Текст книги "Когда мне было двадцать"

Глава 27

Я проснулась в семь утра от звонка будильника (не знаю, зачем его поставила, наверное, чтобы нас не застукала мама). Хотела разбудить Никиту, но посмотрела, как он сладко спит, и решила не тревожить.

Сходила вниз за кофе, и захотелось выйти на балкон. Накинула белый халат, который мама когда-то купила в «Икее». Сейчас он мал, рукава заканчиваются на локтях, но мне нравится этот халатик.

Пели птицы, и всё было просто прекрасно.

…Чёрт, резко заболела голова… Думала, что всё давно прошло, но это было невыносимо, я чуть не выронила кружку с кофе.

Пока я тёрла виски, моё внимание привлёк странный гудящий звук. Я оглянулась, но ничего странного не заметила. Вдруг звук стал громче, и я смогла расслышать знакомый голос. Приехал папа!

Сначала я сильно обрадовалось, но когда он меня заметил, я испугалась, потому что вспомнила, что на моей кровати лежит полуобнажённый парень, с которым мы полночи занимались любовью.

– Привет, Настюш. Ты чего не спишь? – спросил папа шёпотом, подойдя ближе к дому.

– Что-то не спится, – прошептала я.

– Ну ладно, у меня есть к тебе предложение. Сейчас поднимусь и расскажу, – и он хлопнул входной дверью.

Я подбежала к кровати и принялась трясти Никиту. Он без энтузиазма повернулся в мою сторону и что-то промычал, а я уже слышала, как папа поднимается по лестнице. Поэтому сделала то, что посчитала нужным: еле-еле отодвинула Никиту на дальний край кровати, и он упал на пол. Прежде чем он начал возмущаться, я закрыла ему рот.

– Папа идёт в мою комнату, сиди тихо, – скомандовала я и прикрыла его пледом. «Выглядит ненадёжно, – подумала я, – но других вариантов у меня нет».

Стук.

– Настюш, можно войти? – прошептал папа.

Я впустила его, предложила сесть на стул возле двери, в надежде, что он не увидит Никиту. Незаметно обернулась вполоборота и заметила, что из-под пледа торчит его правая нога. Чёрт, чёрт, сейчас мне не помешала бы чья-то помощь…

– Ну, как ты на это смотришь? – поинтересовался папа.

– Прости, на что?

Совсем его не слушала, отвлекали мысли о грозящем разоблачении.

– Я знаю, что тут твои друзья, но хотел бы увезти тебя сегодня и показать кое-что.

– Увезти на чём? – не понимала я.

– На квадроцикле. Хотел показать одно место, которое очень любил в детстве, оно тебе точно понравится. Мы называли его «Скала гнёзд».

Папа широко улыбался, а я никогда не могла устоять перед ностальгией. Я понимала, что ему хотелось побывать в этом месте, а одному туда ехать грустно, потому что там наверняка всё изменилось до неузнаваемости. Думаю, со мной отцу будет спокойней…

– Конечно, пап, я с удовольствием поеду с тобой. После завтрака? – уточнила я.

– Да. Будешь блинчики?

– Конечно, только сначала всех разбужу.

– А давай я лучше это сделаю?.. Как раз со всеми и познакомлюсь. Мама говорила, что тебе нравится некий Никита?

– Нет, пап, ты не так понял…

Я уже представляла, как Никита лежит там под пледом и рукой зажимает рот, сдерживая смех и придя в восторг от услышанного.

– Но она же сказала…

– Пап! – повысила голос я. – Давай потом об этом поговорим. Ты иди пеки блины, а я всех разбужу.

– Ну хорошо, я позову, как будет готово. – Отец улыбнулся. – И не забудь позвать Никиту. Раз ты сходишь с ума от одного его имени, – и он подмигнул.

Мне ничего не оставалось, как кинуть в папу подушкой, но он резко захлопнул дверь, и по скрипу ступенек я поняла, что уже спустился вниз.

Я опустила голову к пледу, под которым был Никита, откинула его и увидела, какой он красный – от того, что сдерживает смех.

– Перестань надо мной смеяться! – шлёпнула я его.

