Текст книги "Дополненная реальность. ARoman"

Кто может выпрямить то, что Он сделал кривым?

Еккл 7:13

Уничтожить то, что ненавидишь – не штука.

Убить то, что любишь, ради свободы

– подвиг, достойный избранных.

Дворник Герасим

Предисловие

Настоящий роман посвящен событиям, которые происходили, пожалуй, в самое темное время человеческой истории. Парадокс описываемой эпохи заключался в том, что фактический упадок представлялся его современникам новым невероятным взлетом человеческой цивилизации, связанным прежде всего с бурным развитием цифровых технологий, основанных на чипсетах.

Вероятно, все технологические революции, когда-либо случавшиеся, приводили людей в состояние неподдельного восторга относительно будущего. К сожалению, в такого рода времена передовые умы склонны придавать особенное значение вещам в действительности довольно малозначительным. Удивительным образом мировой разум в такое время совершенно отказывается от желания исследовать нечто главное, подобно тому, как ученый, пытающийся понять устройство айсберга, пристально изучает кристаллы льда на его вершине, совершенно отбрасывая и саму вершину в совокупности, и ту глыбу, которая таится под водой. Сегодня следует с горечью признать, что свет новых возможностей от использования чипсетных технологий был тогда настолько ярким, что ослепил не только профанов, но также и ученых, и даже деятелей культуры. Среди последних были, к примеру, такие, кто на полном серьезе говорил о скорой смерти литературы, равно как и театра, кино, искусства. По мнению этих деятелей культуры, считавшихся в то время вполне прогрессивными, все устаревшие медиа форматы должны были уступить место постам и блогам.

Для тех читателей, которые уже не застали ни постов, ни блогов, напомним, что люди тогда были уверенны, будто кого-то может по-настоящему заинтересовать чьё-либо мнение, даже если автор этого мнения не может претендовать на экспертность в данном вопросе. От того профаны наводняли информационное пространство, которое называлось тогда социальными сетями, своими мнениями, выраженными в виде текста, называемого постом, или видео, именуемого блогом. Социальные сети фактически обеспечили беспрепятственное распространение профанной мысли, что привело к лавинообразному росту количества информации во всем мире. За какие-то десять минут человечество тогда генерировало около пяти миллиардов гигабайт информации, то есть ровно столько, сколько за всю свою историю с начала времен и до конца двадцатого века.

Разумеется, такое количество информации привело к полной девальвации какого-либо мнения или высказывания, причем как в обывательских, так и в профессиональной средах, таких как искусство или наука. Любое ценное творение искусства терялось в море опусов самого посредственного качества, а ценную научную мысль невозможно было рассмотреть в сонме псевдонаучных фантазий, некорректных экспериментов, фальсификационной подгонки данных под гипотезу, и даже самого что ни на есть примитивного словоблудия.

Подобный расцвет профанной мысли парадоксальным образом возник на почве серьезных ограничений на высказывания. Так, к примеру, в те времена невозможно было высказываться по ряду самых важных проблем, так как считалось, будто высказывание может кого-либо оскорбить. Полагалось, будто человек, имеющий определенные воззрения, оскорбиться от того, что у кого-то эти воззрения иные.

Подобная информационная неразборчивость вкупе с ограничениями на тематику полемики породила тогда множество заблуждений, которые настолько испортили людей, что порой приходится только удивляться тому, как нашему роду удалось вытащить себя за волосы из этого болота профанности и заблуждений. Здесь приводятся лишь некоторые из подобных заблуждений, дабы читатель мог убедиться в том, насколько искривленным может быть восприятие реальности в обществе, которое не принимает Гипотезу Счатьеориентации как базовую, а все вытекающие из нее императивы, как обязательные к исполнению.

Начнем с того факта, что люди в то время полагали, будто заниматься культурой, наукой и даже религией – это не слишком достойное занятие для счастливого человека. А вместе с тем, скажем, организация собственного коммерческого предприятия была делом весьма почетным. Отчасти это было связано с господствовавшим тогда архаичным капиталистическим укладом, но только лишь отчасти.

