Текст книги "Искра Божия. Сборник рассказов и стихотворений для чтения в христианской семье и школе для девочек"

Маленькая Оля
(истинное происшествие)
Из журнала «Воскресное чтение»

– Расскажи мне, пожалуйста, тетенька, какую-нибудь историю! – так просила Маша свою тетку.

– Что же рассказать тебе: что-нибудь действительное или вымышленное?

– Да, расскажи какую-нибудь истинную историю, потому что я люблю их больше всяких вымышленных рассказов.

– Я расскажу тебе о маленькой девочке Оле, которая была со мной знакома.

– Сколько было ей лет? – спросила Маша.

– Около двенадцати; она была кроткая и веселая девочка; она училась вместе с другими детьми в одной школе и очень часто любила читать Святое Евангелие. Оля не смотрела рассеянно по сторонам, но внимательно следила за каждым словом, как будто действительно искала драгоценное сокровище, которое лежит скрытым в слове Божием; казалось, она уже его знала и страстно желала более и более найти его. Ты ведь знаешь, Маша, что Христос есть драгоценное сокровище, и кто ищет Его, тот счастлив.

– Тетенька, как ты думаешь, нашла Оля Иисуса Христа?

– Да, нашла; потому что каждый мог видеть, что она старалась и трудилась, чтобы во всем подражать Иисусу Христу; она была послушна, полна любви, кротка и любила Евангелие от чистого сердца. После того как Оля в продолжение нескольких недель исправно ходила со своей дорогóй книгой в школу, в одно утро она распрощалась со мной и со всеми ученицами, и более уже мы ее не видели. Родители ее жили довольно далеко от нашего города, и ее прислали сюда к тетке только погостить на время, так как мать ее была больна и не могла сама заниматься с ней. Теперь мать почти выздоровела, и маленькая Оля должна была возвращаться домой на пароходе. Она не боялась ехать одна с няней, потому что все ее любили и ласково с ней обходились.

Итак, в июне, не помню в какой день, после обеда Оля была отвезена на пароход. Тетка поручила дитя служанке женской каюты, которая обещала смотреть за Олей самым лучшим образом. Многие из пассажиров приняли ее ласково, а одна дама сказала: «Она будет моей милой и приятной маленькой собеседницей, потому что я только что распрощалась со своей такой же маленькой дочерью, и она будет со мной до тех пор, пока отец ее не придет взять ее».

Наконец пароход совсем собрался в путь, настала минута прощания; расстававшиеся отдавали последние поклоны, махали руками – и пароход, быстро рассекая волны, величественно поплыл по морю. Вечер был тихий и солнечный; неукротимые и беспокойные волны, казалось, погрузились в сладкую дремоту, и морской ветер дул очень тихо. Пассажиры, довольные и веселые, гуляли на палубе или же сидели отдельными кружкáми и весело разговаривали; многие дети с удивлением смотрели на море, видя его в первый раз, все наслаждались прекрасным вечером. Маленькая Оля была очень весела и с особенным удовольствием смотрела на летавших туда и сюда морских птиц. Заходящее солнце своими лучами едва касалось воды, и волны блестели золотой лентой, которая, казалось, вела к далеко восходившим багрово-пурпурным облакам. Вечером служанка пришла за девочкой на палубу и увела ее вниз в женскую каюту; там почти все места были уже заняты, но одна маленькая чистенькая постелька была назначена Оле. Многие дети еще раздевались, и в каюте было весело; но между чужими и незнакомыми людьми Оля не забывала своего Спасителя и, прежде чем ложиться спать, встала на колени и усердно помолилась (это, к сожалению, многие забывают делать).

Мало-помалу сделалось совершенно темно, всё было тихо; уже и полночь прошла, как вдруг раздался страшный треск, и вода потоками устремилась в каюты. Дикие крики ужаса и испуга раздались со всех сторон: «Мы на подводной скале! Корабль идет ко дну!..» Оля проснулась – и, о ужас, какую страшную картину увидела она: отцы звали своих детей, матери старались наскоро одеть своих испуганных малюток, и все, толкая друг друга, стремились к лестнице, ведущей на палубу. Бедная маленькая Оля! У нее не было близко ни отца, ни матери, которые бы заботились о ней и старались ее спасти или которые, по крайней мере, сказали бы ей, чтó она должна делать. Но Оля знала, к Кому ей следовало обратиться в минуты бедствия и горя, и среди окружавшего ее ужаса и страха она опять спокойно опустилась на колени и горячо молилась Небесному Отцу; когда верная служанка пришла к ней, то застала ее молящейся. Счастливая Оля! Она знала, где может найти защиту и убежище, и чувствовала теперь, как близко был Господь Иисус Христос к доверившемуся Ему дитяти.