– Ты сходишь с ума от одного моего имени, надо же… – Он отнял руку от лица, выдохнул и начал успокаиваться. – Да, надо было думать, прежде чем ложиться в кровать со своей фанаткой. – И он снова засмеялся.

– Слушай, не перестанешь – я позову папу обратно, и он уже не будет о тебе такого хорошего мнения! – Я скрестила руки на груди и смотрела на Никиту в упор.

– Детка, прости, я просто… – Он выгнул бровь и задумался.

– Да, Никита, ты сейчас назвал меня деткой, – подтвердила я.

– Боже, сколько же пошлости в этом слове! И как оно только из меня вылетело? – Никита поднялся с пола.

– Не представляю. Но, знаешь, мне понравилось. Звучит так, будто мы с тобой обычная пара. Парень называет свою девушку деткой, при этом совсем не уважая её. И её выбор.

– Прости, но уважать я тебя не перестану, – сказал Никита и осторожно обнял меня за плечи.

– Я так и думала. А теперь иди в свою комнату и будь удивлён, когда увидишь меня за завтраком.

– Почему?

– Потому что ты спал у себя, а я у себя, и между нами ничего не было.

– Ну знаешь, твоя шея говорит об обратном! – Он указал пальцем и усмехнулся.

– Смешно тебе, да? Смешно? – ударила я его кулаком в плечо.

– Слушай, заканчивай меня колотить. Иначе привлеку тебя за домашнее насилие, – Никита засмеялся и потёр плечо.

– Забыл?.. У нас нет такого закона, и не притворяйся, что тебе больно! – я пыталась испепелить его взглядом.

– Я в изумлении, что ты об этом знаешь, но в своё оправдание могу лишь сказать, что твои маленькие кулачки – как отбойные молоточки. Так что не недооценивай свои силы.

– Тогда не нарывайся! – Я приняла позу боксёра (надеясь, что это правда поза боксёра).

– Всё, всё, – Никита поднял руки вверх, – ты победила, я ухожу. Но перед этим…

Он прижал меня к себе и впился в мои губы, я укусила его, и… мне захотелось повторить наши ночные безумства.

Никита это понял.

– Скоро… – только и сказал он, загадочно улыбнувшись.

Я не уставала поражаться, насколько хорошо он читает мои мысли.

– Что «скоро»? – сделала вид, что не понимаю.

– Ничего… Ты и сама знаешь.

– Слушай, Никит, тебе не пора идти?

– Уже выгоняешь меня?.. Ну-ну.

– Стой!

Я схватила его за руку, притянула к себе и попыталась поцеловать, но он поднял голову и не опускал её. Как же мне дотянуться?.. Я подвела его к кровати и встала на неё. Тут уж он не смог сопротивляться.

– Если ты хочешь, чтобы нас никто не застукал, мне нужно идти, – улыбнулся Никита, но уже не так уверенно.

– Послушай… – Я опустила глаза, но сразу подняла. – Я хочу, чтобы все знали, что мы вместе, в особенности твои бывшие. – Никита засмеялся и сжал мою ладонь. – Но я не хочу, чтобы папа знал. Он станет над нами подшучивать, и будет ещё более неловко, чем когда моя мама спалила тебя вылезающего из окна.

– Такое возможно? – Он не верил, но это и понятно, просто ещё не знает моего отца.

– Ещё как! А теперь, – я посмотрела на Никиту сверху вниз (а такого раньше никогда не было) и сказала: – Точно, можешь идти.

Чмокнув меня в щёку, он вышел за дверь. Не знаю, встретил там кого-то или нет, мне было всё равно. Я принялась замазывать засос на шее: если мама увидит его, будет как в прошлый раз. Она тогда посмеялась и сказала: «Что, темпераментный попался?» Как же мне было стыдно, вы бы знали…

Но сейчас я этого не допущу, замажу все доказательства этой ночи. Хотя мои ноги всё еще потряхивает от возбуждения. Что-то мне постоянно не даёт расслабиться, что-то всё время подсказывает, что именно Никита разобьёт мне сердце.

Но я всё равно могу думать только о его губах, глазах, руках, о новой встрече.

Глава 28

День обещает быть тяжёлым. За завтраком папа сказал, что забирает меня на день, чтобы кое-что показать. Мама сразу нашла занятие ребятам. Сказать по-честному, они были не в восторге. Ну… точнее, все, кроме Даши, были не в восторге.

