Текст книги "Родня: Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев"

Хоть «Старик» был немного младше, чем Шанидар 1, тем не менее его кости несли отпечатки тяжелой жизни. Помимо аналогичной потери слуха, серьезный износ зубов был причиной нестерпимой боли от абсцессов, при этом примерно половина зубов вообще отсутствовала, что было исключительным явлением даже среди более древних племен охотников-собирателей. Признаки дегенеративного изменения костей, вызывающего боли во время ходьбы, заметны по всему телу. Что-то, возможно, было вызвано травмами, но многое – результат постоянных высоких нагрузок, скорее всего, испытываемых при перемещении тяжелых грузов – камней или туш животных. С другой стороны, в отличие от Шанидар 1 и других неандертальцев, его единственной явной травмой был перелом ребра, не заживавший в течение долгого времени.

Кстати, здесь легко провести сравнение с Ла-Феррасси 1, который в то время также находился в лаборатории Буля. ЛФ1, который был еще моложе, чем «Старик», – примерно 45‒50 лет, – имел много травм (хотя и меньше, чем Шанидар 1). Относительно распространенным среди наших современников и не особо серьезным был перелом ключицы, который, вероятно, немного искривил плечо и повлиял на пользование рукой. Однако более серьезной проблемой ЛФ1 был перелом верхней части бедра в тазобедренном суставе. Такие травмы сейчас встречаются довольно редко и обычно вызваны резким падением, когда нога находится в подвернутом положении.

Возможно, ЛФ1 неудачно поскользнулся в грязи во время охоты или в самом гроте. В любом случае это точно случилось за десятилетия до его смерти и полностью изменило походку, заставив изогнуться позвоночник. Дополнительные неудобства принес развившийся позже артрит – мучительное воспаление суставов[65]65
  Интересно, что артротические изменения встречены только на позвонках этого неандертальца. Но исследователи Карен Феннел и Эрик Тринкаус обратили внимание на обширные периостальные реакции (воспалительные изменения надкостницы) на поверхности крупных трубчатых костей. В рамках дифференциальной диагностики они предположили гипертрофическую пульмонарную остеоартропатию, которая могла быть вызвана торакальной инфекцией (то есть пневмонией) или карциномой легких. – Прим. науч. ред.


[Закрыть], кончиков пальцев рук и ног[66]66
  Легочная гипертрофическая остеопатия; сегодня в основном наблюдается при раке легких.


[Закрыть]. В конце жизни ЛФ1, скорее всего, страдал от постоянной невыносимой боли.

В том, что здоровье у неандертальцев пожилого возраста оставляло желать лучшего, пожалуй, нет ничего удивительного. Гораздо более неожиданный факт – наличие довольно тяжелых травм у некоторых молодых индивидов. В качестве примера можно привести Ле Мустье 1: у него был ужасный, плохо сраставшийся перелом челюсти, в результате которого, вероятно, возник асимметричный износ, связанный с трудностями при приеме пищи. Это указывает не только на возможные сложности в устном общении, но и на то, что подросток получил травму задолго до своей гибели, случившейся, когда ему было 11‒15 лет.

Страдания испытывали и еще более маленькие дети. Менее чем в километре от карьера Форбса в Гибралтаре находится грот Башня Дьявола, исследованием которого в 1925 г. занималась молодая Дороти Гаррод. За десять лет до того, как она извлекла из земли Табун 1, ей удалось обнаружить останки ребенка не старше пяти лет со сломанной челюстью. Еще более шокирующим было то, что перелом произошел за пару лет до его смерти, а впоследствии он получил еще и переломы черепа, в результате которых, очевидно, умер. Неужели ребенок столь юного возраста участвовал в охоте? Или это результат оставления без надзора? Тем не менее две серьезные травмы представляются очень тяжелыми; возможно, конечно, кто-то его ударил.

