Текст книги "Жизнь после утраты: Как справиться с горем и обрести надежду"

Как показывает история Леоны, подавленное горе может возвращаться снова и снова, и не только в период траура. Любое переживание может вернуть человека к первоначальной боли.

Знакомство с понятием смерти

Обычно дети впервые сталкиваются со смертью еще до того, как им исполнится два года. В прежние времена людей не старались от этого уберечь; смерть была естественной и неоднозначной частью их жизни. В наше время культура больше ориентирована на молодежь и тема смерти стала запретной, а основным источником информации теперь является телевидение. К сожалению, сцены насилия, которые там можно увидеть, не учат нас ничему здоровому в отношении смерти. Кончину и горе тех, кто оплакивает ушедших, изображают ненатурально.

Первый личный опыт ребенка, связанный со смертью, обычно оказывается самым ярким и окрашивает отношение к этому понятию на протяжении всей жизни. Для многих это момент, когда они находят во дворе мертвую птицу или насекомое. Возможно, умирает любимый питомец или член семьи. Иные впервые сталкиваются со смертью, глядя на то, как горюет дедушка или бабушка. Горе настолько сильное чувство, что может безмолвно передаваться от поколения к поколению, как это показано в следующем примере.

«Горе нескольких поколений» – рассказ Дайан

Лучи восходящего солнца превращались в радугу на кубке из цветного стекла, который подарил мне бывший пациент хосписа. Я брала в руки кубок только тогда, когда мне необходимо было поднять себе настроение, как, например, в тот день. Мой кот, которому стукнуло уже двадцать лет, чувствовал себя плохо, и ветеринар позвонил сказать, что, по данным свежих анализов, у бедняги отказывают почки.

Кот начал теребить своими белыми лапками мой халат, и тут телефон зазвонил снова. На сей раз это была моя дочь. «Привет! Давайте отмечать день рождения! – сказала она. – Сайласу сегодня полгода!» Но мое настроение было непраздничным, и я не хотела обрушивать свое горе на родных. Немного поразмыслив, я решила, что выход в люди поможет мне развеяться, а о больном коте я упоминать не буду. Словно клоун, готовящийся к представлению, я нацепила самую яркую одежду и самое счастливое выражение лица.

Стоило мне перешагнуть порог их дома и, как обычно, весело сказать: «Привет!», как мой внук восторженно взвизгнул. С другого конца комнаты он тянул ко мне свои ручки, готовясь меня обнять. Его голубые глаза сияли, он улыбался во весь свой беззубый рот и уже собрался из маминых объятий кинуться в бабушкины. Но, по мере того как я приближалась, восторг на лице Сайласа таял. К тому моменту как я взяла его на руки, сияние глаз и улыбка сменились выражением глубокого горя. Он спокойно и просто взял мое лицо в свои крошечные ладошки и посмотрел мне прямо в глаза. Потом он обнял меня за плечи и уткнулся носом мне в шею. И будто бы этого было недостаточно, чтобы продемонстрировать, как горе передается от поколения к поколению, еще он несколько раз застонал. «Он знает… знает», – сказала я. Сайлас крепко обнимал меня, мы с ним сели на диван и долго сидели там, молча прижимаясь друг к другу. Наконец я глубоко вдохнула и рассказала о тяжелом состоянии кота.

Многие дети в первый раз переживают горе, интуитивно почувствовав скорбь родителя, – то горе, что безмолвно передают родителям дедушки и бабушки, после достается малышам. В случае с Сайласом печаль напрямую перешла от меня к нему. Этот пример также иллюстрирует, что почувствовать и выразить горе способны даже младенцы. Хотя Сайлас вряд ли вспомнит этот ранний опыт, вероятно, это переживание все равно повлияет на то, как он будет справляться с горем впоследствии.

Другие люди не только вспоминают, как впервые столкнулись с понятием смерти, но и находятся под глубоким впечатлением от этого знакомства. Возможно, если бы Рэймонд не стал «отцом» исследований в области околосмертного опыта, он был бы отцом нескольких детей и жил бы где-то неподалеку от почтовых дорог США. Он всерьез собирался выбрать профессию почтальона, и так бы оно и случилось, если бы он не познакомился с понятием смерти самым необычным образом.

