Текст книги "Модели ученичества в Новом Завете"

В некоторых моментах я должен признать, что являюсь несколько сопротивляющимся читателем. Например, я хотел бы, чтобы Матфей был более готов использовать термин «ученик» в отношении женщин-последовательниц Иисуса, многие из которых демонстрировали характеристики истинного ученика более точно, чем их коллеги-мужчины (напр., 27:55–56, 61; 28:1–10, особенно ст. 9, где поклонение не смешивается с сомнением, в отличие от ст. 17). Также мне хотелось бы, чтобы суровое и бескомпромиссное изображение иудейских противников общины было более сдержанным благодаря предписанию о любви к врагам в 5:43–48 – хотя в то же время я замечаю, что учеников никогда не поощряют заниматься обличением, оставляя осуждение Христу.

Но если бы я хотел выделить один аспект в изображении ученичества у Матфея, который имеет решающее значение для современной Церкви, то это было бы видение Церкви как видимого сообщества соли и света. Ведь сегодня Церковь все чаще оказывается в постхристианской среде. Эта ситуация больше не способствует воспитанию учеников. Однако это ситуация, в которой, если мы хотим, чтобы в будущем появлялись ученики Христа, их нужно будет воспитывать, сами-по-себе они не появятся (ср. Hauerwas and Willimon, Resident Aliens). Церковь, на самом деле, должна видеть себя так, как видел ее Матфей: как отдельную и привлекательную контркультуру; как город на горе, делающий видимой реальность Божьего правления посреди старого порядка; как общину, озабоченную не столько выкорчевыванием сорняков в своей среде, сколько выращиванием пшеницы такого качества, чтобы другие видели ее «и прославляли Отца вашего Небесного» (ср. 5:16). Для современных читателей наставление рассказчика из 24:15 – «читающий да разумеет» – может быть с таким же успехом применено к этому видению общины учеников Иисуса.

Избранная библиография

Barth, G. “Matthew’s Understanding of the Law,” in G. Bornkamm, G. Barth, and H. J. Held, Tradition and Interpretation in Matthew. London: SCM, 1963, 58–164, esp. 105–25.

Deutsch, C. Hidden Wisdom and the Easy Yoke: Wisdom, Torah and Discipleship in Matthew 11.25–30. Sheffield: Sheffield Academic Press, 1987.

Donaldson, T. L. “The Mockers and the Son of God: Two Characters in Matthew’s Story of Jesus,” Journal for the Study of the New Testament 41 (1991) 3–18.

Edwards, R. A. “Uncertain Faith: Matthew’s Portrait of the Disciples,” in Discipleship in the New Testament, ed. F. F. Segovia. Philadelphia: Fortress, 1985, 47–61.

Hauerwas, S., and W. H. Willimon. Resident Aliens. Nashville: Abingdon, 1989.

Kingsbury, J. D. Matthew as Story. Philadelphia: Fortress, 1986.

–. “On Following Jesus: The ‘Eager’ Scribe and the ‘Reluctant’ Disciple (Matt. 8:18–22),” New Testament Studies 34 (1988) 45–59.

–. “The Verb AKOLOUTHEIN (‘to follow’) as an Index of Matthew’s View of His Community,” Journal of Biblical Literature 97 (1978) 56–73.

Luz, U. “The Disciples in the Gospel of Matthew,” in The Interpretation of Matthew, ed. G. Stanton. Philadelphia: Fortress, 1983, 98–128.

Minear, P. “The Disciples and the Crowds in the Gospel of Matthew,” Anglican Theological Review, suppl. series 3 (1974) 28–44.

Patte, D. What Is Structural Exegesis? Philadelphia: Fortress, 1976.

Powell, M. A. “The Plot and Subplots of Matthew’s Gospel,” New Testament Studies 38 (1992) 187–204.

–. What is Narrative Criticism? Minneapolis: Fortress, 1990.

Rengstorf, K. H. “manthanō, ktl.,” in TDN[2]2
  TDNT Theological Dictionary of the New Testament, ed. G. Kittel and G. Friedrich, tr. G. Bromiley. Ten vols.; Grand Rapids: Eerdmans, 1964–76.


