Текст книги "Скарамуш. Возвращение Скарамуша (сборник)"

– Слышишь, Леандр, сами боги смеются над тобой. – Затем обратился к крыше гумна и к ее невидимому обитателю: – Эй! Вы там!

Андре-Луи показался, высунув взъерошенную голову.

– Доброе утро, – любезно произнес он.

Когда Андре-Луи встал на колени, он увидел широкий выгон за изгородью, а на нем – огромный, сильно потрепанный фаэтон, повозку, доверху груженную бревнами, накрытыми промасленным брезентом, и нечто вроде дома на колесах, из крошечной трубы которого медленно вился дымок. Неподалеку три крупные фламандские лошади и пара ослов с удовольствием щипали траву. Все животные были стреножены. Если бы Андре-Луи увидел эту картину раньше, он получил бы ключ к странной сцене, разыгранной перед его глазами. За изгородью двигались люди. Трое из них собрались в этот момент у калитки: девушка с живым лицом и вздернутым носиком – наверно, Коломбина,[43]43
  Коломбина – традиционный персонаж итальянской народной комедии: служанка, участвующая в развитии интриги.


[Закрыть] субретка;[44]44
  Субретка – сценическое амплуа: бойкая, находчивая служанка, помогавшая своим господам в их любовных интригах. Возникло в итальянской народной комедии, затем перешло во французскую комедию.


[Закрыть] тощий, подвижный юноша – должно быть, Арлекин,[45]45
  Арлекин – традиционный и популярнейший персонаж итальянской народной комедии – слуга, участвующий в развитии интриги. Позднее, во французском народном театре XVIII – начала XIX в., – счастливый соперник Пьеро.


[Закрыть] и, наконец, простоватый парень – вероятно, дзани[46]46
  Дзани (дзанни) – шутовской персонаж итальянской народной комедии, плебей, чаще всего крестьянин.


[Закрыть] или лекарь.[47]47
  Лекарь (или Доктор) – комический персонаж итальянской народной комедии, богатый, скупой и падкий до женщин старик.


[Закрыть]

Андре-Луи охватил все это одним взором, пока здоровался. В ответ на его приветствие Панталоне[48]48
  Панталоне – персонаж итальянской народной комедии, старик-купец, богатый, почти всегда скупой, хворый. Он самоуверен, но его всегда одурачивают Скапен или Арлекин.


[Закрыть] заорал:

– Какого черта вы делаете наверху?

– Абсолютно то же самое, что вы делаете внизу, – нарушаю границу чужих владений.

– Вот как! – сказал Панталоне и взглянул на своих товарищей, причем его большое красное лицо уже не выражало прежней уверенности. Хотя подобное нарушение было для них делом привычным, однако, услышав, как их действия называют своим именем, толстяк смутился.

– Чья это земля? – спросил он менее уверенным тоном.

Андре-Луи ответил, натягивая чулки:

– Насколько мне известно, это владения маркиза де Латур д’Азира.

– Пышное имя. Этот благородный господин суров?

– Этот господин – дьявол, или, пожалуй, вернее было бы сказать, что по сравнению с ним сам дьявол – благородный господин.

– И все же, – вмешался актер со злодейской внешностью, игравший Скарамуша, – вы признаете, что сами не колеблясь нарушаете границу его владений.

– Да, но, видите ли, я – законник, а законники, как известно, не способны соблюдать закон, точно так же как актеры не способны актерствовать. Кроме того, сударь, на нас оказывает воздействие природа, и природа одерживает верх над уважением к закону, как и над всем прочим. Когда я добрался сюда вчера ночью, природа одержала верх надо мной. Итак, я спал здесь, позабыв об уважении к весьма высокопоставленному и могущественному маркизу де Латур д’Азиру. Однако заметьте, господин Скарамуш, что, в отличие от вас и ваших товарищей, я нарушаю границу не столь демонстративно.

Надев сапоги, Андре-Луи легко спрыгнул вниз и стоял в рубашке, перекинув через руку редингот, который собирался надеть. Маленькие хитрые глазки «благородного отца»[49]49
  Благородный отец – амплуа в трагедии и высокой комедии.


[Закрыть] внимательно изучали его. Незнакомец одет скромно, но на нем костюм хорошего покроя, а рубашка из тонкого батиста. Да и речь его подтверждает, что он человек образованный. Отметив про себя все это, господин Панталоне решил быть любезным.

– Я весьма признателен вам за предостережение, сударь, – начал он.

– Так воспользуйтесь им, друг мой. Люди господина д’Азира имеют приказ стрелять в нарушителей границы. Берите с меня пример и удирайте.

Актеры последовали за Андре-Луи через калитку в изгороди к лагерю, расположившемуся на выгоне. Уже попрощавшись с ними, он вдруг заметил молодого человека, который совершал утренний туалет над ведром, поставленным на деревянную ступеньку у задней стенки фургона. С минуту поколебавшись, Андре-Луи повернулся к господину Панталоне.

– Если бы я не боялся бессовестно злоупотреблять вашим гостеприимством, сударь, – сказал он откровенно, – то, перед тем как распроститься, я бы попросил разрешения последовать примеру этого превосходного молодого человека.

