Текст книги "Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века"

Гонец выполнил приказ. Записка была подобрана и доставлена Сумайлю, который прочитал ее и поспешил поднять моральный дух солдат, передав им радостную новость. Операция была закончена почти сразу. Одного только слуха о подходе маадитов было достаточно, чтобы осаду сняли. Амир и Хобаб опасались оказаться в окружении. Кайситы и их союзники вошли в город, и Сумайль богато вознаградил их за службу.

Среди вспомогательных войск было тридцать человек из семейства Омайя, принадлежащих к армии Дамаска, – они жили в провинции Эльвира. Омейяды (согласно арабской традиции имя применялось не только к членам семьи, но и к зависимой от семьи челяди) всегда отличались своей привязанностью к делу маадитов. В битве при Секунде они сражались так храбро под командованием Юсуфа и Сумайля, что заслужили высокую оценку обоих лидеров. Но в данном случае тридцать всадников сопровождали кайситов на марше для освобождения Сумайля не потому, что считали последнего своим союзником, а чтобы переговорить с ним по вопросам большой важности. Чтобы понять природу их дела, следует вернуться к событиям, имевшим место пятью годами раньше.

Глава 13
Скитания Абд-ер-Рахмана

Когда в 750 году Мерван II, последний халиф из Омейядов, нашел свою смерть в Египте, где искал убежища, жестокие гонения начались против его многочисленного семейства, которое Аббасиды всеми силами старались уничтожить. Внук халифа Хишам лишился руки и ноги. Искалечив его таким образом, несчастного провезли на осле по городам и деревням Сирии в сопровождении глашатая, который показывал его, словно диковинного зверя, выкрикивая: «Смотрите на Абана, сына Муавии, самого известного рыцаря дома Омейядов». Так продолжалось до смерти жертвы. Принцесса Абда, дочь Хишама, была убита после отказа сообщить, куда она спрятала сокровища. Но гонения не удались именно из-за их бессмысленной жестокости. Многим Омейядам удалось спастись и укрыться среди бедуинов. Видя, что жертвы ускользают, и понимая, что кровавая работа так и не будет завершена, если не прибегнуть к хитрости, Аббасиды распространили официальное обращение от имени своего халифа Абу-л Аббаса, в котором признавали, что зашли слишком далеко, и обещали амнистию всем уцелевшим Омейядам. Больше семидесяти человек попались в эту ловушку и были забиты до смерти.

Два брата, Яхья и Абд-ер-Рахман, внуки халифа Хишама, сумели избежать страшной бойни. Когда появилось обращение, Яхья сказал брату: «Давай подождем; если все будет хорошо, мы в любой момент можем присоединиться к армии Аббасидов, когда она будет по соседству, но пока я не верю в обещанную амнистию. Пожалуй, я пошлю своего эмиссара в лагерь, чтобы он сообщил нам, как дела у наших людей».

После бойни посланец Яхьи привез ему роковые новости. Он очень торопился, преследуемый по пятам солдатами, получившими приказ казнить Яхью и Абд-ер-Рахмана. Яхья, парализованный ужасом, был схвачен и убит, не успев придумать способ спастись. Абд-ер-Рахману помогло то, что он в это время был на охоте. Верные слуги сообщили ему о судьбе брата. Воспользовавшись ночной темнотой, он вернулся домой и сказал сестрам, что укроется в деревне неподалеку от Евфрата, где у него был дом. Он попросил их присоединиться к нему как можно скорее вместе с его сыном и младшим братом.

Принц добрался до деревни без приключений, и вскоре к нему присоединилась семья. Он не собирался задерживаться в этом убежище надолго и хотел направиться в Африку, однако, считая, что врагам будет не так уж просто найти его в этой деревне, решил дождаться благоприятного момента.

