Текст книги "Атака мертвецов"

Дикий ужас охватил немцев, леденящий страх проник в глубины разума и сковал людей. Мертвый русский офицер не без труда выдернул саблю из земли и нетвердым шагом направился к немецкому офицеру. Тот так и не нашел сил, чтобы превозмочь страх и убежать. Русак зарубил его, после чего окинул взглядом врагов. Полк, целый полк против едва ли пятидесяти мертвецов, но что могут люди против умертвий? Как убить уже мертвых, как причинить боль и страдание тем, чье существование превратилось в боль? Андре взревел, страшный хрип подхватили четыре десятка изорванных глоток. Противник, имеющий более чем стократное численное превосходство не принял рукопашной и бросился прочь, налетая на проволочные заграждения и погибая в них. Враг бросал оружие и бежал не оборачиваясь, отстающих зарубали русские, которые гнали врага, на ходу выплевывая остатки легких, выблевывая свои внутренности и пытаясь на слух найти перепуганного врага. Атака мертвецов завершилась полным разгромом противника.

Андре полулежал на телеге, замотанный в окровавленные тряпки и лишенный возможности говорить капитан глядел на удаляющуюся крепость. Гарнизон покидал ее, пришел приказ отступать. Фронт был продавлен, Новогеоргиевская крепость пала и теперь уже не было смысла держать оборону. Игрушечная крепость выполнила свой долг с лихвой, пусть и дорого заплатила за это.

Мощные бастионы Новогеоргиевской крепости пали через две недели после начала артобстрела. Осовецкая крепость продержалась полгода. Он вспоминал телеграмму начальства с просьбой продержаться сорок восемь часов и спор с комендантом о том, стоит ли оглашать текст телеграммы.

Газовая атака практически уничтожила защитников крепости, единицы выжили на передовой, десятки в самой крепости. Андре чувствовал, как по щекам текут слезы и не мог понять, что заставляет людей встать против смерти, смерти мучительной и неминуемой. Он ее ждал, но остальные.

Здравствуй матушка.

Я знаю, что давно не писал тебе и теперь уже не понятно, о чем писать. Письмо наверняка будет сумбурным, но по-другому и не получится. Жермен погиб и в этом виноват я. Прости меня, я никогда себе этого не прощу, но ты прости.

По чести и письма этого я никогда не отправлю, потому, что некому его будет отправить. Скоро мы все погибнем, веришь ли, ни один не уйдет живым. Где-то в глубине я надеюсь на свою трусость и удачу, что не раз выносили меня из самых безнадежных ситуаций, но уже слабо.

Я все время думаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы я не пошел на войну. Что стало бы со мною? Наверное, я был бы промышленником, ворочал бы миллионными капиталами. Может наоборот, стал бы великосветским повесой и проматывал бы отцовское наследство. Но не случилось бы одного, того что, пожалуй, стало главным в моей жизни. Я не встал бы лицом к лицу с чудовищем. С тем чудовищем, что живет во мне. Не увидел бы его и страдал каждый день и каждый час, смутно понимая, что оно есть.

Место мне именно тут, среди страха и боли, где мне подобные играют в кровавые игры. Где щедрою нашей рукою творится история. Матушка, таких как я нужно убивать и благо мы понимаем это. Нам нету места среди нормальных людей.

Я всегда гордился тем, что защищаю кого-то. Но только вчера понял, что стремлюсь защитить от себя же. Сколь много хуже могло бы быть, если бы я этого не понял. Жил бы среди нормальных людей, принося им боль, потому, что так поступают чудовища. Женился бы и изводил свою жену, каждый день. Просто потому, что так угодно чудовищу, которого я бы даже не увидел. конечно я делал бы это не так, как это делают тут, но делал бы. Устраивал бы скандалы, отыгрывался на подчиненных, лез бы людям в душу, по-всякому, как мог бы, делал больно. Спасибо Господи, что не женился, что не завел детей, которым тоже искалечил бы души.

