Текст книги "Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь (сборник)"

– Я не прошу тебя верить. Рискни.

– О Аллах! Это пустая трата времени.

– А куда ты торопишься? Испробуй это, Драгут. Если ничего не выйдет, твое положение все равно не ухудшится.

– Разве что эти генуэзские собаки поднимут меня на смех.

– Но подумай, как тебя высмеют, если ты вообще ничего не предпримешь.

– Да сгноит Аллах твой язык! – взревел Драгут. Но тут же добавил: – Я поразмыслю об этом…

Так и не придя к определенному решению, наутро Драгут отправился на борт галеры Синана. Попав в отчаянное положение, он не хотел пренебрегать ни одной возможностью. Вместо приветствия он приказал Синану привести к нему женщину. Евнух стряхнул фаталистское оцепенение последних дней. Его маленькие глазки, впившиеся в лицо капитана, подозрительно сверкнули.

– Зачем она тебе, Драгут? – Он сложил губы бантиком и медленно покачал головой. – Эта женщина не для тебя. Ты же знаешь, какое предназначение я ей уготовил.

– А может, я решил иначе, – сухо ответил Драгут.

Этого оказалось достаточно, чтобы Синан впал в ярость. Его огромное тело затряслось.

– Она моя! – пропищал он. – Моя награда. Моя часть захваченной добычи. Так было условлено, и мы обязаны придерживаться договора.

– Да вразумит тебя Аллах. Прежде чем ты сможешь предложить эту жемчужину Сулейману, мы должны выбраться отсюда.

И он в двух словах объяснил, как монна Джанна может помочь им в этом. Частично убеждением, частично упрямой настырностью он вынудил Синана привести пленницу.

Она вышла на палубу без страха, что было недоступно пониманию этих мужчин. На Джанне было то же одеяние, что и в день, когда ее пленили, – серая накидка с капюшоном поверх серой же бархатной шапочки с оторочкой из драгоценных камней. Ее лицо было бледнее обычного, под глазами обозначились тени и морщины, вызванные тяготами заточения и волнением. Но она не жаловалась и ни о чем не просила, только смотрела на них – с презрением и сверхъестественной отрешенностью, которую Драгут воспринял как дерзкий вызов.

Он сидел рядом с Синаном на диване и затачивал гусиное перо. Оставив на время это занятие, корсар уставился на Джанну так, что его взгляд смутил даже Синана. Евнух подался к Драгуту, схватил его за рукав и принялся что-то тараторить по-арабски.

Анатолиец поднялся и ровным, спокойным голосом сообщил женщине, зачем ее позвали. Она должна написать своему дяде Андреа Дориа. Драгут продиктует ей письмо. Это нужно, чтобы адмирал убедился в том, что она находится на борту мусульманской галеры.

Так она узнала, что Андреа Дориа поблизости, и с такой эскадрой, которая вполне способна блокировать корсаров. А это, в свою очередь, вынуждает их прибегнуть к уловкам. Известие вывело ее из состояния безразличия. Джанна прерывисто дышала, не в силах скрыть возбуждения. Зрачки ее расширились и засверкали, бледные щеки покрылись румянцем. Однако, едва вспыхнув, надежда угасла снова. Джанна равнодушно согласилась написать письмо, заметив при этом, что ей отлично известно, как адмирал привержен своему долгу. Вряд ли он пойдет на такую сделку.

– Я того же мнения, – сказал Драгут, мрачнея. – Но это предложение синьора Просперо.

Поняв, что Просперо цел и невредим, Джанна успокоилась. Даже если Андреа Дориа откажется от сделки, положение ее не безнадежно.

Ответ адмирала, пришедший тем же вечером, был именно таким, какого она и ожидала. Письмо Дориа было составлено в таких оскорбительных выражениях, что Драгут впал в ярость и обратил ее на человека, вдохновившего его на эти переговоры.

