Текст книги "Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек"

Молодая героиня
Из журнала «Юный читатель»

Первые спасательные станции были устроены в Англии пятьдесят лет тому назад, и там образовалось Общество спасения, которое взяло на себя все заботы о помощи на водах. Но до этого корабли, терпевшие крушение у берегов Англии, могли рассчитывать только на случайную помощь храбрых рыбаков, которые иногда в страшную бурю пускались в море, чтобы спасти погибающих. Такие подвиги совершались часто, и сами моряки смотрели на них как на выполнение своего долга и поэтому не придавали им особенного значения. Но все в Англии были поражены, когда разнеслась весть, что подобный подвиг храбрости и самоотвержения совершила молоденькая, слабая здоровьем девушка, дочь маячного[20]20
  Маяк – башня на берегу моря, на которой по ночам зажигают фонари для указания кораблям безопасного пути.


[Закрыть] сторожа Грэс Дэрлинг, что она спасла жизнь девяти человекам!

Это было 6 декабря 1838 года. Рано утром сторож Лонгстонского маяка Вильям Дэрлинг увидел, что на скале, верхушка которой виднелась над поверхностью океана, находятся люди, в отчаянии цеплявшиеся за скалу, вокруг которой бушевали яростные волны. Место тут самое опасное, усеянное множеством скал и подводных рифов (то есть камней), и немало кораблей разбилось об эти скалы. Вильям Дэрлинг тотчас же понял, что произошло крушение, – и действительно, вокруг скал виднелись обломки корабля. Ночью была сильная буря, и океан продолжал бушевать, грозя ежеминутно поглотить несчастных людей, минуты которых, казалось, были сочтены. В то время о спасательных станциях еще не было и помину, и поэтому у Вильяма Дэрлинга не было никаких средств спасти погибающих. Нельзя же было пускаться в море в такую бурю, это было бы безумием! Грустный спустился Дэрлинг с верхушки башни, где был устроен маячный фонарь, вниз, в комнатку, где помещалась его семья, и рассказал своим домашним о том, чтó он видел. Все выслушали его рассказ и начали молиться о спасении души тех, которые были обречены на верную гибель.

– Неужели нельзя спасти их, отец? – спросила Вильяма Дэрлинга его старшая дочь.

– Нет, – сказал Вильям. – В такую бурю это невозможно. Кто же решится выехать в лодке? Посмотри, какой страшный бурун[21]21
  Бурун – сильный прибой волн.


[Закрыть] разбивается о скалы. Лодку разнесет в щепки.

Грэс ничего не ответила, но ей казалась ужасной мысль, что тут вблизи погибают люди и ничего не делается для их спасения. Разве попытаться самой? Грэс много ходила в море, умела отлично грести и управлять лодкой и превосходно плавала.

– Отец боится, – сказала она себе, – потому что если он погибнет, то некому будет кормить семью; ну, а я могу попробовать.

Она потихоньку вышла на берег и направилась к тому месту, где хранились лодка и все рыболовные снаряды. Но отец ее, как только заметил, что она ушла, тотчас же догадался, чтó она задумала. Он поспешил вслед за ней и действительно увидел, что она спускает лодку на воду.

– Грэс, это безумие! – крикнул он.

Но девушка его не слушала. Она уже сидела в лодке и веслом отталкивала ее от берега. Вильям бросился в воду, чтобы помешать ей, и успел вскочить в лодку. Схватив другое весло, он пытался направить лодку к берегу, но молоденькая девушка, на вид такая слабенькая, оказалась сильнее его. Лодка вертелась на одном месте, так как отец греб к берегу, в то время как дочь гребла изо всех сил вперед. Видя, что лодка не двигается, Грэс начала умолять отца, чтобы он пустил ее, говоря ему, что она не будет иметь покоя всю жизнь и что ее вечно будет преследовать образ этих несчастных, цепляющихся за скалу людей, если отец не допустит ее спасти их.

Мольбы дочери подействовали, и старик уступил. Вдвоем они быстро двинули лодку, и она полетела как стрела навстречу бушующим волнам. Скалы Фарнейских островов, около которых произошло крушение, становились все ближе. Дэрлинг был старый, опытный моряк и превосходно управлял лодкой, а Грэс понимала его с одного слова. Лодка то поднималась на гребни валов, то летела стремглав в бездну, и девушку обдавало холодной морской водой, но она не выпускала весла из своих рук и с напряженным вниманием следила за указаниями отца. Наконец в последний раз волна подняла их и, казалось, готова была поглотить лодку, но она опять вынырнула и очутилась на берегу у подножия скалы, на которой приютились девятеро несчастных, спасшихся с разбитого корабля.