Риск получения травмы и гибели усиливается, если опасность исходит изнутри. Существует мнение, что неандертальцы были склонны к насилию, однако однозначные доказательства этого встречаются редко. Доля травм головы довольно высока, но почти во всех случаях неясно, каким образом они получены. Медицинские исследования показывают, что в драке удары, как правило, наносятся либо по лицу, либо по голове выше линии ушей. А поскольку 90 % бьющих правши, удары почти всегда приходятся на левую сторону. Среди неандертальцев с разнообразными черепно-мозговыми травмами из Сима де лос Уэсос особо выделяется один индивид, удар которому был нанесен дважды одним и тем же предметом, но под разными углами. Такой удар трудно назвать случайным, однако орудием, скорее всего, послужило копыто, а не рубило. Что касается Шанидар 1, то сам масштаб травмы указывает на то, что его либо избили огромным предметом, либо удары наносились много раз.

На фрагменте одного черепа из Крапины за правым ухом также имеется гигантская вмятина от перелома. Это самая серьезная черепно-мозговая травма, обнаруженная на ископаемых останках гоминин, но, честно говоря, она слишком велика для большинства травм от насильственных действий – намного больше, чем те, что наносят ручным оружием. Примечательно, что этот тяжелый перелом в итоге сросся, хотя владелец черепа мог продолжать испытывать страдания от травмы мозга и ее долговременных последствий. В целом у неандертальцев из Крапины довольно высокий процент черепно-мозговых травм, некоторые из них имеют признаки сильного воспаления, но лишь немногие находятся в «областях умышленного нанесения телесных повреждений». В большинстве случаев их, по всей видимости, можно объяснить несчастными случаями – в принципе, это соответствует тому, что нам известно о популяциях охотников-собирателей, в которых падения часто приводили к серьезным травмам.

Из тысяч ископаемых останков лишь в двух случаях есть веские основания говорить о нападении неандертальцев друг на друга. Первый из них – еще один взрослый индивид из пещеры Шанидар. Ему нанесли столь сильный удар острым предметом в грудь, что прорубили два ребра; тем не менее травма не привела к летальному исходу. Ребра срослись, и, что примечательно, часть орудия осталась в груди. Судя по форме заросшего отверстия, орудие представляло собой каменный отщеп или остроконечник; впрочем, остается вероятным, что причиной травмы был ужасный несчастный случай, а не намеренное нападение. Возможно, в последние напряженные мгновения схватки копье партнера по охоте попало не в зверя, а в него.

Однако последний пример действительно не оставляет и доли сомнения. В конце 1960-х гг. в Ла-Рош-а-Пьеро недалеко от поселка Сен-Сезер на юго-западе Франции были обнаружены фрагментарные останки неандертальца, о которых мы подробнее поговорим в главе 15. По всей видимости, это была женщина. Край одного из фрагментов черепа был искривлен, как показалось сначала, естественным образом, но трехмерная реконструкция продемонстрировала, что это на самом деле след страшной раны длиной более 7 см. Расположенная прямо на верхушке черепа, она очень напоминает травмы, нанесенные, говоря словами судебно-медицинской экспертизы, острым прямоугольным предметом. Этим загадочным предметом кто-то ударил женщину из Сен-Сезер по голове – спереди или сзади – настолько сильно, что разодрал кожу и раздробил кость. И опять же следы заживления свидетельствуют о том, что даже такая жестокая травма оказалась не смертельной.

Итак, по крайней мере, насилие имело место. Значит ли это, что неандертальцы в массе своей были кровожадны? Скорее всего, нет. Больные или раненые неандертальцы, возможно, чаще умирали под скальными навесами и в пещерах, поэтому в итоге сохранились именно их останки, но проживание в таких местах само по себе могло быть опасным. К примеру, до тех пор пока реформы техники безопасности не заставили шахтеров надеть защитные каски, среди них наблюдался высокий уровень черепно-мозговых травм[67]67
  Есть некоторые исторические данные о шахтерах из Корнуолла, одного из последних регионов Великобритании, где при травмах черепа широко применялась трепанация.


[Закрыть]. Неандертальцы не прокладывали туннелей с применением взрывчатки, зато они жгли костры под каменными сводами, а резкие изменения температуры приводят к реальной угрозе обрушения породы.

