Текст книги "Чумные псы"

– Во-во, и я о том же, – задумчиво проговорил редактор, глядя сквозь окно на Маркет-стрит и на прохожих, неуклюже спешивших убраться из-под дождя. – Стало быть, заметку напечатаем, но научный центр упоминать не будем, так? Что бы там ни думал Национальный союз, наши фермеры заслуживают, чтобы подобные события освещались в их местной газете. Если где-то в Даннердейле или Ликлдейле объявилась одичавшая собака, мы должны разузнать все подробности и обнародовать их – хотя бы для того, чтобы местные парни могли собраться и устроить облаву, если сочтут это необходимым.

– Добрый вечер, джентльмены, рад вас видеть! Как поживаете?

Мистер Уэлдайк и мистер Форс разом подняли головы. Перед ними, улыбаясь, стоял темноволосый мужчина лет сорока пяти, весьма элегантно одетый, а на его руке, вскинутой в приветственном жесте, сверкали два золотых перстня с крупными самоцветами. В другой руке он держал стаканчик с двойным виски.

– Простите великодушно, нечаянно подслушал ваш разговор, – любезно улыбнулся незнакомец. – Мы с вами не представлены, но вы наверняка обо мне слышали. Моя фамилия Эфраим, я менеджер Кендальского отделения фирмы «Добротный костюм». Мы неоднократно имели удовольствие размещать в вашей газете рекламу, припоминаете?

– Да, конечно, мистер Эфраим, – сказал мистер Уэлдайк. От его взгляда не укрылись дорогой светло-серый жилет с перламутровыми пуговицами и тонкая золотая цепочка часов со звеньями различной длины. Не желая глазеть, он уткнулся в свою кружку. – Приятно познакомиться. Присоединиться не желаете?

И он пододвинул мистеру Эфраиму стул, при этом на мгновение встретившись глазами с мистером Форсом. «Вы же понимаете, не пристало местной газете обижать своих постоянных рекламодателей», – внятно говорил этот взгляд.

– Спасибо, не откажусь. Я не отниму у вас много времени.

– Мы всего лишь выбрались опрокинуть по кружечке и слегка закусить, и сейчас как раз мой черед угощать. Вы, я смотрю, виски пьете? Вот и отлично… Может, заказать вам свининки? – Тут мистер Форс пнул коллегу ногой под столом, намекая на говорящую фамилию мистера Эфраима, и редактор спешно поправился: – То есть я хотел сказать, у них тут очень неплохо готовят сэндвичи с курицей. А еще можно взять яйца по-шотландски в той стеклянной миске…

– Нет-нет, благодарю вас, я только что отобедал.

Мистер Форс выбрался из-за стола в оконной нише, чтобы снова подозвать Джейн, и в это время мистер Эфраим продолжил:

– Меня тут посетила одна идея, мистер Уэлдайк. Деловая, понимаете ли, идея, но сулящая некие выгоды здешнему обществу и вдобавок довольно забавная. Как я уже говорил, я случайно подслушал ваш разговор о бродячей собаке, которая режет скот в Даннердейле, и о том, что местные фермеры могут организовать на нее облаву. И я сразу подумал… Вам удобно сейчас обсудить мое предложение? Вы не торопитесь? Найдется минутка?

– Ну конечно, мистер Эфраим. С огромным интересом готов вас выслушать.

– Как быстро вы вернулись, мистер Форс! Сразу видно, что в этом заведении вы любимый клиент!

– Еще бы, мы с Майком практически держим их на плаву… Ну, будем!

– Будем! За успехи журналистики!.. Сразу скажу, что мы собираемся расширять бизнес на западных территориях. Хочется продемонстрировать новым потенциальным покупателям, кто мы такие и чем можем быть им полезны. Да, я вполне понимаю, что здесь у вас не миллионеры живут, но даже фермеры стали тратить на одежду гораздо больше, чем прежде, и мы ощущаем ясную перспективу. Повышение уровня жизни и все такое прочее… ну, вы понимаете. Я лично полагаю, что мы должны сделать первый шаг навстречу фермерам. Показать им, что за свои деньги они могут приобрести у нас добротный товар, и без какого-либо подвоха… Так вот, ближе к делу. Допустим, охоту на бродячих собак организуем мы, а вы обеспечите информационную поддержку. Для примера, мы выдаем каждому охотнику по шесть… или, скажем, по пять патронов, предоставляем каждому стрелку – общим числом до двадцати – подарки от фирмы на выбор: две прочные рабочие рубашки или пару столь же прочных, носких брюк. А в качестве приза тому, кто застрелит одичавшего пса (надо только будет каким-то образом удостовериться, что застрелена та самая собака), достанется новенький костюм-двойка, причем с бесплатной подгонкой по фигуре. Вы сделаете снимки – удачливый фермер пожимает мне руку над трупом четвероногого хищника… Ну? Что скажете, господа?

