Текст книги "Токио не принимает"

Имран окинул взглядом мрачную башню. Он не мог отделаться от мысли, что уже когда-то видел ее. Сердце бешено стучало у него в груди.

Прогремел мощный взрыв, и массивная панель упала на землю, подняв тучу пыли. Оглушенный силой взрыва юноша все же взял себя в руки, собрался, схватил фонарь и бросился к отверстию в стене. Вбежал в помещение и замер.

В ярком электрическом свете, кутаясь в шаль, стояла перед Имраном дрожащая девушка и смотрела на него широко открытыми глазами. Он застыл на месте, пожирая её взглядом. Она казалась ему удивительной красавицей. Их взгляды встретились. Неким таинственным образом они почувствовали родство между собой. Уже то, что она существует, казалось Имрану крайне удивительным. Тем не менее её образ, смутный и дрожащий, будто отражение на воде, постоянно присутствовал в его подсознании и только теперь вдруг обрел четкую реальную форму. Все правильно. Тогда почему же в этот сладостный миг, когда он хотел бы остановить мгновение, его отвлекают посторонние и малопонятные мысли, не имеющие никакого отношения к происходящему в данный момент? Имран слышал стук механизмов, будто набирается номер большого сейфа, и вот он уже открывается, однако это не восьмифутовый квадратный вход в металлическое хранилище, a канал, соединяющий миры. Но все они вдруг стали едины, сделав смешными и ненужными страстные мечты и дерзкие устремления любимых им с детства поэтов. Чудесная встреча привела Имрана в полное замешательство. Время перестало существовать. Он понимал, что его зовут, что пора выбираться из здания и вести за собой банду вооруженных злоумышленников, но не мог сдвинуться с места. Желания, бурлившие в нем всю жизнь, воплотились в образе прекрасной женщины. Имран слышал громкие крики:

– Что происходит? Вытащите его оттуда! Надо сматываться, пока не поздно!

Но взгляд Сапны заворожил юношу.

– Мне опять снится сон? – спросила она в недоумении. – Или на сей раз ты действительно пришел сюда?

Имран, ощущая себя полным идиотом, продолжал стоять и тупо смотреть на нее. Наконец он собрался с мыслями и хотел уже ответить, но в этот момент подручные схватили их с Сапной и потащили вон из башни.

У Имрана кружилась голова. Он словно в тумане шел, куда его вели. Рядом мелькали огоньки, все вокруг как-то изменилось. Необходимо было срочно понять, что же происходит.

Они окружены. Полицейские стоят кольцом с пистолетами в руках и освещают их фонариками.

– Ты просто идиот, – крикнул Имрану специалист по взрывчатке. – Из-за твоей медлительности мы все попали в переделку.

Они побросали оружие. Всех согнали в одну группу и надели наручники. Странно, но ночь все не кончалась. Глаза болели от мерцающих красных и синих огней полицейских машин. Старшин офицер говорил по телефону:

– Мы взяли шесть человек. Один из них калека. Напоминает мне кого-то, не могу вспомнить. Девушка тоже здесь… Министр обороны? Но почему? Сейчас три часа ночи. А, понимаю… Буду ждать вашего звонка.

Всех арестованных уложили на землю. Начался дождь. Зазвонил телефон.

– Да? Здравствуйте, сэр. Да… Похож на карлика… Вы совершенно правы. Голова как у быка… Раджив Малхотра? Понимаю… Мы примем все меры предосторожности. Все сделаем как надо, не беспокойтесь. Да, я знаю, где это находится… Девушку тоже? Не думаю, что она замешана в этом деде, сэр… Она не похожа на преступницу… Разумеется. Слушаюсь.

Итак, перед самым рассветом Имрана и Сапну заперли в соседних палатах хорошо охраняемого заведения для душевнобольных, находящегося в неприметном местечке за городом.