Крупные коллекции также указывают на то, что серьезные травмы не были обычным явлением: из 279 частей верхних конечностей в Крапине имеют повреждения всего три кости руки и одна ключица. Все 170 с лишним костей ног невредимы. Бесспорно, останки неандертальцев более старшего возраста говорят о том, что здоровье со временем становилось хуже, но это утверждение справедливо в отношении всех людей, чья жизнь проходит в сложных условиях.

Кроме того, содержательную информацию позволяет получить сопоставление с ранними Homo sapiens. В Младече (Чехия) были обнаружены останки как минимум девяти человек возрастом около 36 000 лет, то есть живших всего через несколько тысячелетий после последних известных неандертальцев. Почти у всех имелись признаки ухудшения здоровья: ярко выраженные линии остановки роста на зубах, нарушение слуха или глухота, инфекции, доброкачественная опухоль, остеоартрит, заболевание десен и, возможно, цинга или менингит. Помимо перелома руки, у мужчины, известного как Младеч 1, было три повреждения черепа, полученных, скорее всего, насильственным путем. Еще восточнее и на несколько тысяч лет позже в Сунгире (Россия) произошло очевидное убийство Homo sapiens. Горло пышно погребенного взрослого было рассечено, что, скорее всего, и стало фатальным.

Юность ранних Homo sapiens была порой не менее напряженной, чем у неандертальцев. Еще одно впечатляющее погребение в Сунгире – два ребенка, похороненные головами друг к другу. Оба имели более одной фазы остановки роста зубов, а у одного из них бедренные кости были очень короткими и изогнутыми, вероятно, в результате наследственного заболевания. У другого аномалии проявились на лицевых костях черепа, что, видимо, затрудняло прием пищи: отсутствие изношенности зубов свидетельствовало о том, что кормили его специально приготовленной размягченной едой. Нечто общее можно обнаружить между искалеченным ребенком из грота Башня Дьявола и скелетом раннего Homo sapiens возрастом четыре-пять лет из Лагар Вельо (Португалия). В детстве ему нанесли тяжелый удар по лицу и серьезную травму руки, которая все же зажила[68]68
  Незадолго до смерти на его зубах образовалось несколько линий остановки роста, расстояние между которыми соответствует нескольким месяцам, что говорит о серьезной болезни.


[Закрыть].

В итоге мы сами можем оказаться более кровожадными, чем неандертальцы, поскольку ничто не доказывает, что они убивали собственных детей. А вот на стоянке ранних Homo sapiens в пещере Бальци Росси на северо-западе Италии ребенок, скорее всего, погиб от удара острым предметом или выстрела в спину. В одном из позвонков остался фрагмент кремневого орудия. Хотя существует вероятность, что имел место некий ужасающий несчастный случай, многое указывает на социальный конфликт. Об агрессии, характерной для представителей нашего вида даже в обществах охотников и собирателей, безусловно, хорошо известно, и за последние 40 000 лет она явно усилилась. У неандертальцев же, обитавших на Земле на протяжении сотен тысячелетий, ничего такого не наблюдается.

Многие земли, многие жизни

Кости всех без исключения неандертальцев хранят уникальные истории. Если увеличить масштаб до регионов или геологических возрастов, анатомические различия станут едва заметны. У двух неандертальских младенцев, родившихся с разницей во времени в 30 000 лет и за тысячи километров друг от друга, – Ле Мустье 2 во Франции и Мезмайская 1 в России – кости были определенно одинаковой толщины. Кое в чем другом, например в пропорциях рук, между ними есть незначительные отличия. Даже неандертальцы, жившие в одних и тех же районах примерно в одно и то же время, отнюдь не были копиями друг друга.

Различия в анатомии, более очевидные у тех, кто жил в разное время или в разных местах, заметны и у взрослых. Например, лица североевропейских неандертальцев чуть сильнее выдаются вперед, в результате чего остается большее пространство за задними зубами. А у Ле Мустье 1 и крапинских неандертальцев, которых друг от друга отделяли сотни километров и 80 000–90 000 лет, есть небольшие, но заметные различия в форме зубов.

