Текст книги "Чумные псы"

В это мгновение зазвонил телефон. Надо сказать, мистер Пауэлл очень не любил телефоны и никак не мог избавиться от своей неприязни. По его собственному признанию, самым неприятным в его работе было то, что он всегда находился на связи в ожидании вызова к тому или иному начальнику. Вот и теперь он с опаской посмотрел на верещавший телефон. Вероятно, доктору Бойкотту приспичило побеседовать о биглях-курильщиках, а он, Пауэлл, еще не был готов к разговору. Как всегда утешаясь мыслью, что по прошествии многих опытов он и сам станет Бойкоттом, мистер Пауэлл снял трубку:

– Пауэлл!

– Мистер Пауэлл? – раздался голосок барышни на коммутаторе.

– Слушаю, Долли. Что, входящий звонок?

– Да, мистер Пауэлл. Тут у меня джентльмен на линии, сейчас я вас соединю.

Это было скрытое предупреждение мистеру Пауэллу: мол, аккуратнее подбирайте слова. Сотрудникам Ж.О.П.А. следовало быть неизменно осторожными в речах, особенно общаясь с посторонними.

– Он просит службу информации, – продолжала Долли, – но такого подразделения у нас нет. – («И хорошо, что нет», – мысленно произнес мистер Пауэлл.) – Вот я и подумала: может быть, вы ответите на звонок? Джентльмен сказал, что хочет поговорить с кем-нибудь о собаках.

– О собаках? – переспросил мистер Пауэлл. – Что за джентльмен? Откуда звонит?

– Судя по всему, мистер Пауэлл, это кто-то из местных. Частное лицо. Так вы будете говорить?

«Ишь как старается спихнуть его на меня», – подумал мистер Пауэлл, лихорадочно соображая, как поступить. И решил, что знакомый черт – всяко лучше незнакомого. Если он откажется говорить, это будет воспринято как увертка и звонок переадресуют кому-нибудь другому. А потом выяснится, что речь шла о деле, за которое отвечал именно он, и отвертеться все равно не удастся. Если же окажется, что это не его зона ответственности, – что ж, он узнает кое-что о чужих делах без ущерба для своей репутации.

– Ладно, Долли, соединяйте, – сказал он телефонистке. – Рад буду помочь джентльмену, если смогу.

– Спасибо большое, мистер Пауэлл!

«Ишь ты, какой жизнерадостный голосок», – подумал он, а тем временем в трубке раздался щелчок.

– Соединяю вас с мистером Пауэллом.

Новый щелчок.

– Можете говорить!

«Черт бы тебя побрал».

– Доброе утро, сэр, – сказал он вслух. – Моя фамилия Пауэлл. Чем я могу вам помочь?

– У вас пропадали собаки?

– Э-э-э… А с кем я говорю? Представьтесь, пожалуйста.

– Это вас Уильямсон беспокоит. Я фермер из Сита, что в Даннердейле, овец развожу. Собаки, говорю, у вас пропадали?

Мистер Пауэлл мысленно выругался – в выражениях, не употребляемых им со школьной скамьи, когда он был большим поклонником досточтимого Артура Августа Д’Арси и его приятелей из вымышленной школы Сент-Джим[37]37
  …выругался – в выражениях, не употребляемых им со школьной скамьи, когда он был большим поклонником досточтимого Артура Августа Д’Арси и его приятелей из вымышленной школы Сент-Джим. – Имеются в виду персонажи приключенческих историй, изъяснявшиеся на своеобразном сленге, свойственном ученикам английских частных школ; рассказы печатались в еженедельном журнале для мальчиков «Самоцвет» («The Gem») в 1907–1939 гг.


[Закрыть].

– Э-э-э… Не могли бы вы поподробнее рассказать, что у вас за проблема, мистер Уильямсон? Что побудило вас обратиться к нам, ну и вообще…

– Да пожалуйста, дело-то нехитрое. У нас тут в Даннердейле кто-то повадился овец резать. Уже три или четыре штуки погибли. Другие фермеры тоже думают, что это бродячие псы орудуют. Так вы можете мне прямо ответить на прямой вопрос – пропадали у вас собаки?

– Простите, мистер Уильямсон, вот так с ходу я не готов вам ответить, но…

– А могу я переговорить с кем-нибудь, кто готов? Должен же кто-то знать, сколько собак у вас в центре и нету ли пропажи!