Перед выходом из дома меня остановил Никита, что-то шепнул на ухо (уже не помню что) и поцеловал. Мы не смогли постоять так подольше, потому что папа кричал мне, будучи не в состоянии ждать.

Обожаю ездить на «квадрике», особенно когда папа за рулём, – я никому не доверяю так, как ему. Когда он гонит под 70 км в час, я расставляю руки в стороны и представляю, будто лечу. Только так я чувствую, что свободна от проблем. Пахнет всегда по-разному, всё зависит от времени года – весна это или осень, был ли недавно дождь или, может, кто-то косил траву… Но, несмотря на столько факторов, пахнет всегда круто.

Мы приехали к речке через час. Папа оставил «квадрик» на холме и повёл меня за собой. По дороге мы встретили старушку со старичком, которые что-то делали с мостом, по которому мы прошлись, и я чуть не упала. Хотя мостом я зря его назвала, это была скользкая палка толщиной примерно сантиметров десять – пятнадцать. Ну, не суть важно.

Мы шли через непроходимую траву, которая росла нам по плечи, и папа то и дело останавливался, чтобы оглядеться. Отец молчал, и я понимала: скорее всего, он уже не узнаёт это место.

В итоге мы остановились на заросшей поляне. Изредка встречалось битое стекло, пластмассовые бутылки, разные фантики и так далее.

Папа оглянулся, взялся за голову и сказал:

– Ты не поверишь, именно на этом месте был пляж… – Он показал на дерево за моей спиной и добавил: – Вот там раньше была тарзанка, и мы прыгали в воду, потому что там было аномально глубоко. А вон там… – это был холм на другом берегу, – там раньше переезжали через реку грузовики, они были для нас такими огромными, казалось, задавят, не моргнув и глазом.

Мы прошли чуть дальше, и я увидела глиняный склон на том берегу, в высоту примерно метров шесть. Папа снова схватился за голову.

– А в этой скале раньше было много гнёзд, знаешь, как в Москве у некоторых домов сбоку выемки для птиц?..

– Да, – быстро ответила я, чтобы он не забыл, что хочет сказать.

– А тут птицы сами себе делали гнёзда, иногда даже ласточки. Мы купались прямо рядом, а они на нас нападали, потому что боялись за своих детёнышей, мы тогда быстро уходили под воду, но они ныряли за нами. Больно было, но весело… – Папа смеялся, а глаза были грустные. – Ладно, пойдём, нам пора домой.

Отец шёл впереди меня. А я смотрела на то место, которое папа хотел возродить в своей памяти, и в этот момент поняла, во что превратятся мои воспоминания из детства через много лет. В гору, заросшую травой, в непонятно откуда-то взявшиеся деревья, в осколки пивных бутылок… Воспоминания, которые больше никогда не станут чьей-то реальностью. А некоторые картины стираются даже из собственной памяти.

– Всё разбитое… как будто всего того, что я помню, не было вовсе. Точно и не было моего детства, – так сказал папа, когда мы подошли к квадроциклу.

Мне было его жаль, но забвение неизбежно. Вы не подумайте только, что я чёрствая. На самом деле я вполне эмоционально нестабильна (тут вы должны посмеяться). Ну, даже если это не смешно, то я такая. Почему я думаю сейчас о забвении?.. Да потому что сама боюсь этого. Мы с папой очень похожи, всегда были и будем. У нас одни страхи на двоих.

– Ну что, поехали? – он прервал мои мысли, и я села сзади.

Мне правда хотелось произнести что-то ободряющее, но я не знала, как и что сказать. У нас в семье такое правило: когда нам плохо, мы молчим. Ну, не умеем мы разговаривать друг с другом и поддерживать в трудные моменты. Друзьям я всегда помогаю со всеми проблемами, а вот родителям не могу. Они никогда не воспринимали меня всерьёз, скорее всего, поэтому я с ними ни о чём не говорю – знаю: либо высмеют меня, либо им это просто не поможет. И пускай исхода два, им ни от одного варианта легче не станет.

Поэтому я и не стала напрягаться.

Мы приехали домой около двух часов дня, на половине пути папа передал управление квадроциклом мне. И я въезжала в ворота в надежде, что друзья заценят, как я пафосно появляюсь.

