Текст книги "Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века"

Глава 14
Абд-ер-Рахман в Испании

В течение нескольких месяцев Абд-ер-Рахман, перебравшийся из племени нафза в племя магила, вел унылое существование, с беспокойством ожидая возвращения Бадра, от которого не получал никаких вестей. На чаше весов оказалась его судьба. Если его дерзкий план не удастся, все надежды на славу и процветание рухнут. Ему придется и дальше вести жизнь несчастного скитальца или спрятаться в каком-нибудь далеком уголке Африки. Но если фортуна ему улыбнется, Испания станет для него не только безопасной гаванью, но также даст ему богатство, власть и множество сопутствующих удовольствий.

Переходя от надежды к отчаянию и снова возвращаясь к надежде, Абд-ер-Рахман, никогда не бывший религиозным человеком, скрупулезно соблюдал все религиозные обряды и однажды во время вечерней молитвы увидел приближающийся к берегу корабль. Один из людей, стоявших на палубе, прыгнул в воду и поплыл к берегу. Принц сразу узнал пловца. Это был Бадр, которому настолько не терпелось снова увидеть хозяина после долгой разлуки, что он не смог больше ждать.

– Хорошие новости! – крикнул он, выбравшись на берег, вкратце рассказал о своих приключениях и перечислил вождей, на которых Абд-ер-Рахман мог положиться, а также тех, кто приплыл на корабле, чтобы сопроводить его в Испанию. – В деньгах не будет нужды, – добавил он. – Мы привезли пять сотен золотых монет.

Обрадованный Абд-ер-Рахман тепло приветствовал своих новых сторонников. Первым ему представился Абу Галиб Таммам. Услышав его имя, Абд-ер-Рахман решил, что это добрый знак. Ни одно другое имя не могло вселить больше радужных надежд в человека, который, как Абд-ер-Рахман, твердо верил в предзнаменования. Ведь Таммам означает «достигающий», а Галиб – «победоносный».

– Мы достигнем своей цели! – воскликнул принц. – Мы победим.

После окончания процедуры знакомства было решено сразу начинать погрузку на корабль. Принц как раз собирал вещи, когда появилась толпа берберов, угрожавшая задержать его, если им не заплатят. Эту трудность предусмотрели заранее, и Таммам вручил деньги каждому, согласно его положению в племени. Когда уже поднимали якорь, бербер, которого обделили при раздаче денег, прыгнул в воду и, схватившись за один из канатов, потребовал свою долю. Разозленный такой дерзостью, один из вольноотпущенников выхватил меч и отрубил берберу руку, которой он держался за канат. Тот упал в море и утонул. Оказавшись на некотором удалении от африканского берега, люди украсили корабль флагами в честь принца, и довольно скоро он вошел в порт Альмуньекар. Было это в сентябре 755 года. Трудно себе представить восторг, охвативший принца, когда он впервые ступил на землю Испании. В Альмуньекаре его с нетерпением ждали Обайдаллах и Ибн-Халид. Проведя несколько дней в загородном доме Ибн-Халида, расположенном недалеко от Лохи, между Арчидоной и Эльвирой, принц перебрался в замок Обайдаллаха в Торроксе, расположенный немного восточнее, между Иснахаром и Лохой. Местонахождение обоих домов точно указано Ибн-Хайяном.

Тем временем Юсуф, уже добравшийся до Толедо, обеспокоился из-за столь продолжительного отсутствия вольноотпущенников Омейядов. Он со дня на день откладывал выступление, ожидая, что они вот-вот появятся. Сумайл, имевший обоснованные подозрения относительно причин их отсутствия, оставался верным своему обещанию и сохранил в тайне их планы. Однако ему надоела длительная задержка в Толедо. Ему хотелось поскорее покончить с мятежниками Сарагосы. Как-то раз, когда Юсуф стал в очередной раз жаловаться на задержку ожидаемого подкрепления, Сумайль раздраженно сказал:

– Ниже твоего достоинства ждать такой сброд. Боюсь, шанс обнаружить противника численностью меньшей, чем наша, ускользнет, если мы и пробудем здесь дольше.