– Но, мой дорогой сударь, нет ничего проще. – Хозяин труппы был само добродушие. – Пожалуйста, прошу вас. Родомонт[50]50
  Родомонт – фанфарон, прикидывающийся храбрецом; от имени храброго, но хвастливого и наглого персонажа поэм Маттео Боярдо «Влюбленный Роланд» и Лудовико Ариосто «Неистовый Роланд».


[Закрыть] даст вам все необходимое. На сцене он – пожиратель огня, а в жизни – самый большой щеголь труппы. Эй, Родомонт!

Умывающийся молодой человек выпрямил длинное тело, склоненное над ведром, и, весь в мыльной пене, взглянул на них. Панталоне отдал распоряжение, и Родомонт, который действительно был столь же дружелюбен и мягок в жизни, сколь грозен и ужасен на сцене, радушно предоставил ведро в распоряжение незнакомца.

Итак, Андре-Луи снова снял свой шейный платок и редингот и стал закатывать рукава тонкой рубашки. Родомонт снабдил его мылом, полотенцем, сломанным гребнем и даже засаленной лентой для волос – на случай, если господин потерял свою собственную. От ленты Андре-Луи отказался, а гребень с благодарностью принял. Наконец он покончил с умыванием и стоял с полотенцем через плечо, приводя в порядок растрепанные волосы перед обломком зеркала, прикрепленным к двери фургона.

Пока Андре-Луи причесывался под болтовню приветливого Родомонта, его слух вдруг уловил стук копыт. Он беззаботно взглянул через плечо и застыл с гребнем в руке, раскрыв рот. Вдали на дороге, идущей мимо выгона, показался отряд из семи всадников в синих мундирах с красными обшлагами жандармерии.

Андре-Луи ни на минуту не усомнился, за какой добычей они гонятся, и внезапно ощутил холодную тень виселицы. Отряд остановился, и сержант, возглавлявший его, заорал зычным голосом:

– Эй, вы! Эй! – В тоне слышалась угроза.

Все члены труппы – а их было около двенадцати – замерли на месте. Панталоне величаво выступил вперед, откинул назад голову – совсем как королевский прокурор.

– Что же это такое, черт побери? – изрек он, но было неясно, относятся ли его слова к Року, Небесам или сержанту. Затем, перейдя на крик, он снова спросил: – Что такое?

Последовало краткое совещание между всадниками, затем они рысью пустились через выгон прямо к лагерю актеров.

Андре-Луи все еще стоял у задней стенки фургона, продолжая машинально проводить расческой по спутанным волосам. Он следил за приближающимся отрядом, и ум его лихорадочно работал, готовый немедленно принять решение в зависимости от обстоятельств.

Еще не успев подъехать, сержант прорычал в нетерпении:

– Кто дал вам разрешение разбить здесь лагерь?

Вопрос отнюдь не успокоил и не ввел в заблуждение Андре-Луи. Облава на бродяг и нарушителей границы владений не имела никакого отношения к службе этих людей, и если они и занимались подобными делами, то лишь мимоходом – возможно, в надежде удержать налог в свою пользу. Вероятнее всего, отряд ехал из Рена и его настоящей задачей была охота на молодого законника, обвиняемого в призыве к мятежу. Между тем Панталоне заорал в ответ:

– Кто дал нам разрешение, спрашиваете вы? Какое такое разрешение? Это общинная земля,[51]51
  Общинная земля – общинное землевладение – одна из форм земельной собственности, принадлежность определенного земельного участка крестьянской общине.


[Закрыть] которой могут пользоваться все.

Сержант рассмеялся неприятным смехом и пришпорил лошадь.

– Во всех огромных владениях господина де Латур д’Азира нет общинной земли в точном значении этого слова, – произнес голос над ухом Панталоне. – Это цензива,[52]52
  Цензива – недворянское, преимущественно крестьянское, наследственное земледержание в средневековой Франции. Держатель цензивы ежегодно выплачивал сеньору ценз (денежную, реже натуральную ренту) и государству – талью. Отменена в 1793 г.


[Закрыть] и со всех, кто здесь пасет свой скот, взимаются налоги.

Панталоне повернулся и увидел рядом с собой Андре-Луи в одной рубашке, без шейного платка. На плече – полотенце, в руке – гребень.

– Пропади оно все пропадом, – выругался Панталоне, – да ведь этот маркиз де Латур д’Азир – настоящий великан-людоед!

– Я уже сообщил вам свое мнение о нем, – сказал Андре-Луи. – Что касается этих парней, лучше будет, если я займусь ими сам. У меня есть опыт в делах такого рода. – И, не дожидаясь согласия Панталоне, Андре-Луи выступил вперед, чтобы встретить приближающийся отряд. Он ясно понимал, что его может спасти только смелость.

Когда через минуту сержант остановил своего коня перед полуодетым Андре-Луи, тот расчесывал волосы, глядя снизу вверх с простодушной и обезоруживающей улыбкой.

Сержант резко окликнул его:

– Вы – предводитель этой группы бродяг?

