Текст книги "Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек"

Сестра
(украинская сказка)
По рассказу Марко Вовчка

Мы с братом сызмала крепко любили друг друга. Чтобы повздорить между собой, чтобы обидеть другого – да сохрани Боже! Если, бывало, в чем мыслями не сойдемся, так уступим друг другу. И племяннички меня очень любили. Бывало, даже ссорятся из-за меня. «Это моя тетя», – говорит один, а тот к себе тянет: «Моя!» – да как уцепятся, да как начнут целовать, так и работу из рук выхватят, и платок с головы спадет.

Только невестушка больно со мной спесива была. Уж я ль ей не угождала, как малому дитяти, – да нет, не угодила. «Невестушка, душа моя, – говорю ей, бывало, – сделаем вот так или этак, и ладно будет». Купить ли что, продать – ни за что в свете не послушается; хотя и выйдет убыток явный, а на своем поставит. Замолчу я пред нею, поплачу тихонько, да и всё тут. Не хотела я брата тревожить; снова, бывало, к ней с ласковыми речами подойду. Сажаем мы с ней однажды рассаду в огороде; я заговариваю с ней, а она словно не слышит, отошла подальше. Тяжело мне стало на сердце, запела я; пою, а слезы так из глаз и льются. Вдруг слышу:

– Бог вам в помощь, день вам добрый!

Смотрю – это наша соседка облокотилась на забор да и кланяется. Я скорехонько слезы утерла.

– Здравствуйте, – говорю, – сестрица.

– А я к вам шла.

– Милости просим.

– Не продадите ли вы мне щепотку рассады?

– Мы чужим продаем, а соседке надо и так дать.

– Спасибо за ласку, сестрица, – да и протягивает мне горшочек. Я набрала в тот горшочек рассады да и дала ей.

Она поблагодарила и пошла себе.

Невестка на меня так и напустилась:

– Станут тут хозяйничать у меня, все хозяйство начисто растащат! Этак и от золотой горы ничего не останется!

И пошла, и пошла… Матерь Божия! Я только слезами обливаюсь.

– Невестушка, – говорю ей, – пока чтó у меня было, ничего я для вас, ничего не жалела. Грешно вам теперь меня куском хлеба попрекать!..

Бросила работу и вышла из огорода.

Тяжко, горько стало мне, и взяла я себе в голову такую думу: «Брошу я их, пойду в люди служить». Собрала свое добро. Кое-что в мешочек уложила, а остальное всё братниным деткам раздарила (их было пятеро: две девочки и три мальчика).

Сколько ни упрашивали меня брат и невестка, когда узнали о том, чтó я задумала, как ни плакали дети, прося не уходить от них, я твердо решилась идти служить к чужим людям: меньше будет греха, и сердце, казалось мне, будет спокойнее.

Легли спать; а я всю ночь глаз не закрыла. Мысли да думы с ума не идут.

Рано-ранехонько я поднялась. Все спят: еще и заря не занимается. Темно. В последний раз взглянула на детей, на брата; и невестки мне жалко стало. Взяла свой мешочек и вышла тихонько из хаты. Иду, иду и не оглядываюсь. Вот и высокий курган, что за околицей зеленеет. Взошла я на тот курган да и взглянула на свое село; а солнышко всходит… Село как на ладони; так и замелькали у меня в глазах белые хаты, колодезные столбы, зеленые садики и огороды. Вижу я отцовское подворье и ту кудрявую, ветвистую вербу, под которой я еще маленькой девочкой играла. Стою и с места не трогаюсь, засмотрелась; каждая тропиночка, каждый кустик – всё мне так знакомо.

Слыхала я когда-то, еще от покойного батюшки, что в Демьяновке какие-то наши родственники живут. «Пойду я к ним, – думала я, – всё мне охотнее будет служить там, где мой род ведется».

Иду дорогой, и страшно мне так, что и сказать нельзя. Рада-радехонька, если кто навстречу попадется.

Скоро я встретилась с одной старушкой из деревни Демьяновки. Разговорились. Тут я и узнала, что мои родные давно померли.

– Что я буду делать теперь? – сказала я со слезами.

– Зачем горевать да жаловаться, – ответила мне моя собеседница. – А вот что я тебе посоветую: иди ты к нашему отцу Ивану служить.

