Текст книги "Похождения валета треф"

XIV

Нанси оставила пажа несколько секунд трепетать у ее ног, но затем, резко выдернув руку, оттолкнула юношу.

– Мой милый незнакомец, я очень польщена вашей любовью, но… – она засмеялась коротким насмешливым смешком, который подействовал на пажа подобно ледяной воде, вылитой на горячую голову, и продолжала: – Но я осторожна и не покупаю кота в мешке. Прежде чем я отвечу на ваши страстные излияния, я хочу видеть ваше лицо!

– О! – смущенно сказал паж, сконфуженно поднимаясь с колен.

– Не буду спорить, – продолжала хитрая девушка, предательски поглаживая низко склоненную голову пажа, – с вида вы очень статный молодец, но это не мешает тому, чтобы без маски вы оказались уродом… Ведь как знать чего не видишь? – Нанси кинула на пажа убийственный взгляд. – Помимо того, даже если бы вы и оказались совершеннейшим по красоте юношей, все же для меня это вопрос самолюбия. Господи, конечно, я совершенно неопытная девушка; но мало ли историй наслушалась я. Вот такой же речистый паж вскружит голову бедной девушке, а потом…

– Но я не из таких, – крикнул Амори, снова кидаясь на колени и принимаясь с жаром целовать руки девушки. – Я действительно люблю и буду вечно любить вас!

– Полно! – ответила Нанси. – Еще час тому назад вы меня и в глаза не видели, а теперь вдруг…

– Но поймите, что, увидев вас, я сразу испытал какое-то странное, необъяснимое ощущение, – пламенно перебил ее юноша. – И я сразу понял, что могу любить только вас, всю жизнь, вечно…

Нанси прервала страстные излияния Амори взрывом смеха, после чего сказала:

– Но в таком случае имеется еще лишнее основание, чтобы вы показали мне свое лицо!

– Я не смею сделать это, – ответил паж. – Мне приказано не снимать маску, чтобы вы не узнали меня при встрече и не проведали, где именно вы были укрыты после похищенья.

– Вот это мило! – смеясь, воскликнула Нанси. – Вы говорите мне о своей любви, клянетесь любить вечно, а сами не хотите, чтобы я узнала вас при встрече? Хорош, нечего сказать! – Нанси принялась хохотать словно сумасшедшая, окончательно смущая и без того смущенного юношу. – Ну нет, милый друг! – продолжала она, насмеявшись вволю. – При таких обстоятельствах не трудитесь говорить мне о любви. Пожалуйста, исполняйте свою обязанность тюремщика! Ведь в конце концов разве вы не самый обыкновенный тюремщик?

– Ну, да… мне приказано… стеречь вас…

– А когда будет решено отпустить меня, я не должна узнать вас! И, зная это, вы все-таки предлагаете мне свое сердце? Удобно, нечего сказать!..

– Я сделаю все, что вы хотите! – взволнованно сказал паж.

– Оставьте меня в покое! – небрежно ответила Нанси. – Не смейте говорить мне о своей любви!.. Я хочу или всего, или мне ничего не нужно. Разве вы мужчина? Вы ребенок, боящийся, что его высекут.

От этих слов вес затуманилось в голове влюбленного пажа, и, забыв о своем долге, он сорвал с себя маску.

Увидев очаровательное юношеское лицо, полное бесконечного обаяния, Нанси подумала:

«Ого, да он прелестен на диво! Им можно увлечься… Но нет, нет, следует все время думать о Рауле… Это необходимая предосторожность в данный момент».

Паж с трепетом ожидания смотрел на нее. Тогда Нанси обхватила его голову обеими руками и запечатлела на его лбу поцелуй, который влил огонь в жилы влюбленного. Затем она привлекла его к себе, усадила рядом с собою на оттоманку и сказала:

– Вы прелестный парень! Как вас зовут?

– Амори.

– Какое очаровательное имя!.. Ну а теперь, милый Амори, давайте поговорим серьезно.

