Текст книги "Эвакуация. Один в пустом городе"

6 декабря

Все мои планы полетели кувырком! Снег почти весь растаял, и вдруг неожиданно ударили морозы. Да еще какие! Я таких в жизни еще не видывал.

Замерзло буквально всё! Обледенели бетонные дорожки сада, выглянувшие из под снега островки чернозема превратились в черные каменистые глыбы с белесыми прожилками, железная дверная ручка бани обжигала пальцы даже через перчатки. А при дыхании морозный воздух больно щипал носоглотку. Казалось, что и само неподвижно застывшее небо, низко спустившись к Земле, превратилось в тяжелое ледяное покрывало.

Думаю, на улице минус 50 и даже ниже. Но при этом совершенно нет снега, что выглядит довольно дико и странно.

Не знаю, из-за чего случилась такая аномалия. Или Пришельцы нарушили природный баланс

планеты, нещадно грабя ее ресурсы. Или сама природа решила отомстить и заморозить все живое. Возможно, это и к лучшему. Пришельцы не выдержат таких холодов и уберутся восвояси.

Все свои силы я бросил на то, чтобы отправиться в поход за дровами на соседские участки. Где головешку какую подберу, где обгоревшую доску сарая, а повезет – так и целое бревно.

Неизвестно, что там будет впереди. Вдруг вообще какая-нибудь вечная полярная ночь наступит и вечная мерзлота окончательно скует всю Землю. А запасы дров стремительно тают, их нужно все время пополнять.

Вести дневник в таких экстремальных условиях нет ни времени, ни желания, ни сил. Отложу до лучших времен, если они, конечно, наступят.

 
Только ночь мне продержатся.
Только день мне простоять.
 

***

5 апреля

И все-таки я пережил эту страшную, жуткую зиму и наконец, через четыре месяца вернулся к своим дневниковым записям.

Я не знаю, какое сегодня точно число, но знаю, что мне удалось миновать «возраст Пророка» и не умереть.

Начну новый отчет времени. Пусть сегодня будет 5 апреля.

В своей полуразрушенной бане, практически без еды и нормальной питьевой воды, я все же дожил до календарной весны. Хотя настоящей весной еще и не пахнет.

Зима была аномальной, с обильными снегопадами, жуткими метелями и ветрами, и постоянным арктическим холодом.

Несмотря на начало апреля, весна и не думает наступать. Синее стылое небо местами затянуто лоскутами белых неподвижных облаков. Грязные сугробы еще не растаяли, бетонные дорожки сада в этот утренний час задернуты стекляшками льда.

На краю участка по-прежнему высится наш разрушенный дом, а за ним чернеют обугленные остовы хибар соседей. И я продолжаю спасаться от Пришельцев-Карателей в своей бане.

 
Клубок судьбы размотан весь,
И где ж она, благая весть?
 

8 апреля

Снег с крыш уже сошел, но большие грязные сугробы всё еще лежат в огороде. Небо неприветливо и хмуро, под стать моему настроению.

У меня опять заканчивается провиант, нужно позаботиться о его пополнении. Свои подгребные припасы я давно подъел. Но народ у нас в поселке запасливый: подземные погреба соседей полны луком, картофелем, морковью. Аккуратными рядами на полках выстроены банки с различными соленьями и салатами, есть даже отборный самогон во флягах.

Я уже давно не считаю поход по чужим погребам мародерством: хозяева вряд ли уже сюда вернутся. Да живы ли они в этой своей странной Эвакуации, куда их увезли Пришельцы – Бог весть.

Вода тоже есть. Правда, уже нельзя использовать грязный снег. Но у соседа за моей баней артезианская скважина не иссякает. Скоро грязь подсохнет, можно будет привозить воду на ручной тележке. Зимой воду я возил на санях и пользовался снегом. Благо нынче его навалило на две зимы вперед.

Сложнее было с дровами. Зимой я сделал кое-какие запасы. Навозил на санях всякие обугленные головешки, выковыривая их из сгоревших деревянных строений. Но зима была долгой и холодной – очень много дров ушло.

Однако сейчас на дворе апрель. Против законов природы не попрешь – весна все равно придет! И необходимость ежедневной топки печи отпадет, разве топить будет нужно лишь для того, чтобы попариться.

 
Еле дышит грудь под оковами,
Словно путами ноги скованы.
 

13 апреля

Наконец-то, в середине апреля, выдался по-настоящему солнечный весенний денек. На синем небе ни облачка, солнечные лучи всерьез начали пригревать землю, освобождая ее от грязных сугробов.

