Текст книги "Дополненная реальность. ARoman"

Креативный директор решительно достал Макарова и застрелил деепричастный оборот. Рядовой с готовностью принял смерть, нисколько ей не удивившись. Ведь смерть его была того же рода, что и он сам. Деепричастием. За оборотом тут же замертво завалились заветные слова, которые Андрей с таким трудом все утро выстраивал в шеренгу.

Биологические часы над входом в штаб пробили время обеда, и, будучи уже офицером, Андрей не смог не подчиниться законам воинской дисциплины. Не написав ни строчки за столь долгожданное утро, он отправился в столовую, продираясь через стадо неупорядоченных и безынициативных черпаков.

§ Собор Василия Прожжённого

Если ты хочешь просто жить для того,

чтобы получать удовольствие,

то ты его никогда не получишь,

ведь удовольствие – продукт побочный.

Блаженный А.

Социальные сети и видеоагрегаторы были переполнены попытками объяснения Anti D. Оставшиеся в человеческом облике представители авраамических религий хоть и отрицали божественную пародию на дарвинизм, но все же не могли скрыть своей иронии по поводу случившейся антиэволюции, и между строк глумливо намекали на то, что Бог, как великий юморист, устроил кару в исключительно веселом ключе. Ян запустил выложенную вчера лекцию некоего православного проповедника в аудио формате.

«Парадоксы всегда определяли человеческую цивилизацию, но в наше время они достигли небывалой остроты. Ну, к примеру, парадокс о том, что законы нравственности действуют лишь в отношении тех, для кого они существуют. И тут возникает парадокс. Получается, что какой-нибудь бандит Вася, который ежедневно режет людей на завтрак, обед и ужин, радуется себе жизни, ездит на гелендвагене, покупает недвижимость и яхты, и все это только потому, что он не признает нравственного закона. Он о нем, конечно, слышал, но не верит в него. При этом у Васи, как у любого порядочного бандита, есть очень четкие понятия чести, местами даже христианские, но вот не понимает он, что убивать лохов – это плохо. И при этом Господь не мешает ему жить богато и весело. А какой-нибудь инженер, который тоже в свое время, скажем, в 90-е, мог стать успешным предпринимателем, но не стал им только потому, что не смог застрелить, сжечь или хотя бы даже просто цинично обмануть, подставить другого человека – он теперь вынужден считать копейки до зарплаты и влачить жалкое существование. У него из-за этого проблемы с женой, скандалы в семье… В общем он несчастлив. И несчастлив только потому, что он в отличие от бандита Васи нравственный закон признает. Как так? А все дело в том, что с точки зрения Господа сам факт признания нравственного закона – это уже благодать неимоверная. Это уже огромная радость для человеческой души. Грубо говоря, душа, которая нравственный закон не признает, сильно страдает. Сама личность Васи может и не страдать, но душа его лишена самого главного – подаренной Богом нравственности, высшего дара. И само страдание инженера – оно гораздо приятней с точки зрения души, чем радость Васи, так как Вася не получил доступа к основополагающим благам. Что называется, к тарифу «Базовый». И, конечно, Господь сильно удивляется страданиям инженера и его черной зависити по отношению к Васе. Как-то нужно назвать инженера. Пусть он будет Иннокентием. Как там у Григория Остера? Человек с мировым именем Иннокентий? Да. Вот так. «Иннокентий!» – восклицает Господь. – «Как ты можешь завидовать бандиту и убийце? Как? Ведь я дал тебе чувствительную душу, и ты должен наслаждаться счастьем своего бытия! И благодарить меня за то, что я сотворил тебя таким чувствительным к подлинным ценностям и подлинному счастью!» Но Иннокентий не слышит Господа. И не понимает его. Он предпочитает страдать и завидовать. Его можно понять, ведь власть в мире захватили те, кто нравственный закон не признают. Они доминируют на всех уровнях. Это и государственная власть, и олигархи, и даже верховные иерархи, например, любимой всеми нами нашей православной церкви. Ну, также и шоумены, и даже девчонки молодые в соцсетях, которые, как я слышал, сейчас становятся сказочно богатыми. Иннокентий смотрит на них и завидует им по-черному. И никакие великие книги, великие картины, великое кино, религиозные тексты… Все шедевры, через которые Господь пытается до Иннокентия достучаться, не действуют. Иннокентий глух к голосу Господа. Вы, наверняка, знаете, что «уныние» – это один из смертных грехов. Вероятно, вы также задавались вопросом, как можно поставить тоску на один уровень с убийством? А вот вам и ответ. Уныние – это издевательство над собственной душой. Убийство собственной души, если хотите. А значит, в некотором смысле убийство Бога, ведь Ваша душа – это его частичка в Вашем Я. И грех, в который впал наш бедный Иннокентий, действительно страшен. И что сейчас делает с ним Господь? Он говорит: «Иннокентий! Дорогой! Любимый! Будь счастлив! Я избавляю тебя от того, что тебя так сильно тяготит в твоей сложной, тяжелой, обременительной жизни! Я лишаю тебя души. Будешь обезьянкой.»

