Текст книги "Пешие прогулки"

Каждый год, несмотря на занятость, он инспектировал подотчётные ему в области правовые органы, делал он это без предупреждения, внезапно. Бывало, инспекция проводилась в несколько этапов, потому что соседние районы оказывались уже оповещёнными о его поездке. Но к концу года – шесть ли, семь ли раз ему приходилось начинать инспекцию – в каждой из пятнадцати толстых амбарных книг, заведённых им по числу районов, появлялась подробная запись – и многое бы отдали руководители, чтоб заглянуть в эту книгу. Лет через пять Амирхан Даутович узнал, что за книгами охотились: взламывали машину, рылись в номерах, где он останавливался в поездках.

Уделял внимание Азларханов и обстановке в исправительно-трудовых колониях области, в том числе организации труда в местах лишения свободы, степени его воспитательной эффективности. По мнению прокурора, тут требовался ряд неотложных мер, в том числе усиление материально-технической базы труда в колониях.

Как и некоторые другие юристы, Ликург предлагал, чтобы следственный аппарат был выведен из прокуратуры, и, контролируя следствие, прокуратура не контролировала бы саму себя; предлагал увеличить число народных заседателей в суде и расширить их права; предлагал усилить роль адвоката в судебном процессе, а к лицам, взятым под стражу, допускать адвоката с момента предъявления обвинения; подобные меры, считал Азларханов, исключили бы возможность выбивать недозволенными методами нужные следствию показания, уменьшили бы число судебных ошибок.

Именно такого рода идеи в его выступлениях приводили в волнение его коллег по прокуратуре, членов Верховного суда и Прокуратуры республики.

Однако, кроме общих, характерных не только для Узбекистана, были в республике и свои, специфические проблемы, и мимо них тоже не мог пройти прокурор.

Революция давно отмела сословия, но осталась живуча, затаилась иная зараза, набиравшая год от года силу – принадлежность к тем или иным родам. И опять негласно стало выползать на свет определение: белая и чёрная кость. И надо было уже заводить специалистов по генеалогии в каждой области, чтобы разобраться, какими кадрами комплектуется та или иная отрасль: в высшем образовании люди из одного рода, выходцы из одной местности, в торговле – другие, в здравоохранении – третьи, и так куда ни глянь, особенно в ключевых и денежных отраслях. Забралась эта зараза и выше. Как рассказывал Ликургу его товарищ, прокурор соседней области, у них все восемь членов бюро обкома – выходцы из одного рода, пятеро к тому же состоят в близком родстве, и куда бы он ни писал, мол, все остаётся по-прежнему, потому что представители рода сидят и наверху, в республике.

А сотни жалоб, что стал получать Амирхан Даутович в последние годы как областной прокурор, жалоб, не встречавшихся прежде. Особенно запомнился один случай. На приём к нему пришёл токарь с завода электробытовых приборов, немолодой уже человек, когда-то из-за климата переехавший в эти края из Эстонии. Пожаловался, что его лишили заслуженной награды. Оказалось, заводу по случаю юбилея республики выделили несколько орденов, которыми решили поощрить лучших по профессии: токарей, слесарей-сборщиков и электриков, и тайны из этого ни в профкоме, ни в парткоме никто не делал. Написавший жалобу ни на минуту не сомневался, что среди награждённых будет и он. Да и как же иначе: десять лет подряд его фотография не сходила с заводской Доски почёта, не однажды он удостаивался звания лучшего по профессии, на его счёту имелись и рационализаторские предложения. В общем, двух мнений на заводе, кто лучший токарь, не было. И спроси коллектив, наверняка назвали бы фамилию немолодого эстонца: пользовался он общей симпатией и уважением. Но так случилось, что орден Трудового Красного Знамени вручили одному из его учеников, далеко не лучшему специалисту, недавно к тому же работающему в цехе, однако местной национальности. Рабочий и пришёл к прокурору с вопросом: почему нарушаются конституционные права, разве где-нибудь в законах записано, что люди коренной национальности имеют преимущественное право перед другими?