– Вы совершенно правы. Дело в том, что отвечающий за это сотрудник в данное время отсутствует. Мистер Уильямсон, давайте так: я все выясню и немедленно вам перезвоню. Обещаю не забыть, так что не беспокойтесь.

– Ладно, только вы уж там правда не мешкайте. Тут у нас, знаете, время – деньги, что потопаешь, то и полопаешь. И овцы у нас – как банковский счет.

Мистер Пауэлл, снедаемый самыми дурными предчувствиями, решил предпринять ответный ход:

– Мистер Уильямсон, скажите, вы сами или кто-то другой видел этих собак?

– Если бы я их увидел, – прозвучало из трубки, – они бы тогда же лапы протянули. Кстати, вы на ваших собак ошейники надеваете?

– Да, надеваем. Зеленые пластиковые, с выдавленными на них номерами.

– Ну хорошо. Так, значит, вы разузнаете, не сбежали ли какие, и перезвоните? Договорились?

Деннис продиктовал свой домашний номер, еще раз попросил особо не мешкать – и дал отбой. А мистер Пауэлл с глухо колотившимся сердцем отправился к доктору Бойкотту.

* * *

– Повторяю в тысячный раз, – сказал лис. – Нас уже ищут, так что следует дорожить этой норой. Запомните наконец: убивать надо подальше отсюда! Чем дальше, тем лучше! Иначе – скорая Тьма, можете мне поверить. Больше никогда не делайте таких глупостей, как в тот раз! – И похвастался: – Я вот никогда такого не допускаю, поэтому и живу долго. Я всех умней! Я у мамки родился далеко отсюда, за Кросс-Феллом. Прикиньте, откуда пришел! Кто здесь охотник лучше меня?

– Ты, старина, ясное дело, кто ж еще, – ответил Надоеда, понемногу начиная имитировать странный акцент, с которым говорил лис. Фокстерьер чесал спину, ерзая по колючему сланцу кверху лапами. – Ты, по-моему, ни разу еще не ошибся… старина.

– Никогда не убивай второй раз на том же месте. И никогда не убивай ближе двух миль от своей лежки! А как убьешь – ничего в логово не тащи. Множество лисиц соскочило во Тьму из-за того, что у них рядом с норой кишки и перья валялись.

– Да уж, охотник ошибается один раз… – лениво проговорил Надоеда. – Слышь, лис, как по-твоему, неплохо у меня получается?

– Может, в следующий раз мы пойдем куда-нибудь к ручью Эш-Гилл, – пропустив мимо ушей реплику Надоеды, продолжал лис. – Однако фермеры легко находят овечьи туши, придется нам их перехитрить! Так что вторая ближайшая вылазка – в Лэнгдейл. Или Эшдейл. Дотуда миль десять, авось добежим.

– Я в деле, – заявил Рауф. – Я пойду так далеко, как ты скажешь, только бы добыча была!

– Если какой-нибудь чурбан усомнится, что я умный, – сказал лис, – я его спрошу: как же так вышло, что я еще здесь и все мы – живы и сыты?

– Надо клуб учредить, – предложил Надоеда. – Клуб Удачливых Выживальщиков. Очень закрытый. Всего из трех членов, считая тебя, лис. И один из троих – с тараканами в голове…

– Это была любимая шутка Киффа, – произнес Рауф. – Я никогда не мог понять, что в ней смешного. А Кифф понимал… Что такое «клуб»?

– Это когда собаки вместе собираются. Чтобы бегать по улицам и писать на тротуар, увиваться за суками, устраивать потешные драки и притворяться, будто грызутся всерьез. Ну и всякое такое.

– Эх! – опечалился Рауф. – До чего здорово, наверное! А я никогда ни в чем таком не участвовал.

– А помнишь, как Киффа уволокли прочь, а мы голосили так, что потолок чуть не рухнул? Как мы лаяли и пели песню Киффа?

– Еще бы не помнить! Ав-в-вау, ав-в-вау… Она?

– Она самая! Правда помнишь? Тогда подпевай!