Однажды, когда Абд-ер-Рахман, страдавший от болезни глаз, лежал в темной комнате, вбежал его сын Сулейман, который играл на пороге дома. Мальчику тогда было четыре года. Охваченный ужасом и громко плачущий ребенок бросился к отцу.

– Не тревожь меня, малыш, – сказал Абд-ер-Рахман. – Ты же знаешь, я болен. Но что так сильно испугало тебя?

Мальчик спрятал лицо на груди отца и зарыдал с новой силой.

– Что с тобой? – снова вопросил принц, встал с постели и распахнул дверь.

Вдали он увидел черные флаги. Ребенок их заметил первым и вспомнил, что, когда они приблизились к его прежнему дому в первый раз, был убит его дядя. Абд-ер-Рахману едва хватило времени, чтобы одеться, положить в кошель несколько золотых монет и попрощаться с сестрами.

– Я должен бежать, – сказал он. – Скажите моему вольноотпущеннику Бадру, чтобы следовал за мной. Он найдет меня там-то и там-то. Пусть привезет мне все, что понадобится, если Богу будет угодно спасти мне жизнь.

Пока всадники Аббасидов обыскивали дом, служивший убежищем для Омейядов, где они нашли только двух женщин и маленького ребенка, которым не причинили вреда, Абд-ер-Рахман и его младший брат, подросток тринадцати лет, прятались на некотором расстоянии от деревни. Им было нетрудно найти укрытие, поскольку окрестности заросли лесом. После прибытия Бадра два брата тронулись в путь и вскоре оказались на берегу Евфрата. Там Абд-ер-Рахман увидел знакомого, дал ему денег и попросил купить лошадей и продовольствие. Тот обещал сделать все, что от него зависит, и удалился вместе с Бадром. К сожалению, их разговор подслушал некий раб. Рассчитывая на большую награду, он сообщил Аббасидам, где прячутся беглецы. И последние неожиданно услышали громкий топот копыт. Братья попытались спрятаться в саду, но всадники их заметили и стали окружать его. Еще несколько минут – и оба брата были бы зарублены мечами. Оставалась единственная возможность – броситься в Евфрат и попытаться переплыть его. Река в этом месте была очень широкой, и подобная попытка была чревата огромными опасностями. Но отчаявшиеся беглецы не колебались. Они бросились в реку и поплыли к противоположному берегу.

– Вернитесь! – кричали им вслед. – Мы не причиним вам вреда!

Но Абд-ер-Рахман знал цену подобным обещаниям и лишь ускорил темп. Доплыв до середины реки, он обернулся и крикнул брату, чтобы тот не отставал. Но мальчик не был таким хорошим пловцом, как Абд-ер-Рахман, и очень боялся утонуть. Он поверил словам солдат и уже повернул обратно.

– Плыви за мной! – закричал Абд-ер-Рахман. – Не верь их лживым обещаниям!

Однако мальчик его не слышал. Солдаты поняли, что Абд-ер-Рахман имеет все шансы спастись, и один из них, самый смелый, приготовился раздеться и броситься в реку. Но, оценив ее ширину, он отказался от этого намерения. Так что Абд-ер-Рахмана никто не преследовал. Однако, добравшись до противоположного берега, ему пришлось смотреть, как отрубают голову его брату.

