Текст книги "Эвакуация. Один в пустом городе"

Те, кто знал его обидную детскую кличку, давно уже не числились среди живых. Он от них от всех избавился. Не сам лично, конечно. Для этого были специально обученные люди.

В детстве он часто болел. Нос всегда в соплях, впалые щеки, вечно бегающие глазки. Сама натура – мелкая, злобная, мстительная.

Ну Сморчок и есть Сморчок.

И тем не менее он добился больших успехов. Мало кому в жизни удавалось достичь таких высот.

Если поначалу над Сморчком открыто насмехались, даже откровенно презирали, то потом начинали бояться. И называли исключительно Боссом.

Сморчку Боссу это очень нравилось. Ни деньги, ни богатства, ни женщины его особо не прельщали. Власть, неограниченная власть, вызывающая в душах животный страх и покорность – вот что было высшим наслаждением.

Это стало смыслом всей его жизни.

Но был человек, который его не боялся. Лохматый, небритый, всегда веселый и пышущий здоровьем, он походил на большую добродушную собаку.

Несмотря на добродушие и кажущуюся мягкость, Пёс обладал абсолютным бесстрашием. И это очень бесило Сморчка Босса и отравляло ему жизнь.

Завистник решил объявить войну, уверенный, что легко ее выиграет. Ведь их ресурсы были совершенно несопоставимы.

Однако Пёс оказал яростное сопротивление! Более того, начал брать верх. Хваленые спецы Сморчка Босса на самом деле оказались ни к чему непригодными. Вскоре в руки умелого Пса свалилась и вся огромная империя Сморчка Босса.

Поверженный неприятель впал в страшную депрессию и скрылся в своей секретной лаборатории, где тайно обогащался уран.

Но Пёс его и здесь нашел. Глаза беглеца по обыкновению трусливо забегали в ожидании справедливого возмездия. Однако победитель пришел не за этим.

– Если хочешь жить, свали отсюда по-тихому. Навсегда, – потребовал Пёс.

И переменил тему разговора.

– А что это у тебя тут цветы никто не поливает! Посмотри на этот кактус, высох, как сморчок.

– Я… я… я не Сморчок, – залепетал бывший всесильный Босс.

«Чего это он?», – не понял Пёс.

И вдруг в мутных глазах Сморчка сверкнула безумная решимость. Он быстро достал из сейфа пульт дистанционного подрыва и стал остервенело нажимать кнопку детонатора.

Тут же раздался мощный взрыв…

Про науку

Многие знают, что звуки, на основе которых, как из кирпичиков, слагаются различные слова и языки, изначально имеют свое собственное смысловое значение. Например, возгласами «Ах» или «О-о» представители всех народов выражают одно и то же – эмоции восхищения и удивления. И зная первоначальный смысл звуков, можно легко и быстро научиться понимать любой язык и овладеть многими тайнами мироздания.

Но Гайни пошел еще дальше. Он определил, что в систему построения фраз у восточных и западных народов изначально были заложены разные принципы.

Все западные языки строят предложения по схеме «объект – действие – цель». Фраза «Я лечу в Казань» по английски – «I am flying to Kazan», по-итальянски – «Sono volano a Kazan».

Но «I to am flying» или «Sono a Kazan volano», – неправильно.

Восток предлагает другую конструкцию: «объект – цель – действие», то есть «действие» и «цель» меняются местами. Например, «Я лечу в Казань» по-японски – «Watashi wa Kazan ni tonde imasu», по-татарски – «Мин Казанга очам». И это тоже жесткая конструкция.

И это есть принципиальное отличие восточной ментальности от западной.

Европеец сначала совершает действие, например, идет по улице – i’m going, но еще не знает, куда – то ли в супермаркет, то ли в пивной бар. Не случайно Наполеон говорил, что нужно сначала ввязаться в бой, а потом уже решать, как его вести.

А азиат не выйдет из дома, пока не определит свою цель: кабак или магазин, и лишь после этого говорит «пойду» («ido» по-японски или «барам» по-тюркски). Правда, он потом может передумать и сказать «Я в магазин… не пойду» – «Мин кибитка… бармым», или «Я в магазин… завтра пойду» – «Мин кибитка… иртэгэ барам».

Так устроен язык, а значит и мозг восточного человека: сначала цель, а потом поступок.

Восток знает Цель, но нельзя быть уверенным, что он до нее дойдет. Запад дойдет, но нельзя быть уверенным, что дойдет до нужной Цели.

Русский же язык, как синтез Востока и Запада, очень гибок: в нем допустимы обе конструкции «Я лечу в Казань» и «Я в Казань лечу», обе они звучат абсолютно правильно. Возможно, в этом и кроется объяснение столь широкого распространения русского языка и гениальность многих произведений русской литературы.

