Текст книги "Ак-Орда. История Казахского ханства"

На самом деле такие оценки сильно утрируют историческое прошлое. Во-первых, шах Мухаммад являлся очень сильным полководцем. Покоритель Ирака Персидского, Мазандарана, Аррана, Азербайджана, Ширвана, Фарса, Кермана, Мекрана, Мангышлака, Кеша, Сиджистана, Гура, Газны и Бамиана не может быть назван плохим стратегом или тактиком. Тем более что Мухаммад водил в походы свои армии самостоятельно. Шах обладал и большой личной отвагой, принимая участие во многих битвах. Не впервой Мухаммаду приходилось иметь дело и с кочевниками. Кипчаки-мусульмане составляли кавалерию его войска, а войны с кипчаками-язычниками случались регулярно. И совсем не случайно на Востоке Мухаммад получил почетное прозвище «Второго Александра Македонского». Во-вторых, решение вести оборонительную войну было не таким уж глупым. Шах Мухаммад еще в 1216 году при битве на р. Иргиз имел возможность убедиться в чрезвычайно высоком уровне боеспособности монгольской армии. Численность армии хорезмшаха составляла 60 тысяч бойцов, в то время как монголов было в три раза меньше. Однако потери убитыми у мусульман составили треть всего войска. То есть, в среднем каждый монгол убил одного противника, а это, как подтвердит любой военный историк, является просто невероятным показателем при прочих равных условиях боя.

Монголы произвели жуткое впечатление на шаха. «Не видано подобных тем мужам по отваге и стойкости в страданиях битвы и по опытности нанесения колющих и рубящих ударов», – говорил впоследствии Мухаммад. Вполне возможно, что Мухаммад раскусил простенькую уловку с кострами и просто не пожелал навязывать противнику новую битву, которая обернулась бы дополнительными тяжелыми потерями. Жертвовать костяком своей армии ради победы над одним из подразделений монгольского войска было непозволительной роскошью.

Генеральная битва с монголами в открытом поле закончилась бы неминуемой катастрофой. В этом неоднократно могли убедиться и предыдущие, и последующие противники Чингисхана. Причем монголы почти всегда серьезно уступали в численности своим врагам. А что мог противопоставить Чингисхану Мухаммад? Самой боеспособной частью его армии были кочевники – кипчаки и туркмены, но им шах не доверял. Что же касается ополчения, которое можно было бы собрать из горожан и крестьян, то их боеспособность была крайне низка. Все дело усугублялось тем, что воины хорезмийской армии жестоко враждовали друг с другом на межнациональной почве. И Мухаммад принял единственное решение, которое давало надежду на успех – обороняться. Кстати, современные военные специалисты говорят о том, что в случае одинакового уровня военно-технического оснащения противников при операциях, связанных с взятием укрепленных и обороняющихся населенных пунктов, атакующая сторона должна обладать пятикратным численным преимуществом.

К огромной радости нынешних монгольских и к глубокому сожалению современных узбекских и таджикских историков, полководцы Чингисхана продемонстрировали, что они умеют вскрывать любую, казалось бы, даже самую насыщенную оборону. Хотя обычно для кочевников, грозных на открытых пространствах, крепости оставались неприступными. Монголы добились успехов благодаря глубоко продуманному плану ведения войны. Чингисхан разделил армию на четыре части и стал наносить удары сразу по нескольким ключевым местам обороны противника. Корпус, которым командовали царевичи Чагатай и Угэдэй, осадил Отрар…

 
Белый город Отрар,
Где высокие стены твои?
Эти стены полгода горели от масляных молний,
Двести дней и ночей здесь осадные
длились бои…
 

Так описывает в стихах «Отрарскую катастрофу» поэт и вряд ли может заслуживать за это упрека. Но, к сожалению, оказывается, что и многие ученые мужи вполне согласны с такой исторической трактовкой произошедших событий. Осада Отрара длилась полгода, и обычно эти шесть месяцев в литературе изображаются как время беспрерывных боев между отчаянно штурмующими монголами и героически отбивающимися кипчаками. Но факты не дают никаких оснований для подобной реконструкции.

Сам Мухаммад действительно рассчитывал на то, что Отрар примет на себя основной удар, и если даже достанется монголам, то очень дорогой ценой. После этого запал варваров должен был иссякнуть, как это обычно и происходило. В этот момент Мухаммад должен был выступить из Самарканда и нанести противнику смертельный удар. Но «дикий» монгольский хан разгадал замысел хорезмшаха.

