Текст книги "Почему дети убивают. Что происходит в голове у школьного стрелка"

Эрик Харрис не умел писать грамотно и сам об этом знал. Откуда это известно нам? Эрик писал о своих полуночных случаях вандализма, кражи и хулиганства на своем сайте. В одной записи сказано: «И вот мы набрали совиниров (знаю, что неправильно написал) и пошли домой»¹¹. В другой записи сказано: «И вот мы набрали там очень крутых совениров (почти прально)»¹². В другом месте Эрик называл Джонбенет Рэмси[3]3
  Шестилетняя победительница конкурсов красоты для детей, убитая в 1996 году. Несмотря на широкую известность случая, убийцу так и не нашли.


[Закрыть] «Джон бине как там эту сучку по-правильному Рэмсе»¹³. Наконец, на странице школьного органайзера, где напечатаны орфографические правила, рядом с заголовком «Правила» Эрик написал слово «отстой»¹⁴.

Он стеснялся своих ошибок. В конце концов, цитаты о сувенирах и Джонбенет Рэмси выложены на сайте, где их могли видеть другие люди. Почему для него было важно, что он не умеет писать грамотно? Потому что, хоть Эрик и старался поддерживать образ сверхсущества, внутри он чувствовал себя закомплексованным и уязвимым. Трудно строить иллюзию совершенства, когда даже не можешь без ошибок сказать то, что хочешь. Но Эрик нашел решение – он отверг саму идею грамотности: «Грамотность – это тупняк… как слышу так и пишу»¹⁵.

А что делать, когда появляется угроза твоей личности?

Устранить угрозу.

Казалось, жизнь у Уэйна и Кэти Харрисов удалась: безупречный брак, хорошая работа, доход среднего класса. Ни алкоголизма, ни случаев бытового насилия или жестокого обращения с детьми. Двое детей, Кевин и Эрик, были смышлеными мальчишками и хорошо учились в школе.

В детстве главным стрессом для Эрика, похоже, было то, что из-за военной службы мистера Харриса семья несколько раз переезжала. Эрик жаловался, что для него очень тяжело, когда его забирали от друзей и заставляли начинать жизнь заново в незнакомом районе¹⁶. Однако на самооценку Эрика могли влиять и другие факторы.

Эрик родился с двумя физическими недостатками. Первый – проблема с ногой, из-за которой Эрику еще до 19-месячного возраста пришлось по меньшей мере десяток раз посещать врачей¹⁷. Медицинские проблемы в юном возрасте могут оставить значительный отпечаток на характере ребенка. Возможно, Эрик не начал ходить в одно время со своими сверстниками, и ему это давалось с бо́льшим трудом, чем остальным. Не исключено, что его дразнили или он сам чувствовал стыд и неполноценность.

И с одним дефектом бывает тяжело, но у Эрика имелся и второй: деформация грудной клетки, или впалая грудь. В 12 лет Эрик ложился на операцию. В ходе хирургической процедуры ему имплантировали железный прут, который убрали через полгода, когда ему было 13¹⁸. Таким образом, как раз в начале пубертатного возраста ему приходилось мириться с физической неполноценностью груди, а грудь – это важный аспект мужественности. Несмотря на операцию, грудная клетка Эрика, похоже, так и не развилась. Признаки деформации отмечали в результатах вскрытия¹⁹. Таким образом, Эрику в пубертатном возрасте приходилось мириться с ущербным телом.

Отношения с телом могли усугубиться из-за того, что он вырос в спортивной семье военных, а от солдат требуется хорошая физическая подготовка. В детстве Эрик был слишком маленьким для своего возраста и имел два порока развития – ему было бы легко подумать, что он отстает от всей семьи. Эти комплексы можно заметить у Эрика в 11– или 12-летнем возрасте. В то время он жил в Платтсбурге, штат Нью-Йорк. Бывший партнер по команде вспоминал, как Эрик говорил, что не любит бейсбол и играет только потому, что его заставляет отец²⁰. Кто-то вдобавок вспомнил, что, когда Эрик выходил на поле с битой, он вел себя так робко, что не замахивался из страха промазать и подвести команду²¹. Здесь мы видим попытки Эрика стать спортсменом, а также его ощущение собственной неполноценности.