Для нерешительного Юсуфа такие слова, исходящие от Сумайля, были равнозначны приказу. И армия выступила в поход. Но, столкнувшись с противником, они выяснили, что в сражении нет никакой необходимости. Мятежники, увидев, что подошедшая армия многократно превосходит их по численности, запросили условия перемирия. Юсуф предложил им амнистию, при условии что он сдадут трех курашитских лидеров – Амира, его сына Вахба и Хобаба. Мятежники – по большей части йемениты – приняли эти условия без угрызений совести, считая, что Юсуф проявит милосердие к людям – почти его соплеменникам. Поэтому они сдали своих главарей, и Юсуф собрал совет, чтобы решить судьбу пленных, которых пока заковали в цепи.

Сумайль, испытывавший к этим курашитам личную неприязнь, которая могла утихнуть только со смертью несчастных, голосовал за обезглавливание. Другие кайситы его мнения не разделяли. Они считали, что не имеют право обрекать на смерть людей, которые, как и они сами, являются маадитами. Также они опасались навлечь на себя месть могущественного племени курайш и его союзников. Два вождя из семейства Каб ибн Амир – Ибн-Шихаб и Хусейн – поддержали это мнение активнее, чем прочие кайситы. Затаив в сердце ярость и решимость быстро отомстить тем, кто осмелился ему перечить, Сумайль уступил. И Юсуф даровал пленным жизнь, но оставил их в тюрьме.

Сумайль довольно скоро нашел возможность избавиться от двух вождей, одержавших верх над ним, которые незадолго до этого отказались идти ему на помощь, когда он был осажден в Сарагосе. Баски Памплоны, следуя примеру испанцев Галисии, сбросили арабское иго. Сумайль предложил Юсуфу послать отряд против них, поручив командование Ибн-Шихабу и Хусейну. Он сделал такое предложение, чтобы устранить, хотя бы на время, мешающих ему противников. А еще он втайне надеялся, что они никогда не вернутся из экспедиции по труднопроходимой гористой местности.

Юсуф поступил так, как велел ему Сумайль, и, назначив своего сына Абд-ер-Рахмана правителем пограничной территории, отправился в Кордову. Когда он сделал остановку на берегу Джарамы (Ибн аль-Аббар именует эту реку Wadi-ar-ra-mal – песчаная река, то есть Гвадаррама), прибыл гонец с плохими вестями. Он сообщил, что войска, посланные против басков, разбиты, Ибн-Шихаб убит, а Хусейн вернулся в Сарагосу с небольшой горсткой людей. Ибн-Сумайль был очень доволен. На следующий день он сказал Юсуфу:

– Нам повезло. Аллах избавил нас от Ибн-Шихаба. Давай теперь покончим с курашитами. Пусть их доставят сюда и обезглавят.

Снова и снова повторяя свое мнение, что эта казнь абсолютно необходима, Сумайль, наконец, сумел убедить эмира, и тот дал согласие.

Головы трех курашитов упали с плеч. Как обычно, в десять часов утра был подан завтрак. Юсуф и Сумайль сели за стол. Эмир был мрачен и удручен: его угнетало тройное убийство, которое он только что совершил. Он также упрекал себя за то, что послал Ибн-Шихаба и его храбрых воинов на верную смерть. Юсуф чувствовал, что кровь его жертв взывает об отмщении, и его одолевали дурные мысли. Охваченный тревогой, он едва прикоснулся к пище. Сумайль, напротив, был оживлен и отдал должное всем поданным блюдам, одновременно стараясь успокоить слабого эмира, которого превратил в инструмент осуществления своей личной мести, сделал соучастником отвратительного преступления.

– Отбрось свои мрачные мысли, – сказал он. – Что ты сделал не так? Если Ибн-Шихаба убили, в этом нет твоей вины. Он пал в бою. Во время войны такая судьба может постичь любого воина. Если три курашита были казнены, то получили по заслугам. Они были опасными мятежниками, и твоя суровость станет предупреждением для всех, кто вздумает пойти по их стопам. Испания – территория твоего дома. Ты основал здесь династию, которая будет существовать до прихода антихриста. Кто посмеет оспорить твою власть?