– Я бы сказал, мистер Эфраим, что этот план будет наилучшим образом работать на интересы вашей фирмы. Нам эта идея тоже кажется грандиозной. Разумеется, еще надо будет обсудить кое-какие детали…

– Конечно, конечно! Только, полагаю, надо действовать побыстрей. Собака может прекратить свои набеги, или кто-нибудь подсуетится и пристрелит ее раньше нас! – Мистер Эфраим сделал энергичный жест. – Допустим, в среду вы даете в газете объявление, в четверг от нас приезжает мистер Эммер, посещает разные фермы и все готовит к субботней облаве. Понятно, сам я тоже буду участвовать.

– Отлично, мистер Эфраим! Никаких возражений! Послушайте, как насчет того, чтобы заглянуть ненадолго в редакцию? Там мы могли бы сочинить черновик и немедля засадить юного Боба Каслрига за статью. Само собой, вы увидите текст прежде, чем он будет опубликован…

Пятница, 5 ноября

– Так куда, говоришь, мы идем, лис? – Надоеда трясся под стылым вечерним дождем, обнюхивая истоптанный овцами терн; цветов теперь почти не было видно – только мытник да поздний калган.

Они пересекали долину Даннердейл.

– Во-он туда, в Эшдейл. Место называется Буттерилкет. Эй, погодите-ка! Всем стоять!

Лис повертел головой, приглядываясь и прислушиваясь. На севере, у Дейл-Хеда, виднелась горная хижина Лидса, на юге – Хиннинг-Хаус, а за ним на склоне холма темнели посадки хвойных деревьев. Никаких живых существ, кроме пасущихся коров, в пределах видимости не наблюдалось. Лис перебежал дорогу в непосредственной близости от ворот фермы и входа в загон. Рауф и Надоеда последовали за ним вдоль каменной ограды, которая тянулась через пастбище до самого Даддона, шумевшего на перекатах под ясенями. Достигнув берега, Рауф резко остановился:

– Опять вода? Слушай, я тебе говорил…

– Да ладно, старина! Тут камней больше, чем воды! Ты что, уток не любишь?

И лис изящно скользнул в воду стремнины, проплыл несколько ярдов и легко взбежал по белым камням на торфянистый дальний берег.

– Ух ты, глянь! – окликнул его Надоеда. – Рыба! Большущая!

– Ага, – подтвердил лис. – Морская форель. Они сейчас как раз поднимаются к верховьям реки.

Надоеда зачарованно следил за радужной рыбиной, которая, почти выпрыгнув из воды на отмели, через мгновение вновь исчезла в темной глубине омута.

– Ты когда-нибудь ел рыбу, лис?

– Доводилось. Подбирал иногда – дохлую, выброшенную людьми.

– Здорово! А где же ты ее находил? У реки?

– В мусорных бачках. На помойках… Так вы идете?

Рауф, зло оскалившись, с плеском бухнулся в реку и тотчас оказался на другом берегу. Надоеда последовал за ним.

– Моя голова – зонтик, – сказал он, вылезая на сушу. – То откроется, то закроется. Сейчас она как раз открыта, только… э-э-э, одна спица сломалась. Вода в дырку затекает…

– Славный ты малый, – сказал лис. – Дурковатый, но не вредный.

– Спасибо, лис, – сказал Надоеда. – Очень лестно слышать.

Они обошли угол лесопосадки, следуя вдоль подножия Касл-Хо, и вновь повернули на запад, оставляя Блэк-Холл к северу.

– Я дико извиняюсь, – сказал Надоеда, когда они прошли около мили и оказались на крутом гребне холма. – Не для этого меня мамка рожала. Обрушение… то есть ухудшение… в смысле, утешение… Я хочу сказать – место назначения! – Он сел и огляделся по сторонам, насколько позволял меркнущий свет. – Куда это нас занесло?

– Это Хард-Нотт. Там, внизу, – Буттерилкет. А вон в той стороне – Эшдейл.

– И что теперь? – спросил Рауф.

– Затихаримся на время, – сказал лис. – Потом спустимся по склону и сцапаем первую же ярочку, которая нам приглянется. С таким добытчиком, как ты, приятель… – Лис восхищенно окинул взглядом могучий силуэт Рауфа. – Я, как с вами стакнулся, голодным ни дня не был!