Обескураженный тем, что его племянница находится в руках Драгута, адмирал все же насмешливо ответил корсару, что нужды в сделке нет, ибо он сам может взять все, что ему нужно. Дориа добавил, что, если монне Джанне будет причинен хоть малейший ущерб, с Драгутом поступят как с негодяем, бандитом и пиратом, каковым он и является на самом деле. Тогда он узнает, что такое мучительная смерть на крюке. В заключение Дориа предложил Драгуту выбор: либо немедленно сдаваться, либо ждать, пока императорская эскадра не захватит его в плен.

Драгут скрежетал зубами, когда один из христианских рабов читал ему письмо. В конце концов он вырвал его из рук невольника и скомкал. Точно так же он набросился бы и на автора письма, окажись тот рядом. Потом он отправил одного из стражников за Просперо и, когда тот пришел в кают-компанию, обрушил на него пылкую тираду, в которой на все лады поносил императорского адмирала. Драгут недобрым словом помянул мать Дориа и предрек неизбежный позор его дочерям, равно как и всем женщинам из его рода. Он грозился осквернить могилу адмирала и молил Аллаха сгноить кости и разрушить жилище этих неверных свиней.

Вышагивая по тесной каюте, Драгут изливал накопленную желчь. Иссякнув, он разгладил скомканный листок.

– Вот ответ этого негодного сына шайтана. Прочти, как грязно меня оскорбляют по твоей милости. Хуже того, теперь Дориа слишком много знает. Из-за твоих дурацких советов мы сейчас в более серьезном положении, чем были до сих пор.

Просперо взял письмо и невозмутимо углубился в чтение, а долговязый Драгут, облаченный в белый халат, метался по каюте, гибкий и свирепый, как леопард.

– По крайней мере, – хладнокровно сказал Просперо, прочитав письмо, – теперь ты знаешь, чего ждать в том случае, если женщине будет причинен вред.

Драгут остановился и, резко обернувшись, посмотрел на Просперо так, словно собирался броситься на него. Корсар ощерил зубы и яростно сверкал глазами.

– Этого ты добивался, когда хитростью принудил меня сообщить Дориа, что его племянница здесь? Вот, значит, каков был твой коварный замысел?

– Это еще не все, – спокойно ответил Просперо. – Я надеялся, что вы договоритесь с Дориа. Признаться, я полагал, что адмирал схватит наживку.

И он снова взглянул на письмо.

Драгут схватил его, снова смял и отшвырнул прочь. На губах его выступила пена, хлопья которой прилипли к черной бороде.

– Думаешь, ты добился своего, да? Обвел меня вокруг пальца? Думаешь, твое дьявольское итальянское коварство помогло тебе? Клянусь бородой Магомета, ты не пожнешь плодов. Иначе я тут же повесил бы тебя. – Он опять принялся носиться по каюте. Голос у него срывался от злости. – Вы с Дориа небось думаете, что выбор у меня невелик: либо выйти из лагуны и погибнуть, либо остаться в лагуне и тоже погибнуть. Ты полагаешь, у меня нет другого выхода? Но я тоже хитер, слава Аллаху. – Он разразился безумным смехом. – Выход есть. Такой, о котором ни ты, ни Дориа даже не догадываетесь. Подожди до завтра! Я заплачу слишком большую цену, но вы с Дориа не получите никакой выгоды. Ни мои корабли, ни мои матросы не попадут в лапы этой свиньи. И едва ли он когда-нибудь увидит свою племянницу, которую, как он дерзко бахвалится, может забрать в любую минуту! Завтра мы пересечем лагуну и высадимся в Бу-Граре. Там я затоплю свои корабли, и мы пойдем пешим маршем в Алжир. До него три сотни лиг. А когда Дориа, устав стеречь пустые силки, узнает, что произошло, он еще пожалеет о своем отказе от сделки. И пожалеет еще больше, когда ему сообщат, что его племянница, которой было суждено украсить собой гарем султана, украшает мой гарем!