[Закрыть] 4.390–461.

Sheridan, M. “Disciples and Discipleship in Matthew and Luke,” Biblical Theology Bulletin 3 (1973) 235–55.

Wilkins, M. J. The Concept of Disciple in Matthew’s Gospel. Leiden: Brill, 1988.

3. Ежедневное несение креста: ученичество в Евангелии от Луки и Деяниях Апостолов

Ричард Н. Лонгенекер

У Луки термин «ученик» (mathētēs) употребляется реже и с меньшими нюансами, чем у других канонических евангелистов (см. Введение выше). Но его обращение к теме ученичества шире, радикальнее и последовательнее. Как одно из так называемых синоптических Евангелий, Евангелие от Луки, можно предположить, имеет много общего с Евангелием от Марка и Евангелием от Матфея. Оно также имеет общие черты с некоторыми материалами Евангелия от Иоанна, в частности, в повествовании о страстях. Однако отношение Луки к ученичеству уникально, оно имеет ряд отличительных черт – не только в его Евангелии, но и в Деяниях, которые вместе составляют около тридцати процентов Нового Завета.

Луки отличается от других евангелистов уже тем, что только он один дал своим читателям не только рассказ о служении Иисуса, но и продолжение этого рассказа, в котором примерно сопоставимым образом излагается служение Петра и Павла. Более важным, однако, является то, как Лука редактирует материалы, полученные им из своих источников. Ведь при анализе его обращения с источниками, мы часто сталкиваемся с данными, которые довольно ясно показывают не только то, как Лука хотел, чтобы его читатели ответили на вопрос «Кто такой Иисус?», но и то, как он хотел, чтобы они ответили на вопрос «Что значит быть последователем Иисуса?»

Поэтому мы сначала изложим основные структурные линии двухтомника Луки и определим, как эта структура раскрывает тему ученичества (раздел 1). Затем мы рассмотрим, как Евангелие от Луки изображает учеников Иисуса, сравнивая портреты Луки с портретами других синоптиков, и уделяя внимание дидактической функции изображения учеников как модели христианского ученичества (раздел 2). После этого мы выделим ряд отличительных особенностей того, как Лука пользовался своими источниками при написании Евангелия, причем эти особенности будут выбраны потому, что они говорят нам о понимании евангелистом ученичества (разделы 3–6). Затем мы сделаем то же самое в отношении некоторых отличительных особенностей Деяний (раздел 7). И, наконец, мы определим десять уроков, которые Лука, по-видимому, хотел преподать своим читателям относительно природы христианского ученичества сегодня, независимо от того, относится ли это «сегодня» только ко времени Луки или также к нашему времени (раздел 8). На протяжении всего описания ученичества в Евангелии от Луки и Деяниях Апостолов будет наблюдаться нечто вроде крещендо, то есть усиления интенсивности изложения темы в том, что касается явности, развития и яркости рассматриваемых данных. Это не педагогическая уловка с нашей стороны. Именно так, похоже, сам Лука раскрывал эту тему: сдержано, но при этом довольно убедительно, когда излагал данные, полученные от источников, и свободно, когда выходил за их пределы.

Наш метод по своей природе будет в значительной степени критико-редакционным, предполагающем, что Лука использовал ряд литературных источников в своей работе. В предисловии к первому тому он говорит, что ему были известны эти источники (Лк. 1:1–4), подразумевая также, что он изучил их и использовал в своем изложении – по крайней мере, при написании Евангелия, но, вероятно, и в Деяниях. Кажется наиболее критически обоснованным является предположение о том, что основными источниками для написания его Евангелия были Евангелие от Марка и сборник изречений, который обычно обозначается как «Q» (от немецкого Quelle, или «источник»). Из Марка, очевидно, он взял рассказ о служении Иисуса в Галилее и основное повествование о последней неделе и страстях Иисуса в Иерусалиме; из Q он получил изречения Иисуса, которые не были включены в Евангелие от Марка, но появляются в Евангелии от Матфея, причем эти изречения составляют примерно одну шестую часть как Евангелия от Матфея, так и Евангелия от Луки. Похоже, Лука также использовал источник, который принято называть «притчи о пути» для составления рассказа о путешествии (9:51–19:27), или, возможно, использовал материалы, взятые из подобного источника или источников. Представляется также, что в повествовании о страстях (22:1–23:56) он использовал и другие источники, помимо Евангелия от Марка, и эти материалы, по-видимому, также были использованы при написании четвертого Евангелия.