Последнюю фразу, несмотря на ее веселый смысл, проповедник сказал с неподдельной тоской в голосе.

– А что с Васей происходит? – выкрикнул кто-то из слушателей.

– А ничего. На Васю Законы Божьи в прямую не распространяются, поэтому с ним ничего и не происходит. Он свою душу не убивал, так как она у него настолько примитивна, что можно сказать, ее и нет вовсе.

– Но это не честно! – выкрикнул все тот же активный слушатель. – Вася кайфово живет!

«Тут вынужден, вас несколько огорчить, или наоборот, обрадовать. Вы просто немного некорректно представляете жизнь Васи. У Васи есть одна проблемка. Чем выше он поднимается, тем сложнее становится его жизнь. Чем выше его пост, тем больше ему приходится вкалывать. Чем больше у него денег, тем меньше удовольствия он от них получает. Это еще один искрометный божественный парадокс. Наконец Вася поднимается так высоко, что деньги вообще перестают доставлять ему удовольствие и даже больше – они бесят, раздражают его. Он-то думал, что вот сейчас поднимусь чуть выше, и наступит рай. Не нужно будет работать. Работать за меня будут мои ставленники, мои подчиненные. Я смогу наслаждаться жизнью! И вот он поднялся. Стал собственником крупнейшей корпорации. Поставил управленцев. И думает: вот сейчас-то я, наконец, расслаблюсь. Но не тут-то было. Васю начинают терзать подозрения, кстати, отнюдь не беспочвенные, что управленцы хотят отжать у него компанию. Ему приходится прилагать чудовищные усилия, чтобы контролировать бизнес. Еще более чудовищные, чем когда ему самому приходилось им управлять. Дальше про отдых. Здесь я вижу много молодых людей. И они думают: «Эх! Скорее бы на острова, с девчонками!» Но что с вами происходит, когда вы живете на островах больше, скажем, пары недель? Что? Домой хотите? Надоедают острова? Да и девчонки надоедают, не так ли? Сразу, как только кое-что… скажем так… завершилось, тут же и надоедают. И это надоедает тем, у кого острова один-два раза в год. Я надеюсь, что девчонки все-таки чаще…»

Из зала послышался голос ревнителя заповедей.

– Вы, отче, что? Прелюбодеяние пропагандируете? – ехидно спросил явно православный слушатель.