– Значит, ждать будем? – спросил Надоеда, усаживаясь в густом вереске. – Может, ты нам песенку споешь, чтобы не скучать? У вас, лисов, песенки водятся?

– А то! Обязательно поем время от времени, как же нам не петь! Помнится, моя старушка все напевала одну, веселую такую. Ох и давно же это было…

– Твоя мама? Правда? А как песня называлась?

Лис не ответил. Надоеда ощутил его замешательство – примерно такое же, как тогда, когда рыжего хищника спросили насчет имени. И Надоеда быстро произнес:

– Веселую, говоришь?

– Точно, приятель! Что надо песенка была! Старушка, бывало, ее заводила в лунные ночи…

– Сейчас не такая, но не в том суть, – сказал Надоеда. – Может, припомнишь ее? Пожалуйста, Рауф, ну попроси его!

– Дело хорошее, – сказал Рауф. – Чуете овцу, там, внизу? Ручаюсь, что уложу ее в один миг…

– Уложишь, – сказал лис. – Как есть уложишь, когда время придет. Только вниз по склону ее не гони, дружище, а сразу хватай и рви глотку!

– В таком случае ты и правда спел бы пока, что ли, – сказал Рауф. – Дельце, сам говоришь, будет несложное, так почему бы и нет?

Лис немного помедлил. Повалялся на спине, ерзая по мелким камням. Надоеда терпеливо ждал. Дождь стекал по рубцу на голове прямо ему на нос. Фокстерьер отчаянно вымок, ему было холодно. Мимо них по дороге, пыхтя, проехала машина. Ее ходовые огни скрылись за перевалом, почему-то называвшимся Толстушка Бетти, и водитель включил первую передачу, осторожно выруливая на спуск.

Тогда лис запел:

 
Лежал на круче страшной
Один смышленый лис.
А снизу пахло птицей домашней —
Слюной не захлебнись!
Там фермер, хитрый малый,
В сарай загнал курей…
Куда же несушка вдруг подевалась?
А лис давно в норе!
 

– Великолепно! – сказал Рауф. – Валяй дальше!

Лис не заставил себя упрашивать:

 
Как фермерша грозилась,
Как топала ногой!
«Уж этот мне лис, что уточек милых
Таскает одну за другой!
Все двери на ночь надо
Покрепче запереть!»
Забыла она лишь окошко сзади…
Пирует лис в норе!
 

Надоеда весело подхватил последнюю строчку, и лис вдохновенно продолжил:

 
Вот в доме догорели
Последние огни.
Все люди уснули в своих постелях,
Им снятся сладкие сны.
А утром – пух гусиный
Летает по двору!
Куда этот рыжий разбойник сгинул?!
Давно юркнул в нору!
 
 
Хитрюге и проныре
Глухая ночь как мать.
Он проскользнет, он убьет и стырит,
И псам его не догнать!
Мы под луною пляшем,
Играем на горе.
Но Тьма придет к самым бесшабашным —
Не пересидишь в норе…
 

– А что сталось с твоей матерью, лис? – вдруг спросил Надоеда.

– Собаки… – ответил тот безразличным тоном. И принялся вылизывать лапу.

Когда окончательно пала ночь, дождь унялся, но соленый ветер продолжал задувать с прежней силой, унося их запах к востоку. Где-то далеко, над западным морем, за границей Эскдейла, еще догорала в небе розовая полоска, однако внизу, в глубокой расщелине, уже царила непроглядная тьма. Впрочем, она ничуть не мешала троице четвероногих охотников, наделенных тонким чутьем и отточенным слухом, различать, как шуршат папоротниками овцы – сразу две ярочки, двигающиеся бок о бок по дну долины, и третья, которая тащилась позади, все больше отставая от своих товарок. Лис кивнул, и маленькая охотничья партия, снявшись с места, принялась слаженно отрезать добыче пути к отступлению.

* * *

– Расправа за расправой, – твердо повторил Роберт Линдсей, тщательно следя, однако, чтобы его голос не выделялся из общего шума в баре. – И никакого сомнения, Гарри: это собаки. Точно тебе говорю! Одичавшие собаки, повадившиеся таскать наших овец!

– В самом деле? – пыхнул трубкой старик Тайсон. Он не поднимал глаз, только гонял вкруговую пиво в своей кружке. Там оставалась еще примерно треть пинты.