«Бедный малыш Фриски умер» – рассказ Рэймонда

В Портердейле, штат Джорджия, не было разделения на районы: в городе жили всего около двух тысяч человек и все приходились друг другу соседями. На прогулку можно было отправиться в одном из двух направлений: вниз по склону холма или вверх. Дорога вниз приводила к аптеке Блэки, где наибольшим спросом пользовались мороженое, комиксы, грампластинки и газированная вода. Если пойти по склону вверх, можно было увидеть узкие улочки, вдоль которых толпились скромные домики и росли гигантские дубы. Сидя на террасах, люди приветствовали проходивших мимо соседей. В 1945 году Портердейл был образцом простоты и невинности, которыми славятся картины Нормана Роквелла.

У моего дяди Фэрли был песик, похожий на карманного белого чихуа-хуа. Фриски отличался таким свободолюбием, что его можно было считать общей собакой. Мы с ним любили друг друга так, как только могут любить друг друга собака и маленький ребенок. Когда он видел, что мама собирается со мной на прогулку, он тявкал, прыгал и тащил поводок, чтобы мы взяли его с собой. По дороге он шел рядом с моей синей коляской с большими колесами и никого ко мне не подпускал. Любому, кто кидал в сторону коляски с ценным грузом хотя бы взгляд, Фриски отвечал оскалом и глухим рычанием, а также принимал боевую стойку и от этого казался еще более воинственным. Пусть Фриски и был маленьким, он воображал себя громадным свирепым сторожевым псом.

Однажды утром, когда мне было примерно полтора года, нашу маленькую собачку сбила машина, и вскоре Фриски умер. Дядя Фэрли отнес бездыханное тельце на городскую свалку: тогда в Джорджии так избавлялись от мертвых животных. В Портердейле это был день траура. Хотя моя семья не выказывала горя (как обычно), я слышал, как они потихоньку приговаривали: «Бедный малыш Фриски умер».

А ровно через три дня, к всеобщему изумлению, Фриски прибежал домой. Я так никогда и не узнаю, что именно с ним случилось, но он прожил еще много лет. Мой первый друг преодолел грань между жизнью и смертью и вернулся – и мне это казалось нормальным.

Эта первая встреча со смертью оказалась в результате схожей с околосмертным опытом, который я впоследствии стал изучать, но до того момента, когда мы начали работу над этой книгой, почти пятьдесят лет спустя, я не осознавал, что эти явления связаны между собой. Изобрел бы я термин «околосмертный опыт» и стал бы работать в этом направлении, если бы Фриски не «вернулся с того света»? Это событие повлияло на все аспекты моей жизни и все еще оказывает значительное воздействие на мое отношение к смерти. Я до сих пор не могу полностью осознать и осмыслить то, что тогда произошло, но следующее воспоминание так же живо в моей памяти, как и в тот самый вечер, когда все произошло.

Я ждал отца с работы рядом с нашим домом на окраине, похожим на ранчо, и как раз выглядывал из-за угла, когда он подошел. Ясно помню белую рубашку папы и его короткую стрижку. Он опустился передо мной на колени и спокойно объяснил мне:

– Я задержался, потому что, когда я выходил из больницы, прямо у меня на глазах у человека случился сердечный приступ. У него остановилось сердце, поэтому мне пришлось вскрыть ему грудную клетку и сделать массаж сердца, чтобы снова заставить его биться.

Я был в шоке. Я хотел убедиться, что понял правильно, и переспросил:

– Ты имеешь в виду, что он умер, а ты вернул его к жизни?

– Так и есть, – ответил папа.

«Человек умер, а потом снова ожил», – лихорадочно думал я.

Эти ранние эпизоды возбудили мое любопытство в отношении жизни после жизни и до сих пор влияют на то, как я переживаю утраты. Однако, к сожалению, я не могу изменить стоическую реакцию моей семьи на горе. Это, как звенья одной цепи, передается от поколения к поколению, и привычные стратегии переживания горя остаются неизменными – пока кому-то не удастся это исправить.