Увлекаясь прежде всего путешествиями, едой и различного рода приобретениями, люди тогда не только не стеснялись этого, выставляя свои потребительские достижения на показ всё в тех же социальных сетях, но еще и имели заблуждение, будто мир вокруг с каждой секундой невероятно усложняется в связи всё с тем же экспоненциальным ростом информации, потребляемой индивидом ежедневно, ежеминутно, ежесекундно. В отсутствие базовых законов развития информации, открытых на десяток лет позже, людям тогда не было очевидно, что наращивание количества простой информации никак не может привести хоть к какому-то усложнению мира, и даже с точностью до наоборот – приводит лишь к его упрощению в строгом соответствии со вторым законом Иезекииля-Липкина.

Следует особо отметить высокое значение, которое люди придавали тогда перспективам виртуальной реальности. Считалось, будто весь мир вот-вот станет виртуальным, и люди будут жить и работать в виртуальных пространствах. Здесь стоит сделать отступление и сказать, что по последним исследованиям это было время с максимальным коэффициентом МАТЕО за всю историю человечества. К примеру, люди тогда воспринимали теорию эволюции как само собой разумеющуюся истину, а подавляющее большинство человечества даже не подвергало ее сомнению. Напомню, что эта крайне недихотомичная теория, которая сегодня уже, кажется, совершенно забыта, настаивала в том числе на том, что поведение человека детерминировано тремя первичными инстинктами, а именно – питания, размножения и доминантности. И вот люди того времени, которые верили в детерминированность человека инстинктами питания, размножения и доминантности, в рассуждениях о перспективах виртуальной реальности как будто забывали о том, что три главных инстинкта никак не могут реализоваться в виртуальном мире, а стало быть, виртуальный мир ни при каких обстоятельствах не может заменить реальный, а единственная судьба виртуальной реальности – это стать удобным прикладным инструментом для решения разного рода задач, коим она и стала в наши дни. Правда, уже в строгом соответствии с более современными научными теориями, построенным по принципу превышения критерия минимально допустимой дихотомии. Тогда же о необходимой дихотмичности теорий речи и вовсе не шло. Сейчас это трудно представить, но считалось, будто научная теория тем более верна, чем более она однозначна и менее противоречива. И это при том, что уже тогда люди знали, что свет – одновременно и волна, и частица. Однако в те времена они еще не догадались распространить принцип дуализма на все научные теории. Теперь нам кажется абсолютно очевидным, что любое явление не может трактоваться однозначно, но тогда люди действительно думали, будто однозначность – есть необходимое условие существования теории, при том, что «инь и ян» был едва ли не самым растиражированным в массовой культуре древним символом.

И даже когда Хэмильтон выпустил своего «Теолога-атеиста», научные элиты еще долго сопротивлялись введению коэффициента дихотомии и определению его критического минимального значения для принятия той или иной теории. Когда же это наконец было сделано, и теория эволюции, и нелепое стремление к демократии, и многие другие, очевидно, надуманные и нежизнеспособные научные конструкции отвалились сами собой, оставшись лишь памятниками заблуждений человечества.

К слову, тогдашняя общественная мысль в части устройства социума также немало удивит современного человека. В то время люди докатились даже до признания идеи общего равноправия, то есть вопреки всем уже существовавшим в то время достижениям культуры, науки и религии, общество открыто признавало, что люди равны, а от того следует наделить их равными возможностями и правами. Тогда еще не был открыт закон Пушкина-Тюринга, который доказал бы людям, что равенство возможно лишь на минимальном пороге насыщения, то есть, говоря простым языком, лишь если у всех субъектов системы все будет одинаково плохо.

Человечество тогда просто не могло отделить главное от второстепенного в этом важнейшем для развития общества вопросе. К примеру, ничтожная по своему влиянию проблема равенства сексуальных меньшинств тогда обсуждалась везде и всюду, на всех возможных уровнях. В то время как нелепое и крайне опасное законодательное закрепление равенства прав мужчин и женщин просто халатно проморгали, что привело к огромным проблемам и даже угрозе выживанию всей человеческой цивилизации. Вот, что значит отсутствие нормальной религиозной науки и закона Докинза-левитов. А требовалось-то всего-навсего отбросить нелепые попытки строить теории, противоречащие интуиции сознания. Но повторюсь, интуиция сознания тогда считалась чуть ли не ересью, а от нормальной теории требовалась лишь формальная внутренняя непротиворечивость. Скажем, такой нелепый факт, как происхождение человека в результате эволюции одноклеточной консервантной капли, действительно, был абсолютно внутренне непротиворечивым, а от того с радостью принимался обществом даже при том, что полностью противоречил интуиции сознания, которую в наши дни мы берем с максимальным весовым коэффициентом.

