каким-то образом проникал через полог, не меняя оттенка и не слабея.

Мойо шагал по Мэйнгрин, собираясь отыскать какой-нибудь транспорт для детишек Стефани. Чем дольше он размышлял над этой идеей, тем больше она ему нравилась. Стефани, как всегда, оказалась права – эта затея придавала его бытию позитивную цель. И он не хотел просидеть вечность в Экснолле.

Он прошел, не останавливаясь, мимо кафе с пончиками и парка, где играли в бейсбол. Сосредоточившись, он мог ощутить вокруг себя здания, точно тени в тумане – пространство мнилось темным, материя представала чем-то вроде прозрачной марли. Различить отдельные предметы было трудно, а мелкие – и вовсе невозможно, но Мойо решил, что автобус он как-нибудь не пропустит.

Мусорщик опять был занят своим делом. Мужчина в серой куртке и фуражке самозабвенно размахивал метлой, медленно продвигаясь вдоль тротуара. Он появлялся каждый день. Никто еще не заставал его за другим занятием и не смог как-то разговорить, да и вообще заставить издать хоть звук.

Мойо постепенно осознавал, что не все одержимые Экснолла сумели приспособиться к новому своему бытию. Некоторые, как спортсмены-любители и владельцы кафе, заполняли дни маниакальной деятельностью – неважно, насколько бессмысленной. Другие бродили по городу, тупо пытаясь продолжить прерванное смертью существование. Эта суровая оценка собственные его усилия относила, скорее, к разряду апатических.

Внимание его привлекло плотное скопление теней за одним из магазинов покрупнее. Обойдя здание, Мойо обнаружил на стоянке большой грузовик. Во время захвата он несколько пострадал – белое пламя расплавило передние шины, превратив их в застывшие лужи пластика, темно-синяя краска обгорела и потрескалась, лобовое стекло рассыпалось в крошку. Но грузовик был большой.

Мойо уставился на ближайшую шину, представляя ее себе целой, новенькой. Ему предстояло формировать не иллюзию, но реальную материю. Затвердевший пластик потек вновь, псевдоподии его начали обтекать голую ось.

– Йо, чувак! Развлекаешься?

Мойо так увлекся шиной, что и не заметил приближающегося человека – а стоило. На первый взгляд казалось, что незнакомец отрастил себе темно-русую гриву; борода его доходила до пояса, как и роскошные вьющиеся волосы. Челка едва не закрывала крохотные желтые очочки с шестиугольными стеклышками, нелепо восседавшие на носу. Лиловые вельветовые брюки-клеш были украшены серебряными колокольчиками, при каждом шаге дребезжавшими не в лад.

– Не то чтобы очень. Твой грузовик?

– Эй! Собственность – это кража, мэн!

– Собственность – что?

– Кража. Ты вроде крадешь то, что по праву принадлежит всем. Этот грузовик – он неодушевленный. Если ты, конечно, не веруешь в металлическую Гаую – я так не верю. Но то, что он не сознает себя, не значит, что мы можем злоупотреблять присущей ему самоценностью, то есть способностью перевозить всяких орлов.

– Орлов? Я вообще-то детей хотел отсюда вывезти.

– А, ладно, тоже круто. Но я дык что хотел сказать… грузовик – он вроде как общий. Его строили люди, и люди должны им все вместе владеть.

– Его киберсистемы строили.

– Ой нет. Это вроде самая крутая фишка капитализма. Эк, здорово они тебя разагитировали. О, затянись, затянутый! Выйди из себя. – Он протянул Мойо толстый косяк, уже зажженный и распространяющий по стоянке сладковатый запах.

– Нет, спасибо!

– Уводит в иные миры.

– Я уже из одного такого вернулся, спасибо! Возвращаться что-то не тянет.

– А, точно. Грокаю. Самый паршивый улет на свете.

Мойо никак не мог сообразить, с кем имеет дело. На апатичных мужчина вроде бы не смахивал, но и не похоже было, что он хорошо приспособился к окружению. Возможно, он происходил из претехнологических времен, когда образования как такового не было, а жизнью людей правили дичайшие предрассудки.

– А ты из какого времени?

– Хо! Дык из самого лучшего! Из времени великого мира, когда мы выбивали из истеблишмента те свободы, которыми вы сейчас наслаждаетесь. Черт, я ведь в Вудстоке бывал, чувак. Въезжаешь?

– Э, я за тебя рад. Так ты не против, если я восстановлю грузовик?

– Восстановишь? А ты кто такой – антианархист, что ли?