Он упорно игнорировал все более прозрачные намеки, которые подсовывал ему Роберт. В конце концов тот с сожалением рассудил, что настала пора засунуть куда подальше свою нелюбовь к лобовым методам и соответствующим вопросам. Хочешь не хочешь, придется брать быка за рога.

– Я вот к чему речь веду, Гарри. Один банковский клерк из Бротона случайно обмолвился, будто слышал, как ты говорил Джеральду Грею в «Мэноре» что-то насчет собак, удравших от ваших ученых…

– В самом деле?

– Гарри, дело-то нешуточное! Овцы-то гибнут! Прикинь, как дергаются все, у кого они по склонам гуляют! Так-то вот! Если Джеральд ошибся…

Тайсон раскурил погасшую трубку, отхлебнул пива и вновь задумчиво уставился в почти опустевшую кружку. Роберт молча ждал, рассматривая плиточный пол. Обычно интуиция подсказывала ему, когда следовало прекращать «давить» на человека, от которого он хотел чего-то добиться. А еще в числе его многочисленных талантов была способность просто сидеть и очень уютно молчать, не смущая собеседника, словно так и надо.

– По пьяной лавочке чего только не наболтаешь, – проговорил наконец Тайсон. – Не то чтобы я отвертеться хотел, Боб, ты же меня знаешь… Просто директор Лоусона всем нам велел держать рот на замке, не то с работы повылетаем. А мне эта работа как раз. Не слишком пыльная, и денежки капают…

– Точно, Гарри, работенка у тебя завидная. С такой работой никаких неприятностей не захочешь.

Они опять надолго умолкли.

– Завтра, чтобы ты знал, облаву устраивают, – сказал Роберт. – Спонсором выступает этот… типа портной. Из Кендала, вот. Ему реклама нужна. Я тоже собираюсь пойти, небось весело будет.

– В самом деле? – отозвался Тайсон.

И вновь повисла тишина. Роберт допил свою порцию светлого пива.

– Ладно, – сказал он. – Хватит пиво глушить, поеду собираться. – И он легко поднялся, клацнув по плиткам подкованными башмаками. – Мне еще хлев подремонтировать надо… Я тебе, дружище, вот что скажу. Если бы у вас оттуда и удрала какая собака, она бы навряд ли стала гоняться за овцами, так что не переживай.

И он, кивнув на прощание, направился к двери, из-за которой доносилось уханье тяжелого ритма: это конистонская молодежь праздновала День Гая Фокса[39]39
  …молодежь праздновала День Гая Фокса. – Гай Фокс (1570–1606) – самый известный участник провалившегося «Порохового заговора» против короля Якова I и парламента (5 ноября 1605 г.). У англичан стало традицией в годовщину раскрытия заговора сжигать чучело горе-подрывника.


[Закрыть].

В самый последний момент Тайсон придержал Роберта за рукав.

– По крайней мере один из наших псов был жутко злобной тварью, – пробормотал он куда-то в кружку. И принялся изучать вечернюю газету, держа ее вверх ногами и не надевая очков.

Суббота, 6 ноября

– Ох, ребята, не могу больше, – сказал Надоеда. – Слышь, лис? И ты, Рауф. Я вас потом догоню.

До первых рассветных лучей оставалось еще около часа. Ночная охота на крутых западных склонах Хард-Нотта оказалась самой тяжелой и долгой из всех, что они до сих пор предпринимали. Если бы не шестое чувство лиса, позволявшее ему почти безошибочно угадывать, в какую сторону удирает добыча, они, скорее всего, потеряли бы ее в темноте, и тогда пришлось бы начинать все заново. К тому же Рауфу снова крепко досталось в ближнем бою. Он выместил свою ярость на уже неподвижной туше, буквально растерзав зарезанную овцу. Его кровь смешалась с кровью добычи, а зубы беспощадно размалывали копыта, хрящи, кости и жилы. Когда Надоеда, объевшись, лег отдохнуть, осколки разгрызенных костей покалывали ему брюхо, заставляя вспомнить крохотные недогоревшие останки морских свинок в печной золе.

Посреди ночи его разбудило смутное чувство опасности и тревоги. Пошевелившись, он обнаружил, что жутко замерз, едва двигается и вдобавок охромел. Фокстерьер даже засомневался, что сумеет вернуться к Браун-Хо вместе со своими напарниками. Ему было не по себе. В голове стоял какой-то далекий звон на грани слышимости. Оглядевшись по сторонам, Надоеда снова испытал ощущение покинутости и нереальности происходящего; эти симптомы были ему слишком хорошо знакомы. Некоторое время он, хромая, бродил вокруг спящих приятелей, потом лег и снова заснул. Ему приснился страшный удар, после чего сам он начал словно распадаться на части и валиться куда-то между отвесных стен пропасти, мерзко вонявшей дезинфицирующей жидкостью и табаком. Резко вскочив, Надоеда почувствовал на своем ухе острые зубы лиса.