– Да… то есть мой отец – вон там – действительно предводитель. – И он ткнул большим пальцем в сторону Панталоне, который, держась на заднем плане, уставился на них, ничего не слыша. – Что вам угодно, капитан?

– Мне угодно сказать, что вас, скорее всего, посадят в тюрьму – всю вашу компанию. – Сержант проговорил это громко и грубо, и голос его разнесся по выгону и дошел до слуха всех членов труппы, которые замерли, подавленные. Доля бродячих актеров достаточно тяжела и без тюрьмы.

– Но как же так, мой капитан? Это общинная земля – ею могут пользоваться все.

– Ничего подобного.

– А где ограждения? – спросил Андре-Луи, взмахнув рукой с гребнем, как бы показывая, что место не занято.

– Ограждения! – фыркнул сержант. – При чем тут ограждения! Это цензива. Здесь можно пастись, только уплатив ценз маркизу де Латур д’Азиру.

– Но мы же не пасемся, – изрек простодушный Андре-Луи.

– Черт вас подери, фигляр! Не пасетесь! Зато пасется ваш скот!

– Они так мало едят! – сказал Андре-Луи извиняющимся тоном и снова улыбнулся заискивающей улыбкой.

У сержанта стал еще более грозный вид.

– Не это главное. Главное то, что ваши действия могут рассматриваться как кража, а за кражу полагается тюрьма.

– Я полагаю, что теоретически вы правы, – вздохнул Андре-Луи и снова принялся расчесывать волосы, по-прежнему глядя снизу вверх в лицо сержанту. – Но мы грешили по неведению. Мы благодарны вам за предостережение. – Он переложил гребень в левую руку, а правую погрузил в карман панталон. Послышалось приглушенное звяканье монет. – Мы в отчаянии, что из-за нас вы отклонились от своего пути, и хотели бы хоть немного загладить причиненное беспокойство. Может быть, ваши люди окажут нам честь, выпив в ближайшей гостинице за здоровье господина де Латур д’Азира или кого угодно на свое усмотрение.

Тучи на челе сержанта начали рассеиваться.

– Ну ладно, – резко сказал он. – Но вы должны сняться с лагеря, ясно? – Он наклонился в седле, и Андре-Луи вложил ему в руку монету в три ливра.[53]53
  Ливр – французская серебряная монета. В 1793 г. заменена франком.


[Закрыть]

– Через полчаса, – сказал Андре-Луи.

– Почему через полчаса? Почему не сразу?

– О, но ведь нам нужно время, чтобы позавтракать.

Они взглянули друг на друга. Сержант перевел взгляд на большую серебряную монету в своей руке, и наконец его черты утратили суровость.

– В конце концов, – сказал он, – мы не обязаны работать на господина де Латур д’Азира. Мы – из ренской жандармерии. – Веки Андре-Луи дрогнули, выдав его. – Но не копайтесь, а то нарветесь на людей маркиза, а уж они-то не так сговорчивы. Ну ладно, приятного вам аппетита, сударь, – пожелал он на прощание.

– Доброго пути, капитан, – ответил Андре-Луи.

Сержант повернул свою лошадь, и отряд приготовился ехать. Они уже отъезжали, когда сержант снова остановился.

– Эй, сударь! – позвал он через плечо. Андре-Луи подскочил к стремени. – Мы разыскиваем негодяя по имени Андре-Луи Моро, из Гаврийяка, скрывающегося от правосудия. Его должны повесить за призыв к мятежу. Вам не встречался человек, поведение которого казалось подозрительным?

– Как раз встречался, – очень смело ответил Андре-Луи, и на лице его было написано горячее желание угодить сержанту.

– Встречался? – вскричал сержант. – Где? Когда?

– Вчера вечером в окрестностях Гишена…

– Да, да! – Сержант почувствовал, что идет по горячим следам.

– Был там один человек, который, по-моему, очень боялся, как бы его не узнали… Лет пятидесяти или около того…

– Пятидесяти! – воскликнул сержант, и лицо его вытянулось. – Нет! Это парень не старше вас, худой, примерно вашего роста, с черными волосами – точно такими, как у вас, судя по описанию примет. Будьте начеку, господин актер. Королевский прокурор Рена сообщил нам сегодня утром, что заплатит десять луидоров любому, кто даст сведения, которые помогут схватить этого негодяя. Итак, вы можете заработать десять луидоров, если будете смотреть в оба и сообщите властям. Может быть, вам повезет.

– Да, это было бы сказочное везение! – рассмеялся Андре-Луи.

Но сержант уже пришпорил лошадь и поскакал, догоняя своих людей. Андре-Луи продолжал смеяться совершенно беззвучно, как с ним иногда бывало, когда он находил шутку особенно остроумной.

Затем он медленно повернулся и снова пошел к Панталоне и остальным членам труппы, которые собрались вместе и пристально смотрели в его сторону.

Панталоне шел ему навстречу, протянув обе руки. Сначала Андре-Луи показалось, что он хочет его обнять.