Прибыв в Палестину, он встретился со своим вольноотпущенником Бадром и Салимом, вольноотпущенником одной из сестер, который доставил ему деньги и драгоценности. Все трое направились в Африку, где власть Аббасидов еще не была признана и где нашли убежище многие Омейяды. Путешествие прошло без приключений, и, если бы таково было желание Абд-ер-Рахмана, он, безусловно, нашел бы в Африке тишину и покой. Но он не был человеком, желавшим довольствоваться серыми буднями и жизнью в безвестности. Ведь ему было всего двадцать лет, и его переполняли честолюбивые мечты. Высокий, энергичный, получивший хорошее образование и обладавший разносторонними талантами юноша инстинктивно чувствовал, что его ждет блестящее будущее. Дух авантюризма и предприимчивости подпитывали воспоминания детства, которые были живы, поскольку он был обречен на кочевую жизнь в бедности. Многие арабы верят, что судьба человека написана на его лице. Абд-ер-Рахман верил в это больше, чем кто-либо другой, потому что предсказание его двоюродного деда Масламы, считавшегося квалифицированным физиономистом, совпадало с его собственными самыми горячими желаниями. В возрасте десяти лет – его отец Муавия тогда уже был мертв – его вместе с братьями повели в Расафу. Там был великолепный особняк, где обычно жил халиф Хишам. Дети подошли к воротам, когда мимо проезжал Маслама. Придержав коня, он спросил, кто они. Маслама узнал, что перед ним дети Муавии, и его глаза наполнились слезами. «Бедные сиротки!» – воскликнул он и пожелал познакомиться с детьми поближе. Судя по всему, Абд-ер-Рахман понравился ему больше других, и Маслама даже усадил его вместе с собой на коня. В это время из дворца вышел Хишам.

– Кто этот ребенок? – спросил он брата.

– Это сын Муавии, – ответил Маслама, наклонился к брату и прошептал ему на ухо, но достаточно громко, чтобы слышал Абд-ер-Рахман. – Грядет большое событие, и этот ребенок станет человеком, который тебе пригодится.

– Ты в этом уверен? – спросил Хишам.

– Абсолютно, – ответствовал Маслама. – Я это узнал по знакам на его лице и шее.

Абд-ер-Рахман также помнил, что с того дня дед всегда проявлял к нему интерес, часто посылал подарки – только ему, не братьям, и каждый месяц приглашал его во дворец.

Абд-ер-Рахман точно не знал значения таинственных слов Масламы, но в те времена подобным предсказаниям верили. Власть Омейядов была грубо поколеблена, и, объятые тревогой, эти принцы – суеверные, как большинство жителей Востока, осаждали предсказателей, астрологов, физиономистов и всех тех, кто обещал приподнять покров, скрывающий будущее. Не желая лишить всяких надежд доверчивых покровителей, заваливших их дарами, равно как и лишить их надежд на благоприятное будущее, адепты оккультных наук заняли среднюю позицию. Они объявили, что трон Омейядов падет, однако предсказали, что отпрыск этого славного рода где-то восстановит его. Маслама, похоже, разделял это мнение.

Поэтому Абд-ер-Рахман верил, что судьба уготовила ему трон, но где, в какой стране – точно неизвестно. Восток был потерян: в этом регионе надеяться было не на что. Оставалась Африка. Или Испания. На этих территориях пытались обосноваться фихриты.

В Африке, точнее, в той части провинции, которая еще оставалась под контролем арабов (западные регионы к этому времени уже сбросили их иго), правил человек, которого мы уже встречали в Испании, где он пытался объявить себя эмиром, но не преуспел. Это Абд-ер-Рахман ибн Хабиб, фихрит, родственник Юсуфа, правителя Испании. Ибн-Хабиб, не признававший Аббасидов, надеялся передать Африку своим наследникам, как независимое государство, и с тревожным любопытством консультировался с предсказателями относительно будущего своей семьи. Незадолго до того, как юный Абд-ер-Рахман прибыл ко двору, еврей, посвященный в оккультные науки самим Масламой, предсказал, что потомок царского рода по имени Абд-ер-Рахман, с локонами на висках, станет основателем династии, которая будет править Африкой. Заметим, что в манускрипте сказано «Испанией», но это, совершенно очевидно, ошибка. Возможно, еврей назвал Африку, но события опровергли пророчество, и взамен была вписана Испания. Ибн-Хабиб ответил, что, поскольку он сам носит имя Абд-ер-Рахман и является хозяином Африки, ему остается только отрастить локоны на висках, чтобы все условия были выполнены. Но еврей не согласился. Он сказал, что Ибн-Хабиб – не тот человек, поскольку не имеет царского происхождения. Увидев Абд-ер-Рахмана, носившего соответствующую прическу, он послал за евреем и сказал ему:

– Значит, этому человеку судьба предназначила править Африкой? Он обладает всеми необходимыми качествами. Но только это не имеет значения. Он не лишит меня моей провинции, потому что очень скоро будет убит.