Формализм в воззрениях тогда не считался ни преступлением, ни даже халатностью, что привело к чудовищным жертвам, едва не стоившим человечеству полного самоуничтожения. Векторы развития общества тогда определяли кто угодно, только не те, кто должен этим заниматься. Ученых никто тогда всерьез не воспринимал. Да и следовало ли ожидать преференций для ученых, если даже художники, писатели и поэты не считались тогда авторитетами, а принадлежали скорее к маргинальным слоям общества?

– Это вполне объяснимо, – скажет внимательный читатель, – ведь люди тогда не придавали такого значения интуитивным методикам, а следовательно, недооценивали роль интуитов. С этим, пожалуй, придется согласиться, но ведь тогда всё определяли предприниматели, военные, деятели массовой культуры и другие группы населения, которых сегодня мы относим исключительно к низшим профессиональным и социальным категориям.

Опуская менее интересные заблуждения, вроде того, что искусственный интеллект, и вправду, является интеллектом, способным соперничать с человеческим разумом, сразу перейду к маркетингу. Так как люди в те времена, как было указано выше, занимались более всего потреблением, человечеством была разработана целая наука о том, как это потребление всячески повышать, воздействуя на потребителя с помощью различных манипулятивных методов. Наука эта в итоге потерпела полный крах, так как базировалась на неверной аксиоматике, которая современному человеку может опять же показаться едва ли не бредом. Тогда же приведенные ниже аксиомы практически ни у кого сомнений не вызывали. Прежде всего маркетинг был одной из теорий, основанных не стремлении к цели. Главной аксиомой маркетинга была гипотеза о том, человеку для счастья, непременно, необходимо к чему-то стремится, а еще лучше, если в этом стремлении необходимо было бы преодолевать разного рода препятствия и принимать различные вызовы.

Вторая ошибка маркетинга заключалась, выражаясь языком современно эвтихологии, в универсализации сверхцели в форме понятия «жизненный успех». Как отмечалось выше, все универсальные, а стало быть, равные для всех людей, цели, не могут быть высокого качества в строгом соответствии с законом Пушкина-Тюринга. Вместе с тем «жизненный успех» был моделью весьма примитивной, так как связан был с ограниченным набором бытовых параметров, вроде жилья, автотранспорта, периодичности путешествий и тому подобного. Третье заблуждение маркетинга просто не могло не вытекать из второго. Маркетинг постулировал, что этот самый «жизненный успех» способен принести счастье. К примеру, маркетинг утверждал, будто устроенность быта предопределяет семейную гармонию и разные подобные глупости.

При всей примитивности описанной модели люди в то время настолько заинтересовались собственным успехом и эффективностью, что учителей, рассказывающих о том, как достичь успеха, стало кратно больше, чем учеников, достигших его в реальности. Что же о семье и семейных ценностях, то семья тогда стала одним из ключевых составляющих успеха. Люди были настолько увлечены семьей, что совершенно забывали про собственную душу, которую благодаря современным подходам, мы развиваем совершенно иными способами.

Несуразность маркетинговой модели стала особенно очевидной, когда люди принялись подменять религию профессиональным успехом, а профессиональную эффективность всяческой корпоративной религией, то есть неким набором императивов в отношении работника, возводимых до уровня религиозных тез. Развитие этой корпоративной религии приобретало такие изощренные формы, что сейчас они ничего кроме смеха не вызывают.

Существовало и множество других, вытекающих из описанного выше, заблуждений. К примеру, что человек будет потреблять только ту информацию, которая ему интересна. Что человеку более не интересны книги, так как клиповое сознание не позволяет сконцентрироваться на сколько-нибудь развернутом тексте. Что писатель с фамилией, скажем, Бегбедер актуальнее Сервантеса. Хотя, нет, прошу прощения. Во время описываемых событий и о Бегбедере уже забыли. Надеюсь, читатель простит меня за подобного рода отступления, ведь воспоминания о незначительных мелочах помогают автору ухватить приметы времени, подобно тому, как едва уловимые движения поплавка сигнализируют рыболову о том, что он захватил крючком рыбу.

Если говорить в общем, то следует констатировать, что погрязшее в фундаментальной лжи человечество все более и более озлоблялось, но формально, внешне становилось все более открытым, дружелюбным, гуманным и позитивным.