Но тщетными были попытки Сумайля развеять подобными аргументами меланхолию своего друга, и, когда трапеза завершилась, он удалился, чтобы провести сиесту.

Оставшись в одиночестве, Юсуф бросился на кушетку – не потому, что испытывал необходимость в отдыхе, а по привычке. Кроме того, сон мог избавить его от дурных мыслей. Неожиданно он услышал крики:

– Курьер! Курьер из Кордовы!

Юсуф вскочил.

– Что они говорят? – спросил он у стражников, стоявших у входа в его шатер. Ему сообщили, что прибыл раб верхом на муле его супруги. – Приведите его немедленно! – закричал Юсуф, не в силах понять, почему его жена отправила гонца в такой явной спешке, но догадываясь, что дело серьезное.

Курьер передал ему письмо, в котором было сказано: «Внук халифа Хишама прибыл в Испанию. Он поселился в Торроксе в доме печально известного Обайдаллаха ибн Османа. Люди Омейядов присягнули ему в верности. Твой человек в Эльвире, который выступил против него с тем войском, которое имел в своем распоряжении, потерпел поражение. Его бойцы были побиты дубинками, но никого не ранили. Поспеши принять меры».

Прочитав письмо, Юсуф сразу же послал за Сумайлем. Последний, уходя от эмира в свой шатер после утренней трапезы, видел суматоху, связанную с прибытием курьера, но она его не заинтересовала. Только получив вызов от эмира в неурочный час, он заподозрил, что случилось нечто серьезное.

– Что случилось, эмир? – спросил он, войдя в шатер Юсуфа. – По какой причине ты прервал мою сиесту? Надеюсь, ничего тревожного?

– Даже не надейся! – воскликнул Юсуф. – Видит Аллах, случилось нечто очень серьезное. Боюсь, это Бог наказывает нас за казнь тех людей.

– Ты говоришь глупости. – Сумайль поморщился. – Помяни мое слово: те люди были слишком порочны, чтобы Бог обратил на них внимание. Но что все же произошло?

– Я только что получил письмо от Умм Османа (Усмана). Халид прочитает его тебе.

Халид, секретарь эмира, прочитал письмо. Менее удивленный, чем Юсуф, поскольку он был предупрежден о возможности такого развития событий, Сумайль тем не менее нахмурился.

– Дело на самом деле серьезное, – сказал он, – и, по моему мнению, мы должны выступить против претендента немедленно, с теми войсками, которые сейчас у нас есть. Мы дадим ему бой и, возможно, сможем убить его. В любом случае сейчас силы его невелики, и мы сумеем их разогнать. Потерпев поражение, возможно, он утратит мужество и покинет полуостров.

– Согласен, – поспешил согласиться Юсуф. – Выступаем без задержки.

Вскоре по армии распространился слух, что внук Хишама высадился в Испании и армия вскоре выступит против него. Новость вызвала смятение в рядах солдат. Многие негодовали из-за подлого заговора, устроенного высшими чинами против Ибн-Шихаба, который стоил их соплеменникам жизни. Солдаты также были возмущены казнью курашитов, которую осуществили вопреки мнению кайситских вождей. И теперь войска не желали отправляться в экспедицию, за которую им не заплатили. «Они хотят, чтобы мы считали две разные кампании одной, – роптали солдаты, – и мы отказываемся». Ближе к ночи началось повальное дезертирство. Соплеменники связывались друг с другом, объединялись в группы и покидали лагерь, направляясь домой. Осталось не больше десятка йеменитов, среди которых были знаменосцы, не имевшие возможности покинуть свои посты, не запятнав чести. Но они не винили дезертиров и не препятствовали им. Несколько кайситов, особенно преданных Сумайлю, и контингент из других маадитских племен еще оставался на месте, но этим людям нельзя было доверять. Устав от долгих маршей, они тоже хотели вернуться домой и требовали, чтобы Юсуф и Сумайль отвели их в Кордову. Люди считали, что начинать зимнюю кампанию в Сьерра-де-Реджио такими силами – значит выбрать из двух возможных зол большее. Они подчеркивали, что мятеж, разумеется, будет ограничен прибрежными регионами и любые атаки на Абд-ер-Рахмана можно и нужно отложить до начала следующего сухого сезона. Но если Сумайль что-то решил, переубедить его не представлялось возможным. Хотя в словах солдат было немало правды, он упорно стоял на своем. Итак, небольшой отряд выступил в направлении Сьерра-де-Реджио, но очень скоро Юсуф, не в последнюю очередь под влиянием недовольства войск, убедился в невыполнимости плана Сумайля. Уже началась зима. Дожди и наводнения сделали дороги непроходимыми. И несмотря на возражения Сумайля, Юсуф приказал своим людям возвращаться в Кордову. Ему помог убедиться в правильности этого решения слух о том, что Абд-ер-Рахман высадился в Испании не для того, чтобы отобрать у него эмират, а в поисках убежища и приличного положения. Более того, Юсуфу намекнули, что, если он предложит принцу в жены свою дочь и приличную сумму денег, тот ни на что большее не станет претендовать.

