Книга: Человек ли это? - Примо Леви

Эта книга стала для меня своего рода продолжением книги Виктор Франкл - Сказать жизни ДА! Психолог в концлагере . Обе эти книги как бы дополняют друг друга. Виктор Франкл максимально отстраняется от своего личного опыта и в своих воспоминаниях рассуждает как сторонний наблюдатель, специалист-психолог. А Примо Леви как бы подкрепляет его выводы рассказом о своем личном опыте выживания. Я не подгадывала так специально, но сочетание этих двух книг получилось весьма удачным.

Как и Виктор Франкл, Примо Леви на страницах своей книги достаточно сдержан. Он не нагнетает, не пытается давить на эмоции читателя красочным описанием каких-то сцен (привет Бен Элтон - Два брата ) и тем сильнее эффект от его рассказа. Он не рисует апокалиптических картин, не акцентирует внимание на тех жутких вещах, которые у большинства людей ассоциируются с понятием "нацистский концлагерь". Спокойно, как о чем-то рутинном повествует он о "селекциях", когда вопрос жизни и смерти человека решал эсэсовец, исходя из того "как захочет его левая пятка". И жутко становится именно от того, что такие вещи превращаются в рутину, не вызывающую эмоций ни у палачей, ни у их жертв...

Очень сильная книга. О ней не рассказать, ее просто нужно читать. Именно после таких книг понимаешь, что на самом деле стоит за словами "Спасибо деду за Победу!" Спасибо за то, что мы не живем сейчас в мире, где подобные вещи стали обычной рутиной, что они все еще шокируют и выбивают из колеи привычного восприятия добра и зла.

В самом начале книги я был очень удивлён высказыванием в предисловии, которое написал Михаил Швыдкой.

…ГУЛАГ и Освенцим (Бухенвальд, Майданек и т. д.) мало чем отличались друг от друга.

Швыдкой или не понимает что это совершенно разные сущности в принципе (ГУЛАГ - это Государственное Управление ЛАГерей, которое управляло советской сетью исправительно-трудовых лагерей, Освенцим - лагерь смерти, где целенаправленно уничтожали людей, отравляли их газом и сживали в печах), или он целенаправленно ведёт антигосударственную пропаганду. Сразу понятно что за человек пишет эту грязь. Это просто позор, предисловие просто оттолкнуло меня, стало противно на душе. Как можно было в подобной книге написать такую омерзительную гадость, просто диву даёшься. Но это и неудивительно, ведь некоторые вещи написаны специально, чтобы опорочить или ввести в заблуждение не думающего читателя, например, самые отвратительные по своей сути книги "Зулейха открывает глаза" и "Бабий Яр". А тут даже книгу писать не надо, просто несколько абзацев, сдобренных антисоветской грязью. Этот человек просто бросил кусок грязи и пошел дальше. И этот человек являлся политическим деятелем, занимал совсем не последние должности в России. Что можно было от него ожидать? Думаю, что по его мнение русские должны каяться и просить прощения. Просто отвратительно! Позор!

Примо Леви - итальянский еврей, попал в руки фашистов 13 декабря 1943 года. Он считает это очень удачным стечением обстоятельства. Если бы это произошло раньше, то скорее всего он бы не смог выжить. В скором времени он попадает в Освенцим, сразу по прибытии в которым происходил отбор способных работать от остальных.

Меньше чем за десять минут все трудоспособные мужчины оказались собранными в одну группу. Что случилось с остальными – женщинами, детьми, стариками, – мы не знали и не узнали до самого конца. Их просто поглотила ночь. Теперь зато нам уже известно, что при том беглом, спешном отборе нас оценивали лишь с одной точки зрения: способны мы или не способны работать на рейх. … не всегда прибегали даже и к такому примитивному методу определения годности или негодности; часто применяли и совсем простую систему отбора: открывали вагоны сразу на две стороны, ничего при этом не объясняя прибывшим. Одни по воле случая выходили на ту сторону, откуда отправляли в лагерь; тех, кто выходил на другую, отправляли в газовые камеры, в газ.

Люди в лагере всеми возможными способами старались выжить. Говорят, человек привыкает к любым условиям существования, возможно это и так.

