Текст книги "Вопросительная история"

Почему фараоны любили умножать на два?

Кроме строительства пирамид, древнеегипетские цари увлекались ещё одним делом: они любили удваивать вещи. Египет они называли «две земли», свою казну – «два серебряных дома» и к тому же завели моду носить две короны – красную и белую: попеременно или вставляя одну в другую. По большим праздникам фараоны усаживались на двойной трон. Занимая то одно, то другое сиденье, египетский владыка представал не простым, а двойным царём. По правде говоря, и слова-то такого – «царь» в Египте не было. Это уж потом, через много веков после строительства пирамид, греки придумали называть египетских владык фараонами, произведя это слово от египетского «пер оа» – «большой дом» или «дворец». Сами же древние египтяне предпочитали называть своих монархов двумя словами: «нисути» или «бити». Как и короны, слова эти собирались в одно и получалось двойное: «нисути-бити». Разумеется, любой «нисути-бити» считался богом. Не очень скромно, конечно, но что поделаешь, скромность – не главное царское качество. Да и в других древних странах правители не считали зазорным время от времени объявлять себя богами – так поступали и в Вавилоне, и в Персии. Однако египетский царь Хасехемуи обошёл всех своих коллег и провозгласил себя сразу «двумя богами». В общем, в деле удвоения фараоны были чемпионами Древнего мира. Почему же египетские правители так любили демонстрировать не простое, а двойное величие?

Бюст фараона Хасехемуи. III тысячелетие до н. э.

Причиной двойной катавасии была дама по имени Маат. Эта богиня, носившая на голове перо страуса, пользовалась в Египте особой популярностью. Ей писали письма, жаловались, просили о защите. Маленькие статуэтки Маат служили гирями для рыночных весов. Таблички с её изображениями носили судьи. Чиновники провозглашали себя слугами Маат, а цари – её владыками. Множество людей обращалось к Маат по самым разным поводам. Ведь, по мнению древних египтян, она воплощала довольно важную вещь – мировое равновесие.

Бог загробного мира Озирис в двойной короне. Роспись древнеегипетской гробницы.

Богиня равновесия Маат с распростёртыми крыльями. Роспись древнеегипетской гробницы.

Мысль о равновесии внушила египтянам их земля, похожая на учебник симметрии и точности. Вдоль единственной реки, Нила, тянулись четыре параллельные полосы. Человек на берегу или с воды видел чёрную и красную полосы слева и точно такие же полосы справа. Чёрными были поля, красной – пустыня. Люди жили, словно посреди двух зеркал. И разливаться река начинала с неимоверной точностью всегда в один и тот же день – 19 июля. Так что не поверить в равновесие было в Египте просто невозможно.

Египтяне были убеждены, что Маат создали когда-то боги. Сохранять же баланс входило в задачу людей. Уж поверьте, египтяне знали толк в этом вопросе. И очень любили давать советы, как следует равновесие соблюдать. В одном из папирусов хозяина дома наставляли: «Если гость твой ест слишком много, не ешь вообще». Эти слова были обращены к знатному человеку. Вряд ли в его доме могло не хватать пищи, и последний кусок следовало оставлять гостю. Автор совета заботился не о госте, а о Маат. Поведение обжоры нарушало мировой баланс. Воздерживаясь от пищи, хозяин дома восстанавливал хрупкую устойчивость.