И, сидя в темной глубине заброшенной шахты, два бродячих пса вскинули морды и завели песню, сочиненную Киффом. Мотивчик у нее был самый что ни есть разбитной и веселый. Кифф сложил ее незадолго до смерти от последствий электрошока и оставил своим товарищам по виварию как знамя протеста. Что за беда, если ее не сумели понять ни доктор Бойкотт, ни старик Тайсон, ни даже сотрудники «Империал кемикал индастрис». Вскоре к дуэту Рауфа и Надоеды присоединился и тонкий голос лиса.

 
Привели кобелину к нам в конуру.
(Ав-в-вау, ав-в-вау)
Безымянного – ведь умирать поутру.
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
А он белым халатам хвостом вилял,
Ничего он об их замашках не знал.
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)
 
 
И сказал тогда самый главный халат:
(Ав-в-вау, ав-в-вау)
«Ты, смотритель, жратву на него не трать!
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
Мы его под нож, будет скор конец!
И замаринуем, как огурец!»
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)
 
 
На скамейке стеклянной пластали пса…
(Ав-в-вау, ав-в-вау)
Ох, как кишки воняли – не описать!
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
А теперь посмеемся: черед дошел —
Замарали какашки зеркальный пол!
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)
 
 
Кто беднягу обратно теперь сошьет?
(Ав-в-вау, ав-в-вау)
В банке спирта, прикинь, его глаз плывет,
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
Кобелиная гордость – в учебном зале,
И одно яйцо по пути украли.
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)
 
 
Как помру – не горюй обо мне, братва!
(Ав-в-вау, ав-в-вау)
Где-то там прошумит на ветру листва —
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
Это я легким облачком в небе мчусь
И на белых халатов дождем мочусь!
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)
 
 
А сложил вам стихи развеселый пес,
(Ав-в-вау, ав-в-вау)
Только очень недолго ему жилось.
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
Звался он, черно-белый, коротко – Кифф.
Он развеялся пеплом, из топки взмыв!
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)
 

– Эх, до чего жаль старину Киффа, – сказал Надоеда. – Крутой малый был. Окажись он сейчас здесь, с нами…

– Я тоже был бы рад его видеть, – прорычал Рауф.

– Появись он здесь – я знаю, чтó он сказал бы. Он спросил бы, чего мы добиваемся, бегая так долго.

– Долго бегая? – удивился Рауф. – Тебе что, уже надоело?

– Рауф, сам подумай, долго ли мы сможем прятаться и охотиться в этом неправильном месте, зачем-то созданном людьми? Ловить овец и кур, постоянно уворачиваясь от ружей? Куда, по-твоему, это нас приведет? Чем это все кончится?

– Для лиса вот пока не кончилось…

– Точно, приятель, – вставил рыжий дикарь. – Живи да радуйся, что жив.

– Но в конце концов они нас обязательно прижмут, Рауф! Надо придумать какой-нибудь выход, пока не поздно! И ты сам отлично знаешь, что выход у нас только один. Надо найти подходящих людей и… и… Ой, о чем это я? – И Надоеда заскреб свою располосованную голову. – Молочник, рододендроны и утренние газеты… как славно пахнет линолеум! И еще там была коробочка, внутри которой что-то звенело, точно ледышки на ветру. Я, бывало, сразу начинал выть, а потом удирал через дверь в сад – кошки-кошки-кошки, хватай-лови, гав-гав-гав!

– Надоеда, ты что несешь?

Воцарилось молчание.

– Не помню, – с несчастным видом проговорил фокстерьер. – Рауф, нам надо найти себе людей. Это наш единственный шанс.

– Ты же сам не дал мне уйти к людям, когда я было собрался…

– Потому и не дал, что ты выбрал неверное направление. Ты бы всех нас угробил.

– Ты, Надоеда, очень славный малый, да и по жизни тебе пришлось нелегко. Я не собираюсь с тобой спорить и тем более ссориться. Но лично с меня хватит людей, и довольно об этом. Той ночью я… ну… вроде как был не в себе…

– А я некогда знал одного хорошего человека, – заскулил фокстерьер.

– Да будет тебе, приятель, кому ты втираешь? – парировал лис. – Человек? Хороший? Ой, не могу. В таком случае камни мягкие, а вода – сухая.

– Я слышал, что один хороший человек когда-то жил на свете, – проговорил Рауф задумчиво, – только давно. Мне мамка рассказывала, когда я еще в корзинке лежал. В общем-то, это все, что она успела мне рассказать… Но затем тот хороший человек тоже стал плохим, и больше таких на земле уже не будет. Да ведь ты эту историю и без меня знаешь?