Для нас же лагерь — не наказание: ведь наказание определяется сроком, а наше нахождение здесь бессрочно; для нас лагерь не что иное, как раз и навсегда установленная форма нашего существования в германской социальной структуре.

Они там жили. У них не было планов и рассуждений о будущем. Их целью было не умереть сегодня или дожить до весны, когда не будет мучить холод. Но когда этой причины неудовольствия становилось меньше, её сразу же занимала другая - голод. И это было серьёзней всего. На скудных продуктах в лагере действовал чёрный рынок. Меняли суп, хлеб, махорку, одежду, у кого что было.

Чтобы выжить была возможность болеть в лазарете. Но это было опасно, потому что периодически проводилась селекция и не прошедших её просто уничтожали. Но это была часто единственная возможность выжить. Мне кажется очень странным наличие лазарета в подобном лагере. А когда я узнал, что в этом лазарете есть ещё и несколько отделений, одно из которых инфекционное, то для меня это показалось просто невероятным. Инфекционное отделение, где лежат заразные больные. В это отделение попал Леви, в нём он должен был пролежать положенные 20 дней. Невероятно. Опасно их содержать, да ещё лечить почти месяц, бред какой-то. При этом оказалось, что в этом лазарете было около 800 больных. 800! Зачем фашистам нужны были лазареты, если часть людей отправляли сразу в "газ", вообще непонятно. А уж про заразных больных я удивлён до крайности.

Ещё тут был интересный момент классовости уже внутри лагеря, которая говорила о выделение англичан среди пленных. Английские военнопленные находились на особом положении.

Сортир — это оазис покоя. Он еще не достроен, немцы не успели разделить его деревянными перегородками на обязательные отсеки с надписями: «Nur fur Englander» — только для англичан, «Nur Гиг Polen» — только для поляков, «Nur Гиг ukrainische Frauen» — только для украинских женщин и т. д. и т. п., вплоть до последнего, самого дальнего отсека «Nur fur Haftlinge», поэтому здесь сидят бок о бок пожилой бородатый рабочий из России, о чем свидетельствует голубая повязка с надписью «OST» на его левой руке, мальчик-поляк с большими белыми буквами «Р» на спине и на груди и английский военнопленный, поразительно розовощекий и выбритый, в чистой, отутюженной форме цвета хаки, безукоризненный вид которой портят лишь две буквы на спине «KG» (Kriegsgefangener — военнопленный).

Никто не умеет лучше него обводить вокруг пальца (он называет это «обрабатывать») английских военнопленных — в его руках они превращаются в несущих золотые яйца кур (представьте себе, что благодаря одной-единственной английской сигарете можно быть сытым целый день)

Вот ещё одна правда жизни:

Если же кто-нибудь чудом, благодаря нечеловеческой настойчивости и изворотливости, найдет способ уклониться от тяжелой работы, разжиться лишним граммом хлеба, он никому об этом способе не расскажет...

Это я привёл здесь к тому, что сейчас в интернете появилась масса народу, которые готовы поделиться способами, которые позволят вам зарабатывать хорошие деньги или получить что-то легко и просто. Нет таких добродетелей. Они преследуют только свою выгоду.

Вообще у Леви книга написана как бы со стороны. Он пишет о себе, но в то же время обо всех людях, которые были рядом с ним. Это очень интересный способ. У Цвейга во "Вчерашнем мире" все эти события были описаны как бы со стороны, потому что автор не знал всех внутренних событий, а здесь как раз взгляд, что называется, изнутри. Он не даёт оценок, он просто описывает эти ужасные события, в отличии от сказанного нашим современником в предисловии.

У Леви много интересных и умных мыслей, которые он отлично излагает. Он рассказывает, что если человек не предпринимает никаких действий по изменению своей лагерной жизни, живёт только своим пайком, то выжить он мог бы максимум 3 месяца. В то же время он толком не рассказывает, как же тогда выжил он, что предпринимал для этого, обманывал, воровал, торговал, сдавал, может ещё что-то, непонятно. Он лишь говорит, что ему повезло, что он попал в лагерь поздно. Также ему повезло, что он были химиком. Да ещё приводится вскользь довольно странный промежуток времени, когда его подкармливал вольнонаёмный работник.