Известен случай, когда совет о соблюдении равновесия отправился из Египта за рубеж. Отец истории Геродот рассказал о Поликрате, правителе греческого острова Самос. Счастье Поликрата были невероятным. Ему удавалось всё: грабежи соседей, захваты близких и далёких земель. В разгар головокружительных успехов он получил письмо от египетского царя Амасиса, своего союзника и друга. «Приятно узнать, – писал Амасис, – что друг наш счастлив. Но всё же твои великие успехи не радуют меня. Я желал бы, чтобы и у меня самого и у моих друзей одно удавалось, а другое нет, чем быть счастливым всегда. Ведь мне не приходилось слышать ни об одном человеке, кому бы всё удавалось, а в конце концов он не кончил бы плохо». И Амасис давал Поликрату совет, какой только и мог дать египтянин, уверенный, что всё в мире держится на равновесии: «Обдумай, что тебе дороже всего на свете и какая потеря огорчит тебя больше других. Эту вещь закинь так, чтобы она к тебе не вернулась». Если же удача и тут не покинет Поликрата, Амасис советовал и дальше причинять себе беды, пока баланс счастья и несчастья не будет восстановлен. Поразмышляв, что бы такое закинуть, Поликрат вышел в открытое море на корабле и забросил в пучину свой любимый перстень. Огорчённый, но довольный Поликрат вернулся домой. А спустя несколько дней рыбак принёс в подарок царю большую красивую рыбу. На кухне в рыбьем желудке обнаружили перстень. Любимая вещь вернулась к хозяину. Невероятное счастье и в этот раз сопутствовало самосскому царю. Махнув рукой на совет друга-фараона, Поликрат зажил прежней счастливой жизнью. C точки зрения древних египтян, он был обречён. Так и случилось. Враги заманили Поликрата в ловушку, и страшная гибель была расплатой за счастье.

Богиня Маат с пером в волосах. Роспись древнеегипетской гробницы.

В общем, с равновесием шутить не следовало. И если для Поликрата забота о равновесии была делом личным, для фараонов она являлась первейшей обязанностью. Как же иначе, если царь в Египте так и назывался – «владыка Маат»? Владеешь порядком – неси за него ответственность.

А, как известно, в деле удержания равновесия цифры лучше, чем два, не найти. У весов бывает две чаши. По бревну, не говоря уж о канате, ходят разведя в стороны две руки. И на двух ногах стоять гораздо проще, чем на одной. В общем, чтобы мир не рухнул, ему требуются как минимум две опоры. Так что, подавая египтянам двойные знаки, фараон сообщал: всё в порядке, равновесие устойчиво, моё двойное величество ситуацию контролирует. Одна корона хорошо, а две лучше. Египет, конечно, один, но называть его следует «двумя землями». Так оно звучит надёжнее.

Вы умеете читать египетские иероглифы?

Одного человека спросили:

– Вы умеете играть на скрипке?

– Не знаю, не пробовал, – ответил он.

А вы, уважаемый читатель, можете не сомневаться. Вы умеете читать египетские иероглифы, даже если вам кажется, что вы никогда этого не делали. Ведь египетские иероглифы прячутся в каждой строчке, которую мы читаем или пишем. Попробуем разобраться, как они к нам попали.

Древние египтяне придумали письмо раньше всех – 5 тыс. лет назад. Вещь была удобная, но сложная. Греки прозвали египетские знаки иероглифами – «священным письмом». Чтобы выучить все знаки – 800 главных и 1000 неглавных, требовались годы. К тому же каждый иероглиф – картинка, которую приходилось рисовать. Одни картинки означали целые слова, другие слоги, третьи звуки, четвёртые… В общем ясно, что египетским школьникам приходилось несладко. А в ходу было ещё два вида скорописи – простая и особо «ускоренная». Знаки скорописи не похожи на иероглифы и порой сливаются друг с другом. Чтобы понимать скоропись, нужны длительные упражнения. В египетских школах учились 12 лет, и уж никак не меньше половины этого срока уходило на овладение чтением и письмом. Умение читать и писать становилось профессией, которой обучали лишь сыновей знати. Широкого распространения такая письменность иметь не могла.

Чтобы стать доступным, письмо должно было сделаться простым. Из всех когда-либо существовавших видов письма самый простой – алфавит. Он состоит из букв. Одна буква, как правило, соответствует одному звуку. Знаков в алфавитах немного – от 20 до 40. Но их вполне достаточно для записи любой речи. Чтобы выучить алфавит, даже в школу ходить не обязательно. Жители нашей планеты давно оценили преимущество алфавита перед иероглифами, и примерно 5/6 землян пользуются разными видами азбук.

Инструменты для письма. Древний Египет.