– Мы приветствуем вас, наш спаситель! – с пафосом произнес толстяк. – Над нами уже нависла тень тюрьмы, от которой стыла кровь. Как бы бедны мы ни были, все мы – честные люди и ни один из нас не испытал такого ужасного бесчестия, как тюрьма. Никто из нас не пережил бы этого. Если бы не вы, мой друг, нам бы не миновать беды. Как вы совершили это чудо?

– Во Франции это чудо совершается с помощью портрета короля. Вы, вероятно, замечали, что французы – нация верноподданных. Они любят своего короля, а еще больше – его портреты, особенно когда они отчеканены на золоте. Их почитают, даже когда они отчеканены на серебре. Сержант был так ослеплен созерцанием этого благородного лика – на монете в три ливра, – что гнев его испарился, и он отправился своей дорогой, предоставив нам мирно удалиться.

– Ах, в самом деле! Он сказал, что мы должны сняться с лагеря. За дело, ребята! Пошли, пошли…

– Но только после завтрака, – сказал Андре-Луи. – Этот верноподданный короля был так глубоко тронут, что отпустил нам полчаса на завтрак. Правда, он говорил, что могут появиться люди маркиза. Но он, так же как я, знает, что их не стоит всерьез бояться и, даже если они появятся, портрет короля – на этот раз отчеканенный на меди – растопит и их сердца. Итак, мой дорогой господин Панталоне, завтракайте спокойно. Судя по запаху стряпни, который сюда доносится, излишне желать вам приятного аппетита.

– Мой друг, мой спаситель! – Панталоне стремительно обнял молодого человека за плечи. – Вы непременно позавтракаете с нами.

– Признаюсь, я питал надежды на ваше приглашение, – сказал Андре-Луи.

Актеры завтракали около фургона, под ярким солнцем, смягчавшим холодное дыхание ноябрьского утра, и, сидя среди них, Андре-Луи подумал о том, что это странная, но приятная компания. В их кругу царила атмосфера веселости. Делая вид, что у них нет забот, комедианты подшучивали над испытаниями и злоключениями своей кочевой жизни. Они были очаровательно неестественны; жесты их были театральны, а речь – напыщенна и жеманна. Занимаясь самыми обыденными делами, они держались как на сцене. Казалось, они действительно принадлежат к особому миру, который становится реальным только на подмостках сцены, в ярком свете рампы. Андре-Луи пришла в голову циничная мысль, что, быть может, именно чувство товарищества, связывающее актеров, делает их столь нереальными. Ведь в реальном мире алчная борьба за блага и дух стяжательства отравляют дружеские отношения.

Их было ровно одиннадцать – трое женщин и восемь мужчин. Называли они друг друга сценическими именами, которые говорили об амплуа и никогда не изменялись, какую бы пьесу ни играли, – разве что слегка варьировались.

– Наша труппа верна традициям старой итальянской комедии дель арте,[55]55
  Комедия дель арте – комедия масок, вид итальянского театра XVI–XVI вв., спектакли которого создавались методом импровизации на основе сценария. Персонажи – «маски»: слуги – Бригелла, Арлекин, Пульчинелла, Ковиелло, Коломбина; глупый жадный купец Панталоне, фанфарон и трус Капитан, болтун Доктор, педантичный, назойливый Тарталья и др.


[Закрыть] – сообщил Панталоне. – Сейчас таких трупп осталось мало. Мы не обременяем память, заучивая высокопарные фразы, являющиеся плодом мучительных усилий бездарного автора. Каждый из нас – автор собственной роли, которую создает прямо на сцене. Мы импровизаторы – импровизаторы старой благородной итальянской школы.

– Именно так я и предположил, – сказал Андре-Луи, – когда увидел, как вы репетируете свои импровизации.

Панталоне нахмурился.

– Я заметил, сударь, что ваше остроумие имеет едкий, чтобы не сказать язвительный, привкус, и это очень хорошо. Полагаю, что именно подобный юмор подходит к вашему выражению лица, однако он может завести вас не туда, как и случилось на этот раз. Репетиция – случай исключительный – понадобилась из-за того, что наш Леандр недостаточно владеет актерским мастерством. Мы пытаемся обучить его искусству, которое ему необходимо и которым – увы – не наделила его природа. Если же и это не поможет… Впрочем, не будем нарушать наше согласие ожиданием бед, которых мы надеемся избежать. Мы любим нашего Леандра, несмотря на все его недостатки. Позвольте познакомить вас с труппой.

И Панталоне стал представлять свою труппу. Он указал на долговязого добродушного Родомонта, которого Андре-Луи уже знал.

– Поскольку Родомонт наделен длинными руками и ногами и крючковатым носом, он играет в наших пьесах Капитана,[56]56
  Капитан – см. Спавенто.


[Закрыть] – объяснил Панталоне. – У него отменные легкие – вы бы только послушали, как он вопит. Сначала мы назвали его Спавенто, или Эпуванте,[57]57
  Спавенто, или Эпуванте – маска Капитана из итальянской народной комедии, воплощавшая в комедийном плане образ и действия испанского офицера. В этом персонаже соединялись холодное высокомерие, жестокость, жадность, чопорность и бахвальство, скрывающие трусость. «Спавенто» по-итальянски значит «ужас».