Итак, участь Джанны была решена. На миг Просперо оцепенел, как от сильного удара, но потом заставил себя ответить:

– Да, он пожалеет, но ты пожалеешь больше, если лишишься своего флота.

Удар попал в цель. Физиономия Драгута выражала полную растерянность. Просперо показалось, что корсар готов расплакаться.

– Разве я не сказал, что это будет тяжкой утратой для меня? – вскричал он, но тут же взял себя в руки и уже спокойнее добавил: – Но я утешаю себя тем, что это воля Аллаха.

Проявив неслыханную дерзость, Просперо с презрением в голосе сказал взбешенному корсару:

– И ты называешь это выходом? Даже победив тебя, Дориа не добился бы большего. Твой флот потоплен. Ты сам и твои люди, будто шайка беглых преступников, надолго отлучены от моря и загнаны в пустыню! Нет, Драгут, на твоем месте я бы вышел в море и принял бой. Даже поражение не покроет тебя таким позором, как побег.

– Это совет или просто насмешка? Если совет, то я уже устал от них. Если насмешка, то чаша моего терпения переполнена. Остерегись!

С этими словами он покинул Просперо, сбежал по коротким сходням в шлюпку и приказал грести к берегу.

Ступив на сушу, Драгут тотчас поскакал в Хум-эс‑Сум. Он увидел, что несколько императорских галер движутся, будто производя разведку, и приказал выпалить по ним из всех пушек. Эта мальчишеская выходка помогла ему разве что отвести душу. До галер было больше мили, и Драгут прекрасно понимал, что ядра не достанут их.

Казалось, весь остров содрогнулся от этой ужасной канонады. В раскаленное небо с криками взмыли стаи морских птиц: на берегу собралась толпа любопытных берберов. Благодаря пальбе Дориа смог оценить прочность обороны Драгута и составить представление о числе и мощи пушек, которые будут противостоять ему, если он попытается прорваться в бухту.

Но у адмирала не было такого намерения. Он поступил именно так, как предсказывал Просперо. Одна из самых ходких его трирем уже устремилась на север, к Неаполю. Когда прибудет подкрепление, адмирал высадит десант на Джербу, если, конечно, Драгут не высунет нос из лагуны. Желая восстановить свой подорванный авторитет, Дориа рискнул предвосхитить события и отправил императору рапорт о блокаде Драгут-рейса, сообщив, что его флот можно считать разгромленным. С явным намерением превознести свои заслуги он приложил к рапорту и отчет о налете на Мехедию, составленный в самых цветистых и торжественных выражениях.

Смеясь над палящим из пушек Драгутом так же, как он смеялся бы над кривляющимся мальчишкой, Дориа тем не менее отдал на галеры приказ держаться на безопасном расстоянии от берега.

Глава XXVI
Замысел

– Ля‑илла иль‑Аллах![29]29
  Мусульманский символ веры: «Нет Бога, кроме Аллаха!» (араб.).


[Закрыть] – запел муэдзин на заре, стоя на корме галеаса Драгута, и клич его эхом прокатился над водой в неподвижном воздухе. Заунывный призыв разбудил правоверных на всех галерах и заставил их распластаться ничком на палубах головой к Мекке. Крик растревожил морских птиц, и они взмыли в безбрежное небо. Он разбудил и Просперо, лежавшего в цепях на мостике посреди судна.

Если вчера Драгут поверг его в парализующий ужас, то сегодня Просперо чувствовал ярость человека, борющегося за свою жизнь. Теперь даже время не имело значения: Джанна перешла в руки Драгута и слабые надежды на ее спасение развеялись. Похоть и мстительность могли в любую минуту заставить корсара позабыть даже о той убогой галантности, которой он щеголял перед европейцами.

В течение примерно часа после того, как Драгут оставил его, Просперо отчаянно ломал голову, пытаясь найти выход из создавшегося положения, вызывавшего у него чуть ли не физическое отвращение. Он то садился на диван и обхватывал голову руками, то метался по каюте, как накануне делал Драгут. В бессмысленном отчаянии подстегивал он свое поэтическое воображение. И вдруг его осенила такая невероятная и безумная идея, что он наверняка отбросил бы ее, если бы не был в таком безнадежном положении.