Я у него и крестилась, и венчалась, до сей поры живу, да и, верно, умру у него же. Он да жена его – что за люди: старосветские, простые. Их только двое и есть, и оба старенькие-престаренькие. Была у них дочка, отдали ее замуж; да недолго она похозяйничала, умерла. Девочка у ней осталась; старики внучку к себе взяли. Славное такое дитятко. Отец Иван уже очень дряхл и девять лет как уж ослеп, а службы Божией совсем не оставляет. Дознался было владыка, что слепой старец службы отправляет, да и запретил. Тогда люди наши пошли всем как есть миром просить за отца Ивана, чтобы его оставили. «Люди добрые! – сказал им владыка. – Если он вам так люб, так я не запрещаю ему стоять перед престолом Божиим до самого конца его века; нужно мне только своими глазами удостовериться, что слепой старец точно благоподобно службу Божию отправляет». Приехал владыка и хвалу Богу Господу воздал, что он так твердо и без ошибки правит, слепой, службу Божию, и крестом его благословил… Иди к нему, голубка! Работы не много тебе будет. Я, в чем смогу, пособлять тебе буду.

– Спасибо вам, бабушка моя ласковая! Дай вам Господи всякого добра!

– Ну, теперь пополдничаем да и в путь. Сегодня, Бог даст, заночуем дома.

Демьяновка лежит в долине, словно в зеленом гнездышке. Село великое и богатое; две церкви в нем: одна каменная, высокая, другая деревянная и древняя, даже в землю вросла и покривилась. Отец Иван жил недалеко за каменной церковью. Вошла я к нему да и стою сама не своя. Слышу – старушка про меня рассказывает.

– Войди и отдохни, дитятко, – промолвил кто-то так ласково и тихо.

Подняла я глаза: против меня на липовой лавке сидит старый-старый дед. Глаза у него незрячие, и такая в тех глазах тишина и доброта, что я не видывала. Борода у него белая, кудрявая, ниже пояса; сидит он в тени, только вечерний солнечный луч словно золотом его осыпает.

Как услышала я такие ласковые слова, так меня словно что за сердце хватило: слезы брызнули у меня из глаз. А он протянул руку да и благословил меня.

Смотрю я – хозяйка вошла, старенькая, маленькая, чуть от земли видно, а еще бодренькая, словоохотливая такая.

– Оставайся у нас с Богом, голубушка. Ты еще молоденькая, ты нашу хату развеселишь и внучку порадуешь. Беги-ка ты сюда, Маруся, иди, не стыдись. Такая уж она стыдливая у нас, словно просватанная.

Взяла она за ручку хорошенькую смуглую девочку, что все из-за дверей глазенками сверкала, и ввела ее в хату.

– Поклонись, – говорит, – Маруся, молодице, приветствуй ее.

Она поклонилась и приветствовала меня; а я думаю себе: «Что теперь племяннички мои милые? Вспоминают ли они меня?»

Осталась я у отца Ивана. Живу я у него месяц, живу другой; житье мне у него хорошее. Все меня любят, словно дитя родное. Бывало, я управлюсь, приберу хату; мы пообедаем да и усядемся в саду под черешней. Батюшка тихо сидит да себе думает, или молитву шепчет, или псалмы поет… да и хорошо-таки так, Боже мой! Старушка и хозяйка говорят промеж себя то о том, то о другом; а я подсяду к ним да послушиваю; а внучка, словно белый клубочек, по садику катается; то к нам подбежит, то опять в зеленой густоте пропадет. Так тихо да спокойно пройдет день, что, кажется, весь век так бы и свековала; а у меня всё тоска на сердце да печаль неусыпная. Они и разговаривают со мной, и утешают меня. «Не кручинься, – говорят, – это грех великий. Дитя плачет потому, что оно ничего не смыслит; а кто вырос, тот сам своему горю помочь должен. Подумай только-то: ты, может быть, на свете добро еще узнаешь; а потратишь свое здоровье – какое уж тогда житье? Полно, сердечная, послушайся нас, старых людей. Вот посмотри лучше, какой Господь вечер дал».

Я гляжу – а солнышко заходит, речка течет, как чистое золото, между зелеными березами; кудрявые вербы в воде свои ветки купают; кое-где около белой хатки краснеет вишенье; высокий куст малины кровлю подпирает да всю белую стену закрывает; и сама хата в саду цветущем, как в венке, стоит. И зелено, и красно, и бело, и сине, и ало около той хатки…

– Сей свет, что маков цвет; как на том свете-то будет? – говорит старуха, покачивая головой.

А батюшка поднимет к небу незрячие глаза да и скажет: «Слава Господу Богу!»

Вот однажды, в субботу, я белю хату; вдруг бежит моя Марусенька:

– К вам гости приехали!

– Какие гости? – спрашиваю я, а саму словно огнем охватило.