[Закрыть] но это имя недостойно такого великого артиста. Никогда еще, с тех пор как великолепный Мондор[58]58
  Мондор (наст. имя Филипп Жирар) – актер ярмарочного балагана на Новом мосту в Париже первой половины XVII в. В 1640 г. он ушел на покой богатым и знаменитым.


[Закрыть] изумил мир, подобный хвастун не появлялся на подмостках сцены. Итак, мы присвоили ему имя Родомонт, которое прославил Мондор. И даю слово как актер и благородный человек – а я благородный человек или был им, – мы не ошиблись в выборе.

Ужасный Родомонт, смущенный таким обилием похвал, покраснел, как школьница, под серьезным испытующим взглядом Андре-Луи.

– Следующий – Скарамуш, которого вы также уже знаете. Иногда он Скапен, а иногда – Ковиелло,[59]59
  Скапен – хитрый, плутоватый слуга, один из основных персонажей народного итальянского театра, перенесенных на французскую сцену Мольером (см. ниже) в комедии «Проделки Скапена». Ковиелло – также персонаж итальянской народной комедии, выведенный Мольером в комедии «Мещанин во дворянстве» (1670) под именем Ковьеля; действует хитростью, напором, ловкой изобретательностью.


[Закрыть] но чаще всего – Скарамуш, и уж поверьте мне, для этой роли он подходит больше всего – я бы даже сказал, слишком подходит. Потому что он Скарамуш не только на сцене, но и в жизни. Он умеет хитро вести интригу и стравливать людей, притом держится с вызывающим нахальством, когда уверен, что ему не отплатят той же монетой. Он – Скарамуш, маленький застрельщик. Но я по натуре своей снисходителен и люблю все человечество.

– Как сказал священник, целуя служанку, – огрызнулся Скарамуш и снова принялся за еду.

– Как видите, он, подобно вам, наделен язвительным юмором, – сказал Панталоне и продолжил: – А вот этот ухмыляющийся мошенник с деревенской физиономией и шишкой на носу – конечно же Пьеро.[60]60
  Пьеро – обычный персонаж пантомим, в белом костюме и с лицом, посыпанным мукой. Традиционный персонаж французского народного театра.


[Закрыть] Кем же еще ему быть?

– Я бы гораздо лучше сыграл Влюбленного,[61]61
  Влюбленный, Влюбленная – маски итальянской народной комедии. Однако, в отличие от других персонажей, они – менее всего маски. Их характеры могли быть различными, и психологическую характеристику масок давали сами комедианты. Влюбленные выделялись среди других масок тем, что должны были выступать на сцене в роскошных костюмах, подчеркивающих их аристократическое происхождение.


[Закрыть] – сказал сельский херувим.

– Заблуждение, свойственное Пьеро, – пренебрежительно заметил Панталоне. – Вот тот грузный насупленный негодяй, состарившийся в грехе, аппетит которого с годами все возрастает, – Полишинель.[62]62
  Полишинель (Пульчинелла) – неаполитанский шутовской персонаж, один из любимейших героев карнавалов, народных игр, беллетристики. Это смешной паяц, часто – горбун с петушиным носом, иногда – круглый дурак, порою – умный лукавец.


[Закрыть] Как видите, природа создала каждого для той роли, какую он играет. А проворный веснушчатый нахал – Арлекин. Он не похож на вашего, усыпанного блестками, в которого упадок современного театра превратил первенца Момуса,[63]63
  Момус – древнегреческий бог смеха.


[Закрыть] – нет, это настоящий дзани комедии дель арте, оборванный, весь в заплатах, наглый, трусливый и мерзкий буффон.

– Как видите, природа создала каждого из нас для той роли, которую он играет, – передразнил Арлекин главу труппы.

– Внешне, мой друг, только внешне, иначе мы бы так не мучились, обучая красивого Леандра роли Влюбленного. А вот Паскарьель,[64]64
  Паскарьель – в итальянской народной комедии тип слуги – обжоры, пьяницы и скандалиста.


[Закрыть] играющий лекарей, нотариусов, лакеев. Он добродушный, услужливый малый; к тому же прекрасный повар, ибо родился в Италии – стране обжор. И наконец, я сам – отец труппы и Панталоне. Играю, как мне и положено, благородных отцов. Правда, порой я – обманутый муж, а иногда – невежественный, самонадеянный Доктор. Чаще всего я зовусь Панталоне, хотя у меня единственного есть настоящее имя. Это имя – Бине, сударь.

А теперь – наши дамы. Первая по старшинству – Мадам. – Он махнул большой рукой в сторону полной блондинки лет сорока пяти, которая сидела на нижней ступеньке фургона. – Это наша Дуэнья,[65]65
  Дуэнья – здесь: амплуа в театре.