Что касается написания Книги Деяний, мы будем исходить из того, что для Деяний 1–12 в его распоряжении были исходные материалы, взятые из ранней иудейской христианской миссии, каким бы образом они ни попали в его распоряжение. Кроме того, воспоминания различных участников миссии Павла и его собственные путевые заметки послужили основой для Деяний 13–28 (ср. разделы «мы» в 16:10–17; 20:5–15; 21:1–18; и 27:1–28:16).

1. Как представлена тема ученичества в двухтомнике Луки-Деяния: структурный анализ

Что сразу же бросается в глаза читателю двухтомника «Луки-Деяния», так это его базовая структура. Ведь эти два тома не только почти одинаковы по объему (Евангелие – самое длинное из новозаветных книг, а Деяния лишь на одну десятую короче) и почти идентичны по хронологическому охвату (каждая книга охватывает около тридцати трех лет), они также, что более важно, демонстрируют, по словам Чарльза Талберта, «замечательную серию соответствий между тем, что Иисус делает и говорит в Евангелии от Луки, и тем, что ученики [в основном Петр и Павел] делают и говорят в Деяниях» (“Discipleship in Luke-Acts» 63). Талберт довольно подробно перечислил большое количество параллельных событий и фраз – даже наборов событий и фраз – которые можно найти в обоих томах: (1) параллели между галилейским (Лк. 4:14–9:50) и перейско-иудейским (9:51–19:27) служениями Иисуса в рассказе о путешествии в первом томе; (2) параллели между миссией церкви в иудейском (Деян. 2:42–12:24) и языческом (12:25–28:31) мире во втором томе; и (3) параллели между томами (ср. Literary Patterns 1–65). Талберт также утверждает, что литературный жанр двухтомника Луки-Деяния «похож на биографии некоторых основателей философских школ, которые содержали в себе не только жизнь основателя, но и список или краткое повествование о его преемниках и избранных учениках» (“Discipleship in Luke-Acts» 63; ср. там же, Literary Patterns 125–40; там же, What Is a Gospel? The Genre of the Canonical Gospels [Philadelphia: Fortress, 1977]; там же, “The Gospel and the Gospels,” in Interpreting the Gospels, ed. J. L. Mays [Philadelphia: Fortress, 1981] 14–26; основываясь на предложении H. von Soden, Geschichte der christlichen Kirche, I: Die Entstehung der christlichen Kirche [Leipzig: Teubner, 1919] 73).

Конечно, Талберта критиковали за то, что он слишком преувеличивает параллели, которые можно найти как внутри Евангелия от Луки, так и между Евангелием и Деяниями, а также за слишком точное определение литературного жанра двухтомника. Но его основные положения, безусловно, заслуживают доверия: (1) что общая структура двухтомника Луки-Деяния требует, чтобы эти два тома читались вместе, первый толковался в свете второго, а второй – в свете первого, и (2) что служение ранней церкви, изображенное во втором томе Луки, должно рассматриваться как сформированное традицией Иисуса, изображенной в первом томе. Действительно, проводя многочисленные параллели между миссией Иисуса и миссией церкви, Лука должен рассматриваться как автор тезиса о том, что служение Иисуса и миссия церкви вместе составляют полноту искупительной деятельности Бога от имени человечества. И хотя миссию Иисуса и миссию церкви не следует воспринимать как идентичные, они, тем не менее, сопоставимы и неразделимы: Иисус возвещает и совершает искупление, церковь возвещает, расширяет и применяет то, что совершил Иисус.