– Просыпайся, старина, просыпайся!

– Ох… мне такое приснилось… Ты, наверное, слышал… то есть нет, конечно, ты не мог… – пробормотал Надоеда. – Я что, лаял во сне?

– Лаял?.. Да ты орал как резаный и нес всякую чушь! Тебя за милю было слыхать!

– Я не хотел, – сказал Надоеда. – Мне бы, знаешь, надо немного перьев в голову положить, а то там все звенит и подвывает, словно сирена белой машины. Вот немного шума наружу и просочилось.

Пребывая в замешательстве, он проковылял в сторонку на трех лапах, помочился на кривую рябину и вернулся обратно. Лис стоял на том же месте, глядя на него оценивающе и несколько отстраненно.

– Идти сможешь? – спросил он. – Как ты вообще? – И прежде чем Надоеда успел ответить, добавил: – Пойду здоровяка позову. Пора убираться.

– Уже?

– Да, уже. Нельзя тут дольше оставаться.

– Идти-то куда?

– Через вершину и дальше ложбиной.

– Надеюсь, я выдержу…

– Да уж ты постарайся, старина. Быстрые пробежки нынче не для тебя, так что чем раньше мы отсюда двинемся, тем дальше уйдем до того, как овцу обнаружат!

Дождь тем временем прекратился. Рауф, еще полусонный, вытащил из липкой груды овечьих останков переднюю ножку и понес ее в зубах. Так и шел с ней сперва вдоль русла бурного ручейка, а потом начал карабкаться на северное плечо холма Хартер-Фелл. Тут Надоеда начал отставать и в конце концов остановился и лег на землю.

Хартер-Фелл

Рауф с лисом возвратились к нему.

– Ох, ребята, не могу больше, – тяжело дыша, пропыхтел Надоеда. – Идите, я попозже приду. Я как-то странно себя чувствую, Рауф. Лапы мерзнут…

Рауф выпустил из пасти овечью ногу и внимательно обнюхал терьера.

– С тобой все в порядке, – сказал он. – Все это только в твоей голове.

– Я и сам знаю, – вздохнул Надоеда. – Только что-то трудно из нее стало выглядывать. – Он потряс задней лапой, проверяя, как она двигается. – Это что? Стеклянная она, что ли? – Пес встал и сразу снова свалился наземь. – Моя нога свисает по ту сторону… этого…

Рауф вновь принюхался:

– С твоей ногой все в порядке!

– Знаю, но она почему-то вон там…

– Да не твоя это нога, дурень! Это овечья нога!

– Я не то имею в виду, – несчастным тоном проговорил Надоеда. – Я почему-то не могу… как бы это сказать? С собственной лапой договориться.

– Вперед, поторапливайтесь! – поторопил лис. – Хватит скулить! В холмах пока тихо, но, когда солнце встанет, тут-то все и забегают! Эти фермеры… Стоит им нас хоть краем глаза заметить…

– Ну так оставьте меня, а сами идите! – всхлипнул Надоеда. – Я догоню вас еще до полудня, правда! Меня тут никто не увидит.

– Не увидит? Да тебя за полмили видать, в твоем-то сорочьем наряде!

Замечание лиса терьер до конца не дослушал. Он просто куда-то уплыл, окутанный туманом, который истекал из его собственной головы, облепленной бестелесными мухами, обмотанной трясущимся, но невидимым шлемом из металлической сетки. Черная маска на морде лиса отдалилась и растаяла. Осталась лишь темная торфяная вода, тихо подбиравшаяся ему под бока.

Когда к Надоеде вернулось сознание, с ясного неба над его головой светило теплое солнце. По высохшему стебельку перед самым его носом карабкалась божья коровка. Надоеда не шевелясь проследил за ней взглядом. Потом на дальнем плане, позади стеблей травы, возник сарыч. Он приблизился к фокстерьеру и низко завис над ним в воздухе, расправив крылья. Надоеда вскочил, и сарыч тотчас скользнул в сторону.