Проповеднику пришлось сменить легкий веселый тон на серьезный и, как было слышно, даже несколько раздраженный:

– Знаете, я как православный священник довольно сдержанно отношусь к католичеству и протестантизму. У меня с обеими этими конфессиями есть разногласия. Но в чем им следует отдать должное, так это в знании материала. Чего православным иногда явно не хватает. Прелюбодеяние – это супружеская измена. У тех, кто поехал на острова с девчонками нет супругов. А возможно, это и есть будущие супруги. Скорее всего. Хочется в это верить. Супружеская измена – это действительно страшное преступление. И не потому, что мы там что-то тыкаем куда-то кому-то. Вы знаете, что у иудеев, например, поход к проститутке не считается прелюбодеянием, так как нет измены. Это чистое удовлетворение плоти. А заповеди у нас с иудеями одни. Их нам принес Моисей с горы Синай. Прелюбодеяние – это духовная измена. Это оскорбление чувства любящего тебя человека, доверившегося тебе человека. Это предательство, если хотите. Так что давайте оставим сейчас прелюбодеяние. На чем мы остановились? Да, на том, что Вася – он на островах круглый год. Плавает с одного острова на другой на своей собственной яхте. На самом деле, это конечно корабль, но из скромности его называют словом «яхта». И с девочками, как вы понимаете, у него проблем нет. Разве что одна проблема. Он от них больше никакого удовольствия не получает. Уговаривает себя, что получает, но на самом деле нет. А тут он еще недавно завод цементный у своего давнего врага отжал. Так, о ужас! Снова нет удовольствия. На этот раз от победы. И неожиданно впадает Вася в депрессию. В тоску. Смертный грех совершает! А это что значит? Правильно! У Васи появилась душа! Так как нет греха без души. Птички и рыбки не страдают. А Вася страдает! И тут Господь ему говорит:

– Ну, привет, Вася! Как ты там жил без меня все твои 50 лет?

– Плохо, – говорит Вася, – грешил много, убивал, всякой фигней занимался. Страшно мне и одиноко. Что мне делать, Господи?

– Очень просто, – отвечает Господь, – лишись всего, стань монахом и молись мне.

– Нет, – говорит Вася, – это как-то чересчур. Давай так: я собор построю. Крутейший, большой, всё там будет в золоте. Там не только я смогу тебе молиться, но и множество народу православного.

Через пару лет собор построен. Митрополит в экстазе! Это ж сколько прибыли дополнительной в светлую православную черную кассу! Это сколько же мы нашей епархии машин люксовых купим на богоугодные цели! А Вася все свечки ставит, да деньги дает. Но, представляете, радости не прибавилось. А только еще сильнее депрессия. И когда Господь говорил Васе: «Лишись всего», он не то, чтобы им так управил. Нет. Господь не манипулирует нами, иначе он не стал бы нам давать свободную волю. Но как-то так случилось, что Вася поплыл. Сначала нужный генерал КГБ в отставку подал. С новым договориться не удалось, и завод пришлось отдать. А потом и дело уголовное завели, и пришлось Васе в Лондон уехать. А там и деньги через пару лет закончились. И вот сидит Вася в съемной двухкомнатной квартире, как когда-то в своем Урюпинске. Когда только начинал. И денюжки считает, как его одногруппник Иннокентий. И думает Вася, как и Иннокентий, за что? Ведь собор-то он построил свой… И вот теперь от того, что решит Вася, и зависит станет он обезьянкой, или не станет.»

@ Бокальчик в «Декамерон»

Пока водитель Гелендвагена, известного во всем мире, русского скрипача и дирижера своим, уплотненным от карьеры в силовых структурах, телом прикрывал номер автомобиля от камер, фиксирующих неоплату парковки, сам скрипач в компании Иннокента Марковича и Лёшуа пил свой утренний коньяк в самом дорогом ресторане Москвы.

Роскошный ресторан «Декамерон» был определен его создателями в скромную категорию кафе, но позавтракать в таком кафе в силу статистики по среднему чеку могли себе позволить лишь люди, имевшие высшее право пребывать с олигархом и ему подобными в одном физическом пространстве.

– Великий русский писатель! Новый Чехов! – с удивительным сочетанием восхищения и брезгливости олигарх представил начинающего новеллиста музыканту так, словно бы на самом деле любил и читал Чехова, хотя бы изредка.