Читать всё это действительно страшно. Это случилось с обычными людьми. Просто одна часть людей посчитала других за другой тип, который можно всячески унижать, использовать, бить, калечить, а потом просто убивать без всякого чувства вины, ведь для них евреи просто не люди, на них не распространяются обычные нормы поведения. Не прошло и 100 лет, как фашизм вновь поднимает голову на Украине. Нужно ли это обычным людям? Нет! Точно так же, как и немцам. Но что там, что здесь, людям влили в голову эту гадость и заставили поверить, что те люди не такие, они плохие, делают что-то не то, вероятно они просто враги, желающие нас уничтожить. Ведь так говорили и немцам, что если они не нападут на СССР, то СССР нападёт на них. А на Украине пошли ещё дальше, они просто говорят, что Россия на них напала, герои там поменялись на прямо противоположных. Вот так людям меняют мозги и даже родственники не верят друг другу. Я верю, что там есть много здравомыслящих людей, очень хочется верить, что таких большинство. Правда среди молодёжи, скорее всего, всё наоборот.

Швыдкой сравнивает книгу Примо Леви с Солженицыным и Шаламовым, в очередной раз приравнивая СССР с Германией. Действительно сходство с Шаламовым есть. Только в СССР в лагерях содержались люди наказанные за преступления, в Германии по национальному признаку, причём часть людей сразу же уничтожалось. Преступники немцы были выше простых евреев. Стоит учитывать, кем был Шаламов на самом деле, про Солженицына просто говорить даже не буду. Эти люди далеко не то же пережили, что Примо Леви.

Целом книга довольно интересная. Её стоит прочитать.

"Человек ли это?" - совершенно небольшое эссе-воспоминание и размышление о человеческой сущности, о недолговечности таких человеческих качеств, как рассудок, справедливости и человечности.

Данте, « Божественная комедия»

Примо Леви - молодой итальянец еврейского происхождения - к концу войны, в 1944 году, попадает в нацистский концентрационный лагерь Освенцим (Аушвиц). Здесь он проведёт почти год и окажется свидетелем освобождения лагеря советскими войсками. Воспоминания о кругах ада, через которые Примо пришлось пройти, лягут в основу данной книги. Она написана вскоре после его освобождения и представляет честный и по возможности бесстрастный рассказ очевидца. Из поступивших в лагерь смерти 650 итальянских евреев в живых осталось только 20 человек. Леви не погиб отчасти благодаря своей профессии, отчасти из-за счастливого стечения обстоятельств. Он ранее учился на химика, что позволило ему оказаться в группе, отобранной руководством лагеря для «специальных» работ. Недалеко от Освенцима немцы строили химический завод. В результате Примо смог избежать постоянного пребывания на морозе, который в связке с голодом убивал огромное количество хефтлингов (так называли заключённых). Автор без лишнего пафоса описывает лагерный быт. Самое страшное, по его словам, это даже не бесконечные физические лишения и побои, а отношение к хефтлингам. Есть люди и «нелюди». Руководство лагеря и охранники не считают еврейских (и не только еврейских) заключенных полноценными людьми. Только лишив их человеческого статуса, а не просто окрестив ненавистными врагами, можно было с ними так обращаться. Как пишет Леви, именно отношения к нему как к «недочеловеку» он не может простить своим тюремщикам. Он описывает несколько эпизодов, характеризующих духовный ад пребывания в лагере. Однажды эскортирующий его охранник запачкал руки и не придумал ничего лучше, как вытереть руки о спину Примо.

Без злобы, без ненависти он вытирает сначала ладонь, потом тыльную сторону руки о мою спину. Невинный дикарь Алекс! Как бы он удивился, скажи ему кто-нибудь, что именно за этот поступок я сужу его сегодня, а с ним Паннвитца и несметное число других, таких же, как они, больших и маленьких, в Освенциме и где бы то ни было.