Грэс с отцом вскочили в воду, и с неимоверными усилиями им удалось вытащить лодку подальше к подножию скалы, чтобы ее не унесло волнами. Затем девятеро погибающих, к которым так своевременно подоспела помощь, перебрались со скалы в лодку, которая снова начала свою отчаянную борьбу с бушевавшим океаном. Когда наконец лодка достигла берега, то изнемогшая девушка лишилась чувств, и отцу пришлось на руках отнести ее домой.

Весть о ее подвиге скоро разнеслась по всей Англии. Королева Виктория, которая тогда сама была еще очень молода, пожелала видеть молодую героиню и осыпала ее драгоценными подарками. Вообще, в английском обществе много говорили о Грэс, и ее поступок, описанный английскими писателями, заставил англичан подумать о необходимости устройства спасательных станций в опасных местах. Таким образом, благодаря подвигу молоденькой девушки возникло в Англии Общество спасения на море, которому столько людей обязаны своим спасением. Но бедная Грэс не долго прожила после своего подвига. Страшное напряжение сил и холодная ванна, которую она приняла, спасая погибающих, вызвали у нее скоротечную чахотку, которая и унесла ее в безвременную могилу.

Цена человека в очах Божиих
Из книги Тодда «Чтения для детей»

I

Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? и ни одна из них не забыта у Бога… Вы дороже многих малых птиц (Лк. 12:6, 7).

Воробей, названный в Священном Писании, вероятно, той же породы, как и европейский; он живет стаями в городах и в таком большом количестве, что не имеет никакой цены в глазах людей. Пять птиц стóят два ассария (две копейки). И однако Христос говорит: и ни одна из них не забыта у Бога (Лк. 12:6). Но отчего же, дети, жизнь воробья так мало ценят, а человеческую жизнь так дорого?

Иногда мы встречаем на улице мертвого воробья, но не поднимаем его и не обращаем на него внимания. Если же окажется на улице мертвый ребенок, то, напротив, поднимаем всех на ноги и стараемся отыскать и наказать убийцу. Птенчик, потерявший родителей, жалобно зовет их, прося пищи, и никто не заботится о нем. Но всегда находятся добрые люди, которые приютят и накормят бедного сироту. Если буря побьет тысячу птичек, никто не заметит этого; но если люди найдут на дороге двух замерзших детей, то эта весть с быстротой молнии разнесется по всем окрестностям. А между тем Бог заботится о каждой маленькой птичке; и хотя эта маленькая птичка имеет в глазах людей мало значения, но она есть творение Божие; и несмотря на это, одна человеческая душа в Его глазах дороже, чем много маленьких птичек. Одна человеческая душа дороже для Бога всех рыб, птиц, всех животных, собранных со всей земли.

Человек – высшее существо. Он сотворен по образу и по подобию Бога – он мыслит, рассуждает, любит и чувствует истину, добро и красоту; он имеет дар слова, наделен свободой воли и одарен бессмертной душой.

Взгляните на птичку: она весело чирикает, взлетает на воздух и снова опускается, делает свое гнездышко и растит своих маленьких. Но у нее нет разума; по инстинкту[22]22
  Инстинкт – врожденное животными умение находить для себя полезное и избегать вредного.


[Закрыть] свивает она свое гнездо, но не рассуждает о будущем; не может любоваться и природой.

Не таков человек. Представьте себе, что путешественник находится между двумя высокими горами. Густой туман стелется по горам. Но вот на одном месте он рассеялся, и путешественник видит над собой голубое небо, высокие скалы и вершины гор, покрытые вечными снегами; освещенные яркими лучами солнца, они блестят, как алмазы. При этом зрелище мысль его возносится к Новому Иерусалиму[23]23
  Новый Иерусалим – Небо, Царствие Небесное, Рай.


[Закрыть], врата которого – жемчужина, улица города – чистое золото. И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне, ибо слава Божия осветила его, и светильник его – Агнец, то есть Иисус Христос, Спаситель мира (Откр. 21:19–21, 23, 25). Подобные мысли не доступны ни одной птичке. Но какими богатыми способностями одарен человек!