Но прежде чем алфавит появился, его, как и всякую полезную вещь, нужно было изобрести. Мы не знаем, и, вероятно, никогда не узнаем, кто подарил людям азбуку, как звали этого человека, был ли он стар или молод. А вот предположения, где и когда родился алфавит, существуют.

Фрагмент из «Книги мёртвых». XV в. до н. э.

Между Африкой и Азией лежит полуостров Синай. Древние египтяне добывали там медь и чудесный голубой камень – бирюзу. Чудесным он казался дамам, носившим бирюзовые украшения. Рабочие же на каменоломнях, скорее всего, так не думали. Они приходили на шахты из Ханаана – Западной Азии. Тяжёлый труд вдали от родных мест не вызывал у них восторга. Шахтёрские селения окружала пустыня. Опасная работа, однообразное существование. «О, если б знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда», – заметила Анна Андреевна Ахматова. Но ведь не только стихи. Изобретения, как правило, тоже совершаются не от хорошей жизни. В шахтёрских селениях на пустынном Синае жизнь, судя по всему, была достаточно плохой для изобретения алфавита.

Школьная тетрадь. Древний Египет.

«Патент» на изобретение спустя почти четыре тысячи лет выдали синайским шахтёрам два английских археолога. В 1905 г. Флиндерс Питри обнаружил на Синае несколько странных надписей XIX в. до новой эры. Они были сделаны «испорченными» египетскими иероглифами. Можно было узнать искажённый дом, глаз, парус. Но по-египетски надписи не читались. Как если бы кто-то записал латинскими буквами текст на неизвестном языке. В 1916 г. другой англичанин, Элан Гардинер, предположил, что язык надписей – ханаанейский, и прочитал первое слово: «баалат» – «госпожа». «Госпожой бирюзы» египтяне называли богиню Хатор, покровительницу местных шахт и селений. В том, что к египетской богине работники шахт обращались на своём родном языке, ничего удивительного не было. В самом деле, кто ж решится игнорировать местное небесное руководство? Удивительным был способ письма. Слово состояло из букв. А служили ими египетские иероглифы. Кто-то придумал, как использовать их неправильно, и тем самым изобрёл алфавит.

Египетские иероглифы, высеченные на гранитной облицовке гробницы.

Рассуждал изобретатель примерно так. Вот египетский знак дома . Дом по-египетски «пер», по-ханаанейски – «баит».

Переверну на бок – будет б, решил изобретатель.

А вот голова быка . Бык по-ханаанейски «алеф». Не приходиться сомневаться, в какую букву превратилась голова крупного рогатого животного.

Человеческая голова  (по-египетски «теп») тоже не осталась без дела. На ханаанейском голова звучала как «рош». С тех пор буква р похожа на человечка.

Наверное, первый изобретатель придумал не все буквы. Очень может быть, что новой игрой «составь алфавит» он увлёк товарищей, и они тоже принялись превращать египетские картинки в буквы.

Палетка Нармера – один из древнейших памятников египетской письменности.

Через некоторое время краткость и скорость нового письма оценили и за пределами Синая. В особенности финикийцы, лучшие мореходы тогдашнего мира. Вместе с ними алфавит попал в самые разные уголки планеты, не исключая и Греции. А уж из греческого алфавита получились латиница с кириллицей.

Вот так и вышло, что в знакомых нам буквах «прячутся» древнеегипетские иероглифы. М и m напоминают о знаке воды , н и n – о змее , а буква о похожа на глаз . Не всем древнеегипетским иероглифам суждено было завоевать целый мир. Некоторые из них поселились лишь в отдельных алфавитах. К примеру, шагающий древнеегипетский начальник  попал в латиницу и превратился в h, а заболоченное поле с цветами папируса  добралось до кириллицы и стало ш и щ.

Не только буквы, но и слово «алфавит» хранит память о «картинных» предках нашего письма. Алеф, как вы помните, «бык», баит – «дом». Так что алфавит – это самый настоящий «быкодом».