Пес огляделся. Склон, насколько хватал глаз, был пуст. Друзья Надоеды ушли и оставили его одного. Фокстерьер пробежал несколько ярдов в гору, пока не увидел основание вздымавшегося поблизости утеса, и в тот же миг, когда осознал свое одиночество, понял, что вновь обрел способность ясно видеть и, как прежде, владеть своими лапами. В голове у него, правда, все еще звенело, но теперь он по крайней мере мог держать ее прямо.

Ему надо было уходить. Голос овечьей крови взывал с мокрой земли всего в полумиле от него, если не ближе. Надоеда подумал об ужасно далеком пути назад, к Браун-Хо, и обо всех фермах, которые ему потребуется обойти. Попробуй-ка проделай все это при ярком утреннем свете! Может быть, лучше дождаться сумерек? Но где тогда лежку устроить? Уж всяко не здесь! Надоеда хорошо помнил предупреждение лиса. Место, где они убили овцу, было совсем рядом. Значит, надо было уходить подальше. А раз ему все равно нужно искать укрытия, то почему бы не сделать это по дороге домой?

Вот бы еще знать, каким путем лис увел Рауфа? В любом случае не тем, которым они сюда пришли.

– Кружным путем, кружным путем… – забормотал Надоеда.

Он вернулся туда, где отлеживался во время приступа, и без труда обнаружил в вереске запах лиса. К его удивлению, от этого места след тянулся вниз по склону холма, здорово забирая к северу относительно их вчерашней тропки через Даддон. Распугивая многочисленных пауков и сонных шмелей, Надоеда пробрался вниз сквозь мокрые заросли и оказался на дороге через перевал Хард-Нотт – в том месте, где она серпантином вилась по склону. Он проворно обследовал носом узкую полоску шершавого асфальта, пахнувшую бензиновым перегаром, и учуял след лиса на другой стороне дороги. Опять вниз, вниз, вниз… Потом поворот в направлении Даддона, к окруженной деревьями ферме Кокли-Бек, что виднелась за мостом.

Перебравшись вброд через речку чуть выше моста и выскочив на дорогу, Надоеда вдруг заметил машину, стоявшую на обочине возле указателя ярдах в пятидесяти от него. Прислонившись к ней, стоял человек. На нем были очень чистые ботинки, бриджи цвета вереска, зеленая саржевая куртка и круглая шляпа с полями в тон куртке. Даже с такого расстояния пес чуял запах новой одежды. Лицо человека было обращено к Надоеде, но глаз терьер не увидел, потому что их загораживал какой-то предмет – что-то вроде двух темных стеклянных бутылочек, соединенных вместе.

А рядом с мужчиной, у крыла автомобиля, стояла охотничья двустволка.

* * *

Облава началась именно так, как с самого первого мгновения виделось мистеру Эфраиму, – субботним утром, при отменной погоде. Фермеры, изъявившие желание поучаствовать, собрались в Ульфе, в гостинице «Привал путника», владелец которой мистер Дженнер первым делом выставил всем кофе и бутерброды. Загонщикам предстояло подняться в долину и оттуда идти на Коу, прочесывая территорию Холл-Даннердейла. Деннис, который все еще не остыл после бесплодных телефонных переговоров с мистером Пауэллом, убедивших его, что именно Ж.О.П.А. – виновник возникших проблем, наказал всем и каждому высматривать собаку в зеленом пластиковом ошейнике.

Сам мистер Эфраим явился во всем великолепии новых ботинок, куртки, как выразился он сам, спортивного покроя и шляпы «пирожком»[40]40
  …шляпы «пирожком»… – В оригинале pork-pie hat, «шляпа как пирог со свининой». Название породил круглый закрытый английский пирог с мясом – в противоположность российской шапке «пирожком», имеющей сугубо продолговатую форму.


[Закрыть], неся с собой одолженное охотничье ружье двенадцатого калибра[41]41
  …ружье двенадцатого калибра. – То есть ружье со стволом под круглую пулю весом в одну двенадцатую английского фунта.


[Закрыть]. Опыт обращения с этим оружием у него был практически нулевой, но само наличие двустволки наполняло его гордостью. Он блеснул портновскими познаниями, произнеся речь о призах, которые ожидали участников, но, когда речь зашла о конкретных вопросах организации охоты, выказал куда меньшую осведомленность. Впрочем, будучи человеком доброжелательным и не желая терять расположения потенциальных покупателей, он с радостью передоверил практическую сторону дела другим, более искушенным участникам облавы. Достав бинокль, он принялся с видом знатока наблюдать за стрелками, которые, держась на расстоянии около шестидесяти ярдов друг от друга, прочесывали широкий склон к югу от Коу. Вот они собрались все вместе, повернули на запад к Брок-Барроу и наконец возле холма Лоу-Холл вновь вышли на дорогу, тянувшуюся через долину. Деннис к этому времени успел подстрелить куропатку, а старик Рутледж, известный шутник, даже дважды всех насмешил – сперва промазал по бекасу, потом сбил с ветки дрыгавшую хвостом сороку. Кроме этого, никакой иной живности охотники не встретили – разве что овец, луговых трясогузок, сарычей да ворон.