– Да там какой-то человек, такой чернявый, высокий, и молодица красивая, и деточки с ними вас спрашивают.

Я и не опомнюсь, стою. Как вдруг брат в хату с женой и детьми.

Боже мой! Я так и обомлела: одно, что радость великая, – увидела их; а другое, что горе свое да напасть вспомнила.

Начали все меня просить: «Поезжай да поезжай с нами!»

«Не послушаешься нас с женой, – говорит мне брат (и невестка меня просит, только такая сама невеселая), – так хоть деток наших послушайся; они по тебе каждый день плачут».

А дети как вцепились ко мне в шею, так и не выпускают меня, целуют меня да просят: «Поезжайте с нами, тетушка наша милая, поезжайте!»

– Нет, не поеду!

Они и заплакали, мои голубчики; так слезочки у них из глаз и закапали. Припали они ко мне, и оторвать их нельзя. Отговаривалась я, отговаривалась, да наконец должна была уступить.

Пошла я, простилась с хозяевами, поблагодарила их за милость да за ласку. Им и жалко, что я отхожу от них, да они за меня радуются, что дал мне Бог возвратиться домой к брату. Проводили меня с хлебом-солью, благословили, а Марусечка – та даже и поплакала, что я ее покидаю.

Вошла я опять в хату, где я выросла и век свой девичий вековала. Гляжу: каждый уголочек мне весело усмехается, и сама я будто помолодела, с детьми по двору бегаю; то на улицу выгляну, то в садик брошусь… Ведь я дома, дома…

Будь снисходителен и кроток!
Из книги св. праведного Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе»

Человек, озлобленный против нас, есть человек больной; надо приложить пластырь к сердцу его – любовь; надо приласкать его, поговорить с ним с лаской, с любовью, и если в нем не закоренелая против нас злоба, а только временная вспышка – посмотрите, как сердце его или злоба его растает от нашей ласки и любви, как добро победит зло. Христианину нужно быть всегда благим, мудрым на то, чтобы благим побеждать злое.

Вечерняя песнь
А.С. Хомяков

 
Солнце сокрылось, дымятся долины;
Медленно сходят к ночлегу стада;
Чуть шевелятся лесные вершины,
Чуть шевелится вода.
Ветер приносит прохладу ночную,
Тихою славой горят небеса.
Братья! Оставив работу дневную,
В песне сольем голоса:
«Ночь на восходе с вечерней звездой:
Тихо сияет струей золотой
Западный край.
Господи! Путь наш меж кáмней и терний,
Путь наш во мраке: Ты, свет невечерний,
Нас осияй.
В мгле полуночной, в полуденном зное,
В скорби и радости, в сладком покое,
В тяжкой борьбе —
Божия мудрость, и сила, и слово…
Слава Тебе!»
 

Братья и сестры
Из книги «Троицкий подарок для русских детей»

Тридцатого октября Святая Церковь воспоминает страдания священномученика Зиновия и сестры его Зиновии. Они родились в каппадокийском городе Егее от благочестивых родителей, которые воспитали их в Законе Господнем. Рано они остались сиротами, но добрые наставления родителей уже укоренились в них, и они решились раздать свое богатое имение бедным и жить лишь для служения Богу. Господь принял жертву их, и Зиновий получил от Господа дар чудотворения. Он мог молитвой и возложением рук исцелять больных. Скоро чудеса и добродетели прославили его по всей области, и христиане егейские избрали его в епископы. Святой Зиновий ревностно наставлял паству и словом, и примером своей святой жизни. Но вот вспыхнуло страшное Диоклетианово гонение, в город Егею был послан царский сановник для того, чтобы склонять христиан к отречению от веры и предавать непокорных казни. Многие из христиан прославились мученической смертью за Христа. Призвали к допросу и святителя Зиновия.

– Мне незачем с тобой долго беседовать, – сказал ему языческий сановник, – вот тебе жизнь и смерть: жизнь, если поклонишься богам нашим, смерть, если не поклонишься; выбирай!

– Жизнь без Христа и есть смерть, – отвечал епископ, – смерть же телесная Христа ради есть вечная жизнь. Хочу умереть здесь и жить вечно со Христом.

– Увидим, поможет ли тебе Христос твой! – сказал сановник и велел жестоко бить епископа.

Святая Зиновия, узнав, что брат ее страдает за Христа, поспешила на судилище и, встав пред мучителем, воскликнула:

– Я христианка, так же как и брат мой, исповедую Бога и Господа Иисуса Христа. Вели же мучить и меня; я хочу умереть одной смертью с братом.