Но их не было. Обидно.

Папа перегнулся через меня и сказал:

– Загонишь?

– Конечно, – я пыталась перекричать гул мотора.

– Отлично, пойду найду твою маму.

– Хорошо! – мы всё ещё перекрикивались.

Я неплохо умею парковаться задом, но папа говорил, что я почему-то всегда встаю очень близко к его мотоциклу. Может, потому, что я совсем не фанат этого транспорта. Это же максимально опасно и неустойчиво! Мне больше нравится, когда подо мной четыре колеса.

Выйдя из гаража, я почувствовала резкий запах костра и вдохнула полной грудью. Пахло вкусными дровами. Не знаю, как вам объяснить, но есть вкусные, а есть не очень. Берёза неплохо пахнет, когда горит, и листья серебристого тополя.

Папа уже скрылся, и вдруг из-за забора перед домом выглянула голова Никиты.

– Настя, иди сюда. У нас тут костёр.

– Иду.

Вышла за забор и увидела огромный костёр, собранный из сухих веток, которые ребята спилили. Они, видимо, только-только его разожгли, будто знали, что мы едем. Мама сидела на раскладном стуле, рядом с ней стоял ещё один, я только начала опускаться на него, как папа слегка толкнул меня, я упала, а он победоносно занял это место. Все начали смеяться, и я в том числе, но тут случилось неожиданное.

– Серёж! – сказала мама и толкнула папу в мою сторону. Он тоже упал, и теперь смех был ещё живее, ещё громче, мы хватались за животы в надежде, что они перестанут болеть от бесконечного хохота.

Да, кстати, Серёжа – это мой папа, если я вдруг забыла вам сказать.

Спустя несколько минут нам всё ещё было сложно сдерживать смех, но при этом мои родители сидели на стульях очень близко, папа обнимал маму, все смотрели на огонь, а я на них. Почему-то эта картина вызывает у меня грусть, скорее всего потому, что я боюсь – такое больше никогда не повторится. Сразу вспоминаю песню Анет Сай «Фотографируй глазами» (послушайте, я обещаю – вам очень понравится).

Сначала я посмотрела на Сашу и Дашу: он что-то шепчет ей в ухо, она смущённо улыбается, но тоже что-то шепчет в ответ. Одной рукой Саша обнимает её сзади, а во вторую берет её ладонь. Они стоят, смеются и говорят о чём-то совсем не важном… потому что самое важное происходит прямо сейчас.

Потом я аккуратно перевела взгляд на Надю с Егором: он стоит слева от неё, рука обнимает её за шею. Каждые десять секунд Егор с усилием притягивает подругу к себе и целует в висок. Наде это не нравится, потому что он портит ей причёску – я успела это подслушать.

И вдруг…

– Следишь за всеми? – Никита стоял за моей спиной.

– А ты следишь за мной? – Я повернулась к нему, чтобы видеть его красивые глаза, но увидела кое-что другое. – Это мне? – неуверенно спросила я, заикаясь.

– Конечно тебе.

У него в руках был неимоверно большой букет только что срезанной где-то черёмухи. Я взяла букет из его рук и вдохнула полной грудью. От приятного, но резкого запаха чихнула.

– Будь здорова! – хором сказали ребята и повернулись к нам.

– Вау!

– Ого!

– Ну ни фига себе!

Со всех сторон доносились восторженные возгласы, и только девочки надули губы.

– Мы женаты больше двадцати лет, и где моя черёмуха? – возмущалась мама.

– Мы вместе больше двух лет, а Никита с Настей вроде бы даже не встречаются. Где мой букет, Егор? – Надя скрестила руки на груди.

– Мне начинать, или ты всё понял? – Даша сложила руки так же, как Надя.

– Ну спасибо! – папа, Егор и Саша одновременно повернулись к Никите.

– Если хотите, я покажу, где я взял цветы! – Никита нервно чесал затылок (как же я обожаю эту его привычку!).

– Конечно. Веди! – сказал Егор.

– Я скоро приду! – Никита чмокнул меня в щёку.

Сначала я не поняла, что за внезапная скромность, а потом вспомнила, что теперь с нами папа.