Служанка накинула на Олю платок и вынесла ее на палубу. Была страшная минута. Отчаянные и безнадежные крики: «Лодку, лодку! Пароход идет ко дну! Мы погибли!» – раздавались со всех сторон. Лодки были спущены, но, к несчастью, туда слишком много натеснилось людей, так что от чрезмерной тяжести лодки пошли ко дну, и все бывшие в них боролись с волнами. Пароход быстро опускался на дно, и многие стремглав падали с наклонявшейся палубы в море. Повсюду стремительный страх и отчаянные крики о помощи, но всё напрасно. Один из спасшихся матросов рассказывал, что он видел в последний раз Олю стоявшей около служанки на палубе, и вспоминал ее последние кроткие слова, которые она говорила: «Не будем бояться, Господь с нами; с Ним и смерть не страшна». Вскоре раздался опять страшный треск, крики отчаяния, и пароход совсем исчез в волнах, и дух ее носился у пристани успокоения, у блаженных берегов вечности. Древнее обещание: Если переходить будешь воды, Я с тобою (Ис. 43:2) – исполнялось для нее. Это чувствовала Оля, когда говорила спокойно: «Я не боюсь».

– Много ли еще утонуло? – спросила Маша.

– Да, дитя мое, более семидесяти душ, и, вероятно, еще более погибло бы, если бы одна госпожа, дом которой стоял над берегом, страдая в эту ночь бессонницей, не увидела из своего окна, что корабль наскочил на подводный камень. Она тотчас побежала в хижину рыбаков, разбудила их, и те поспешили со своими лодками на помощь к несчастным и многих спасли. Один господин ухватился за доску и старался спасти свое единственное дитя; он держал его крепко зубами за платье, но кто-то другой выхватил у него доску, и бедное дитя утонуло… Два маленьких мальчика были спасены, но потеряли родителей и сестер. Одна молоденькая девушка была спасена, потому что умела плавать и имела довольно присутствия духа, лежа на спине, плыть, пока не была взята на лодку, спешившую на помощь. Одна сиротка ехала в сопровождении дяди, тетки и сестер – и все они утонули, исключая эту бедную девочку.

Когда солнце взошло, то во время прилива много трупов было выброшено на берег; все они были сложены в одну комнату. Отцов, матерей, детей – всех можно было видеть лежащими в мертвом сне. Трое маленьких детей лежало там; никто не знал их, и никто не спрашивал о них; наконец узнали, что родители их пошли ко дну вместе с кораблем. Труп маленькой Оли также лежал там. Когда отец приехал за ней, то не бежали к нему навстречу маленькие ножки и не протягивались к нему с лаской ручки, только спокойная и сладкая улыбка замерла на ее холодных губах. Единственным утешением отца было то, что его любимое дитя достигло лучшего отечества и что он по милости Господа Иисуса Христа опять увидит ее там, где нет больше ни горя, ни страданий, ни слез.

Вот я и окончила свой рассказ, Маша; теперь скажу тебе еще несколько слов. Когда-нибудь и ты должна будешь умереть; желала бы я, чтобы и ты могла так, как Оля, сказать: «Я не боюсь умирать». Грех делает то, что мы страшимся смерти, как и написано: Жало же смерти – грех; а сила греха – закон (1 Кор. 15:56). Но Господь Иисус Христос принял на Себя наши грехи. Он, не сделавший ни одного греха, претерпел наказание за всех грешников, которые веруют в Него. Смотри на Него, милое дитя, Он Самого Себя предал за тебя, чтобы тебя и всякого грешника омыть от грехов и сделать белее снега. Смотри на Него, живи согласно с Его святой волей, выраженной в Евангелии, и веруй в Иисуса Христа теперь и в продолжение всей твоей жизни, и когда настанет время тебе умирать, случится ли это в неукротимых морских волнах или же на спокойной мягкой постели, то тогда ты весело можешь сказать: Если даже пойду среди смертной тени, не убоюсь зла, ибо Ты со мной; Ты Своей силой успокоишь меня (Пс. 22:4).