В течение трех дней высокопоставленные правительственные чиновники занимались исключительно делом Раджива Малхотры. Он сам попросил три дня для проведения собственного расследования. Все это время его дочь должна была находиться в специальном учреждении вместе с уродливым существом, который оказался звездой сериала «Рамаяна», а также персонажем многочисленных рекламных роликов, чьи создатели ужаснулись, узнав, что необычное создание, которое они из жалости спонсировали и обогатили, в реальности является куда большим мерзавцем, чем тот несчастный, роль которого он разыгрывал на телеэкране. На деле он оказался представителем низших классов, одиноким волком с дурными наклонностями. Его не смогли облагородить даже богатство и слава, и он продолжал якшаться с подозрительными личностями. Получается, что наш герой – закоренелый преступник, уничтожающий под покровом ночи частную собственность и проникающий в чужие владения, обуреваемый, вне сомнений, низменными страстями, ради удовлетворения коих готов пойти на все. Негодяй придумал изощренный план, покушаясь на честь дочери представителя одного из самых почтеннейших семейства города. Никто не понимал, почему Раджив Малхотра взял на трехдневный срок под свою защиту отвратительного субъекта, но спрашивать о причинах поведения столь влиятельного господина было бы крайне неосмотрительно. В течение трех дней министр обороны, заведующий психиатрической лечебницей, начальник полиции и Раджив Малхотра обменивались телефонными звонками. Официальные лица сердились на бизнесмена: он не сдержал своего обещания в отношении дочери, не сумел должным образом позаботиться о ней без вмешательства государства. Больше никаких поблажек ему не будет. Миллиардеру не разрешалось посещать лечебницу и разговаривать с новыми пациентами.

Сапна не спала трое суток. Днем и ночью она стояла у окна в своей комнате на пятом этаже. Внизу находился хорошо ухоженный сад. Возле самого здания недавно посадили саженцы. Вместе с полицейскими девушку сторожил её брат, идеальный сын Раджива, которого Сапна знала лишь по фотографиям. Высокий и красивый юноша, он взял на себя обязанность обеспечить надежность охраны сестры и наблюдал за её окном с ненавистью в сердце.

А она все смотрела в окно, вспоминая те эпизоды телевизионного сериала, в которых десятиглавый демон Равана пытался соблазнить непорочную Ситу. Ах, какие только слова он не придумывал, добиваясь своей цели! И с какой страстью произносил их!

О, как она любила голос человека, которым горел таким желанием, и сколько раз мечтала о том, чтобы её тоже похитили из заточения. Какое же стечение обстоятельств, какой таинственный ход событий привел к ней незнакомца, пробравшегося в башню сквозь прочную стену тюрьмы? Какой дух позволил мечте девушки полностью воплотиться в реальности?

Три дня Сапна без конца размышляла о происходящих с ней чудесах. А потом уснула.

Имран проснулся и увидел, что находится в комнате, в которой нет пола, а сам он держится за решетки окна побелевшими от напряжения пальцами. На стенах повсюду появлялись набухшие почки, из которых тотчас начинали расти зеленые побеги. Они замирали на мгновение, как бы дожидаясь команды из центра растительного мира, вдруг определяли направление и устремлялись вверх сквозь потолок, образовывая большие толстые ветви и разрушая при этом всю палату. Имран посмотрел вниз сквозь решетки, на которых висел. Молодые саженцы превратились в огромные деревья с макушками, уходящими в небо, и ветвями, пронизывающими все здание словно в поисках жертвы. И вот – о чудо! – прямо у него на глазах они отрывают здание от фундамента и уносят его ввысь. Постройка наклонилась, и Имран оказался на стене. Решетки вылетели из окна и упали на землю, которая осталась далеко внизу. Кирпичная перегородка, отделявшая его от сестры, рухнула. Он увидел перед собой крепко спящую Сапну.