Соответственно, Юсуф, добравшись до Кордовы, решил начать переговоры и направил трех своих друзей в Торрокс – Обайду (Убайду), вождя кайситов, чье влияние уступало только влиянию Сумайля, Халида, секретаря Юсуфа, и Ису, вольноотпущенника Омейядов и казначея армии. Послам дали поручение подарить принцу богатые одежды, двух коней, двух мулов, двух рабов и тысячу золотых монет. Послы тронулись в путь с этими дарами, но на границе провинции Реджио Иса, хотя и вольноотпущенник Омейядов, но человек искренне привязанный к Юсуфу, сказал своим спутникам:

– Я крайне удивлен, что такие люди, как Юсуф, Сумайль и вы, могут действовать столь безрассудно. Неужели вы настолько простодушны и считаете, что, если Абд-ер-Рахман отвергнет предложения Юсуфа, он позволит нам увезти эти дары обратно в Кордову?

Предостережение Исы показалось спутникам обоснованным, и они оставили его на границе вместе с дарами, пока Абд-ер-Рахман не примет предложенные ему условия.

Прибыв в Торрокс, два посла обнаружили деревню и замок, полные солдат. Люди Омейядов, так же как йемениты Дамаска, Иордана и Киннисрина, стекались туда толпами. Получив аудиенцию – их принял принц, окруженный узким кругом придворных, среди которых почетное место занимал Обайдаллах, – они разъяснили цель своего прибытия. Они сказали, что Юсуф, исполненный благодарности за доброту, которую его славный прадед Окба ибн Нафи неизменно видел со стороны Омейядов, хотел бы иметь хорошие отношения с Абд-ер-Рахманом, при условии что принц не станет претендовать на эмират, а только на владения, ранее принадлежавшие халифу Хишаму в Испании. Они также сообщили, что эмир предлагает ему руку своей дочери и большое приданое, а также что эмир послал ему богатые дары, которые вскоре доставят, и, если Абд-ер-Рахман пожелает посетить Кордову, его ждет теплый прием.

Эти предложения показались вольноотпущенникам вполне приемлемыми. Их первый энтузиазм слегка ослаб – они поняли, что йемениты, хотя и готовы атаковать их соперников, обескураживающе равнодушны к делу претендента и, учитывая все соображения, предпочли не ссориться с Юсуфом. И послам был дан следующий ответ: «Ваши предложения представляются нам привлекательными. Юсуф может быть уверен, что наш патрон прибыл в Испанию не для того, чтобы оспаривать у него эмират, а чтобы потребовать земли, принадлежащие ему по праву наследования».

Сам принц, безусловно, видел дело совсем в другом свете. Его честолюбие не могло удовлетвориться положением богатого землевладельца, которое ему предлагали. Но он пока еще не чувствовал твердой почвы под ногами и был целиком зависим от сторонников. Поэтому он держался скромно, даже униженно, и не стал оспаривать это решение – только робко молчал. Не слишком внимательный наблюдатель мог бы решить, что претендент просто глуп или же находится под полным влиянием Обайдаллаха.