Мать и дочь ее Анночка
Л.Н. Толстой

У одной женщины умерла девочка Анночка. Мать с горя не пила, не ела и три дня и три ночи плакала. На третью ночь мать уснула. И видит мать во сне, будто Анночка вошла к ней и в руке держит кружечку.

– Что тебе, Анночка? С чем у тебя кружечка?

– А я в эту кружечку, маменька, все твои слезы собрала. Видишь, кружечка верхом полна. Не плачь больше. Если ты по мне плакать будешь, то лишние слезы через край на землю падут, и тогда мне дурно будет на том свете. Мне теперь хорошо там.

Мать с тех пор больше не плакала по своей дочке. Она рада была, что ей хорошо на том свете.

Шаловливые ручонки
Детское стихотворение

 
«Шаловливые ручонки,
Нет покою мне от вас!
Так и жди, что натворите
Вы каких-нибудь проказ.
Вот картинку изорвали,
Спичку серную зажгли,
А вчера ключи куда-то
От комода унесли.
Куклу новую купила
И сказала: береги!
А гляжу – она уж мигом
Очутилась без ноги.
То мне волосы растреплют,
То сомнут воротничок…
Как я вас ни распекаю,
Шалунишки, – всё не впрок!»
Так на резвые ручонки
Деток жаловалась мать,
А сама их то и дело
Принималась целовать.
Знает мама, что не вечно
Этим пальчикам шалить,
Что придет пора – и станут
С нею труд они делить.
 

Ребенку
А.Н. Плещеев

 
Сядь-ка на колени ты ко мне скорей
И ручонкой шею крепче мне обвей!
Глазки, что так ясно, весело глядят,
Целовать без счету я весь день бы рад;
Всё бы слушал звонкий детский голосок,
Слушал, отдыхая сердцем от тревог…
Хочешь – покачаю, сказку расскажу,
Спать тебя в постельку с песней уложу?..
 

Чему учат непочтительных к родителям детей пчелы?
По рассказу прот. И. Наумовича

Чувство любви к родителям Господь вложил в сердце каждого человека. Но что говорить о людях? Посмотрите на пчелок: они не покидают свою матку (то есть царицу пчел) даже тогда, когда она уже не может для них ничего делать и, искалеченная или больная, падает на дно улья. Нельзя смотреть без сострадания, как эти Божии мушки всеми силами стараются поднять свою матку со дна кверху: они спускаются, цепляясь одна за другую, на дно улья и образуют из себя лестницу в надежде, что матка по этой лестнице поднимется наверх, где ее ожидают самые усердные услуги. А если она так обессилела, что не может выбраться оттуда, то при ней остаются несколько пчелок с медом, которые кормят больную матку и согревают ее, прижимаясь к ней. И трогательно бывает видеть, как эти усердные дети не покидают матку свою даже тогда, когда она умрет: они машут над ней крылышками, как бы стараются оживить ее, и только уж тогда, когда увидят, что все напрасно, с жалостным жужжанием улетают от нее.

Смотря на это, невольно подумаешь: «Подите сюда вы, разумные люди, поучитесь у этих маленьких созданий не только их уму-разуму, их трудолюбию, бережливости, их любви к своим деткам, молодым пчелкам-выводкам, но и подивитесь их любви к матке их, поучитесь у них и этой добродетели». Но ведь мы не животные, мы не дикари какие-нибудь, мы не язычники, Бога не ведающие; нам сказал Господь Бог: Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земли (Исх. 21:17). Много-много нам писали об этой заповеди великие учители ветхозаветные, много поучали нас ей святые апостолы, и всегда учила и учит Святая Матерь наша, Церковь Православная. Она учит нас, что кто почитает отца и мать, тому Господь ниспосылает Свое благословение и долгую жизнь, а кто не исполняет этой святой заповеди, того постигает Божие проклятье. Вот как поучает об этом премудрый Иисус, сын Сирахов: Чтый отца, – говорит он, – очистит грехи (Сир. 3:3). Что это значит? А это значит вот что: Господь так высоко ставит любовь детей к родителям, что Он прощает нам грехи наши, если мы всей душой любим наших родителей, если усердно служим им в их немощах и старости, если для них не жалеем ничего, что только есть у нас. И слава Богу, есть много таких христиан, у которых любовь к родителям достойна удивления.