Чагатай и Угэдэй, выполняя распоряжение Чингисхана, просто взяли Отрар в кольцо блокады и никаких активных действий не предпринимали. Лобовой штурм города был невозможен. Камнеметы и стенобитные орудия находились в той части армии, которая подчинялась непосредственно Чингисхану, так как она должна была решать куда более важные задачи по сравнению с операцией по взятию пограничного городка, который, по сегодняшним критериям, мог бы удостоиться разве что звания райцентра. Решающего превосходства в численности также не было. До начала войны Гаир-хан располагал войском в 20 тысяч клинков, затем Мухаммад направил к нему еще 10 тысяч бойцов во главе с Караджа-ханом. Чагатай и Угэдэй, в свою очередь, располагали в лучшем случае 40 тысячами воинов.

После пятимесячной блокады в Отраре подошли к концу запасы продовольствия, что, вероятно, только обострило отношения между двумя военачальниками. Караджа-хан, стремясь избегнуть голодной смерти, распахнул перед монголами ворота и приказал сложить оружие своему отряду. В награду за предательство, по монгольским обычаям, все пленники были обезглавлены. Гаир-хан с двумя туменами кипчаков укрылся в цитадели Отрара. Вот тут только и началась битва. Монголы, впрочем, опять не стали бросаться на штурм внутренней крепости, поскольку припасов в ней практически не было, и каждый день из ворот цитадели выходили на последний бой отряды кипчаков. Видимо, Гаир-хан до последнего ожидал помощи хорезмшаха, но не дождался. После месяца сопротивления цитадель пала, до последнего сопротивлявшийся Гаир-хан угодил в плен и впоследствии, по приказу Чингисхана, был предан мучительной казни.

Потеря Отрара была неприятна, но сил у Мухаммада было еще много, и он решил ожидать монголов в спешно укрепляемом Самарканде. Это тоже было резонное решение. Самарканд был расположен ближе к Отрару, и дорога к нему была полна бесчисленных поселков и городков, в которых было легко добыть необходимую провизию. По этой причине кочевники всегда нападали сначала на Самарканд, и только в случаях успеха шли дальше к Бухаре. Тем более, что прямой путь к Бухаре преграждали безжизненные пески Кызылкум. Но Чингисхан переиграл хорезмшаха во второй раз.

Совершив ошеломительный переход через пустыню, который, по утверждению многих ученых, просто не имел аналогов в военной истории, Чингисхан, которого потерял из виду Мухаммад, 7 февраля 1220 г. вдруг объявился под Бухарой и немедленно осадил город.

По какой-то причине спустя три дня после начала осады гарнизон решил выйти из города. В последовавшем бою им удалось прорваться через монгольские войска, окружившие Бухару, но далеко уйти не получилось. Монголы настигли беглецов и полностью их истребили. Эта авантюра, вероятно, была затеяна вследствие обострившихся межэтнических противоречий между персоязычными горожанами и тюркоязычными солдатами. Последних в Мавераннахре ненавидели ничуть не меньше, чем тех же монголов. Как бы то ни было, столь неожиданный поворот событий только сыграл на руку Чингисхану, который в тот же день вступил в древний город. Лишь цитадель, в которой находилось всего 400 защитников, держалась еще 12 дней.

Взяв Бухару, Чингисхан закрыл от Мухаммада возможность получать помощь из Хорезма и Хорасана, а из других районов продолжали поступать все более пугающие новости.

Джучи со своими войсками пошел вниз по Сырдарье. В ходе семидневного штурма он овладел Сыгнаком, жители которого до этого умертвили монгольского посла Хасан-хаджи, выдвинувшего требование сдать город. В наказание жители города были перебиты. Эта резня, весть о которой быстро разнеслась по городам и весям, произвела тяжелое впечатление на местное население. Жители Узгенда и Барчыгкента предпочли капитулировать сразу. Сопротивление оказал лишь маленький городок Ашнасу, который постигла судьба Сыгнака. После этого Джучи без особых проблем овладел Джендом и Янгикентом, поставив под свой контроль весь район, именуемый Туркестаном.

Так же успешно действовал и корпус под командованием Улак-нойона и Сюкетю-черби, которые захватили Ходжент и Бенакент, перекрыв от Самарканда Ферганскую долину.