То, как Лука впервые пришел к мысли связать миссию церкви со служением Иисуса, сопоставив эти две сопоставимые и неразделимые сущности, всегда останется загадкой. Возможно, это было связано с апостолом Павлом, от которого он мог услышать такие слова, как: «А если [мы] дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (как в Рим. 8:17): «Чтобы [мне] познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых» (как в Фил. 3:10–11), или: «Ныне радуюсь в страданиях моих за вас [понимая греческую фразу en tois pathēmasin hyper hymōn как относящуюся к страданиям Христа, которые были подчеркнуты в ст. 20b и 22a], и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь…» (Кол. 1:24). Но как бы она ни возникла в сознании Луки, как только она сформировалась, такая концепция серьезно изменила бы понимание христианского ученичества. Ведь теперь можно было бы выдвинуть тезис о том, что то, что было основополагающим в служении Иисуса, но зачастую присутствовало там лишь в зачаточном состоянии, могло и должно было получить развитие и быть полнее выражено в миссии Церкви.

На самом деле, именно эту идею Лука выражает снова и снова, как явно, так и неявно, во всем объеме своего двухтомника, показывая, что основное в служении Иисуса, было и остается образцом в жизни и служении церкви. Таким образом, он рассматривает следующие основные темы: (1) присутствие и сила Духа, (2) начало пророческого служения, (3) всеохватность Евангелия, (4) важность апостолов и их свидетельства, (5) необходимость зависимости от Бога, а значит от молитвы, и (6) забота о бедных, заключенных, слепых и угнетенных (которых социологически мы бы назвали «бесправными») – все эти темы мы подробнее раскроем далее.

2. Как представлена тема ученичества в изображении двенадцати апостолов в двухтомнике «Луки-Деяния»

Канонические Евангелия были написаны для того, чтобы рассказать историю Иисуса. Однако эта история также включает в себя историю учеников Иисуса, которых Марк и Лука неоднократно называют «Двенадцатью» (напр., Мк. 4:10; 6:7; 9:35; 10:32; 11:11; 14:10, 17, 20; Лк. 8:1; 9:12; 18:31; 22:3, 47; ср. Деян. 6:2; 1 Кор. 15:5). Матфей и Иоанн используют этот термин реже (Мф. 26:14, 20, 47; Ин. 6:67, 70, 71; 20:24). Несомненно, все четыре евангелиста хотели, чтобы их читатели в той или иной мере отождествляли себя с Двенадцатью и учились у них тому, что значит следовать за Иисусом.

Однако каждый из евангелистов изображает Двенадцать немного по-разному. В Евангелии от Марка, после того как Двенадцать были призваны (ср. 1:16–20; 2:14) и назначены быть с Иисусом (3:13–19), они изображены, по большей части, довольно негативно. Действительно, после этих первых положительных образов, картина учеников в Евангелии от Марка становится довольно мрачной, завершаясь рассказами о предательстве Иуды (14:43–45), бегстве учеников (14:50–52) и троекратном отречении Петра (14:66–72).

В Евангелии от Матфея картина не столь мрачна. И хотя Матфей заимствует у Марка многие отрывки, в которых ученики Иисуса представлены довольно негативно (напр., Мф. 8:23–27; 14:15; 15:16–17; 16:5–12; 17:16, 19; 19:13; 20:20–24; 26:36–46, 56), он также изображает их в других местах своего Евангелия в несколько более благоприятном свете – как за счет удаления некоторых негативных комментариев Марка, так и за счет более позитивных высказываний о них. Так, например, Матфей опускает упоминание Марка о том, что ученики не могли понять притчу (13:18; ср. Мк. 4:13). Точно так же он опускает уничижительные заявления Марка о том, что «сердце их было окаменено» (14:32; 16:9; ср. Мк. 6:52; 8:17). И хотя в некоторых местах он продолжает говорить о том, что ученики с трудом понимали Иисуса (напр., 15:16–17; 16:8–9), он также сообщает, что иногда они все же воспринимали учение Иисус (напр., 13:51; 16:12; 17:13). Более того, Матфей четче, чем Марк, указывает на важную роль, которую ученики будут играть в эпоху после воскресения (ср. 17:9; 18:18–20; 19:28; 24:14; 27:64; 28:16–20). Поэтому портрет учеников, представленный Матфеем, хотя и немного, но более обнадеживающий, чем у Марка.