– Хорошо. А я пока пойду поставлю цветы в вазу, – сказала я скорее для девочек, чем для Никиты.

И зашла в дом. На кухне вазы не оказалось, вспомнила, что видела её в ванной на втором этаже. Поднялась, налила воду и поставила букет у себя в комнате на тумбочке. Снова решила понюхать. Запах одурманивал, до чего же сладко! Но мне всегда нравился этот аромат.

Подошла к лестнице. Закружилась голова, но я подумала, что сейчас пройдёт и стала спускаться. Когда оставалось ступенек пять, в глазах разом потемнело, воздух будто перекрыли… Я поняла, что падаю из-за непонятно откуда взявшегося ветра. Свободное падение пять секунд… сильная боль в голове… что-то мокрое… всё ещё темно.

Я увидела бабушку, которая просила меня о чём-то, но её голос смешивался с чьим-то ещё. Я ничего не понимала, цеплялась за последние бабушкины слова и с трудом смогла разобрать одно.

– Соберись… – слышалось мне. – Соберись, – повторяла бабушка, как молитву.

– Настя!

Темнота начала потихоньку меня отпускать, и я увидела перед собой Дашу. Она стояла надо мной на коленях, и в её глазах плескался ужас.

– Всё хорошо, – попыталась успокоить я.

– Ничего не хорошо! Ты рассекла себе лоб. Надо остановить кровь. Жди тут! – скомандовала она.

Но даже если бы я захотела встать, не смогла бы.

Я думала о словах бабушки, но не могла понять, что они значат.

Даша принесла перекись и вату, почти профессионально начала обрабатывать мою рану. Кровь не останавливалась, я чувствовала, как тёплая жидкость течёт по моему лицу. Не знаю, как объяснить это маме, чтобы её удар не хватил. Щипало жутко, но мне было словно всё равно.

Даша помогла мне подняться и посадила на стул в кухне. Собралась принести йод, чтобы обработать рану ещё раз, но я перехватила её свободную руку и повернула к себе.

– Даша, слушай. Я знаю, что тебе будет сложно меня понять, а ещё сложнее будет выполнить мою просьбу.

– Ты о чём?

– Я попрошу тебя об одной вещи. Не говори никому о том, что случилось. Даже Саше и в особенности моей маме. Никому не говори, – повторяла я.

– Настя, я понимаю, что это твоё дело. Но мы все за тебя переживаем. Тебе нужно сходить к доктору…

– Знаю, – перебила я. – И схожу, честно! Сегодня же позвоню брату, он врач и сможет отвезти меня на нужные обследования. Только это будет секрет. Никто не должен знать! – Я взяла Дашу за руки и потрясла, чтобы привлечь внимание. – Понимаешь, никто не должен знать!

– Я поняла. Поверь, я тебя не подведу. Никто об этом не узнает, пока ты сама не захочешь! – И она опустила глаза.

– Понимаешь, просто не хочу пугать близких людей раньше времени. Я очень благодарна, что ты не оставила меня тут истекать кровью и не позвала никого. По гроб жизни тебе обязана…

– Ой, давай только без гробов. Ты меня до смерти напугала.

– А, то есть про смерть нормально говорить, а про гробы нет? – Я засмеялась, чтобы отвлечь Дашу и разрядить тягостную обстановку.

– Ты только, пожалуйста, правда разберись с этим! – Она была очень расстроена.

– Конечно, – я сделала паузу, а потом сказала: – Ну ладно, иди, обнимемся.

– Ура, – чуть слышно пискнула Даша.

– Это разовая акция! – Я засмеялась и прижала её к себе.

Я обнимала Дашу, а в голове крутился миллион мыслей… На её месте должна быть Надя, но я не могу всем направо и налево рассказывать о том, что всего лишь нехорошо себя чувствую. Надо сначала узнать, что со мной творится.

Пошла в свою комнату, чтобы посмотреть в зеркале на лоб. Он выглядит вполне нормально, заклею пластырем, а всем скажу, что поцарапалась веткой, когда ехала на квадроцикле с папой.

Смотрю на себя в зеркале, и такое чувство, будто у меня к виску приставлен пистолет, который может выстрелить в любую минуту.