Чтобы не выдать себя и не провалить дело, Просперо спешно покинул кают-компанию и, нарушив приказ не уходить с галеры, отправился на длинной лодке к берегу. Сказав в лагере, что Драгут послал его за лошадью, Просперо после короткого препирательства получил коня. Генуэзец был одет в темно-вишневый костюм и серые сапоги из мягкой кожи со шнуровкой сбоку и ботфортами. Шляпы не было, и, чтобы защититься от палящего солнца, Просперо обмотал голову белым платком. Затем он вскочил в седло и помчался вдоль берега на юг.

Вернувшись спустя несколько часов, он застал Драгута в страшном гневе. Не слушая объяснений, корсар тотчас велел заковать Просперо в железо. Генуэзец смирился: упрашивать все равно было бессмысленно. Лежа в темноте на палубе, он предавался размышлениям. Затея эта не выходила у него из головы. За ночь Драгут поостынет и наверняка не оставит без внимания записку, которую ему принесут. С этой мыслью Просперо уснул и был разбужен криками муэдзина. Он лежал, прислушиваясь к журчанию волн в зарослях тамариска и шелесту прибоя на серебристой отмели.

Потом послышались другие, более громкие звуки. После утренней молитвы эскадра ожила, началась суета, явно говорившая о приготовлениях к отплытию.

На судне Драгута царила мрачная атмосфера. Вне всякого сомнения, экипажи других галер тоже были подавлены. Пораженчество и бегство были не по нутру мусульманам, равно как и пеший поход на три сотни лиг: ведь ослы и лошади, которых можно взять в Бу-Граре, достанутся офицерам или пойдут под вьюками с поклажей, которую удастся захватить с собой.

Разъяренный Драгут время от времени появлялся на корме, выкрикивая нелепые приказания. Потом к борту подошла шлюпка, в которой Просперо увидел огромную тушу Синана. Отдуваясь и повизгивая, евнух поднялся на палубу и стал проталкиваться сквозь толпу. Он остановился, когда навстречу ему вышел сумрачный Драгут.

– Что привело тебя, Синан? Я не посылал за тобой. Возвращайся на свою галеру и будь готов поднять якорь. И сейчас же пришли мне сюда женщину, как тебе уже было приказано. Немедленно. Ты меня слышишь?

– Я тебя слышу, Драгут, – яростно заверещал евнух. – Я слышу тебя. Но я не хочу, чтобы меня оскорбляли. Она – моя доля добычи, и, клянусь бородой Пророка, я не хочу быть ограбленным.

Так началась перебранка между предводителем корсаров и его подчиненным, которая велась на средиземноморском жаргоне. Но Просперо все понимал, потому что отлично видел их со своего места на палубе. И он был не единственным человеком на галеасе, который прислушивался к ссоре. Но вскоре на судне воцарилась тишина: спор был недолгим.

По мнению Драгута, после всего случившегося Синану вряд ли удастся осуществить свои намерения в отношении женщины, а посему она больше не принадлежит ему. Самому Синану она не нужна, а что касается Сулеймана, то один Аллах знает, когда они прибудут в Стамбул. Вопрос оставался открытым. Синан, пылая гневом, не находил веских доводов. Он продолжал кричать, пока Драгут, совершенно потеряв терпение, не пригрозил сбросить его в море и не отправил шлюпку на галеру Синана, чтобы привезти Джанну.

– Я не буду тебя обманывать, Синан, – сказал он примирительно. – Назначь за нее хорошую цену, как в Алжире, и я заплачу. А теперь бери мою шлюпку, уезжай и не беспокой меня больше. Прочь!