Как здорово, что я далеко от тебя и не могу сделать тебе больно. Прощай, матушка, я никогда не вернусь домой.

19

Сеченов будто очнулся от страшного видения. По спине тек холодный пот. Он огляделся непонимающим взглядом, стал припоминать где он. Проклятое письмо будто уволокло его в сон, нет в кошмар. Майор не помнил, что именно прочитал, но хорошо помнил ужасные чувства, которые захлестнули его. В душе Сеченова что-то беспокойно возилось. Он поспешил закурить. В голове крутилось только одно слово, оно билось о стенки черепной коробки, будто желая вырваться наружу. После папиросы, кажется, стало легче, мысли стали собираться в кучу. Майор открыл дневник и стал пролистывать, благо ехать еще минут двадцать. Турок вел дерзко, машина опасно накреняясь входила в повороты и прыгала на кочках. Пару раз постовые хотели было притормозить наглого водителя, но завидев начальника политического отдела, решали не вмешиваться.

Времени для того, чтобы прочитать весь дневник у майора не было, но все детали становились на свои места. Первое, что искал Миша, был смысл цифр, нацарапанных на орденах. Ему на глаза попалась такая надпись.

Отец сказал, что зашифровал координаты золота, мне не составит сложности расшифровать их, нужно только найти ордена и портсигар.

Сеченов улыбнулся, значит вот он ключ к золоту. Но ситуация складывалась примерно так же, как когда-то у паренька. Нужно найти ордена, что-то Сеченову подсказывало, что он едет к ним. Новиков как-то замешан в этом. Майор пролистал дневник к началу. Альберт, паренька звали Альберт, а его брата Ганс. Вот такая грустная история двух братьев.

Сеченов закурил и посмотрел в окно, мимо проносились дома, машины и пешеходы. Реальность переставала быть осязаемой, его затягивало в какую-то другую суть. Как вообще Новиков связан с орденами, как они оказались тут? Судя по записям в дневнике, Тирер успешно пережил первую мировую войну, а в гражданской, как и стоило бы ожидать, участвовал на стороне белых. Надо отдать ему должное, сажался до конца, прикрывал эвакуацию из Крыма, но в одиночку войну выиграть не сумел. Бежал в германию.

Сеченов задумался, почему в Германию? Почему к лютому врагу? Человек, который самозабвенно защищал Россию вдруг идет в первых рядах ее захватчиков? Майор стал листать дневник.

Я спросил у отца, почему он выступает против страны, за которую проливал кровь. Мне было не просто задать такой вопрос, но он ничего не ответил.

Сеченов выкинул окурок, закурил вторую папиросу и снова стал листать дневник. Его интересовало, как Новиков связан с корнетом. Сеченов немного подумал и открыл книгу на первой странице. Миша стал быстро просматривать записи, останавливаясь на самых интересных.

Сегодня мы познакомились с отцом. Мама сказала, что он наконец-то приехал в Берлин, у него есть несколько суток отпуска, потом он снова уедет, мы не могли упустить шанс поговорить с таким человеком, даже если бы он не был нашим отцом. В СС служат только лучшие представители нации. Надо сказать, он производит впечатление страшного человека. С другой стороны, одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он беспощаден к врагам рейха. Ганс все время молчал, а я спрашивал. про войну, про его боевое прошлое. Отец отчего-то мрачнел с каждым вопросом.

Сеченов задумался, значит Тирер все-таки женился и детей сделал, не смотря на то, что величал себя чудовищем. С другой стороны, вот он результат, можно сказать, на лицо. Дети, которые дорого заплатили за грехи чудовища-отца. Миша продолжил читать.

Что же, если он так поступил, значит так было нужно. Я узнал, что отец женился на маме для того, чтобы войти в элиту Рейха. он, конечно, и так был не последним человеком, но этот брак резко поднял его по социальной лестнице. наверное, так правильнее, ведь кто если не отец сможет руководить военными операциями в далекой России.