– «Серьезно»?.. О, какое это отвратительное слово!

– Да, но это необходимо.

– Но о чем же я могу говорить с вами, кроме того, что я бесконечно люблю вас?

– Запрещаю вам повторять мне это, пока вы не выслушаете меня.

– О, говорите только…

– Видите, голубчик: по-моему, любовь напоминает счастье тем, что зачастую она всего только один раз стучится к нам в дверь, и, если вовремя не отворить ей, она более не возвращается. Вот поэтому я уже давно дала себе клятву не капризничать и, если меня полюбит достойный человек, не отвергать его.

– О, я люблю вас всеми силами своей души!

– Я верю вам, но… Что, если бы я сказала вам:» Мне ненавистна жизнь среди интриг луврского двора; я хотела бы бежать с вами, чтобы укрыть нашу любовь в безвестном уединении?

– Я с восторгом согласился бы! – А если бы я прибавила: «Ночь еще не прошла. У нас имеется несколько часов до того времени, когда начнет светать»?

– Так бежим сейчас же! – пламенно воскликнул паж.

– Бежим? Но куда? Нельзя же блуждать без цели! Вы сами откуда, милочка?

– Из Лотарингии.

– А там хорошо?

– О, старый замок моего отца затерялся в лесах на берегу Мерты…

– Ваш отец богат?

– Он не богат, но у него есть чем жить… И с каким восторгом он примет вас, когда узнает, как я люблю вас!

– Хорошо, но как нам бежать отсюда?

– Это нетрудно.

– Разве здесь никого нет?

– Нет, я один с вами.

– В таком случае едем, едем сейчас же!

– У меня здесь лошадь; я посажу вас с собою в седло, и мы быстро умчимся. Пойдемте на конюшню; я задам лошади корма, оседлаю ее, и мы понесемся навстречу своему счастью!

Они отправились на конюшню. Юный дурачок стал хлопотать около лошади и все время лихорадочно сыпал проектами будущего счастья с Нанси. Они обвенчаются в первой же деревушке у первого же встречного священника; затем они прямо отправятся в замок к отцу Амори…

Нанси с внутренней улыбкой выслушала этот бред. У нее не был составлен детальный план бегства, но она заботилась только о том, чтобы как-нибудь выбраться из Медонского леса, а там уже… там видно будет!

Оседлав лошадь, осмотрев подпругу и освидетельствовав, заряжена ли пара пистолетов, находившаяся в седельной кобуре, Амори сказал:

– Ну вот, все готово! Теперь я побегу только за плащом…

– Ах, если бы вы прихватили что-нибудь и для меня тоже, а то ночь очень холодна! – попросила Нанси.

– Хорошо, – сказал Амори и, взяв факел, убежал к дому, оставив Нанси в темноте.

Девушка подошла к дверям конюшни и стала задумчиво смотреть на темное небо, усеянное яркими звездами… Видно было, что она что-то соображает. Наконец, тряхнув головой с решительным видом, она вернулась в конюшню, подошла к лошади, ощупью нашла кобуры и вытащила оба пистолета.

Она только успела сделать это, как вбежал Амори. В его руках был плащ герцогини Монпансье.

– Вот это для вас, дорогая моя! – сказал он.

– Хорошо, – ответила Нанси, прислоняясь к стене и пряча сзади пистолеты. – Сверните плащ и прикрепите его к седлу. Паж занялся этим делом, а Нанси громко рассмеялась.

– Что с вами? – удивленно спросил Амори. Нанси отступила на два шага назад, подняла пистолет до уровня головы Амори и сказала:

– Если вы только тронетесь с места, милочка, то, клянусь спасением своей души, я застрелю вас на месте!

Взгляд Нанси уже не чаровал нежностью и меланхолической грустью; наоборот, теперь он горел надменностью, решительностью и твердостью. Несчастный паж понял в этот миг, что он оказался просто игрушкой в руках хитрой камеристки.