В Евангелии от Луки, однако, Двенадцать изображены гораздо более позитивно. Правда, Лука сохраняет некоторый негативизм Марка. Например, он также сообщает, что ученики не смогли изгнать злого духа (Лк. 9:40; ср. Мк. 9:18), хотя Лука опускает более позднее упоминание Марка о том, что ученики спросили Иисуса, почему они не смогли изгнать его (ср. Мк. 14:28). Более того, после второго предсказания страстей Иисуса Лука говорит, что ученики «не поняли слова сего, и оно было закрыто от них, так что они не постигли его, а спросить Его о сем слове боялись» (9:45; ср. Мк. 9:32). Точно так же Лука воспроизводит историю Марка о том, как ученики упрекали тех, кто приносил к Иисусу детей, чтобы Он благословил их (18:15–17; ср. Мк. 10:13–16). Он также сохраняет рассказ Марка об их споре о том, кто из них больше (22:24–27; ср. Мк. 10:35–45), хотя и сокращает, и перемещает его в другое место.

С другой стороны, Лука опускает большую часть суровых комментариев Марка относительно учеников. Например, он опускает (1) заявление Марка о том, что они не могли понять притчи Иисуса (Лк. 8:11; ср. Мк. 4:13), (2) ссылки Марка на их «ожесточенные сердца» (Мк. 6:52; 8:17) и (3) рассказ Марка об упреках Петра в адрес Иисуса (Мк. 8:32–33). Он также мягче относится к неспособности троих учеников бодрствовать и молиться с Иисусом в Гефсимании, сообщая лишь однажды, что они заснули, а затем оправдывая их комментарием, что они спали, потому что были «спящими от печали» (22:45–46). Однако более значимыми являются (1) пропуск Лукой предсказания Иисуса: «И говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы» (Мк. 14:27, цитируя Зах. 13:7), и (2) то, что Лука изобразил Двенадцать (за вычетом, конечно, Иуды) как фактически остающихся верными Иисусу в час испытания (в отличие от Мк. 14:50). На самом деле, Иисус в Евангелии от Луки заявляет Одиннадцати на Тайной вечере: «Но вы пребыли со Мною в напастях Моих» (22:28). Более того, в Евангелии от Луки ученики, вероятно, считаются присутствующими при распятии Иисуса, ибо евангелист заявляет: «Все же, знавшие Его [Иисуса]… стояли вдали и смотрели на это» (23:49).

Изображение Двенадцати в Евангелии от Иоанна довольно уникально. Автор четвертого Евангелия никогда не приводит список учеников, как то можно найти во всех трех синоптических Евангелиях. Только шесть учеников упоминаются Иоанном (в различных ситуациях) по имени: Андрей, Петр, Филипп, Нафанаил, Иуда и Фома. И только в четырех стихах Иоанн говорит о них как о «Двенадцати» (6:67, 70, 71; 20:24). Скорее, в Евангелии от Иоанна (как и в Евангелии от Матфея) ученики – это, по большей части, единая группа, которая отличается от последователей Иоанна Крестителя, от «иудеев», от «мира» и от некоторых «тайных верующих», таких как Никодим (3:1–15; 7:50–51; 19:39), Иосиф Аримафейский (19:38–40) и «другие» (12:42–43). Но «ученики» в четвертом Евангелии (как и в Евангелии от Матфея) также обозначают большую группу, чем Двенадцать, что видно из комментария: «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (6:66). Эта двусмысленность, по-видимому, отвечает цели евангелиста, поскольку термин может иметь более прямое применение к членам общины Иоанна. В частности, один ученик, «которого любил Иисус», изображен в Евангелии от Иоанна как идеальный или образцовый ученик, поскольку неотступно следовал за Иисусом и доверял Ему (ср. 13:23; 19:26–27; 21:7, 20).