В 1965 году меня увлекла идея околосмертного опыта, и я начал расспрашивать об этом тех, кто приходил к нам в дом. Мы с женой любим принимать гостей, как это заведено среди тех, кто вырос на Юге – здесь люди становятся друзьями мгновенно. Когда у нас родились сыновья, наш дом стал еще гостеприимнее. Друзья усаживались на цветастые подушки нашего мягкого дивана и делились воспоминаниями о своих околосмертных переживаниях, а Эвери и Сэм сидели у них на коленях и зачарованно слушали.

И вот к чему это привело: Сэм и Эвери познакомились с понятием смерти с уважением. Мы с женой всегда старались, чтобы дети выражали свои чувства и соображения по поводу услышанного. Они росли не просто в доме, где обсуждали то, что после смерти тела жизнь продолжается, но и в то время, когда об околосмертном опыте стали много говорить в СМИ.

Недавно наши сыновья пережили смерть трех бабушек и дедушек. Вспоминая о родных, они лили слезы без стыда и без стеснения. У меня было тепло на душе, когда я смотрел на то, как они выражают горе: это доказало мне, что нездоровое отношение моей семьи к гореванию мы преодолели.

Важно то, как человек узнает о смерти

Судя по рассказам, личным свидетельствам, проверенным и надежным данным, можно с уверенностью утверждать, что то, как вы познакомились с понятием смерти, оказывает влияние на то, как вы будете относиться к смерти, утрате и горю впоследствии. Пока что мы рассмотрели четыре фактора, влияющих на то, как человек справляется с горем: внутриутробный опыт, переживание родов, привязанность и первое столкновение с понятием смерти. Возможно, оказывают влияние и ранние впечатления, связанные с осознанием смертности.

Существование личности

Некоторые психологи считают, что человек с самых первых дней испытывает врожденный страх небытия. Соответственно, узнав о смерти, дети сталкиваются с экзистенциальным кризисом: их ошеломляет осознание того, что и они когда-нибудь умрут.

Похороны часто дают детям основу для того, чтобы обдумать конец собственного существования. Согласно исследованиям состояния горюющих, во время похорон люди слишком остро все воспринимают и мало понимают из того, о чем говорят священники. Однако, как оказалось, дети из опытной группы через четыре месяца все еще помнили высказывания священника о сущности бытия. Через два года и более дети в подробностях вспоминали многие базовые положения. Более того, спустя годы после похорон выросшие дети все еще опирались на основные утверждения, касающиеся жизни и смерти. Тревога по поводу собственной смертности не оставляет людей во взрослом возрасте, и это проявляется в том числе в нашем отношении к животным.

Символы существования

Животные символизируют жизнь и смерть. Когда животное умирает, проявляются наши базовые чувства и убеждения относительно смертности. Сильнее, чем смерть животных в целом, на нас воздействует смерть питомца, друга: в ней мы подсознательно видим отражение собственной кончины.

«Я чувствую себя так, будто я сама умираю» – рассказ Дайан

Пока мужа Бетти оформляли в стационар хосписа, мы с ней беседовали в комнате для родственников. Она недавно продала свой магазин сувениров, который был одним из самых успешных в городе, чтобы проводить больше времени с четырьмя внуками и с мужем, умирающим от рака.

– Мне шестьдесят четыре года, Дайан. Большинство людей моего возраста и так уходят на пенсию, правда? – говорила она. – Моя жизнь была обычной, и это просто следующий этап. – Затем она кивнула в сторону палаты мужа и попросила: – Скажете ему, что я пошла в кафе купить что-нибудь перекусить? Я сейчас вернусь.

Она казалась такой спокойной, но, когда я передала мужу Бетти ее слова, он, к моему удивлению, сказал:

– Я так волнуюсь, что она сорвется. Просто не знаю, что с ней будет, когда я умру. Я имею в виду, стоит ей хотя бы взглянуть на мертвое животное, как она совершенно расклеивается. Если она увидит оленя на обочине дороги или мертвую птицу во дворе, ее начинает тошнить. Дважды ее так расстраивала смерть домашних животных, что она падала в обморок, а потом несколько дней проводила в постели, но она ни с кем это не обсуждала. Когда я думаю о том, как она расстраивалась из-за них, ну, вы понимаете… – Он сделал паузу, склонился вперед и кашлянул. – Мы прожили вместе больше сорока лет, и я просто за нее боюсь. Думаю, если вы с ней поговорите, когда мы вернемся домой, это может помочь. Не могли бы вы это сделать?