Сеченов погрустнел. Почему же молодой и честолюбивый корнет превратился в фашистского карьериста? Главное, как можно было перейти с одной стороны на другую так явно?

Отец почему-то помрачнел, когда узнал, что я и Ганс гитлерюгенды. Странно, он же должен гордиться нами! Мы пошли по его стопам и будем столь же тверды в своих мыслях и поступках.

У Сеченова заболело сердце, что же должен чувствовать отец, когда его дети поступают таким образом? Когда калечат судьбу вслед за родителем, который, быть может, понял, что сотворил со своей жизнью, но слишком поздно. Какой груз вины лежит на сердце отца, который своим примером отправляет детей на войну. Майор вспомнил лица пареньков, ведь они еще совсем дети.

Я уже давно не видел отца, ситуация на фронте все хуже. Наши отступают и говорят, что скоро нас отправят на фронт. Не всех, конечно, только самых лучших. Мы с Гансом входим в их число. У меня наконец-то будет шанс творить историю своими руками, я покажу всем, что значит отвага.

Сеченов закурил третью папиросу подряд. Голова просто раскалывалась от боли, смутная тревога грызла душу. Реальность утекала сквозь пальцы, как песок.

На войне все совсем не так, как я себе представлял. Все грязно и очень страшно. Мне стыдно от того, как я боялся. Как дрожали мои коленки, я поспорил, что в первом же бою убью троих русских и позорно проиграл этот спор. Ситуация все хуже, наступление русских остановить уже не удастся. Быть может это к лучшему? Просто все закончится и все.

Машина остановилась, майор огляделся. Совсем немного осталось до места, он стал пролистывать дневник, времени для хоть сколько-нибудь подробного изучения не оставалось, нужно понять одно, как связан Новиков и Тирер.

Я вернулся домой так скоро, как только смог. Капитуляция легла позором на наши плечи и на улицы Берлина. Дома я застал отца при смерти. Какие-то русские мародеры вломились в дом и стали грабить. Отец не мог справиться с ними и получил удар ножом. Вероятно, его можно было бы спасти, но ушло слишком много времени. Он лежал в бреду и говорил что-то про золото и письма. Я так и не смог с ним поговорить. Его жизнь оборвалась, после себя он оставил лишь кольцо и последнее желание. Отец просил доставить письма, которых оказалось не много не мало, восемьсот сорок. Я сделаю это, во что бы то ни стало, мы сделаем, я и Ганс. Но еще нужно найти тех сволочей, что убивают людей в их же собственных домах. Месть должна свершиться, чего бы нам это ни стоило.

Майор ухмыльнулся. Похоже связь весьма косвенная. Новиков когда-то командовал штрафниками, которые ограбили и убили Тирера. Паренек похоже был прекрасно осведомлен обо всех, кто хоть какое-то отношение имел к этому делу. Кто же предоставил ему всю эту информацию? Нужно будет подробнее изучить дневник, это единственный вариант узнать, что это за доброхот. Оставался еще один серьезный вопрос, откуда Новиков знает про золото?

– Приехали. – Сеченов удивленно захлопал глазами. И вправду, машина стояла напротив особняка.

– Веди меня к Новикову, говорить с ним буду. – турок закатил глаза, покачал головой, но вышел из машины и уверенно зашагал к центральному входу. Майор пошел следом.

У Сеченова болела голова, болела очень сильно. Он нервно скалился и иногда хватался за виски. Его слегка покачивало из стороны в сторону. Турок привел его к какому-то кабинету и указал рукой на дверь.

– Он там, он всегда там. – Сеченов достал пистолет, дослал патрон и повернул дверную ручку.

В кабинете царил полумрак, прямо напротив входа за столом сидел старик. Седые волосы почти сливались с невероятно бледным лицом.