XV

Нет языка, на котором можно было бы выразить остолбенение пажа Амори. Он смотрел на Нанси и не верил своим глазам; он слушал ее речь, но не понимал ее. – Вот что, милочка, – сказала тем временем безжалостная Нанси, – время красивых слов и любовных клятв миновало. Нам нужно объясниться. Прежде всего скажу вам, что меня зовут Нанси.

– Я знаю это, – пролепетал паж.

– Я первая камеристка ее величества королевы наваррской.

– Мне это говорили.

– Так вот сегодня вечером на меня вдруг кинулись неизвестные мне люди, связали меня, усадили в экипаж и доставили сюда, где доверили вашей охране. Я считаю этот поступок актом величайшего насилия, ну а против насилия допустимо бороться всеми доступными средствами!

– Иначе говоря, – с рыданьем вырвалось у бедного пажа, – я просто несчастный глупец, которого обошли как ребенка? – и, подчиняясь вспыхнувшему в нем бешенству, он сделал шаг вперед к Нанси.

– Берегитесь! – крикнула та. – Я убью вас! Инстинкт самосохранения взял верх над бешенством пажа, и он остановился.

А Нанси, по-прежнему спокойная, продолжала, улыбаясь:

– И позвольте спросить вас, за кого же вы меня приняли? Ведь и у меня тоже имеется старик отец, владеющий старым замком. Я девушка из хорошего дома, и было бы неслыханным обстоятельством, если бы женщина моего ранга вдруг вздумала бежать с хорошеньким пажом навстречу разным приключениям. Фи!.. Я была узницей; мне надо было во что бы то ни стало вернуть свободу, и случай помог мне сделать это… Конечно, я очень сожалею, что это неприятное приключение случилось именно с вами. но что поделаешь, если сегодня меня во что бы то ни стало ждут в Лувре?

– Ну, что же, – рыдая воскликнул паж, – в таком случае убейте меня.

– Полно!.. Вы слишком милы, чтобы не послушаться меня. А я хочу предложить вам следующее: я запру вас в доме, так что дело получит такой вид, будто вы уступили силе.

– Нет, – крикнул паж, – лучше убейте меня, потому что я слишком люблю вас, чтобы перенести разлуку… И, раз вы меня не любите…

– Вы с ума сошли? – остановила его Нанси. – На каком основании вы так отчаиваетесь? В данный момент я – камеристка королевы наваррской, которую грубо похитили и которая хочет вырваться на свободу, а вы – паж герцогини Монпансье.

– Как? – воскликнул паж. – Вы знаете это?

– Я знаю все, знаю, у кого, где и зачем я очутилась. Ну, так вы сами понимаете, что при этих обстоятельствах я не могу видеть в вас друга. Для меня вы – враг, по отношению к которому позволительны все военные хитрости. Но если в один прекрасный день я стану просто Нанси, а вы – просто Амори, то… как знать? Быть может, я и вспомню о наших сегодняшних мечтах и проектах!

– Вы опять смеетесь надо мной!

– К чему стала бы я делать это теперь? Ведь я свободна, и вы не сможете удержать меня.

– Я и не стану удерживать… Я люблю вас, и для меня единственный закон – ваша воля!

– Нет, я не могу уехать так! Завтра вернется герцогиня и потребует у вас отчета, куда я девалась.

– Ну что же? Я скажу ей всю правду!

– Ну, и герцогиня кликнет людей, которые повесят вас на первом суку?

– О, нет, этого не будет! Я – дворянин, и люди моего звания умирают не на виселице, а под топором!

– Ну а что за благо умереть под топором?

– Я умру, думая о вас, Нанси!

– Нет, я не хочу, чтобы вы умерли; я хочу еще рад видеть вас… Я хочу, чтобы на вас не пала ответственность за мое бегство.

– Вы хотите невозможного! – Ну вот еще! Вы сейчас увидите! Вернитесь в дом и принесите вина и две кружки! Они прошли в дом, и Амори исполнил желание девушки.