Одни детишки выучивают «быкодом» быстрее, у других возникают проблемы с чудовищем. Чтобы помочь несчастным, художники рисуют специальные картинки. Они поступают наоборот, по сравнению с изобретателем алфавита. Тот картинки превращал в буквы, художники – буквы в картинки. Возле а помещают аиста, возле б – барабан. Дети любят разглядывать картинки, а заодно запоминают буквы.

Наш изобретатель тоже любил разглядывать картинки. За неимением других – египетские иероглифы. Судя по всему, смысла их он не понимал. И хорошо делал. Иначе зачем бы он стал изобретать алфавит?

Почему Нефертити отворачивается?

Допустим, вы разгадываете кроссворд. Слово из девяти букв, последняя и: «Египетская царица, символ искусства и красоты». Нефертити, какие могут быть сомненья? Жена царя Эхнатона. Имя её означает «прекрасная пришла». «Та, лучше которой нет», – звал её Эхнатон. Одной из самых узнаваемых дам на планете Нефертити стала после того, как раскопали её бюст, почти сразу же признанный шедевром. И вот теперь нет числа шоколадкам, духам и журнальным обложкам, с которых на нас глядит эта красавица с лебединой шеей. Хотя, скорее, это мы на неё глядим. Она же почти всегда отворачивается. Обычно статую Нефертити фотографируют в профиль. Отчего же лицо красавицы остаётся, как правило, полускрытым?

Голова Нефертити. XIV в. до н. э. Берлинский музей.

Знаменитый теперь бюст царицы явился на свет 6 декабря 1912 г. Экспедиция немецкого археолога Людвига Борхардта раскапывала мастерскую скульптора Тутмоса в городе Ахетатоне. Всего 17 лет существовал этот город. Его построил муж Нефертити, царь-реформатор Эхнатон. Он попытался заменить всех египетских богов на одного – бога солнечного диска Атона. Жрецам остальных богов эксперимент Эхнатона пришёлся не по душе, и после смерти царя память о его делах постарались стереть. Ахетатон был заброшен, его дома и мастерские опустели. Всё, что напоминало об имени и облике Эхнатона, подвергалось разрушению. Недруги царя ворвались в покинутую скульптурную мастерскую. Первое, что бросилось им в глаза – бюсты Эхнатона и Нефертити, стоявшие на полке. Скульптура Эхнатона была разбита вдребезги. От сотрясения бюст Нефертити упал, и это спасло статую. Преследователи не стали наклоняться. Через три тысячи триста лет в мастерскую пришли археологи. Бюст Нефертити лежал лицом вниз в груде щебня. Что находка не рядовая, стало ясно сразу. Археологи сразу послали за Борхардтом. «Описывать бесполезно – смотреть!» – записал он в этот день в своём дневнике. Скульптура сохранилась на удивление хорошо. Только уши были слегка повреждены, и левая глазница зияла пустотой. В отличие от правого глаза там не было вставки из горного хрусталя с затемнением, обозначавшим зрачок. Археологи принялись за поиски. Весь щебень в мастерской просеяли, и не раз. Кусочки ушей нашлись. Глаза не было. Много лет спустя тщательное обследование скульптуры убедило учёных: инкрустации левого глаза не было никогда.

Бюст стареющей Нефертити. XIV в. до н. э.

Казалось бы, вот и разгадка. Признанный шедевр древнеегипетского искусства и эталон женской красоты глядит на мир одним глазом, поэтому фотографы стремятся показать зрителю «парадную» часть Нефертити. Но здесь же кроется и загадка. А почему египетский мастер, тщательно прорисовав обводку обоих глаз, и с величайшим старанием выполнив все детали бюста, оставил одну глазницу пустой?

 
За те сто лет, что Нефертити наш мир пленяет красотой,
Гипотез родилось немало о той глазнице о пустой.
 

Одни утверждали, что скульптура была учебным пособием. На примере двух разных глаз, пустого и со вставкой, мастер показывал ученикам разные стадии работы. Другие полагали, что Нефертити страдала болезнью, поразившей левый глаз. А поскольку при царе Эхнатоне в искусстве возобладала любовь к правде, солгать насчёт больного глаза Нефертити было никак нельзя.