С юго-востока Самаркандская область соседствует с труднопроходимыми горными хребтами, и теперь, когда монголы двигались на город одновременно с востока и севера, стало очевидно, что война проиграна. Пути для подкрепления были отрезаны, и не было никакой возможности пополнить свои силы в Мавераннахре. Хорезмшах успел бежать из Самарканда еще до того, как сомкнулось кольцо, и все-таки сумел пробраться в Хорасан, где собирался набрать новую армию.

В марте 1220 г. Чингисхан, к которому успели присоединиться Чагатай и Угэдэй, осадил Самарканд. В этом большом и хорошо укрепленном городе находился огромный гарнизон, на вооружении у которого имелись даже боевые слоны. Тем не менее все дело закончилось самым плачевным для самаркандцев образом. Гарнизон совершил две вылазки, в ходе которых потерпел поражения, и уже 17 марта делегация из почетных лиц сдала город.

Мухаммад, конечно, не сидел сложа руки и пытался предпринимать ответные действия, но, как передает Ибн ал-Асир, «Хорезмшах же, (оставаясь) на месте всякий раз, как наберутся к нему войска, отсылал их в Самарканд, но они возвращались, не решаясь доходить до него. Да сохранит нас Аллах от такого малодушия! Послал он Хорезмшах раз 10000 всадников, вернулись они; послал он 20000, и они также возвратились».

После этого монгольские войска подверглись переформированию. Субэдэй и Джэбе получили от хана приказ преследовать хорезмшаха, который скрывался в Хорасане. Окончательно деморализованный впечатляющими успехами монголов, Мухаммад бежал все дальше и дальше, пока не забрался на остров прокаженных в Каспийском море. Там и окончил свои дни от воспаления легких один из некогда самых могущественных монархов мира, провозгласив перед смертью своим наследником Джелал-ад-Дина.

Как сообщает Рашид ад-дин, Субэдэй и Джэбе доложили Чингисхану, что «Султана Мухаммада не стало, а сын его Джалал ад-дин бежал и ушел в ту сторону; в настоящее время мы, освободив сердце от их дел, в силу подлежащего исполнению указа (Чингиз-хана) по мере возможности постараемся завоевать страны, которые находятся впереди нас, и через Дербенд Кипчакский можем придти в Монголию, к сроку назначенному указом Чингиз-хана».

Судя по этим сведениям, поход не имел никакой практической цели, кроме добывания славы, хотя историки не склонны соглашаться с подобным мнением. Большинство ученых предполагают, что эта была своеобразная разведка боем. Л. Гумилев выдвинул оригинальную версию, что Субэдэй и Джэбе должны были ударить с тыла по сопротивляющимся кипчакам. Однако такие утверждения не выдерживают и самой малой толики критики. Какому, спрашивается, вменяемому правителю могла понадобиться такая разведка, в ходе которой гибнут десятки тысяч закаленных бойцов, ветеранов предыдущих кампаний? Бить с тыла по кипчакам и вовсе не имело никакого смысла, поскольку этот степной этнос не представлял собой единого целого в политическом отношении. Вообще, согласно такой логике, Чингисхан должен был и по империи Хорезмшахов ударить, например, в обход через Индию.

После бегства Мухаммада Чингисхан вступил в переговоры с его матерью Тюркан-хатун и предложил ей заключить мир на достаточно приемлемых (учитывая, что Хорезм потерпел полное поражение) условиях. Этот факт дает основания предполагать, что изначально монгольский хан не собирался полностью уничтожать державу Мухаммада. Кроме того, сыграло свою роль и то обстоятельство, что Хорезм в значительной мере был населен тюрками, которых монголы по причине культурной близости всегда выделяли из числа остальных народов. Чингисхан предложил закончить войну и соглашался оставить еще не занятые им Хорезм и Хорасан с прилегающими землями под властью Тюркан-хатун. Но своевольная степнячка не пожелала о чем-либо договариваться с пришельцами. Этим отказом она окончательно погубила свое государство. Осенью 1220 г. армия под началом Джучи, Чагатая и Угэдэя осадила столицу Хорезма Ургенч. Тюркан-хатун бежала в крепость Илан, которая был взята монголами после четырехмесячной осады. Гордая кипчакская царица остаток жизни провела в Монголии, где жила в ханской ставке на положении служанки.