Имран стал трясти ее, пытаясь разбудить. Наконец девушка проснулась, и они побежали, прыгая через расселины, образовывающиеся у них под ногами, пробираясь через пыльные коридоры, заваленные битым кирпичом и заполненные людьми. Повсюду им встречались пациенты лечебницы, одетые в белое. Они безудержно смеялись, наблюдая за тем, как невидимые руки открывают двери их палат. Больные выходили в коридор, что-то бормотали и вскрикивали, когда пол уходил из-под ног и они на спинах катились вниз. Некоторые инстинктивно сбивались в небольшие группы и устремлялись к центру здания, где находилась лестница, по которой можно было спуститься в сад. Множество белых фигур устремились вниз, в то время как деревья раскачивали дом из стороны в сторону. Вдруг строение раскрылось словно цветок, его центральная часть выпала и с грохотом посыпалась на землю. Над ними синело небо, а далеко внизу – чернела земля. Вокруг подобно амфитеатру раскинулись остатки больницы, за края обрушившихся стен цеплялись люди, они уже едва держались и готовы были упасть в страшный колодец, на дне которого их ждала груда камней и арматуры.

А возле служебного входа на территорию лечебницы идеальный сын Раджива, дежуривший вместе с полицейскими, с ужасом наблюдал за тем, как подобно осиному гнезду здание разваливается на части. Он видел, как оттуда сыплются белые куколки, исчезая неизвестно где, грозя проникнуть в город и отложить новые яйца безумия в трущобах и в канализации. Однако Сапна и её сообщник не должны сбежать подобным образом. Юноша выхватил винтовку у мирно спящего полицейского и начал взбираться вверх по одному из деревьев.

Имран и Сапна висели на краю раскачивающегося дома-дерева, когда вдруг раздались выстрелы. Брат повлек сестру за собой.

– Быстрее, надо прыгать.

Однако пуля уже поразила девушку, и она лежала, бездыханная, на его коленях. Кровь сочилась из её бедра и заливала пол. А пули все летели, обрывая крики безумных людей и вонзаясь в штукатурку стен. После того как кровь Сапны пролилась на землю, рост деревьев замедлился, как бы попав в ритм с её слабо бьющимся сердцем, и наконец вообще прекратился. В разрушенном бедламе воцарилась тишина. Только ветер печально вздыхал в ветвях деревьев да где-то в отдалении слышалось протяжное завывание муэдзина, призывающего правоверных к утренней молитве. Сапна лежала неподвижно, бледная как полотно.

Имран с ревом бросился на стрелка, своего брата. Он пробирался сквозь сухие сучья и перемычки окон, широко расставив огромные руки. Он несся вперед в таком стремительном и бешеном порыве, что противник не успел даже перезарядить винтовку. Имран выбил у него из рук оружие и, широко раскрыв рот, из которого только что исторгались самые изощренные ругательства, впился в горло негодяя. Он крепко сжал его голову руками и одним резким движением свернул ему шею. Какое-то время Имран не отпускал свою жертву, отравляя её ядом гнева. Потом, когда тело брата, о существовании которого Имран даже не подозревал, совсем обмякло, он бросил его на землю.

С чувством, что все кончено, Имран вернулся туда, где лежала Сапна. В отчаянии перешагнул через сплетение ветвей, приблизился к кольцу из людей в белом, склонившихся на девушкой. Они расступились при его появлении. Он опустился на колени возле сестры и вдруг увидел нечто чудесное.

Сапна лежала с крепко закрытыми глазами, ровной глубоко дыша. Её тело светилось здоровьем. Рана уже зажила, а небольшое растение, пробившееся сквозь стену, образовывало тень у её изголовья, зашитая девушку от лучей восходящего солнца одним-единственным листом. В смятении Имран прикоснулся к щеке девушки. Она открыла глаза и увидела перед собой его полное страдания лицо.

– Что случилось? Я так крепко спала…

Имран кивнул, не произнеся ни слова. Она взяла его руку и встала. По широкому, надежному стволу дерева они спустились на землю и ушли прочь от странного места.

