Текст книги "Модели ученичества в Новом Завете"

Различия между Мф. 5:3–12 и Луки 6:20b-26 хорошо известны. Наиболее важными из них являются (1) то, что Матфей говорит о тех, кто благословлен Богом, как о «нищих духом», «алчущих и жаждущих правды» и «чистых сердцем», подчеркивая тем самым более духовные качества, тогда как у Луки «нищие» и «голодные» благословлены Богом, а «богатые» и «сытые» находятся под Божьим проклятием, подчеркивая тем самым в большей степени экономические и социальные условия; и (2) что у Матфея есть список из девяти ситуаций, при которых человек обретает блаженство (makarioi), в то время как Лука излагает четыре условия, которые дают человеку блаженным, и четыре условия, которые вызывают пророческого «горе» (ouai).

Можно спорить о том, кто из евангелистов наиболее точно воспроизвел слова, содержащиеся в Q – Матфей с его акцентом на духовные качества или Лука с его акцентом на экономические и социальные условия. Большинство пришли к выводу, что Лука ближе к первоисточнику, поскольку здесь слова Иисуса, как по форме, так и по содержанию, более точно соответствуют иудейскому этическому учению, которое можно найти в Иер. 22:13–17; Сирах 11:18–19; и 1 Енох 94:8–10; 96:4–8; и 97:8–10. И с этим мнением я согласен, и поэтому рассматриваю изображение Матфея как переработанное в собственных целях Матфея. Но даже если мы считаем, что блаженства Луки наиболее близки к реальным словам, записанным в Q, важно помнить, что все то, что Лука взял из своего источника или источников, было включено им в его Евангелие, потому что соответствовало его собственным интересам и целям.

Лука проявляет определенный интерес к бедным, пленным, страждущим, угнетенным и бесправным, о чем свидетельствует включение слов из Исаии 61:1–2а в Назаретскую перикопу 4:14–30 и подчеркивание этих тем во многих местах двухтомника (к которому мы обратимся позже). Кроме того, Луке есть что сказать о богатых, властьимущих и состоятельных людях, постоянно выставляя их в дурном свете и призывая к покаянию. Повествование о младенчестве в 1:5–2:52 дает нам довольно много иллюстраций его отношения к этим вопросам. Ведь там, в материале, который, безусловно, принадлежит Луке, (1) женщины – даже вдова – играют важную роль в Божьем плане искупления, (2) благочестивые бедняки восхваляются и (3) богатые осуждаются. Магнификат (1:46–55) отражает то же отношение к богатым, особенно в высказываниях: «призрел Он на смирение Рабы Своей»; «низложил сильных с престолов, и вознес смиренных»; и «алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем» (1:48a, 52–53). Подобным образом, ответы Иоанна Крестителя на вопросы, заданные ему «народом», «мытарями» и «воинами» в 3:10–14 – отрывок, встречающийся только в Евангелии от Луки – все они сформулированы в терминах отношения человека к деньгам и материальным благам. И в других местах двухтомника Луки (как мы увидим позже) такое отношение неоднократно выходит на первый план.

Хотя блаженства Луки могут быть параллельны по форме и содержанию с некоторыми материалами, найденными в 1 Еноха 94–104/105 (так называемое «Послание Еноха», которое является очень древним материалом), учение Иисуса о бедности и богатстве, в том виде, в котором оно появляется в других местах Евангелия от Луки, и учение Церкви по этим вопросам, найденное в Деяниях, отличаются в ряде аспектов. Прежде всего, если мудрец из 1 Еноха 94–104/105 осуждает только богатых и их богатство, то Иисус и Церковь призывают верующих к новому отношению к имуществу и его использованию, то есть не просто отказаться от имущества, но раскаяться в эгоизме и использовать свое богатство на благо других (ср., например, Деяния 2:45; 4:32–37; 5:1–11). Или, как говорит Джозеф Фицмайер по поводу предупреждения Иисуса о богатстве в Евангелии от Луки 18:24–25, где используется метафора верблюда, проходящего через игольные уши: «Причина, по которой богатым трудно пройти сквозь игольные уши (18:25), заключается не в пагубности богатства как такового, а в неправедном соблазне, который неизменно сопутствует богатству, отвлекая человека от размышлений о том, в чем смысл жизни» – что, как признает Фицмайер, «может звучать как буржуазное благочестие», но что, по его мнению, «является частью послания Иисуса в Евангелии от Луки» (Luke 2.972).