При осаде Ургенча монголы, пожалуй, впервые с самого начала войны столкнулись с серьезными трудностями, поскольку для тех же самаркандцев или бухарцев монголы были точно такими же завоевателями, как тюрки Хорезма и Дешт-и Кипчака. И потому для них не имело особенного смысла воевать за людей, до нитки обдиравших коренное население. Хорезмийцы же защищали свою родину. Потому овладеть Ургенчем с наскоку не удалось. Передовому монгольскому отряду удалось заманить в засаду совершивших вылазку хорезмийцев и «на плечах» бегущих ворваться в город. Однако горожане сумели вытеснить противника. После этого подтянулись основные силы монгольской армии, численностью в 50 тысяч бойцов. Но защитники Ургенча стояли насмерть. В ходе непрерывного «артобстрела» был израсходован весь запас камней для катапульт, и монголы были вынуждены использовать вымоченные в воде куски тутовых деревьев.

Кроме того, разгорелись споры между давно не ладившими Джучи и Чагатаем. Джучи был категорически против ненужного кровопролития и, где мог, старался обходиться без применения силы. В свою очередь, Чагатай отличался свирепым нравом и, не раздумывая, пускал в дело клинок. Этот конфликт потребовал вмешательства отца, подчинившего своих старших сыновей младшему по возрасту Угэдэю.

Город был взят только в апреле 1221 г. Обозленные столь упорным сопротивлением и значительными потерями, монголы устроили настоящее побоище, истребляя все мужское население, за исключением ремесленников, которых под охраной переправляли в Монголию. Пресытившись убийствами (некоторые источники сообщают что число убитых превысило миллион человек, что, конечно, вряд ли соответствует истине, тем не менее масштабы резни, видимо, были потрясающими), монгольские военачальники стали издеваться над народом самыми изощренными способами. Так, к примеру, женщины, на которых не положили глаз монгольские воины (то есть, в основном преклонного возраста), были раздеты донага, после чего им повелели устроить между собой кулачные бои. Только всласть позабавившись подобным образом, монголы, наконец, перебили оставшихся в живых.

После покорения Хорезма Чингисханом боевые действия переместились на территорию Хорасана, Афганистана и Северной Индии. С весны до осени 1221 г. монголы овладели Балхом, Термезом, Заузаном, Мервом, Нишапуром, Гератом и многими другими городами. Однако не все протекало так легко. Неожиданно у Чингисхана нашелся достойный соперник в лице Джелал-ад-дина, который сначала нанес поражение небольшому отряду в 700 бойцов, а затем у Первана сумел разгромить 30-тысячный монгольский корпус, которым командовал Шиги-Хутукту. Правда, в этой битве Джелал-ад-дин располагал более чем четырехкратным численным преимуществом, но тем не менее эта победа имела огромное значение для местного населения, поскольку наглядно демонстрировала, что с монголами все-таки можно воевать и добиваться успеха, во что многие уже просто не верили.

Один из средневековых авторов Ибн-аль-Асир приводил следующие свидетельства очевидцев, ярко характеризующие царившую в то время обстановку: «Так, например, рассказывалось, что один человек из них (татар) заехал в деревню или улицу, где находилось много людей, и, не переставая перебил их одного за другим, и никто не решился поднять руку на этого всадника. Передавали мне, что один из них схватил человека, и так как при татарине не было чем убить его, то он сказал ему: «Положи голову свою на землю и не уходи». Тот и положил голову на землю, а татарин ушел, принес меч и им убил его. Рассказывал мне человек также следующее: был я с 17 другими людьми в пути; подъехал к нам всадник из татар и сказал, чтобы один из них связал другого. Мои товарищи начали делать, что он им приказал. Тогда я сказал им; он один, отчего бы нам не убить его и не убежать. Они ответили: бы боимся, а я сказал: он ведь хочет убить вас сейчас, так мы лучше убьем его, может быть, Аллах спасет нас. Клянусь Аллахом, ни один из них не решился сделать это. Тогда я взял нож и убил его, а мы убежали и спаслись. Таких примеров много».

Благодаря своим победам Джелал-ад-дин приобрел громадную популярность в народе, и под его знамена стали стекаться толпы людей со всех сторон. Это не могло не вызвать обеспокоенности у Чингисхана, который решил расправиться сам с новоявленным вождем мусульманского сопротивления. 24 ноября 1221 г. в сражении на реке Инд Джелал-ад-Дин был разбит и, в ярости утопив в реке всю свою семью, был вынужден спасаться бегством. А Чингисхан после этой победы еще некоторое время крушил местные города, но осенью 1222 г. отдал приказ войскам поворачивать коней.

