Текст книги "Мужество. Почему смелым судьба помогает"

Важно не бояться

Бояться легко. Особенно в последнее время.

Ситуация может обостриться в любой момент. Кругом неопределенность. Можно потерять работу. Затем дом и машину. Что-то может произойти даже с нашими детьми.

Конечно, мы что-то почувствуем, когда все начнет вдруг шататься. Как мы можем не почувствовать?

Даже античные стоики, которые, как считается, владели своими эмоциями, признавали, что непроизвольные реакции существуют. На громкий звук. На неопределенность. На нападение.

Для таких реакций у них было слово φαντασίαι («фантазиа»)[18]18
  Точнее, термином φαντασίαι («фантазиа») обозначалась информация, основанная на чувственном опыте. Согласно Платону, φαντασίαι – это смесь восприятия и мнения.


[Закрыть]. И доверять φαντασίαι было нельзя.

Знаете, какая фраза встречается в Библии чаще всего? «Не бойся». Эти слова повторяются снова и снова, не давая фантазиа править бал.

«Будь тверд и мужествен, не страшись и не ужасайся», – говорится в книге Иисуса Навина[19]19
  Нв., 1:9.


[Закрыть]. Второзаконие: «Когда ты выйдешь на войну против врага твоего и увидишь коней, и колесницы, и народа более, нежели у тебя, то не бойся их»[20]20
  Вт., 20:1.


[Закрыть]. Книга Притчей Соломоновых: «Не убоишься внезапного страха и пагубы от нечестивых, когда она придет»[21]21
  Пр., 3:25.


[Закрыть]. Второзаконие эхом вторит книге Иисуса Навина, когда Моисей призывает того и отправляет его в Израиль: «Будь тверд и мужествен, ибо ты войдешь с народом сим в землю, которую Господь клялся отцам его дать ему… не бойся и не ужасайся»[22]22
  Вт., 31:7–8.


[Закрыть],[23]23
  Если Библия вам не подходит, то определенные варианты фраз «Будь храбрым», «Имей мужество» и «Не пугайся» более десятка раз встречаются в «Одиссее». Прим. авт.


[Закрыть]

Стоики никого не винили за эмоциональную реакцию. Их волновало только то, что человек делает, когда вспышка чувства утихла.

«Бойся. Без этого нельзя. Но не трусь», – писал Уильям Фолкнер[24]24
  Уильям Фолкнер, «Медведь». Перевод О. П. Сороки.


[Закрыть].

Это важное различие. Испуг – это временная вспышка чувства. Это можно простить. Страх – это состояние, и позволить ему управлять – позор.

Одно помогает – заставляет насторожиться, информирует об опасности. Другое тянет вниз, ослабляет, даже парализует.

В ненадежном мире, во время надоедливых сложных проблем, страх становится обузой. Страх сдерживает нас.

Бояться – это нормально. Кто из нас не боялся? Ненормально, если это вас останавливает.

Существует еврейская молитва, восходящая еще к началу XIX века: לכ םלועה ולוכ רשג רצ דואמ רקיעהו אל דחפל ללכ («Мир – это узкий мост, и главное – не трусить»).

Эта мудрость поддерживала еврейский народ в невообразимых невзгодах и ужасных трагедиях. Ее превратили в популярную песню, которую транслировали израильским солдатам и гражданскому населению во время Войны Судного дня. Это напоминание: да, все ненадежно, и легко испугаться, если смотреть вниз, а не вперед. Страх не поможет.

Он не помогает никогда.

Когда в октябре 1929 года рынок рухнул, Соединенные Штаты столкнулись с ужасающим экономическим кризисом, который продлился десять лет. Банки обанкротились. Инвесторы исчезли. Безработица достигла 20 процентов. Франклин Делано Рузвельт сменил президента, который три с половиной года безуспешно пытался справиться с этой проблемой. Боялся ли он? Конечно. Как он мог не бояться? Все боялись.

Однако в своей легендарной инаугурационной речи в 1933 году он сказал: «Единственное, чего нам следует бояться, это страха – отчаянного, безрассудного, неоправданного ужаса, который парализует усилия, необходимые для превращения отступления в наступление». Страх был реальным врагом. Он только усугублял ситуацию. Уничтожал оставшиеся банки. Настраивал людей друг против друга. Мешал реализовать совместные решения.

Кто будет хорошо работать, если он боится? Кто может ясно видеть, если он боится? Кто сможет помочь другим? Как можно любить, если боишься? Как можно хоть что-то делать, если боишься?