На момент написания настоящего текста ученые еще не определили, что стало причиной той тьмы невежества и профанаций, которая накрыла человечество в первой трети двадцать первого века. Некоторые исследователи полагают, будто люди ушли в запой консьюмеризма, не выдержав шока от катастроф предыдущего столетия, которые в свою очередь стали следствием некого предела, которого достигло человечество в своем развитии. Часть ученых, надо отметить, вполне уважаемых, верит в конспирологическую теорию о всемирном заговоре товаропроизводителей. Есть даже и такие деятели науки, которые обвиняют во всех бедах того времени феминизм.

Кто знает? Возможно, эта странная эпоха была необходима человечеству именно для того, чтобы прийти к тому великолепному состоянию, в котором оно пребывает в наши дни. Описанная в романе история есть попытка проанализировать то время.

# Пролог в «Небесах»

Не понимаю, зачем писатели ставят эпиграфы.

Иоганн Гете

Огромное круглое пятно от световой пушки медленно ползло вдоль купола павильона «Небеса», и тысяча пар глаз гостей завороженно следили за его перемещением. Когда пятно достигло края купола, противоположного сцене, в луче прожектора возникла величественная фигура Газпрометея. Вооруженный факелом, могучий титан взмыл над изумленными зрителями и взял курс по направлению к сцене. Зазвучали валькирии Вагнера. Вокруг хранителя огня полыхали языки светового пламени. Всполохи поочередно высвечивали фрески на куполе. Фрески содержали надписи, которые становились видимыми лишь на мгновение, но каждый из зрителей сразу узнавал высеченные на потолке слова – «профессионализм», «инициативность», «бережливость», и еще несколько существительных, давно утративших в сознании гостей своё первоначальное семантическое значение в связи с избыточно частым их упоминанием, в большинстве случаев совсем неуместным. Световые всполохи были столь яркими, что надписи продолжали существовать на сетчатке глаз гостей еще некоторое время после каждой вспышки. Наконец Газпрометей приземлился на сцене, но остался стоять спиной к зрителям. Вагнер стих. Воцарилась тишина. Титан медленно развернулся лицом к зрительному залу. Грянули аплодисменты, но даритель огня мгновенно пресек их волевым жестом. Овации мгновенно смолкли.

– Вы разлюбили меня. – начал Газпрометей без какого-либо предварительного приветствия. – Да, вы по-прежнему преданы мне. Да, вы по-прежнему готовы отстаивать меня, драться за меня, отказывать себе во многом ради меня…

Оратор повесил паузу, чтобы каждый из гостей мог осмыслить сказанное и определить для себя, в какой степени лично он предан, готов отстаивать, драться и отказывать.

– Но вы разлюбили меня! Я на ваших устах, но я не в ваших сердцах. Вы эгоистично используете мое имя ради собственного возвышения, обогащения, оправдания. Я больше не являюсь вашей единственной целью. Теперь я просто ваше орудие.

Титан произнес последнюю фразу с интонацией удивления и снова повесил продолжительную паузу.

– Я мог бы уничтожить вас, но я подобно верному псу сижу у двери сердца каждого из вас. И жду. Жду, когда вы вновь полюбите меня. Когда каждый из вас впустит меня в свое сердце. Но готовы ли вы к этому?

Толпа низко загудела, что являлось знаком готовности каждого присутствующего впустить титана в свое собственное сердце. Некоторые из гостей принялись ощупывать то место на туловище, где по их предположению должно располагаться сердце, с целью проверить его на готовность впустить Газпрометея.

– Слушайте меня! Слушайте, и делайте так, как я скажу! Отныне вам предстоит следить за своими коллегами. И если кто-либо нарушит правила в отношении меня, то недостаточно просто указать нарушителю на заблуждение. Вы должны добиться того, чтобы заблудший искренне осознал свою ошибку и исправился. Отныне вы со мной не ради денег, не ради уважения и не ради стабильности. Теперь вы со мной по любви.

И снова долгая пауза.

– Я похитил у вас огонь только для того, чтобы вернуть его вам! Вы спросите – зачем?

Титан снова надолго замолчал, чтобы каждый гость мог задаться вопросом, зачем, действительно, понадобилась столь странная схема.

– Чтобы вы обрели любовь! Чтобы вы обрели смысл!