Кое-где мы наблюдаем специфику, характерную исключительно для данного места. В Ла-Кина на юго-западе Франции у троих взрослых и подростка есть одна особенность черепа, которая в других местах встречается крайне редко. А значит, имели место длительные процессы, в результате которых подгруппы в популяции стали достаточно генетически изолированными, чтобы зафиксировались случайные мутации, как это по разным причинам происходит и у современных людей. Неандертальцы из Ла-Кина жили в конце периода интенсивного оледенения, которое могло привести к сокращению популяций и последующей изоляции с высоким уровнем родственного спаривания.

Иногда прямое влияние на анатомию оказывали региональные климатические условия. На юге Европы организмы неандертальцев были приспособлены к холоду (но не всегда к засухе), а вот выходцы с Ближнего Востока имели менее кряжистые, более изящные фигуры. Но если телосложение неандертальцев зависело от физической активности, то эта разница может также отражать влияние местного климата на подвижность.

Это подтверждается недавними исследованиями конечностей. Если у мужчин из Европы более развиты голени, то у выходцев с Ближнего Востока сильнее бедра, что указывает на различия либо в интенсивности передвижений, либо в характере рельефа местности. У женщин, несмотря на крайне малый размер выборки, разница заметна еще больше. При этом и у мужчин, и у женщин с Ближнего Востока руки были более мускулистыми.

Анатомия зубов сама по себе не обнаруживает четко прослеживаемых региональных трендов, но характер износа определенно говорит об их наличии. Останки сорока с лишним особей более чем с двадцати археологических памятников от Понтневида в Уэльсе до иракской пещеры Шанидар однозначно свидетельствуют о том, что окружающая среда влияла не только на то, что они употребляли в пищу, но и на то, каким образом они использовали рот в качестве инструмента. У тех, кто жил в районах или в периоды времени, для которых характерно наличие преимущественно открытых пространств вроде степей, более ярко выражены признаки использования зубов для сжимания кожи. Самой очевидной причиной может быть то, что в более холодных условиях неандертальцы нуждались в большем количестве одежды и тратили гораздо больше времени на обработку шкур животных.

Существуют, однако, и менее заметные, сложные для распознавания закономерности, которые могли бы охарактеризовать региональные технологические традиции или задачи: к примеру, у итальянских неандертальцев износ зубов больше, чем у представителей более западной части Европы. При этом ни у одного из ближневосточных неандертальцев возрастом менее 60 000 лет такого вида износа нет вообще. Вкупе с данными, полученными в результате исследования конечностей, это говорит о том, что те, кто жил в богатых растительностью регионах с теплым сухим климатом, охотились, собирали и обрабатывали материалы особыми способами.

Но всегда есть исключения. Некоторые индивиды из более теплых и цветущих регионов использовали рот в точности так же, как обитатели тундростепи. Возможно, находясь в благоприятных климатических условиях, где не нужно тратить много сил на выживание, неандертальцы разнообразили свои навыки, а занятия ремеслом отражались на телах.

Ископаемые останки неандертальцев открыли для нас самые удивительные, интимные подробности их жизни. За каждым рассветом следовал новый многотрудный день, но по большому счету их жизнь была не сложнее, чем жизнь обычных охотников-собирателей. Они знали и боль, и радости, большие и маленькие. Преодолевая большие расстояния, они справлялись со сложным рельефом местности, хотя передвигались маленькими шажками. Их руки были невероятно сильны, но в то же время обладали незаурядной ловкостью. И, как и мы, неандертальцы отличались большим разнообразием. В пешей экскурсии по их миру мы, вероятно, встретили бы группы, отличающиеся и по виду, и, наверное, по способу общения, а их понятия об «обычной жизни» не вписывались бы ни в наши представления, ни в представления других неандертальских популяций. Более того, в их биологическом разнообразии каждый индивид пошел собственным путем.