[Закрыть] или Мать, или Кормилица – в зависимости от сюжета пьесы. Ее называют очень просто и по-королевски – Мадам. Если когда-то у нее и было имя вне сцены, она давно позабыла его, да так оно, пожалуй, и лучше. Затем у нас есть вот эта дерзкая негодница с вздернутым носом и большим ртом, – разумеется, это наша субретка Коломбина. И наконец, моя дочь Климена, играющая Влюбленную, – подобный талант можно встретить разве что в «Комеди Франсез».[66]66
  «Комеди Франсез» – французский драматический театр. Основан в 1680 г. Людовиком XIV, когда по его приказу труппа Бургундского отеля объединилась с труппой театра Генего. Стал школой актерского и режиссерского искусства. Сохраняя в репертуаре Ж. Б. Мольера, П. Корнеля, Ж. Расина, П. Бомарше, остается верным классическим традициям.


[Закрыть] Кстати, у нее настолько дурной вкус, что она стремится поступить в этот театр.

Красивая Климена – а она действительно была красива – встряхнула каштановыми локонами и рассмеялась, взглянув на Андре-Луи. Глаза у нее, как он теперь разглядел, были не синие, а карие.

– Не верьте ему, сударь. Здесь я королева, а я предпочитаю быть королевой в нашей труппе, а не служанкой в Париже.

– Мадемуазель, – весьма торжественно изрек Андре-Луи, – будет королевой всюду, где ей угодно будет царствовать.

Единственным ответом был застенчивый, но в то же время обольстительный взгляд из-под трепещущих ресниц. Отец Климены закричал, обращаясь к миловидному молодому человеку, который играл Влюбленного:

– Слышишь, Леандр? Тебе следует упражняться в красноречии такого рода.

Леандр томно поднял брови.

– В самом деле? – промолвил он и пожал плечами. – Да ведь это просто общее место.

Андре-Луи одобрительно рассмеялся.

– У господина Леандра более живой ум, чем вам кажется. Как тонко он заметил, что назвать мадемуазель Климену королевой – общее место.

Некоторые, в том числе и господин Бине, засмеялись.

– Вы полагаете, он настолько остроумен, что имел в виду именно это? Ха! Да все его тонкие замечания случайны.

В разговор вступили остальные, и скоро Андре-Луи был уже в курсе всех дел странствующих комедиантов. Они направляются в Гишен, надеясь подработать на ярмарке, которая должна открыться в следующий понедельник. В субботу в полдень они триумфально вступят в город и, соорудив сцену на старом рынке, в тот же вечер сыграют первое представление по новой канве – или сценарию – господина Бине. Деревенские зрители просто рот разинут от спектакля. Тут господин Бине тяжело вздохнул и обратился к смуглому пожилому Полишинелю, который, насупившись, сидел слева от него:

– Да, нам будет не хватать Фелисьена. Ума не приложу, что мы будем без него делать.

– Ну, что-нибудь придумаем, – проговорил Полишинель с набитым ртом.

– Ты всегда так говоришь, так как знаешь, что тебе-то, конечно, не придется придумывать.

– Его нетрудно заменить, – сказал Арлекин.

– Разумеется, если бы мы были в городе. Но где же нам взять парня даже таких средних способностей, как у Фелисьена, среди селян Бретани? – Господин Бине повернулся к Андре-Луи. – Он был нашим бутафором, машинистом сцены, плотником, билетером, а иногда играл на сцене.

– Роль Фигаро,[67]67
  Фигаро – хитроумный и энергичный слуга, главный герой драматической трилогии французского драматурга Пьера-Огюстена Карона де Бомарше (1732–1799) «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность» (1775), «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (1783) и «Преступная мать, или Второй Тартюф» (1792). Первые две части имели настолько шумный успех, что были разыграны на сцене версальского театра; главные роли исполняли члены королевской семьи.


[Закрыть] полагаю, – сказал Андре-Луи, вызвав смех.

– Значит, вы знакомы с Бомарше! – Бине с живым интересом взглянул на молодого человека.

– Мне кажется, он довольно известен.

– Да, конечно, – в Париже. Но я бы никогда не поверил, что его слава докатилась до глухих уголков Бретани.

– Я провел несколько лет в Париже – в коллеже Людовика Великого. Там и познакомился с произведениями Бомарше.

– Опасный человек, – нравоучительно сказал Полишинель.

– Да, тут ты прав, – согласился Панталоне. – Умен – этого я у него не отнимаю, хотя лично мне авторы не нужны. Но это зловредный ум, виновный в распространении пагубных новых идей. Я думаю, что подобных авторов следует запрещать.

– Господин де Латур д’Азир, вероятно, согласился бы с вами – тот самый, которому стоит только повелеть – и общинная земля превратится в его собственность. – Андре-Луи осушил кружку, наполненную дешевым вином, которое пили актеры.

Его замечание могло бы вызвать дальнейший спор, если бы не напомнило господину Бине, на каких условиях они здесь задержались, а также о том, что уже прошло более получаса. Он моментально вскочил на ноги с живостью, неожиданной для такого тучного человека, и принялся отдавать команды, как маршал на поле битвы:

– Живей, живей, ребята! Мы что, так и будем здесь рассиживаться и обжираться весь день? Время летит, и, если мы хотим войти в Гишен в полдень, надо еще сделать массу дел. Давайте-ка одевайтесь! Мы снимемся с лагеря через двадцать минут. Дамы, за дело! Идите к себе в фаэтон и постарайтесь навести красоту. Скоро на вас будет смотреть весь Гишен, и от того впечатления, которое произведет ваша наружность сегодня, зависит, чем заполнятся ваши внутренности завтра. В путь! В путь!