– Отлично! – сказала она тогда. – Теперь налейте вина в оба стакана. Так! А теперь отойдите в сторону и не шевелитесь!

Амори хотя ничего и не понимал, тем не менее исполнил приказание. Тогда Нанси выплеснула содержимое одного стакана в камин, а в другой высыпала порошок, находившийся в коробочке под камнем ее перстня, и сказала:

– Выпейте вино!

Амори безмолвно подчинился и одним глотком опорожнил стакан. Тогда Нанси улыбаясь посмотрела на него и спросила:

– Вы все еще ничего не понимаете?

– Нет.

– Ну, так слушайте меня внимательно! Вы только что приняли снотворный порошок, совершенно такой же, которым угостили в этом доме гасконца Лагира.

– Как, вы и это тоже знаете?

– Я все знаю, говорю вам! Теперь слушайте, что вам надо отвечать на расспросы о моем бегстве. Мне захотелось пить, и я попросила вас принести мне вина. Я предложила вам выпить со мной, вы не нашли причин отказать мне, но вскоре после того, как вы выпили вино, вами овладела непреодолимая сонливость и вы больше ничего не помните. Поняли, милочка?

– Понял, но…

– Тут не может быть никаких «но», и, если вы любите меня, вы сделаете так, как я вам говорю… Конечно, герцогиня будет взбешена, но взыскивать с вас она не может, так как никакой вины за вами не окажется… Однако как быстро действует это средство! Вы уже пошатываетесь, ваши глаза слипаются…

– В самом деле, – пробормотал Амори, – мною овладевает странное опьянение.

Он не договорил. Его глаза внезапно закрылись, и он рухнул на стул в глубоком сне. Тогда Нанси закуталась в плащ герцогини Монпансье, вернулась в конюшню, распахнула ворога, вскочила в седло и погнала лошадь полным карьером, думая:

«Господи, Господи! Лишь бы мне вовремя приехать в Лувр!.. Лишь бы без меня там ничего не случилось!»

XVI

Прошло уже гораздо более часа с тех пор, как Нанси отпросилась у Маргариты пойти погулять, а она все не возвращалась обратно. Но Маргарита была очень снисходительна к влюбленным, а к Нанси в особенности; к тому же в данный момент она не нуждалась в ее услугах, тем более что она твердо решила не ложиться спать до возвращения домой своего супруга.

Вдруг в дверь тихо постучались.

– Войдите! – крикнула Маргарита в надежде, что это вернулся Генрих Наваррский. Но она ошиблась; это была королева-мать. Она вошла с самой медоточивой улыбкой и ласково произнесла:

– Здравствуй, милочка, здравствуй, моя дорогая девочка!

– Ваше величество, я ваша слуга, – ответила Маргарита, у которой сердце тревожно забилось, так как она знала, что ласковость королевы-матери никогда не предвещает ничего хорошего.

– Так как я знала, что ты одна, – продолжала королева, – то я пришла посидеть с тобой.

– Как? Вам известно, что моего мужа нет в Лувре? – испуганно спросила Маргарита.

– Я даже знаю, где именно он находится сейчас, – ответила Екатерина с лицемерной улыбкой.

Сердце молодой королевы снова судорожно забилось, но она все же не стала спрашивать и ограничилась кратким замечанием:

– Значит, вы, ваше величество, более осведомлены, чем я.

– Ах, бедная моя девочка! – сказала Екатерина, сопровождая свои слова душераздирающим вздохом.

Несмотря на твердое намерение Маргариты не поддаваться тому, что она считала просто хитрой ловушкой, новым предательством королевы-матери, в ее душе вновь вспыхнули ревнивые подозрения, усыпленные ложью Нанси.

– Но позвольте, однако, – воскликнула она, – раз вы чтото знаете, то почему вы не договариваете до конца?