По мере дальнейшего исследования генетики древних людей механизмы и адаптации, лежащие в основе уникальной биологии неандертальцев, будут становиться все яснее. Но, пожалуй, самый большой прорыв уже произошел: развенчан миф о том, что их внешний вид и образ жизни объясняются лишь ледниковым периодом. Их тела были приспособлены к чрезвычайно сложным условиям независимо от того, приходилось ли им, ссутулившись, шагать против ледяных ветров или нет. Экстремально холодный климат, возможно, просто улучшил их и без того неплохие способности к выживанию. И когда мы в полной мере изучим то огромное разнообразие климатических и природных условий, с которым пришлось столкнуться неандертальцам, их история покажется нам еще более невероятной.

Глава 5
Лед и пламя

Cерый, как волчья шерсть, свет восходящего над дубами осеннего солнца проникает сквозь чащу. Теплый мех спасает от холода, в складках рыжевато-коричневых шуб макак надежно защищены от росы малыши. Утренний обезьяний гвалт перебивает сорок и соек, трезвонящих на весь будто охваченный красным пламенем лес. Крутой известняковый утес служит им домом, но и птицы, и обезьяны знают о скальном убежище. В нем много чем можно поживиться, но здесь же прячется и опасность. Отдельные смельчаки подбираются к самой тени от навеса. Они знают, что пантеры там сейчас нет: ведь люди на месте. Или были вчера – дымом почти не пахнет.

Шустрые макаки жадно глодают хрящи, высасывают остатки костного мозга из обломков костей. Со стороны заполненной густым туманом долины слышны звуки: с треском и гулким топотом к реке идут слоны. Сверху доносится слабое курлыканье кружащих по небу журавлей. Над ними – выше гор – летит на запад стая зимующих дроздов, искать за морями ягодные леса. Через много часов они достигнут острова, который однажды прославится своими белоснежными южными скалами. Но пока эта земля во власти зверей.

Дрозды приземляются среди деревьев, растущих вдоль самой большой из здешних рек. Из темных, лениво текущих вод воинственно смотрят глаза-перископы. Вода каскадом стекает с серого, напоминающего подводную лодку тела, гиппопотам жует и подергивает ушами, задумчиво изучая окрестности. Поодаль, на безопасном расстоянии, топчется в грязи водяной буйвол, с рогов-полумесяцев свисают водоросли, на спине восседают белые цапли. Они не замечают льва, затаившегося на высоком берегу в ожидании восхода, когда утренние лучи разгонят туман и лань рискнет прийти на водопой. Но нигде на этой реке – и ни в одном месте на острове, изрезанном ее притоками, – не вьется в рассветном воздухе дым от горящего дерева.

В невообразимо далеком будущем вновь сбиваются в стаи перелетные дрозды, а утренний свет раскрашивает золотом великую реку. Но теперь ее течение стиснуто великим городом, воды, будто корсетными косточками, схвачены мостами. Обездвиженные львы молча взирают с массивных постаментов. Не стада теперь бродят перед ними, а пестрая толпа просачивается сквозь плотный транспортный поток. В глубине, под статуями, где не слышно шума, забытые потоки пробиваются сквозь корневища проводов, сточные трубы и туннели города. Перед вами каменный могильник доисторического Лондона: город лежит на огромной постели из гравия, плотно перемешанного с черно-коричневой грязью. Это кладбище исчезнувших миров: заваленное массивными костями, наполненное грязными, жалкими остатками давно пожухших цветов, усеянное все еще переливающимися крылышками жуков.

В Европе XXI столетия гигантские животные угрюмо смотрят на нас по большей части сквозь стекло и решетки. На «водопоях» у Темзы толпятся политики из Вестминстера, а следы мегафауны покрывали берега некогда вальяжно раскинувшейся реки в последний раз более двух тысячелетий назад. Лондонские львы, щеголяющие пышными гривами, которых не было у их предшественников, сегодня отлиты в бронзе. Городские бегемоты плавают в бетонных резервуарах, а олени собираются в стада, только чтобы ублажить королевские взоры. Но по другую сторону Ла-Манша вы увидите, что звери потихоньку возвращаются: по Пиренейскому хребту бродит бурый медведь, в пригородах Берлина гуляет кабан, а на побережье Северного моря скоро появятся волчьи следы.