Футболист, принимающий мяч, не сможет схватить его, если дернется, ожидая столкновения[25]25
  Автор имеет в виду американский футбол, где спортсмен ловит мяч руками, а игроки противника имеют право врезаться в него, чтобы остановить.


[Закрыть]. Спектакль не удастся, если артисты будут дрожать перед заготовленными перьями критиков. Политик редко примет правильное решение, если будет беспокоиться о последствиях на избирательных участках. Семья не сможет начать действовать, если все, о чем в ней смогут думать, – это как будет тяжело.

Страху нет места. Во всяком случае, в том, что мы хотим делать.

Та жизнь, которой мы живем, – тот мир, в котором мы живем, – ужасающее место. Если, находясь на узком мосту, вы посмотрите вниз, то можете упасть духом и не пойти дальше. Вы замрете. Вы сядете. Вы не примете хороших решений. Вы не сможете ясно видеть и четко мыслить.

Важно, чтобы вы не трусили.

Логика побеждает страх

Великий афинский государственный деятель Перикл как-то обнаружил смятение в своем войске: люди услышали гром и сочли это плохим предзнаменованием. Подобное кажется глупостью, но как бы вы чувствовали себя, если бы жили в те времена, когда никто понятия не имел, что такое гром и что его вызывает?

Перикл не мог в полной мере объяснить происходящее с научной точки зрения, но он предпринял попытку это сделать. Он взял два больших камня, собрал солдат и начал бить камнями друг о друга. Бух! Бух! Бух!

Он заявил, что гром появляется таким же образом – только от столкновения облаков.

Известна фраза, что вожди – это торговцы надеждой, однако в более практическом смысле они также и убийцы страха.

«Ложные свидетельства, кажущиеся реальными»[26]26
  В английском языке первые буквы выражения False Evidence Appearing Real образуют слово FEAR («страх»). Выражение также используется для обозначения самогенерируемого страха.


[Закрыть] – в сообществах анонимных алкоголиков эти слова используют, чтобы развеять тревоги людей, не дающие тем меняться; чтобы объяснить им, что их взгляды субъективны и не обязательно соответствуют действительности.

Что нам нужно – так это исследовать свои впечатления. Для себя и для других. Мы должны разрушить их логически, как это сделал Перикл. Посмотреть в корень. Понять. Объяснить.

Был и еще один случай. В то время, когда в Афинах свирепствовала чума, Перикл отправлялся со своим флотом на войну. Внезапно наступило затмение, и солдат охватила паника, поскольку они сочли это плохим предзнаменованием. Перикл справился с ситуацией не с помощью блестящей речи, а используя простую логику. Он подошел к кормчему и накрыл его голову своим плащом. «То явление отличается от этого только тем, что причина темноты больше плаща».

Жизнь по-прежнему непредсказуема. Мы многого не знаем. Конечно, нас легко встревожить. Конечно, мы действуем по воле своих страхов и сомнений.

Единственный способ пройти свой путь – атаковать этот страх. Логически. Четко. Эмпатически.

Храбрость – способность это сделать, так говорил Перикл афинянам, когда потери от чумы и войны все росли. Людям нужно быть спокойными и здравомыслящими. Он объяснял, что нужно разобраться с тем, что перед вами, узнать, что в жизни приятно, а что ужасно, а затем неколебимо встретить то, что должно произойти.

Часть вашего мозга видит худшее, экстраполирует самый безумный сценарий и постоянно недооценивает вашу способность справиться с ситуацией. Она вам не друг. И в этом сценарии нет истины. Голос, который болеет против вас? Склонен преувеличивать и катастрофизировать? В этом нет пользы. Это не дает вам верной картины мира. И уж точно не делает вас смелее!

Говорите себе: это всего лишь деньги. Это всего лишь плохая статья. Это всего лишь собрание, на котором люди наорали друг на друга. Разве этого стоит бояться?

Разломите ситуацию. Реально взгляните на факты. Исследуйте.

Только тогда вы сможете видеть.

Марк Аврелий писал: «Не то признавай, как судит твой обидчик или как он хочет, чтобы ты сам судил, а смотри, как оно на деле»[27]27
  Марк Аврелий, «Размышления», книга IV, 11. Перевод А. К. Гаврилова.


[Закрыть].

Это враг

В основе большинства наших страхов лежит опасение, что подумают о нас другие.