– Да, – согласилась я, – поговорю.

Когда на следующей неделе я подъехала к их дому, шел такой сильный дождь, что, даже несмотря на работавшие на высокой скорости «дворники», я с трудом рассмотрела скорую, которая выдвигалась мне навстречу. У мужа Бетти была лихорадка и сильные боли, дома они уже не могли с этим справиться, и его снова отправили в стационар хосписа. Бетти была очень расстроена тем, что ее муж должен был вскорости умереть. Она попросила меня зайти на минутку. Мы с ней разговаривали, и мне казалось, что она переживает горе совершенно нормально, до тех пор, пока я не спросила ее о собаках.

– Я не могу о них говорить, – ответила она, прижимая руки к груди. – Мне слишком больно. Я даже мысли не могу допустить, чтобы подумать об этом.

Пока она вспоминала, мы молчали. Затем Бетти заговорила: она поведала мне, как случайно отравила одну из собак. Но вскоре ее щеки побледнели.

– Я сейчас упаду в обморок, – сказала она.

– Можно задать вопрос? – спросила я, склоняясь к ней. – О чем вы подумали прямо перед тем, как так себя почувствовали?

– Ну, я… я не знаю, – с запинкой ответила она. – Я просто чувствую себя так, будто вот-вот умру. Почему?

Бетти начала анализировать свои мысли и чувства и выяснила, что в момент смерти животных она ощущала собственную смертность.

– Сколько я себя помню, – прошептала она, кусая губы, – я всегда боялась того, что меня однажды не станет. На самом деле я не думаю об этом, пока не умрет кто-то из моих собак. А потом я лежу в кровати и пытаюсь вообразить, как будет выглядеть эта комната, когда я умру. Иногда я встаю и хожу по дому, стараясь понять то, что понять невозможно. Я никак не могу представить, чтобы меня больше не было, не могу представить, что дом будет так же стоять, когда меня не станет.

Бетти осознала, что ее стратегия переживания горя была для нее не самой благоприятной, и постаралась найти опору, читая свидетельства о жизни после смерти тела. Кроме того, она обзавелась группой поддержки, где можно было обсуждать свои переживания с другими людьми. В результате она оставалась с мужем до самой его кончины, а затем, годы спустя, встретила собственную смерть с достоинством и умиротворением.

«Эту собаку она любила больше, чем собственную мать»

Жилистая, энергичная Эстел была для своей семьи поддержкой и опорой. Она отличалась живым воображением, была легка на подъем и без труда обходила племянников в шумных играх. Эстел казалась непоколебимой, как устойчивая скала. Однако вся семья была уверена, что после смерти матери она не выдержит: женщины были невероятно близки. «Но нет, она поддерживала нас всех, даже когда умерла ее мать, даже когда потом умер еще и ее любимый дядя», – рассказал родственник.

Через несколько месяцев неожиданно заболела и сдохла одна из собак Эстел. Тогда она впервые застонала и зарыдала, охваченная сильнейшим горем. Она была настолько подавлена, что впала в глубокую депрессию. «Как это она могла так владеть собой на похоронах матери и дяди и так убиваться из-за этого животного?» – с отвращением спросил кто-то из родственников. Когда несчастная женщина ослабела от горя, родные с гневом заметили: «Эту собаку она любила больше, чем собственную мать».

В истории Эстел есть три важных момента, на которых стоит заострить внимание. Во-первых, ее реакция не была «ненормальной», не была даже слишком необычной. Смерть питомца подтолкнула женщину к экзистенциальному кризису: ей пришлось осознать собственную смертность.

Во-вторых, смерть собаки распахнула ворота подавленному горю. Как вода в запруде, невыплаканные слезы накапливаются и душат, пока не случится кризис, который прорвет эту плотину.

В-третьих, стратегия, которой пользовалась Эстел, чтобы справиться с горем, была такой же отличительной чертой этой женщины, как ее манера ходить и говорить. Ее семья ожидала, что она станет горевать точно так же, как они, и в результате она не получила ни любви, ни утешения, ни поддержки, которые были ей так нужны.