Немощность Эрика интересна в свете его дальнейшего увлечения Гитлером и нацистами. Погрузившись в нацистскую идеологию, Эрик перенял и идеологию биологического превосходства. Это означало, что каким бы ни было его тело, он все равно лучше других благодаря одной своей расе. Более того, при исследовании членов неонацистской группировки Рафаэль Иезекииль обнаружил, что у многих из них, как и у Эрика, в детстве имелись значительные медицинские проблемы. Они были физически слабыми, но, похоже, тянулись к идеологии превосходства, чтобы как-то компенсировать свою неполноценность²².

Кроме идеологии превосходства нацисты подарили Эрику и образец сверхмужественности. Эрика – маленького, со впалой грудью и ощущением слабости и неполноценности, – привлекал милитаристский образ мачо. Отождествляясь с нацистами, он создавал имидж суровой, жесткой мужественности. Один ровесник отмечал, что Эрик ходил в школу в военных ботинках со стальными мысками и «увлекался войной больше всех, кого я знал»²³. Еще Эрик увлекался оружием – это увлечение подпитывалось потребностью почувствовать свою силу. Без оружия он был тощим парнишкой со впалой грудью. С оружием он ощущал себя неуязвимым. В день покупки своего первого оружия он писал: «Я чувствую себя увереннее, сильнее, как бог»²⁴.

Еще следует отметить, что Эрик написал о себе «стремный МАЛЬЧИШКА Эрик»²⁵. Зачем писать большими буквами «мальчишка»? Он чувствовал себя так из-за роста? Не показатель ли это, что, несмотря на попытки проецировать образ мачо, он чувствовал, что не дотягивает до планки мужественности? Среди бумаг Эрика нашелся рисунок воображаемого человекоподобного создания с рогами. Большие рога предполагают максимальную маскулинность. В этом рисунке на себя обращает внимание широкая грудь – то самое, чего не имел Эрик²⁶.

Мы можем рассуждать и далее. Эрику нравилось фантазировать о том, как он вонзает нож человеку в грудь. Не проецировал ли он на других ненависть к себе? Вскоре после операции на груди Эрик купил у друга солдатиков «Джи-Ай Джо». Ему нравилось нагревать металлические скрепки и втыкать их солдатикам в грудь²⁷. Еще ему нравилось расстреливать солдатиков из воздушного ружья. О чем это говорит? Не воплощал ли он свои чувства к ущербному телу? Не было ли это метафорическим самовредительством?

Возможно, эти поступки выражали его чувства гнева и ненависти к себе. Через несколько лет он выразил свой гнев и ненависть к миру. 20 апреля 1999 года Эрик Харрис и Дилан Клиболд устроили беспорядочную стрельбу в средней школе «Колумбайн» в округе Джефферсон, штат Колорадо. Они убили 13 человек, ранили 23 и покончили с собой.

Существуют два взаимоисключающих взгляда на Эрика Харриса. Один – что он отщепенец, одинокий мальчик, которого довели до жестокой мести издевательства сверстников. Другой взгляд – что он, по сути, был злобным чудовищем. Впрочем, это оскорбительный ярлык, а не объяснение. Чтобы понять Эрика, нужно заглянуть дальше ярлыков, в механику его разума. Тогда мы и обнаружим, что неадекватны оба восприятия – непонятого одиночки и злобного чудовища.

Взгляд на Эрика как на одинокую жертву издевательств не только неадекватный, но и в немалой степени ошибочный. Как отмечалось в первой главе, Эрик не был одиночкой. Он прожил в Колорадо в течение всей средней школы, входил в разные компании и участвовал со сверстниками в широком диапазоне занятий. Он вел очень активную социальную жизнь и нравился как парням, так и девушкам. 9 апреля 1999 года, всего за 11 дней до нападения, друзья Эрика приходили к нему на торжество в честь его восемнадцатилетия.

Но его же дразнили, правильно? Да, дразнили. Как и многих других детей в «Колумбайне», не говоря уже – во всей стране. А как насчет травли? Прочитав тысячи страниц опросов почти каждого ученика средней школы «Колумбайн», я нашел всего один инцидент, когда Эрика унижали физически – его затолкали в шкафчик²⁸.