Зиму 1223–1224 гг. Чингисхан провел в окрестностях Самарканда. Весной Чингисхан устроил большую охоту вблизи Сырдарьи, куда прибыл и Джучи, не принимавший участия в походе на юг. В подарок отцу Джучи пригнал 20 тысяч белоснежных кипчакских коней. Это было знаком того, что большая часть кипчакских племен признала монгольского хана своим сюзереном. После охоты был устроен курултай, на котором были подведены первые итоги кампании 1219–1222 гг. Но не хватало еще Субэдэя и Джэбе, на действиях которых следует остановиться несколько подробнее.

Как уже упоминалось, поход Субэдэя и Джэбе начался в 1220 г. Сначала монголы прошли через северную часть Ирана, вторглись в Азербайджан и затем разгромили грузинскую армию. Пройдя с боями через весь Кавказ, Субэдэй и Джэбе обрушились на аланов. Последние обратились за помощью к кипчакским ханам. Этот союз двух воинственных народов оказался успешен, и казалось, что завоеватели обречены на поражение. Но монгольские полководцы показали, что умеют добиваться побед не только на поле битвы. Субэдэй и Джэбе организовали тайные переговоры с кипчакскими ханами. В ход пошла вся добыча, взятая в Иране и на Кавказе. Свою роль сыграла и культурная близость монголов и кипчаков. Тем более что уже тогда в войсках Чингисхана несло службу немало тюрков. В результате кипчакские ханы бросили своих союзников.

Оставшиеся без поддержки аланы были легко разбиты. Но кипчакам сполна пришлось ответить за свое предательство. Ханы Юрий Кончакович и Данила Кобякович были разгромлены. А хан Котян бежал к своему зятю – русскому князю Мстиславу. Монголы тем временем умудрялись находить себе друзей даже за тридевять земель от Монголии. На сторону завоевателей переметнулся атаман бродников Плоскиня.

Русские князья, посовещавшись, решили поддержать кипчаков и выступить в поход на неведомого противника. Но и русско-половецкая коалиция, в четыре раза превосходя в численности монголов, потерпела унизительное поражение на р. Калке. Впрочем, досталось и самим монголам. Возвращаясь через кипчакские степи, Субэдэй и Джэбе при переправе через Волгу напоролись на засаду, устроенную булгарами. Из этой заварухи вырваться удалось немногим. Домой в 1224 г. удалось вернуться ничтожной горстке воинов в 4 тысячи человек. Естественно, что никаких особенных трофеев они своему хану не привезли, но Чингисхану, похоже, нужен был лишь отчет об одержанных победах. А Субэдэй и Джэбе на Иртыше была устроена торжественная встреча с роскошными пирами в честь их небывалой (даже по монгольским стандартам) доблести.

Там же, на Иртыше состоялся еще один курултай, на котором решались очень многие вопросы, в том числе и административного устройства возникшей Монгольской империи. Все завоеванные страны Чингисхан распределил между четырьмя сыновьями. Старший сын Джучи, видимо, по собственному желанию получил во владение восточную часть Дешт-и Кипчака и северную часть Хорезма. Как отмечал восточный историк XIII века Джузджани, «когда Туши (т. е. Джучи – Р. Т.), старший сын Чингиз-хана, увидел воздух и воду Кипчакской земли, то он нашел, что во всем мире не может быть земли приятней этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих». Кроме этого, Джучи были выделены 4 тысячи монгольских бойцов во главе с четырьмя мудрыми нойонами, которые должны были оказывать правителю содействие в управлении покоренными землями. Впоследствии это станет традицией при дворах всех кипчакских ханов, которые будут себе избирать четырех карачи (советников), как правило, представляющих могущественные степные племена.