Аавтор упоминает и евреев, которым удалось стать «придурками» - заключёнными на привилегированном положении, которые не выполняли тяжелых работ. Они демонстрировали по отношению к общей массе заключённых ту же бесчеловечность, что и остальные. Хочется сказать - дело не в людях, дело в системе. Заключённых эксплуатировали как бездушных рабов. Жестокость передавалась по вертикали - от эсэсовцев к уголовникам, которые надзирали над обычными заключёнными. Надзиратели понимали, что прояви они крупицу сочувствия, сами рискуют оказаться на месте эксплуатируемых. Ни охранников, ни даже самих эсэсовцев нельзя считать свободными. Люди, основываясь на ложных теориях и преступных заблуждениях, породили систему и сами стали её рабами.

Обесчеловечивание начиналось с того, что людей лишали имени и присваивали номера, на которые они отныне должны откликаться. Были большие номера и малые номера - старожилы лагеря. В книге много подробных описаний лагерного быта, который на первый взгляд может показаться полным нелепых предписаний, но в них есть своя страшная логика. По словам автора, множество лишённых какого-либо практического смысла предписаний служило главной задаче создателей лагерей - убить в человеке человека, задушить в нём всё человеческое. С самого начала прибывающие сталкиваются с бездушным чудовищем. После долгой дороги в битком набитых вагонах люди мучительно жаждут воды, но их ждёт кран с надписью, что вода испорчена и её пить нельзя. Как свидетельствует автор, изощренный садизм стоит за большинством так называемых предписаний для заключённых. В лагере не действуют моральные принципы и установки свободного человека. Здесь каждый должен следить за своими вещами, даже когда умывается. Стоит на секунду зазеваться и у тебя пропадёт твоя скудная пайка хлеба. Единственный способ выжить - это играть по лагерным правилам. Ключевым считается умение «организовывать» - раздобыть что-нибудь нужное (термос супа, дополнительную рубашку). При этом нацистам, несмотря на все их старания, не удалось полностью справиться с задачей. Человеческое начало пробивается в заключённых, доказывая, что оно не умерло, просто ушло в подполье. Есть те, кто старается помочь новичку Примо, объяснить ему, как нужно себя вести. Многие слова в лагере имели не такое значение, как на воле. Нельзя сравнивать голод свободного человека, пропустившего обед, с голодом, который преследует заключённого и не оставляет его даже во сне. То же относится и к холоду... Понятие времени в лагере тоже своё. Изнурительные однообразные дни тянутся бесконечно, а по вечерам после отбоя кажется, что они пролетели мгновенно. Надежды на изменения к лучшему только делают хуже, всё равно они никогда не сбываются… По лагерю то и дело ходят разные слухи, один из которых касается селекции. Примо повезёт пережить одну из таких селекций. Руководство лагеря не хочет лишних потерь среди рабочей силы, но оно не намерено «кормить» доходяг. Решение о жизни и смерти принималось чуть ли не за секунду и, как и многое в лагере, часто зависело от случая.

Примо описывает десять решающих дней после того, как нацисты вынуждены были оставить Освенцим из-за наступления советских войск. Тех, кто мог ходить, немцы угнали с собой, а больные заключённые остались в опустевшем лагере без воды, еды и тепла. Выжить в таких условиях было крайне трудно, но Примо описывает один трогательный случай - пример возрождающегося гуманизма.

Когда было заделано выбитое окно и в печке заплясал огонь, мы вздохнули с облечением. Товаровский (франко-польский еврей, двадцать три года, диагноз: тиф) предложил, чтобы каждый выделил нам троим за работу по кусочку хлеба из своих запасов, и все как один согласились. Ещё вчера такое предложение прозвучало бы просто невероятно. Лагерный закон, гласивший: «Съешь свой хлеб, а если удастся — и хлеб соседа», исключал такое понятие, как благодарность. Теперь же и вправду можно было поверить, что лагерь умер. С первого за всё время проявления гуманности начинался новый отсчет: оставшиеся в живых хефтлинги стали снова превращаться в людей.

Как только державшая их в своих тисках человеконенавистническая власть рухнула, люди вновь стали превращаться в людей.

Рисунок Эллы Либерман-Шибер

Книгу мне было читать эмоционально тяжело, хотя вначале Леви и пытается слегка приободрить читателя.

Мне повезло: я был депортирован в Освенцим только в сорок четвертом году — уже после того, как немецкие власти, учитывая всё возрастающую нехватку рабочих рук, решили увеличить среднюю продолжительность жизни обречённых на уничтожение узников, ощутимо улучшив условия их существования и временно прекратив бесконтрольные убийства.