У Просперо не было никаких сомнений относительно намерений Драгута. Пылкое вожделение, разбуженное красотой Джанны и подогреваемое ее неприступностью, усугубляло жажду мести. Драгут мог с лихвой воздать Дориа за все, овладев его племянницей. Родство с адмиралом, прежде защищавшее ее, теперь провоцировало корсара на злодеяние.

Разъяренный, Просперо поднялся и, потрясая цепями, закричал:

– Драгут!

Выглянув из кают-компании, корсар повернулся на крик. Он посмотрел на своего пленника, и его алые губы в обрамлении черной бороды приоткрылись в злорадной ухмылке.

– Это ты, господин Просперо?

Просперо взял себя в руки.

– Я должен тебе кое-что сказать.

Он двинулся вперед, стуча кандалами, прихрамывая и превозмогая боль. Пожав плечами, Драгут отвернулся, но Просперо снова окликнул его:

– Если ты не выслушаешь меня сейчас, то будешь жалеть об этом всю жизнь, Драгут. Я знаю, как тебя спасти.

Он доковылял до трапа. Стоявший наверху Драгут усмехнулся:

– Довольно с меня твоих спасительных советов, друг мой. Лучше уж я пойду своим путем.

– Путем гибели и поражения. Путем позора. А то, что я предлагаю, приведет тебя к спасению. Это почти победа.

Драгут только посмеялся над этим бахвальством. И все же в его отчаянном положении впору было хвататься за соломинку. Поэтому, даже смеясь, он убеждал себя, что будет дураком, если хотя бы не выслушает Просперо.

– Говоришь, спасешь мой флот? О Аллах! Если ты смеешься надо мной, то, Аллах свидетель, тебе вообще больше не придется смеяться в этом мире.

– Тебе, должно быть, известно, что я не шутник. – Просперо с трудом одолевал ступеньку за ступенькой, поднимаясь на ют. Матросы в тюрбанах, стоявшие вокруг, пристально следили за ним. Гремя цепями, генуэзец вошел в кают-компанию и поманил за собой Драгута. Выйдя, корсар повторил свое предупреждение.

– Не шути со мной, господин Просперо, – сказал он, и по тону его голоса было ясно, что нервы Драгута на пределе.

Тем не менее Просперо, который поставил на карту все, вел свою игру, не обращая внимания на нетерпение свирепого корсара.

– Вчера я нарушил твой запрет, чтобы изучить кое-какие возможности. – Он указал на кандалы. – И вот награда за ту услугу, которую я пытался оказать тебе! Вчера вечером ты не пожелал меня слушать. Ты слишком горяч и вспыльчив, Драгут. Когда-нибудь это тебя погубит.

– Но теперь я тебя слушаю, – сурово напомнил ему Драгут. – Если ты не шутишь, если Аллах указал тебе путь спасения моего флота, то говори.

– Скажу, когда ты согласишься на мои условия.

– Условия? О Аллах! Ты хочешь заключить со мной сделку?

– Разве ты не заплатишь за такую большую услугу? Разве ты ничего не предложишь человеку, который может показать тебе, как, сохранив все свои силы, выбраться из ловушки, вместо того чтобы красться в Алжир разоруженным и опозоренным беглецом? Что ты отдашь за это, Драгут?

Драгут оскалил зубы. Его стальные пальцы стиснули плечи Просперо.

– Что ты задумал? Выкладывай!

– Ты еще не ответил на мой вопрос.

– Аллах! – Драгут встряхнул генуэзца. – Как же я могу ответить, пока не знаю, что у тебя на уме?

– А как я могу открыться тебе без всякого поручительства?

– Да будь ты проклят! Мне что же, связать себя словом? А вдруг ты просто бахвалишься?

– Да, но с условием. Я не потребую вознаграждения, пока ты не выйдешь со своим флотом в открытое море, обманув Дориа и уклонившись от боя.

Осознав такую перспективу, Драгут уставился на Просперо. Он прерывисто дышал и был едва ли не зеленым от возбуждения.

– Я в твоих руках, – напомнил ему Просперо. – Если ничего не получится, ты можешь поступить со мной как угодно.