Еврей, испытывавший глубокую привязанность к Омейядам, своим бывшим хозяевам, содрогнулся при мысли, что его предсказание стало поводом для убийства молодого человека, но не утратил присутствия духа и с достоинством ответил:

– Признаю, господин, что этот молодой человек отвечает всем условиям. Но если ты веришь моим предсказаниям, возможно два варианта развития событий: или этот Абд-ер-Рахман – не тот человек, и тогда ты убьешь невинного и совершишь бесполезное преступление, или он действительно будущий правитель Африки, и тогда, что бы ни делал, ты не сможешь лишить его жизни, потому что судьбу изменить нельзя.

Признав разумность доводов еврея, Ибн-Хабиб на время отложил покушение на жизнь юного принца. Тем не менее, не доверяя не только Абд-ер-Рахману, но и всем Омейядам, которых тогда в провинции было немало и в которых он видел потенциально опасных соперников, он все больше тревожился. Среди принцев было два сына халифа Валида II. Достойные сыновья своего отца, жившего только ради удовольствий, который посылал своих любовниц, чтобы заняли его место на публичных молитвах, а практикуясь в стрельбе из лука, использовал в качестве мишени Коран, они вели разгульную безбедную жизнь. Однажды ночью, когда они в очередной раз кутили вместе, один из них воскликнул: «Какая глупость! Неужели Ибн-Хабиб действительно считает, что он останется эмиром этой земли, а мы, сыновья халифа, станем это терпеть?»

Ибн-Хабиб услышал эти слова и решил избавиться от этих опасных гостей. Оставалось только дождаться благоприятной возможности, чтобы их смерть списали на несчастный случай или чью-то месть. Поэтому он не изменил своего поведения по отношению к ним и, когда они в очередной раз явились, чтобы отдать ему дань уважения, встретил их с обычным дружелюбием. Однако он не скрыл от своих приближенных, что следит за сыновьями Валида и слышал, как они употребляли грубые и неуважительные слова. Один из его приближенных был тайным сторонником Омейядов и посоветовал принцам отказаться от гостеприимства эмира. Они последовали его совету. Но Ибн-Хабиб, которому сообщили об их поспешном отъезде, но не о его причине, побоялся, что они намерены поднять какое-то арабское или берберское племя на мятеж. Поэтому он послал им вслед всадников, которые задержали их и заставили братьев вернуться. После этого эмир, посчитавший их бегство и сказанные ими слова достаточным доказательством преступных намерений, велел обоих казнить. Затем Ибн-Хабиб пожелал избавиться и от остальных Омейядов, но они, вовремя предупрежденные друзь ями, укрылись у независимых берберов.

Скитаясь от племени к племени, из города в город, Абд-ер-Рахман пересек всю Северную Африку. Он то прятался в Барке, то искал убежища при дворе Рустамидов Тагорта, то пользовался защитой берберов Микнаса (Мекнеса). Так прошло пять лет, и нет никаких свидетельств того, что в этот период Абд-ер-Рахман намеревался попытать счастья в Испании. Этого честолюбивого юношу, не имевшего ни денег, ни друзей, манила Африка. Склонный к интригам, пытавшийся любой ценой приобрести сторонников, он, однако, был изгнан из Микнеса и направился в окрестности Сеуты, регион, населенный берберским племенем нафза, к которому принадлежала его мать. Только убедившись, что в Африке его не ждет ничего хорошего, Абд-ер-Рахман обратил свой взор на другую сторону пролива. Он обладал некоторыми сведениями об Испании, почерпнутыми от Салима, одного из двух вольноотпущенников, деливших с ним тяготы кочевой жизни. Салим побывал в Испании во времена Мусы или немного позже, и в обстоятельствах, когда не мог оказаться полезным своему хозяину, он вернулся в Сирию. Устав от бродячей жизни в компании авантюриста, он намеревался воспользоваться первым удобным поводом, чтобы его покинуть. Такую возможность дал ему Абд-ер-Рахман. Однажды Салим спал и не слышал, что хозяин его зовет. После этого Абд-ер-Рахман вылил на него чашу холодной воды. Разозлившись, Салим вскричал: «Раз ты относишься ко мне как к жалкому рабу, я покидаю тебя навсегда. Я тебе ничего не должен. Моя хозяйка – твоя сестра. К ней я вернусь!»