Рано утром вдалеке от центра города начальник полиции проснулся от настойчивого телефонного звонка. Вскоре все имеющиеся в наличии силы были мобилизованы, однако было поздно. Небольшое подразделение полицейских, охранявших лечебницу, не сумело остановить поток убегающих пациентов, которые устремились в город. Тысячи людей в белых одеждах на рассвете заполнили улицы: они сидели рядами на обочинах и наблюдали за тем, как торговцы устанавливают свои палатки. Некоторые раздевались наголо, бросались в фонтан и начинали радостно плескаться и брызгаться, весело призывая прохожих. Иные больные заходили в дома и усаживались за столы, удивляя людей, собравшихся к завтраку. Многие беглецы устраивались поспать на прохладном мраморном полу мечетей и буддистских храмов. Другие играли с бездомными собаками, проливали искренние слезы при виде разбитого автомобиля, стоящего у края дороги, залезали в повозки рикш и требовали отвезти по указанному адресу, беззаботно пробовали фрукты с лотков, пока владельцы были заняты торговлей и не обращали на них внимания. Двое стариков взялись за руки и прыгали, словно дети, спорили, обсуждая маршрут, временами вели неспешную беседу, будто два пенсионера, вышедшие на утреннюю прогулку, при этом неестественно высоко задирая вверх головы и помахивая воображаемыми тростями. В такой суматохе Имрану и Сапне не составило труда затеряться в толпе и исчезнуть в пригородной зоне, пропахшей запахом теплого навоза.

Они укрылись на заброшенной ферме в домике с обвалившейся крышей. Лежали под роскошным звездным небом. Имран вспоминал серебряные луны и неведомые планеты, мелькавшие над ним в раннем детстве.

Они торопливо и страстно занялись любовью, которая на миг разъединила их, а потом вновь сковала в сладком нектаре наслаждения.

Потом любовники спали, а когда наконец проснулись в самый разгар жаркого дня, то оказались в благословенной тени зарослей манго и гибискусов.

Пока дети Раджива Малхотры – про Имрана он никогда не вспоминал – росли, сам богач осунулся, так и не оправившись после постигших его испытаний. Он стал худым иссохшим стариком; плоть свисала с его костей подобно забытому белью на веревке. Его больше не волновал бизнес, и Раджив жил лишь надеждой на то, что скоро отойдет от дел и передаст свою обширную империю любимому сыну.

Но вот однажды другой сын, от которого Раджив в свое время отказался, вернулся, чтобы похитить его дочь из хорошо укрепленной башни, расстроив привычный порядок установленных вещей.

В течение трех дней, милостиво выделенных ему на размышление представителями власти, Малхотра пытался осмыслить обстоятельства, приведшие к встрече Сапны с Имраном. Когда взошло солнце четвертого дня, миллиардер осознал свою вину перед отвергнутым сыном и уже был готов звонить министру внутренних дел и согласиться с любыми требованиями. Если нужно, он построит две новые башни.

Однако все вышло не так, как предполагал Малхотра. Когда он уже собирался набрать номер министра, зазвонил телефон. Полиция сообщала о том, что один из его сыновей погиб после того, как застрелил нескольких ни в чем не повинных людей, а двое других детей исчезли.

– Ужасная трагедия, сэр. Вы лишились единственного сына и наследника. Мы разделяем ваши чувства.

Той ночью скорбь наполнила все его существо, и Раджив был вынужден признать, что никакого будущего у него нет. В то время как оставшиеся в живых дети, Сапна и Имран, предавались любви в ветхом сельском домике, в экстазе сливаясь друг с другом и наслаждаясь дарованной им свыше близостью, Раджив почувствовал нечто похожее на облегчение. И наконец-то впервые в жизни уснул крепким мирным сном.

О Боже, Боже, Боже!

Мы всю ночь можем рассказывать истории!

Он просто светился от радости.

– Когда я был студентом в Токио, мы частенько проводили ночи таким же образом. Самый дешевый вид развлечения в студенческие годы! Но мы рассказывали совершенно другие истории. Боже, какая чудесная притча о красивой девушке и уродливом карлике! Они так и не поняли, что приходились друг другу братом и сестрой! Любовь – странная штука. Разве вы не согласны со мной? Со стороны она кажется банальной и обычной, однако в каждом отдельном случае происходит нечто особенное. По крайней мере мне так кажется. Поверьте, я не психолог и не эксперт в любовных делах. Вовсе нет.