Заметьте, Бетти и Эстел были взрослыми, переживавшими экзистенциальный кризис. Как же с ним справляются дети?

Реакция ребенка

Детский опыт переживания горя может либо помочь нам, либо усугубить страдания от последующих потерь. Возможно, с вами случилось что-то горестное еще до вашего рождения, затем вы пережили роды. То, как вы познакомились с понятием смерти, и опыт расставания в раннем детстве переплетаются у вас в душе и создают стратегию того, как вы будете справляться с утратой. Добавим, что, как большинство людей, вы с раннего возраста помните еще и о собственной смертности.

Детские переживания проявляются у взрослых, это можно наблюдать. Замечали ли вы, что взрослые, выражая глубокое горе, становятся похожи на детей: выпяченная нижняя губа, неловкие движения рук и ног или сбивчивые фразы на уровне дошкольников? Утрата в настоящем может вновь пробудить детские реакции на горе.

Как перейти на новый этап

Эту главу мы закончим хорошей новостью: детские реакции на расставание, утрату и горе можно изжить. Первый шаг к этому – вспомнить и осознать свой ранний опыт. Определите, что вам до сих пор полезно, а что вредно. Следующий шаг – выработать благоприятные способы преодоления горя (мы будем говорить о них в главе 7). При этом важно помнить, что стратегиям переживания горя можно научиться, а все, чему вы научились, вы можете и забыть. Нас научили избегать моста горя, но на том краю ущелья нас все еще ждет вершина.

Глава 2
Стресс как следствие горя

Секрет здоровья и счастья состоит в том, чтобы приспособиться к вечно меняющимся условиям на нашей планете. Наказанием за отсутствие такой адаптации являются болезни и несчастья[12]12
  Пер. с англ. А. Беспаленко, М. Варежкина.


[Закрыть].

Ганс Селье

С момента появления письменности у всех цивилизаций имеются свидетельства о болезнях и смертях среди тех, кто оплакивал своих близких. Однако только в последние сорок лет мы сумели установить эту связь: горе приводит к стрессу, а продолжительный стресс вызывает болезни и может закончиться смертью.

«Личный опыт переживания стресса, вызванного горем» – рассказ Дайан

Вне зависимости от того, насколько мы были заняты или загружены, мы всегда собирались на ужин всей семьей и неспешно обсуждали, как прошел день. Даже когда я была ребенком, мы часто говорили о сложных ситуациях, в которые я попадала.

– Ну, когда я был такой же маленькой девочкой, как ты сейчас, – говорил папа, не в силах сдержать улыбку, – у меня была такая же проблема.

– И что ты тогда делал, папа? – спрашивала я, хихикая от нетерпения.

Он усмехался, и мы догадывались, что он поведает нам невероятную историю. Однако, если он отодвигал тарелку, мы знали, что он скажет правду. В любом случае его ответ был смешным, поучительным и давал пищу для размышлений. Папа часто завершал семейные обсуждения собственными философскими максимами: «Милая, все меняется. Ничто не вечно». Я неизменно уходила из-за стола с чувством, что я, как любой человек, способна решить собственные проблемы по-своему и в свой срок.

Мама часто говорила, что мой беззаботный характер не сформировался в результате воспитания, а был таким от природы. «Ты родилась такой беспечной, – объясняла она, – ты ни из-за чего не расстраивалась. Ты всегда была спокойной, что бы ни происходило». Когда я училась в колледже, психологические тесты показали, что я легко адаптируюсь к переменам и не подвержена стрессу, тревоге или эмоциональным расстройствам. Однако, когда мне было тридцать восемь лет, моя способность адаптироваться подверглась самому суровому испытанию.

1984 год был обычным во всем, кроме одной детали: мои гинекологические проблемы привели к тому, что мне потребовалось удалить матку. Разворачивая новые тапочки, чтобы взять их с собой в больницу, я удивила саму себя, объявив:

– Завтра я подгоню машину к медцентру.

– Это просто смешно! – сказала подруга, пытаясь меня урезонить.