Мистер Эфраим с мистером Форсом (который все время строчил что-то в блокноте и давал указания сопровождавшей его девице-фотографу) приветствовали стрелков на дороге и выдали каждому по рюмке виски. Весьма подняло общее настроение и появление женщин: к месту сбора подъехала Гвен Уильямсон с дочками, а за ней подтянулись Мэри Лонгмайр из гостиницы «Ньюфилд», Сара Линдсей, Дороти Крейвен («Ой, как тут весело!»), Джоан Хоггарт, Филлис и Вера Доусон, державшие магазинчик у моста, и кое-кто еще.

К некоторому разочарованию собравшихся, никаких признаков собаки, повадившейся резать овец, покамест не наблюдалось. Но мистер Эфраим, ничуть не смущаясь, говорил, что все впереди.

– Ведь еще не вечер, правда? – сказал он. – Во всяком случае, теперь мы знаем, где этой собаки точно нету. И на ваших землях, мистер Линдсей, овцы больше не гибли? Ну и хорошо… Как по-вашему, что нам теперь предпринять, мистер Лонгмайр? Углубиться в долину и обследовать участок мистера Уильямсона?

– Дело хорошее, – кивнул Джек. Потом повернулся к Гарри Брайтуэйту. – Что думаешь, Гарри?

Поскольку для мистера Эфраима густой ланкаширский выговор мистера Брайтуэйта звучал как иностранный язык, совершенно невразумительный без перевода, представитель фирмы «Добротный костюм», выслушав ответ, ограничился тем, что лучезарно улыбнулся окружающим. Когда охотники забрались в арендованный микроавтобус, мистер Эфраим двинулся впереди них на собственной машине, а дамы отправились по домам к запоздалому завтраку.

Лис и Рауф со жгучим интересом наблюдали первый этап охоты, прячась за грудой валунов у вершины Коу. Лису с величайшим трудом удалось уговорить Рауфа оставить спящего Надоеду на Хард-Нотте. Большой пес покинул друга только после того, как лис пригрозил бросить их обоих.

– Откуда ты знаешь, что с ним такое и когда пройдет? Мы не можем сидеть над ним и ждать, когда он проснется! Если мы застрянем на одном месте, всех Тьма накроет! И нас, и его! Очухается – сам нас разыщет… Слышь, громила, мне самому его жалко, бедолагу! Это все небось из-за рубца у него на голове…

Они и так слишком долго проторчали на Хард-Нотте. За далеким перевалом Рейнес уже занимался рассвет, когда лис наконец вынудил Рауфа двинуться в путь. Он настоял на возвращении домой по самым высоким, диким и бесплодным местам. Они пересекли Даддон выше Кокли-Бека, пробежали вверх по Драй-Гиллу, озаренному первыми солнечными лучами, пересекли урочище Фэрфилд и поднялись на склон Серого Монаха. Оттуда они почти пять миль бежали прямо на юг, через седловину Гоутс-Хауз, вдоль восточного берега Гоутс-Уотера, – и наконец выбрались к восточному склону Коу. Солнце поднималось все выше. Теперь, когда до их убежища в старой шахте оставалось менее мили, Рауф с лисом позволили себе немного передохнуть в тени под кустом боярышника. Едва они улеглись, как ветер начал отходить к западу. Лис быстро принюхался – и, напрягшись, распластался по земле.

Рауф поспешно последовал его примеру, потом спросил:

– Что происходит?

– Тихо ты! – шикнул на него лис. – Там, на холме, полным-полно людей! Мозгов у тебя маловато, но хоть лапы-то не подведут?

И лис быстро заскользил вверх по склону. Рауф устремился за ним, а потом ярдов через двести они вдвоем очень осторожно высунули носы из-за камней.

Отсюда была отлично видна растянувшаяся шеренга охотников. Они прочесывали нижнюю часть склона, идя спиной к лису и Рауфу. Прозвучал выстрел, и черный пес вжался в землю.

– Думаешь, это нас ищут? – спросил он лиса.

– А то кого же, приятель? Даже не сомневайся! Эх, если б я только мог, я бы разорвал их в клочья!