Что мог ответить ему областной прокурор? Разве что показать тысячи подобных жалоб, особенно после вступительных экзаменов в институты.

Нынешние обязанности юрисконсульта на консервном заводике едва ли отнимали у Амирхана Даутовича больше часа в день – остальное время он писал, печатал на машинке, делал выписки, запросы, заказывал нужные книги. Это и впрямь была работа учёного. Давно известно, что многое в жизни сделано не теми, кому положено по должности, а теми, у кого душа болела за дело. Душа у него болела – это уж точно…

С работой этой, никому не известной пока, никто его, естественно, не торопил, не подгонял; не связывал он с завершением её и каких-то перспектив, перемен в своей судьбе, не мечтал ни о славе, ни о признании заслуг. Труд этот успокаивал душу, и день ото дня крепла в нем уверенность, что таков его человеческий и гражданский долг. Наверное, он был похож на тех чудаков, что в одиночку в глухих горах строят мост через ущелье, или изо дня в день, из года в год наводят переправу через бурную реку, или растят на пустыре сад, заведомо зная, что никогда не будут наслаждаться его плодами. Не нужна им ни слава, ни признание, им важно, чтобы остался на земле сад, мост, переправа, колодец в пустыне. И как тот возводящий мост или роющий колодец, он не сомневался в необходимости своей работы и как всякий мастер, а дилетанты вряд ли взваливают на себя подобную ношу, верил в её необходимость. Ну, в его случае пусть не каждая строка станет законом или постановлением, но эта работа может послужить толчком для некоторых важных решений.

Нервничал и торопился он лишь в те дни, когда заметно поднималось давление, болело сердце, съедала тоска – не успею, не успею… На всякий случай в служебном столе и дома лежали письма, куда все это отправить, если вдруг с ним…

Выполненная часть работы, уже перепечатанная, хранилась в отдельных папках в сейфе, на работе; в каждой папке имелось сопроводительное письмо. Многие, с кем он заканчивал аспирантуру в Москве, стали крупными юристами, занимали высокие посты, и он верил, что его бумаги попадут в надёжные руки.

А тут и новая тема стала занимать его. Разве он не должен как-то обобщить опыт последнего года жизни в этом необычном со всех точек зрения для юриста городе. Будь Амирхан Даутович лет на двадцать моложе, он, конечно, не задумываясь, назвал бы деяния своих новых земляков незаконными. Но, подойдя к пятидесятилетнему рубежу, позабыв о спецбуфете и спецпайке, он теперь не был столь категоричным. Однажды, совсем не в плане, «законно или незаконно», у него вырвалось: «Как много удобств в этом городе!» И в самом деле: нужен небольшой ремонт в доме – нет проблем, чайхана, где собираются малярных дел мастера, за углом. Корзину цветов ко дню рождения жены? Оставьте на базаре адрес цветочницам – к определённому часу у вас дома раздаётся звонок. Перекрасить машину, устранить вмятину – это у Варданяна, на выезде из города. Хорошо сделает? Обижаешь – золотая голова, золотые руки.

У вас свадьба, день рождения, голова кругом идёт – никогда не принимали гостей больше пяти пар? Ничего страшного – в обед возле автостанции найдите Махмуда-ака. Плов на сто человек, триста палочек шашлыка, двести горячих самсы, сотню горячих лепёшек? Все будет обеспечено по высшему разряду. Живёте в коммунальном доме? Нет проблем. Сделают навесы, собьют временные столы у вас же во дворе.

Зная не понаслышке о состоянии общепита, Амирхан Даутович сам охотнее ходил в чайхану при автостанции, чем в заводскую столовую. Ну ладно, в этом городе так случилось, неожиданно, незапланированно, и жизнь сама отрегулировала существование жителей. И стало очевидным, что индивидуальная деятельность не помеха государству, а подспорье – вон как расцвёл город, вместо того чтобы захиреть после закрытия рудника.