Таким образом, в версии блаженств Луки подчеркивается забота о бедных и голодных, с соответствующим осуждением богатых и обеспеченных. Лука разделяет с Матфеем интерес к духовному расположению и религиозным преследованиям верующих (что видно из третьей и четвертой группы его блаженств и горестей). Но он отличается от Матфея тем, что прямо представляет Иисуса как человека, которого жизненно волнуют экономические и социальные условия жизни людей – фактически, он выдвигает эти проблемы на передний план в учении Иисуса (что видно из первой и второй группы его блаженств и горестей). При этом, конечно, он продолжает темы, уже подчеркнутые в Назаретской перикопе, особенно те, которые изложены в цитате Иисуса из Исаии 61:1–2а. И при этом он обращает внимание на вопросы, касающиеся бедности и богатства, которые, по его мнению, важны для каждого, кто будет последователем Иисуса.

Однако в Евангелии от Луки есть еще два важных отрывка из источника Q, где Иисус прямо говорит о христианском ученичестве. Первый – 9:57–62 (ср. Мф. 8:18–22), где перечисляются «условия следования за Иисусом»; второй – 14:25–33 (ср. Мф. 10:37–38), где подробно описывается «цена ученичества». Оба эти отрывка находятся в разделе Евангелия от Луки, который принято называть «повествование о путешествии», и поэтому их можно было бы оставить для более позднего обсуждения. Но оба они взяты из источника Q, и поэтому могут быть с полным правом рассмотрены здесь. Что еще важнее, оба свидетельствуют об особых редакторских интересах Луки.

В перикопе об «условиях следования за Иисусом» (Мф. 8:18–22; Лк. 9:57–62) Матфей и Лука довольно сопоставимым образом излагают два изречения Иисуса. Контекст изречений, конечно, различен, каждый евангелист вводит сказанное в повествовательное развитие своего Евангелия – так, Матфей говорит о «множестве народа», о переходе на другую сторону Галилейского моря, о «книжнике», о другом «ученике» и о том, что к Иисусу обращаются как к «учителю»; в то время как Лука говорит о неком человеке («некто», tis) и «другом» (heteros), которые говорили с Иисусом, когда Он и Его ученики «были в пути» (или «когда они шли» – пер. Кассиана). Но слова, обращенные к Иисусу в двух Евангелиях, идентичны: «Я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел» и «Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего». Что еще более важно, два изречения Иисуса в ответ также идентичны: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные – гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» и «Иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов». Таким образом, в изображении того, что сказал Иисус в этих двух ответах, Матфей и Лука согласны, называя условиями христианского ученичества (1) готовность вести неустроенный и небезопасный образ жизни ради Иисуса и (2) быть не обремененным другими привязанностями.

Но Лука добавляет больше к своему изложению слов Иисуса об ученичестве, прикрепляя дополнение ко второму изречению и переходя к третьему. Дополнение придает теме ученичества позитивный смысл, поскольку последователи Иисуса не только не должны быть обременены другими приверженностями, но и должны «идти и благовествовать Царство Божье» (9:60b). Однако третье изречение, отсутствующее в рассказе Матфея, усиливает радикализм того, что значит быть не обремененным другими приверженностями в следовании за Иисусом. Ведь в нем говорится не только о том, чтобы позволить другим похоронить умершего отца, но и о том, чтобы не задерживаться на прощании с собственной семьей дома, используя афоризм: «Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (9:61–62).

И как будто этого было недостаточно, Лука усиливает эту ноту радикализма в своей трактовке «цены ученичества» (Мф. 10:37–38; Луки 14:25–33). В то время как Матфей говорит о том, что по словам Иисуса ученик должен любить Иисуса больше, чем отца и мать, взять свой крест и следовать за Иисусом, Лука говорит следующее: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником; и кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником» (ст. 26–27). И затем, как бы для усиления этого радикализма, Лука добавляет еще одно высказывание Иисуса о том, что строители должны тщательно взвешивать стоимость строительства, прежде чем начать строительство, а цари должны тщательно взвешивать стоимость войны, прежде чем идти на войну, и это высказывание применимо к ученичеству: «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (ст. 28–33).