Как правило, мы восхищаемся сохранившейся дикой фауной с безопасного расстояния, поэтому представить себе, что этот переполненный континент был населен еще более крупными существами, сложно; а еще сложнее вообразить целые исчезнувшие миры. В большинстве трудов неандертальцы предстают перед нами на голубовато-льдистом фоне, а их покрытые мехом соседи обычно изображаются приспособленными к арктическим условиям. Первыми находками из пещер и карьеров в основном были кости северных оленей, а также шерстистых разновидностей других зверей вроде мамонтов и носорогов. Образ морозного неандертальского мира закрепился в нашем сознании, однако для того, чтобы понять, с чем им приходилось иметь дело в реальности, необходимо проанализировать чрезмерно упрощенное понятие «ледникового периода» и исследовать множество неандертальских ареалов, у каждого из которых была собственная фауна.

Изредка в XIX в. на раскопках находили необычные сочетания животных: в пещере Виктория в Йоркшире[69]69
  Как и пещеру Ласко, пещеру Виктория обнаружили благодаря пропавшей в норе собаке.


[Закрыть] вместе с гиеной обнаружили бегемота и странного слона с прямыми бивнями. Не только арктические виды раньше обитали гораздо южнее, но и представители тропической фауны забирались далеко вглубь Европы. Хотя геологи понимали, что древнее прошлое заключает в себе исчезнувшие миры, истинное осознание колоссального возраста Земли всех застало врасплох, как обложенное тучами небо зимним утром. К 1880-м гг. появились веские доказательства того, что периоды господства полярных льдов в большей части Северной Европы включали в себя межледниковые фазы, такие же теплые, как и нынешняя.

Потребовалось еще столетие, чтобы раскрыть истинную сложность климата в эпоху палеолита. Примерно 3 млн лет назад глобальные циклы похолодания и потепления под влиянием вечного вальса Земли вокруг Солнца стали ускоряться. Детали того, как связаны с климатом орбита планеты, наклон ее оси и колебательные движения, – не для слабонервных, но смысл их ясен; по сути, количество солнечного света непосредственно влияет на температуру воздуха и морской воды. Именно это заставляет лед полярных и горных ледников расти и таять, вследствие чего и меняется климат.

Доказательством этому служат отложения на океаническом дне, а также во льдах Гренландии и Антарктики. Добытые путем глубокого бурения ледяные керны содержат чрезвычайно древнюю палеоклиматическую информацию, свидетельствующую об изменениях глобальной температуры более чем за 100 000 лет с точностью до тысячелетия. Сопоставляя эти данные с другими колонками дат, соответствующими более коротким периодам (с последовательностями пыльцы в донных отложениях озер, наслоениями пыли, носимой ветром по древней тундре, натечными образованиями в пещерах или тропическими коралловыми рифами), можно точно рассчитать палеоклиматические условия, существовавшие на протяжении огромных промежутков времени.

Рис. 3. Палеоклимат во времена неандертальцев, включая ледниковья и эемский период; мир на 2–4 ℃ теплее, чем сегодня

Характер изменений на удивление постоянен: волнообразные циклы похолодания и потепления отличались друг от друга интенсивностью и длительностью, но сердце Земли в любом случае бьется в одном и том же темпе. Долгосрочные климатические циклы обозначаются учеными с привязкой к системе «морских изотопных стадий» (МИС; они выделены по океанским кернам). Мы живем в МИС 1, в теплом (или межледниковом) периоде, следующем за МИС 2 – последней холодной стадией, закончившейся примерно 11 700 лет назад.

Стадия 1 начинается на геохронологической границе голоцена; все, что ему предшествовало (почти сотня циклов) на протяжении примерно 2 млн лет, относится к плейстоцену. Оглянувшись назад, можно заметить, что пики теплых периодов приходятся на нечетные числа (МИС 3, 5, 7…), в то время как самые низшие точки холодных – на четные (МИС 2, 4, 6…). Даже если некоторые признаки неандертальской антропологии и культуры возникли раньше, оформились они не в ледниковый период, а в мягкое межледниковье МИС 9, после отметки 350 000 лет. Более того, на промежутке приблизительно от 400 000 до 45 000 лет назад неандертальцы, вопреки расхожим мнениям, пережили больше межледниковых, чем ледниковых периодов.