Конечно, не всякая деятельность во благо. И не оттого ли, что многие понимают незаконность своей жизни, так переполнены по вечерам рестораны: гуляй, однова живём! Узаконь, разреши, помоги на первых порах, пусть поверит народ, что всерьёз и надолго, и вряд ли кто из местных будет заглядывать столь часто в «Лидо». С годами Ликург понял, что хоть запретить легче лёгкого, да сила закона совсем не в запрете – многие запреты только вредят делу, на интересе должен держаться закон.

Конечно, никому он о своей работе не говорил, в помощи ничьей не нуждался, да и кто и в чем мог помочь ему? Скорее следовало оберегать свой труд от любопытных – узнай кто, чем занимается бывший прокурор, скорее всего подняли бы на смех: тоже законодатель выискался! А уж поверить в то, что даже не закон, а какая-то строка его могла родиться в обшарпанном кабинете юрисконсульта консервного завода – вряд ли нашёлся бы хоть один такой человек. Здесь властвовала иная психология: законы вынашиваются и рождаются где-то там, наверху, в огромных роскошных кабинетах, где уходящие в высоту стены обшиты тёмным морёным дубом.

И в тот вечер, когда он единственный раз зашёл поужинать в «Лидо», встреться Азларханов случайно с кем-нибудь из бывших коллег, окажись с ними за одним столом, он, конечно, не обмолвился бы ни словом о главном сейчас деле своей жизни. Ну, этого разговора он, положим, избежал бы. Но разговора о том, как он, один из самых известных областных прокуроров республики, покатился вниз, избежать вряд ли удалось бы.

Да, разговора о собственной жизни, о судьбе Ларисы, ему вряд ли удалось бы избежать…

Глава V.
АЙСБЕРГ

1

Как-то вечером, когда он вернулся с прогулки, у двери раздался звонок. Время было позднее, гостей он не ждал – в этом городе почти ни с кем не общался, поэтому ночной звонок удивил. Все же дверь он открыл. В полутьме на лестничной площадке стояли двое – из тех, что раскланялись с ним недавно из-за соседнего столика в «Лидо».

– Добрый вечер, Амирхан Даутович, – приветствовали ночные гости хозяина дома. – Проезжали мимо, видим огонёк, решили зайти проведать, не возражаете?

Теперь, лицом к лицу увидев этих мужчин – каждому едва ли было за сорок, Амирхан Даутович убедился ещё раз, что он их не знает. Нельзя сказать, чтобы бывший прокурор обрадовался ночным визитёрам, но он не испугался и не растерялся. Терять ему в этой жизни больше было нечего: все дорогое уже потеряно или отнято. Поэтому он шире распахнул картонную дверь своей квартиры и пригласил нежданных гостей в дом.

Те прошли в комнату, представились. Повыше ростом, голубоглазый, уверенный, назвался Артуром Александровичем, а другой, чернявый, вертлявый

– Икрамом Махмудовичем. Амирхан Даутович предложил сесть, но гости усаживаться не спешили. Оглядев более чем скромную обстановку в комнате, Артур Александрович сказал:

– Что ж так бедно живёте, Амирхан Даутович?.. – Видимо, вопрос был приглашением к разговору, но прокурор промолчал. – Не жалеете, что отказались от компенсации в сто тысяч?

Наверное, гость ожидал, что Азларханов удивится неожиданному вопросу, но прокурора уже ничего не удивляло после того, что произошло с ним, поэтому он ответил бесстрастно:

– Нет, не жалею. – Усмехнувшись, в свою очередь, спросил: – И много вы знаете таких подробностей из моей жизни, Артур Александрович?

Гость оживился, довольный тем, что сумел заинтересовать хозяина дома.

– Думаю, что много. Пожалуй, ничью биографию я не изучал так досконально – ни в школе, ни в институте, как вашу…

– За что же мне выпала такая высокая честь? – поинтересовался Амирхан Даутович – разговор начинал вызывать у него интерес.