– Ты о чем, Рауф? Какую историю?

– Мамка говорила, ее каждая собака знает. Неужто мне известно что-то такое, чего не знаешь ты?

Зашуршал сланец – это Надоеда повернулся на другой бок.

– Лис! А ты ее слышал?

– Не-а. Мне всякой чепухой некогда интересоваться… Ладно, дружище, давай ври, только смотри, складно!

– Мамка рассказывала… – Рауф запнулся. – Она говорила, что на небе живет великий пес, у которого каждая шерстинка – звезда. Она говорила, его даже можно увидеть, но я так и не понял, куда нужно смотреть. А еще у него совсем нет запаха, но зато мы иногда слышим, как он лает и рычит в облаках. Наверно, он и вправду там есть… Так вот, это вроде как ему, великому псу, однажды пришла в голову мысль создать разных птиц и зверей. Должно быть, он знатно позабавился, придумывая то одно, то другое животное… А потом, когда все они были созданы, ему понадобилось место, чтобы их поселить, и тогда он сотворил землю. Там были деревья для птиц, тротуары, садики и фонарные столбы для собак, подземные норки для крыс и мышей и дома для кошек. Он запустил рыб в воду, а насекомых – в цветы и траву… ну и все такое прочее. Какая работа, если вдуматься, и до чего все здорово удалось! Наверное, звездный пес…

– Слушайте! – Надоеда вдруг насторожился и вскочил. – Что это?

– Замрите, олухи, – прошептал лис.

Все трое притихли и навострили уши. Снаружи к шахте приближались шаги и человеческие голоса. Вот шаги замерли, – похоже, люди заглядывали в тоннель, их голоса гулко отдавались под сводами. Потом чужаки двинулись дальше и скрылись в направлении Ликлдейла.

Надоеда снова улегся. Лис даже не шелохнулся. Рауф же, как видно увлеченный собственной историей, не заставил просить себя продолжить рассказ.

– Так вот, – сказал он, – хозяйство получилось большое, и звездному псу понадобился кто-то, кто присматривал бы за порядком и заботился, чтобы у птиц и зверей было вдоволь еды и всего остального. И он решил сделать по-настоящему умное существо, которое взяло бы на себя эти хлопоты. Подумал, подумал – и сотворил человека. И стал ему объяснять, что от него требуется.

Ну а человек… Он был со всех сторон хорош, потому что тогда все было совершенно и по-другому даже быть не могло. Он все обдумал и сказал: «Ну что ж, сэр… – представьте только, тогдашний человек называл звездного пса сэром! – Ну что ж, сэр, работа не маленькая, вкалывать придется каждый день от зари до зари. Позвольте спросить, я-то что получу за труды?»

Звездный пес обдумал его слова и ответил: «Вот как мы поступим. У тебя будет с лихвой ума – почти столько же, как у меня. Еще я дам тебе руки с ловкими пальцами, которых и у меня самого нет. И конечно, у тебя будет подруга, как у всех прочих зверей. Теперь слушай внимательно: я даю тебе право разумного использования животных. Более того, ты станешь следить, чтобы ни один вид не подавлял другие, уничтожая всю пищу или сверх меры охотясь. Если это случится, ты должен будешь сократить численность слишком расплодившегося вида. Ты и сам можешь убивать зверей, если тебе понадобится еда или одежда, – только не превышай пределы необходимого. Ты должен постоянно помнить: если я сделал тебя самым могущественным животным, то лишь для того, чтобы под твоим началом всем вместе жилось лучше. Помогай им в беде и следи за тем, чтобы никто не повывелся вовсе. Итак, возлагаю на тебя ответственность за этот мир! Управляй им достойно, не позволяй себе бессмысленных и низких поступков… А для начала – присядь-ка и дай имена всему животному царству! Надо же нам с тобой будет знать, кто есть кто!»

И человек принялся всех именовать. Долгое это оказалось дело, но вместе с тем и приятное. Ведь там все собрались – коровы и дрозды, кошки и крысы, мухи и пауки! Ну конечно, большинство из них, подобно нашему приятелю-лису, понятия не имели, что у них есть какие-то имена, но человек все запомнил. А потом приступил к надзору за новеньким миром, как звездный пес ему и велел. Прошло время, животные обзавелись малышами, а человек и его подруга родили детей. Мир стал переполняться, и наконец человеку пришлось сокращать чью-то численность, как ему и было велено.