Третьи же говорят примерно следующее. Нефертити, конечно, красавица. И её раскрашенный бюст – несомненный шедевр. Но в мастерской Тутмоса были и другие скульптуры. Археологи извлекли из-под обломков 23 статуи – той же Нефертити, царя Эхнатона, их дочерей, некой старой дамы и других, неизвестных нам по имени обитателей Ахетатона. Хотите знать, как у них обстояло дело с инкрустацией глаз? Она отсутствовала. Так что исключением оказывается не левый, пустой, глаз Нефертити, а, как раз тот, который есть. Выходит, мастер умел, но не хотел вставлять глаза.

Фараон Эхнатон с женой Нефертити и тремя дочерьми. Барельеф. XIV в. до н. э.

Потому что задачей его была не красота, а польза. Статуя создавалась не для украшения жилища, а для гробницы. Считалось, что в скульптуре обитал двойник человека – Ка. Именно о его вечной жизни больше всего заботились египтяне. Без надлежащей статуи у двойника Ка оставалось гораздо меньше шансов жить вечно. Так что скульптор оказывался одной из важнейших фигур на пути двойника к вечности. Не случайно скульптор по-египетски назывался «санх» – «оживитель».

Однако создать скульптурную оболочку, обиталище двойника, ещё только полдела. У двойника были свои правила. Он поселялся в статуе с того момента, когда она обретала зрение. Вставка драгоценных камней в глазницы и магический обряд «отверзания» глаз означали начало жизни Ка. С этого момента двойника полагалось кормить. Родные умершего или жрецы приносили в гробницы жертвы, разнообразную еду. Её помещали перед статуей и через некоторое время убирали, переносили в другую гробницу, к другому двойнику. Первый не обижался. Сама по себе еда была ему не нужна, вполне хватало двойника пищи, своеобразного Ка жертвоприношения. И почему в таком случае не поделиться с соседом?

Египтяне были людьми практичными. До того как поместить статуи в гробницы, они старались не наделять их глазами и не оживлять. Ведь тогда статую надо было бы поить и кормить прежде времени. Скульптор создавал статую и готовил её к будущему «оживлению» в собственной мастерской. Но совсем чуть-чуть не доделывал. Зачем ему лишняя забота? До того как заказчик забирал статую, чтобы поместить в гробницу, скульптор оставлял её без глаз. Или без глаза, как это случилось с красавицей Нефертити.

Какую задачу решил Жан Франсуа Шампольон?

Жила-была задача. Она появилась на свет в конце древности, когда египтяне разучились читать иероглифы. И не успело забыться их причудливое письмо, как появились желающие его понять. Полторы тысячи лет загадка жила себе как ни в чём не бывало. Все эти птицы, звери, человечки – такие простые с виду – не поддавались переводу. Не помогло даже чудо. Оно случилось 15 июля 1799 г., когда близ египетского селения Розетта нашли камень внушительных размеров. Это была базальтовая скала с тремя надписями – иероглифами, ещё какими-то знаками и по-гречески – на языке, хорошо известном учёным. Надпись оказалась хвалой, которую жрецы воздавали царю Птолемею за то, что в тяжёлые времена он сократил в стране налоги, не забыв и храмы. Благодарные жрецы решили воздвигнуть статуи Птолемея и регулярно праздновать царский день рождения. В конце сообщалось, что точно такие же надписи – «священным» письмом (иероглифами), «народным» письмом и по-гречески будут выбиты и в других храмах.

Двуязычная надпись! Прямой перевод с забытого египетского на незабытый греческий. До расшифровки – один шаг. Стоит только сравнить египетскую часть с греческой – и задача решена.

Розеттский камень.

Если бы! 20 лет дразнил учёных Розеттский камень. Надписи сравнивали и так и эдак и даже при помощи циркуля. О смысле отдельных иероглифов догадывались, но в целом прочесть египетский фрагмент не удавалось. Простая с виду задача оказалась на редкость каверзной. Без ответа оставалось множество вопросов. Как читать египетский текст – слева направо или справа налево? Почему к большим иероглифам, выстроенным в линию, примыкают маленькие один над другим? Меняется ли их смысл в зависимости от размера? Что означает один иероглиф – букву, слог, слово?