– Я парень, которому надо за детьми приглядывать. Если ты не предпочитаешь, чтобы их запытали ребята Эклунд.

Мужчина содрогнулся всем телом, точно Мойо врезал ему под ложечку. Руки его задвигались в каких-то странных жестах, и Мойо не показалось, что это танцевальные па.

– Напрягаешь ты меня сильно, чувак, но в мотивацию я въезжаю. Клево. Такой суровый мэн типа тебя тяжело в положение въезжает, небось.

У Мойо отвалилась челюсть.

– Это я не въезжаю?

– Типа того. Ну, так что за Magical Mystery tour у тебя задуман?

– Мы вывозим из Экснолла детей. Стефани хочет доехать до самой границы.

– Опаньки! – В русых зарослях прорезалась широкая улыбка. – Вот это клево! Снова на границу! Мы выведем автобус на большую дорогу и отвезем уклонистов в край высоких гор и кленовых листьев! Спасибо, чувак! Спасибо! – Он нежно погладил переднее крыло побитого грузовика. Там, где прошла его рука, поверх синей краски появилась волнистая радуга.

– Что значит «мы»?!

– Да ну, чувак, ты не напрягайся. Ты что, думал, ты один сдюжишь? Военные – это такие подлые твари, ты мили от города не проедешь, как упрешься в баррикаду. Кто-то при аресте с лестницы свалится, тоже бывает. Напряжная такая работа. Этим федералам на наши права накласть, точно говорю. Но я этим и раньше занимался, я-то знаю, как их обойти.

– Думаешь, она нас остановит?

– Кто, чувак?

– Эклунд!

– А черт ее знает! Неклевая чувиха, я тебе скажу. Между нами говоря, они точно пришельцы. С Венеры прилетели на летающих тарелках. Вижу, не веришь, ладно, давить не стану. Ну, и сколько детишек ты собрался отсюда увезти?

– Пока что семь-восемь.

Не вполне понимая, как это случилось, Мойо обнаружил, что незнакомец дружелюбно обнимает его за плечи и ласково, но твердо подводит к кабине грузовика.

– Доброе дело. Въезжаю. А теперь садись-ка ты за руль – или как это теперь у вас называется – и придумай нам большую красивую баранку. А я тем временем приглюкую нам клевый прикид – и в дорогу!

По корпусу грузовика уже метались искорки света, окрашивая потрескавшийся композит во все цвета радуги. Впечатление было такое, словно на машину обрушилась стая в дым обкуренных фей с аэрозольными баллончиками. Мойо хотел было пожаловаться на этот идеологически обоснованный угон, но обнаружил, что ему не хватает слов. Поэтому он пошел легким путем и, как ему посоветовали, уселся на водительское место.

Между криогенными патрубками дейтериевого бака и силовым распределителем, от которого сверхпроводящие кабели шли к соседним растровым узлам, оставалась щель – узкое отверстие между толстыми слоями нуль-термной пены. На схеме, которую предоставил Эрику бортовой компьютер, указывалось, что в эту щель может пролезть человек.

«Пигмей-акробат, возможно», – злобно пробормотал про себя Эрик. Во всяком случае, надеть какую-нибудь броню поверх скафандра он не мог. При каждом движении его стискивали раздутые трубы и кололи острые углы. Медпакетам, все еще закрывавшим его руку и торс, это определенно не шло на пользу. К счастью, черный силиконовый пластик, покрывавший его кожу, служил хорошим изолятором, иначе агента давно уже поджарило бы, заморозило и пробило током.

Вместе с Мадлен он уже девятый час прорезывался через внутренности «Крестьянской мести». Работа была утомительная и неприятная. А после ранений Эрику приходилось постоянно отслеживать свое физиологическое состояние и не отключать ни на минуту программу-релаксант – клаустрофобия и так кружила в подсознании, готовая в любой момент прорваться наружу.

Лаз заканчивался в метре от обшивки, открываясь в шестигранную металлическую призму, ребра которой составляли обвитые кабелями опорные балки. Выбравшись в это тесное пространство, Эрик тем не менее вздохнул с облегчением – скорее психологическим, нежели физическим, потому что дышал он все равно через респиратор. Он переключил сенсорный воротник на круговой обзор. Плита обшивки над его головой выглядела совершенно нормально – гладкая, слегка вогнутая плита темно-серого силикона, с надпечатанными по краям красными штрих-кодовыми полосками.

Не выбравшись до конца из лаза, Эрик снял с креплений пристегнутый к поясу сенсорный блочок. Шесть связанных с ним сканерных пластин он методично принялся налеплять на балки и плиту.