Джучи, как уже говорилось, по всей вероятности, не являлся родным сыном Чингисхана и сильно отличался от братьев не только внешностью, но и характером. Тем не менее еще в 1220 г., когда перед Чингисханом встал вопрос о наследнике, он, видимо, был не прочь, чтобы ему наследовал именно Джучи. Однако против этого выступил второй сын Чингисхана Чагатай, заявив, что не намерен подчиняться ублюдку. Джучи и Чагатай едва не подрались прямо на глазах у отца. В такой ситуации не осталось ничего иного, как объявить официальным преемником третьего сына – Угэдэя, против кандидатуры которого братья не возражали. Но это решение, позволившее на тот момент избежать распрей, имело и негативные последствия. У будущего великого хана появилось чересчур много дружков-приятелей, и добродушный Угэдэй очень скоро превратился в закоренелого пьяницу. Алкоголизм вообще был серьезной проблемой в Монгольской империи, что серьезно тревожило Чингисхана. «Если нет уже средства против питья, то человеку нужно напиться три раза в месяц. Как только он перейдет за три раза – совершит наказуемый проступок. Если же в течение месяца он напьется только дважды – это лучше, если один раз – еще похвальнее, если же он совсем не будет пить, что может быть лучше этого?»– указывал хан своим подданным. После чего с горечью заключал: «Но где же найти такого человека, который совсем бы не пил?».

Тем не менее Угэдей, несмотря на свои очевидные слабости, сохранил статус официального наследника. По сообщениям некоторых источников, в 1226 г., когда Чингисхан отправился в свой последний поход на Тангутское царство, Джучи отговорился от участия в кампании, сославшись на свое болезненное состояние. Хотя на самом деле он чувствовал себя прекрасно и все свободное время проводил на охоте. Кроме того, Джучи не торопился исполнять повеление Чингисхана о дальнейшем завоевании Дешт-и Кипчака и других западных стран. Ко всему прочему, ходили устойчивые слухи, что Джучи осуждает отца за кровожадность и называет его выжившим из ума стариком. Весной 1227 г. Джучи погиб в результате несчастного случая, и уже в те времена многие подозревали, что это было убийство, совершенное по приказу Чингисхана. Впрочем, даже если дело обстояло именно таким образом, гнев «потрясателя вселенной» не обратился на детей Джучи, сохранивших власть над улусом.

История сохранила имена многих сыновей Джучи, самыми известными из которых были: Орда-Ежен, Бату, Берке, Шибан, Тукай-Тимур, Тангут, Бувал. Старшим из них являлся Орда-Ежен, которому и досталась ставка отца на Иртыше. Но законный наследник не отличался особым честолюбием и уступил верховную власть своему энергичному младшему брату – Бату.

В 1228 г. на курултае, согласно воле Чингисхана, великим ханом был утвержден Угэдэй. Новый правитель повелел продолжить завоевание Дешт-и Кипчака. Командовать 30-тысячной армией были назначены сын Угэдэя царевич Куктай и многоопытный Субэдэй. Монголы сумели дойти до низовий Волги, однако им не удалось сломить отчаянное сопротивление кипчаков, башкир и булгар.

В 1235 году состоялся очередной монгольский курултай, на котором было принято решение продолжить завоевания. Хан Бату, в помощь которому вновь был назначен Субэдэй, подошел к делу более основательно. Первым делом была создана и обучена новая армия из кипчаков и башкир, многие из которых по разным причинам добровольно переходили на сторону монголов. Так, кипчакский хан Аккубуль перешел на сторону монголов, поскольку имел свои личные счеты с ханом Котяном.

Спаянные железной дисциплиной новобранцы быстро усвоили монгольскую «науку побеждать», а сами монголы, которых было всего несколько тысяч, заняли в армии в основном командные посты. В 1236 г. Бату овладел Булгаром Великим и в следующем году вторгся на Русь. Тем временем царевич Мункэ продолжил покорение кипчаков, но борьба с ними, в сущности, свелась к охоте на ханов. Именно кипчакская знать по вполне понятным причинам организовала сопротивление, которое длилось вплоть до 1242 г. Необходимо отметить, что в глазах степного населения тенгрианцы-монголы могли выглядеть и как поборники справедливости, по делам воздающие кипчакским ханам-вероотступникам, переметнувшимся в лоно ислама или христианства. Может быть этот фактор тоже сыграл свою роль в окончательной победе.

Больше всего хлопот монголам доставил кипчакский богатырь Бачман, действовавший на Волге. Для того, чтобы справиться с этим партизаном, потребовались усилия всей группировки Мункэ. Только тогда монголам удалось окружить отряд Бачмана и разгромить его на одном из островов. Даже попав в плен, Бачман продолжал вести себя с достоинством и просил только об одном – чтобы Мункэ умертвил его самолично. Но будущий хан Монгольской империи поручил казнь своему брату.