Взяла телефон, чтобы позвонить брату. Руки тряслись, в горле совсем пересохло… Я положила телефон на кровать. А что, если всё серьёзно? Хочу ли я это знать?

Алло!.. Почему вы никогда не можете мне ответить? Я совершенно одна, и мне нужна помощь.

Понятно, от вас не дождёшься. Пришлось снова взять телефон в руки и набрать Артёма.

– Да?

– Привет, это я.

– Понял. Я на работе. У тебя что-то срочное? – В голосе брата звучало раздражение.

– Прости, я просто хотела с тобой посоветоваться…

Я перечислила симптомы (хотя сама их таковыми не считала), рассказала про обмороки, про потерю памяти, про ВСЁ.

– Слушай, ну на самом деле это может быть всё что угодно… – Его раздражение сменилось некоторым интересом.

– Я надеялась… – Мне не хотелось просить Артёма о помощи даже сейчас, – надеялась, что ты свозишь меня в больницу.

– Ты же знаешь, что я работаю шесть дней в неделю.

– Знаю. Я и не хотела тебе звонить, но никто больше не знает…

– Как же не знают, если ты перед ними падала в обморок? И сказала, что тебя нашла какая-то Маша.

– Даша, – поправила я. – Да, но то, что я хочу поехать в больницу, никто не знает. Я раз в жизни попросила тебя о чём-то очень важном. Учитывая, что об этом ещё нельзя никому говорить, я выбрала тебя, моего брата. И надеялась до последнего, что могу тебе довериться. Но я как всегда ошиблась. Прости. Удачи на работе!

Бросила трубку, слёзы покатились по щекам, их было уже не остановить.

У нас с братом никогда не было хороших отношений, в детстве мы всегда ссорились и дрались, а сейчас просто иногда перекидываемся парой слов и обнимаемся при встрече – ради того, чтобы родители улыбнулись. Не более.

Через пять минут после нашего разговора пришло сообщение.

Артём: «Я приеду завтра, в 10 утра, отвезу тебя в ближайшую клинику. Придумай, как объяснить это маме и твоим друзьям».

Я ответила не сразу: не могла поверить, что мой безэмоциональный брат решил мне помочь.

Я: «Придумаю». Немного подумав, отослала ещё одно сообщение: «Спасибо».

Ответа я, конечно же, не дождалась, но это было и не важно.

Я пропустила ужин, отправила сообщение Наде, что нехорошо себя чувствую. Никите написала, что очень хочу спать и сразу добавила: «До завтра». Я не хотела его обманывать, просто сейчас не была готова к встрече с ним.

Пока ребята ужинали, я вышла на балкон, чтобы перевести дух и ни о чём не думать. Села в кресло, которое там стояло. Обычно я в нём загорала, но сейчас было довольно прохладно, солнце касалось моего лица последними на сегодня тёплыми лучиками, а я тянула к нему руки. Только бы оно не опустилось, потому что если оно сядет, завтра мне придётся ехать в больницу. А если нет, то я буду здесь и всё будет хорошо.

Но так не бывает. Верно?..

Посмотрела налево, на соседний участок. Там жили когда-то наши близкие друзья, если я, конечно, ничего не путаю. Сейчас там живёт одна женщина, которая всегда была ко мне добра, а я была слишком мала, чтобы понять, почему мне нельзя больше к ней ходить.

Я была влюблена в её единственного сына, который старше меня на пятнадцать лет. Он всегда это знал, но ни разу ничего не сказал, чтобы обидеть меня, даже случайно. Сейчас у него счастливый брак, двое детей, скорее всего ипотека, кредиты, машина… и думаю, много счастья. Но он больше не здоровается, не улыбается мне, как делает его мама. Мы были почти родными, а стали совсем чужими, будто и не ужинали вместе, будто он не дарил мне мишку, от которого пахло его одеколоном (или, может, игрушку надушила его мама, чтобы я не так расстраивалась из-за неразделённой любви).

Я могу вам рассказать ещё многое, боюсь только – времени не хватит.

Уже собралась уходить, как вдруг увидела нашу соседку, ту самую. К ней приехал её сын, тот, в которого я была влюблена. Я присмотрелась и увидела, как внуки бегут с криками, расставив руки в стороны, чтобы обнять бабушку.