Привыкнув беспрекословно повиноваться этому самодержцу, все засуетились. Вытащили корзины и коробки и уложили в них деревянные тарелки и остатки скудного пиршества. Через минуту на земле не осталось никаких следов лагеря, и дамы удалились в фаэтон. Мужчины же забирались в фургон, когда Бине повернулся к Андре-Луи.

– Здесь мы расстанемся, сударь, – сказал он театрально, – ваши должники и друзья, обогащенные знакомством с вами. – Он протянул пухлую руку.

Андре-Луи задержал ее в своих. Последние несколько минут он лихорадочно размышлял. Когда он вспомнил, как спрятался среди актеров от своих преследователей, его осенило, что ему не найти лучшего места, чтобы укрыться, пока его не перестанут искать.

– Сударь, – сказал он, – это я ваш должник. Не каждый день выпадает счастье сидеть в кругу такой прославленной и очаровательной труппы.

Маленькие глазки Бине впились в молодого человека. Он обнаружил не иронию, а лишь искренность и чистосердечие.

– Я неохотно расстаюсь с вами, – продолжал Андре-Луи. – Тем более неохотно, что не вижу абсолютно никакой необходимости расставаться.

– Как так? – промолвил Бине, нахмурившись и медленно убирая руку, которую молодой человек задержал дольше, чем следовало.

– А вот как. Вы можете считать меня кем-то вроде рыцаря печального образа в поисках приключений, в настоящий момент не имеющего определенной цели в жизни. Ничего удивительного, что первое знакомство с вами и вашей выдающейся труппой вызывает у меня желание узнать вас поближе. Что касается вас, то, насколько я понял, вам нужен кто-нибудь взамен вашего Фигаро – кажется, его имя Фелисьен. Может быть, с моей стороны самонадеянно предполагать, что я смогу справиться с обязанностями столь разнообразными и сложными…

– Вы снова дали волю язвительному юмору, мой друг, – перебил Бине. – Если бы исключить его, – добавил он медленно и задумчиво, прищурив маленькие глазки, – мы могли бы обсудить предложение, которое вы, по-видимому, делаете.

– Увы! Мы не можем ничего исключить. Если вы принимаете меня, то принимаете целиком – такого как есть. Как же иначе? Что же касается этого юмора, который вам не по вкусу, вы могли бы извлечь из него выгоду.

– Каким образом?

– Разными способами. Например, я мог бы обучать Леандра объясняться в любви.

Панталоне расхохотался.

– А вы уверены в своих силах и не страдаете от излишней скромности.

– Следовательно, я обладаю первым качеством, необходимым актеру.

– Вы умеете играть?

– Полагаю, что да – при случае, – ответил Андре-Луи, вспомнив свое выступление в Рене и Нанте. «Интересно, – подумал он, – удалось ли Панталоне хоть раз за всю сценическую карьеру так же взволновать толпу своими импровизациями?»

Господин Бине размышлял.

– Много ли вы знаете о театре?

– Все.

– Я же говорил, что скромность вряд ли помешает вам сделать карьеру.

– Судите сами. Я знаю произведения Бомарше, Эглантина, Мерсье,[68]68
  Луи Себастьен Мерсье (1740–1814) – французский писатель. Создал утопический роман «2440 год» (1770), пьесы, эстетический трактат «О театре» (1773). Реалистические очерки Мерсье «Картины Парижа» (1781–1788) рисуют предреволюционную эпоху.


[Закрыть] Шенье[69]69
  Мари Жозеф Шенье (1764–1811) – французский поэт и драматург. Стихи и трагедии Шенье «Карл IX, или Урок королям» (1789), «Кай Гракх» (1792) направлены против тирании и религиозного фанатизма.


[Закрыть] и многих других наших современников. Кроме того, я, конечно, читал Мольера,[70]70
  Мольер (наст. имя Жан-Батист Поклен) (1622–1673) – великий французский комедиограф, актер, театральный деятель, реформатор сценического искусства. Сочетая традиции народного театра с достижениями классицизма, создал жанр социально-бытовой комедии, высмеивал сословные предрассудки дворян, ограниченность буржуа («Смешные жеманницы», 1660; «Ученые женщины», 1672; «Мещанин во дворянстве», 1670). Оказал огромное влияние на развитие мировой драматургии и театра.


[Закрыть] Расина,[71]71
  Жан Расин (1639–1699) – французский драматург, крупнейший представитель классицизма, автор психологических трагедий на античные и восточные сюжеты.


[Закрыть] Корнеля[72]72
  Пьер Корнель (1606–1684) – крупнейший французский драматург эпохи классицизма.


[Закрыть] и многих менее крупных французских писателей. Из иностранных авторов я хорошо знаком с Гоцци,[73]73
  Карло Гоцци (1720–1806) – итальянский драматург, автор фантастических сказок для театра. В творчестве Гоцци сильны традиции комедии дель арте.