Однако в изображении учеников у Луки Двенадцать несколько раз называются «апостолами» (ср. Лк. 6:13; 9:10; 17:5; 22:14; 24:10; см. также 11:49). Эта особенность, наряду с более позитивным отношением к Двенадцати как в Евангелии, так и в Деяниях (ср. Деян. 6:2), вероятно, объясняется тем, что Лука рассматривает Двенадцать, за вычетом Иуды, но позже дополненных Матфием, как подготовленных (в Евангелии) к роли руководителей церкви (в Деяниях). Также важно отметить, что Лука, как Матфей и Иоанн, не ограничивает понятие «ученик» двенадцатью (ср. 6:17; 19:37; см. также 24:9, 33), как это более или менее верно для Марка. Лука, очевидно, рассматривал ученичество в несколько более широких категориях – например, Матфия как замену Иуды (Деян. 1:26), а также верующих в Иисуса в целом (ср. двадцать восемь случаев употребления термина в мужском роде и один в женском роде в Деяниях).

Поэтому, несмотря на разное изображение Двенадцати в наших четырех канонических Евангелиях, каждый евангелист, похоже, хотел, чтобы его читатели отождествляли себя с учениками и учились у них – как в их неудачах, так и в их успехах – тому, что значит быть последователем Иисуса. Следует признать, что портрет Двенадцати у Луки менее подробен и менее проработан, чем у Марка или Матфея; точно так же он менее проработан, чем у Иоанна в отношении «ученика, которого любил Иисус», кем бы он ни был. Но он, безусловно, гораздо более позитивен, чем портрет, данный Марком, который, похоже, был основным источником повествования Луки, и даже чем портрет Матфея, который следует той же литературной традиции. Лука рассматривает учеников как образец основных характеристик христианского ученичества. Он подчеркивает не их неудачи. Скорее, он подчеркивает новые обязательства, ориентацию и образ жизни, которые они отразили в своей жизни благодаря общению с Иисусом, своим Учителем. И поэтому, как передает Лука, высказывание Иисуса об ученичестве относится не только к его непосредственным ученикам, но и ко всем последующим верующим, которые причисляют себя к ним: «Ученик не бывает выше своего учителя; но, и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его» (6:40; ср. Мф. 10:24–25).

3. Как представлена тема ученичества в использовании Лукой Марка

Использование Лукой Марка в связи с темой ученичества можно увидеть в самом начале общего повествования синоптических Евангелий, то есть в описании служения Иоанна Крестителя в 3:1–6 (ср. Марк 1:2–6). Хотя Лука знает, что верующие в Иисуса изначально называли себя последователями «пути Господня» (ср. Деян. 9:2; 19:9, 23; 22:4; 24:14, 22), он, похоже, не делает здесь никакого акцента на слове «путь» (hodos) – хотя оно дважды появляется в цитатах Марка из Мал. 3:1 и Ис. 40:3, являясь тем, что лингвистически связывает между собой свидетельства этих двух отрывков. Скорее, Лука в 3:1–6 делает акцент на (1) провозглашении «слова Божьего» (так в пер. Кассиана. В синодальном пер. «глагол Божий») и (2) универсальности Евангелия. Провозглашение «слова Божьего» изображено как означающее для Иоанна проповедь «крещения покаяния для прощения грехов» (ст. 2–3). В других местах тома Луки, однако, это имеет отношение к провозглашению «Царства Божьего», сосредоточенного в Иисусе (что заметно в Евангелии, но также и в Деяниях) и/или провозглашению «спасения» Бога, сосредоточенного в Иисусе (что заметно в Деяниях, но также и в Евангелии). Второй акцент в 3:1–6, на универсальности Евангелия, виден в том, что Лука расширяет цитату Марка из Ис. 40:3 до стихов 4 и 5 пророчества (хотя и без мотива славы в ст. 5а), которое завершается звонким утверждением: «и узрит всякая плоть спасение Божие» (Луки 3:4–6).