– Они, по-моему, уходят, лис. Может, вернемся?

– Вернуться? Э нет. Дня через два, а может, и позже!

– Тогда куда?

– Надо залечь на дно, и желательно подальше отсюда.

– Без Надоеды я никуда не пойду, – решительно заявил Рауф.

Он ждал ответа лиса, но тот несколько мгновений спустя лишь повернул голову и молча уставился на него. Рауф, которого, как всегда, возбуждал острый запах, исходивший от лиса, в свою очередь посмотрел в его глаза, крапчатые и бурые, словно неглубокие лужицы во мху. Тени облаков скользили по вершине холма, и глаза лиса вспыхивали и тускнели. Потом Рауф поднялся на лапы.

– Если такая прорва народу из-за нас прочесывает долину, значит Надоеду пора спасать, – сказал он. – Я возвращаюсь за ним.

– Ты волен поступать, как тебе угодно, приятель, – ответил лис.

* * *

Гарри Брайтуэйт, Джек Лонгмайр и остальные в конце концов решили, что разумнее всего будет прочесать северо-западный склон Серого Монаха. Он простирался на милю с лишком от Хелл-Гилл-Пайка и Фэрфилда до Рейнес-Боттома и ручья Кокли-Бек. С учетом подъема и последующего спуска это могло занять все время, остававшееся до обеда. (Обед – с пивом, – конечно же, был предоставлен фирмой «Добротный костюм», и его ждали с нетерпением.) Далее, во второй половине дня («Если мы до тех пор не пристрелим эту сволочь!» – заметил Деннис), можно было бы подняться по Леверс-Хауз к землям фермы Танг-Хаус и прочесать территорию по обе стороны от Ситуэйт-Тарна. Мистер Форс, все так же неутомимо делавший пометки в блокноте, забрался в микроавтобус и вместе со всеми поехал к вершине Рейнеса, чтобы затем подняться на Ветсайд-Эдж, а мистер Эфраим, не любивший лазить по кручам, остался у Кокли-Бека, держа ружье и бинокль наготове.

– Если вы вдруг погоните эту собаку на меня, джентльмены, я знаю, что с ней делать. Представьте: вы приезжаете к обеду, а тут уже шкура сушится на заборе.

– Вопрос только чья, – заметил старый Рутледж, и под общий хохот микроавтобус покатил прочь.

Проводив его глазами, мистер Эфраим присел на перила моста и подставил лицо холодному ноябрьскому солнцу. Внизу, омывая камни, журчал мутный Даддон. С одного голыша на другой прыгала трясогузка, показывая то темную спинку, то ярко-желтое брюшко. На ветке полуоблетевшего ясеня совсем по-осеннему подавала голос малиновка. Вот из зарослей вереска, вскидывая пушистый зад, выбралась черноголовая хердвикская овца и потрусила прочь. И над всем этим простирался громадный склон Стоунстай-Пайк, по которому вприпрыжку неслись тени облаков.

На ферме Кокли-Бек все было тихо. Лишь несколько разноцветных кухонных полотенец, вывешенных на просушку, громко хлопали на ветру.

Мистер Эфраим не замечал и тем более не ощущал безлюдной прелести осеннего пейзажа. Он вообще старался, насколько мог, избегать одиночества. Стоило ему остаться одному, его сразу охватывали воспоминания, полные голосов из рукотворной преисподней. Он думал о своих родителях, загнанных, обессилевших и погибших, потом о тете Лии, сгинувшей тридцать лет назад во мраке и тумане Европы[42]42
  …о тете Лии, сгинувшей тридцать лет назад во мраке и тумане Европы… – Начало массовым репрессиям против евреев в гитлеровском рейхе положила операция под кодовым названием «Мрак и туман».


[Закрыть], – одному Богу известно, в какой пустыне ее настигла смерть. Позднее, в шестидесятые годы, его старший брат Мордехай, плача от стыда, давал в интересах истины и справедливости показания в лондонском суде по делу о диффамации, инициированному доктором Дерингом, самозваным ученым-экспериментатором из Освенцима[43]43
  …в… суде по делу о диффамации, инициированному доктором Дерингом, самозваным ученым-экспериментатором из Освенцима. – Имеется в виду судебное разбирательство, проходившее в 1964 г. по заявлению польского врача Владислава Александра Деринга против американского писателя Леона Юриса, который в своем историческом романе-бестселлере «Исход» (1958) обвинил Деринга, бывшего узника концлагеря Освенцим, в проведении вивисекционных экспериментов на людях.


[Закрыть].