Я вновь решился на вылазку в центр города. Асфальт сух и чист, хотя по краям дорог снег не везде пока растаял. Но еще пару таких теплых солнечных денечков, и весна полностью вступит в свои права.

Однако солнечное настроение портят черные остовы обугленных домов. Кругом пронзительная тишина, слышен лишь шорох моих шагов. Синее небо тоже молчаливо неподвижно. Я понял в чем дело: птицы в небе не летали, и не было слышно их щебетанья. Они так и не вернулись в наш заброшенный городок. Не только ни единой живой человеческой души не осталось в нем, здесь вообще не было никаких живых существ. Коров, лошадей, курей и весь домашний скот забили еще в то время, когда Пришельцы-оккупанты вторглись на Землю, и начался повсеместный голод. Другие же животные сами разбежались по окрестным лесам после тотальной Эвакуации. Но вряд ли им там удалось выжить.

Хотя никаких очагов бактериологического или какого иного заражения нигде не наблюдалось. Наш городок хоть и не велик, но нашпигован вредными для человеческой жизни производствами. Сейчас, когда они остановились, воздух в округе стал кристально чист, а вода из подземных источников – мягкой и приятной на вкус.

Однако нашествие на Землю Пришельцев нарушило все же естественный природный баланс. Оккупанты выкачивали с нашей планеты и отправляли на свои орбитальные станции все полезные ресурсы: золото, уран, алмазы и даже, как я подозреваю, воду. Нефть им была, похоже, не нужна, они нашли другой источник энергии. Скорее всего, не нужен им был и людской ресурс. Оккупанты относились к людям, как к биомусору. Если им и требуется какая людская рабсила, то, вероятно, весьма ограниченная. Всю тяжелую работы у Пришельцев выполняют роботы, облаченные, как и они сами, в космические скафандры. И поэтому отличить одних от других порой очень трудно.

…Минут через 20 неспешной ходьбы я добрался с окраины городка до центра, срезав, как обычно путь через высыхающий овраг. Школа, детсад, Дом культуры, музей и само помпезное здание городской администрации по-прежнему имели мрачный вид. Город никто не очищал, не разбирал завалы, не отстраивал заново, с конца минувшего лета в нем никто не проживал.

Я вновь прошелся по пустым, обгоревшим коридорам городской мэрии, опять заглянул в разоренные кабинеты, задержался в канцелярии. Со дня моего осеннего визита здесь ничего не изменилось.

Ход времени как будто остановился.

Я вытряс из несгораемых шкафов папки с никому не нужными теперь документами и запихал их в свой походный мешок – будет чем растапливать печь в бане.

И где теперь те горе-начальники, которые подписывали эти, как им казалось, важные бумаги…

Я уже как-то писал о своей догадке: Пришельцы не только грабят все земные ресурсы, но они питаются нашими отрицательными эмоциями, а конкретно, чувством страха. Оккупанты намеренно пугают людей, вызывая в их душах панику и отчаяние. Это есть их благоприятная среда, их питательная энергия.

Если оставшиеся в живых жители Земли смогут победить свой страх, то человеческая цивилизация будет спасена.

 
Только поверь и начни
Жизнь без войн, страданий и фальши —
И Земля зацветет.
 

14 апреля

Топил печку перед сном я не сильно, но все равно ночью в бане было душно. Пришлось выбираться из под бушлата и приоткрывать оконце.

Заснуть долго не получалось. По бане гулял легкий ветерок, он же заставлял биться оконную раму о подоконник. Но мне уже было лень вставать, чтобы бросить в проем окна какую-нибудь тряпку. А тут еще ветер стал шуршать по крыше и завывать в печной трубе.

Сквозь дремоту в окне мерещились то медвежья морда, то человечья. В воспаленном мозгу всплыли обрывки детских снов с их ночными страхами. Мне с четырехлетнего возраста приходилось иногда ночевать дома одному, и я боялся, что в окно залезет какое-нибудь чудище. Но когда в нем вдруг промелькнула чья-косматая голова, я понял, что страшнее человека на свете зверя нет… Наверное, это было детское предчувствие нашествия космических Пришельцев.

Забылся я уже на рассвете с мыслью о том, что, кажется пора перебираться на ночлег из бани обратно в кирпичный гараж.

 
И лишь опять слышны
Ночные стоны тишины.
 

15 апреля

С утра неожиданно зарядил, дождь, мелкий и нудный. Снег на участке весь сошел. Только одинокий грязный сугроб, как большой подгоревший блин, оставался лежать сбоку бани, где я когда-то собирался пристроить надувной бассейн.