Другой вольноотпущенник, преданный Бадр, остался с хозяином. Именно его Абд-ер-Рахман послал в Испанию, чтобы посоветоваться со сторонниками Омейядов, которых было четыре или пять сотен, и составляли они часть армий Киннисрина и Дамаска. Жили они вокруг Хаэна и Эльвиры. Бадр вез письмо хозяина, в котором Абд-ер-Рахман сообщал, что в течение пяти лет был беженцем в Африке, вынужденный спасться от преследований Ибн-Хабиба, решившего уничтожить всех Омейядов. «Именно среди вас, сторонников моей семьи, я хотел бы жить, – писал принц. – Уверен, вы – мои преданные друзья. Но, увы, я не смею посетить Испанию, потому что эмир этой страны, как и эмир Африки, считают меня врагом, претендентом на трон. И, по правде говоря, разве я, внук халифа Хишама, не имею право на эмират? Поэтому ко мне в Африке относятся не как к свободному человеку, а к претенденту. Но я не тронусь с места, пока не получу ваше заверение, что в этой стране у меня есть шанс на успех, что вы будете мне помогать». В заключение он обещал людям самые высокие чины, если они его поддержат.

Добравшись до Испании, Бадр отправил это письмо Обайдаллаху и Ибн-Халиду, лидерам дивизии Дамаска. Прочитав его, оба вождя взяли день на обсуждение и также пригласили Юсуфа ибн Бохта, лидера Омейядов Киннисрина. В назначенный день они обсудили планы действий со своими соплеменниками. Предприятие казалось трудным, но тем не менее люди решили, что стоит попытаться. Придя к такому решению, Омейяды, по сути, выполняли свой долг. С точки зрения араба, зависимость от патрона является священной и нерушимой связью. Это своего рода искусственное родство. И все потомки вольноотпущенников были обязаны при любых обстоятельствах помогать потомку хозяина, который дал волю их предку. Но вместе с тем решение, которое они приняли, учитывало их собственные интересы. При арабских династиях правящая семья – включая и бывших рабов, и родственников суверена – занимала практически все высокие посты в государстве. Поддерживая дело Абд-ер-Рахмана, бывшие рабы способствовали и собственному продвижению вверх. Правда, они столкнулись с трудностями при решении, какие средства можно применить, и решили посоветоваться с Сумайлем, тогда осажденным в Сарагосе, прежде чем делать какие-то шаги. Стало известно, что он был недоволен Юсуфом, не пришедшим ему на помощь, и симпатизировал Омейядам, прежним благодетелям его семьи. В любом случае люди считали, что ему можно безусловно доверять, поскольку он слишком благороден, чтобы предать доверие и выдать сообщенную ему тайну. Именно для беседы с ним тридцать Омейядов и Бадр присоединились к кайситам, шедшим освобождать Сумайля.

Нам уже известно, что экспедиции кайситов сопутствовал полный успех, и теперь мы возобновим повествование, прервавшееся в том месте, когда вольноотпущенники Омейядов просили Сумайля принять их для личной беседы.