И вот примерно тогда звездный пес отправился путешествовать – думаю, захотел посмотреть некий другой мир или что-то в этом роде. Но, по-видимому, отбыл он далеко и отсутствовал очень долго. У первого человека успели подрасти дети, а человеческим детям для взросления требуются многие годы, как вы знаете… Вернувшись, звездный пес решил посмотреть, как обстоят дела у человека и доверенных ему существ. Он сразу спустился с небес, рассчитывая на приятную встречу, потому что по праву гордился созданным им миром – который, осмелюсь предположить, получился лучше, чем некоторые иные миры.

Но когда он прибыл на землю, то довольно долго вообще никого не мог там найти. Он бродил по улицам, паркам и площадям… и наконец где-то в лесу заметил барсучонка, прятавшегося под поваленным деревом. Кое-как звездный пес уговорил его вылезти и стал расспрашивать, что произошло.

«Все пропало! – горестно ответил барсучонок. – Нынче утром сюда пришли люди с собаками и разорили нашу уютную нору. Они сунули внутрь длинные щипцы с острыми зубьями и вытащили наружу моих папу и маму. Папа был очень сильно поранен… Потом всех побросали в мешок и куда-то увезли. Я не знаю, где они теперь!»

«Может быть, – спросил звездный пес, – в этих местах развелось слишком много барсуков?»

«Да нет, вообще почти ни одного не осталось, – ответил барсучонок. – Раньше было полным-полно, но люди почти всех истребили. Поэтому я и прятался от тебя. Я думал, это люди вернулись».

Звездный пес переправил выживших барсуков в безопасное место и отправился разыскивать своего доверенного человека. Одолев немалое расстояние, он услышал впереди ужасный шум. Кто-то кричал, лаяли собаки, люди бегали взад и вперед. Звездный пес решил посмотреть поближе и увидел обширный двор, а в нем – первого человека и его подросших детей. Оказывается, они отгородили угол двора листами гофрированного железа, выпустили туда родителей-барсуков и теперь швыряли в них камнями, чтобы животные рассвирепели и можно было выпустить на них собак. Собаки не особенно рвались в бой, потому что старый барсук, несмотря на перелом лапы и царапины по всей морде, дрался как черт, и мать-барсучиха от него ничуть не отставала. Однако собак специально выдерживали голодными несколько дней, и их было двенадцать, а барсуков – только двое. И вообще, люди лучше знали, что следует делать собакам.

Звездный пес остановил травлю, отправил старых барсуков на попечение родственников залечивать раны, а потом заговорил с человеком:

«Чую, все обстоит не совсем так, как я замышлял. Что ты натворил?»

«Ну как же, – отвечал человек. – Ты же говорил, что я не должен давать зверью размножаться сверх меры и кого-то из них могу убивать, когда будет нужно. Ты говорил, что мой род может использовать животных. Вот я их и использую – для развлечения. Звери ведь даны нам ради забавы, разве не так?»

Звездного пса здорово рассердили эти слова, но он подумал, что, вероятно, недостаточно ясно объяснил человеку его обязанности и права. И он повторил ему все, что касалось разумности добычи и запрета причинять вред без крайней нужды, ибо никакая жизнь не должна уничтожаться задаром. «Ум дан тебе в первую очередь для того, – сказал он человеку, – чтобы ты заботился о других. Ты ведь за них отвечаешь. Подумай хорошенько – и поймешь, что так тому и следует быть!»

Прошло еще немало времени, и звездный пес вновь решил посетить землю, на сей раз выбрав середину лета, чтобы всласть поваляться на травке и хорошенько поноситься по паркам и садам, вдыхая запахи всех трав и цветов. Он сошел с неба в очень жаркий день и для начала отправился к реке полакать воды. Однако от воды за целую милю воняло какой-то гадостью! Запах был невыносимый, но все-таки звездный пес приблизился и увидел, что вся река забита человеческими фекалиями и дохлой рыбой, плававшей брюхом вверх. С трудом звездный пес обнаружил живое существо – водяную крысу, убегавшую вдоль берега. Он остановил ее и спросил, что случилось. Но крыса ничего не смогла ему объяснить, потому что и сама не знала.