Младенец, сладко спящий теперь в своей колыбели, через полвека может стать великим мужем. С помощью телескопа он может измерить величину миров и расстояние между ними. Или же пустится в плавание по неизвестному океану с целью отыскать новые земли. Энергия (деятельность) его беспредельна; ни ветер, ни буря не остановят его. Он может выстроить здание, которое будет удивлением всех народов как по размеру, так и по своей красоте и прочности. Или же он может основать школу, из которой выйдет много замечательных людей. Или же он может написать хорошую книгу, которая будет иметь благотворное влияние на читателей. Он может сделать новое изобретение, которое принесет огромную пользу.

Из всего этого мы видим, почему в очах Божиих младенец дороже многих птичек.

II

Иногда мне приходится говорить перед большим собранием детей. Их не знаю я по именам, никогда не видел их и, вероятно, никогда больше не увижу. Но я знаю, что из них выйдут искусные механики, доктора, купцы, проповедники, чýдные матери семейств, сестры милосердия и так далее. Не знаю, которые из этих детей будут великими и добрыми людьми, благородными и самоотверженными женщинами, – но я знаю, что некоторые из них будут прекраснейшими украшениями рода человеческого.

Вы дороже многих малых птиц. Христос говорит нам, как ничтожна птичка в глазах людей; а несмотря на это, Господь заботится о ней. Человеческая же душа для Бога гораздо дороже. Если Он не забывает птички, тем более не забудет Он нас.

Дети, взгляните на калеку. Этот бедный, едва двигающийся человек стал калекой не оттого, что Господь не обращал на него внимания, как бы забыл его, но для его же счастья вечного. Его болезнь, может быть, предохраняла его от гибельных грехов. И тот человек, прикованный несколько лет тяжким недугом к постели, тоже не забыт Господом; также не забыт Господом и тот старик, который потерял все пять чувств.

Мы сажаем маленькое деревце и заботливо ухаживаем за ним, зная, что от нашего ухода за ним зависит его плодородие. И Господь также ценит нас не за то, чтó мы в данный момент представляем, а за то, чем мы будем в будущем. Он слышал, как Его творение страдало под проклятием греха, и послал Сына Своего, чтобы искупить душу и тело человека. Воробей поет сегодня и умрет, и этим для него всё кончится. Но нас после смерти ожидает еще загробная жизнь.

Представьте себе, что на одной из отдаленных звездочек встретились два Ангела. Лица их сияют счастьем и любовью.

– Где ты был? – спрашивает один из них.

– Взгляните на ту звездочку, – говорит другой, – которая кажется такой маленькой, потому что она так отдалена от нас. Господь послал меня туда, чтобы сотворить доброе дело и осчастливить весь мир.

– Но где же был ты?

– Слыхал ли ты когда о мире, который называется Землей?

– Да, нередко, – это тот мир, где был воздвигнут Крест, на котором умер Сын Божий, чтобы спасти людей. Я видел многих, пришедших из того мира, слышал, как они поют, как звуки их гимнов сливаются с хвалебными песнями других небожителей. И какой радостью, каким восторгом сияют лица их всех! Сколько времени пробыл ты на Земле?

– Около пятидесяти лет по их счету, но ведь у нас, на небе, это ничего не составляет, как и у них миг, или момент, почти не считается.

– Какое было твое поручение?

– Мне был поручен младенец, нежный, как цветок. Я должен был оберегать его и приготовить его для неба. Когда он в первый раз пролепетал слова молитвы, я встал на колени возле его кроватки. Когда он начал учиться и стал ходить в школу, я сопровождал его и находился везде вместе с ним. Когда взрослые по неразумию говорили пред ним злые, соблазнительные слова, я старался отвращать его слух от этих гнилых слов. Когда он сделался взрослым, я успокаивал его страсти и предохранял от зла. Когда он грешил, я печалился. Когда же его посетила благодать Святаго Духа и наступило решение судьбы его для времени и вечности, я не отлучался от него ни на одно мгновение и так томился за него! До этого момента, то есть до перелома жизни его, я находился в сильном беспокойстве; когда же я увидел слезу раскаяния на его лице, то поспешил на небо с радостной вестью, что еще одна грешная душа сделала переход к жизни, и я присоединил свой голос к радостному пению Ангелов над раскаявшимся грешником. Потом я снова возвратился к нему. Он боролся с искушениями, победил грех, посеял семя, которое в будущем принесет прекрасные плоды: он написал имя Христа на многих сердцах, и влияние его будет таково, что и после его смерти его пример будет жить между людьми. Теперь он окончил свою жизнь, и я веду его в вечные обители. Скоро я положу его к ногам Агнца; и в каком неописуемом восторге он воскликнет: «Достоин еси!» Увижу его одетым в белое одеяние, с венцом жизни на голове и с золотой арфой в руках – и вполне пойму слова Спасителя: Вы дороже многих малых птиц!