Хотя Эрик заявлял, будто мстит тем, кто плохо с ним обращался, это объяснение сомнительно по нескольким причинам. Во-первых, Эрик планировал взорвать школу и убить людей вне зависимости от того, виктимизировали они его или нет. Во-вторых, Эрик составил список учеников из класса 1998 года, которые «заслуживали смерти». Однако в 1998 году он ни на кого не напал. А когда устроил бойню, никого из того списка в школе уже не осталось. Наконец, расстреливая учеников в школьной библиотеке, Эрик говорил им, что это месть за все, что они ему сделали. Правда же в том, что он убивал учеников, которые ему как раз ничего не делали. Заявление о мести – его рационализация[4]4
  Рационализация – один из видов психологических защит, при котором воспринимается только та информация, и делаются только те выводы, которые оправдывают собственное поведение, вопреки объективной реальности.


[Закрыть].

Чтобы понять Эрика, важно знать, что он планировал устроить в школе. По задумке, нападение на «Колумбайн» было не просто стрельбой, а полномасштабным взрывом. Эрик и Дилан расставили в столовой бомбы, взведенные на час пик во время обеда. Если бы бомбы сдетонировали, то, по подсчетам, убили бы всех 660 человек в столовой²⁹. Следующей стадией было либо расстреливать тех, кто выбегает из здания, либо войти самим и добить всех, кого они найдут.

Наконец, Эрик и Дилан заложили бомбы у себя в машинах, которые должны были взорваться, когда прибудут родители, СМИ, органы правопорядка и спасатели, убив потенциально еще сотни³⁰.

Вопреки первоначальным сообщениям нападение не было направлено против спортсменов, христиан, меньшинств или любой другой конкретной группы или лица. Спланированное нападение убило бы огромное количество людей – конкретных целей не предполагалось. Жертвами стали бы даже друзья Эрика и Дилана. Эрик планировал убивать в школе всех без разбора.

Какой бы ни была страшной запланированная атака, сосредоточиться только на ней – значит упустить масштаб кровожадности Эрика. Его фантазии о насилии не знали границ, охватывали далеко не только учеников, которые ему не нравились. Иногда он мечтал уничтожить Денвер или соседние районы: «Боже, я хочу спалить и сравнять с землей все в этой гребаной округе… представьте себе ТАКОЕ, ублюдки, представьте, как пол-Денвера горит только из-за меня и ВоДкИ [прозвище Дилана]. Напалм по стенам небоскребов, гаражи взрываются из-за бензобаков… блин, какая красота»³¹.

За несколько лет до 11 сентября Эрик мечтал о похожем нападении на Нью-Йорк: «Мы украдем чертову кучу бомб и обрушимся на самолете на Нью-Йорк, стреляя, пока падаем. Лишь бы было побольше разрушений»³². Эрик даже мечтал убить почти всех в мире: «Хм-м, думаю тут, хочу убить всех людей или, может, только в так называемых «цивилизованных, развитых и известных» местах на Земле – может, оставить парочку племен в тропических лесах или еще где. Хм-м, пока не решил»³³.

Трудно читать такие пассажи и не поражаться размаху и пылу страсти Эрика к разрушению. Он не ограничивался хулиганами-спортсменами или детьми, которые ему не нравятся. Между насмешками в школе и желанием взорвать центр Денвера или обрушить самолет на Нью-Йорк связи нет. Тогда о чем же думал Эрик?

В день атаки Эрик надел футболку с надписью «Естественный отбор». На его футболке не было написано «Смерть спортсменам», или «Я ненавижу школу», или даже «Месть». Только «Естественный отбор». Вот послание Эрика миру в связи с атакой. Его привлекало то, что нацисты уничтожали неполноценных людей. На уроке он говорил, что «слабые» заслуживают смерти. Провозглашал: «Я убью любого, кого считаю слабым»³⁴. В дневнике он писал: «ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР. Убить всех умственно отсталых, людей с гребанутым мозгом… Бли-и-ин! Люди тратят миллионы долларов на спасение жизни даунов, а зачем? Не верю в бред типа «Ой, но он же мой сынок», так что на фиг, он ненормальный, убить его. Избавить от мучений. Только трата времени и денег»³⁵.