Звездный пес пошел дальше и вскоре набрел на толпу людей. Они все кричали друг на дружку: это у них называлось собранием. Он спросил их, что случилось с рекой, кто отравил воду и почему сдохла вся рыба.

«Мы – работники канализации, – ответил ему один человек. – И у нас забастовка. Мы отказались работать, потому что наши требования не выполняются. Дело очень серьезное! Представь только, нам до того мало платят, что не хватает на выпивку и курево, не на что даже в карты играть…»

«Вся моя рыба погибла», – сказал звездный пес.

«Да какое нам дело до этой вонючей рыбы! – закричал другой человек. – Мы свои права знаем! И будем бастовать до победы!»

На сей раз звездный пес пообещал всем встреченным им людям, что, если они по незнанию или по злому умыслу снова нарушат его завет, дальнейших предупреждений уже не будет.

Рауф умолк.

– Ладно, старина, не тяни, – сказал лис. – Мораль-то в чем?

– Ну конечно, все так и продолжало идти наперекосяк, – угрюмо проговорил Рауф. – Рассказчик из меня еще тот, но, в общем, звездный пес в третий раз посетил землю… Кифф знал эту историю лучше меня, так вот он говорил, что звездный пес увидел, как люди тыкают несчастного быка палками с острыми железными наконечниками, заставляя его бросаться на каких-то старых, изношенных работой лошадей и рогами выпускать им кишки. Люди смеялись, глядя на их мучения, и швыряли в умирающих лошадей апельсиновой кожурой… Впрочем, моя мамка, насколько помню, рассказывала другое. По ее словам, звездный пес увидел сидевших в клетках птиц, которых люди ослепили, чтобы заставить петь… Ну, вы же знаете, зачем птицы поют? Они обозначают свое место и гонят прочь соперников. Ослепленные, они пели и пели, пока не выбивались из сил, поскольку не знали, есть ли где-то рядом соперники. Но как бы то ни было, звездный пес призвал к себе человека и сказал ему: «За содеянное тобой ты будешь проклят превыше всех зверей полевых. Я оставлю их жить, как они жили раньше, – без умствований и сожалений. И буду говорить с ними, обращаясь к их сердцам, и к чутью, и к зрению, и к слуху, и к инстинкту, и ко всем чувствам, которыми они так ярко воспринимают каждый жизненный миг. От тебя же я отвернусь навсегда! И ты проведешь остаток дней, гадая, что правильно, а что нет. Ты пребудешь в тщетных поисках истины, которую я сокрою от тебя, поместив ее в прыжок льва, в аромат розы[38]38
  Ты пребудешь в тщетных поисках истины, которую я сокрою от тебя, поместив ее в прыжок льва, в аромат розы. – Аллюзия на сонет англо-американского поэта Уистена Хью Одена (1907–1973) «Наши пристрастия» («Our Bias», 1939), в свою очередь содержащий аллюзию на сонет 19-й У. Шекспира («Ты притупи, о время, когти льва», перев. С. Маршака).


[Закрыть]. Не быть тебе больше хранителем других животных! Ты, как они, познаешь несправедливость, убийство и смерть. Но, в отличие от зверья, ты собьешься с пути и станешь чураться естества своих собственных братьев и сестер… А теперь прочь с глаз моих!»

И человек, спотыкаясь, побрел прочь вместе с подругой, несчастный и одинокий. С тех-то пор все птицы и звери боятся человека и бегут от него. А он всячески насилует их и терзает и некоторых даже истребил совсем, стерев с лица земли. Он нападает на нас, а мы – те, кому это по силам, – нападаем на него. Этот мир стал жестоким и скверным местом для животных. Звери сторонятся человека, насколько это возможно. Я думаю, звездный пес вовсе отвернулся от этого мира, сочтя, что творение не удалось. Наверно, так оно и есть, ибо что хорошего животным от человека?

– Занятная побасенка, – сказал лис. – Я аж заслушался. И врал ты, дружище, совсем неплохо.