Хан Котян, в очередной раз потерпев поражение, бежал в Венгрию. Король этой страны Бела поначалу отнесся к беженцам достаточно хорошо и даже женил своего сына Стефана на дочери Котяна, принявшей после крещения имя Елизавета. Однако в 1240 г. в результате заговора венгерских вельмож Котян был убит, после чего многие кипчаки бежали в Болгарию. Но после восшествия на престол сына Стефана и Елизаветы Ладислава по прозвищу Половец кипчаки вновь потянулись в Венгрию, где и осели навсегда. И до наших дней их потомки хранят память о своем степном происхождении.

Установив полный контроль над Дешт-и Кипчаком, монголы двинулись дальше и в течение 1238–1242 гг. сокрушительным смерчем прошли по территории восточноевропейских стран. Громя войска и крепости Руси, Венгрии, Польши, Чехии, к весне 1242 г. монголы вышли к побережью Адриатического моря. После этого предводители монгольского войска приняли решение возвращаться в Дешт-и Кипчак.

В исторической литературе существует множество различных версий по поводу этого неожиданного отступления завоевателей. Монгольские, как и другие симпатизирующие Чингисхану и его потомкам, историки убеждены в том, что только смерть в 1241 г. Великого хана Угэдэя помешала кочевникам продолжить дальнейший поход в Европу. В свою очередь, европейские ученые склонны придерживаться мнения, что монголы просто-напросто поняли, что не смогут вынести столкновения с тяжеловооруженными рыцарями. Русские историки давно убеждены в том, что Европу спасла Русь, которая приняла на себя основной удар и при завоевании которой монголы понесли тяжелые потери. В принципе, в эту дискуссию с полным правом могут включиться историки любой национальности, будь то балкарцы, башкиры, грузины, молдаване, мордвины, ногайцы, казахи, карачаевцы, кумыки, осетины, узбеки, как и представители многих других народов, предкам которых довелось в XIII веке пережить монгольское нашествие. И вероятно, что правы в той или иной мере будут все. Поскольку во всех регионах находились свои герои, которые отважно противостояли монголам, порой нанося им чувствительные удары. Но глупо спорить о том, кто пролил больше монгольской крови: Бачман или Евпатий Коловрат, поскольку точных данных об этом все равно нет. В каждом народе были и такие, кто встречал монголов, что называется, «хлебом-солью».

Следует также отметить, что интерес северо-западной группировки (напомним, что в это время монголы воевали также в Малой Азии и Китае) монгольских войск ограничивался конкретной целью – подчинением западной части Дешт-и Кипчака. Оседлые государства чингизидам были нужны только в довесок – в качестве данников. По этой причине монголы после своих победоносных походов практически во всех покоренных народах оставили у власти прежних правителей, и только кипчакская династия Ашина была полностью отстранена от дел[3]3
  Впрочем, вполне возможно, что монголы, в конце концов, довольствовались отказом потомков Ашина на ханский титул. Во всяком случае, на такую мысль наводит привилегированное положение племени под названием «алшин» в Золотой Орде и в Казахском ханстве.


[Закрыть]. Даже добровольно подчинившийся монголам кипчакский хан Бандуча был переселен в Китай, где его сын Тутух впоследствии стал знаменитым полководцем.

Потомки великих тюркских каганов, рожденных волчицей, мешали рожденным от небесного луча, поскольку монголы в силу специфических степных этнографических представлений не считали кипчаков другим народом. Так, в ходе секретных переговоров на Кавказе в 1223 г. Субэдэй и Джэбе, по сведениям Ибн ал-Асира, начали свою речь к кипчакским ханам со слов: «Мы и вы одного рода». В свою очередь Ибн-Халдун отмечал, что «у кыпчаков издревле была тесная связь с народом татар Чингисхана и его домочадцами. По большей части кыпчаки роднились с татарами по женской линии, беря в жены их дочерей. Поэтому Чингисхан считал кыпчаков своими однородцами».

В источниках содержится еще множество подобных свидетельств, и не случайно современные историки яростно спорят о том, на каком языке разговаривали уйсуны, жалаиры, конраты, кереиты, найманы и т. д. Только все дело в том, что для степняков язык являлся не главным признаком определения «своего». Все, кто кочевал, пил кумыс и верил в Тенгри, считались единым народом. Монгольские ханы сумели объединить этот народ.