– К чему? – лицемерно ответила Екатерина. – Все равно ты любишь его… А потом… наваррский король молод, сумасброден… Может быть, он несмотря ни на что, в душе любит тебя…

– Да говорите же, в чем дело! – воскликнула Маргарита, дрожа от волнения. – Разве вы не видите, как терзают меня ваши недомолвки?

– Ты этого хочешь?

– Умоляю вас на коленях об этом!

– В таком случае я должна начать несколько издалека. Слыхала ли ты когда-нибудь о существовании Сарры Лорьо?

– Той самой, мужа которой Рене…

– Я говорю не о муже, а о жене! – поспешно перебила королева.

– Я не только слыхала о ней, но даже видела ее однажды!

– Ну, и как она тебе показалась?

– По правде сказать, я тогда даже не обратила на нее внимания.

– Напрасно!.. Ведь эта женщина поразительно красива.

– К чему вы говорите мне все это? Вы хотите сказать, что Анри любит эту женщину?

– Дорогая Маргарита, да успокойся же… Ты так бледна! Ну, мало ли что бывает? Генрих молод, а Сарра так красива… полно, успокойся! Лучше кликни Нанси и ложись спать, а во сне ты забудешь все свои огорчения… – и, кинув эти полные неясных намеков слова, Екатерина выползла из комнаты, как выползает ядовитая змея, сделав свое страшное дело.

Маргарита так и осталась стоять посредине комнаты, словно пораженная громом. Ее Анри!.. Да возможно ли это?

В коридоре за дверью послышался какой-то шум; кто-то поднимался по лестнице, примыкавшей к коридорчику. Маргарита прислушалась – это были мужские шаги.

«Наверное, это Анри!» – подумала она. Ей так захотелось поскорее избавиться от своих ревнивых сомнений, что она поспешно выбежала в коридорчик. Действительно, по лестнице поднимался какой-то мужчина.

– Это ты? – спросила Маргарита и обняла мужчину, вступившего в коридорчик.

Но тот ничего не ответил. – Это ты, Анри? – повторила Маргарита.

– Да, это я! – ответил тот. Маргарита отскочила, как ужаленная: это не был голос ее мужа. Правда, она узнала этот голос… Когда-то он заставлял ее сердце горячее и быстрее биться, и обладателя его действительно звали Анри… Но все это прошло, миновало, кануло в вечность…

От неожиданности, испуга и изумления у Маргариты так закружилась голова, что она покачнулась и непременно бы упала, если бы этот другой, ныне чужой ей Генрих, герцог Генрих Гиз, не подхватил ее в свои объятия и не помог войти в комнату.

Но момент первого изумления быстро прошел, и, овладев собой, юная королева гордо крикнула:

– Что вам нужно здесь и как вы осмелились забраться в мою комнату?

– Маргарита? – с мольбой сказал герцог.

– Уйдите отсюда, герцог, сейчас же уйдите! Но вместо того, чтобы подчиниться ее приказанию, Генрих Гиз встал перед нею на колени и страстно сказал:

– Нет, Маргарита, я не уйду отсюда до тех пор, пока не скажу тебе всего того, что я выстрадал во время нашей разлуки.

– Но уходите же, несчастный!.. Ведь мой муж может вернуться каждую минуту. Он убьет вас!

– Ваш муж? – презрительно переспросил Генрих. – Не бойтесь, он не скоро придет, потому что ему некогда; в этот час он лежит у ног вашей соперницы Сарры Лорьо!

– Вот как? – крикнула Маргарита. – Уже второй раз мне называют сегодня это имя. Значит, и вы тоже обвиняете наваррского короля в измене супружескому долгу?

– Да! – холодно ответил герцог.

– И вы докажете мне его измену?

– Я покажу вам его у ног этой женщины, если вы соблаговолите последовать за мной!

– О, если это так, если Генрих изменил мне, так горе ему! – крикнула молодая женщина.

– Пойдемте, и вы сами увидите! – повторил герцог.