– Да, – подтвердил Надоеда. – Ты очень здорово все рассказал. И кстати, ты прав: мне таки доводилось слышать раньше про звездного пса и человека. Ты только одну важную часть упустил, так что я дополню. Мне говорили так: когда человек был посрамлен и удалился с позором, ему было позволено напоследок обратиться ко всем животным и спросить, не захочет ли кто-нибудь разделить с ним изгнанничество. Только двое изъявили свое согласие: собака и кошка. С той поры, кстати, и повелась между ними взаимная ревность. Та и другая постоянно стараются перетянуть человека на свою сторону. Поэтому все люди и любят либо кошек, либо собак.

– Ну-у, – протянул Рауф. – Если в этом и состоит мораль рассказа, значит я зря тут болтал языком! Этак любую историю можно вывернуть наизнанку, вкладывая в нее тот смысл, который тебе нравится… Короче, я повторюсь: хватит с меня людей!

– Погоди, Рауф, но если бы ты вдруг все-таки нашел себе хозяина… Просто предположим! Если вдруг, то каким он должен быть?

– Что за глупости…

– Да я просто из интереса спрашиваю. Если бы вдруг обстоятельства вынудили тебя прибиться к человеку… Который на самом деле оказался бы добрым, честным и справедливым… Каким ты его себе представляешь?

– Ну, перво-наперво он не должен лезть ко мне, пока я сам не буду готов к нему подойти. Пусть не обращает внимания, даже если все соседи оглохнут от моего лая. Пусть знает, что я руку ему оттяпаю, если он раньше времени сунется ко мне с нежностями или вздумает ударить. А я стану судить о нем по запаху и по голосу, так что лучше пусть он даст мне себя спокойно и без спешки обнюхать – руки, ботинки и все остальное. И если он и вправду мне подойдет, он сам сообразит, что я к нему потянулся, и тут-то он скажет: «Эй, Рауф, держи косточку!» – или что-то в этом роде, а потом и в самом деле даст большую вкусную кость, и я стану грызть ее в уголке, а он займется своими делами. А потом я подойду к нему, и улягусь на полу, и… Да ну тебя, Надоеда! Что толку рассуждать о том, чего никогда не будет! Ты сам вечно чепуху городишь и других заставляешь!

– И вовсе я не заставляю, – сказал Надоеда. – Я просто вижу теперь, что и у тебя есть своя тайная мечта…

– Нам, часом, не пора на охоту? – перебил Рауф. – Я проголодался!

– Точно, приятель, – подхватил лис. – Пошли, пару уточек стибрим. Или молодую овечку.

Понедельник, 1 ноября

Доктор Бойкотт явно пребывал в очень хорошем настроении:

– Полагаю, Стивен, вы весьма обрадуетесь, узнав, что были совершенно правы.

– Простите, шеф, что конкретно вы имеете в виду?

– Насчет собак.

– Бигли-курильщики? Результаты вскрытий? Ну, если…

– Нет-нет, я про других. Про сбежавших. Про семь-три-второго и того, которым занимался Фортескью.

– А-а-а, вот вы о чем… Но, шеф, моя единственная мысль на их счет заключалась в том, что, пожалуй, нам не следует поднимать шум.

– Да, вот именно. И вы весьма разумно придерживались этой позиции. Так вот…

– Но, шеф… простите ради бога… Что мне все-таки сказать этому мистеру Уильямсону? Ему нужно перезвонить…

– Как раз об этом я и хотел поговорить. Так вот, директор говорит, что избранная вами линия поведения является единственно правильной. Теперь вам остается только позвонить мистеру Уильямсону и все ему рассказать.

– Что собаки наши, но мы ничего не намерены предпринимать?

– Господи, конечно нет! Кстати, с чего вы взяли, будто овец режут именно наши собаки? Ни вы, ни я этого не знаем – мы можем только строить предположения. Вдобавок из того, что вы мне пересказали, вовсе не следует, что причина случившегося – действительно собаки. Разве кто-то их видел? Нет. В общем, вы просто скажете этому фермеру: никаких комментариев. В ответ на ваш вопрос нам нечего сообщить.

– Но, шеф… Вам не кажется, что это может показаться ему подозрительным?