– Я передаю письмо эмира, и вы увидите, что оно подтверждает все нами сказанное.

Принц взял письмо и, передав его Обайдаллаху, предложил зачитать вслух. Это письмо, составленное Халидом – секретарем Юсуфа, было написано элегантным слогом и украшено цветистыми эпитетами, свойственными арабской речи. Когда Обайдаллах дочитал его до конца, принц со своей обычной проницательностью возложил всю ответственность на плечи друга.

– Будь добр, ответь на это письмо, – сказал он. – Тебе известны мои взгляды на этот счет.

Не могло быть никаких сомнений касательно смысла ответа: Обайдаллах от имени своего патрона принял предложения Юсуфа без всяких условий, и принц уже смирился с грустной необходимостью пожертвовать своими честолюбивыми планами, когда неуместная шутка Халида положила конец переговорам и возродила надежды Абд-ер-Рахмана.

Халид не был арабом. Он принадлежал к одному из покоренных народов и был испанцем. Его родители были христианскими рабами, но, как и многие его соотечественники, его отец отрекся от христианства. Он стал мусульманином, принял имя Зияд, и, в награду за обращение, его хозяин Юсуф освободил раба. Явившись во дворец своего покровителя, юный Халид, которого природа наделила выдающимся умом и способностями к интеллектуальному труду, всю свою немалую энергию использовал для учебы и в конце концов достиг столь глубоких знаний арабской литературы и так виртуозно владел письмом, что Юсуф назначил его своим секретарем. Это была большая честь для юноши, но эмиры издавна гордились, если имели в секретарях образованных людей, хорошо знавших арабскую и древнюю литературу. Благодаря такому положению Халид вскоре приобрел большое влияние на слабого Юсуфа, который постоянно испытывал неуверенность в себе и ему требовалась руководство более сильного человека. Поэтому в отсутствие Сумайля именно Халид диктовал эмиру решения. Арабы завидовали ему за способности и влияние и дружно презирали за низкое происхождение. Халид отвечал этим грубым воинам презрением на презрение. Заметив робость, с которой престарелый Обайдаллах, для которого меч был привычнее, чем перо, начал отвечать на его элегантное письмо, он вознегодовал. Халиду было свойственно непомерное тщеславие образованного человека. По его мнению, принц не должен был поручать ответ на его великолепное письмо столь необразованному и невежественному человеку, незнакомому с лингвистическими изысками. На его губах появилась насмешливая улыбка, и он высокомерно заявил:

– Твои подмышки сильно вспотеют, Абу Осман, от стараний ответить на такое письмо.

Услышав столь возмутительную грубость от презренного испанского выскочки, Обайдаллах, по природе вспыльчивый, впал в ярость.

– Лжец! – выкрикнул он. – Мои подмышки не вспотеют, потому что на твое письмо никогда не будет ответа. – Произнеся эти слова, он швырнул в лицо Халиду письмо и нанес ему сильный удар в голову. – Схватите этого человека, – приказал он стражникам, – и закуйте его в цепи.

Солдаты подчинились, и Обайдаллах добавил, обращаясь к принцу:

– Это наш первый шаг к победе. Этот человек – источник мудрости Юсуфа. Без него эмир бессилен.

Другой эмиссар, Обайд, вождь касситов, дождавшись, когда ярость Обайдаллаха уменьшится, сказал:

– Молю тебя, вспомни, Абу Осман, что Халид – посол и в качестве такового неприкосновенен.

– Все совсем не так, господин, – спокойно ответствовал Обайдаллах. – Посол – это ты. Иди с миром. Что касается этого человека, он агрессор и заслужил наказание. Он – ренегат, сын низкорожденной шлюхи.

Отметим, что арабское слово ildje означает и «ренегат», и «христианин».

Таким образом, из-за тщеславия Халида и вспыльчивости Обайдаллаха переговоры были сорваны. Но Абд-ер-Рахман, посчитав, что судьба благоприятствует его тайным планам, ни о чем не сожалел.