Под голос вьюги
С.Я. Надсон

 
Глухо стонет вьюга, стонет и рыдает
И в окно стучит костлявою рукой…
Жгучий страх мне сердце детское сжимает:
«Мама, дорогая, сядь, побудь со мной!»
И она прильнула нежно к изголовью,
Нежно лоб мой гладит, в очи мне глядит,
И под голос вьюги лаской и любовью,
Грустью и заботой речь ее звучит…
Как она прекрасна! В трепетном сиянье
Ночника она склонилась надо мной,
Точно светлый ангел в белом одеянье, —
Только легких крыльев нету за спиной!..
Что-то бесконечно кроткое сияет
В бесконечно милых, дорогих чертах,
И горит в улыбке, и в очах ласкает,
И звенит, чаруя, в сдержанных речах…
 

Не рано!
Из сборника «Праздничный отдых христианина»

Одна девочка спросила свою старшую подругу: какой самый благонадежный путь ко спасению? Та насмешливо ответила ей, что о подобных вещах думают только в старости. «Напрасно, – возразила девочка, – я бывала на кладбище и видала там много гробов покороче меня».

Часть вторая
Из жизни девиц

Великодушная русская девушка
М.Б. Чистяков

Наступила Пасха; она у русского народа называется Светлым днем, Великим днем. К этому празднику наши крестьяне приготовляются, можно сказать, в течение целого года; тут они с особенной заботливостью начинают убирать свои избы, большей частью неопрятные, моют всё: полы, стены, даже образá; приготовляют лучшее платье, собирают всё, что нужно для угощения, варят пиво, мед или покупают их. Этот праздник бывает в начале весны, когда и вся природа, так сказать, радуется вместе с человеком, возрождаясь от зимней смерти.

В деревне Ивановской было одно очень доброе семейство – мать и дочь, девушка лет восемнадцати или девятнадцати. Они так же, как и все, весело хлопотали, чтоб встретить, как следует православному человеку, наступающий праздник. Только дня за два или за три до него приходит один нищий и говорит, что в другой деревне подруга матери очень больна, ждет смерти и желала бы проститься с ней. Деревня эта, в которой жила подруга, находилась по ту сторону реки Волги. Добрая Марфа, не думая долго, сделав все нужные приготовления к празднику и посоветовав дочери своей, Марине, что и как делать, тотчас отправилась к больной. Больная едва могла узнать ее, поцеловала спокойно и сказала:

– Я умру. Жизнь моя была очень грустная, и я охотно расстаюсь с ней. Но ты не жалей обо мне. Мне жаль только вот этих бедняков, которые остаются без меня, – этого крошечного ребенка и эту слепую старуху, мою мать. Приюти их, если можешь. Бог тебя наградит, а я на том свете тебя не забуду и стану молиться о твоем счастье и спасении.

Сказав это, она умолкла, посмотрев на нее пристально, с выражением участия и любви, хотела перекреститься, но рука ее упала с постели, свет глаз забегал, как потухающая свечка, и потом угас. Марфа перекрестила ее и закрыла ей глаза. Слепая старуха, не видя, что тут происходит, спрашивает Марфу:

– Что, моя дочь, знать, заснула?

У Марфы так и повернулось сердце.

– Да, заснула, – сказала Марфа, – и больше не проснется: она умерла.

Бедная слепая старуха зарыдала, как дитя.

– Что со мной будет? – сказала она. – Куда мне деться с этим ребенком? Лучше бы Бог меня прибрал, а спас ее: тогда бы дитя ее не пропало.

– Не печалься, – отвечала ей Марфа, – я тебя не покину. Дай только схоронить покойницу, и потом отправимся ко мне; у нас места довольно, хлеб есть, я еще в силах; Марина моя – хорошая работница; за дитятей твоим мы будем смотреть, как за собственным ребенком; нам будет веселей, когда мы увидим, как он станет играть, забавляться и, вырастая, умнеть; а вырастет, так он не забудет, может быть, меня на старости лет, и мне придется искать у него помощи. Ведь Марина – девушка на выданье, ей не век вековать со мной; хорошо еще, если добрый человек захочет пристать к нашей семье и жить у нас, а то не портить же мне судьбу ее; придется когда-нибудь отдать, может быть, на край света, верст за десять.