Пауза.

– Как бы вы относились к огню, достанься он вам просто так? Как к данности. Как к воздуху, земле и воде. Смогли бы вы им распорядиться? Были бы вы ему рады так, как радуетесь теперь? Радуетесь ли вы воздуху, воде и земле также, как моему огню?

Зал замер в состоянии «за секунду до озарения».

– Огонь нужно выстрадать. Огонь нужно заслужить. И тогда он станет вашей радостью. Вашей любовью. Вашей жизнью.

Газпрометей взял привычную паузу, но сократил ее ровно вдвое, что говорило о завершении первой медленной фазы выступления и начале новой – быстрой и энергичной фазы. Вновь заиграла музыка.

– Есть ли среди вас те, кто ненавидят меня?

Зал испуганно завыл.

– Я знаю. Есть. Ну так почему же они не отрекутся от меня? Почему не покинут мой уютный дом?

Над зрителями возникли левитирующие шаровые молнии. Они медленно пролетели над головами и заняли позиции. С холодной избирательной точностью шары поразили несколько человек в зале, словно жертвы были заранее занесены в базу данных молний-убийц. Пораженные молниями люди заживо сгорели, образовав вокруг себя круги отшатнувшихся зрителей.

Газпрометей продолжал:

– Думаете, это те, кто ненавидел меня? Ошибаетесь. Это совершенно случайные люди. Возможно, они любили меня. Любили больше жизни, больше свободы, больше любого из близких, больше, чем даже супругов, детей, родителей. Больше себя самого наконец. Но они погибли. Ведь если среди нас есть хоть один человек, который ненавидит меня, то все мы обречены на гибель.

Следующая пауза призвана была несколько снизить накал речи дарителя огня, и добавить в интонацию ноты безразличия и усталости.

– Покажите мне их. Покажите мне тех, кто в одно и то же время служит мне и поносит меня. Тех, кто получает мой благодатный огонь и критикует меня. Тех, кто греется в лучах моей славы, и одновременно отрекается от меня. Я хочу увидеть их здесь. На этой сцене.

Гостям удалось с невероятной быстротой вычислить нескольких сотрудников, без всяких сомнений, ненавидящих титана. Гости потрудились и сами вывели недостаточно лояльных хранителю огня работников на сцену. Газпрометей не удостоил взглядом предателей, среди которых, впрочем, были и весьма высокопоставленные сотрудники и даже один представитель топ-менеджмента.

– Вы, правда, думаете, что эти заслуженные люди ненавидят меня? – с некоторой задумчивостью обратился к толпе титан.

– Да! – разразилась толпа так, будто их спрашивали о готовности встретить Деда Мороза и Снегурочку.

– Я спрашиваю вас повторно. Эти люди ненавидят меня?

– Да! – взорвалась толпа, и взрыв этот был сильнее прежнего.

– Третий раз спрашиваю вас. Эти ли люди ненавидят меня и встают на пути нашего общего успеха?

– Да! – по евангельской традиции третий раз повторили гости.

Осужденные в дорогих праздничных костюмах стояли на сцене с ошарашено-виноватыми лицами.

– Не трогай его! У него ребенку три года! – раздался из толпы отчаянный женский голос сострадания…

# Пути виновников ДТП неисповедимы

Трансляция была прервана скрежетом металла. Андрей включил аварийную сигнализацию. Приборная панель «Мерседеса» честно поведала о всех неисправностях, полученных автомобилем в результате столкновения. Андрей посмотрел в зеркало заднего вида. Посреди дороги также на аварийной стоял дорогой Porsche Cayenne. Андрей выругался. Хоть Cayenne и въехал в его бок, виноват был водитель Мерседеса. Он выехал на встречную полосу, пытаясь преодолеть затянувшуюся пробку. В обычной ситуации Андрею бы ни за что не пришло в голову выезжать на встречную, чтобы объехать трафик, но тут до нужного левого поворота оставалось каких-то двадцать метров. И кто бы мог подумать, что справа тоже есть улица, из которой и выехал Cayenne. Это было врожденное проклятие. Стоило Андрею хотя бы чуть-чуть что-либо нарушить, как на него тут же обрушивалась суммарное возмездие за проступки всех предыдущих грешников в текущей категории. Ему всегда попадался тот единственный билет, который он не выучил из всей пары десятков билетов по курсу теории функции комплексного переменного, он всегда…

Cayenne посигналил. Андрей был вынужден вернуться в покореженную внедорожником действительность. Он вышел из подбитого немецкого истребителя и направился к гражданскому потомку танков, сконструированных Фердинандом Порше. Вопреки ожиданиям водитель Porsche оказался приятным и незлобным человеком. Фашистского танкиста в нем выдавала только футболка Hugo Boss, надетая под дорогой костюм.