Возможно, никогда не будет окончательно установлено, различаются ли Матфей и Лука в выборе материалов из источника Q, добавляя или удаляя определенные изречения, или, когда они различаются в формулировках или акцентах, кто из них ближе к Q. Тем не менее, анализируя использование Лукой источника Q в связи с темой ученичества, становится ясно, что Лука хочет, чтобы его читатели знали, что следование за Иисусом требует (1) нового отношения к богатству, бедности и использованию богатства на благо других и (2) радикально нового типа образа жизни, который ставит следование за Иисусом выше всех других привязанностей – настолько радикального, что любая другая привязанность, какой бы она ни была, может быть охарактеризована как «ненависть» по сравнению с привязанностью к Иисусу.

5. Как представлена тема ученичества в повествовании Луки о путешествии

Так называемое «повествование о путешествии» в Евангелии от Луки, то есть отрывок 9:51–19:27, представляет собой длинный раздел с многочисленными упоминаниями о путешествии Иисуса и Его учеников из Галилеи в Иерусалим (9:51, 52–56, 57; 10:1, 38; 11:53; 13:22, 33; 17:11; 18:31, 35; 19:1, 11). Некоторые считают, что раздел заканчивается в 18:30 или 19:10; другие – в 19:44. Но формулировка 19:28 – «Сказав это, [понимая греческое указательное местоимение tauta как относящееся к учению в притчах, которое включено в повествование о путешествии], Он пошел далее, восходя в Иерусалим» – кажется, функционирует как переходный момент между «путешествием в Иерусалим» и «служением в Иерусалиме», и повествование о путешествии, следовательно, заканчивается в 19:27. Конечно, Лука и раньше изображал Иисуса путешествующим (напр., 4:42; 8:1). Но отныне Иерусалим становится целью путешествия Иисуса.

До 9:50 (за вычетом повествования о младенчестве и родословия) Евангелие от Луки в плане повествования в основном зависело от Евангелия от Марка, а в плане изречений (не упомянутых у Марка) – от источника Q. Однако с 9:51 по 19:27 большая часть материала евангелиста, похоже, взята из других источников, с ограниченным использованием Марка (напр., некоторое использование Марка 10:1–52) и источника Q (напр., Луки 9:57–62/Мф. 8:18–22 и Луки 14:25–33/Мф. 10:37–38, как рассмотрено выше). Много споров вызвал вопрос о том, каким источником пользовался Лука для составления повествования о путешествии Иисуса: исключительно сборником притчей Иисуса или исключительно заметками о перемещениях Иисуса, был ли его источник письменным, устным, или смешанным, включал ли он, помимо притчей Иисуса, дальнейшую информацию о служении Иисуса в Трансиордании? Однако каким бы ни был источник или источники этого раздела, большая часть того, что Лука представляет здесь, должна считаться уникальной для евангелиста, поскольку она не встречается ни в одном из других Евангелий, ни в том, что можно предположить об источнике Q. И как отличительная черта Евангелия от Луки, она должна рассматриваться как отражающая собственное понимание евангелистом того, как развивалось служение Иисуса и как следует понимать Его учение – особенно, для наших целей: наставлений Иисуса об ученичестве.

Повествование в 9:51–19:27 фрагментарно и лишь слабо связано между собой. Кажется, что оно составлено почти бессистемно и порой перескакивает с места на место (напр., сначала действие происходит в Самарии, 9:52–56; затем в Вифании, за пределами Иерусалима, 10:38–42; затем на пути «между Самариею и Галилеею», 17:11; и, наконец, в Иерихоне перед входом в Иерусалим, 18:35; 19:1). Многочисленные параллели проводятся между служением Иисуса в Галилее и его служением в Перее и Иудее (напр., исцеление прокаженного в 5:12–16 и исцеление десяти прокаженных в 17:11–19; споры с фарисеями в 5:17–6:11 и в 11:14–54; «проповедь на ровном месте» в 6:17–49 и другие проповеди в 17:1–10 и везде; отправление двенадцати в 9:1–11 и отправление семидесяти в 10:1–24; два предсказания страстей в 9:22–27, 43–45 и третье – в 18:35–43). Но основное содержание повествования о путешествии составляют пятнадцать или шестнадцать притч, иногда по две или три притчи подряд, хотя обычно каждая притча обрамляется довольно свободным повествованием о путешествии.