Тирольская девушка
(народное предание)
Из книги В.П. Острогорского «Хорошие люди»

Вокруг Боденского озера (в Австрии) высятся скалистые горы. В голубом зеркале его вод отражаются яркие небесные звезды, и бежит по ним каждое облако, плывущее по небу.

Полночь. Смотрит небо на зеркало озера, на спящий город, прекрасный город Брегенц, что стоит над озером на тирольском берегу. Старинный это город: тысячу лет стоит он над озером.

С незапамятных времен тени его башен и стен осеняют скалы утесистых гор. Знают все, кто живет близ него, легенду[24]24
  Легенда – не совсем достоверное предание.


[Закрыть] о том, как был спасен триста лет тому назад, в ночную пору, город Брегенц.

Далеко от Родины и родных пошла искать хлеба бедная тирольская девушка; ушла она в швейцарские долины, живет там служанкой, и с каждым годом слабеет в ее сердце память о родном крае. Добрым господам служила она, служила усердно и верно; привыкла она к швейцарцам: своими людьми стали они ей. И когда гнала она на пастбище стадо, уж не оглядывалась в ту сторону, где стоит Брегенц.

Уж не вспоминает она о Брегенце, забыла об Отчизне – Тироле; не прислушивается к вестям об австрийских битвах и походах и с каждым днем спокойнее встает под тихой кровлей новой отчизны. Так шла жизнь ее в тихой швейцарской долине.

Вдруг появились грозные признаки близкой войны. Несжатая стоит золотая нива; беспрестанно сходятся и жарко толкуют о чем-то швейцарцы.

Задумчивы и пасмурны мужчины; сурово потуплены в землю их очи; с беспокойством толкуют промеж себя женщины – не о пряже, не о тканье думу думают, и дети боятся уйти порезвиться в поле.

Вот мужчины собрались все на поле; пришли к ним из соседнего города какие-то незнакомые люди; горячо рассуждают они, беспокойно поглядывая на озеро.

Вечером собрались опять. Покинули их сомнение и страх; шумно разносятся по берегу их шумные разговоры. Старшина встал и со стаканом в руке громко провозгласил:

– Пьем за погибель проклятого врага. Вот уж близка ночь, и, когда проглянет новый день, вражеская крепость Брегенц будет в наших руках.

Страх и гордость на лицах у женщин. У тирольской девушки замерло сердце.

Видит она вдалеке прекрасный родной Брегенц, высятся его башни; нет подле нее друга, кругом одни враги ее родины. Проснулась в ней память детских лет, припомнились знакомые лица, звучат в ушах родные песни тирольских гор…

Ничего не слышит она, хотя несутся издали дикие крики. Не видит зеленых швейцарских долин и лугов: одно перед глазами – родной город, и тайный голос любви к Отчизне будто шепчет: «Иди, спасай Брегенц, предупреди об опасности».

Спешит она торопливой, легкой ногой… Вот конюшня; выводит она доброго скакуна, кормленного ее рукой; несет он ее в родную землю.

Быстро скачет он в ночном мраке. Вот уж зеленый луг остался позади, и каштановая роща далеко. Впереди бурно шумят волны. Что ж медлит девушка? Разве тучи перенесут ее через эти волны?

Скорее! Некогда медлить! Уж одиннадцать бьет на часах колокольни. «Боже, спаси Брегенц, успокой волны!» – молится она. Но шумнее бушует река, кипят воды. Смотрит девушка сквозь мрак, отпускает поводья; бросается конь, рассекает волны грудью, бодро плывет, борется с волнами. Вот блеснули огни родного города. Но берег крут и высок; испуганный конь храпит; прилегла девушка к его гриве; отчаянно ринулся он вперед и вмиг вынес ее на берег.

И несется она к высоким стенам Брегенца, вот уж ворота – часы бьют полночь. Вышли на крики ее воины, узнали о грозящей опасности. Встали воины в доспехах на стенах, и к рассвету отбиты враги.

И вечной славой увенчана спасительница родины – тирольская девушка; прошло с лишком триста лет, но стоит на холме памятник смелому делу ее, ходят туда брегенцкие девушки, смотрят на отважную всадницу; и ночью, обходя город, сторож кричит: «Девять», «Десять», «Одиннадцать», но не кричит он «Полночь», провозглашает он в этот час на память всем имя тирольской девушки.