Еще одно важное достижение заключается в понимании уникальности каждой климатической стадии. Все они содержали более короткие периоды температурных колебаний: холодные стадиалы и теплые интерстадиалы. Эти периоды помечены буквами; ниже мы вернемся к одному из них – первому теплому импульс[70]70
  Буквы идут в обратном направлении, поэтому «e» – первый из пяти интерстадиалов и стадиалов в МИС 5.


[Закрыть], известному как 5е. Они могли длиться несколько тысяч лет или лишь пару столетий, а изменения происходили совершенно внезапно. Порой стремительные трансформации температуры, окружающей среды и даже уровня моря случались на протяжении одной человеческой жизни.

Все это означает, что мы можем весьма детально воссоздать условия, в которых жили неандертальцы в отдельно взятый момент времени, включая то, каким был мир, когда они исчезли. Это произошло около 40 000 лет назад в МИС 3, так что климат и окружающая среда этой стадии стали предметом тщательного анализа. Несмотря на то что данный этап сам по себе включен в категорию межледниковий, он скорее похож на продленную теплую фазу между отметками 65 000 и 30 000 лет назад в продолжительном холодном периоде, начавшемся в МИС 4 и закончившемся в МИС 2.

По сравнению с более древними, истинными межледниковьями в МИС 3 большинство неандертальцев не чувствовали себя по-настоящему тепло и уютно. Лето к северу от Альп было примерно таким же, как сегодня в Шотландском высокогорье; за ним наступала промозглая, дождливая осень. Мы часто рисуем в воображении, как неандертальцы ежатся во время снегопада, но под проливным дождем ощущения точно такие же. Впрочем, зимы были определенно холоднее, снег не таял многие месяцы. Но тем не менее евразийские пейзажи в МИС 3 ничуть не походили на ледниковые пустоши. Напротив, для этого климатического цикла характерна нестабильность, выраженная в быстром росте и падении средних температур.

Помимо льда

Если кому-то кажется неожиданной картина, как неандертальцы шлепают по грязи или пробираются по сугробам, то есть кое-что еще более удивительное. В последнее межледниковье – МИС 5 – было еще теплее, чем сейчас. По окончании предыдущего оледенения (МИС 6) температура интенсивно росла, достигнув пиковых значений примерно 123 000 лет назад, – эта подстадия МИС 5е известна как эемский период[71]71
  Эемским, по названию местонахождения древней пыльцы у реки Эем, его называют в палеоклиматологии некоторых западноевропейских стран; у этого периода существует множество других региональных названий, к примеру, в Великобритании он называется ипсвичский.


[Закрыть]. Это по-прежнему самый теплый из всех периодов жизни гоминин в Евразии. Длился он около 10 000 лет[72]72
  Растительность в Южной Европе развивалась быстрее, поэтому там его продолжительность на несколько тысячелетий больше, чем в Северной Европе.


[Закрыть] – в геологическом масштабе это немного, однако соответствует примерно 500 поколениям.

Каким же был этот благодатный мир? По крайней мере, в самом начале более солнечным, чем мир сегодняшний. Положение Земли по отношению к Солнцу было несколько иным, планета купалась в большем количестве летних солнечных лучей. Это привело к подъему средней температуры на 2‒4 ℃ с ощутимым последующим эффектом. Альпийские пещеры на современной снеговой линии были достаточно теплыми и влажными для роста сталагмитов, по всему континенту распространились обширные леса. А главное, таяние полярных шапок и ледников подняло уровень моря примерно на 8 м.