– Не знаю почему, – настаивала я, – но у меня такое странное чувство, что что-то случится. Мне надо, чтобы машина была у меня под рукой, чтобы я могла быстро оттуда уехать.

Хотя я сама не понимала, откуда у меня такое предчувствие, я оставалась непреклонной и 40 км до Хьюстона проехала одна.

Операцию назначили на 7.30 утра, а в 6.45 в мою комнату вошли медсестра и две санитарки с медицинской каталкой.

– Вот, – сказала медсестра, протягивая мне чашку.

– Что это? – спросила я.

– Валиум, – объяснила она. – Это чтобы успокоиться, пока вас везут в операционную.

– Нет, спасибо, – ответила я.

– Нет, вам обязательно надо его принять, – упорствовала она. – Даже входить в операционную уже страшно, поэтому всем пациентам непременно надо принимать успокоительное.

– Я совершенно спокойна, – возразила я, – и я должна полностью контролировать свои чувства.

Мы продолжали перепалку, пока одна из санитарок добродушно не заметила:

– Ну хватит! Хватит! Пора идти! Мы уже задерживаем нашего врача.

В этот момент зазвонил телефон.

Хотя строгая медсестра не пылала желанием передавать мне трубку, она в конце концов сообщила:

– Это звонят из больницы Святого Иосифа в Хот-Спрингсе, Арканзас. Ваш отец в отделении кардиореанимации, с вами хочет поговорить хирург.

Меня не удивило, что беда случилась где-то еще, я взяла трубку.

Мужской голос сказал, будто диктуя служебную записку:

– Состояние мистера Дэвидсона критическое. Сегодня рано утром у него был инсульт. Похоже, у него может остановиться сердце. Сейчас его готовят к операции. Вряд ли его выпишут из больницы. Но, даже если это произойдет, он останется инвалидом.

Я вернула трубку медсестре, спрыгнула с каталки, быстро оделась и побежала к машине. Врач оказался прав, когда говорил, что папа не будет прежним, но и моя жизнь в тот момент изменилась навсегда.

К тому моменту как я приехала в больницу в Хот-Спрингсе, врачи уже провели операцию. Увидев папу, я онемела. Шов на его груди выглядел так, будто его грудную клетку разорвал дикий зверь. Еще страшнее было видеть, с каким трудом он каждый раз делает вдох. Он всегда был оптимистом, поэтому его слова «я умру» меня напугали.

– Зачем ты так говоришь? – спросила я, стараясь отмахнуться от этого ужасного пророчества.

– Мое время пришло, милая, – сказал он со слезами, пытаясь удержаться от рыданий.

«О Господи, пожалуйста, помоги нам», – молилась я про себя, глядя, как он засыпает. Я нашла телефон и оставила подробное сообщение своему мужу Джо, который был в Хьюстоне. Встревоженная и испуганная, я изможденно добрела до стула в приемном покое. Я смотрела прямо перед собой, но ничего не видела. Прошло несколько минут, прежде чем я осознала, что таксофон рядом со мной звонит.

Джо проконсультировался с выдающимся кардиохирургом из техасского медцентра, и нас там ожидала бригада реаниматологов. Пока я оформляла выписку папы из больницы Святого Иосифа, двое специалистов установили кислородный баллон и устроили импровизированную постель на заднем сиденье моей машины. Менее чем через час мы уже были на шоссе I-20, направляясь в Хьюстон. Все восемь часов, которые мы провели в дороге, я смотрела то на шоссе перед собой, то на папино лицо в зеркале заднего вида. Меня душила тревога, я боялась, что папа умрет, прежде чем мы доберемся до больницы.

Наконец в два часа ночи я увидела прямо перед машиной красные подсвеченные буквы НЕОТЛОЖНАЯ ПОМОЩЬ. Как спасатели, готовые нырнуть в воду, нашу машину сразу же окружили медработники, стоило нам только добраться до нужного входа. «Джо Дэвидсон?» – спросили они, открыв в машине все двери. Они переложили папу на каталку и доставили его в смотровую, а оттуда немедленно забрали на срочную операцию с отключением сердца. Операция прошла успешно, врач прогнозировал полное выздоровление. Однако этому не суждено было сбыться.