– Михаил, присаживайтесь, мне уже доложили о вашем визите. Надо сказать, быстро вы перешли на другую сторону. Еще вчера, да что там вчера, сегодня утром, ловили преступников, сейчас же с пистолетом наголо, будто медвежатник, врываетесь ко мне в кабинет. Воспитанные люди так не поступают. Хотите чаю? – Старик не был напуган или растерян, более того он вел себя так, будто это у него в руке заряженный пистолет. Сеченов на негнущихся ногах прошел к предложенному стулу и тяжело опустился на него.

– Я не собираюсь распивать чаи…

– Понимаю, очень торопитесь. Огорчу, торопиться не куда. Видите ли, вам придется со мной договориться. Ордена-то у меня, а вы, между прочим, пропащий человек, скоро вас в розыск объявят. Я предлагаю сделку, вы мне часть координат с портсигара, а я вас не уничтожу. Что скажете, заманчивая сделка, Господин майор? – Старик встал и, опираясь на трость, прошел к окну, чуть отодвинул штору и посмотрел на улицу.

– Товарищ.

– Что? – старик, будто бы оторванный от какой-то сложной думы растерянно посмотрел на Сеченова, но быстро пришел в себя.

– Как вам будет угодно, хоть товарищ, хоть господин, как названия не меняй все одно. – Сеченов убрал пистолет в кобуру и сел на стул.

– Что вы имеете в виду, говоря о том, что не уничтожите меня? – Майор закурил и откинулся на спинку стула, у него почему-то болели колени, он вытянул их и пустил в потолок струю дыма. Старик похромал обратно к столу, достал из ящика пепельницу и поставил ее перед Михаилом.

– Дело уже почти готово, вас разорвут на клочки и в общем-то совершенно законно. Не пришлось даже что-то фабриковать, в последнее время вы сделали немало дел за которые, будьте уверены, вас ждет весьма суровое наказание. Но вы можете этого избежать. Вы отдадите мне портсигар, я отменю приказ и ваше начальство закроет глаза на все. В худшем случае вам придется написать заявление об увольнении и вас тихонько проводят из политического отдела. Все лучше, чем расстрел, не находите? – Сеченов курил глядя в потолок, чувствовал на своем лице взгляд старика и все равно смотрел в потолок.

– А что если я сейчас просто всажу вам пулю в голову? – Майор посмотрел прямо в глаза хозяину кабинета, у того дрогнуло веко на левом глазу. Или просто показалось?

– Тогда вы точно покойник.

– Я вам не верю ни на грош, если отдам вам портсигар мне точно не жить.

– У вас нет выбора, реально положение дел таково: либо вы мне отдадите портсигар сами и будете жить спокойно, либо я получу его иначе, просто это займет больше времени. – Старик одарил майора испепеляющим взглядом. Сеченов полез в карман и положил на стол перед стариком портсигар.

– Что же, вот он. – Хозяин кабинета взял серебряную коробочку в руки, осмотрел со всех сторон.

– Внутри, под крышкой. – Собеседник нетерпеливо открыл крышку.

– Если это шутка, то весьма безвкусная! Надпись сколота!

– О, я нахожу эту шутку весьма удачной! Есть еще одна шутка.

– Тут я, вероятно, должен спросить какая? – Старик похоже разозлился не на шутку, он не говорил, а буквально шипел.

– Вы сказали, что получите портсигар так или иначе, это лишь вопрос времени, что же, давайте подождем. – Сеченов потушил папиросу прямо об лакированную столешницу и с удовольствием отметил, что оставил на ней отвратительный след. Майор посмотрел старику в глаза и на миг, всего лишь на один миг увидел в них растерянность.

– Будь по-вашему, но вы сами подписываете себе приговор, знаете…

– Прекратите эту комедию, у вас нет времени, сколько вам осталось? Полгода? Думаю, и того меньше. – Старик откинулся в кресле и прикрыл глаза. Сеченов воспользовался моментом и вытер пот со лба.

– Откуда вы знаете?