Это парализует. Это перекашивает. Это искажает саму ткань нашей реальности – заставляет нас вести себя настолько безумно и трусливо, что трудно описать словами.

Английский литературный критик Сирил Коннолли однажды пошутил: «Многих людей от самоубийства удерживает лишь страх, что скажут об этом соседи». Мы очень заботимся о том, что подумают другие; мы боимся их даже тогда, когда находимся далеко и не можем их услышать.

Парадокс в том, что почти все новое, впечатляющее, правильное было сделано вопреки громким возражениям сложившегося порядка. На многие вещи, которые сейчас нравятся, в момент их создания или ввода в обращение люди часто смотрели свысока, а сейчас делают вид, что такого никогда не было. Нам часто не хватает умения или желания увидеть, что возражения – это всего лишь препятствие, которое нужно преодолеть.

Когда в 1970 году Фрэнк Серпико рассказал о случаях коррупции в полиции Нью-Йорка, другой честный полицейский поздравил его. «Но почему ты не поддержал меня, – спросил Серпико, – не выступил, когда мне нужна была помощь?» «Что? – ответил тот. – И стать изгоем, как ты?»

Да! Ведь какая есть альтернатива? Позволять своим коллегам вымогать деньги у тех, кого они должны защищать? Позволять им сотрудничать с преступниками, от которых они должны ограждать людей?

Люди с большей вероятностью станут соучастниками преступления, чем заговорят. Скорее станут жертвами пандемии, нежели согласятся быть единственным человеком в маске. Скорее останутся на работе, которую ненавидят, нежели станут объяснять, почему они бросили ее ради чего-то менее надежного. Скорее последуют глупой моде, нежели отважатся оспорить ее. Потерять свои сбережения из‑за лопнувшего пузыря почему-то не так болезненно, как показаться глупцом, наблюдая со стороны за его надуванием. Они скорее сделают что-то, что запятнает их достояние, нежели чуть-чуть повысят голос и рискнут оказаться в одиночестве хотя бы на десять минут.

Хорошо, если вы будете помнить замечание Цицерона – человека, над которым смеялись за происхождение из незнатной семьи, за стремление и любовь к вычурному языку, – что люди всегда сплетничают и подсматривают. «Что говорят о тебе другие, о том пусть думают они сами; говорить они во всяком случае будут»[28]28
  Цицерон, «О государстве», книга VI. Перевод В. О. Горенштейна.


[Закрыть].

Вы не можете позволить страху управлять собой. Потому что никогда не было еще человека, который сделал бы что-то значимое, не раздражая других людей. Не было перемен, которые не вызывали бы сомнений. Не было движения, над которым бы не смеялись. Не было нового дела, которому бы громогласно не предрекали провал.

И никогда, никогда не бывает времени, когда среднее мнение безликих непостижимых незнакомых людей должно цениться выше нашего собственного взвешенного суждения.

Если посчитать, всегда получается меньше

На заре своей военной карьеры Улисс Грант двигался по восточному Техасу. Припасы начали иссякать. Один из его людей заболел. Лошадь обессилела.

Отряду нужно было преодолеть около семидесяти миль[29]29
  Американская миля – примерно 1,6 километра.


[Закрыть] по опасной территории, кишащей индейцами и бандитами, и дойти до городка Корпус-Кристи, чтобы его не обвинили в самовольной отлучке. Было решено, что Грант с еще одним офицером отправятся вперед. Перед ними лежала враждебная местность, изрезанная ручьями и речками и изобилующая густым жестким кустарником и гремучими змеями. Ах да, еще и волками: они слышали «совершенно потусторонний вой». В высокой траве прерии никого не было видно, но стая, несомненно, была рядом. Злобная и готовая, как писал потом Грант, «проглотить нас с лошадьми и всем прочим за один прием». Ему хотелось развернуться; фактически он втайне молился, чтобы это предложил его напарник.

Другой офицер, успевший побывать в разных переделках, был поопытнее Гранта; он улыбнулся и двинулся дальше. «Грант, как думаешь, сколько волков в этой стае?» – спросил он. Не желая показаться глупцом или трусом, Грант попытался как бы невзначай занизить масштаб угрозы. «Ну, около двадцати», – сказал он с безразличием, хотя бешено колотящееся сердце выдавало его. Вскоре офицеры обнаружили источник «потустороннего воя». С комфортом и уверенностью на земле расположились всего лишь два волка. Разнервничавшемуся из‑за незнакомой опасности Гранту не приходило в голову сомневаться в своем колотящемся сердце или экстраполяции, устроенной ему мозгом.