В любой похвале олигарха всегда слышны были ноты превосходства над тем, кого он одаривал комплиментом, дескать ты, допустим, великий химик, но не забывай, кто здесь высший гений, ведь ты великий химик ровно до тех пор, пока гений на тебя смотрит и пока гений считает тебя великим. Однако сам факт произнесения этого комплимента говорил о том, что олигарх не просто доволен, а вне себя от счастья. Напомним, что признаком удовлетворенности олигарха являлось молчание, а также злобное угрюмое сопение.

Скрипач без особенного энтузиазма едва заметно кивнул в сторону Лёшуа, отыграв кивок совсем уж незаметной мимикой. Его лицо казалось парализованным. Из дальнейшего разговора Лёшуа понял, что скрипач избрал совершенно оригинальную стратегию общения с Иннокентом. Он как-бы воплощал в себе образ большой культуры, которая хоть и выносит деньги из щедрого дома буржуазии мешками, но при этом умудряется сохранять независимость и понимание своего полного превосходства в масштабах вечности над любыми сиюминутными достижениями человечков. Он обращался к олигарху на ты и вообще держался с Иннокентом на равных, о чем свидетельствовали также шутки юмора, явно еврейского происхождения, над которыми в кавычках приятели смеялись в голос в то время, как Лёшуа совсем ничего не понимал.

Как в последствие узнал Лёшуа от Глафиры, скрипач избрал такую тактику сразу при первом знакомстве с олигархом, который праздновал Новый год в своем замке во Франции. Скрипач тогда выступал на праздничном вечере. После выступления скрипача олигарх пришел к нему в гримерку с целью высказать свои предложения по улучшению качества выступлений артиста. Вообще словом «предложения» это называть не вполне правильно. Скорее, это были приказы. Да, именно приказы о том, как лучше играть на скрипке от человека, который не только не умеет играть на скрипке, но и вообще не имеет какого бы то ни было музыкального образования. Скрипач тогда еще не был всемирной звездой, а был знаком лишь профессионалам и особенным ценителям классической музыки, но воздух свободы относительно либеральной страны, находящейся очень далеко от уголовно-тоталитарной родины, опьянил музыканта. И в сложившейся ситуации он повел себя точно, как пьяный, смело указав олигарху на его место в вопросах о классической музыке вообще и игре на скрипке в частности. Присутствовавший при разговоре организатор мероприятия, который не имел опыта не только сколько-нибудь подобных по дерзости возражений олигарху, но и вообще, кажется, ни разу не возражавший Иннокенту, чуть не отдал концы от страха. Однако олигарх отреагировал на неслыханную дерзость на удивление доброжелательно, и в итоге принял музыканта в свой второй круг близости, что было весьма почетно, так как в первом кругу обитали исключительно члены семьи Иннокента.

В тот же вечер Иннокент пригласил будущую мировую звезду классической музыки за праздничный стол, и скрипач отметил креативность этого стола, на котором среди прочего располагались пельмени и классические советские майонезные салаты, умудрившиеся отбить атаки изысканной французской гастрономии в сражении за этот праздничный стол. Начиная со следующего утра карьера музыканта резко пошла в гору и привела его к тем вершинам, которые позволили ему разъезжать на «Гелендвагене» по самым дорогим ресторанам самого дорогого в то время города Европы.

Позже Лёшуа поймет, что олигарха и музыканта роднит прежде всего отношение к жизни, ведь оба они испытывали страсть к чистой энергии удовольствия, и плевать хотели на всё прагматичное. И если для музыканта любовь к бесполезной красоте была вполне естественной в силу его профессии, то для крупного бизнесмена, такая тяга к неэффективности казалось странной. Но Лёшуа она импонировала. Пока мы избавим себя от объяснений этого феномена, ведь иначе нам придется погружаться в специфику и культурный бэкграунд российского бизнеса, или быть может, вообще корней любого успеха человека в России, а это тема отдельного многотомного произведения.