Мечты, мечты…

Дождь залил все дорожки сада и заброшенную спортплощадку. Я вспомнил, что в прежней жизни бадминтон был включен в программу Олимпийских игр, и я в шутку говорил, что подал заявку в МОК для того, чтобы определить мой огород местом проведения следующих Олимпийских соревнований по бадминтону.

Какие Олимпийские игры? Как давно это было!

Я с трудом веду свой дневник, чувствую, как пропадает охота. Да и о чем писать? В моей одинокой жизни ничего не меняется, каждый день одно и тоже: борьба за хлеб насущный и смертный бой со своей тоской.

Но я придумал себе новое развлечение. С конца амбарной книги я начал записывать свои воспоминания о том, что приключалось со мной, и не только со мной, в той прошлой, нормальной жизни. То есть, если тут, с лицевой стороны амбарной книги, я пытаюсь фиксировать текущие события, то там, с обратной стороны – минувшие, которые случились еще до Эвакуации, даже в далеком, «счастливом советском» детстве.

Ничего примечательного в этих рассказах-воспоминаниях, конечно, нет. Обычные мемуары. Только эпизоды очень короткие и разбиты по темам: о любви, о дружбе, об армии, про политику, о мистике и т. д.

В той нормальной жизни, когда еще был интернет и различные социальные сети, я где-то вычитал, что современный человек не хочет, да и не может читать длинные тексты. Одолеть «многобукоф» ему уже не под силу. Оптимальное их количество – 2200 знаков вместе с пробелами. Именно такой ограничитель был установлен в одной из популярной некогда соцсети. Все правильно, в последнее время объем, получаемой человеком информации, неимоверно возрос.

Мозг отказывается

воспринимать большое количество знаков.

Я долго мучился, но первый свой рассказик «Смерти нет» из раздела «Мистика» (см. в конце книги) умудрился втиснуть в этот размерчик. Следующие рассказики я приловчился писать по данному образцу, стараясь быть максимально лаконичным.

Много ли их будет? Пока не закончится амбарная книга.

 
Видно, жизнь моя зазря прожита,
Зазря прожита, до дна выпита.
 

Короткие рассказы

Est deus in nobis – Есть в нас бог (Овидий)

Тимур заплыл далеко в озеро, почти на его середину, перевернулся на спину и, покачиваясь на волнах, стал смотреть на проплывающие по синему небу облака.

Он тихонько, как рыба плавником, шевелил кистями рук, удерживая равновесие, чтобы ноги не потянуло вниз, ко дну озера. Голова была закинута далеко назад, в ушные раковины набралась вода, и шум гомонящих на берегу людей стих, посторонние звуки не мешали Тимуру наблюдать за облаками.

Облака были большими и пушистыми, и казались очень близкими – протяни руку и проткнешь их насквозь. А небо, проглядывающее через дыры в облаках, наоборот, казалось далеким-далеким и пронзительно синим. Эта глубина создавалась плывущими облаками, если бы их не было, то и небо не выглядело бы таким бездонным, таким ярко синим, уходящим от Земли в вечность.

И тут в какое-то мгновение движение белых облаков остановилось. Тимур застыл в неподвижной синей глади озера.

Мир замер.

Все куда-то исчезло: озеро в пустыне, кафе на его берегу, люди, горы в знойной дымке, будто ничего это еще не успело народиться на свет – во всей Вселенной были только Тимур и это синее бездонное небо, прячущее свою вечность за облаками. Точнее, осталось одно безмолвное небо, потому что Тимур тоже исчез, он растворился в этой необъятной синеве.

И вдруг блеснула молния, на небе появилось зеленое свечение, к Земле со стремительной скоростью стали приближаться увеличивающиеся в размерах градины.

«Метеорит», успел подумать Тимур, прежде чем впасть в забытье.

Когда он очнулся на каменистому берегу, осколки, в которых отражались расколотые горы, и расколотое на мелкие кусочки небо, и вздыбленный на части асфальт – всё опять соединилось в прежнюю гармоничную картину, без единого шва.

Тимур сидел на берегу озера, подпирая спиной ствол могучей ветвистой чинары, спасающей своей щедрой тенью от убийственной жары, и приходил в себя.

Что это было? Разряд молнии? Но не было никакого дождя. Землетрясение? Но не было никаких разрушений.

Смерти нет, – даже не подумал, потому что в этот миг у Тимура не было сознания, ведь его самого не было, – он как будто знал об этом всегда, еще задолго до своего рождения.

Смерти нет, есть только вечная жизнь.

Про счастливое детство

У Тима был друг, мальчишка с соседней улицы, примерно его возраста, по имени Талгат.