Бедная слепая старуха несколько успокоилась от этих слов, замолчала, перестала плакать, но на лице ее выражалось глубочайшее страдание. Покойницу похоронили, собрали все необходимые пожитки, да их же было и немного, всё можно было уложить в какие-нибудь два-три узелка, а кое-какой скот решили продать впоследствии, а на эту пору поручили присмотреть за ним доброму соседу. Распорядившись таким образом, Марфа взяла ребенка на руки, слепую старуху под руку и отправилась к себе в дом, несколько беспокоясь о том, что она так надолго оставила Марину одну, а ведь та, вероятно, о ней также беспокоилась.

Между тем в это время вот что случилось: Марина, ожидая мать, каждый день, как только можно было оторваться от работы, прибегала на берег Волги и смотрела, не идет ли мать. Не видя ее, она начинала тревожиться и думать, что, может быть, она сама заболела. Вот однажды таким образом она стояла в раздумье и печали, между тем лед на Волге начал вздуваться больше и больше, трескаться и лопаться. В это время Марина видит, что две женщины с чем-то в руках сбегают с крутого берега на реку и торопятся через нее перейти. Лед между тем тронулся, льдины были огромные, правда, но между ними уже образовались большие промежутки, так что с одной льдины на другую можно было перескочить только сильному и проворному человеку, и то с большой опасностью и не иначе, как с шестом. Марина всматривается, кто эти женщины, сердце у нее бьется сильно: Боже мой, она узнаёт, что это ее мать! Лед между тем лопается больше и больше; женщины отстают от берега; она бежит за ними по течению реки и следит глазами за своей бедной матерью, которая уже дошла до половины реки и то бросится назад – вернуться нет возможности, то бросится вперед – и тут мало надежды. Народ между тем столпился, все смотрят, бегут, кричат: «Помогите, помогите», однако ж никто помогать не решается. Марина хватает багор[19]19
  Багор – шест с железным наконечником.


[Закрыть], бросается с берега, перескакивает со льдины на льдину и добегает до своей матери.

– Возьми прежде всего ребенка, – кричит мать, – а я останусь с этой старухой; она, видишь, слепа, она пропадет, а я не хочу брать греха на свою душу, я обещалась ее дочери перед смертью о ней заботиться, я же ее ввела в беду, я привела ее сюда.

Разговаривать долго было нечего, Марина схватывает дитя, подбегает к берегу и бросает его на руки одному крестьянину, который тут находился, потом снова возвращается к матери. Мать говорит:

– Теперь, как хочешь, возьми и веди эту старушку.

Старуха, услышав это, говорит:

– Нет, если я утону, обо мне жалеть некому, я ни для кого не нужна, а ты пропадешь – горе твоей дочери на целую жизнь и, может быть, горе и ребенку. Ступай ты!

Между ними начинается великодушная борьба. Мать наконец уговаривает Марину взять старуху.

Они также благополучно доходят до берега; крестьяне сбрасывают веревку; Марина обертывает ею старуху, дает веревку ей в руки, и ее втаскивают. Между тем мать уже далеко отнесло; между нею и дочерью громадные полыньи, перескочить нет возможности. Дочь в отчаянии кричит матери, падает на колени, молится Богу и, перекрестившись, бросается в воду, доплывает до льдины; а лед всё больше и больше ломается; вот треснула эта самая льдина, на которой она находилась, и их разорвало. Они должны бросить друг друга, чтоб обеим не повалиться в воду. Девушка опять бросается вплавь к матери, снова они борются с опасностью, наконец они уже почти у самого берега или сажени две от него; но здесь река совсем очистилась. Что же им делать? Дочь умеет плавать, а мать нет; девушка схватывает ее себе на плечи и бросается со льдины в воду. В одно мгновение обе они исчезли в воде: надвинулась льдина и покрыла их.

Все с ужасом вскрикнули; несколько мужиков с баграми и топорами кинулись к берегу, разрубили и оттолкнули льдину; женщины вынырнули, их зацепили баграми и вытащили на берег. Скоро их удалось привести в чувство, они были спасены. Это происшествие сделалось известным по всем окрестным деревням, и в Светлый праздник после обедни в этот бедный домик прежде всех пришел священник и отслужил благодарственный молебен. Крестьяне на радостях нанесли праздничных подарков Марине и ее матери и по очереди из дома в дом приглашали их в продолжение целой недели к себе в гости. После праздника дом покойной подруги Марфы вместе со скотом и со всеми земледельческими орудиями был продан, правда, за маленькую цену, но всё же это дало им средство устроиться, и они употребляли все усилия, чтобы успокоить осиротевшую старуху и воспитать бедного мальчика.