А. Кирхер. Гравюра. XIX в.

На последний вопрос учёные получили подсказку. Подсказчиком был египетский жрец римских времён Гораполлон, один из последних людей, ещё понимавших толк в иероглифах. Гораполлон написал книгу о египетских письменах, в которой утверждал, что один знак передаёт одно слово. Теперь мы знаем, что Гораполлон говорил правду. Только не всю. Потому, что хоть и разбирался в иероглифах, но далеко не во всех. А ещё Гораполлон объяснял, почему некоторые иероглифы значат совсем не то, что нарисовано. Вот, например, гусь. Он передаёт слово «сын». Это потому, растолковывал Гораполлон, что гуси очень любят своих детей. В случае опасности и отец, и мать добровольно идут в руки преследователей, чтобы гнездо с птенцами осталось целым. А вот заяц. Он означает «открытие». Потому что зайцы всегда держат глаза открытыми. Почему муха обозначает «дерзость»? Да потому, что, сколько её ни прогоняют, она знай себе жужжит. Так говорил Гораполлон. И ему верили. Правда, толку от этой веры не было, потому что Гораполлон рассказал про 189 иероглифов, а их насчитывалось 2 тыс. Как угадать, какой что означает? После расшифровки египетского письма выяснилось, что одни иероглифы Гораполлон объяснял правильно, а другие просто-напросто придумывал. Но до поры до времени об этом не знали и охотно читали книгу последнего знатока иероглифов. Его читали не только те, кто хотел бы понять египетское письмо. В разное время Гораполлоном увлекались такие личности, как Джордано Бруно или Готфрид Лейбниц. Им казалось, что древние египтяне знали что-то такое о мире, что люди потом забыли, и это знание было зашифровано в иероглифах.

Одним из первых за разгадку этих странных знаков взялся римский аббат XVII в. Афанасий Кирхер, родившийся в немецком княжестве Гессен. Человек он был учёный, прозванный магистром ста наук. Больше других ему нравилась наука рукотворных чудес. Аббат создал в Риме музей. Механический оракул давал там предсказания, вращались планеты механической вселенной, и настоящий кот в зеркальной клетке пугался собственных бесчисленных отражений. Любой желающий мог узнать в музее о причинах рукотворных чудес. Таким же рукотворным чудом казались Кирхеру египетские иероглифы. Он полагал, что их тайну можно разгадать при помощи правильно подобранных «рычагов». Одним из таких «рычагов» Кирхер считал самый поздний вариант египетского языка. После того как древнее египетское письмо было забыто, для ещё живого египетского языка приспособили греческие буквы и стали называть язык коптским, слово «копт» происходит от греч. «египетский». Ещё позже Египет был завоёван арабами и язык покорителей стал постепенно вытеснять местный, коптский, но в некоторых деревнях на нём разговаривали ещё во времена Кирхера. Кирхер написал учебник коптского и, хотя сам не преуспел в дешифровке иероглифов, дал будущим исследователям инструмент, которым те могли при желании воспользоваться.

Неизвестный художник. Портрет С. де Саси. XIX в.

Другим полезным инструментом оказались рамки, в которые были обведены отдельные группы иероглифов. Их стали называть итальянским словом «картуши» – «свёртки». Отдельные картуши изображали верёвки с узлами. Узлы и верёвки люди издревле применяли для защиты от дурных сил. Поэтому несколько учёных, не сговариваясь, предположили: обведённые иероглифы – имена царей и цариц, взятые под защиту. Имена на всех языках звучат похоже. С них и стоит начинать дешифровку. Вот только где какое имя?