Ребята были неразлучны, как Ишай с Кушаем. Летом они гоняли на смастеренном дедом Кубратом самокате, оглушая всю улицу грохотом подшипниковых колес. Зимой катались на самодельных лыжах, изготовленных тем же Кубрат бабаем. А еще ребята любили бежать за каким-нибудь проезжавшим мимо трехколесным транспортным средством и кричать во все горло:

– Цикыл – цикыл матацикыл, всю даругу абасыкыл!

Однажды, увидев двух подвыпивших алкашей, опохмелявшихся на конечной остановке городского автобуса N9, друзья придумали новую игру. Подозревая, что игра эта не совсем приличная, Тим решил спросить сначала разрешения у отца:

– Ати, можно мы с Талгатом в пьяниц поиграем?

– Нет, нельзя, – сухо обрезал тот.

Ну на нет и суда нет. Тим пожалел, что обратился к отцу, нужно было идти к деду. Дед бы так резко не отказал. Сначала бы разобрался, что это за игра, кто ее придумал, как в нее играют…. И лишь тогда – либо разрешил, либо запретил, доступно и понятно при этом объяснив, почему эта игра дурная и почему в нее играть не следует.

А так, без объяснений, кто же побоится дурацких запретов! Все равно будем играть, это же так интересно и увлекательно.

Друзья раздобыли пустую бутылку из под лимонада, содрали с нее этикетку, налили воды и… пошла потеха. Мальчишки отхлебывали из горлышка, и, пошатываясь, шли в обнимку вдоль желтого соседского штакетника и громко распевали:

– Шумел камыш, деревья гнулись…

Соседская девчонка Рашида укатывалась со смеху, высунув свой любопытный носик из-за штакетника.

А потом они втроем прятались в больших зеленых лопухах, растущих у Тима в огороде. И тут он сделал два важных для себя открытия.

Первое – девочки, оказывается, устроены по-другому, чем мальчики.

Второе – чужую женщину трогать нельзя. Потому что каждая женщина, пусть даже такая маленькая, как Рашида, принадлежит другому мужчине, например, своему отцу, чья зловещая тень промелькнула за забором.

Лицо Тима стало заливаться пунцовой краской, словно его застали за каким-то неблаговидным занятием. Он быстренько выбрался из лопухов, решив, больше никогда не играть в такие неприличные игры.

В старшей группе детсада, куда недавно начали водить Тима, все ребята были условно поделены на два разряда. Один – элита, другой – чернь. В элиту входили те, к кому можно было применить слово «самый».

Например, Маша была самой красивой, она носила большие красные банты. Вано считали самым умным, он уже мог читать. А Вася почему-то прослыл самым сильным, может, потому, что был самым длинным.

Тим в элиту не входил, но к черни себя тоже не причислял, и, вообще, это деление ему не нравилось.

Однажды из Казани в гости приехал какой-то родственник. Иногда среди взрослых попадаются чудо-экземпляры, каким-то непонятным образом сохраняющие живую связь с миром детства. Таким как раз и оказался этот гость.

В отличие от родителей Тима дистанции он не держал, а вел себя с мальчиком, как с равным, прямо и открыто отвечая на все вопросы. Гость дурачился, учил пацана боксировать с тенью. Тим с увлечением тренировался – умение драться настоящему мужчине никогда не повредит.

Скоро Тим почувствовал себя опытным мастером. Естественно, он больше не мог терпеть, что какой-то там долговязый детсадовский Вася задается своей силой и «держит шишку» в группе.

Тим вызвал Васю на «дуэль». Эта наглость того удивила: кто это посмел покуситься на его авторитет? Но что тут делать: авторитет нужно завоевывать не словами, а делами.

В общем, «мужики» схлестнулись в честном бою. Тим вмиг забыл всё, чему учил его родственник-боксер, и тузил своего противника, как придется, пытаясь свалить его с ног. Но Васёк действительно оказался крепким парнем, пыхтел, сопел, но сдаваться не хотел. Вся группа болела за верзилу Васю, и особенно старалась красавица Маша. А за Тима переживала только одна неприметная девочка по имени Гуля, которую он раньше как-то не замечал.

Драка эта закончилась вничью. А Вася с Тимом потом стали лучшими друзьями.

Но Тима тогда больше волновал не исход поединка, а отношение тихой и неприметной девочки Гули. На самом деле она не была такой уж тихой и неприметной. Да, Гуля не носила таких огромных красных бантов, как красавица Маша, но характер у нее был куда круче.

А главное она болела за Тима.

Это была первая драка в его жизни и первое пробуждающееся чувство.