– Не спешите, все узнаете в своё время. Одно могу сказать, прокурор…

– не возражаете, если я буду вас так называть? – изучал я вашу биографию по личной инициативе и, не скрою, с симпатией. Хочу надеяться, что мы с вами будем друзьями, по крайней мере нам этого очень хочется.

Амирхан Даутович не понимал, куда клонит гость, но то, что он сразу попытался расположить к себе, настораживало. Ему уже ясно стало, что никакие это не бывшие его коллеги и не работники партийного или советского аппарата, за кого он принял их тогда в «Лидо». Но вот кто они, он и предположить не мог.

Артур Александрович, видимо, желая быстрее перейти к делу, выложил ещё один козырь:

– Мы даже знаем, кто убил вашу жену, и можем сообщить, что Анвар Бекходжаев с прошлого года работает прокурором в районе, где некогда совершил преступление. Ну а чтобы вы не сомневались, что мы знаем о вас все, Икрам зачитает то, что нам удалось собрать о вас. Пожалуйста, Икрам.

Чернявый, подвижный Икрам Махмудович, все время зыркавший глазами по сторонам, явно отрепетированным жестом открыл кожаную папку и достал бумаги.

– Итак… Азларханов Амирхан Даутович, родился в 1933 году, в Сибири. Воспитывался в детском доме, так как родители, юристы, были репрессированы в 1937 году. Служил четыре года в военно-морском флоте на Тихом океане. Закончил в родном городе университет с отличием и аспирантуру в Москве. Был женат. Жена – Лариса Павловна Турганова, искусствовед, собравшая частную коллекцию восточной керамики, которая неоднократно выставлялась за рубежом. В 1978 году…

Ликург остановил жестом чернявого – читать тому ещё предстояло много, и бывший прокурор не сомневался, что знают о нем все или почти все.

– Зачем вам это? – спросил он устало. – Вряд ли я нынче представляю для кого-то интерес, даже шантажировать меня нет смысла…

Артур Александрович нетерпеливо перебил хозяина:

– Мы не шантажисты. И, пожалуй, вы правы, что едва ли для кого-то представляете нынче интерес. Время такое: интерес, внимание только к тем, кто на коне, то есть в кресле. Однако хотелось бы, чтобы вы не принимали нас и за филантропов – у нас совсем другие цели, но они не могут принести вам худого, наоборот, изменят вашу жизнь в лучшую сторону. А то, что нам пришлось столь тщательно изучить вашу биографию, этого требовали обстоятельства – вы потом это поймёте и, надеюсь, не будете в претензии. Слишком многое мы собираемся вам вверить, оттого и не хотели бы подвергать себя неоправданному риску.

– Нельзя ли яснее? – перебил незваного гостя Амирхан Даутович.

– Нет, яснее пока нельзя. Только в общих чертах, яснее и подробнее, когда получим ваше принципиальное согласие на сотрудничество.

– Что же вам от меня нужно?

– Не гоните лошадей, прокурор, дело серьёзное. Я представляю местную промышленность. Нам позарез нужен юрисконсульт, если уж вы так настаиваете на краткости.

– Юрисконсульт? – удивился Ликург. – Да нашего брата сейчас развелось хоть пруд пруди – разве это проблема?

– Не скажите. Проблема, да ещё какая. – Артур Александрович тяжело вздохнул, удивляясь непонятливости бывшего прокурора, и пояснил: – Нам ведь не всякий юрист требуется. Нужен юрист с большим опытом, юридическим и жизненным. Больше того, человек, изощрённый в законах, знающий и понимающий их противоречия. Ведь недаром же ваши коллеги называли вас Законником и Ликургом. И притом человек не робкий, привыкший к коридорам власти, знающий дорогу в Москву, – и туда простираются наши интересы. Нужен человек немолодой, внушающий доверие и уважение, образованный и эрудированный. В общем, нужен человек с умом и характером. Отсюда и столь подробное ваше досье, прокурор… Признаемся, доля риска, и немалая, свяжись мы с вами, имеется. Но в случае удачи, если мы найдём пути к сотрудничеству, – выигрыш для нас несомненен: ваш юридический опыт, ваши связи сослужили бы нам неоценимую пользу.