Он вынул из кармана брюк фляжку, отвинтил пробку и сделал большой глоток. Потом предложил выпить соседям. Все вежливо отказались, кроме одной девушки, которая с благодарностью приняла фляжку.

Дом картографа из Франкфурта
Четвертая история

Жил когда-то во Франкфурте картограф по имени Клаус Кауфман. Всю жизнь он коллекционировал всевозможные карты, компилируя их по электронному плану в соответствии с особенностями нашей планеты:

Воздушные маршруты

Археологические раскопки

Системы каналов

Климат

Урожаи

Демография

Электросистемы

Строительные проекты

Законодательство

Природные ресурсы

Почта

Индекс цен

Образцы камней и почвы

Морские пути

Сети телекоммуникаций

Ну и так далее.

Он встречался с разными людьми, которые знали хоть что-то о разных, пусть крошечных частях мира. Удалось добиться даже беседы с министром путей сообщения и с чиновниками, занимающимися муниципальным планированием. Кауфман добился у функционеров разрешения подключиться к их компьютерным системам, чтобы его карта постоянно отражала новые сведения по любой интересующей теме. Компьютеры отвечали на вопросы, имеющие отношение к картографии, пересматривая и корректируя по ходу уже существующие документы. «После того как я закончу составление своей карты, – шутил Клаус, – моим коллегам придется заняться другими планетами!»

Однажды он отправился в Турцию, где надеялся получить от официальных лиц полную и достоверную информацию о передвижении судов по Черному и Средиземному морям. Здесь тогда происходили значительные изменения, и в его карте региона обнаружились неточности, что крайне раздражало владельца.

– Вы прибыли по адресу, – заявил холеный чиновник министерства транспорта, сидящий в кабинете, где гудели большие желтые вентиляторы, а секретарь подавал стаканы с чаем, который Клаус недолюбливал. – Знаете, мою родину называют перекрестком трех континентов. Турция является единственной страной, омываемой Средиземным и Черным морями, а подсчет кораблей на Босфоре – наше любимое занятие. Разумеется, я предоставлю информацию, в которой вынуждаетесь. Нет проблем. Пейте чай, пожалуйста.

Клаус проигнорировал его предложение.

– Однако я хочу извлечь небольшую пользу и для себя, оказывая вам услугу. Понимаете, что я имею в виду?

Клаус старался не поддаваться на фамильярность чиновника и терпеливо ждал, каковы будут условия сделки.

– Видите ли, Босфор просто переполнен кораблями, которые приходят из Средиземного моря, чтобы забрать нефть в странах, омываемых Черным морем. Вследствие этого безопасность нашего побережья находится под угрозой. Мы уже многие годы пытаемся воздействовать на международную общественность, чтобы она способствовала созданию прямого нефтепровода из Баку к турецкому средиземноморскому побережью. Нам просто необходимо разгрузить отечественные порты. Мы весьма благодарны за поддержку нашим американским друзьям, которые, естественно, не хотят, чтобы нефть оставалась в руках таких изгоев, как Россия и Иран. Дискуссии по этому поводу идут уже не первый год. Полагаю, если вы обозначите нефтепровод на вашей карте, это сыграет нам на руку, и дело сдвинется с мертвой точки. Не стоит откладывать предприятие в долгий ящик. Предлагаю нанести визит моим южным коллегам, чтобы вы смогли лично увидеть, как ведутся работы по сооружению нефтепровода. Вы также извлечете пользу и для себя: такая информация сделает вашу карту, как бы лучше выразиться, более предсказуемой. Разве я не прав?

Клаус уже давно с тревогой наблюдал за политическими играми, ведущимися вокруг создания нефтепровода Баку – Тбилиси – Сейхан, и надеялся на благоприятное разрешение проблемы.