Стивен Пинкер - когнитивный психолог и автор научно-популярных книг – пишет в «The Better Angels of Our Nature: Why Violence Has Declined» Steven Pinker , что количество мирных жителей, убитых в средние века крестоносцами на Востоке, учитывая общее число жителей земного шара в ту эпоху, можно сопоставить с количеством жертв Холокоста. Такое сравнение чем-то мне не нравится, и дело даже не в том, что если посчитать жертв нацизма самых разных национальностей, получится гораздо более высокая цифра. Меня смущает не статистика, а её интерпретация. В некотором роде подразумевается, что нет качественной разницы в жестокостях, порождаемых человеком на протяжении всей истории… Я достаточно много читаю документальных текстов. Практически каждый исторический период повествует о человеческих трагедиях, но происходящее в сравнительно далёком прошлом редко трогает по-настоящему. Оно не захватывают меня эмоционально не потому, что я не стараюсь понять персонажей, а как раз наоборот. Попытка, всегда лишь отчасти успешная, разобраться в психологии, мотивах и взглядах человека, скажем XVII века, приводит к тому, что я понимаю, что его мировосприятие во многих аспектах далеко от привычного и понятного мне. Что-то может шокировать, что-то вызывать уважение, но я не могу примерить к себе видение мира этого условного человека XVII века. Чем больше я знакомлюсь с подробностями, тем очевиднее для меня этот разрыв. Следовательно, жестокости и несправедливости той эпохи остаются событиями из немного другой реальности... Иногда говорят, что многие не особенно любят литературу, созданную до XIX века, так как не могут её прочувствовать. Переживания и мотивы людей тогда слишком отличались, тогда как начиная с XIX века ситуация начала быстро меняться. Действительно, на многие вещи люди начали смотреть в близком нам ключе именно в этом столетии. К примеру, сложились современные нам основы семьи как союза между двумя людьми и отношения к детям, которых до этого воспринимали просто как маленьких взрослых (это, конечно, упрощение, но тем не менее). Таким образом события XX века не только близки от нас во временной плоскости, но и психология живших в то время людей нам в целом понятна. Именно поэтому мне каждый раз по-новому больно читать о зверствах, творимых людьми, условные письма и дневники которых мне понятны, чьи страхи, надежды, чувства к друзьям и любимым я могу с лёгкостью представить. Вдвойне страшно, что ужасные преступления совершали и оправдывали люди, с которыми мы сегодня можем себя соотнести в психологическом плане. Именно это пугает. Самые обычные люди, не какие-то персонажи далёкого прошлого с их часто непонятными нам представлениями о «чести» и «бесчестье», о «добре» и «зле», способны создавать абсолютное зло и превращать жизнь миллионов не причинивших им вреда людей в кошмар... Нацисты были обычными людьми, вероятно, желавшими добра своей стране в том извращённом смысле, в каком они его понимали. Вначале они, возможно, сами не знали или не хотели знать, к чему и в каких масштабах в итоге приведёт их идеология. Описывая свой опыт, Примо задаётся вопросом, а нужны ли такие книги? Безусловно. Как бы ни было трудно читать про концентрационные лагеря, неважно кем, где и когда созданные, иногда нужно это делать, чтобы напомнить себе новейшую историю. Большинство мыслящих людей сегодня знает об этом достаточно, но пройдут десятилетия, века... Какой-нибудь умник решит пересмотреть историю, подойти к ней, так сказать, с нового угла. В ход могут пойти аргументы наподобие тех, которые любят некоторые современные ревизионисты: «историю пишут победители», «это слишком ужасно, чтобы быть правдой», «враждебная пропаганда постоянно пыталась очернить Третий рейх». Познакомившись с работой этого умника, кто-нибудь найдёт в речах Гитлера слова о миролюбии и нежелании войны и сделает на этом акцент, а расовую ненависть постарается представить как устаревшее понятие и распространённое заблуждение рассматриваемой эпохи... Конечно, относительно тех событий сохранились фотографии, остались ставшие музеем лагерные постройки, да и античеловеческий характер нацистской идеологии налицо, но в любом случае каждое свидетельство очевидцев ценно.