– И что же все-таки толкнуло вас на риск? – спросил Амирхан Даутович, ещё не понимая, чего от него хотят ночные гости.

Видимо, Артур Александрович ожидал такой вопрос, поэтому ответил не задумываясь:

– Логика, уважаемый прокурор, логика… и обстоятельства вашей жизни.

– Гость выразительно повёл взглядом.

– Не понимаю вашей логики, нельзя ли конкретнее.

– Что ж, можно и подробнее, если уж так настаиваете. Я даже рад: вы, кажется, не утратили прокурорской хватки. Но мы ведь не зря зачитали ваши анкетные данные. А логика такая, хотя и придётся кое в чем повториться. Нам кажется, государство никогда не ценило и теперь уже вряд ли когда оценит вашу верность идее или долгу – затрудняюсь, как это точнее назвать. Как не оценили в своё время ваших родителей, скажем так. Они сгинули без следа, сами вы росли сиротой. Вашу жену убили, вас лишили дома, работы, честного имени, здоровья… Убийца и его покровители не только на свободе, но и процветают на тёпленьких постах. Так что у вас, на наш взгляд, должны уже сложиться свои взгляды на отношения личности с государством. В то же время то, что вы не взяли сто тысяч у Бекходжаевых, вызывает наше уважение.

Амирхан Даутович, выслушав это откровенно циничное признание, опешил, мелькнула даже мысль показать гостям на дверь. Но какое-то внутреннее чувство удержало его от такого поступка. Кто знает, может, жизнь предоставила ему редкий, последний шанс послужить правосудию, и хоть запоздало, но искупить, пусть частично, свою вину перед обществом? Вину эту Амирхан Даутович, как прокурор, с себя не снимал. А выгнать непрошеных гостей он всегда успеет, не в этом геройство.

Ему кстати или некстати припомнился один толковый хозяйственник, поднявший разваленное предприятие, не вылазившее из прорыва лет десять. Привлекался он за то, что без документации, без государственных строительных организаций построил ремонтную базу и утеплённые гаражи для своего автохозяйства. Нарушение с точки зрения закона было налицо, хотя корыстных целей он не преследовал. Так этот хозяйственник сказал ему однажды с горечью:

– У нас никогда не судили за несделанное, судят постоянно за сделанное.

Так и в данном случае: легче всего и, видимо, безопаснее было бы, пылая праведным гневом, указать пришельцам на дверь, и это был бы искренний поступок; но разумнее выходило сдержаться, ждать, слушать, вникнуть в суть

– ведь он даже не знал ещё сути дела, в котором ему отводилась роль, и немалая, судя по откровению ночного гостя. А что касается логики Артура Александровича, которую тот считал неотразимой, единственно верно рассчитанной, бьющей в десятку, в сердце, так был ли смысл её оспаривать – все равно каждый из них останется при своём мнении, в таком возрасте им обоим поздно менять свои убеждения. Разве понял бы ночной гость, что для Амирхана Даутовича Бекходжаевы, Иргашевы никак не олицетворяли ни Советскую власть, ни партию, ни государство, как не олицетворяли эти понятия и те, что сгубили его родителей. Беда его родителей была одним из осколков общей беды, и сейчас, на новом витке истории, случившееся с ним также нельзя было считать только личной бедой, это тоже было одно из лиц общей беды – и только так понимал события вокруг Амирхан Даутович. Сейчас было ясно – его втягивали в какое-то крупномасштабное предприятие, и дело это скорее всего напоминало айсберг: верхняя, надводная, часть имела легальный статус, а основная, подводная, была темна, как океанские глубины, и она-то требовала определённого юридического прикрытия.

Не исключено, что этот Артур Александрович является представителем новой волны советских миллионеров, ворочавших «теневой» экономикой, о существовании которой проницательные люди не только догадывались, но и ощущали её присутствие повсюду. И идти добровольно в объятия такого синдиката, где царят свои жестокие законы, было небезопасно. Уж об этом Амирхан Даутович знал. Но была и другая мысль: «С юности я поклялся посвятить жизнь борьбе за справедливость и оказался вдруг не нужен закону и правопорядку. Так, может, ценой такого риска я послужу в последний раз тому, чему и собирался отдать жизнь?»