– Я поеду. Скажите, с кем я должен встретиться.

– Мой секретарь Оцкан сообщит вам имя высокопоставленного чиновника в Сейхане. Он мой старый друг и сделает для вас все необходимое.

Следующим утром ровно в восемь часов Клаус покинул отель «Шератон» в Анкаре, погрузил свои вещи на заднее сиденье взятого напрокат автомобиля и выехал со стоянки. У ворот он остановился, внес название «Сейхан» в спутниковую навигационную систему, и женский голос доверительно сообщил ему на хорошем английском, что расстояние до места назначения составляет 515 километров.

Светило яркое солнце, на небе не было ни облачка. День сулил удачу. В сверкающих витринах международных магазинов весело отражались уличные сценки – люди читали газеты и говорили по мобильным телефонам. Мужчина в инвалидном кресле приклеивал плакаты с изображением Ататюрка на дверь покинутого магазина. Цель, которую преследовал Клаус, не позволяла ему задерживаться надолго, однако он не без удовольствия впитывал в себя впечатления от увиденного. Некоторое время он вел машину по утренним улицам, следуя указаниям электронного голоса, а потом город скрылся из глаз, и картограф понесся на юг по скоростному шоссе.

Какое-то время Анкара еще не отпускала его: мелькали автомобильные салоны, новые отели, блеклые склады, сады, огороды и бесконечные каркасы строящихся жилых домов, где даже в такой ранний час кипела работа. Но вскоре городские постройки остались позади, лишь изредка по сторонам стояли аккуратные белые домики. А потом даже они исчезли из вида, уступив место сплошному бетону и камню.

Прямая ровная дорога вела вниз через местность сухую и жаркую, как внутренность печи. Клаус включил кондиционер. Его обдал шипящий поток свежего воздуха, вмиг охладившего кабину. Он повернул ручку радиоприемника – приторная турецкая поп-музыка раздражала его. Стал искать на волнах что-то более приемлемое, пропуская религиозную какофонию и буйный рок, пробираясь сквозь потоки электронной музыки, и наконец остановился на трансляции оперы Бартока «Замок Синей Бороды». Он увлеченно слушал пение бедной Юдифи, которая со страхом открывала двери замка своего ужасного мужа.

Солнце стояло высоко над огненными кратерами и обелисками, лишь несколько одиноких оливковых деревьев произрастали на каменистой почве. Клаус представить себе не мог, что на земле могут быть такие пустынные места. Утро испарилось, уступив место знойному полудню, и солнечный диск разлился по всему небу, побелевшему от жара. Черная дорога превратилась в зеркальную полосу, исчезающую в ослепительно ярком свете. Горизонт дрожал, будто больной в лихорадке. На приборной доске температура в машине обозначалась цифрой 21, а рядом с ней высвечивалось число 48 – такая жара стояла на плато. Клаус понял, что совершенно не продумал свое путешествие: надо было прихватить хотя бы бутылку воды.

Электромагнитные свисты и завывания стали примешиваться к мелодичному сопрано Юдифи. Клаусу хотелось дослушать оперу, он надеялся, что после следующего спуска с холма качество приема улучшится. Однако голос певицы постепенно вообще затих и исчез, слышалось лишь невнятное бормотание и звуки, напоминающие стоны гигантских подводных чудовищ.

Мотор прислал тревожное сообщение: замигал красный огонек, предупреждая о перегреве.

– Черт возьми! – вскричал Клаус, ударяя руками по рулю. Не хватало еще застрять в этой пустыне.

На следующем повороте он свернул с шоссе. Поблизости должна быть деревушка, где можно достать воды, еды и охладить мотор. Надо передохнуть, а вечером вновь отправиться в путь. Жара просто сводила его с ума.

Он проехал около двенадцати километров, не встретив ни одной постройки или живого существа. Обезумевшая навигационная система продолжала указывать на Сейхан, настаивая на том, чтобы он развернулся в безопасном месте, однако Клаус упорно ехал все вперед и вперед в поисках селения, где можно найти пристанище.