Когда Обайд, которого Обайдаллах уважал, как главу благородного и могущественного арабского рода, отбыл, а Халид был брошен в темницу, вольноотпущенники вспомнили слова о подарках, находившихся в пути, и захотели их получить. Ведь Юсуфу только что была практически объявлена война, а значит, все подарки являются их законной добычей. Тридцать всадников поскакали в указанное место, но Иса был вовремя предупрежден и успел отбыть, естественно забрав с собой все подарки, предназначенные для принца Абд-ер-Рахмана. И всадники вернулись ни с чем. За это Абд-ер-Рахман так и не простил Ису, хотя тот всячески старался убедить принца, что, являясь слугой Юсуфа, он должен был защищать интересы хозяина.

Обайд, вернувшись в Кордову, доложил о происшедшем Юсуфу и Сумайлю, и раздраженный военачальник воскликнул:

– Я же говорил, что переговоры сорвутся! Я предупреждал тебя, эмир, что на претендента нужно напасть еще зимой!

Этот план, хотя и возможный, но неосуществимый, стал навязчивой идеей Сумайля.

Глава 15
Абд-ер-Рахман I

Последующая зима была необычайно суровой для Андалусии, и до начала вооруженного противостояния обе стороны решили дождаться ее окончания. Абд-ер-Рахман – или скорее Обайдаллах, который все еще был у руля, – воспользовался периодом вынужденного бездействия, чтобы призвать вождей арабов и берберов выступить против Юсуфа. Йемениты ответили единодушно, обещав по первому зову принца взять в руки оружие и выступить в его поддержку. Берберы разделились. Одни поддержали Юсуфа, другие – претендента. Из вождей кайситов только шестеро обещали поддержать Абд-ер-Рахмана. Трое из них испытывали личную неприязнь к Сумайлю – Джабир, сын Ибн-Шихаба, которого Сумайль послал на смерть к баскам, Хусейн, спутник Ибн-Шихаба, едва не разделивший его участь, и Абу Бакр ибн Хилал, абдит, враждовавший с Сумайлем, потому что последний когда-то ударил его отца. Трое других были из племени бени такиф, которые еще с дней знаменитого такифита Хаджаджа были слепо преданы Омейядам.

Антагонисты, подкрепленные берберами, на самом деле собирались повторить, но в более крупном масштабе, сражение, имевшее место при Секунде десятью годами ранее. Противоборствующие стороны не так плохо соответствовали друг другу, как это могло показаться на первый взгляд. Омейяды имели численное преимущество, но претендент не мог безоговорочно положиться на йеменитов, которые не чувствовали глубокого интереса к его делу, и рассматривали войну только как средство отомстить маадитам. Вместе с тем сторонники Юсуфа образовали массу настолько однородную, насколько это возможно, учитывая, что ее составляли арабские племена, вечно завидовавшие друг другу. Пока их объединяла одна цель – сохранение существующего режима.

Юсуф, хороший в принципе, старый человек, никогда не противоречивший их любви к независимости – если не сказать, к анархии, был просто эмиром маадитов. Когда его подводила проницательность, что бывало не так уже редко, рядом был Сумайль, чтобы дать совет; и сам Сумайль, хотя и не без врагов среди кайситов, пользовался уважением большинства соплеменников.

С приходом весны в Торроксе стало известно, что Юсуф готовится к боевым действиям, и потому лидеры решили идти на запад, чтобы собрать по пути йеменитов, через земли которых будет пролегать их путь, и выбрать наилучшую позицию для нападения на Юсуфа. Сначала надо было пройти через Реджио, где размещалась армия Иордана. Столицей этой провинции была Арчидона. Губернатором провинции был кайсит по имени Джидар. Обайдаллах послал к нему спросить, позволит ли он армии принца пройти по его территории, и Джидар – то ли он затаил злость на Сумайля, то ли он считал необходимым подчиняться воле только йеменитского населения, – ответил следующее: «Приведите принца в Мосаллу Арчидоны в день окончания поста, и вы увидите, что я сделаю». Вечером указанного дня, который в 756 году выпал на 8 марта, принц и его люди подошли к Мосалле – просторной равнине за городом, где ожидалась проповедь, и потому должны были присутствовать все мусульмане Арчидоны. Когда проповедник – хатиб – собирался начать проповедь с обычной формулировки, призвав благословение небес на суверена, Джидар встал и проговорил:

– Не произноси имя Юсуфа, а только Абд-ер-Рахмана, сына Муавии, сына Хишама, потому что он наш эмир и сын нашего эмира. – Затем, повернувшись к толпе, он продолжил: – Люди Реджио, что вы думаете о моих словах?