На глаза навернулись слёзы: вспомнила, как сама, приезжая в деревню, бежала в первую очередь к бабушке. Перевела взгляд на скамейку, где она всегда сидела и встречала меня. Лавочки там не оказалось. Странно, да?.. Бабушка умерла почти четыре месяца назад, а я как сейчас помню, что она сидела на той самой чёртовой скамейке и выводила меня из себя, потому что плохо слышала, а слуховой аппарат надевать отказывалась. Бабушка спрашивала у меня что-нибудь, ожидая ответа, а когда я отвечала, она меня не слышала. Господи, как же меня это бесило!.. Я тогда надрывала горло, чтобы бабушка услышала, а потом подходила и говорила с досадой:

– Зачем ты спрашиваешь, если знаешь, что не услышишь ответ?

Бабушка всегда так интересно смеялась: у неё при смехе вскидывались плечи и она выглядела точно, как Дед Мороз. Ну, знаете, когда он смеётся, держится за живот и у него поднимаются и опускаются плечи?..

Я просто обнимала её и, слыша этот смех, больше не злилась. А теперь всё на свете бы отдала, чтобы бабушка снова переспросила меня, и чтобы я надрывала голос… А сейчас, сколько бы я ни кричала, она вряд ли меня услышит.

Простите, что видите меня такой, слёзы просто нескончаемым потоком льются из глаз. Успокоиться сложно, особенно когда я вспоминаю о бабушке. Рукавом куртки вытираю слёзы и краем глаза замечаю движение у соседей на участке. Тот, кого я любила в детстве, остановился за деревом и смотрит на балкон – видимо, заметил меня. Застыл на секунду, а потом пошёл дальше.

Как я и думала, мы больше никогда не поздороваемся.

Я уже собралась уходить, но тут услышала, как открылась входная дверь.

– Иди сюда! – Это была мама.

– Что вы хотели? – А это голос Никиты.

Вот этому дуэту я искренне удивилась.

– Я всего лишь хочу сказать: не сдавайся.

– В смысле? – Я не видела Никиту, но была уверена, что сейчас он чешет затылок.

– Я веду к тому, что Настя может быть просто несносной, но при этом она очень добрая и чересчур ранимая. Ты же знаешь, я недавно потеряла маму, а она – бабушку?

– Да, я помню. Соболезную вам.

– Спасибо. Но я веду к тому, что если ты думаешь, будто всё это у вас несерьёзно, то лучше оставь Настю сейчас!

Невозможно поверить, что это говорит моя родная мама. Может, мне сейчас и нужно что-то несерьёзное… Я была очень зла, что она лезет в мои отношения… если их можно так назвать.

– Ксюша, послушайте, я бы никогда не причинил ей боль…

– Ну, по факту, – перебила она, – ты уже это сделал.

– Согласен, но тогда я не был в неё влюблён… Или не знал, что влюблён.

– Хорошо. Ты прошёл проверку.

– Что… Какую проверку?

Так, что-то мама мудрит. Что за проверки?..

– Понимаешь, Настя никогда в этом не признается, и она убила бы меня, если бы услышала, что я говорю.

Сейчас я правда была готова спрыгнуть с балкона и закрыть маме рот, хотя по сути не знала, что она хочет сказать.

– Что вы хотите сказать?

– То, что она очень хочет полюбить человека, однако никогда и никому не признается в этом, особенно самой себе. Вслух Настя говорит, что может спокойно прожить одна, что, возможно, любовь не для неё. Но в глубине души она хочет любить и быть любимой.

– Зачем вы мне это говорите?

Вот-вот, я тоже не понимаю. Какого чёрта она ему это говорит?.. Во-первых, это неправда, а во-вторых… Не важно, продолжаем слушать.

– Я веду к тому, что если ты не готов, то брось её сейчас. А если готов, я буду только рада. Просто подумай над этим и всё, большего я не прошу.

Хлопнула входная дверь, и я поняла, что Никита всё ещё стоит там и так же, как и я, молча смотрит на закат.

Я тихонько зашла в комнату, закрыла балкон и переоделась в пижаму. Легла в кровать, чтобы согреться, и закуталась в одеяло.

Сон пришёл так же быстро, как и осознание того, что завтра, возможно, мой мир пошатнётся и как раньше больше не будет.