Подвиг молодой американки
(истинное происшествие)
Из журнала «Родник»

Европейцы понятия не имеют, что такое ледяная пурга.

Если хотите, я с вами поделюсь нашими впечатлениями.

Вы должны, во-первых, знать, что с ноября по апрель в Дакоте[25]25
  Дакота – название одной из местностей Северной Америки.


[Закрыть] почти не бывает снега, но морозы случаются жестокие. Вот почему ледяная пурга совсем не то, что обыкновенная снежная метель. Это просто резкий, холодный вихрь, который несется с быстротой 60 миль в час и иногда так же быстро утихает, как налетит. Он своей силой взметает целые тучи мельчайшей ледяной пыли, которая хлещет животных и людей, точно миллионами жгучих иголок. Устоять против такой пурги почти нет возможности. Туземные буйволы, коровы и овцы, приученные с детства к этому явлению природы, по чутью угадывают приближение ледяной пурги и сломя голову бегут искать защиты или в ущельях ближайших гор с неподветренной стороны, или между строениями, или за большими стогами сена; там они скучиваются целыми стадами, чтобы потеплее было, и, понурив головы, стоят смирно, выжидая, когда вихрь пролетит.

В то время, когда пурга в полном разгаре, идя по улице, нельзя отличить один дом от другого, и нередко находят людей, замерзших в нескольких шагах от своего крыльца. Термометр сразу страшно падает, ртуть замерзает, и измерять температуру можно только при помощи спиртового термометра. Если вы не успеете укрыться в ближайшем доме и пойдете спиной к ветру, ледяной вихрь немилосердно начнет бить вас в шею; если же, на беду, вам придется идти против ветра и к вам не подоспеет вовремя помощь, то кончено: через час вы совсем окоченели.

В январе 1886 года день стоял ясный, морозный. Дора Кент, шестнадцатилетняя дочь фермера[26]26
  Фермер – земледелец или арендатор имения.


[Закрыть], жившего у Чертова озера в провинции Дакота, хлопотала у себя в кухне, приготовляя семье обед. Мать ее умерла за год перед тем, и на Доре как на старшей дочери лежали тяготы домашнего хозяйства. Две маленькие ее сестры, одна десяти, другая четырех лет, не отставали от нее ни на шаг и больше мешали, чем помогали ей. Отец же с тремя ее братьями молотил хлеб в риге, саженях в двадцати от дома.

Сильно заиндевевшие окна не позволяли видеть, чтó делается на улице; ярко топившаяся громадная печь приятно согревала и освещала комнату, придавая ей необыкновенно уютный вид. Но вдруг наступил мрак, и в стекла что-то застучало, посыпался как будто крупный гравий[27]27
  Гравий – крупный песок.


[Закрыть]. Дора поняла, что на ферму налетела ледяная пурга.

Случилось это не в первый раз, и потому, зная, что отец и братья под надежным кровом риги, Дора спокойно продолжала готовить свой обед; а когда на кухонных часах пробило два, она поставила на стол горячие кушанья, сняла со стены медный рог, который служил им вместо звонка, и, встав на крыльце, громко затрубила.

Прикрываясь навесом крыльца, Дора была более или менее защищена от бури, но колючий снег засыпал в одно мгновение всё ее лицо, а руки с трудом удерживали металлический рог. Она убежала назад в кухню и стала ждать; прошло четверть часа, полчаса – никого! Обед простыл. Она поставила блюда с кушаньями в духовой шкаф, а сама опять выбежала на крыльцо и принялась трубить. Но теперь в трубу так быстро набились комья заледенелого снега, что Дора не могла вытянуть из нее ни малейшего звука. Вторично скрылась она в кухню и, дрожа от волнения, начала прислушиваться, не идут ли отец и братья. Прошло еще четверть часа.

– Алиса, пригляди за сестрой и за кушаньем, – сказала она своей десятилетней сестре, – а я сбегаю в ригу, справлюсь, что такое случилось с отцом и с братьями.

– Нет, Дора, не ходи, пожалуйста! – начала упрашивать Алиса, которая не раз уже видела трупы замерзших людей и коров и очень хорошо понимала, что значит выйти на улицу во время пурги. – Отец и братья, верно, переживают бурю. Ты им не поможешь, а сама замерзнешь.

– Нет, милая, пойду, – возразила Дора, – мое сердце чует, что случилось что-то недоброе. Сил нет ждать!