Сейчас же Лёшуа откровенно кайфовал от того, что оказался в такой звездной компании. Олигарх тоже находился явно в приподнятом состоянии, а от того решил насладиться очередным шедевром из бургундских погребов. Дородный седой сомелье, всегда готовый презентовать абсолютно любой образец как исключительное событие мира виноделия радостно материализовался близ завтракающих гостей, и, аппетитно валяя в руках бутылку со строгой белой этикеткой, вымолвил все с той же, преисполненной радости, интонацией:

– Хочу предложить Вам вот этого красавца. По мне – лучшее, что когда-либо выросло в Романи Конте.

Сомелье хотел продолжить и рассказать о нотах, оттенках и послевкусиях, которые делают вино таким особенным, но олигарх вежливо отказался от помощи профессионала.

– Сгинь, мудила, – нежно, радостно, полу пролаял, полу пропел Иннокент в адрес седовласого красавца-сомелье, и подал винную карту дирижеру.

Дирижер поглядел в карту сквозь сдвинутые на кончик носа круглые очки, поднял брови вверх, вроде как удивляясь, и ткнул пальцем в нужную позицию. Официант, сильно напрягшийся и исполнившийся страха и уважения после столь неприветливого приема сомелье, побежал исполнять, и уже через пару минут вино покоилось на доньях бокалов из самого тонкого стекла, которое Лёшуа когда-либо видел.

– Так я не понимаю, чего Вы хотите? – гундосил бог мирового музыкального олимпа голосом экзальтированного эстета, звучавшего в унисон со слегка выкатывающимися глазами и выразительными бровями. – Вы хотите, чтобы мы дули, а какой-нибудь актер выкашливал его рассказы?

Олигарх вместо ответа о чем-то задумался, и Лёшуа решил наконец и сам что-то сказать.

– Понимаете, мои рассказы… Они как будто сон… Все построены на ускользающих впечатлениях и… и на деталях…

Лёшуа запнулся, словно вспоминая выученный текст, и этой паузой воспользовался дирижер:

– Молодой человек, мне вообще по #@й. Если есть хороший актёр, то вы ему хоть инструкцию от презерватива дайте. Он ее так прочитает, что п#@§ец. А уж если еще мы подсркипим, подпукаем, подпердим, то вообще будет о@#енно. Поймите, те, кто серьезно занимаются музыкой… не важно инструмента или актерского голоса… вполне определенного мнения о литературе. Для нас это точно что-то более низкое. И нам музыкантам вообще кажется, что все тексты одинаковые. Они не дают никаких ответов ни на какие вопросы. Вот Вы, Вы, да Вы, – музыкант как будто потерял Лёшуа, и отыскав его взглядом, продолжил, – назовите мне хоть одно литературное произведение, которое хоть на какой-то вопрос бы ответило. То ли дело музыка. Там все ответы, но они не текстовые. Они душевные. Вибрации струн пуляют напрямую в подсознание, минуя сознание, а потому они понятны любому человеку. На #@й эти тексты? Эти, как их там? Во! Амбивалентные. Когда можно и так и этак понять. Зачем? Слушайте музыку, и Вы все поймете душой, и мозг Вам тут не нужен, молодой человек. Вообще не понятно, зачем заниматься текстами, когда можно заниматься куда более сложными и значимыми сигналами в виде звуков!

Только сейчас Лёшуа понял, что главный музыкальный гений поколения, просто пьян в стельку, а от того говорит с таким пафосом столь очевидные вещи. Но пока он не начал говорить, ничто не выдавало в нем пьяного человека. Его интеллигентно-высокомерное лицо и, затянутые пеленой уверенности, глаза смотрелись одинаково и в трезвом и в пьяном состоянии музыканта.

– Мне нравится! – наконец констатировал он на радость олигарху, и скрепил свое подтверждение сочным ударом увесистой, жилистой, смуглой ладони по столу.

От этого удара официант машинально вскочил и подбежал, опасаясь, не пропустил ли он знаков, приглашающих его. Хоть музыкант и сказал: «Мне нравится», Лёшуа почему-то показалось, что ему не нравится, и не не нравится. Ему просто-напросто все равно. «По @#й.»