Некоторые из притч в повествовании о путешествии обращены к толпе, некоторые – к противникам, но большинство из них Иисус рассказал Своим ученикам. Марк, конечно же, изложив притчи Иисуса о семенах (т. е. о сеятеле и семени, растущем семени и горчичном зерне в 4:1–32), завершает их словами: «И таковыми многими притчами проповедывал им слово, сколько они могли слышать. Без притчи же не говорил им, а ученикам наедине изъяснял все» (4:33–34). Итак, имея перед собой Евангелие от Марка, Лука хорошо знал – если, конечно, не из общей христианской традиции, – что Иисус часто использовал притчи в Своем учении, хотя сам Марк записывает только три притчи о семени (4:1–32) и притчу о злых виноградарях (12:1–12). Лука, на самом деле, использует три притчи из Евангелия от Марка, распределяя их по всему Евангелию: притчу о сеятеле и семени в разделе о галилейском служении Иисуса (8:4–15; ср. Марк 4:1–20), притчу о горчичном зерне в повествовании о путешествии (13:18–19; ср. Марк 4:30–32) и притчу о злых виноградарях в разделе о служении Иисуса в Иерусалиме (20:9–19; ср. Марк 12:1–12). Но Лука, очевидно, знал о ряде других притч Иисуса, как и Матфей, хотя Матфей включил в свое Евангелие меньше дополнительных притч, чем Лука.

Похоже, что Лука, излагая притчи в своем повествовании о путешествии, намеревался дать читателям нечто вроде коллажа – нескольких разносторонних ярких представлений о том, как, по словам Иисуса, ученики должны следовать за Ним, включая не слишком завуалированные заявления о том, как в жизни читателей должны отражаться христианские ценности. В Евангелии от Матфея Иисус рассказывает притчи, в основном, (1) о природе Царства (о сеятеле, горчичном зерне, плевелах и зерне, закваске, скрытом сокровище и сети в 13:1–50; также, возможно, о немилосердном рабе в 18:21–35), (2) об отвержении Израиля (притчи о брачном пир в 22:1–14 и двух сыновьях в 21:28–32; и, конечно, причта о злых виноградарях в 21:33–46), и (3) о будущем эсхатологическом суде (притчи о десяти девах, о талантах, об овцах и козлах в 25:1–46). У Луки же в повествовании о путешествиях причти наставляют верующих о том, как им жить здесь и сейчас, и поэтому функционируют как притчи о христианской жизни.

Притчи из повествования о путешествии Луки часто использовались в наставительных и гомилетических целях. Это объясняется не только их многозначностью, но и тем, что они были подобраны Лукой – как, можно предположить, и Иисусом – для прямого применения в жизни последователя Иисуса. В кратком обзоре невозможно рассмотреть все, чему учат эти притчи. Достаточно просто изложить их основные темы:

1. Любовь и помощь другим (добрый самарянин, 10:25–37),

2. Молитва (настойчивый друг, 11:5–13; настойчивая вдова, 18:1–8),

3. Имущество и истинное богатство (богатый глупец, 12:13–34; богач и Лазарь, 16:19–31),

4. Служение Богу (бесплодная смоковница, 13:1–9; правильное отношение к служению Богу, 17:7–10; десять мин/талантов, 19:11–27 [ср. Мф. 25:14–30]),

5. Важность отклика на Божий призыв (великая ужин, 14:15–24 [ср. Мф. 22:1–14]; богач и Лазарь, 16:19–31 [см. также 3 выше]),

6. Божья любовь к потерянным (потерянная овца, 15:1–7 [ср. Мф. 18:12–14]; потерянная монета, 15:8–10; блудный сын, 15:11–32),

7. Смирение (фарисей и мытарь, 18:9–14; также «притча» в 14:7–14, которая не имеет образа), и

8. Проницательность в делах («неверный» управитель, 16:1–12).

Почти все эти притчи многозначны в своих образах и применении. Но их основная мысль или мысли обычно легко понятны, хотя, конечно, притча о неверном управителе вызывает некоторое недоумение. Однако все они, очевидно, были предназначены Лукой для того, чтобы научить, что значит следовать за Иисусом, и дать наглядные образцы для христианского ученичества.