– Да, да, – этот довод убедил Драгута. – И каковы же твои условия? Чего ты просишь?

– Немногого. Я мог бы потребовать половину всего твоего достояния, и ты бы не осмелился отказать мне. Но я скромен. Прежде всего выкуп, который я задолжал тебе еще в Шершеле. Ты освободишь меня от него.

– Да, да. Что еще?

– Выкуп, который ты хотел взять за меня и мою жену.

Глаза Драгута засверкали еще свирепее.

– Женщина не подлежит выкупу.

Усилием воли Просперо подавил желание схватить Драгута за горло и улыбнулся.

– В таком случае мне больше нечего сказать.

Драгут снова вцепился в его плечо и приблизил искалеченное злобой лицо к лицу Просперо.

– Мы умеем развязывать языки!

Просперо рассмеялся.

– Твое умение – самый надежный способ заставить меня замолчать. Ба, Драгут! Я-то думал, что твой ум под стать щедрости, но вижу, что ты и жаден, и глуп. Ты разочаровываешь меня. Ты возжелал мою жену. Но разве Пророк это разрешает? И разве она стоит всего твоего флота?

Драгут отпустил Просперо и отвернулся. Сжав кулаки, он принялся расхаживать из угла в угол.

– Что еще ты просишь за услугу, которую якобы можешь мне оказать?

– Жизнь и свободу несчастным, которые были со мной, когда нас захватил Синан.

– Ну, это пустяки. Можешь оставить их себе. Итак, твой план?

– Погоди, это еще не все мои требования. Ты должен вернуть мои дукаты. Это вполне справедливо: я прошу только свое. А еще ты дашь нам судно, на котором мы сможем продолжить прерванное путешествие. Я согласен на двадцатишестивесельную галеру, хорошо вооруженную и оснащенную, с соответствующим количеством гребцов.

– Да уничтожит тебя Аллах! И это все?

– Эту галеру ты должен предоставить мне по первому требованию, как только убедишься, что я выполнил свое обещание. А произойдет это сегодня же. Я поднимусь на борт вместе со своей женой, слугами и деньгами. – Заметив, что физиономия Драгута потемнела и стала подозрительной, он добавил: – Ты можешь оставить на борту столько солдат, сколько пожелаешь, чтобы обезопасить себя от любого предательства, если ты его боишься. И это все, Драгут, за самую большую услугу, которую кто-либо оказывал тебе с тех пор, как ты начал бороздить моря.

– Что ты придумал? – рявкнул Драгут.

– Я придумал, как вывести тебя из западни.

– Да, да. О Аллах! Ты что, хочешь свести меня с ума? Говори же!

– Ты не сказал, что согласен на мои условия.

– Я согласен. Да. Тебе нужна клятва? Выведи меня отсюда так, чтобы после этого я мог еще обратить свой ятаган против врагов ислама и прославить священный закон Пророка, и, клянусь на Коране и бородой Магомета, я честно исполню все условия. Ты удовлетворен?

– Да, – ответил Просперо, зная, что Драгут привержен данному слову не меньше, чем христианский рыцарь.

– Хвала Аллаху! Теперь послушаем, что же ты будешь делать.

– Поезжай со мной к перешейку, соединяющему Джербу с материком. Там я все тебе покажу.

Надежда, засветившаяся было во взгляде Драгута, угасла.

– Если ты думаешь, что там можно уйти, то дурачишь себя.

– Отнюдь. Я изучил местность и все рассчитал. Поехали, и я покажу тебе, где выход.

Освобожденный от оков, Просперо вновь поскакал на юг в сопровождении Драгута и горстки его приближенных.