– Что там у меня? – спокойно спросил представитель панцерваффе.

Он продемонстрировал Андрею свои костыли, чтобы сразу отмести вопросы, почему он сам первым делом не выбежал из машины для осмотра царапин стоимостью в несколько автомобилей эконом-класса.

– Фара, бампер, радиатор… Ну почему, почему я выехал на встречку? Куда я торопился? – сокрушался Андрей.

– Успокойтесь, со всеми бывает, – сказал пострадавший с такой интонацией, словно перемещался не на Cayenne, а на автомобиле понтифика римской церкви. – Как планируете решать?

– Вызывать будем. Вариантов нет. Я все эти ремонты не оплачу… – грустно констатировал Андрей.

– Страховая также навряд ли оплатит. Вы грубо нарушили правила. Выехали на встречную полосу.

– А вариантов нет, – ответил Андрей, понимая, что вариантов действительно нет.

В ожидании полиции сидели в Порше. Андрею вдруг стало как-то приятно на душе, по всей видимости, от того, что вместо нервной разборки он получил вежливого и спокойного товарища по ДТП.

– Меня Андрей зовут, – представился виновник аварии.

– Майкл. Очень приятно, – ответил пострадавший, подтвердив свою странность именем, совершенно неожиданным для русскоговорящего человека, возраст которого, вероятно, находился в диапазоне от пятидесяти до шестидесяти лет.

– Вы иностранец? – спросил Андрей, мысленно додумав «или просто странный».

– Нет. Просто человек творческой профессии. А Вы чем занимаетесь?

– Тоже творческой. Сценарист. Ну… то есть… креативный директор.

– О! Какое совпадение! – с неожиданной радостью воскликнул Майкл. – Что пишете?

– Я мероприятиями занимаюсь. Пишу сценарии для мероприятий.

– Простите?

– Ну, мероприятия. Корпоративные праздники, конференции, юбилеи, дни рождения, свадьбы.

– Да? – Майкл был явно озадачен. – И что же Вы, простите, там пишите?

Андрей хотел ответить просто, но рефлекторно завел свою заготовленную на такой случай речь:

– Я работаю в крупной ивент-компании. Она занимается организацией внутрикорпоративных и маркетинговых мероприятий – крупных конференций, корпоративных праздников, выездных стратегических сессий для сотрудников и руководителей компаний, выставочных стендов, презентаций новых продуктов и других. Каждое из мероприятий подчиняется определенному сценарию, а я как раз пишу такие сценарии, а точнее руковожу отделом сценаристов, которые пишут. Ну, и сам тоже частенько берусь за перо.

Андрей понял, что Майклу это мало интересно, и решил остановиться на том, что уже успел поведать товарищу по ДТП.

– А нет желания попробовать себя в чем-то серьезном? – задал вопрос странный собеседник так, словно то, чем занимается Андрей, не может попасть в категорию чего-то серьезного ни при каких обстоятельствах.

Андрей не стал отстаивать честь профессии, так как сам в последнее время испытывал скепсис в отношении выбранного направления творческой самореализации. Как бы не подзаводил он сам себя постоянными разговорами о великих реформах сферы организации мероприятий, которые они проводят со своей командой, он чувствовал, что занимается чем-то не в полной мере достойным писателя. Андрей относился так не только к сфере ивентов, которыми он непосредственно занимался, но и ко всему комплексу творческих профессий, объединенных задачей правильного воздействия на потребителя. Реклама, социальные сети, развлекательные проекты на телевидении – все это казалось Андрею скорее ремеслом, нежели творчеством, поэтому он не стал вступать в идейный спор с Майклом, грустно вздохнул, и ответил честно:

– Хотел бы, конечно. Даже пробовал. Но не получается. Для того, чтобы этим заниматься, нужно время. Например, если пишешь роман, то нужно на этом сконцентрироваться, и отбросить все остальное. А у меня много работы.