– Да будет так, как ты говоришь, – был ответ.

После этого проповедник попросил небеса даровать защиту эмиру Абд-ер-Рахману, и после завершения религиозной церемонии люди Арчидоны поклялись в верности и послушании своему новому суверену. И все же, несмотря на готовность, с которой принца признали в Реджио, количество вождей, которые повели войска под его знамена, было невелико. Однако, возможно, в качестве компенсации прибыли четыре сотни всадников из берберского племени бени аль-хали – вольноотпущенники халифа Язида II, обитатели региона Ронда (тогда называемого Та-Корона). Отметим, что Корона – латинское слово, а Та – берберская приставка. Характерное название одной из крепостей, построенных на вершине скалы, которых было так много в Серрания-де-Ронда. Жилище бени аль-хали позже стало именоваться Бенадалид. Это маленький городок с живописным замком. В общем, эти берберы, услышав о событиях в Арчидоне, не теряли времени и присоединились к армии.

Покинув Реджио, принц перешел в провинцию Сидона (Сидония), где размещалась палестинская армия, и пересек, не без трудностей, дикую и живописную местность Серрания-де-Ронда, двигаясь по крутым тропам, тянущимся вдоль обрывов. Прибыв к месту, где обитало маадитское племя кинана – это имя сохранилось в более позднем названии Химена, – Абд-ер-Рахман обнаружил его покинутым всеми, кроме женщин и детей. Мужчины ушли в армию Юсуфа. Посчитав неразумным начать операцию с бойни, принц ушел.

Получив подкрепление от йеменитов провинции Сидона, которые активно стекались под его знамена, Абд-ер-Рахман направился к провинции Севилья, где обитали арабы Эмесы. Два самых влиятельных йеменитских вождя этой провинции, Абу Саббах из племени якиб и Хайят ибн Моламис из племени хабрамаут, пришли его приветствовать, и примерно в середине марта Абд-ер-Рахман вошел в Севилью, где принял клятву верности. Вскоре после этого, узнав, что Юсуф выступил в поход и, следуя по правому берегу Гвадалквивира, угрожает Севилье, принц покинул город и направился по противоположному берегу реки к Кордове. Он рассчитывал, таким образом, внезапно захватить столицу, в которой почти не было войск, и надеялся на поддержку населения, по крайней мере людей, преданных Омейядам, и йеменитов.

Когда вошли в регион Тосина (согласно некоторым авторам – у города Коломбера, но Ибн аль-Кутийя утверждает, что это «Вилланова бахритов» (Бренес); он также добавляет, что бени бахр – подплемя лахмитов; Бренес – искаженное арабское слово Bahrin), было замечено, что если у каждого из трех подразделений армии было военное знамя, то у принца его не было. Вожди стали опасаться, что это вызовет раскол. Тогда севильский вождь Абу Саббах поспешно привязал тюрбан к копью и вручил принцу в качестве знамени, которое с тех пор стало талисманом Омейядов.