Кроме убийства «неполноценных», Эрик фантазировал об истреблении человечества: «Нацисты придумали «окончательное решение» еврейского вопроса. Убить их всех. Ну, если вы еще не догадались, я говорю: «УБИТЬ ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО», выжить не должен никто»³⁶. По электронной почте Эрик писал о человечестве так: «Думаю, я бы хотел, чтобы мы вымерли»³⁷. Не довольствуясь этим, он прибавил: «Хотелось бы уже взять и СДЕЛАТЬ, а не просто МЕЧТАТЬ»³⁸.

Эрик выработал философию, которая в его разуме оправдывала презрение к людям. Он отвергал искусственную цивилизацию и восхвалял природный инстинкт агрессии. Верил, что мораль, справедливость и другие ценности – это продукты цивилизации, и потому отвергал их как произвольные и, следовательно, бессмысленные. Его приводило в бешенство, что он не может навязать свои убеждения всему человечеству: «С чего я должен объясняться перед вами, выжившими, когда вы, дебилы, не поймете и половину этой хрени, а если и поймете, то – ну, сдуреть можно. У вас просто будет что назвать моим поводом для убийств. И большая часть публики тоже не поймет моих мотивов! Скажут: «Ой, он псих, сумасшедший. никчемный!» Да все вы, сволочи, должны сдохнуть! СДОХНУТЬ!»³⁹ В этом абзаце Эрик уточнил, что его идеология – это «повод для убийства». Не стоит недооценивать силы, с которой идеология подчиняет себе человеческое поведение. Примером тому служит Гитлер: «Лидеры западных демократий… катастрофически недооценили Гитлера и почти совершенно его не поняли, потому что считали (и вполне обоснованно), что его идеи смехотворны и не заслуживают даже презрения. Они не поняли, что в эти идеи верил сам Гитлер… Ужас Гитлера заключался в следующем: он верил в то, что говорил, жил по своим идеалам, воплощал свои проповеди на практике»⁴⁰.

Похоже, Эрик тоже верил в то, что говорил, жил по своим идеалам и воплощал свои проповеди на практике. В день нападения его цель провозглашалась на футболке: «Естественный отбор». Он играл в бога и истреблял слабых. Он даже потрудился объяснить свои намерения: «Кто-нибудь обязательно скажет «о чем они думали?», когда мы устраивали NBK [ «Прирожденные убийцы» – его кодовое название для нападения] или когда его планировали, так что вот о чем я думал. «Моя цель – уничтожить как можно больше… Я хочу сжечь мир»⁴¹. Что за человек хочет сжечь мир? Что было не так с Эриком?

У Эрика было многостороннее расстройство личности. Кому-то может быть незнакома идея расстройства личности, но чтобы понимать Эрика и Дилана, их личность изучить необходимо. Расстройство личности – это, проще говоря, набор черт, которые разрастаются или затвердевают настолько, что могут вызвать значительные проблемы. У Эрика были параноидная, антиобщественная, нарциссическая и садистская черты.

Когда люди слышат слово «параноик», они наверняка представляют того, кто верит, будто на него охотятся. Однако паранойя – нечто большее. Люди с параноидным расстройством личности обычно не бредят. Другими словами, у них нет ложного убеждения, что на них охотятся. Скорее параноидная личность – это набор черт, в том числе фиксация на независимости и контроле, а также обостренная чувствительность к вопросам статуса.

Эрик написал на своем сайте «тираду» о том, что любит и ненавидит. Первым делом он упомянул свою ненависть к «медленным людям» – тем, кто медленно ходит⁴². Почему? В мире есть столько всего, что может раздражать, какое значение имеют медленные люди? Они беспокоили его потому, что, когда он хотел куда-нибудь добраться, они ему мешали. Другими словами, препятствовали его воле.

Это толкование может показаться натянутым, но на этом все не кончается. Эрик жаловался на медленных водителей. Жаловался на учеников, которые собираются в коридорах и не дают пройти, а также на тех, кто влезает перед ним в очередь. Зачем на это жаловаться? Он же фантазировал о том, чтобы стереть с лица земли все человечество. К чему тратить время на такие пустяки?