Эти две темы, конечно же, представлены в Луки 3:1–6 лишь в зачаточном состоянии, поскольку цель евангелиста, похоже, состоит в том, чтобы заложить основу для них на данном этапе своего изложения, а затем развить их более полно в дальнейшем. Тем не менее, они служат здесь для того, чтобы открыть две очень важные черты в общей характеристике христианского ученичества у Луки: (1) участие в провозглашении «слова Божьего», которое сосредоточено на деле и личности Иисуса, и (2) обладание универсальным, а не ограниченным взглядом на распространение и применение христианского Евангелия.

После подробного изложения служения Иоанна Крестителя (3:7–20), крещения Иисуса Иоанном (3:21–22), родословия Иисуса (3:23–28) и искушения Иисуса дьяволом в пустыне (4:1–13) – при этом каждое из этих изложений демонстрирует ряд редакционных особенностей, важных для всех других вопросов, – Лука переходит к Назаретской перикопе (или рассказу) в 4:14–30. Здесь важно отметить не только то, что Лука хронологически изложил это событие раньше, чем оно представлено в Евангелии от Марка (ср. Мк. 6:1–6а), но и то, что он (1) поместил его в особый контекст, (2) расширил его, включив центральные особенности проповеди Иисуса, и (3) использовал его в качестве вводного эпизода или фронтисписа (или фасада) для всего того, что он хочет изобразить в своем двухтомнике о служении Иисуса и церкви.

У Луки Назаретская перикопа представлена в контексте, который сосредоточен на присутствии и силе Духа: «И возвратился Иисус в силе духа в Галилею» (ст. 14а). Этот контекст уникален, поскольку Марк (ср. также Матфея) сообщает только то, что Иисус «вышел… и пришел в Свое отечество». В рассказе Луки о чтении Иисусом Исаии 61:1–2а в синагоге Назарета, который приводит только Лука, важными особенностями являются (1) присутствие «Духа Господня» на слугах Божьих (ст. 18а) и (2) благая весть о новой эпохе искупления, которая будет провозглашена бедным, пленным, слепым и угнетенным, с освобождением и благословением для них (ст. 18b-19). В изображении проповеди Иисуса в Назарете, которое значительно расширено в рассказе Луки, также подчеркиваются темы (1) универсальности Божьей благодати, в частности, ссылки на принятие Богом вдовы-язычницы и сирийского генерала (ст. 25–27), и (2) отвержения Иисуса Его собственным народом, в основном потому, что они видели, что универсальность Божьей благодати включает принятие язычников (ст. 23–24, 28–30).

Именно 4:14–30, с его особым контекстом и темами, Лука использует как введение ко всему, что он хочет рассказать о служении Иисуса (в Евангелии) и служении церкви (в Деяниях). Более того, именно эти темы он подчеркивает в своем двухтомнике как жизненно важные для христианского ученичества: (1) присутствие и сила Духа; (2) освобождение и благословение бедных, пленных, слепых и угнетенных; (3) универсальность Божьей благодати (причем эта универсальность, конечно же, выражена прежде всего в христианском Евангелии); и (4) отвержение, пережитое Иисусом (причем это отвержение распространяется и на Его последователей).

Следует также отметить, что в Евангелии от Луки делается больший акцент на том, что ученики Иисуса являются «апостолами» (apostoloi), чем у Марка (или Матфея, или Иоанна), и этот акцент затем разворачивается в Деяниях в плане апостольского учения и власти, а значит, и апостольской традиции. Согласно Луки 6:13, двенадцать учеников были названы «апостолами» самим Иисусом. Вероятно, это появление слова «апостол» для учеников является собственным дополнением Луки к рассказу Марка. Ибо, хотя внешняя текстовая традиция (в частности, Ватиканский и Синайский кодексы) в основном поддерживает чтение «которых он назвал апостолами» в Марка 3:14 (так в пер. Кулакова), то есть отрывок, который Лука, очевидно, имел перед собой, когда писал, формулировка этого отрывка из Марка менее громоздка без кажущегося излишним «которых он назвал апостолами» между «и поставил из них двенадцать» и «чтобы с Ним были». Поэтому большинство ученых, по внутренним причинам, рассматривают упоминание «апостолов» в Марка 3:14 как согласование переписчиков под влиянием Луки 6:13 (а также, возможно, как попытку найти параллель глаголу «посылать», apostellein, в ст. 14b), в результате чего большинство считает, что фраза «которых он назвал апостолами» в Луке 6:13 была добавлена Лукой.