Спустя сорок лет, проведенных на государственной службе и в политике, Грант заметил, что часто думает о том случае, когда слышит, как кто-то меняет курс из‑за критики или размышляет о том, чтобы сдаться, опасаясь невидимого врага или мизерных шансов. Он сделал вывод, что урок таков: «Если посчитать, всегда получается меньше».

Препятствия, враги, критики не так многочисленны, как вам кажется. Они хотят, чтобы вы поверили в эту иллюзию.

А как вы думаете, что сделали волки, когда заметили, что Грант с напарником приближаются, а не убегают в страхе? Они удрали.

В 1861 году служившего в армии Союза подполковника Гранта отправили в Миссури сражаться с армией конфедератов под командованием полковника Томаса Харриса. Хотя Грант и раньше участвовал в сражениях, хотя он и научился кое-чему при той встрече с волками, он снова испугался.

На протяжении двадцати пяти миль местность была чиста. В поле зрения никого не было – словно надвигалась буря, и никто не хотел оказаться ею застигнутым.

И снова Грант чувствовал, что сердце заколотилось быстрее и поползло вверх, пока, по его словам, не застряло в горле. «Я бы отдал все, чтобы вернуться в Иллинойс, – писал он, – но мне не хватало мужества остановиться и подумать, что нужно сделать».

В тот самый момент, когда он был сильнее всего напуган, когда ощущал, что ни за что на свете не смог бы атаковать и сражаться, он достиг вершины холма. Только врага не было. Противник сбежал, услышав о приближении войск Гранта.

«Мне сразу пришло в голову, что Харрис боялся меня не меньше, чем я его, – напишет позже Грант. – Под таким углом я на ситуацию до этого никогда не смотрел; зато потом я уже никогда этого не забывал. После того случая и до конца войны я никогда не испытывал трепета при столкновении с врагом, хотя всегда более или менее ощущал тревогу. Я никогда не забывал, что у него столько же причин бояться моих войск, сколько у меня – его войск. Это был ценный урок».

Ночь темна и полна ужасов. В жизни мы сталкиваемся со множеством врагов.

Но вы должны понять: они не так грозны, как заставляет вас считать ваш мозг.

Идет ли речь о страхе, который вы ощущаете, приближаясь к знаменитости на вечеринке, разговаривая с детьми о сексе или прося начальника о прибавке, реальность такова, что дискомфорт (если не страх) испытывают обе стороны. Мандраж взаимен.

Вы переоцениваете их… а они переоценивают вас.

Вы думаете, что человек, ведущий собеседование при приеме на работу, хочет это делать? Что он получает удовольствие от вопросов, которые вам задает? Нет, он тоже опасается облажаться. Сердитый режиссер в первый день на съемочной площадке, сержант-инструктор со свежим пополнением из зеленых новобранцев, начальник в конторе, обсуждающий ваш новый контракт… Аура их уверенности – иллюзия. Они нервничают, как и все. Они тоже притворяются.

И когда вы приблизитесь, то обнаружите, что расхождение вряд ли так велико, как вы ожидали.

Немного информированности, немного умения поставить себя на чужое место не размягчат вас, а придадут уверенности.

Теперь мы видим, что там на самом деле. Все напуганы больше нас.

А что, если?

Мы не знаем, чего боимся.

Во всяком случае, не совсем.

Страх маячит, но где-то далеко в будущем. Или сидит у нас в животе, скручивая и взбалтывая его, но как-то смутно и без определения.

Мы боимся, что может произойти что-то плохое. Боимся, что что-то не получится. Боимся последствий. Боимся того, что могут подумать люди.

Но что, где, когда, как, кто? На эти вопросы мы не можем ответить, поскольку фактически еще не изучили их. Фактически мы еще не определили, что нас беспокоит. Наши страхи не конкретны, они – тени, иллюзии, отражения, которые мы где-то подхватили или на которые лишь взглянули мельком.

Что ж, пора покончить с этим. Здесь. Сейчас.

Американский писатель и предприниматель Тим Феррис рассказывал об упражнении «Установка страха» – об определении и облечении в слова ночных кошмаров, тревог и сомнений, которые нас сдерживают. На самом деле истоки этой практики восходят как минимум к стоикам. Сенека писал о premeditatio malorum – намеренном размышлении о бедах, с которыми мы можем столкнуться[30]30
  Латинское выражение, буквально означает «размышление заранее о зле».