Параноики одержимы независимостью и контролем; они сверхчувствительны к чужому влиянию. Возможно, лучше всех динамику паранойи сформулировал доктор Дэвид Шапиро, эксперт по типам личности. Он пишет: «Параноик постоянно думает и переживает из-за угрозы того, что станет жертвой внешнего контроля или внешней помехи его воле»⁴³. Именно это мы и наблюдаем в Эрике.

Дневник Эрика выказывает и другие свидетельства его одержимости из-за чужого контроля или влияния. Он без конца говорил о том, что человеку невозможно жить без влияния других. В том числе ему. Как бы он ни старался быть оригинальным, у него не получалось. Это его чрезвычайно расстраивало:

«Люди говорят, аморально быть ведомым, говорят – будь лидером. Ну, у меня для вас новости, придурки: все – ведомые! Все, кто говорит, будто он не ведомый, а потом по-другому одевается или по-другому себя ведет… да они нахватались этого из телевизора, кино или из жизни. Никакой оригинальности. Как думаете, сколько людей оригинальны и не копируют других. KEINE [ «Никто», нем.]… Как бы я ни старался НЕ копировать, я все равно КОПИРУЮ!»⁴⁴

Под угрозой находилось ощущение автономии Эрика. Ему отчаянно хотелось жить самому по себе – быть «оригинальным», – и то, что на него влияли другие, задевало его. Он писал: «Я всегда пытаюсь быть другим, но всегда в итоге всегда кого-то копирую»⁴⁵. Потом он объяснил, что бунтует против всех, кто указывает ему, что делать, и поэтому его прозвище – «Бунтарь»[5]5
  Ориг.: Reb.


[Закрыть]. Он определял себя в оппозиции ко всем внешним влияниям, пытавшимся навязать ему свою волю. По словам доктора Теодора Миллона, мирового эксперта по расстройствам личности, у параноиков есть «обостренный страх лишиться своей личности и, что важнее, своей способности к самоопределению»⁴⁶. И снова – именно это мы и находим в текстах Эрика.

Также Эрик демонстрировал другую характеристику параноика: озабоченность статусом. Он неоднократно осуждал или жаловался на «снобов» – богатых и «самодовольных» людей. Возможно, в этом нет ничего необычного, но в случае Эрика его реакция на воспринимаемый снобизм выходит за рамки: «Я живу в Денвере – и твою мать, как же хочется поубивать почти всех местных жителей. Гребаные самодовольные богачи мнят себя выше всех»⁴⁷. Он ненавидел тех, кому, на его взгляд, все доставалось просто, потому что они родились с деньгами. Если учесть, что и семью Эрика не назвать бедной, почему он так ожесточенно и враждебно относился к богатым? Чувствительность к статусу связана с паранойей потому, что параноики склонны допускать, будто другие достигли своего успеха и статуса нечестным путем. Параноики считают, что лично им в жизни не повезло и что другие манипулируют системой, чтобы добиться успеха. Параноики считают, что они кругом жертвы.

Родственная тема, красной нитью проходящая через тирады Эрика, – «крутость». Ему нравилось считать себя крутым. Это видно по его пользовательскому профилю в мессенджере AOL, где одним из хобби он называл «быть крутым»⁴⁸. Еще он называл крутыми некоторых своих друзей⁴⁹. Поскольку ему нравилось считать крутым себя, он не выносил других, кто считал себя крутым. Они заходили на его территорию. Он писал о ненависти к самым разным людям, мнившим себя крутыми: курящим подросткам, тем, кто считает себя мастером боевых искусств, рэперам и так далее.

Ненависть к крутым – просто вариация на тему статуса. Как отмечает Шапиро, параноики «обостренно относятся к власти и рангу, сравнительному положению людей – лучше они или хуже»⁵⁰. У богатых – свой статус, но в социальной жизни средней школы у «крутости» тоже серьезный статус. Для человека, который пытается поддерживать образ своего превосходства, любой признак высокого статуса у другого – угроза своей самооценке. Шапиро подытоживает: «Параноик – часто претенциозный и самодовольный человек, хотя втайне ощущает стыд и ничтожность; стремится быть сильным и «лучше всех», хотя втайне ощущает слабость, – постоянно из-за заносчивости переживает насчет тех, кто ввиду своего положения или авторитета вызывает у него чувства ничтожности и бессилия»⁵¹.