Тот выполнил их просьбу, и они прежде всего попросили его сохранить в тайне все важные вещи, о которых собираются ему рассказать.

Сумайль согласился. После этого Обайдаллах сообщил ему о прибытии Бадра и зачитал письмо Абд-ер-Рахмана, после чего смиренно добавил от себя:

– Дай нам совет: мы ему последуем. Мы сделаем то, что ты одобришь, и не станем делать того, что тебе не понравится.

Сумайль задумчиво произнес:

– Вопрос серьезный. Не ждите от меня немедленного ответа. Я обдумаю все, что вы мне сказали, и позже ознакомлю вас со своим мнением.

Позвали Бадра. Сумайль ничего не обещал ему, но преподнес подарки, такие же, как его «группе поддержки». После этого Сумайль выехал в Кордову. Там он нашел Юсуфа, собирающего войска, чтобы наказать мятежников Сарагосы.

В мае 755 года Юсуф накануне отъезда послал за двумя вождями вольноотпущенников Омейядов, которых считал сторонниками, потому что их покровители были низложены, и предложил им призвать остальных Омейядов под его знамена.

– Об этом и речи быть не может, господин, – ответил Обайдаллах. – эти несчастные, из-за долгих лет нужды, теперь не могут воевать. Все те, в ком еще остались силы, ушли на помощь Сумайлю, и теперь они измучены долгим зимним походом.

– Отнеси им тысячу золотых монет, – ответил Юсуф. – Пусть они купят зерно, и вскоре к ним вернутся силы.

– Тысяча золотых монет для пяти сотен человек? Это очень маленькая сумма, тем более в такие тяжелые времена, как теперь.

– Как хотите. Больше я вам не предложу.

– Оставь свои деньги себе. Мы не станем тебя сопровождать.

Однако, когда Обайдаллах и его спутники ушли от эмира, они передумали.

– В конце концов, наверное, лучше взять деньги. Тем более что они сейчас были бы нам очень полезны, – решили они. – Наши соплеменники, конечно, не присоединятся к армии Юсуфа. Мы останемся дома и будем готовы ко всяким неожиданностям. А повод, объясняющий их отсутствие, всегда можно придумать. Давайте возьмем деньги у Юсуфа. Часть можно раздать товарищам, которые смогут купить зерно, а остальные мы используем, как посчитаем нужным.

Они вернулись к эмиру и сообщили, что принимают его предложение. Как только деньги оказались в их руках, они отправились к своим соплеменникам в Эльвире, дали каждому по десять серебряных монет от имени Юсуфа, сообщив, что эта небольшая сумма предназначена для приобретения еды. Но они умолчали о том, что Юсуф дал им намного больше денег, что он хотел видеть их в своей армии, и тысяча золотых монет – плата за это. Заметим, что одна золотая монета соответствовала примерно двадцати серебряным. Из нехитрых подсчетов следует, что два вождя сохранили около двух третей полученных от Юсуфа средств.

Тем временем Юсуф выступил из Кордовы с войсками и, направляясь в Толедо, разбил лагерь в районе Хаэна, к северу от Менгибара, где следует пересечь Гвадалквивир, чтобы попасть к перевалам гор Сьерра-Морена, и где существующий паром, вследствие событий, предшествовавших сражению при Байлене в 1808 году, приобрел европейскую известность. Там Юсуф стал дожидаться войска, которые двигались к нему из разных мест. Он как раз распределял плату, когда два Омейяда, понимавшие, что Юсуф рвется разделаться с бунтовщиками Сарагосы, без проволочки явились к нему.

– Почему наши люди еще не прибыли? – спросил Юсуф.

– Не тревожься, эмир, и да снизойдет на тебя Божье благословение, – ответствовал Обайдаллах. – Твои вольноотпущенники совсем не похожи на некоторых личностей, хорошо известных нам обоим. Они даже за все блага мира не позволят, чтобы ты встретился с врагом без них. Таковы были их слова. Но вместе с тем они просили тебя дать им короткую отсрочку. Ты же знаешь, весенний урожай ожидается богатым, и они хотят его собрать, прежде чем присоединиться к тебе в Толедо.