И она подложила угольев в печку, чтобы огонь горел поярче, закуталась как можно теплее, надела высокие меховые сапоги, сунула в карман фляжку с водкой и захватила компас, чтобы определять дорогу. Несмотря на то что рига была вдвое выше и шире дома и стояла от него всего в двадцати саженях, ее и признаков не было среди бушевавшей метели. Дора взяла длинный канат, одним концом опоясалась, а другим крепко-накрепко обмотала замочную ручку наружной домовой двери и, мысленно помолясь Богу, пустилась в опасный путь по направлению к северу, так как знала, что рига находится именно в этом направлении. Ее трепало из стороны в сторону, но она не спускала глаз с компаса, то и дело поднося его к самому лицу. И вот наконец она у ворот риги; ворота были заперты. Застучав в них кулаком изо всех сил, Дора бросилась навстречу братьям, которые тотчас отперли ворота и приотворили их немного.

– Где отец? – крикнула она, задыхаясь от усталости.

– Не знаем, – отвечали братья в один голос. – Он ушел домой с полчаса тому назад и велел нам остаться здесь, пока не придет за нами.

– Взял ли он с собой канат?

– Конечно, взял. Он привязал его где-то около риги, – заметил старший брат Джо.

– Так пойдем отыскивать его, Джо, нельзя терять ни минуты; а Гарри и Джек пусть посидят здесь пока на месте. Слышите, мальчики? – обратилась сестра к меньшим братьям.

– Возьмите и нас с собой! И мы хотим отыскивать отца! – чуть не плача умоляли мальчики.

– Ни за что! – сказала Дора охрипшим голосом. – Нам нельзя рисковать вашей жизнью. Сидите смирно и ждите нас.

Затворив ворота риги, брат и сестра пошарили около стены и нашли кол, к которому был крепко привязан один конец каната. Его почти уже совсем занесло снегом; но, к удивлению Доры и Джо, он был не натянут, а просто лежал на земле.

– Ну, слава Богу, видно, отец благополучно добрался до дому и отвязал от пояса другой конец, – сказал весело Джо.

Дора покачала головой.

– Нет, – грустно проговорила она, – ты видишь, конец лежит не к югу, следовательно, отец пошел не туда, куда надо бы; да кроме того, пока я бежала к риге, я всё кричала, звала его; мы не могли бы не встретиться. Он, наверно, сбился с дороги.

Крепко держась друг за друга, Дора и Джо шли по тому направлению, куда тянулся канат. Минут через десять они наткнулись на торчавший корень малорослого дерева; канат образовал тут петлю и запутался в сучьях дерева. К счастью, у Джо в руках оказался дубовый шест с железным наконечником в виде крюка; при помощи него им удалось распутать петлю каната и пройти еще минут десять против ветра. Перед ними очутился снежный сугроб. Дора бросилась разрывать его. Под снегом лежало тело отца. Был ли то обморок, сон или смерть, сразу трудно было решить.

Приподняв голову лежавшего отца, Дора при помощи брата влила ему в рот несколько глотков водки. Отец застонал.

– Он жив! Слава Богу!

Дети подхватили его под руки, поставили на ноги и проволокли несколько шагов, так как в подобных случаях движение – лучшее средство для спасения от смерти. Толстые меховые перчатки сослужили хорошую службу; благодаря им Дора могла свободно действовать озябшими пальцами и проворно обвязала брата и отца одним и тем же канатом, сама же, подхватив последнего под руку, храбро направились к дому. Четверть часа спустя все трое сидели уже у себя в кухне перед пылавшей печкой, и целое ведро снега было употреблено для того, чтобы растереть полузамерзшие ноги и руки бедного отца, который насилу очнулся и едва-едва мог сообразить, что такое с ним случилось.

Оказалось, что фермер сбился с пути, потому что его канат зацепился за древесный пень и разорвался. Выпустив конец каната из рук, фермер имел неосторожность не обвязаться им по поясу, как это сделала Дора. Он принялся распутывать петлю, но, стоя против ветра, скоро выбился из сил и повалился на землю. Несколько раз пытался он звать сыновей, но рев пурги заглушал его крики. Им начал уже овладевать предсмертный сон, и, если бы не смелость Доры, он не остался бы в живых.

Как только отец очнулся, и пурга унялась. Джо сбегал за мальчиками, оставшимися в риге, и в этот вечер семья превесело отобедала, хотя и тремя часами позднее обыкновенного.