– И на здоровье. Не исключено, что он ошибается в своих подозрениях и падеж овец может прекратиться сам собой. Если там и вправду замешана собака или собаки, их, вероятно, застрелят, после чего, скорее всего, выяснится, что это не наши беглецы. Но даже если это они, еще не факт, что удастся связать их с нами… если, конечно, у Тайсона есть хоть капля соображения. Возможно, они успели сорвать с себя ошейники. Директор полагает, что нам вряд ли предъявят какие-то прямые улики, и еще менее вероятно, что кому-нибудь из местных фермеров хватит ума и упрямства притянуть нас к суду. Скорее всего, они получат причитающуюся им страховку – и дело с концом. А вот если мы начнем играть в благородство, признаем пропажу собак и начнем помогать с их розысками – представляете, сколько тухлых помидоров в нас полетит? Мы создадим центру крайне скверную репутацию – и притом, возможно, безо всяких на то оснований. Кроме того, поисковая вылазка – это еще и дополнительные траты. Как мы, по-вашему, будем отчитываться за них перед аудиторами?

– Шеф, вы упомянули… Как насчет Тайсона? Если он вдруг уже проболтался на стороне, сможем ли мы отпереться от пропажи собак?

– А мы, дорогой сэр, ни от чего отпираться и не будем. Единственным нашим комментарием будет отсутствие комментариев. По интересующему вас вопросу нам нечего сообщить. А дальше пусть роют землю носом, если охота. Я уже переговорил с Тайсоном и предупредил его: если припрут и некуда будет деваться, самое большее, что он имеет право заявить, – это чистую правду: мол, обнаружил два вольера пустыми. Я строго предупредил его, чтобы он не вздумал строить собственные умозаключения, складывать два и два… и получать пять. Директор, сказал я ему, очень расстроится, если узнает, что кто-то начал болтать о чем не следует. Очень расстроится! У меня осталось впечатление, что он меня понял.

– Правильно, пусть держит язык за зубами. Но, простите, шеф… справедливо ли мы поступаем по отношению к Уильямсону?

– Друг мой, мы вовсе не обязаны отвечать мистеру Уильямсону или другому частному лицу на каждый его вопрос. Если он заподозрит нас в злом умысле, пусть докажет. Повторяю: скорее всего, дело окончится ничем.

– Просто мне становится немного не по себе, шеф, когда я думаю о предстоящем звонке, вот и все.

– Ну, на этой службе мы все порой вынуждены делать то, что нам не слишком нравится. И даже наши зверьки, ха-ха-ха. Выше голову, Стивен! Давайте я вам лучше расскажу, как идут опыты с налимами. Опыты с цветными пластинами на безглазых показали, что…

* * *

– Уильямсон был так зол, что аж трубка плавилась, – сказал мистер Форс, младший редактор «Новостей Озерного Края», опрокидывая вторую кружку пива. – Из-за этого я почти ничего не понял.

– А ты бы на его месте не обозлился? – отозвался мистер Уэлдайк, редактор. – Каковы, говоришь, размеры ущерба? Три овцы и разоренный курятник? Спасибо, Джейн, ты как раз вовремя. Еще две пинты того же пива, пожалуйста!

– Я просто имею в виду, что срываться на мне ему было необязательно.

– Ну, попался ты ему под горячую руку, делов-то, – сказал редактор. – Скажи лучше, что ты с этой темой собираешься делать? Тиснешь статейку?

– Скорее маленькую заметку. «Таинственная гибель овец в Даннердейле» – или как-нибудь так. Спасибо, Джейн! Твое здоровье, Майк!.. Вообще-то, все это очень скоро забудется, и тот паршивец, которому принадлежит собака, знает это лучше всех – поэтому и не сознается. Если нападения продолжатся, он, я думаю, как-нибудь лунной ночью разыщет свою псину и избавится от нее. Сам пристрелит – и поминай как звали.

– Но ты вроде говорил, что Уильямсон обвиняет исследовательский центр в Конистоне. Ты туда обращался?

– А то как же! Позвонил. Отвечают: «Без комментариев». Я бы на их месте тоже в глухую оборону ушел. Со своей стороны, я думаю, что особо наседать на них не стоит. Я имею в виду, одному Богу известно, что они там вытворяют с несчастными зверьками. Ну да, ясное дело, все во имя науки и прогресса. Но я не удивлюсь, если они сами не в курсе того, кто там у них уже умер, кто еще умирает и сколько всего зверей по клеткам сидит! Уверен, что Национальный союз фермеров не захочет препятствовать работе центра – ведь тот приносит большую пользу сельскому хозяйству. Стало быть, не надо нам в это встревать, верно? Край у нас сельский, и читатели наши – в основном фермеры.