Маргарита с судорожной торопливостью накинула плащ, надела маску и знаком предложила герцогу идти вперед. Ревность дурманила ей мозг и заставляла забыть всякую осторожность. Одна только мысль горела в ее голове: увидеть, убедиться, а потом… отомстить!

Они шли молча, будучи заняты каждый своими мыслями. Вначале герцог пытался завести разговор с Маргаритой, растрогать ее сердце воспоминаниями о былом счастье, но она резко прервала его излиянья, сказав:

– Герцог, я пошла за вами вовсе не для того, чтобы выслушивать ваши любовные признанья, а ради того, чтобы вы доказали мне на деле справедливость своих обвинений!

– Ну, так поторопитесь, – ответил ей герцог, подчиняясь моменту сильной злобы, – ускорьте шаги, потому что ваш Анри не будет сидеть всю ночь напролет у ног красавицы Сарры!

Маргарита вспыхнула и ускорила шаги. Так дошли они до Монмартрских ворот. Никто из них не проронил более ни слова, и только увидев себя вместе со своим спутником среди каких-то пустырей, наваррская королева спросила:

– Куда вы завели меня?

– Видите ли вы огонек, который горит в той стороне?

– Да. Это там! У Маргариты сильно закружилась голова, но она собрала всю свою энергию и снова ускорила шаги. Наконец они подошли к забору, окружавшему сад дома Сарры. Здесь герцог поднес руки ко рту и протяжно и уныло свистнул. С дерева ему ответили таким же свистом, и вскоре рядом с герцогом показалась гигантская фигура.

– Это ты, Пандриль? – спросил Гиз.

– Я!

– Он все еще там?

– Да. Тогда они двинулись вперед под предводительством великана Пандриля. Дойдя до большого тополя, росшего у самой ограды, Пандриль остановился и проворно, словно кошка, взобрался на дерево. Оттуда он подал герцогу знак.

– Он все еще там, – шепнул тогда герцог на ухо Маргарите. По знаку герцога Пандриль обхватил низко росший сук обеими ногами и откинулся верхней частью тела назад. Тогда герцог взял на руки Маргариту и подал ее Пандрилю; последний с ловкостью акробата вновь выпрямился и поднял наваррскую королеву достаточно высоко, чтобы она могла увидеть творящееся в доме Сарры Лорьо.

Переведя дух, Маргарита взглянула по направлению к открытому освещенному окну. Сарра сидела, а Генрих Наваррский стоял около нее на коленях и страстно целовал ей руки. Маргарита слабо вскрикнула и безжизненно повисла на руках Пандриля. Тот снова спустил ее вниз и передал герцогу, который жадно взвалил на спину молодую женщину и унес ее, как зверь уносит свою добычу.

XVII

В то время как герцог Гиз уносил бесчувственную Маргариту, Нанси как ветер неслась к Парижу. Подъехав к прибрежной потерне, она увидела Рауля, который добросовестно расхаживал взад и вперед.

– Рауль! – окликнула его Нанси, осаживая лошадь. Паж вне

себя от изумления подбежал к ней: он никак не мог понять,

откуда появилась Нанси, да еще верхом, когда он сам видел, как

она скрылась внутри дворца.

– Как? Это вы? – спросил он, не веря своим глазам.

– Я, я! Возьми повод! – ответила она, соскакивая с лошади. – Говори скорее: наваррский король вернулся в Лувр?

– Нет.

– А ты не видел, чтобы кто-нибудь выходил из Лувра?

– Да ведь вы не поручали мне следить за выходящими!

– Ну а все-таки?

– Сначала я увидел двух людей, которые вышли из бокового выхода. Один из них нес что-то на своих плечах. Они подошли к экипажу, дожидавшемуся их немного в стороне…

– Отлично! Ну а известно ли тебе, кто эти люди?

– Нет.

– А что они несли?

– Тоже не знаю!