Вдруг педаль под ногой перестала слушаться, машина заглохла и остановилась. Кондиционер отключился, и температура немедленно начала расти. Автомобиль не заводился, Клаус отчаянно потел, прилипая к сиденью. «Если я останусь здесь, то непременно умру от жары», – подумал он.

Попросить помощи?… Увы, мобильная связь здесь не действовала.

Картограф вышел из машины. Солнце безжалостно жгло голову, защищенную лишь густой шевелюрой, порывы ветра обдавали тучами пыли, которая сразу же прилипала к влажному телу. Он снял рубашку и повязал ею голову. Взял с собой ноутбук, договор о прокате машины и продолжил путь пешком.

Жара, кругом одна только жара. Он ничего не видел в условиях такого безумного зноя, не в силах был принимать какие-то решения. Дыша во всю силу легких, он отдавал беспощадной пустыне последнюю влагу. Ноутбук выпал из рук где-то по дороге. Наконец в голове раздался голос: «Какая на удивление быстрая и легкая смерть… Но как не хочется умирать в чужой Турции».

Влажную пленку пота на груди освежает ветерок; самая прохладная часть – вокруг сосков. Царит мрак, в котором просыпаются мертвецы. Вечная, лишенная света приграничная область ада, где пребывают души праведников, умерших до пришествия Христа, и порой чувствуется лишь легкое дыхание свободного ветерка, веющего среди небесных звезд.

Руки. Мягкие нежные руки ангелов. Они терпеливо впитывают в себя огонь. Кладут прохладную ткань на его голову. Вытирают горячий пот под мышками и на ступнях ног. Тихо движутся рядом, колыша воздух. Льют живительную влагу ему в горло.

Спустя некоторое время он понимает, что тело начинает дышать.

Ноздри раздуваются, грудь волнуется.

Возможно, удастся открыть глаза.

Вокруг все еще темно. Он лежит на матрасе, постеленном на полу. В некотором отдалении видно небольшое отверстие – неровное, каменистое. За ним сплошное небо. Когда глаза привыкают к темноте, становятся видны каменные стены. Все ясно, это пещера.

У входа появляется освещенный огнем силуэт. Клаус понимает, что перед ним женщина с большой лопатой водной руке, а в другой – да что ж это такое? – четыре или пять мертвых птиц с зажатыми в кулаке хвостами. Она похожа на старуху, подвигается очень живо. Кладет лопату на землю и подходит к Клаусу. Даже в слабом свете видно, как горят её голубые глаза на фоне оранжевого платка, повязанного на голове.

– А, проснулся. Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо.

– Ты был на грани жизни и смерти, мой друг! Еще бы немного и… Повезло, что я нашла тебя. Очень повезло. А вот стервятникам ничего не досталось. Они уже готовились к праздничному пиру. Ты походил на кусок старого твердого мяса, когда я принесла тебя сюда три дня назад.

К своему стыду Клаус вдруг понял, что лежит практически голый, в одних трусах. Он поспешно закутался в простыню.

– Одежда бы тебе не пригодилась. Ты, похоже, городской человек. Вы иногда ведете себя безрассудно. Отправляетесь в путь и совершенно не заботитесь о последствиях. Наверное, вас не учат, как функционирует тело.

– Спасибо, что выручили меня. Я вам очень благодарен.

– Мы знаем, как помочь людям, страдающим от жары. С нами, местными жителями, такое тоже нередко случается. Тела устроены одинаково – что у селян, что у горожан. Хотя я знаю, вы думаете иначе.

Она опустилась на стул возле матраса, положив птиц на колени. Поставила ноги на маленькую табуретку и начала энергично выщипывать перья.

– Поешь сегодня немного мяса. Ты очень ослабел. Вот я поймала нескольких овсянок.

Пещера была убогой, но чистой: деревянный шкаф, набитый одеждой, стоял у одной стены, рядом с ним – два стула и стол, у входа аккуратно разложены разнообразные стальные кастрюли. Полотенца и простыни висели на веревках, натянутых у другой стены. Рядом висела его грязная и мятая рубашка. На полу стоял ноутбук.