Эта неожиданная мысль как-то сразу сняла начинавшее подниматься раздражение. Внутренне он был готов рискнуть, поэтому стал внимательнее слушать Артура Александровича, боясь пропустить хоть слово. Да, похоже, жизнь звала ещё раз послужить правосудию, и отступать, по его понятиям, не следовало.

Он даже задал Артуру Александровичу вопрос, в котором как бы крылось не то его согласие, не то сомнение:

– Вот вы сказали – поездки в Москву… коридоры власти. Вы считаете, что такие нагрузки мне по силам? Вы, я думаю, знаете, я перенёс два инфаркта и тяжелейшую пневмонию, которая и до сих пор даёт себя знать. Не переоцениваете ли вы мои способности?

Артур Александрович вдруг так искренне и весело рассмеялся, словно сбросил с себя какую-то тяжесть.

– Дорогой Амирхан Даутович, как вы нас до сих пор ещё не выставили за дверь, если считаете, что пришли два нахала и пытаются все свои заботы спихнуть на вас? Не волнуйтесь, мы прекрасно осведомлены о вашем здоровье и, уверяю вас, будем всячески оберегать его. Что касается вашей работы, она будет носить вполне официальный характер, и вам никогда и нигде ничего отстаивать ценой здоровья не придётся. Все, что внешне будет напоминать защиту интересов разных сторон, бурные прения, вас не должно волновать. Куда бы вы ни пришли, все или почти все будет предрешено заранее, и это уже не ваши заботы. Ваша работа заключается совсем в другом. Не знаю, понравится ли сравнение, но вы будете, скажем так, послом по особо важным поручениям и юридическим советником. Но сегодня, я думаю, о подробностях работы мы говорить не будем, важно ваше принципиальное согласие. А что касается поездок в Москву или другие города, они, конечно, будут. Но опять же, вряд ли у вас возникнут там какие-то проблемы… не придётся даже нести свой чемодан – вас всюду будут сопровождать наши люди. Но, я думаю, на сегодня деловых разговоров хватит, и нам следовало бы обмыть наш союз, не правда ли?

Амирхан Даутович впервые за вечер растерялся.

– У меня только чай, да и то азербайджанский, второго сорта.

Но тут в разговор вступил Икрам Махмудович – наверное, остальное было по его части:

– Не волнуйтесь, прокурор, мы предусмотрели и это. Знали о вашем спартанском быте и ваших возможностях… – Он распахнул окно, выходящее во двор, и подал какой-то знак.

Прошло несколько минут, и раздался осторожный звонок. Икрам Махмудович поспешил к двери сам.

В квартире появился официант, тот самый, из «Лидо», где единственный раз ужинал Амирхан Даутович. В руках он держал две тяжёлые корзины, накрытые не то скатертью, не то салфетками. Ловкий Икрам Махмудович, у которого, как узнал впоследствии прокурор, было прозвище Плейбой, тут же перехватил у него одну из корзин. Официант сдержанно поздоровался с хозяином и прошёл в комнату вслед за Икрамом Махмудовичем – видимо, такое выездное обслуживание было ему не в диковинку. Вдвоём они ловко выдвинули стол на середину комнаты, и официант, достав из корзины туго накрахмаленную скатерть, быстро уставил её тарелками, бокалами и прочим, привезённым из ресторана. Затем, попросив у Амирхана Даутовича разрешения воспользоваться газовой плитой, подхватил корзины и скрылся на кухне. Прокурор чуть ли не больше, чем своим неожиданным гостям, подивился расторопности молчаливого официанта и ночной скатерти-самобранке.

Через несколько минут из кухни поплыли аппетитные запахи. Пока на сковороде что-то скворчало, официант бесшумно ставил на стол закуски, зелень, «Боржоми», который прокурор в последний раз пил лет пять назад в обкомовском буфете.