Параноидные черты Эрика выдают чрезвычайно хрупкую личность, которую нужно защищать любой ценой, даже если потребуется убивать. Впрочем, большинство людей с параноидной личностью не совершают убийство. Эрика к насилию подталкивали и другие факторы.

Антисоциальное расстройство личности – это формальный диагноз, похожий на обычное понимание «психопата». Слово «антисоциальный» не относится к социальным навыкам, к интроверсии или, например, «несоциальному» либо «асоциальному» человеку. «Антисоциальный» человек действительно настроен «против общества» – он не живет по правилам. Речь в том числе о законах, обыкновенной порядочности и правах и чувствах других. Такой человек не задумывается о морали и не имеет эмпатии. Эрик выказывал несколько центральных аспектов антисоциального расстройства личности.

Для начала, во всем дневнике Эрик отметал «бессмысленные» традиционные ценности. Он отвергал мораль и даже критические для жизни в обществе концепции[6]6
  Важно отметить, что всем подросткам в той или иной степени свойственно отрицание моральных норм. Прежде всего они проверяют на прочность устои собственных семей и ближайшего окружения. Волнение может вызывать поведение, когда эти мысли вытесняют все другие интересы, он систематически проявляет агрессию, примыкает к преступным группам и т. д.


[Закрыть]. Например, писал:

«На самом деле «реального мира» не существует. Это просто очередное слово, как справедливость, раскаяние, религия, вера, удача и так далее»⁵². В той же записи он добавляет: «Раз мамочка с папочкой сказали, что кровь и насилие – это плохо, думаете, это гребаный закон природы? Ни фига»⁵³. В другом месте Эрик писал: «Раскаяние» – просто слово. Для меня оно не значит ни ХЕРА»⁵⁴. Он называл «нормальный» и «цивилизованный» «словами общества», будто в них нет никакого смысла⁵⁵. Он сказал: «Мораль» – просто очередное слово»⁵⁶, и с яростью подытожил свое отношение: «На хрен деньги, на хрен справедливость, на хрен мораль, на хрен цивилизацию, на хрен правила, на хрен законы… СДОХНИТЕ, выдуманные слова… люди думают, эти слова относятся ко всему, а они не относятся / не могут. Не бывает Истинного Добра или Истинного Зла»⁵⁷.

В своем представлении он был выше всех «ложных» ценностей и морали, созданных обществом. Презирая такие концепции, как добро, справедливость или цивилизация, Эрик участвовал в самой разнообразной преступной деятельности. Среди его правонарушений – кража из фургона, кража дорожных знаков, кража компьютерного оборудования из школы, распитие алкоголя в несовершеннолетнем возрасте, употребление наркотиков, подделка кредитной карточки, взлом школьной компьютерной системы, незаконная покупка оружия через друзей, поджог, вандализм, сборка и детонация незаконных взрывных устройств.

Пренебрежение моралью и благополучием других проявлялось в отношении не только врагов, но и друзей. Кое-что из оружия для нападения на школу приобретали его старшие друзья – поскольку на время покупки Эрику еще не было восемнадцати. Он знал, что друзей за это после нападения могут арестовать – и более того, двое так и попали в тюрьму. Но хоть и понимал, Эрик безжалостно использовал их в собственных целях.

Нагляднее всего равнодушие к благополучию друзей в замечании Эрика, которое звучит в одном его видео о скором нападении: «Моррис, Нейт, если выживете, можете взять из моей комнаты что хотите»⁵⁸. Эрик обращался к двум своим лучшим друзьям и оставлял им любое свое имущество. Но словами «если выживете» Эрик демонстрировал полное понимание, что, скорее всего, во время нападения они погибнут. Даже потенциальная смерть близких друзей не остановила Эрика.