– Это правда имеет значение?

– Нет. Получается, что вы угробите свою жизнь только для того, чтобы испортить остаток моей жизни?

– А вы угробите остаток своей жизни, чтобы испортить мою жизнь? – Старик открыл глаза и посмотрел на майора.

– Патовая ситуация, что вы предлагаете?

– Половину золота мне, плюс вы уничтожаете все материалы, которые собрались применить против меня.

– Вы слишком много просите.

– Я не торгуюсь. Еще одно условие, вы передаете мне все ордена и письма. Я лично займусь поиском золота. Можете прикрепить к мне вашего человека, чтобы он следил за ходом работы. – Хозяин кабинета посмотрел на Сеченова.

– Хорошо, когда нет выбора, нужно выбирать то, что есть. – Старик приложил к уху трубку телефона и принялся набирать номер. В трубке кто-то ответил.

– Принесите мне сумку и ордена, быстро. – Сеченов снова закурил.

– Еще вам как-то нужно будет организовать мне командировку. Скорее всего золото в Польше.

– Об этом не беспокойтесь. – Все остальное время они провели в молчании. Наконец открылась дверь и в комнату вошел турок. В руке он держал знакомую всем сумку.

– Передай ее господину майору. Отныне ты будешь сопровождать его повсюду и исправно докладывать мне. Все понятно?

– Да.

– До свидания. – Сеченов положил папиросу в пепельницу, взял сумку и вышел из кабинета.

– Не глупите, Михаил, не рекомендую. – Старик бросил ему в спину испепеляющий взгляд. Турок молча вышел за Сеченовым.

Майор прошел метров десять по коридору, затем прислонился к стенке. Его мутило.

– Шеф показался мне живым, когда я покидал кабинет.

– Обстоятельства изменились.

– Я думал в органах умеют действовать только по плану.

– Когда план паршивый можно действовать и по обстоятельствам, которые, надо сказать тоже весьма паршивые. – Сеченов вдруг согнулся в три погибели, его рвало желчью. Турок прислонился спиной к противоположной стене и скрестил руки на груди.

– Отпустите Ирину. – Майор ошалело посмотрел на Сулеймана и вытер рот рукавом.

– Обстоятельства изменились. – Турок ни сказав ни слова пнул Сеченова в бок, отчего тот чуть не свалился в лужу желчи.

– Нет уж, товарищ майор, вы освободите ее или я вас убью. – Сеченов поднял руку, показав Сулейману ладонь. Восстановил дыхание и выпрямился.

– Тогда тебя убьет твой же шеф.

– Мне плевать на Новикова и на вас, освободите Ирину.

– То есть ты готов ради нее кинуть Новикова, прекрасно, убивай меня и точно не вытащишь ее, да еще… – Турок снова ударил Сеченова ногой, в этот раз сильнее. Майор буквально отлетел в сторону и не устояв на ногах повалился на пол. Сулейман двинулся к противнику, но направленный на него пистолет заставил его остановиться.

– Уймись, громила, не зли меня. Послушай, что я тебе скажу. Хочешь Ирину, будет тебе Ирина, но для этого тебе придется играть против Новикова. Ясно?

– Ты дал слово.

– Формально я его еще не нарушил. Если все пойдет по плану, то я позвоню из его кабинета и прикажу ее освободить. Теперь вопрос, правильно ли я понимаю, что он не догадывается о твоем визите ко мне в отдел и понятия не имеет, что я держу тебя за яйца? – Турок поморщился. Майор тем временем встал на ноги, убрал пистолет в кобуру и отряхнулся.

– Иначе он бы не приставил к тебе меня.

– Отлично. Ирина пробудет в КПЗ примерно месяц, не больше, за это время я помогу твоему шефу в одном деле, но после этого он меня убьет, к этому моменту мне нужно что-то, чтобы держать его за яйца. – Турок снова поморщился.

– Как меня?

– Как тебя.