Артур Александрович, не обращавший внимания на суету официанта и Плейбоя у стола, долго стоял у фотографии Ларисы Павловны, висевшей на стене.

– Красивая была женщина. Талантливая. У меня есть два альбома.

Наблюдая за ночным гостем, прокурор почувствовал: Артур Александрович ждал от него вопросов; Азларханов не стал торопить события, и тут его выручил официант, внёсший на большом лягане жареных перепёлок с грибами; внимание всех переключилось на роскошное блюдо, украшенное зеленью и помидорами. Официант, поставив ляган посередине, поправил кое-что на столе, словно художник, добавляющий штрихи на готовой картине, затем вопросительно глянул на Артура Александровича. Тот, видимо, мысленно ещё продолжавший разговор с Амирханом Даутовичем, машинально ответил:

– Спасибо, Адик, можешь идти, Ашот отвезёт тебя домой.

Официант попрощался, пожелав приятного застолья, и тут же удалился. Такого вышколенного официанта прокурор видел впервые.

– Ну что ж, прошу за стол, – пригласил Артур Александрович, едва за расторопным Адиком захлопнулась дверь. Чувствовалось, что в любых ситуациях он привык быть хозяином положения.

Икрам Махмудович разлил предусмотрительно открытый официантом коньяк, несмотря на возражения прокурора, налил и ему.

– За взаимопонимание и успех, – таков был первый тост Артура Александровича, и Амирхан Даутович пригубил коньяк вместе со всеми; гости больше не настаивали на том, чтобы он выпил. Правда, он с большим удовольствием выпил бокал тёмного чешского пива «Дипломат», похвалил.

Икрам Махмудович среагировал сразу:

– Нет проблем, Амирхан Даутович, завезу как-нибудь пару коробок финского баночного – в жаркий день нет напитка лучше.

Сидели долго, но ни о работе, ни о каких-то проблемах больше не говорили; хотя Икрам Махмудович дважды пытался получить у прокурора консультацию по каким-то конкретным делам, Артур Александрович мягко, но настойчиво уводил разговор в сторону. Чувствовалось, что он образован, во всяком случае начитан.

Бывал Артур Александрович, оказывается, и за границей, в том числе в Японии, и они обменялись с Амирханом Даутовичем своими впечатлениями о тамошней жизни и порядках.

Расстались далеко за полночь, уговорились встретиться на другой день за обедом в «Лидо».

После ухода гостей Ликург ещё долго размышлял о необычном визите, о своей жизни, в которой с завтрашнего дня, похоже, начинается новый этап. Вновь и вновь он возвращался памятью к сказанному Артуром Александровичем и к редким репликам Икрама Махмудовича.

Что крылось, например, за фразой: «Мы отдаём себе отчёт в том, что идём на большой риск, посвящая вас в свои дела»?

Одно было ясно: дело, в которое он вступит завтра, или, точнее, уже вступил с этой полуночи, – крупномасштабное, солидное, оттого они и шли на риск. И Амирхан Даутович понимал, что ещё какое-то время, пока он не выдержит изощрённой проверки или чем-то особенным не привяжут его к делу, за ним будет глаз да глаз – уж он-то, как юрисконсульт, будет знать гораздо больше, чем даже Икрам Махмудович. Ясно, что Артур Александрович не из тех, что любят посвящать лишних людей в свои дела, а вот с юристом, хочешь не хочешь, придётся консультироваться. Но какую бы опасность, риск Азларханов ни предвидел, ни предчувствовал, ему хватило мужества не отказаться – обстоятельства сложились так, что он ещё раз проверялся жизнью и как юрист и как гражданин. Думал он и о том, что новые его знакомые как будто переоценивают его физические возможности – а может, и наоборот: знают, что врачи обещали ему месяцы – не годы? Может, деловые люди и это взяли в расчёт – знакомство обещает быть недолгим, и именно недолгий срок их устраивает, гарантирует, так сказать, дополнительно безопасность? Точно сказать он сейчас не мог.