Лёшуа отхлебнул немного вина. Он не был готов к тому, что Совиньон Блан окажется настолько противным, а оттого непроизвольно поморщился.

– Что? Кошачья моча? – весело поинтересовался дирижер.

Он бесцеремонно выхватил бокал у Лёшуа своей крепкой мазолистой рукой. Дирижер совершил несколько круговых движений, отчего вино стало вращаться по стенкам бокала вследствие действия центробежной силы, затем втянул в ноздри запах с передней и задней стенки бокала, а следом и вовсе отхлебнул из чужого бокала.

– Да! Настоящий пи пи де ша, – с удовлетворением произнес он.

Увидев такое, официант, кажется, стал подумывать о том, чтобы прямо сейчас выброситься из окна. В том, что посетитель пьет из чужого бокала, он вполне логично стал винить себя, но дирижер послал бедолаге успокоительный жест.

– Какое противное вино, – подумал Лёшуа об образце стоимостью несколько десятков тысяч рублей. – Обидно, что на такой шлак переводятся такие деньги.

Лёшуа также почувствовал досаду от то, что почти полная бутылка осталась стоять на столе, когда отзавтракавшие гости вышли из ресторана на радость сомелье, который в силу дороговизны бутылки имел об этом Совиньоне лишь теоретические представления, а теперь мог наконец лично испробовать дорогой образец.

На прощание олигарх и дирижер расцеловались. Водитель Гелендвагена с радостью освобождения от унизительной повинности заслонять номер автомобиля от камер собственным телом сел за руль и завел автомобиль. Из автомобиля зазвучал Скрябин, который показался Лёшуа таким же противным как Совиньон Блан. Олигарх и Лёшуа сели в бронированный микроавтобус «Шевроле», который внутри оказался комфортабельным люксовым переговорным пространством.

Ехали молча.

Наконец олигарх сказал:

– Я утвердил рассказ.

– Спасибо! – радостно поблагодарил Лёшуа.

– Тебе спасибо! – добродушно ответил Иннокент Маркович, но интонация его ответа как будто бы предлагала Лёшуа сказать что-то еще.

Писатель чувствовал это, но не понимал, чего олигарх ждет от него.

– Можешь размещать его в блоге, – снизошел до помощи бестолковому автору Иннокент Маркович.

Лёшуа громко сглотнул.

Он не планировал публиковать ту гнусность, которую он написал, под своим именем, и уж тем более в своем блоге. Он хотел сказать олигарху об этом как-то позитивно, как-то в проброс, но эта вечная неуверенность, это неумение скрывать эмоции, это лицо, на котором всегда и все написано…

– А может, он нужен вам в личных целях… и автор будет подписан другой… или псевдоним… – лепетал Лёшуа, внутренне понимая всю бесполезность своего сопротивления.

Олигарх явно хотел, чтобы Лёшуа выложил текст в своем блоге и под своим именем. Сначала Лёшуа думал, что олигарх осознает, на какую жертву идет начинающий писатель, а от того и ведет себя так непривычно любезно, но из дальнейшего диалога стало ясно, что Иннокент Маркович не понимает всех этих тонкостей, и считает публикацию делом само собой разумеющимся, а любезность его обусловлена кое-чем другим. Он попросил (попросил, не потребовал) Лёшуа написать еще один рассказ. Тема была довольно неожиданной.

– Напиши о Сократе и Алкивиаде, – сказал Иннокент своим хриплым напористым голосом водителя маршрутки.

Лёшуа с радостью согласился, ведь тема была солидной и достойной великого новеллиста. Радостью этой он тщетно пытался компенсировать ту тоску, которая заполнила его душу страшным осознанием необходимости публикации рассказа о Камазове в своем девственно возвышенном блоге.

§ Скайп пьеса о Кока Коле

Анастасия – бренд-менеджер Coca Cola HBC

BrandStorm, Леся, Ян – представители коммуникационных агентств

Анастасия (Coca Cola HBC). Здравствуйте, коллеги. Благодарю Вас за то, что Вы нашли время. Давайте я расскажу сначала вводные, а потом Вы зададите вопросы.