Не имея оснований подозревать обман со стороны Обайдаллаха, Юсуф поверил его словам и велел Обайдаллаху передать своим соплеменникам, чтобы они выступали, как только будет возможно. Вскоре после этого Юсуф возобновил марш. Обайдаллах и его спутник некоторое время сопровождали его, после чего распрощались и обещали вскоре присоединиться к нему с остальными вольноотпущенниками.

По пути они встретили Сумайля и его стражу. Проведя, как обычно, бурную ночь, кайситский вождь спал, когда Юсуф выступил в поход, и последовал за ним намного позже. Заметив двух вольноотпущенников, приближающихся к нему, он спросил:

– Вы возвращаетесь, чтобы сообщить мне какие-то сведения?

– Нет, господин, – ответили они. – Юсуф позволил нам покинуть его, чтобы присоединиться к нему в Толедо вместе с другими вольноотпущенниками, но, если желаете, мы вас немного проводим.

– Я ничего не имею против вашей компании, – сказал Сумайль.

Они некоторое время поговорили на отвлеченные темы, после чего Обайдаллах попросил его о беседе наедине. По знаку Сумайля его охрана отстала, и Обайдаллах продолжил:

– Речь идет о сыне Муавии, о котором мы уже говорили. Его гонец еще не уехал.

– Я ничего не забыл, – проговорил Сумайль. – Совсем наоборот. Я долго думал об этом деле и, как и обещал, не рассказал о нем никому, даже близким друзьям. И вот мой ответ: я считаю, что лицо, о котором идет речь, заслуживает трона и моей поддержки. Напишите ему об этом, и, если Богу будет угодно, мы поможем ему. Что же касается старой лысой башки, – так Сумайль теперь именовал Юсуфа, – он не может помешать мне поступить так, как я хочу. Я скажу ему, что он должен отдать свою дочь, Умм Мусу, вдову Катана (сына того Абд аль-Малика (фихрита), который был правителем Испании), в жены Абд-ер-Рахману и после этого отказаться от эмирата Испании. Если он так и поступит, мы отблагодарим его, если нет, то отсечем его башку своими мечами – большего он не заслуживает.

Обрадованные таким благоприятным ответом, два лидера в знак благодарности поцеловали руку Сумайля, заверили в своей признательности за поддержку, обещанную их патрону, и вернулись к Бадру.

Ясно, что Сумайль, который еще не избавился от похмелья, утром был крайне недоволен Юсуфом. И то, что он сказал Обайдаллаху, не было плодом длительных раздумий. Эти слова были произнесены под влиянием момента. На самом деле, предаваясь обычной праздности, Сумайль не просто не думал об Абд-ер-Рахмане – он забыл о нем. Лишь после того как обнадежил Обайдаллаха и его спутника, Сумайль стал взвешивать все за и против, и наконец одно соображение перевесило все остальные. «Что станет со свободой арабских племен, – спросил он себя, – если принц из Омейядов станет править Испанией? Если будет установлена монархия, какая власть останется у нас, племенных вождей? Нет, как бы я ни был недоволен Юсуфом, лучше уж пусть все останется, как есть». Придя к такому заключению, он позвал раба и велел ему скакать во весь опор и попросить двух омейядских вольноотпущенников подождать его.