В новых сарафанах двоюродные сестренки Тима выглядели еще красивее. Они были похожи на кукол, и казались не живыми, а игрушечными. Чтобы развеять свои сомнения, Тим даже незаметно ущипнул одну из кукол, но та подняла такой визг, что он зарекся на будущее проводить подобные эксперименты.

Но не только сестренкам Тима купили на базаре обновку. Им достались сарафаны, а ему – замечательные желтые сандалии. Но каково же было его разочарование, когда надев их, он обнаружил, что обувь велика и спадает при ходьбе. Обувку дали примерить старшей из сестренок – и надо же, ей она оказалась впору! Почему-то это обстоятельство Тим воспринял, как личное оскорбление, его мужское достоинство было ущемлено в высшей мере: как это, ему, крутому джигиту – велики, а ей, сопливой девчонке – как раз? Мир перевернулся вверх тормашками. Однако взрослые не придали сему факту никого значения. «За лето нога подрастет, к осени будешь носить», – мудро рассудила бабушка. Но родители решили по-другому: сандалии подарили той куколке, под чью ножку они подходили, что еще больше раздосадовало Тима.

В душе затаились жгучая обида и отвратительная горечь. Ему хотелось рвать и метать, он жаждал отмщения! Кому? Судьбе, за то, что она сыграла с Тимом такую злую шутку? Не ведомо. Мало того, что у него оказались маленькие ноги (он не думал, что сандалии большие, ведь они подошли его сестренке), так он еще и опозорился перед этими глупыми разряженными девчонками…

Всю ночь Тим не мог заснуть, переживая случившееся. Наконец, решение было принято. Тихонько, чтобы никого не разбудить, он встал с постели, вытащил из нижнего ящика комода злополучные сандалии и осторожно, стараясь не скрипнуть дверью, вышел во двор. Взял с верстака молоток, нашел огромный ржавый гвоздь. Перевернул сандалии и пробил на подошве несколько дырок: ни он, никто другой эту обувь больше никогда носить не будет! Таким был его приговор. И только после его свершения, вновь тайно пробравшись в дом, Тим успокоился и, удобно устроившись на подушке, унесся в царство Морфея.

Убереги, Боже, от уязвленного мужского самолюбия. Если оскорбленный джигит начнет мстить, кара его будет неимоверно жестокой, зато и успокоение будет великим.

Про армию

На гауптвахту привели в дупель пьяного капитана. Его бросили в одну из камер, предназначенных для офицерского состава, а «губарей» заставили откачивать офицера водой из тазиков. Но пьяному и море по колено: арестованный был совершенно невменяем, и всё переживал какую-то ссору: «Тат-тарский морда, ты ни-икогда ни будишь майором, имеш! Кем, минме? Это я татарский мурда? Мин сенга хазер покажу татарский мурда, свулыч!»

Тимур с Абреком и Сеней отказались присоединиться к водной экзекуции капитана. Это был бунт, который в солдатской тюрьме жестоко карался. Один наряд увел Тимура с Сеней, а другой – знакомый своим зверством еще по первому дню пребывания на «губе» – Абрека.

Случалось, на «губе» заключенных били, как на манекенах, отрабатывая приемы рукопашного боя. После таких «тренировок» часто попадали в госпиталь.

Тимур и Сеня решили отбиваться. Как только их завели в камеру, они тут же отскочили назад и, встав плечом к плечу, подготовились к обороне. Тимур обратился к чернявому сержанту, который переодевал их в первый день в арестантскую форму в каптерке, по-татарски:

– Капитан ведь тоже человек, и из наших, из татар! Его смерть будет на твоей совести. Улса – син гаепле.

Ответил вдруг тот, кто был посветлее и повыше ростом:

– Ул адам тугел, ул хайван. Он – не человек, он – свинья.

– Отставить разговорчики! – закричал сержант.

Вдруг раздалась команда:

– Стройся!

Уже через шесть секунд заключенные стояли в коридоре.

– По порядку рассчитайсь!

– Первый, второй, третий… десятый, расчет окончен!

Одного не хватало.

– Абрека нет, его повели на разборку, – напомнили охране.

Чернявый сержант пошел в угловую камеру, но тут же, как будто его ошпарили кипятком, выскочил обратно в коридор. Вслед за ним своей бесшумной походкой горного барса выплыл Абрек.

– Тревога, тревога!!! – истерично завопил выводной, нажимая красную кнопку на передаточном устройстве.

Вбежала вся охрана гарнизонной гауптвахты с автоматами наперевес. Вскоре появился и начальник гауптвахты майор Троицкий. А из угловой камеры, ухватив за руки и за ноги, охранники вытащил два бесчувственных тела в военной форме десантников.

Все поняли, что это работа Абрека – чемпиона по татарской борьбе курэш.