– Ну, так я скажу тебе, что они несли меня… Только теперь мне некогда давать тебе объяснения… Больше никто не выходил?

– Не так давно вышла какая-то дама в сопровождении мужчины.

– Через потерну?

– Да.

– Боже мой, неужели? Привяжи скорее куда-нибудь лошадь и иди со мною! Только достань свой кинжал, потому что Лувр больше не безопасен для меня!

Рауль быстро исполнил требование Нанси, подал ей руку, и

оба они без всякой помехи добрались до комнаты Маргариты.

Дверь туда была открыта, и ни в спальне, ни в гостиной, ни в

кабинете наваррского короля не было никого.

– Боже мой! – пробормотала Нанси. – Теперь для меня совершенно очевидно, что несчастье совершилось.

– Я еще нужен вам? – спросил Рауль.

– Ну конечно. Побудь вот здесь, в кабинетике! – и Нанси втолкнула его в кабинет, примыкавший к спальне, а затем стала ждать.

Пробило два часа, и в коридоре послышались шаги. а затем в дверь постучали – Нанси сейчас же отперла дверь – перед нею был наваррский король.

– Здравствуй, милочка, – дружески сказал ей Генрих, похлопывая ее по щеке. – Что это ты так встревожена?

– У меня много забот, государь!

– А где же королева?

– Не знаю, право. Очень может быть, что она отправилась вернуть по назначению вышитый носовой платок, который ваше величество заняли где-то прошлую ночь!

– Что ты болтаешь о платке? – быстро спросил Генрих бледнея. – Шутки в сторону: где королева?

– Но я, право, не знаю, государь!

– Как ты не знаешь? Королева никогда не выходит из Лувра в это время, а если бы она и вышла, то она предупредила бы тебя!

– Но меня не было в Лувре в это время!

– Где же ты была?

– Меня везли связанной по рукам и ногам с глухой маской на лице и с капюшоном на голове.

– Да кто же это сделал?

– Те, кто находят мое присутствие при ее величестве стеснительным для своих планов, то есть люди герцога Гиза. Ваше величество! Я не знаю, что здесь произошло, мне неизвестно, где королева, но что вам угрожает катастрофа, это я знаю!

Не успела Нанси договорить свою пророческую фразу, как дверь резко распахнулась, и на пороге показалась Маргарита. Королева была бледна, как статуя; ее глаза сверкали, ноздри широко раздувались… «Королеве известно все!» – подумала Нанси.

Войдя в комнату, Маргарита остановила свой сверкающий взор на муже, затем обернулась к Нанси и повелительным жестом указала ей на дверь, промолвив:

– Вон! «Так! Теперь я в немилости!» – подумала камеристка, уходя. Затем Маргарита подошла на шаг к супругу и сказала:

– Государь, вы перестали любить меня, потому что любите другую.

Генрих сделал отрицательный жест, но Маргарита не дала ему и слова сказать.

– Женщину, которую вы любите, зовут Сарра Лорьо!

– Но, Маргарита, клянусь тебе…

– Не клянитесь, потому что вы дадите ложную клятву. Час тому назад я сама видела вас на коленях перед нею! Эти слова словно молнией поразили Генриха. Тогда королева заговорила снова:

– Государь, я – ваша жена перед Богом и, как таковая, должна делить вашу политическую судьбу. Вы обманули меня, и я разлюбила вас. Но вашей политической союзницей я все же останусь!

– О, Маргарита, Маргарита! – крикнул Генрих, падая на колени и стараясь схватить супругу за руки.

Но она с негодованием отстранилась и холодно сказала:

– Государь, не извольте никогда более говорить мне о любви. То, что прошло, не вернется более. Отныне между мной и вами будет общей одна только корона. Для вас я останусь наваррской королевой, но не требуйте ничего от моего сердца – оно умерло для вас навсегда!

И, не удостаивая мужа более ни единым взглядом, Маргарита ушла к себе в комнату, где и заперлась на замок.