Невзора с детства преследовала одна пламенная и необъяснимая страсть. Он любил наблюдать за жизнью насекомых. Любил изучать всяких букашек вроде божьих коровок, рыжих мурашей, навозных жуков.

По окончанию общеобразовательной школы, когда наступила пора выбирать профессию, он сразу остановился на энтомологии. Да, он энтомолог. Если сказать проще, – насекомовед.

Его многолетние наблюдения за насекомыми, за их смешными интригами, чванливым делением на касты, неуемной жаждой первенства и власти, привели его к неутешительным выводам.

Insesta – так по-научному называется класс насекомых – ждет тотальный инцест. То есть, они «затрахают» сами себя и вымрут.

Но не совсем.

Исчезнет не сама популяция «насеков» (так он их для удобства назвал), а нынешнее ее поколение. Последний звонок уже прозвенел.

Когда Невзор это понял, аж прослезился. Ведь он привязался к ним всей душой и даже полюбил.

И тут вдруг узнает, что предмет его пристального наблюдения исчезает. Нынешнего поколения «насеков» больше не будет, их уничтожат, точнее, они, как было сказано выше, изведут друг друга сами.

Уничтожение будет происходить поэтапно и параллельно.

«Насеки» создали очень сложную систему сообщающихся сосудов.

Главный сосуд Вампира, к которому присосалась так называемая элита «насеков», питают многочисленные Доноры. Но эти Доноры и сами выступают в роли Вампиров для нижестоящих особей. Сия вертикаль имеет строго иерархическую структуру, состоящую из различных уровней и ответвлений.

Вот лишь некоторые особи класса «насеков», которым жить осталось уже недолго.

Сначала отомрут мелкие паразиты: токеры, букеры, грамщики, классники, витеры и им подобные.

Затем наступит черед для более крупной масти – смушников.

За ними канет в Лету вся ократическая рать.

Последними отпадут гархи и киры.

Лишившись подпитки, засохнет и центральный сосуд Вампира.

Невзору сталр немного грустно. Словно и его чего-то лишают. Да, лишают. Он ведь утрачивал предмет своих научных наблюдений. А вдруг все «насеки» вымрут?

Но этого не произойдет – «насеки» вечны. Только на век Невзора выпало счастье наблюдать семь поколений «насеков». Придет и восьмое.

Исследователю снова будет чем заняться холодными зимними вечерами.

Про войну

Дед Заки разводил пчел, и от него всегда исходил приятный медовый запах. Дед угощал Тима сотовым медом, малыш долго жевал его, пока во рту не пропадала сладость.

Внуку с дедом было интересно. Дед рассказывал ему сказки, зимой мастерил самодельные лыжи. А еще он знал уйму всяких присказок и прибауток. Например, у него было любимое словечко: «Пчакка да керакми!» Когда бабушка о чем-то ему выговаривала, дедушка небрежно отмахивался: «Пчакка да керакми!»

Трудно перевести это выражение на русский язык, еще надо видеть, с каким выражением произносил его дед. Но означало оно, как понимал Тим, примерно следующее: «Что ты пристаешь ко мне со всякими пустяками, это такая мелочь, что вообще ни на что не годится!»

Когда внук с дедом шли на остановку автобуса, Тиму нравилось идти с дедом неторопливой походкой и снисходительно поглядывать на обгоняющих их суетливых пассажиров. Особенно смешны были неуклюжие тетки со своими баулами.

«И куда спешат? Все равно автобус без нас не уедет. А уедет – не велика беда, придет другой», – с чувством легкого превосходства думал Тим, глядя на своего безсуетного деда.

…Разор семейного гнезда после Октябрьской революции, 1937 год, когда по ложному доносу дед Заки оказался в тюрьме, война и другие тяжкие испытания, видимо, научили бывшего зека и фронтовика не придавать значения мелочам и относиться ко всему происходящему со спокойствием каменного Будды.

Несмотря на малый возраст, Тим уже знал, что была страшная война с фашистами, и дед на ней воевал. Так же, как и другой дед, муж бабушки Раузы. Но тот погиб под Смоленском, а этот вернулся домой.

Однажды Тим спросил у деда Заки: «Как тебе удалось спастись?» В ответ он надеялся услышать героический рассказ о том, как храбро и умело сражался он с фашистами, и всегда успевал выстреливать первым и только потому остался жив…

Дедушка, однако, хитро усмехнулся в бороду: «Когда немцы пришли, я спрятался в сарае». Такой ответ поверг Тима в недоумение. Дед абсолютно переставал быть похожим на героя, которого он себе выдумал. Малыш совершенно запутался, может, его нарочно дразнят?

А, может, дед Заки хотел сказать о другом: чтобы сохранить свою жизнь, совсем необязательно отнимать ее у другого.