BrandStorm. Огонь! Спасибо Вам!

Леся. Спасибо! Давайте!

Ян. Да. Отлично.

Анастасия. Итак, нам необходимо разработать активации по запуску нашей летней компании «Попробуй… Почувствуй». Вообще оунэр проекта у нас Наталья, но она вчера взяла больничный, поэтому я Вам расскажу все, что знаю. Не судите строго.

Леся. Передавайте ей пожелания в выздоровлении.

Анастасия. Да, коллеги, обязательно передам. Спасибо. Итак, Кока Кола Эйч Би Си Рус этим летом запускает кампанию «Попробуй… Почувствуй». Кампания ориентирована на молодых, активных людей, стремящихся взять от жизни всё. Да, они, действительно, ведут активный образ жизни и всё время стремятся к чему-то новому. Они занимаются спортом, встречаются с друзьями в кафе, ресторанах и барах, отдыхают в клубах. Многие из них уже семейные люди и их отношение к семье такое. Первое. Семья – это место, в котором они отдыхают от работы. Место уюта. Второе. Семья – это источник мотивации. Мотивации на то, чтобы делать свою жизнь успешнее. Что касается работы, то в основном это менеджеры среднего звена, люди креативных профессий, люди, которые пока еще ищут себя. Они все нацелены на жизненный успех. Ну в общем пример для нас – это опять же мы и вы, коллеги, прежде всего.

BrandStorm. Огонь! Спасибо!

Анастасия. Да. Спасибо. В общем, нам нужно создавать образ яркого человека, интересующегося всем новым, современными Digital-технологиями, у него там разные гаджеты. Это очень важно. У нас два основных референса – наш слоган «Попробуй… Почувствуй» и ролик. Давайте, кстати я вам сейчас его запущу.

Показывает ролик. На экране популярная группа вместе с не менее популярной певицей едут на подвижной платформе, непрерывно пьют Кока Колу из нескончаемых бутылочек. Постепенно к ним присоединяются другие люди. В результате легкий променад превращается в манифестацию в поддержку любимого напитка.

BrandStorm. Огонь! Гениально!

Леся. Класс!

Анастасия. Второй референс – это наше новое сердце. Раньше у нас было оно без рук. Теперь добавились руки. И у нас в связи с этим еще две задачи: первое – это интегрировать новое сердце с руками, а второе – это осуществить глобальный переход с нашего старого хэштега #IloveCocaCola на #IamCocaCola. Это серьезный переход по всему миру, очень важное с точки зрения философии бренда событие, и нам его нужно продвинуть. Есть еще одна задача – это наша программа «Coca Cola – лучшее для детей!» про нашу помощь детским домам, но мы тут скорее всего сделаем отдельный тендер и запустим отдельный RFQ. Коллеги, давайте теперь перейдем в режим вопросов.

BrandStorm. С позволения коллег я, пожалуй, начну. Да, мы все читали бриф, и там указано, что вы сможете отправить нам вашы хайрезы и все посмы. Когда мы можем их ждать?

Анастасия. Коллеги, буквально завтра они должны к нам самим прийти, и как только они придут, мы сразу же перешлем их Вам.

BrandStorm. Огонь!

Леся. Скажите, а предполагается ли в активации как-то использовать аниматоров?

Анастасия. Это мы полностью отдаем на откуп коммуникативному агентству. Ждем от Вас предложения.

BrandStorm. Коллеги, давайте не будем тратить время Анастасии и будем задавать вопросы по существу.

Ян. Анастасия, а стоит ли нам учитывать сложившуюся ситуацию?

Анастасия. Что Вы имеете в виду? Anti D?

Ян. Да. Нужно ли нам как-то принимать это во внимание?