В греческом тексте Розеттского камня чаще всего называлось имя Птолемей. Его и надо искать в египетском тексте, решили учёные. За дело взялся французский учёный Сильвестр де Саси. Он нашёл имя царя, но к своему удивлению обнаружил, что написано оно семью знаками, а, если верить Гораполлону, каждое слово пишется одним иероглифом. Де Саси решил на этот раз Гораполлону не поверить. Дело, видимо, в том, подумал учёный, что Птолемей для египтян – слово греческое, иностранное. Специального иероглифа для него не заведено. Что же делать? Увидев, как греки используют знаки для передачи отдельных звуков, египтяне последовали их примеру. Знак для одного звука называется буквой. Египтяне взяли свои старинные иероглифы и стали пользоваться ими как буквами для передачи звуков в греческих именах. А раз так, рассудил де Саси, могут быть и другие греческие имена, написанные египетскими знаками-буквами. Как знать, если изучить все картуши, не получится ли целый алфавит?

Неизвестный художник. Портрет Т. Юнга. XIX в.

Поиски египетских букв де Саси поручил своему бывшему студенту шведскому дипломату Давиду Окербладу. Он умел переводить туманные древнешведские руны, к тому же знал коптский язык. Иероглифическая часть текста была повреждённой, неполной. Поэтому Окерблад взялся за вторую, «народную» часть Розеттского камня и нашёл там все 10 имён, содержавшихся в греческом переводе. Получился список из 16 египетских букв. Окерблад решил проверить, подойдут ли эти буквы для чтения не только греческих имён, но и самых обычных египетских слов. Оказалось, египетские буквы присутствовали и за пределами картушей. Прочитав некоторые слова, Окерблад понял их смысл – в коптском они звучали похоже. Окерблад узнал слова «один», «храм», «греки». А может быть, все знаки народной части – это буквы? Окерблад попытался прочесть надпись целиком, но дальше не смог продвинуться ни на шаг. И буквы, добытые из имён, и коптский язык оказывались бессильны.

Между тем за решение задачи о египетских письменах взялся Томас Юнг, английский физик, а также врач, биолог, астроном, музыкант, канатоходец и цирковой наездник. Среди десятка языков, которыми он владел, не было коптского. Но Юнг обладал другим преимуществом. Ни одно старое дело не заканчивалось у него без пользы для нового. Теорию струн в физике он начал строить, балансируя на канате. А волновую теорию света – наблюдая за мыльными пузырями. Юнг во всём любил точность. Как-то раз после урока танцев друзья обнаружили Томаса с компасом и линейкой в руках. Доктор Юнг выверял шаги, надеясь внести научные усовершенствования в менуэт. Египетскими письменами Юнг занялся, когда отправился на летний отдых в деревню. Так уж было у него заведено: отдыхать от загадок природы, разгадывая человеческие. Тайна египетского письма привлекала его ещё по одной причине. Из сравнения множества языков Юнг сделал вывод: ясно различимых звуков в одном языке бывает не больше 47. Значит, и в алфавите не может быть больше 47 букв. Теперь он надеялся узнать, как у древних египтян обстояли дела со звуками и буквами. Ведь он читал работы Окерблада и знал, что буквы у египтян имелись. Почти сразу же Юнг испытал разочарование. Египетских знаков оказалось больше ста. Значит, это не алфавит. Но что? Какая-то смесь. Букв и не букв. Наверное, решил Юнг, для одних слов применялись буквы, а для других – картинки. Но как разобраться, где какие слова? Юнг призывает на помощь арифметику. Он считает, сколько раз определённое слово встретилось в греческом тексте, а потом ищет египетское слово, упоминаемое с такой же частотой. И если совпадение находится, Юнг закрепляет за словом определённое значение. Таким способом он нашёл и правильно перевёл в египетском тексте слова «и», «царь», «Египет». Вдохновлённый успехом, Юнг перевёл всю среднюю, «народную» часть текста и нашёл значения 214 слов. Как потом оказалось, каждое четвёртое слово он понял правильно. Одновременно Юнг определил, что народные знаки – это скоропись, упрощённые иероглифы. И это тоже было правильно. Что касается трёх четвертей слов, переведённых неверно, иначе и быть не могло. При переводе с одного языка на другой количество слов никогда не совпадает с оригиналом: переводчик может убрать слово, заменить на похожее или на сочетание слов. Удивительно не то, что полный перевод у Юнга не вышел, а то, что четверть слов он всё-таки угадал. Он не мог объяснить, почему одно слово состоит из одних знаков, а другое – из других. Он угадывал значения целых групп, не объясняя, по каким причинам именно эти знаки собираются в слова. К этому времени помимо Розеттского камня была обнаружена ещё одна египетская надпись с переводом на греческий. В ней было множество царских имён. Если бы Юнг занялся этой надписью всерьёз, он мог найти все египетские буквы, весь алфавит до конца. Мог, но не захотел. Он оставил занятия египетскими письменами. Почему, спрашивали уже его современники. Сам Юнг на этот вопрос не отвечал. Может, он чувствовал, что слишком заигрался с египетскими письменами и спешил вернуться к наукам о природе. А может, предвидел, что находка всех букв не приведёт к разгадке. Юнг полагал: египтяне подсмотрели буквенный принцип у греков и использовали буквы для иностранных имён. Что толку выяснить все буквы? Это не поможет читать подлинные египетские слова.