6. Как представлена тема ученичества в повествовании Луки о страстях

Наибольшая степень согласия между четырьмя Евангелиями наблюдается в повествованиях о страстях (Мк. 14:1–15:47; Мф. 26:1–27:66; Лк. 22:1–23:56; и, возможно, Ин. 18:1–19:42). Это может быть не слишком удивительно для синоптических Евангелий. Ведь они представляют собой, в основном, единую традицию относительно рассказа о страстях Иисуса, которую, очевидно, Марк использовал в качестве основы для своего Евангелия, а Матфей и Лука в основном следовали ей. Однако это несколько удивительно для Евангелия от Иоанна. Хотя четвертое Евангелие сильно отличается от синоптических Евангелий в изображении служения Иисуса, его рассказ о страстях Иисуса удивительно похож – фактически, из шести процентов материала в Евангелии от Иоанна, которые можно назвать сопоставимыми с синоптическими Евангелиями, почти все относятся к рассказу Иоанна о страстях.

Такая схожесть предполагает, что страсти Иисуса, более чем любые другие события истории Иисуса, были в достаточной степени зафиксированы в провозглашении и традициях ранней церкви. Это, однако, не означает, что повествования о страстях в четырех Евангелиях должны считаться идентичными. Безусловно, четвертое Евангелие, хотя и сопоставимо в общем изложении, отличается от других в выборе, расположении и формулировке материала; и синоптические Евангелия также в некоторой степени различаются между собой по этим вопросам. Не следует также полагать, что четыре евангелиста интерпретировали события, связанные со страстями Иисуса совершенно одинаково.

В наших Евангелиях прослеживаются, по крайней мере, две основные традиции в изложении истории страстей: (1) традиция, заложенная Марком, которой в основном последовали Матфей и Лука, и (2) традиция, заложенная Иоанном, причем некоторые черты этой традиции встречаются и у Луки. Более того, каждый евангелист, по-видимому, включил некоторые данные, которые по той или иной причине интересовали только его – например, рассказ Марка о бегстве обнаженного юноши при аресте Иисуса (14:51–52) и сообщение Луки о том, как Иисус был послан Пилатом к Ироду (23:6–12). Однако еще более важным при чтении повествований о страстях в четырех Евангелиях является понимание того, что каждый из евангелистов придал представленным данным свою собственную редакционную «окраску», следуя своим собственным интересам и отвечая на проблемы своих адресатов. Поэтому при изучении любого конкретного повествования о страстях необходимо задаться вопросом: (1) Какая традиция здесь представлена? (2) Какие представлены дополнительные данные? и (3) Как евангелист изобразил данные, которые он включил?

Повествование Луки о страстях имеет много общего с повествованием Марка, а также с повествованием Матфея. Его повествование в основном следует порядку и структуре повествования Марка, опуская только четыре эпизода, записанные Марком: помазание Иисуса в Вифании (Мк. 14:3–9), предсказание Иисуса о бегстве учеников (Мк. 14:27–28), бегство обнаженного юноши (Мк. 14:51–52) и насмешки воинов (Мк. 15:16–20) – причем каждое упущение, вероятно, объясняется интересом (или отсутствием интереса) самого Луки, как видно из других частей его двухтомника. Лука добавляет только четыре набора заявлений в конце Тайной вечери (22:21–23, 24–30, 31–34, 35–38) и два сообщения о том, что Иисус был послан к Ироду (23:6–12) и затем снова к Пилату (23:13–16). Тем не менее, в некоторых местах своих повествований Лука и Иоанн передают детали, которых нет у Марка (или Матфея). Более того, доля слов из Евангелия от Марка в повествовании Луки о страстях гораздо меньше (около двадцати семи процентов), чем в описании Лукой галилейского служения Иисуса (около пятидесяти процентов).

На основании этих данных некоторые предполагают, что Лука знал и использовал Евангелие от Иоанна при написании своего повествования о страстях. Другие заключили, что он использовал, помимо рассказа Марка, другой связный рассказ о страстях Иисуса, который также использовал Иоанн, а третьи – что он знал и использовал «раннюю форму» или «ранние формы» материала о страстях Иисуса, который еще не был организован в связный рассказ, хотя позже он мог быть организован и затем использовался при составлении Евангелия от Иоанна. То, что повествование Луки зависит от Иоанна, представляется весьма спорным; то, что оно основано на Марке и другом рассказе, также использованном Иоанном, вполне возможно. Более вероятной, однако, является гипотеза о том, что повествование Луки о страстях основано в основном на Марке, с дополнительными данными из других развивающихся традиций внутри церкви и одного изречения из источника Q (т. е. 22:28–30).