[Закрыть].

«Держи в мыслях ссылку, пытки, войны, болезни, кораблекрушения… – писал Сенека. – Пусть перед глазами у тебя будет все, что входит в человеческий удел»[31]31
  Сенека, «Нравственные письма к Луцилию», письмо XCI, 8. Перевод С. А. Ошерова.


[Закрыть]. Не в форме страха, а в форме знакомства. Насколько события вероятны? Что может их вызвать? Насколько мы готовы с ними справиться? Для Сенеки тяжелее и болезненнее всего неожиданные удары. Поэтому, ожидая то, что может произойти, определяя это, борясь с этим, мы одновременно делаем событие менее пугающим и менее опасным.

«Предположим, что нефтяные месторождения иссякли», – говорил себе Джон Рокфеллер в качестве упражнения, чтобы не расслабляться. И поэтому сколотил состояние, смело действуя во время повторяющихся финансовых паник девятнадцатого столетия.

Наполеон полагал, что военачальник должен несколько раз в день спрашивать себя: «Что, если бы враг сейчас появился впереди, слева или справа от меня?» Цель упражнения состояла не в том, чтобы генералы были нервными, а в том, чтобы убедиться, что они готовы действовать.

Мы слишком беспокоимся об «искушении судьбы» или «проявлении плохой энергии», вместо того чтобы практиковать такие добросовестные методы руководства. На самом деле работа руководителя – думать о немыслимом. Более двух тысяч лет военачальники постоянно использовали различные варианты одной и той же максимы: единственное непростительное преступление офицера – удивиться. Сказать: я не думал, что такое случится.

Каждому из нас нужно взращивать мужество, чтобы реально взглянуть на то, чего мы боимся. Мы боимся поговорить с этой милой незнакомкой. Но почему? Какими могут быть результаты? Нас выставят на посмешище? Мы получим отказ? Мы не желаем выступать открыто, но почему? Потому что нас могут раскритиковать? Потому что в самом худшем случае нам, возможно, придется искать новую работу? Но разве мы уже все равно не подумывали об этом? Поскольку мы можем умереть или быть убитыми? Но это может произойти каждый раз, когда мы садимся в самолет, каждый раз, когда переходим улицу, да и просто каждый раз, когда просыпаемся, ведь мы – хрупкие смертные создания.

Нам необходимо взращивать мужество, чтобы думать обо всем, что может произойти, о вещах, о которых думать неприятно, о необычном, о неожиданном, о невероятном. Дело не только в уменьшении нашей тревоги относительно преувеличенной неопределенности, дело еще и в обнаружении определенности в неизвестных – в факторах риска, в том, что произойдет ночью, в планах врага, в вещах, которые могут пойти и пойдут не так[32]32
  Отсылка к закону Мерфи: если что-нибудь может пойти не так, оно пойдет не так.


[Закрыть].

Ничто человеческое не должно быть нам чуждо. Ничто возможное не должно быть чужим.

Полководец Дуглас Макартур описал все неудачи в войне и жизни двумя словами: «Слишком поздно». Слишком поздно готовились, слишком поздно поняли намерения противника, слишком поздно защитили союзников, слишком поздно обменивались информацией, слишком поздно поспешили на помощь нуждающимся. Опоздали сделать что-то конкретное: посчитать врагов, как это было у Гранта, или подготовиться к появлению противника, как это было во фразе Наполеона.

Выглядит несколько угнетающе? Возможно. Но лучше быть подготовившимся пессимистом, чем наоборот. Еще Аристотель говорил, что оптимисты уязвимы сильнее всего, потому что, когда результат не соответствует их ожиданиям, они убегают.

Предвидеть наихудшее для получения наилучшего.

Когда страх определен, его можно победить. Когда сформулирован отрицательный аспект, его можно сравнить с положительным. Когда волков считают, их становится меньше. Горы оказываются кротовинами[33]33
  Отсылка к английской пословице fear takes molehills for mountains (буквально: «страх принимает кротовины за горы»), соответствующей нашей «у страха глаза велики».


[Закрыть], монстры – всего лишь людьми.

Когда наши враги очеловечены, их проще понять. То, что мы считали невероятными расходами, оказывается простыми расчетами – расчетами, которые стоило произвести. Обнаруживается, что вознаграждение намного перекрывало риски. Черные лебеди появляются в поле зрения, и к ним можно подготовиться[34]34
  Черный лебедь – центральное понятие теории Нассима Талеба, в которой так называются редкие и неожиданные события со значительными последствиями. Книга Талеба «Черный лебедь» вышла в 2007 году.