Они проехали через оливковую рощу, некогда посаженную на Джербе римлянами, через берберскую деревню, где голая детвора забилась в укрытие при их приближении, а покрытые шалями женщины провожали их взглядами. Многочисленные груды обтесанных камней и остатки колонн напоминали им, что когда-то здесь был аванпост могущественного Рима. В палящем предполуденном зное всадники скакали вдоль болота, через которое тянулся перешеек шириной в две мили. Он представлял собой заросшую песчаную отмель между синим морем и голубой лагуной. Близился прилив, и волны захлестывали пучки трав и болотные кочки, перекатываясь через узкую полоску суши. Какие-то бедуины с дюжиной верблюдов и лошадей спешили перейти перешеек, прежде чем вода затопит его.

Из высоких камышей на краю болота поднялась стая фламинго. Ритмично хлопая большими крыльями, птицы полетели на запад, будто розовое облако на фоне голубого, отливающего сталью небосвода.

Просперо приподнялся на стременах, приложил ладонь козырьком к глазам и, осмотрев перешеек, махнул рукой.

– Вот твое спасение, Драгут, – сказал он.

Это вывело корсара из себя.

– Здесь нет никакого пути. Да покарает тебя Аллах! Стал бы я сидеть в ловушке, если бы с этой стороны был выход? Разве ты не видишь верблюжью тропу? Она целехонька!

– Целехонька. Но ее можно разрушить. И у нас хватит на это сил.

– Ну и что тогда? Смогу ли я провести свои галеры по этой заболоченной луже?

– Пошли дальше, – сказал Просперо и повел его к руинам Эль-Кантары, некогда, возможно, бывшей римской столицей Джербы.

Рассерженный Драгут, утративший надежду, тем не менее последовал за Просперо.

Добравшись до внешнего края перешейка, они осадили лошадей на золотистом морском пляже, на который накатывали пенные волны. Слева раскинулся огромный залив; на берегу, тянувшемся в северо-западном направлении, возвышался единственный на Джербе холм.

– Вот твой путь, – снова сказал Просперо. Глаза его сияли, а Драгут был мрачнее тучи.

– Сколько ты будешь повторять это, как попугай? Ты что, смеешься? Если да, то в последний раз. По-твоему, мы – фламинго?

– Ну, мозгов у тебя немногим больше, чем у них.

– Ха! Найди, как вывести тут мой флот, и, да услышит меня Аллах, я стану пылью у твоих ног. А если не найдешь, то…

Но Просперо не дал ему произнести очередную угрозу.

– Предоставь мне свободу действий, и через шесть дней, если не меньше, твой флот будет в этой бухте. Первой же безлунной ночью ты сможешь поднять якорь и спокойно выйти в открытое море. До рассвета ты успеешь уйти далеко за горизонт, а Дориа так и будет стеречь тебя у выхода из лагуны.

От такого заявления у Драгута и всей его компании захватило дух. Наконец Драгут сказал:

– Все это – пьяный бред назрани. Пустые мечты.

– С мечты все и начинается. Весь мир был не более чем мечтой, пока Аллах не создал его. Я тоже намерен воплотить свою мечту. Для этого мне, кроме рабов, понадобятся все твои солдаты и матросы, способные работать, да еще и островитяне в придачу. По моим подсчетам, берберов тут тысяч пять. Заручись поддержкой их шейха, и пусть твои солдаты сгоняют их сюда. Если надо, то и с помощью мечей. Каждый должен принести заступ, кирку или мотыгу. И ты увидишь, чего мы добьемся.

Драгут наконец понял, что какая-то надежда есть. А поняв, почувствовал чуть ли не испуг. Он едва слышно спросил:

– И ты пророешь канал в целую лигу длиной?

– Что в этом чудесного, если за дело возьмутся семь тысяч человек? Глубокий канал не нужен. Мы поснимаем с галер все тяжести, а на глубокой воде снова нагрузим их.

Просперо пустился в объяснения, и Драгут мало-помалу начал понимать, что это грандиозное предприятие вполне осуществимо. В конце концов он прославил Аллаха за то, что тот послал ему мудрейшего Просперо. Скоро Меч Ислама вновь будет свободен, чтобы продолжать славить священный закон Пророка!