Однако для наших целей более важно отметить, как Лука изображает Иисуса в своем повествовании о страстях. В Евангелии от Луки страсти и крест Иисуса не изображаются в терминах заместительного страдания, человеческого искупления или искупления грехов, как в повествовании Марка (или Матфея). Скорее, они представлены в основном как образец для подражания, как кульминация безусловного послушания Иисуса Богу и как пример, которому должны следовать Его ученики. Лука уже намекнул на такое понимание в 9:23, добавив обстоятельственное словосочетание «всякий день» (kath' hēmeran) к словам Иисуса из Марка 8:34: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною». И он также предположил такое понимание, включив материал из источника Q в 14:27: «Кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником». Конечно, можно подумать, что добавление лишь одного небольшого выражения к изречению, встречающемуся у Марка, является очень незначительным делом, и что повторение изречения, о котором сообщает также Матфей, не имеет особого значения. Однако в действительности 9:23 и 14:27, которые, как можно заметить, прекрасно сбалансированы в двух частях Евангелия от Луки, предоставляют читателю два довольно искусных штриха, которые указывают, как Лука использует свои источники, и что евангелист хотел подчеркнуть позже в своих трудах, особенно здесь, в повествовании о страстях (а также, как мы заметим, во всех Деяниях).

Это не значит, что в изображении страстей Иисуса у Луки отсутствуют страдания, жертва или сотериология. Ранее в 9:31 евангелист говорит о том, что Иисус идет в Иерусалим, чтобы совершить буквально Свой «исход» (exodos), что является термином, который, несомненно, вызвал бы мысли об искупительном значении страстей Иисуса у любого человека, знающего Ветхий Завет. И здесь, в своем повествовании о страстях, Лука прямо называет Тайную вечерю пасхальной трапезой (22:7, 8, 11, 13, 15) и повторяет слова Иисуса, произнесенные во время этой трапезы: «сие есть тело Мое, которое за вас предается… сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается» (22:19–20). Но опуская в 22:24–30 слова из Евангелия от Марка об искуплении: «чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Марк 10:45b; ср. также Мф. 20:28b), Лука указывает на то, что хочет, чтобы его читатели думали о страстях Иисуса, о Его служении другим и о своем служении Богу, а не просто о сотериологической теории. И на протяжении всего повествования Луки о страстях на первый план выходит тема страстей и креста Иисуса как примера для христианской жизни и служения.

Тема служения Иисуса как образца для подражания явно преподносится в стиле Луки 22:27, где на Тайной вечере Иисус разрешает конфликт между своими учениками, сказав: «Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий». Конечно, Иисус не ссылается здесь прямо на Свои страдания на кресте как на пример для ученичества. Но его приближающиеся страсти создают атмосферу для сказанного. Аналогичным образом, изображение Лукой молитвы Иисуса на Елеонской горе в 22:39–46 (ср. Мк. 14:32–42; Мф. 26:36–46) имеет ярко выраженный характер образца для подражания.

И хотя стихи 43 и 44 («Явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его»; «пот Его, как капли крови, падающие на землю») могут быть текстуально сомнительны (они опущены в Р75 – рукописи начала третьего века, Ватиканским кодексом четвертого века и Александрийским кодексом пятого века), дважды повторенное увещевание учеников «молитесь, чтобы не впасть в искушение», безусловно, подлинно. Здесь, по сути, явное эхо молитвы «Отче наш» с ее просьбой: «Не введи нас в искушение» (Лк. 11:4; Мф. 6:13). И здесь Иисус увещевает Своих учеников взять на вооружение важную черту Его служения – молитву, особенно в кризисные моменты жизни.

Однако более непосредственно с крестом связана довольно загадочная ссылка Луки на Симона Киринеянина (23:26), которому было поручено нести крест Иисуса (ср. Мк. 15:21; Мф. 27:32). Лука добавляет к ссылке Евангелия от Марка замечание, что Симон нес крест «за» (opisthen) Иисусом. Поэтому кажется, что евангелист увидел в том, что Симон нес крест Иисуса и следовал за Ним, конкретный пример учения Иисуса, которое Лука включил ранее в 9:23: «Если кто хочет за Мною (opisō) идти, да отречется от самого себя и да берет крест свой всякий день, и следует за Мною» (пер. Кассиана). Для Луки Симон Киринеянин, похоже, символизировал отношение христианского ученика, несущего символ страданий Иисуса – что, как подчеркивает дополнение Луки к наставлению Иисуса в 9:23, должно быть отношением и действием, которое происходит «всякий день», то есть ежедневно.