BrandStorm. Ну в брифе ничего не сказано…

Анастасия. Смотрите, коллеги, данная концепция утверждена на глобальном уровне. В нее вложены огромные деньги, и по всему миру мы транслируем единый месседж. Повторюсь, это мотивирующий слоган «Попробуй… почувствуй», обновленное амбассадорское сердце, новый хэштег и помощь детям отдельным RFQ (сейчас не обсуждается). Это стратегия, которая призвана повысить лояльность бренду и, как следствие, продажи. Она основана на искренней любви, на эмоциях, которые мы транслируем аудитории во всем мире. Это очень мощный инструмент. И Ваша задача – воплотить часть нашей глобальной стратегии в жизнь. Можно так сказать – стратегии любви. Мы очень на Вас рассчитываем, потому что это, правда, очень круто! И мы рассчитываем, что вы предложите что-то такое же крутое, связанное с диджитальностью, иммерсивностью и так далее.

BrandStorm. Нам все понятно, Анастасия. Ждем посмы и хайрезы.

Анастасия. Коллеги, еще раз спасибо. Буду ждать концепты.

Леся. Спасибо.

BrandStorm. Спасибо, на связи.

Ян. До свидания.

§ Альпенгольдская ересь

Глобальные бренды не смогли оперативно скорректировать свой маркетинг или хоть как-то отреагировать на новую реальность, конструируемую страшным Anti D. Возможно, маркетологи полагали, будто обезьяны тоже вполне готовы к потреблению их продукта. И это не шутка. Один знакомый Яна из крупной пищевой компании рассказывал, что они создали специальный отдел, который изучал потребительское поведение неожиданно возникшей новой целевой группы – «люди экс». Совместно с медиками и биологами они провели исследование, которое, судя по всему, доказывало, что модель Top of mind продолжала работать для бывших представителей вершины мироздания. Новые приматы продолжали выбирать те продукты, которые они предпочитали до своей обратной эволюции. Эксперименты закончились, когда руководитель проекта покинул свой пост, сославшись на проблемы со здоровьем.

Ранее мировым компаниям удавалось быстро подстраиваться под кризисы, геополитические встряски, появление новых каналов коммуникации, новые тренды. Нынешняя ситуация, очевидно, не вписывалась ни в какие рамки. Ян подумал о том, что аналогичный кризис маркетинга мог наступить, если бы все люди вдруг перестали ставить потребление во главу угла. Например, если бы всё человечество в один момент вдруг обожилось. Если бы все люди вдруг стали искренне и осмысленно стремиться к спасению своей бессмертной души, например, в соответствии с утопичным и нежизнеспособным алгоритмом, предложенным Иисусом Христом. Ян не представлял себе ни одного бренда, который мог бы подстроиться под христианскую модель. Удивительно, но абсолютно все индустрии в продвижении своих товаров и услуг апеллировали к тем душевным механизмам, которые были совершенно чужды духовности. В маркетинговых представлениях семья, к примеру, превращалась в группу людей, в которой каждый индивид обладал заранее заданными свойствами. Отец был всегда несколько придурковат в силу своего недостаточного понимания выгодных потребительских свойств того или иного продукта, а дети стремились как-нибудь нахулиганить, чтобы создать саму ситуацию потребления, например, что-нибудь пролить, или заболеть, или что там еще? Руководила этим нерадивым семейством умная, проницательная и заботливая мама, которая, будучи по уши загруженной семейными заботами, умудрялась еще и стратегически мыслить в вопросах решения насущных проблем. Очевидно, что такая модель не сработала бы в отношении последователей большинства мировых религий, за исключением еретических ответвлений вроде альбигойцев. В силу очевидного провозглашения матриархата, конечно же. Но и с патриархальными религиозными потребительскими группами все было бы ой как не просто. Фауст вряд ли стал бы тратить свою драгоценную жизнь, за которую он, кстати, немало заплатил, на пополнение личного гардероба брендовыми вещами, подчеркивающими стремление к успеху, нацеленность на результат, желание стать первым и другие обязательные стимулы фаустианской модели. Да и датский принц Гамлет вряд ли стал бы часами ходить в поисках свитера и очков, оттеняющих его склонность к болезненной интеллектуальной рефлексии.