– Знаете, я хотел бы предложить Вам отличный вариант! У меня есть клиент. Он скорее из Вашей сферы – из организации мероприятий. Даже, я бы сказал, театральных действий. Он ранее сам все придумывал, но сейчас он, как бы это сказать… в творческом кризисе. Ему нужен текст, понимаете? Мощный, первоклассный, текст, который бы он мог взять в проработку.

– В проработку чего? Для чего ему нужен текст? Для какого формата?

– Он личность очень разносторонняя, и поверьте, формат он как-нибудь придумает сам.

Конечно, Андрей привык к такого рода ТЗ от заказчиков, которые в большинстве случаев формулировали свои пожелания примерно так: нам нужен какой-то проект, аудитория – мужчины и женщины, возраст – от двадцати до семидесяти лет, нужен непринужденный отдых, при этом, конечно, командообразование, а в финале развлекательная программа в формате банкета или фуршета – на Ваше усмотрение. Но тут, очевидно, речь шла о каком-то конкретном проекте, поэтому Андрей все же задал вопрос:

– Но ведь нужно понимать под что ты пишешь. Нужно понимать формат.

– Считайте, что формат – это массовое шоу, кино, а также мощная, как Вы это называете, тизерная кампания.

– Что значит «считайте»? Нужно написать сценарий кино, шоу и тизерной кампании?

Майкла словно бы начала раздражать эта странная непонятливость Андрея, и он ответил так, будто заранее разочаровался в собеседнике:

– Напишите роман. Вы же говорили о романе, кажется. Напишите роман. Моему клиенту нужна идея.

Раздраженность Майкла передалась Андрею:

– Если нужна идея, то давайте я напишу идею. Зачем роман?

– Вы это потом сами поймете. Когда напишите роман.

– Давайте я все же для начала напишу синопсис. А если клиенту понравится, то уже разовью его в роман.

– Тут есть некоторая сложность. Дело в том, что у хорошего романа не может быть никакого синопсиса.

– Это почему, позвольте поинтересоваться? – с раздражением спросил Андрей, подражая несколько старомодной манере собеседника.

– Потому что часть текста пишет сам роман, а стало быть Вы полностью не владеете его замыслом.

– Послушайте, если Вы такой умный, да и еще и сценарист, то почему бы Вам самому не написать?

Майкл странным образом вдруг сменил раздражение на крайнюю степень доброжелательности:

– Понимаете, мне нельзя такое писать.

– Почему?

– Я однажды написал текст, в котором выразил определенные мысли. То, что хочет клиент, вступает с этим текстом в сильное противоречие. И получается, что, написав тот текст, я поставил себя в ситуацию, при которой новое задание выполнить уже не могу. В противном случае это означало бы, вроде как, аннулировать тот предыдущий текст. А это, увы, уже невозможно.

То ли на Андрея так подействовал стресс от свершившегося ДТП, то ли Майкл специально пудрил ему мозги, но креативный директор не понял ничего, и, признаться, даже не хотел в этом разбираться.

– Знаете, это какая-то история непонятная. Ничего не понятно. О чем хочет текст Ваш клиент?

– Извините, я, вероятно, как-то неясно выражаюсь, но на самом деле бриф очень простой. Моего клиента интересует будущее человечества. Что станет с людьми в будущем – вот, что его интересует.

– Ну, это очень конкретный и понятный бриф, – с лиронией отметил Андрей.

– Вы, видимо, меня, действительно, не понимаете, – Майкл снова сменил приветливый тон, но теперь уже на мрачный гипнотический медленный речетатив.

Он понизил голос, и словно впав в транс, наклонился к Андрею и, пристально глядя на левое зеркало заднего вида, как бы по секрету отчитывая младшего, пока никто не видит, проговорил:

– Моему клиенту нужен роман о будущем человечества, который бы он впоследствии превратил в массовое явление культуры в различных ее жанрах. И у Вас есть ровно тридцать секунд, чтобы ответить, беретесь Вы или нет. Потому что полицейская машина уже стоит за нами и ждет. В случае, если Вы согласитесь, я возьму на себя все расходы по ремонту наших авто. Если нет, то ремонт влетит Вам в круглую сумму. Так вот. Будете ли Вы писать роман?

– Да, – подчинился Андрей, не то, чтобы, осознавая отсутствие других вариантов, а просто вот так – взял и подчинился.