7. Как представлена тема ученичества в Деяниях Апостолов

В конце Евангелия от Луки Иисус обращается к «одиннадцати Апостолам и бывшим с ними» (24:33): «Вы же свидетели сему. И Я пошлю обетование Отца Моего на вас [tēn epangelian tou patros mou]; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше» (24:48–49). В начале Деяний «обещанное от Отца, о чем вы слышали от Меня» сначала объясняется как крещение «Святым Духом» (1:4–5), а затем говорится об исполнении «Святым Духом» (2:4). А с сошествием Божьего Духа на верующих в день Пятидесятницы дается дар пророчества, и верующие в Иисуса начинают провозглашать слово Божье об Иисусе из Назарета – Который был удостоен Божьего внимания на протяжении всего Своего служения, был распят, но Которого Бог воскресил из мертвых – как Господа и Христа (ср. проповедь Петра в 2:14–40).

Итак, в начале Деяний вновь подчеркиваются две основные темы Назаретской перикопы (Лк. 4:14–30), темы, которые Лука продолжил в своем Евангелии: (1) присутствие Божьего Духа на служителях и (2) провозглашение благой вести об искупительной деятельности Бога. Связь этих двух тем, на самом деле, как утверждается, коренится в ветхозаветном пророчестве. Петр в Деяниях 2 цитируя Иоиля 2:28–32, утверждает, что именно эти две особенности должны характеризовать «последние дни», провозглашенные Иисусом: «И будет в последние дни [еврейское «после»], говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут. И на рабов Моих и на рабынь Моих» (ст. 17–18а) – и затем Петр врывается в цитату, очевидно, чтобы подчеркнуть и выделить то, что в то время происходило в его проповеди, добавляя слова: «и будут пророчествовать» (ст. 18b). Кроме того, необходимо отметить, что цитата из Иоиля заканчивается заявлением об универсальности Божьей благодати, выраженной в Евангелии: «И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется» (ст. 18b) – что, конечно же, является еще одной важной темой Назаретсклй перикопы (ср. Лк. 4:25–27).

Каждая из этих тем – присутствие Духа, провозглашение искупительной деятельности Бога и универсальность Божьей благодати – не только является важной особенностью книг Луки, но и представлена и в Евангелии, и в Деяниях как факторы, которые должны характеризовать самосознание последователя Иисуса, и поэтому должны быть приняты и реализованы в христианском ученичестве. Кроме того, все другие основные темы ученичества, которые появляются в Евангелии от Луки, повторяются, с большей ясностью, в Деяниях. В частности: быть укорененным в апостольской традиции и сформированным ею (ср. 2:42, везде); быть зависимым от Бога в молитве (ср. 1:14, 24–25; 2:42; 6:4; 12:5); быть приверженным образу жизни, который не позволяет быть верным кому-либо и чему-либо, кроме Иисуса (везде); и заботиться о бедных, заключенных, слепых и угнетенных (ср. 2:44–46; 4:32–5:11).

Но в Деяниях Лука никогда не называет двенадцать учеников (Иуда был заменен Матфием) термином «ученик» (mathētēs). Он называет их учениками реже, чем другие евангелисты в своем Евангелии, и никогда не делает этого в Деяниях. В начале Деяний он также не называет верующих «учениками» (mathētai). Напротив, в 1:16 он называет верующих «братьями» (adelphoi, или «братья и сестры», в инклюзивном понимании). На самом деле, только в Деяниях 6:1–7, при изображении проблем, возникших в связи с притоком верующих из евреев елинистов, Лука впервые использует слово «ученики» в отношении верующих в Иисуса. И именно в этом отрывке он впервые объединяет все эти обозначения, описывая состав ранней церкви: «В эти дни, когда умножились ученики… Тогда двенадцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали… братия [и сестры]… И слово Божие росло, и число учеников весьма умножалось». После этого Лука использует слова «ученик/ученики» и «братья и сестры» как взаимозаменяемые для верующих в Иисуса («ученик/ученики» – двадцать девять раз; «братья и сестры» – тридцать два раза). Он также сообщает, что апостолы обращались к еврейской аудитории как «мужи и братья», «мужи, братья и отцы» или просто «братья» (напр., 2:29; 3:17; 7:2; 13:26, 38; 22:1; 23:1, 6; 28:17) и что евреи называли друг друга «братьями» (напр., 2:37; 13:15; 28:21; ср. Лк. 6:41–42).