Термин «апостол» встречается шесть раз в Евангелии от Луки (здесь в 6:13; а также в 9:10; 11:49; 17:5; 22:14; и 24:10) и двадцать девять или тридцать раз в Деяниях. Однако у всеми остальными евангелистами оно используется только один раз (если не считать его отсутствия в Мк. 3:14): Марк 6:30; Мф. 10:2; и Ин. 13:16. Поэтому мы можем считать, что апостольство было главной темой в сознании Луки. Здесь, в Луки 6:13, эта тема обозначена только комментарием: «которых и наименовал Апостолами». Но она получает развитие, главным образом в Деяниях, с упором на учении и авторитете апостолов, а значит, и на апостольской традиции. Для Луки церковь верна своему призванию только тогда, когда она упорно следует учению и традиции апостолов, которые представляют собой связующее звено между человечеством и Иисусом. Только такое христианское ученичество можно считать подлинным.

Изучение того, как Лука редактировал Марка, может многое дать для понимания его отношения к ученичеству. Мы остановились лишь на некоторых различиях – в расположении, добавлении, выделении или опущении материала. Но, прежде чем перейти к следующему разделу, необходимо сделать два замечания. Первое заключается в том, что, хотя мы и выделили различия, согласования между Лукой и Марком также значительны. Ибо, включая в свой рассказ материалы Марка, Лука делает многие положения Марка об ученичестве своими собственными. Второе: там, где Лука вносит изменения в повествование Марка, эти изменения часто более завуалированные, чем явные, часто более наводящие, чем окончательные, с тонкими намеками на то, что можно ожидать в последующем повествовании. Но это явление соответствует общей политике и подходу Луки: в его Евангелии – особенно в тех случаях, когда он использует Марка в качестве источника – излагаются основы провозглашения Евангелия, которые включают различные тонкие намеки и зачаточные заявления, которые закладывают основу для дальнейшего развития событий; в то время как в Деяниях представлены разъяснения, применение и расширение того, что было сделано Иисусом в Его учении, смерти, воскресении и вознесении.

4. Как представлена тема ученичества использовании Лукой источника Q

Другим основным источником для написания Евангелия Луки, похоже, был сборник изречений Иисуса, который был либо записан, либо сохранился в коллективной памяти Церкви и получил название «Q». Похоже, что Матфей также использовал этот источник. Таким образом, сравнивая изречения в Евангелии от Луки с изречениями в Евангелии от Матфея, у которых нет аналогов в Евангелии от Марка, и которые составляют примерно одну шестую часть того, что представляет каждый из евангелистов (Лука и Матфей), мы можем получить приблизительное представление о том, что содержалось в первоначальном, предполагаемом источнике Q, который использовали и Матфей, и Лука (независимо от того, работали ли они со схожими копиями источника Q или с несколько различными его редакциями).

Изречения из Q, очевидно, включали учения Иисуса об ученичестве. Поэтому при изучении темы ученичества в Евангелии от Луки, необходимо обратить внимание на то, как Лука использовал Q, так же как и на то, как он использовал Марка. Ибо, сравнивая Луку и Матфея в их соответствующем использовании Q, можно обнаружить определенные акценты в редактировании этого материала. Три отрывка из источника Q, внесенные в Евангелие от Луки, особенно важны для такого исследования: (1) «блаженства» в 6:20b-26 (ср. Мф. 5:3–12), (2) «условия следования за Иисусом» в 9:57–62 (ср. Мф. 8:18–22) и (3) «цена ученичества» в 14:25–33 (ср. Мф. 10:37–38).