[Закрыть] Гольдони,[74]74
  Карло Гольдони (1707–1793) – итальянский драматург, создатель национальной комедии. Осуществил просветительскую реформу итальянской драматургии и театра, вытеснив импровизированную комедию дель арте драматургией с реальными характерами и содержанием, проникнутым просветительскими идеями. Перу Гольдони принадлежат 267 пьес, в том числе такие шедевры, как «Слуга двух господ» (1745), «Трактирщица» (1753) и др.


[Закрыть] Гварини,[75]75
  Баттиста Гварини (1538–1612) – итальянский поэт, теоретик литературы и искусства. Его изысканные мадригалы, трагикомические пасторали («Верный пастух», 1580–1583) утверждают далекие от гуманистических идеалов Возрождения принципы развлекательной литературы. Перу Гварини принадлежит «Учебник трагикомической поэзии» (1601–1602).


[Закрыть] Биббиеной,[76]76
  Биббиена (наст. имя Бернардо Довици, 1470–1520) – итальянский драматург, один из первых представителей жанра «ученой комедии». Прославился своей комедией «Каландрия», постановка которой в Лионе в 1548 г. в присутствии короля Генриха II и его супруги Екатерины Медичи положила начало влиянию итальянского искусства на французский театр.


[Закрыть] Макиавелли,[77]77
  Никколо Макиавелли (1469–1527) – итальянский политический мыслитель, историк, писатель. Основные произведения – «История Флоренции», «Государь», комедия «Мандрагора».


[Закрыть] Сакки,[78]78
  Антонио Сакки (1708–1786) – итальянский антрепренер, для труппы которого много работал Гоцци. Им написано несколько комедий, в свое время имевших успех.


[Закрыть] Тассо,[79]79
  Торквато Тассо (1544–1595) – итальянский поэт эпохи Возрождения, автор эпической поэмы «Освобожденный Иерусалим» (1581).


[Закрыть] Ариосто и Федини.[80]80
  Федини – второстепенный итальянский драматург XVI в.


[Закрыть] А из античных авторов я знаю почти всего Еврипида,[81]81
  Еврипид (ок. 480–406 до н. э.) – великий древнегреческий поэт-драматург, один из трех (наряду с Эсхилом и Софоклом) великих афинских трагиков.


[Закрыть] Аристотеля,[82]82
  Аристотель (384–322 до н. э.) – древнегреческий философ и ученый, сочинения которого охватывают все области тогдашней науки. Андре-Луи имеет в виду его трактаты «Поэтика» и «Риторика».


[Закрыть] Теренция,[83]83
  Публий Теренций Афр (ок. 195–159 до н. э.) – римский комедиограф. Используя сюжеты и маски новой аттической комедии, вышел за рамки традиционных комедийных схем, вводя этические и гуманистические мотивы и создавая психологически очерченные типы (комедии «Евнух», «Девушка с Андроса»). Оказал заметное влияние на европейскую драматургию.


[Закрыть] Плавта…[84]84
  Тит Макций Плавт (ок. 254–184 до н. э.) – римский комедиограф. Перерабатывая новую аттическую комедию в стиле карикатуры и буффонады, создал характеры-маски в стихотворных комедиях «Ослы», «Горшок», «Хвастливый воин» и др.


[Закрыть]

– Довольно! – взревел Панталоне.

– Но до конца списка еще далеко, – сообщил Андре-Луи.

– Отложим остальное до следующего раза. Боже мой, что же могло вас заставить прочесть столько драматургов?

– По мере своих скромных сил я изучаю Человека, а несколько лет назад сделал открытие, что лучше всего это можно сделать, читая размышления о нем, написанные для театра.

– Это весьма оригинальное и глубокое открытие, – заметил Панталоне вполне серьезно. – Подобная мысль никогда не приходила мне в голову, а ведь она так верна. Сударь, это истина, которая облагораживает наше искусство. Мне ясно, что вы способный человек, – стало ясно, как только я вас увидел, а я разбираюсь в людях. Я понял, кто вы, как только вы сказали «доброе утро». Как вы думаете, смогли бы вы при случае помочь мне подготовить сценарий? Мой ум так обременен тысячью мелких дел, что не всегда готов к такой работе. Вы полагаете, что смогли бы мне помочь?

– Абсолютно уверен.

– М-да. Я тоже в этом не сомневался. С обязанностями Фелисьена вы скоро познакомитесь. Ну что ж, если желаете, можете поехать с нами. Полагаю, вам понадобится жалованье?

– Ну, если так принято.

– Что бы вы сказали о десяти ливрах в месяц?

– Я бы сказал, что это далеко не сокровища Перу.

– Я бы мог дать пятнадцать, – неохотно сказал Бине, – но сейчас плохие времена.

– Ручаюсь, что изменю их к лучшему для вас.

– Не сомневаюсь, что вы в этом уверены. Итак, мы поняли друг друга?

– Вполне, – сухо сказал Андре-Луи и таким образом оказался на службе у Мельпомены.