Другой центральный элемент антисоциальной личности – хроническая ложь. Эрик неоднократно рассказывал в дневнике о своем умении обманывать. Он писал: «Я много вру. Почти постоянно – и всем подряд»⁵⁹. Эрик не только врал, но и гордился своим талантом: «Я могу убедить, что заберусь на Эверест или что у меня на спине растет брат-близнец… У меня ты во что угодно поверишь»⁶⁰.

Впрочем, Эрик не только мастерски лгал, но и мастерски производил положительное впечатление, когда хотел. Отец его одноклассника говорил: «Эрик всегда был идеальным джентльменом. Казался взрослее других детей»⁶¹. Эта способность очаровывать людей – пример «самопрезентации». Возможно, лучший пример самопрезентации Эрика – сам факт, что он месяцами планировал масштабный теракт, а об этом не знал никто, кроме его соучастника. Он занимался своими делами, учился в школе, ходил на работу и общался с друзьями, которые наверняка бы погибли, если бы взрывчатка сработала. Он скрывал истинные намерения от сверстников, семьи, учителей и коллег.

Еще один пример самопрезентации Эрика можно найти после того, когда их с Диланом арестовали за кражу инструментов из фургона электрика. Обоим пришлось участвовать в программе реабилитации, созданной для того, чтобы отвлечь молодежь от преступного поведения. Эрик так хорошо показал себя на встречах с инспектором, что его освободили от программы досрочно. Офицер, работавший с Эриком, был им совершенно очарован и даже написал ему записку со словами: «Я бы поверил тебе безоговорочно»⁶². Также Эрик написал хозяину фургона письмо с признанием в преступлении и извинениями⁶³. Впрочем, в личных текстах он показал другое лицо:

«Разве Америка – не страна свободных? Как же это, если я свободен, я не могу избавить сраного безмозглого долбака от его имущества, когда он бросает его на сиденье своего сраного фургона у всех на глазах не пойми где сраным вечером сраной пятницы. ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР. Да придурка застрелить мало»⁶⁴.

Эта цитата не только разоблачает истинное отношение Эрика, скрытое за положительным впечатлением, но и показывает другой аспект антисоциальной личности: тенденцию не брать ответственность за свое поведение и чувствовать себя жертвой. Эрик совершил преступление. Признался в том, что совершил преступление. И все-таки смог и почувствовать себя жертвой, и убедить себя, что в преступлении виноват хозяин фургона, раз оставил инструменты без присмотра.

Хотя многие антисоциальные личности фокусируются на накоплении материального имущества в различной преступной деятельности, других больше волнует создание или сохранение своего образа или репутации. Миллон описывает их так: «Антисоциальные акты предназначены для самовозвеличивания, для того, чтобы другие признали в них значительных персон – тех, «с кем стоит считаться». Таким людям нужно, чтобы их считали неуязвимыми»⁶⁵.

В одной видеозаписи о нападении Эрик сказал: «Разве не классно, что нас будут уважать, как мы того заслуживаем?»⁶⁶ Еще он гадал, не напишут ли о нем книгу. С Диланом они обсуждали, какой режиссер снимет о них фильм. Еще Эрик сказал: «Я хочу оставить долговечный след в истории»⁶⁷. Нападение явно было антисоциальным актом «для самовозвеличивания», а в процессе Эрик смог почувствовать себя неуязвимым. Его антисоциальная озабоченность статусом переплеталась с параноидной тревогой из-за статуса. Речь о статусе приводит нас к следующему расстройству личности, где центральная черта – завышенная самооценка.

Нарциссические черты

Слово «нарциссизм» происходит из греческого мифа о Нарциссе. Нарцисс был юношей, который влюбился в свое отражение в озере. Суть мифа не в том, что персонаж влюбляется в себя, а в том, что он влюбляется в свой образ. Это и происходит с людьми, у кого есть, как это называет Миллон, «компенсаторный нарциссизм». Они чувствуют себя настолько неполноценными, что в попытке компенсировать недостатки создают для себя раздутый образ. Они показывают миру нарциссистский фасад, чтобы скрыть пустоту или слабость, которую чувствуют в себе. Однако их образ – как карточный домик с шатким равновесием, его грозит обрушить что угодно. Параллельно с манией величия Эрик испытывал серьезные сомнения в себе и занимался самоуничижением. Его низкая самооценка, скрытая фасадом превосходства, показывает, что Эрик был компенсаторным нарциссом.