Последние уже успели проехать лигу, обсуждая обещания Сумайля и пытаясь убедить себя, что успех Абд-ер-Рахмана теперь гарантирован, когда Обайдаллах услышал, как кто-то зовет его по имени. Он остановился и увидел догоняющего его всадника. Это был раб, посланный Сумайлем. Тот сказал:

– Дождитесь моего хозяина. Он хочет кое-что вам сказать. Удивленные таким поворотом, – скорее можно было ожидать, что Сумайль прикажет им вернуться, – они испугались, что их арестуют и отдадут Юсуфу. Но через некоторое время они заметили Сумайля, скачущего к ним галопом на своем белом коне. Увидев, что он без стражи, вольноотпущенники облегченно вздохнули. Подъехав, Сумайль сказал:

– После того, как вы привезли мне письмо от сына Муавии и познакомили с его гонцом, я много думал. – Говоря это, Сумайль лукавил, но он никак не мог признать, что позабыл о столь важном деле; к тому же он был арабом, и ложь его не смущала. – Как уже сказал, в целом я одобряю ваш план. Но после того как вы покинули меня, мне пришло в голову, что ваш Абд-ер-Рахман принадлежит к такой могущественной семье, что… – Здесь Сумайль употребил нелитературное выражение. – Во всем остальном он неплохой человек и позволяет нам себя направлять – за редкими исключениями – довольно послушно. Ко всему прочему, мы в долгу перед ним, и было бы неправильно вселять в него тщетные надежды. Поэтому будьте осторожны. И если, вернувшись домой, вы продолжите строить свои планы, вероятнее всего, наша следующая встреча уже не будет дружеской. Запомните мои слова: первый меч, который покинет ножны, чтобы обратиться против вашего претендента, будет моим. А теперь идите с миром, и да пошлет Аллах вам и вашему патрону мудрость.

Разочарованные этими словами, которые разом уничтожили все их надежды, и опасаясь вызвать гнев столь могущественного человека, вольноотпущенники униженно проговорили:

– Да благословит вас Бог, господин. Наше мнение не может отличаться от вашего.

– Это хорошо. – Сумайль сразу смягчился. Ему понравилось уважительное отношение. – Но позвольте мне дать вам дружеский совет: не пытайтесь производить серьезные политические перемены в этой стране. Все, что вы можете сделать, – это обеспечить для своего патрона в Испании какую-нибудь почетную должность. Если он пообещает не претендовать на эмират, могу вас заверить, что Юсуф тепло его примет и отдаст ему в жены дочь – не без хорошего приданого. А теперь прощайте, и пусть ваше путешествие будет приятным. – С этими словами он развернул коня, пришпорил его и поскакал обратно.

Теперь на Сумайля не было надежды – как и на маадитов в целом, которые обычно следовали его советам. Оставалось только обратиться к противной стороне – йеменитам – и натравить их на маадитов. Поскольку посланцы, сторонники Абд-ер-Рахмана, были исполнены решимости добиться успеха любой ценой, они выбрали этот курс и по пути домой обращались ко всем вождям йеменитов, на которых, по их мнению, можно было положиться, предлагая взять в руки оружие и поддержать принца Омейядов. Успех превзошел все ожидания. Йемениты, изводившие себя мрачной злобой из-за поражения при Секунде, зная, что они обречены терпеть гнет маадитов, были готовы подняться по первому знаку и стать под знамена любого претендента, кем бы он ни был, лишь бы получить возможность одолеть своих заклятых врагов.

Получив заверения йеменитов и зная, что Юсуф и Сумайль заняты на севере, вольноотпущенники Омейядов посчитали момент благоприятным для выступления их патрона. Соответственно, они приобрели корабль и доверили Таммаму, у которого было одиннадцать спутников, пять сотен золотых монет. Часть этой суммы он должен был передать принцу, а остальное потратить на удовлетворение жадности берберов, судя по характеру которых представлялось в высшей степени маловероятным, что они позволят своему гостю уйти без выкупа. Деньги были из тех, который Юсуф дал вольноотпущенникам, чтобы они присоединились к его армии в кампании против мятежников Сарагосы. Расставаясь с этими деньгами, Юсуф не мог предположить, что они будут использованы для доставки в Испанию принца, который станет его соперником в борьбе за эмират.