Сановник царский стал увещевать девицу, убеждал ее отречься от веры, представлял ей ужас и позор всенародной казни. Святая Зиновия оставалась непреклонна. Тогда разгневанный язычник велел и ее, и брата ее положить на железную решетку, под которой горели уголья.

– Что же, помогает ли вам Христос ваш? – спрашивал он мучеников, ругаясь над верой их.

– Он невидимо с нами, – отвечали они. – Он освежает нас росой благодати Своей, и мы не чувствуем мучений.

Сняли их с решетки и бросили в котел с кипящей смолой. Но, хранимые Господом, они остались невредимы и воспевали хвалебный псалом Богу. Тогда отдали их на смертную казнь. Мученики шли на смерть с радостью. «Благодарим Тебя, Господи, – воскликнули они, – что Ты сподобил нас подвизаться подвигом добрым, течение жизни скончать и веру сохранить; соделай нас участниками славы Твой и причисли нас к тем, которые благоугодили пред Тобою, ибо Ты благ вовеки».

Голос с неба призвал их к жизни вечной и к венцам нетленным, и они радостно предали душу Богу.

Что всего поразительнее – это братская любовь, соединявшая воедино сердца брата Зиновия и сестры Зиновии, это единомыслие умов и сердец их. Что делает брат, то делает и сестра. Брат идет страдать за Христа, и сестра также. Вот образец того, как братья и сестры должны себя вести в отношении друг к другу. Особенно должны поучиться этому там, где много и братьев и сестер. Но, нужно сказать правду, редко они растут в полной любви и согласии: ссоры, друг на друга жалобы, нехотение послужить друг другу – вот что большей частью бывает в больших семействах. А когда придут в возраст, часто совсем охладевают друг к другу и живут как чужие. Не так должно быть по духу учения нашего Господа. Если все верующие должны быть между собой единодушны и единомысленны, то тем более братья и сестры. Пусть они различны по возрасту, по характеру, по способностям, а когда придут в возраст, и по роду занятий, и по средствам к жизни, – что до того? Несмотря на всё различие, у них много общего, связывающего их единым тесным союзом. Общее – это одна у всех забота о приобретении Неба и его радостей, это труды для Царства Небесного. Вот на этом-то они и должны сосредоточивать свое внимание, тут-то и должны показать свою братскую любовь. Каждый брат, каждая сестра друг о друге должны заботиться: благоугодно ли проводят жизнь, с пользой ли для семьи? К утешению ли родителей и родных? Прославляется ли через их жизнь имя Божие? Близки ли они ко спасению? Все должны замечать друг в друге добрые стороны и подражать им, а недостатки братски, кротко исправлять. Кто ближе к брату, как не ты, сестра или брат? Скажи же ему, если он не так живет, как должно христианину, напомни ему о долге христианском, о звании, которое он носит, – твое братское слово, сказанное от любящего сердца, не может остаться для него бесплодным.

Часто старшие братья стараются доставить младшим, любя их, то или другое удовольствие. Этого, конечно, строго нельзя осуждать. Но вы еще лучше бы сделали, если бы побольше находили времени побеседовать с ними о Христе, почитать им Евангелие, жития святых, если бы постепенно приучали их к молитве, собеседованию с Господом, к храму Божию. Особенно, брат и сестра, старайтесь подавать друг другу добрый пример. Смотрите, как на Зиновию подействовал пример брата ее Зиновия. Брат идет на мучения и смерть за Христа – и сестра, подражая ему, тоже. И вы друг друга учите добру своим примером – примером учите младших страху Божию, послушанию, любви к молитве, к церковной службе и благоговейному стоянию в храме. Пример – великое дело, он сильнее всяких слов. О, если бы Христов дух царил в наших семьях, тогда не было бы ни раздоров, ни ссор, ни брани, но была бы самая горячая любовь; потому что все искали бы не своих личных выгод, а того, что ведет ко благу общему, семейному. Любовь священномученика Зиновия и сестры его Зиновии основана была на любви ко Христу, за Которого они пострадали. Да соединит и нынешних братьев и сестер любовь ко Христу! Постараемся все ее приобрести. Будет любовь ко Христу – будет и братская любовь. Тогда жить друг для друга братьям и сестрам будет и приятно, и легко, и утешительно; потому что тут, в лице брата или сестры, будет всё делаться для Христа.