Пока Абд-ер-Рахман продолжал двигаться к Кордове, Юсуф шел к Севилье, и довольно скоро две армии оказались друг напротив друга, разделенные только рекой Гвадалквивир, которая была полноводной и не имела бродов (это было в месяце мае). Противоборствующие силы могли только наблюдать друг за другом. Юсуф, спешивший напасть на противника, прежде чем тот получит еще больше подкреплений, с нетерпением ожидал падения уровня воды. Претендент, в свою очередь, желал подойти к Кордове внезапно. Поэтому он приказал на закате развести лагерные костры, чтобы Юсуф утратил бдительность, поверив, что противник устраивается на ночь, и под покровом ночи его армия в полной тишине отправилась в путь. К несчастью для него, ему предстояло пройти сорок пять арабских миль, но Юсуф узнал о его уловке раньше, чем он успел пройти одну. Не теряя времени, эмир повернул обратно, чтобы спасти столицу. Началась гонка. Но Абд-ер-Рахман, видя, что в состязании на скорость его противник побеждает, сделал попытку обмануть его еще раз, объявив привал. Юсуф, следивший за противником с противоположного берега реки, сделал то же самое. Когда Абд-ер-Рахман тронулся в путь, эмир тоже не остался на месте. Наконец, они остановились в районе Мосары, близ Кордовы. Противники снова были друг напротив друга. План принца провалился, к большой досаде его людей, у которых из еды был только garbanzos – вид фасоли, и потому они рассчитывали в столице получить компенсацию за свои лишения.

Во вторник 13 мая – в день Арафат, когда паломники посещают гору Арафат, уровень воды в реке Гвадалквивир начал спадать. Абд-ер-Рахман, в армию которого вошли многие жители Кордовы, собрал военный совет и обратился к своим людям со следующими словами: «Настало время принять окончательное решение. Вам известны предложения Юсуфа. Если вы считаете, что я должен их принять, я и сейчас готов это сделать, но, если вы выступаете за войну, я готов на это. Скажите мне свое мнение, и, каким бы оно ни было, оно станет моим». Все вожди йеменитов высказались за войну, их поддержали люди Омейядов, которые, впрочем, в глубине души не отвергали идею примирения. Таким образом, было принято решение начать военные действия. И принц снова обратился к совету. Он сказал: «Да будет так, друзья мои. Сегодня мы переправимся через реку и будем готовы вступить в бой. Завтра благоприятный день для моего дома: пятница и праздник. В такой же день мой прапрапрадед получил халифат для моей семьи, победил в битве на поле Рахита фихрита, который, как и тот, с кем мы собираемся сразиться, имел визирем кайсита. Тогда, как и сейчас, кайситы и йемениты были противниками. Давайте надеяться, друзья мои, что завтра для йеменитов и Омейядов наступит такой же славный день, как день победы при Мардж-Рахите». Принц отдал приказы и назначил командиров разных подразделений армии. Тем временем он для отвода глаз начал вероломные переговоры с Юсуфом. Желая осуществить переправу без боя и одновременно обеспечить продовольствием своих изголодавшихся солдат, он сообщил эмиру, что готов принять его предложения, сделанные в Торроксе и отвергнутые только из-за непростительной дерзости Халида. Он выразил надежду, что Юсуф не станет препятствовать переправе его армии через реку, поскольку, находясь на одном берегу, вести переговоры намного удобнее. Более того, поскольку соглашение вот-вот будет достигнуто, принц просил Юсуфа о любезности – направить его армии продовольствие.

Поверив в добрые намерения противника и надеясь, что урегулирование будет достигнуто без кровопролития, Юсуф угодил в ловушку. Он не только не стал препятствовать переправе принца и его армии через реку, но послал ему быков и овец. По странной прихоти судьбы Юсуф всегда ненамеренно помогал своему юному оппоненту. Сначала деньги, выданные им вольноотпущенникам Омейядов, чтобы они вооружились и присоединились к его войску, были использованы для переправы Абд-ер-Рахмана в Испанию, а теперь посланный им скот восстановил силы голодного противника. Только на следующий день – в пятницу 15 мая – Юсуф обнаружил, что его опять обманули. Он увидел армию Абд-ер-Рахмана, укрепленную йеменитами из Эльвиры и Хаэна, построенную в боевой порядок. Вынужденный вступить в бой, эмир расположил свои силы, которые так и не получили подкрепления от его сына, Мбу Зияда из Сарагосы, а более того, его кайситы совсем пали духом, так же как Абд-ер-Рахман – находя аналогию между той пятницей и роковым днем битвы при Мардж-Рахите.