Возможно, самое наглядное заявление о грандиозных амбициях Эрика – вот это замечание: «Я чувствую себя Богом и хотел бы им быть, чтобы все стали ниже меня ОФИЦИАЛЬНО. Я и так знаю, что выше почти любого в долбаном welt [ «мир», нем.] в плане вселенского Интеллекта»⁶⁸. Он явно понимал, что он не Бог, но отчаянно хотел им быть. Он был убежден, что лучше «почти всех» остальных, но хотел, чтобы его превосходство считалось «официальным». Он не просто стремился стать богом, но и любил думать, что обладает божественной силой. Он заявлял: «Я верю, что как я скажу, так и будет. Я закон»⁶⁹, а также «Никто не достоин этой планеты, только я и те, кого я выберу»⁷⁰. Он даже писал на немецком «Я Бог» в своем школьном органайзере и в школьных альбомах как минимум четырех одноклассников⁷¹. Таким образом, несмотря на понимание, что на самом деле он не Бог, ему нравилось так заявлять.

Текст Эрика очевидно говорит о нарциссизме. Как замечает Миллон: «Эти нарциссы активно поклоняются себе, они сами себе боги»⁷². На удивление подходящее описание для Эрика.

Развился ли нарциссизм Эрика в бредовую манию величия? Другими словами, потерял ли он связь с реальностью – то есть был психотиком? Фантазии Эрика о разрушениях, а также только что приведенные цитаты предполагают, что он мог бредить. Например, он заявлял, что его нападение будет «как бунты в ЛА, взрыв в Оклахоме, Вторая мировая, Вьетнам… вместе взятые»⁷³. Верить, будто два подростка могут совершить нападение страшнее Второй мировой и Вьетнамской войн, явно ненормально. Эрик даже размышлял, стоит убить всех людей на планете или, «может, оставить парочку племен в тропических лесах или еще где»⁷⁴, словно был во власти воплотить подобный план. Это всего лишь подростковые фантазии о власти?

Как понимать его слова, что он выше всех «в плане вселенского интеллекта» (что бы это ни значило)? Это твердое убеждение? Многочисленные пассажи о величии намекают, что он в это правда верил. Вдобавок временами он, похоже, думал, что его нападение начнет новую эпоху – разожжет «революцию» или «естественный отбор». Например, он сказал: «Конечно, человеческий род по-прежнему обречен. Нужна только пара пинков, например от меня»⁷⁵. Эрик писал о том, что его деятельность происходит в «довоенную эпоху»⁷⁶. Может, «довоенная эпоха» – его кодовое название для нападения, но, может, он и правда верил, что начнет войну. Его замечание, что большинство людей «не увидят новый мир»⁷⁷, похоже на убеждение, а не на фантазии. Он вправду верил, что взрыв школы приведет к преображению общества? Что он начнет новый мир? Если да, то его нарциссизм граничил с бредом.

Мания величия здесь очевидна, но какие свидетельства нам говорят, что внутри Эрика скрывалась слабость? Свою уязвимость он разоблачил в дневнике:

«Все надо мной постоянно смеются из-за того, как я выгляжу, какой я долбаный слабак… С другой стороны, я сам всегда ненавидел, как выгляжу, стебусь над теми, кто похож на меня, иногда даже не задумываясь, иногда просто потому, что хочется издеваться над самим собой. Вот откуда во многом растет моя ненависть. Из того, что у меня практически нулевая самооценка, особенно в смысле девушек, внешности и всего такого»⁷⁸.

Другая фраза в дневнике раскрывает, насколько отчаянно он нуждался в признании: «Если бы мне чаще говорили комплименты, всего этого еще можно было бы избежать»⁷⁹. Мысль, что комплименты могли предотвратить массовое убийство, говорит, как отчаянно он мечтал о том, чтобы мир признал его статус. Дальше в той записи он сказал: «Может, мне просто надо с кем-нибудь переспать. Может, тогда что-нибудь изменится»⁸⁰. Чем бы помогло, если бы он с кем-нибудь переспал? Это бы подтвердило его мужественность.