Артур Александрович ничего не сказал ему о требованиях на будущей работе, но прокурор знал: они вряд ли будут отличаться от тех, что предъявляются на теперешнем заводе, да и повсюду, где ему пришлось работать юрисконсультом.

Парадокс заключался в том, что и дельцы подпольных трестов, и директора официальных предприятий требовали одного – соблюдать интересы своей фирмы, даже если они идут вразрез с государственными и народными, хотя, если быть объективным, подпольная экономика так или иначе учитывает интересы потребителя и никогда не работает ради пресловутого плана на склад-свалку.

Дойдя в своих рассуждениях до такой горькой истины, Амирхан Даутович успокоился и отправился спать – назавтра ему тоже предстоял нелёгкий день.

2

В назначенное время Амирхан Даутович появился в ресторане «Лидо». У входа его встретил вчерашний официант и проводил его к тому самому столику, за которым он уже однажды ужинал здесь. Артур Александрович появился неожиданно, откуда-то из-за спины – наверное, он вошёл в другую дверь, что вела прямо из ресторанного зала в гостиницу. Выглядел собранным, подтянутым

– видимо, он был из тех, кто никогда не даёт себе расслабиться. Зал уже почти заполнился, и Амирхан Даутович видел, как многие тянутся взглядом к их столу, желая поздороваться или хоть попасть на глаза Артуру Александровичу, но тот словно ничего не замечал вокруг – все своё внимание уделял собеседнику за столом.

– Ну как, товарищ прокурор, не переменили вчерашнее решение? А то вольному воля, я предпочитаю в делах добровольные начала, – начал Артур Александрович, разливая «Боржоми» в бокалы – он по своей привычке сразу захватывал инициативу.

– Нет, не передумал. Старость не за горами, и, как вы правильно заметили, я оказался к ней не готов. Однако я задам вам встречный вопрос – будет ли у меня возможность скопить на маленький уютный домик в Крыму, скажем, в Ялте? Это то самое место, что рекомендуют мне врачи.

– Не только на маленький, но и на самый что ни есть роскошный, какими владеют в Крыму некоторые отставные генералы. Я тоже люблю Крым, Ялту и рад помочь вам, чтобы было куда пойти в гости по старой дружбе, а может быть, я и сам куплю что-нибудь по соседству – наверное, наступит день, когда и мне наскучат дела. Все зависит от вас, Амирхан Даутович, повторюсь ещё раз: ваш опыт, знания, прежние связи нам необходимы позарез. Но давайте спокойно пообедаем, а разговор наш о делах перенесём наверх, ко мне в номер.

Когда они выходили из-за стола, прокурор осторожно подсказал Артуру Александровичу:

– Обратите, пожалуйста, внимание на того молодого человека в красной рубашке, что сидит недалеко через проход. Мне кажется, он слишком тщательно выбирал место, чтобы лучше просматривался наш столик, и все время не сводит с вас глаз.

Артур Александрович, не повернув головы в ту сторону, куда кивком указал Амирхан Даутович, улыбаясь, ответил:

– Я не ошибся в вас, прокурор! Есть ещё порох в пороховницах – не утратили хватки. Вы правы, он не сводит с меня глаз и место выбрал с умом, но он так и должен поступать, потому что это мой телохранитель.

Видя, что своим сообщением явно огорошил сдержанного, владеющего собой прокурора, Артур Александрович рассмеялся:

– Да, да, телохранитель, не удивляйтесь. У вас тоже будет свой, впрочем, он уже есть – подыскали нам подходящего человека, прибудет недели через две-три. Ну а с Ашотом, я надеюсь, вы подружитесь – надёжный парень, не подведёт.

Поднялись на третий этаж – номер Артура Александровича расположен был в конце коридора. Ещё когда входили, Амирхан Даутович обратил внимание на тяжёлую дубовую дверь и два финских замка особой секретности – такие замки были врезаны некогда у него в кабинете областной прокуратуры.