3 июня, примерно через шесть недель после операции, у нас был двойной праздник. Это был папин день рождения, мы резали торт, когда в палату вошли врачи. «Мы как раз вовремя, хотим преподнести вам подарок, – объявили они. – Завтра-послезавтра можете собираться домой».

Мы прекрасно отметили праздник, а потом вдруг подумали, почему бы папе не выписаться в этот же день. Врачи уже ушли, поэтому я спросила медсестру.

– У мистера Дэвидсона есть одна проблема, – ответила она. – Прежде чем его выпишут, он должен проспать ночь напролет. Пока что он перепутал день с ночью. Он просыпается посреди ночи и хочет разговаривать, писать, что-то делать.

– Но мой папа баптистский священник, – попыталась объяснить я, – он так и живет. Он всегда спит несколько часов с вечера, а потом, после полуночи, встает, чтобы написать проповедь. Это просто его распорядок дня.

– Его не выпишут, пока он не проспит ночь напролет, – сказала она и ушла.

Волнуясь, я стала упрашивать других дежурных медсестер и врачей, но ничего не помогло, и я оставила сообщение для папиного лечащего врача.

– Я приду с самого утра и тебя заберу, – заверила я папу вечером, – они не смогут мне помешать.

На следующее утро у палаты отца меня встретили главная медсестра, руководство больницы, папины хирурги и анестезиолог.

– Ночью произошел несчастный случай, – начал администратор. – Медсестра дала вашему отцу дозу валиума в 21.30, в 22.30 и еще раз в полночь.

Анестезиолог перебил, хмурясь и качая головой:

– Вашему отцу дали такую дозу валиума, которая убила бы и молодого здорового человека лет двадцати. Не понимаю, как он все еще не умер[13]13
  В ноябре 1999 г. Институт медицины выпустил отчет на 223 страницах, где было указано, что ежегодно 98 тысяч американцев безвременно умирают в результате врачебных ошибок, большинство из которых ошибки лекарственные. «Люди принимают не то лекарство или неправильную дозу, или принимают лекарство не в то время, или даже иногда лекарство дают не тому пациенту», – объясняет Дональд М. Бервик, гарвардский профессор политики в области здравоохранения, президент Института улучшения здравоохранения, представляющий комиссию, в которую входят 19 экспертов. От врачебных ошибок умирает больше американцев, чем от рака груди, ДТП или СПИДа.


[Закрыть].

Но в полной мере я прочувствовала ужас только тогда, когда меня сопроводили в папину палату. Его лицо застыло в агонии: он наверняка понимал, что происходит, но не мог это предотвратить. Только через 80 мучительных дней, 22 августа, в 3.30 ночи папина битва завершилась. Раздался звонок, которого я ждала со страхом: «Мне очень жаль, ваш отец только что умер».

Красная роза на длинном стебле с папиного гроба едва начала увядать, когда мне вновь позвонили в половине четвертого ночи. Новости были убийственными: моя невестка Пегги только что покончила с собой.

До того момента слово «стресс» не имело для меня никакого особенного смысла, но теперь оно звучало со всех сторон: «У тебя был слишком сильный стресс», «У тебя будет рак от такого стресса», «Никто не может пережить такой стресс». Моя мама, друзья, врачи и коллеги подкрепляли свои предостережения ужасными историями.

После того как я похудела до 37,6 кг, один из преподавателей в колледже ненавязчиво заметил:

– Эй, Дайан, у нас в этом семестре новый курс, «Стресс 101». Запишись на него!

– Кто, я?

– Я серьезно, – сказал он, протягивая мне расписание на весенний семестр. – Тебе такой курс необходим.

И, хотя я не чувствовала, что мне нужен этот курс, я отнеслась к его мнению с уважением и послушалась.

Первый урок начался необычно для курса в колледже.

– Я прошу вас всех назвать свое имя, – сказала преподавательница, – а потом одной фразой ответить на вопрос «Что в моей жизни сейчас вызывает самый сильный стресс?».

И люди принялись изливать душу.

– Меня зовут Фей, – проговорила молодая мама, стараясь удержаться от слез, – мой пятилетний сын сейчас в больнице, умирает от лейкемии.