– Так ты из Германии? Немец… А лежишь здесь, возле моего дома, без сознания под палящими лучами солнца. Каких только чудес на свете не бывает!

С этими словами женщина продолжала ощипывать птиц, вырывая все перья до единого, прежде чем бросить голую тушку в стальной котел. Ступни её торчали перед глазами Клауса, и он стал пристально рассматривать их. Пальцы скошенные, костлявые, кожа лоснится, блестит и как бы прошита темными линиями. У него вдруг возникло странное ощущение, будто ступни ног женщины повисли в воздухе и покачиваются. Он пристально смотрел на старуху и никак не мог избавиться от навязчивого чувства: что-то ненормальное творится с его психикой, надо показаться врачу.

И тут пришло озарение. Клаус понял, что качается не женщина, а мерцает, скользит и легко движется в слабом свете стена за её спиной, покрытая жужжащим одеялом из розовых бабочек, соединяющихся тысячами крыльев в огромный живой коллаж, будто бы вытканный на замечательном красочном ковре. Иногда бабочки перелетали в поисках свободного места среди множества сородичей, поднимаясь высоко вверх и с высоты выбирая себе подходящее пристанище. Он смотрел на это чудо и видел, как в пещеру влетают новые бабочки и присоединяются к радужному гобелену.

– Ты заметил наших бабочек. Они создают красивые шторы, правда?

– Никогда не видел ничего подобного. Не знаю даже, к какому виду они принадлежат. Ведь в природе нет розовых бабочек.

– Тут ты сильно ошибаешься, немец. Ближайшие кусты покрыты куколками. Как только выводятся бабочки, они все прилетают сюда.

Быстрым и точным ударом ножа женщина отсекла голову одной из птиц и подержала тушку над миской, пока стекала кровь. Клаус старался смотреть в сторону.

– Расскажи-ка о себе, немец. Ты богат?

Вопрос сбил его с толку. Он не знал, что ответить.

– Наверное, солнце слишком сильно напекло тебе голову. Только сдастся мне, что ты богат. Откуда у тебя деньги?

Клаус усилием воли пытался заставить себя думать о своей жизни, которая сейчас представлялась ему далекой и нереальной.

– Я картограф. Собираю информацию о всяких отдаленных местах мира, а потом продаю ее.

Женщина бросила птицу в кровавую лужу, откинулась на стуле и захохотала.

– Ты шутник, немец! – воскликнула она. – Разве карты не сообщили тебе о том, что летом в Анатолии царит страшная жара? Что в этих краях нещадно палит солнце и совсем нет воды? Прежде чем ехать сюда, тебе следовало бы собрать информацию! Ты ведь чуть не умер из-за её отсутствия. Не смеши меня, мой розовый друг. Картограф!…

Она вновь взяла в руки птицу, одним ловким движением вырвала из нее все внутренности и бросила их в миску. Потом быстро начала орудовать ножом, который так и ходил, сверкая лезвием, в её натруженных умелых руках. Кровь продолжала капать, и у Клауса опять закружилась голова. Он взглянул на ряд выпотрошенных и ощипанных птиц и в изнеможении откинулся на подушку. Каменная опора над его головой пришла в движение.

– Дайте мне воды, – промолвил он слабым голосом.

– Вы, горожане, прямо как дети, – говорила старуха, чуть ли не на руках вынося его из пещеры. Она усадила Клауса возле отверстия в скале, дала ему кружку с водой, которую он тотчас жадно выпил, и сбрызнула его голову.

Головокружение прошло. Кауфман встал, сделал глубокий вдох и осмотрел отверстие, из которого лилась такая чистая и прохладная вода.

– В скале есть источник.

– Какое пустынное место, – тихо сказал Клаус, оглядываясь по сторонам. Перед пещерой скалы расступались, давая место равнине, поросшей кустами и небольшими деревьями. – Здесь ничего нет.