[Закрыть]. Спектр возможностей уменьшается, область применения закона Мерфи сокращается.

Смутного страха достаточно, чтобы сдерживать нас; чем больше его изучать, тем меньше власти он имеет над нами. Вот почему мы должны атаковать эти ложные предпосылки и искоренять их – как рак, которым они и являются.

Мы пугались, потому что мы не знали. Мы были уязвимы, потому что мы не знали.

Но сейчас мы знаем.

И, обладая этим знанием, можем действовать.

Пусть вас не останавливают трудности

Сенека готовился ко всем событиям и трудностям в жизни. Но он никак не думал, что с ним произойдет все это.

Ссылка, пытки, войны, кораблекрушение. Все это… плюс туберкулез. Потеря ребенка. Безумие Нерона. Клевещущие критики.

С одной стороны, он, должно быть, ощущал злополучность в судьбе. С другой – понимал, что именно она сделала его тем человеком, которым он стал.

«Из того, что кажется страшным, все можно одолеть, – писал он. – Многие побеждали что-нибудь одно: Муций – огонь, Регул – крест, Сократ – яд, Рутилий – ссылку, Катон – смерть от меча[35]35
  Взятый в плен врагами Муций Сцевола сжег правую руку, чтобы показать, что готов умереть. Политический деятель и военачальник Марк Атилий Регул казнен карфагенянами. Философ Сократ выпил яд цикуты. Политический деятель и военачальник Публий Рутилий Руф по решению суда отправился в изгнание в Малую Азию. Политический деятель Марк Порций Катон Утический покончил с собой с помощью меча.


[Закрыть]; и мы что-нибудь да победим!.. Так поступим и мы хоть в чем-нибудь мужественно! Попадем и мы в число примеров!»[36]36
  Сенека, «Нравственные письма к Луцилию», письмо XCVIII, 12–13. Перевод С. А. Ошерова.


[Закрыть]

Не беспокойтесь о том, будет ли трудно. Потому что все равно будет трудно. Вместо этого сосредоточьтесь на том, как вам это поможет.

Наши синяки и шрамы становятся нашей броней. Наши сражения превращаются в опыт. Они делают нас лучше. Они подготовили нас к нынешнему мгновению, равно как это мгновение готовит нас к тому, что лежит впереди. Они – специи, которые делают вкус победы таким приятным.

Если бы это было легко, то это делали бы все. А если бы это делали все, в чем тогда была бы ценность?

Весь смысл в трудностях. Риск входит в правила игры, а не является недостатком.

Nec aspera terrent. Трудности не страшат.

Помните: здесь, как и у спортсменов, тяжелая тренировка дает сильные мышцы.

«Нет ничего лучше, чем невзгоды, – заметил американский борец за права чернокожих Малкольм Икс. – В каждом поражении, в каждом разбитом сердце, в каждой потере содержатся урок и зерно улучшения для следующего раза».

Как вы могли бы доверять себе, если бы не проходили раньше через большие трудности? Как вы могли бы верить, что сумеете пережить такое, если бы никогда не переживали другое раньше?

Вот вам самый безумный факт о гладиаторах в Колизее. Вы не поверите, но многие из них были добровольцами. Они хотели посмотреть, есть ли у них нужные качества. Всем нам для жизни требуются соперники и невзгоды. «Мир и довольство порождают трусов; нужда – мать мужества», – писал Шекспир[37]37
  Уильям Шекспир, «Цимбелин», акт III, сцена 6. Перевод А. И. Курошевой.


[Закрыть].

Нет ничего плохого в том, что все это происходит с вами. Это хорошая тренировка. Кроме того, не у всех даже есть силы взглянуть на ситуацию таким образом.

Нынешний миг – испытание. Недаром такие моменты называются трудными временами. Хорошо, что это происходит сейчас, а не позже, потому что позже вам будет лучше, поскольку вы прошли через это уже сегодня. Уловили?

Вы думаете, что было бы лучше, если бы все было легко и просто. Вы не хотите брать на себя такие риски. Если бы только этот прыжок не выглядел таким опасным. Это в вас говорит всего лишь страх.

Трудно – это хорошо. Трудности отпугивают трусливых и привлекают мужественных.

Верно?