Площадь Письменности в современном городе Фижаке (Франция). Монументальное воспроизведение Розеттского камня в память о Жане Франсуа Шампольоне.

Если задача никак не решается, причины могут быть разными. Иногда решение лежит за пределами достижимого. Но подчас оно очень близко, только мы отгораживаемся от него воображаемой чертой. Мы рисуем её сами и сами себе запрещаем через неё переступать. Вот, например, такая задача. Отец сына профессора звонит сыну отца профессора. В задаче спрашивается, кто кому звонит? Только не подумайте, что профессор по рассеянности набрал собственный номер. Отец сына профессора и сын отца профессора — разные люди. Задачу можно решить за пять минут, а можно и за пятьдесят. Всё зависит от того, как быстро удастся понять, что профессор – женщина, следовательно, муж профессора звонит брату профессора. Никто ведь не говорил, что профессор – он, это мы сами так решили, и потратили некоторое время на выход из нами же очерченного круга.

Юнг утверждал, что иероглифы могут передавать не только целые слова, но и буквы. Обычно буквами писали греческие имена, но иногда их использовали для других слов. Это был прорыв – выход из круга, нарисованного Гораполлоном. Но Юнг утверждал и другое: египетский алфавит – подражание греческому. Египтяне стали использовать свои знаки как буквы не сами, а копируя греков. Это случилось под закат иероглифики, в те времена, когда греки поселились в Египте. А до того иероглифы означали идеи и слова, но никак не звуки. Образовался новый круг, за пределы которого Юнгу не суждено было выйти. Всё, что позволяла математика, он сделал. Дальше лежала грань, за которой царили какие-то другие законы.

Раскрыть их предстояло Жану Франсуа Шампольону. Он родился в 1790 г. в южно-французском городке Фижаке в семье владельца книжной лавки. 12 годами раньше в том же доме появился на свет старший брат Жана по имени Жак Жозеф. Это был один из самых удивительных старших братьев, которые когда-либо являлись на свет. Гениальность младшего брата заметить было не трудно. Гораздо сложнее оказалось не дать ей раствориться в суете житейских забот. Подростком в свободное время Жак Жозеф по собственной инициативе занимался с братом. Повзрослев, подбирал ему учителей и поощрял пристрастие к науке. Однажды он застал Жана Франсуа сидящим на полу в своей библиотеке. Вокруг лежали вырезки из книг греческих и римских писателей. Лучшие тома оказались испорчены. Как выяснилось, так удобнее было сопоставлять отрывки из сочинений о Египте. Брат похвалил Жана. Все 20 лет, что заняла у Шампольона-младшего дорога к открытию, брат предоставлял ему средства для жизни. «Археология – красивая невеста, но она приносит бедное приданное», – говорил Жан Франсуа. И всё же у Шампольона-младшего была возможность изучать Древний Египет, не отвлекаясь на дипломатию или физику, как его предшественники. Не отвлекаться помогал брат.