Вечная красота
Из журнала «Отдых христианина»

В одной стране жил юноша, которого все называли прекрасным. Его величественный рост, легкая, грациозная поступь, черные глаза, горевшие огнем отваги, румяное, чистое, как майское утро, лицо, длинные волосы, волнистыми кудрями рассыпавшиеся по плечам, – всё это вызывало у всех восторг и удивление. Опьяненный чувством собственной красоты и превосходства, юноша полагал в красоте всё свое счастье и относился к людям высокомерно.

Случилось ему быть в одном склепе[31]31
  Склеп – большая, выложенная камнем могила.


[Закрыть]. «Здесь покоятся две сестры, – прочел он там надпись на каменной доске. – Одна – дивная красавица, другая – печальное безобразие. Посетитель! Подними камень и убедись в истине этих слов». Юноша порывисто поднял камень – и с ужасом отшатнулся: перед ним белели два истлевших, одинаково безобразных скелета.

«Глупец я! – воскликнул юноша. – Я забыл, что земную красоту ждет тление. Вечна только красота души, вечно только истинное добро в людях».

Уроки любителям сплетен
Из журнала «Отдых христианина»

Одна женщина, известная любительница разносить по домам сплетни, пошла к священнику и исповедалась. Он дал ей спелый терновник и велел все его тоненькие зернышки по одному развеять по ветру. Она удивилась, но повиновалась. Исполнив приказание, она заявила об этом священнику. Теперь он предложил ей собрать развеянные семечки. Она разом увидела, что это невозможно. Это хороший и яркий урок о грехе сплетни и клеветы.

Не гневайся!
Из книги св. праведного Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе»

Когда тебя злословят и ты оттого смущаешься и болезнуешь сердцем, то это значит, что у тебя есть гордость, – ее-то и надобно уязвлять и выгонять из сердца бесчестием внешним. Итак, не раздражайся насмешками и не питай ненависти к ненавидящим и злословящим, а полюби их как твоих врачей, которых послал тебе Бог для того, чтобы вразумить тебя и научить смирению, и помолись о них Богу. Благословите клянущия вы (Мф. 5:44), – говори: они не меня злословят, а мою страсть, не меня бьют, а вот ту змейку, которая гнездится в моем сердце и сказывается больно в нем при нанесении злословия; утешаюсь мыслью, что, быть может, добрые люди выбьют ее оттуда своими колкостями, и не будет тогда болеть оно. Благодари же Бога за внешнее бесчестие: потерпевший бесчестие здесь не подвергнется ему в том веке.

Будь незлобив!
Из книги св. праведного Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе»

Брат! Ты чувствуешь в сердце убийственное зло на ближнего, тебя мучат злые думы об обидах, причиненных от него тебе, – вот тебе средство избавиться от внутренней тесноты: представь множество своих грехов, неисчислимых по множеству, и живо вообрази, как на тебе терпит Владыка живота твоего, как Он ежедневно и без числа отпускает тебе, если ты искренне молишь Его о том, согрешения твои, – ты между тем не хочешь простить ближнему твоему нескольких вспышек страсти, возбужденных в нем диаволом. Вздохни, если можешь, поплачь о своем безумии, осуди только непременно себя, никак не ближнего, – и вот от Владыки готово тебе помилование: теснота внутренняя как дым исчезнет, мысли прояснятся, сердце успокоится, и ты будешь опять ходить в пространстве сердца; приучи себя к незлобию так, как будто бы не ты слушал укоризны, клеветы, обиды, а кто-либо совсем другой или как бы тень твоя; не допускай мнительности.

Юность – весна жизни
Из журнала «Воскресное чтение»

Посмотрите, что делается весной в природе. Не всё в ней только ликует и веселится. Все создания Божии в это время усиленно хлопочут – кто об устройстве гнезда для своих детенышей и о доставлении им пропитания, кто о приготовлении запасов на будущее время. И человек не может сидеть сложа руки и любоваться ликованием природы. Всякий должен приняться за работу, засеять поля, вскопать огороды, обработать сады. Кто не потрудится весной, тот останется на зиму без продовольственных запасов. Кто весной не посеет, тому нечего будет и жать; а тогда нечего будет и есть. И в нашей жизни, друзья, юность – та же весна. Что в юности посеет человек, то в старости и пожнет. В юности праздно проведенное время приводит человека к печальной и бесплодной участи на всю жизнь. Если мы не сделаем необходимого при избытке молодых своих сил, то в дряхлом возрасте это будет уже не под силу нам. Так, если мы в молодости с прилежанием и послушанием доброму и полезному учению не насадим в душе нашей начатков христианских добродетелей и доблестей гражданских, то на всю жизнь останемся бесполезными членами общества и плохими христианами.