Дальше высказалась женщина, сидевшая рядом с ней:

– Меня зовут Джулия. Шесть недель назад мой муж умер от рака.

– Меня зовут Грег, – проговорил главный спортсмен колледжа, – мой друг разбился на мотоцикле.

– Моего брата случайно убило током… – начала двадцатилетняя девушка, но из-за слез не могла закончить свой рассказ.

К концу знакомства стало понятно, что каждый студент горевал из-за смерти или надвигающейся смерти кого-то из близких.

Тихо-тихо наша миниатюрная преподавательница примостилась на край стола. Ее шелковая юбка легла на стол, как дорогая скатерть.

– Обычно я не начинаю первый урок с такого, – сказала она и, помолчав, обвела класс глазами. Потом наклонилась вперед и продолжила: – Но раз вы все пытаетесь справиться с потерей, важно, чтобы вы это понимали. В тот момент, когда вы слышите страшную новость, ваш мозг выпускает сильнодействующие химические вещества. Они проникают в каждую клеточку вашего тела и за несколько минут оказывают влияние на все вплоть до молекулярного уровня. Чтобы вывести эти токсины, организму требуется примерно шесть недель. Однако, если за эти шесть недель произошло еще что-то, вызвавшее у вас стресс, мозг добавляет новую порцию этих веществ. Первоначальная реакция мозга – это только начало.

В течение семестра она показывала нам графики и рассказывала, как развивается стресс, и в конце концов я поняла. Хотя у меня было несколько месяцев, чтобы подготовиться к смерти папы, в тот момент, когда я услышала: «Мне очень жаль, ваш отец только что скончался», эти химические вещества в мозге выплеснулись мгновенно и спонтанно. С той поры они продолжали циркулировать внутри моего тела. Новую «порцию» я получила, услышав о самоубийстве невестки. Организм еще не успел полностью вывести эти химические вещества, когда новые обстоятельства вызвали новый стресс. Хотя я знала, что мне приходится и умом, и душой преодолевать множество перемен, мое тело было в постоянном стрессе, и об этом я не подозревала. Серьезно страдали сердце и щитовидная железа.

Этот курс перевернул всю мою жизнь, потому что до него я игнорировала понятие стресса. К тому же я привыкла ко всяким неполадкам в теле; поэтому, как большинство людей, я и на них не обращала внимания. Но, когда я это поняла, я стала превращать каждое обстоятельство, вызывавшее стресс, в позитивную движущую силу. Если бы эта книга была уже написана, я могла бы избежать многих проблем со здоровьем.

Определение стресса

Стресс – это рефлекторная врожденная биологическая функция. Это адаптация или сопротивление тела и разума любому изменению. Так же как поворот ключа в замке зажигания заводит мотор автомобиля, любая перемена в вашем окружении выступает как ключ, запускающий стресс в вашем теле.

Цель и уровни стресса

Предназначение стрессовой реакции – послать сигнал внутренней тревоги: что-то изменилось, начинай приспосабливаться. Перемены и соответствующая адаптация могут быть разными по интенсивности, причем степени интенсивности можно сравнивать на основании универсальной шкалы[14]14
  Адаптированное объяснение из статьи T. S. Holmes and R. H. Rahe, “The Social Readjustment Rating Scale,” Journal of Psychosomatic Research 11 (1967): 213–218.


[Закрыть].

Ниже всего на шкале расположены изменения окружающей среды, которые вызывают неосознанную адаптацию, необходимую для выживания организма: изменения освещения приводят к расширению или сужению зрачка, колебания температур влияют на потоотделение и т. д. Такие стрессы, как нежелательные телефонные звонки, незваные гости или дорожные пробки, находятся на шкале чуть повыше. Еще неприятнее отмененные встречи, проваленные сроки выполнения заданий, опоздания на работу и т. п. Отпуск и серьезные проблемы с законом вызывают еще больший стресс. На следующем уровне – болезни самого человека или членов его семьи, смена места работы, уход на пенсию, переезд и т. д. Развод, разрыв отношений и тяжелые болезни – на втором месте. На самом верху шкалы смерть любимого человека: она занимает отдельное место.