Воздух нагревался все сильнее и сильнее, берега ползли вверх, а древесные породы сменяли друг друга, как картинки в калейдоскопе. Палинологические данные показывают, что береза и сосна уступили место дубравам, в которых встречались также вяз, орешник, тис и липа, а они, в свою очередь, замещались густым грабовым лесом. Это продолжалось до появления ели, пихты и сосны, предвещавших начало следующего, более холодного стадиала МИС 5d. В каждом периоде жизни этого леса, мутирующего на протяжении 10 000 лет, неандертальцы на рассвете наслаждались самым разным многоголосьем птиц. Вздорные клесты и хохлатые синицы уступали место бестолковым сойкам и сладкоголосым соловьям, а после них студеный утренний воздух наполнялся облачками пара от дыхания токующих тетеревов.

Прочая эемская фауна тоже ниспровергает традиционные представления о неандертальцах. Кроме зубров и лошадей, разнообразивших свой травяной рацион побегами деревьев, тогда жили кабаны, косули и их пятнистые родственницы лани[73]73
  Все «дикие» лани в современной Европе – результат реинтродукции.


[Закрыть]. Бобры угощались молодыми деревцами, затапливая долины и создавая новую изобильную среду обитания для водных черепах. По странной прихоти природы на этих рептилий охотились барсуки.

С потеплением появились и другие крупные звери: азиатский буйвол, прямобивневый слон и бегемот. Особенный интерес представляют мигранты из южных климатических зон – обезьяны, в частности макаки-маготы.

Сегодня этот вид живет исключительно в изолированных районах Северной Африки, преимущественно в горных лесах. Однако в плейстоцене они были распространены гораздо шире, и иногда их останки находят на ранних и поздних стоянках неандертальцев. Неглубокая пещера Хунас в Германии, вероятно, относится к эемскому периоду и содержит останки макак в том же слое, что и зуб неандертальца и каменные артефакты. Эти приматы, несомненно, иногда сталкивались друг с другом. Маготы в основном питаются растениями, но в трудные времена не брезгуют насекомыми и даже мясом молодых птиц и кроликов. Они с удовольствием копаются в оставленном человеком мусоре, поэтому вполне возможно, что некогда они подбирали и объедки за неандертальцами.

Слово «эемский» заставляет вспомнить райские кущи Эдема, но, хотя неандертальцам не приходилось беспокоиться об обморожениях, на клуб El Tropicana[74]74
  Знаменитый ночной клуб в Гаване (Куба), расположенный в огромном тропическом саду. – Прим. ред.


[Закрыть] все это не было похоже. Лиственные леса, как ни странно, не очень удобны для охотника-собирателя, поскольку на то, чтобы превратить большую часть растительного материала в еду, уходит много времени и сил. Легко добываемая пища, например орехи и ягоды, обычно сезонная. Крупного зверя вокруг достаточно, но в лесу найти его намного труднее.

Долгое время малое количество стоянок заставляло усомниться в том, что неандертальцы действительно приспособились к эемскому межледниковью, но большинство отложений этого периода, вероятно, стерла последующая эрозия. Сегодня известно около 30 памятников, но очень немногие из них представляют собой пещеры или скальные навесы. В основном стоянки сохранились в озерных береговых отложениях или у богатых карбонатами поверхностных источников. В те времена имело смысл находиться поблизости от воды, поскольку это единственный ресурс, в котором нуждаются годящиеся в пищу животные.

Недавние исследования также показывают, что девственный лес эемского периода не представлял собой гигантский цельный полог. В изумительном состоянии сохранились слои в береговых ложах двух глубоких озер около Ноймарк-Норд на востоке Германии. В пробах с каждых 5 см ученые исследовали крошечные фрагменты растений, насекомых и моллюсков и обнаружили, что берега были окружены смешанной растительностью. Помимо редкого леса там были низкие кусты орешника и сухие, травянистые участки, поросшие лапчаткой, полынью и нивяником. Разнообразие этой среды привлекало массу животных: рядом с лесными жителями, такими как кабан и прямобивневый слон, паслись степные зубры или туры. Присутствовали и те травоядные, которые перемещаются между экологическими нишами, например лошади, но скелеты и даже сохранившиеся следы указывают на то, что всех привлекали озера.