– Пластина 3-25-Д чиста, – датавизировал он Андре восемь минут спустя. – Никакой электромагнитной активности и никаких аномалий плотности – плита цельная.

– Молодец, Эрик. Следующая 5-12-Д.

– Как дела у Мадлен?

– Подвигаются. На двоих вы уже обработали восемнадцать процентов возможных мест закладки.

Эрик выругался. Вчетвером они пересмотрели планы корабля, выделив все до последнего места, куда ремонтники с Монтерея могли упрятать ядерную бомбу. Покуда Прайор находился на борту и наблюдал за мостиком, они были ограничены в своих поисках. Заниматься ими могли только те двое космонавтов, которым полагалось спать в каютах. Чтобы обшарить все возможные места, требовалось очень много времени.

– Я все же считаю, что это боевые осы. Было бы проще всего.

– Oui, но пока мы не исключили все остальные места, мы не будем знать точно. Кто может знать этих проклятых предателей?

– Класс. Далеко до Арнштадта?

– Еще пять прыжков. Еще два эскортных корабля маневрируют неуклюже, это дает нам время. Наверное, тоже ищут. У вас есть еще пятнадцать часов, максимум двадцать.

Мало, подумал Эрик, слишком мало. Придется им прибыть на Арнштадт. А потом… ему не хотелось думать, что еще поручит им Организация. Вряд ли что-то настолько же простое, это уж точно.

– Ладно, капитан. Ползу к 5-12-Д.

Палата, где Салдана собирали свой Тайный совет, называлась Фонтанным залом – беломраморный восьмиугольник под опалово-золотым мозаичным сводом. Вдоль стен выстроились внушительные трехметровые статуи из темного камня, составлявшего астероид Нью-Конг, которые изображали облаченного в тогу оратора в различных вдохновенных позах. Фонтанный зал был не настолько грандиозен, как некоторые из палат, пристроенных ко дворцу Аполлона в поздние времена, но его заказал для заседаний своего кабинета Джеральд Салдана вскоре после коронации. С тех пор линия власти оставалась непрерывной; Салдана можно было обвинить во многом, но только не в неуважении к собственной истории.

В нынешнем Тайном совете было сорок пять членов, включая князей и княгинь отдельных планет, так что в полном составе он собирался лишь раз в восемнадцать месяцев. Обычно король вызывал к себе от двадцати до двадцати пяти советников, из которых половина приходилась ему одновременно и родней. Сегодня у треугольного стола из красного дерева с инкрустацией в виде коронованного феникса сидели всего шестеро.

Председательствовал в военном кабинете сам Алистер II. По левую его руку сидел герцог Салион, за ним – лорд Кельман Маунтджой, министр иностранных дел; по правую руку от короля сидели премьер-министр леди Филиппа Ошин, глава министерства обороны адмирал Лаваквар и президент корпорации «Кулу» принц Говард. Ни адъютантов, ни конюших не было.

Алистер II постучал молоточком по изрядно помятому серебряному колокольчику на столе.

– Пятое заседание совета объявляю открытым. Полагаю, все уже имели доступ к последним материалам с Арнштадта?

Собравшиеся неохотно пробормотали нечто согласное.

– Хорошо. Адмирал, ваша оценка?

– Чертовски тревожная, ваше величество. Всем известно, что завоевания в межзвездном масштабе всегда считались абсолютно непрактичными. Нынешние флоты существуют, чтобы защищать от пиратства гражданские суда и удерживать потенциальных агрессоров от случайных атак или тайного проникновения. Если кто-то попробует напасть на нас по экономическим или политическим причинам, ему прекрасно известно, что ответный удар будет сильнее. Но до нынешнего дня ни одна из наших аналитических групп даже не рассматривала возможности подчинить все население системы. Этнические группы слишком далеко разошлись. Невозможно заставить побежденных местных жителей принять иную культуру. Ее никогда не примут, а завоеватель только потеряет покой, пытаясь навязать ее. А потому завоевание бессмысленно. Одержание все изменило. Перед ним беззащитны все планеты Конфедерации, включая Кулу. Хотя если бы флот Капоне вышел на нашей орбите, он потерпел бы поражение.

– Несмотря на антиматерию? – поинтересовался принц Говард.

– О, да. Мы понесли бы большой урон, сомнения нет. Но мы победили бы – наша сеть СО уступает мощью только земной. Наших стратегов больше волнует теоретический предел скорости распространения Организации. Заняв Арнштадт, они фактически удвоили свой флот. Если в руки Капоне попадет еще пять-шесть систем, мы встретимся с противником, по сути, равным нам.