Текст книги "Модели ученичества в Новом Завете"

Можно спросить, (1) почему Лука не использует слова «ученик/ученики» в отношении Двенадцати в Деяниях, в то время как в Евангелии они так обозначены, и (2) почему он использует попеременно «ученики» и «братья и сестры» для верующих в Иисуса, причем последнее, похоже, является его предпочтением. Возможно, это связано с тем, что слово «ученик», хотя и распространенное среди различных философских школ того времени, лишь недавно стало приемлемым в религиозных сообществах. Исходя из такого понимания, можно утверждать, что, будучи более контролируемым при написании Евангелия своими источниками, которые отражали растущее употребление слова «ученик» в религиозной среде Палестины, Лука продолжал использовать этот язык в своем Евангелии; но, будучи более свободным при написании Деяний и зная, что «ученик» не был обычным обозначением последователя религиозного деятеля в эллинистическом мире, он, возможно, хотел несколько смягчить этот термин в пользу выражения «брат». И это вполне правдоподобное объяснение.

Однако не менее вероятно и то, что сам Лука – по богословским и эгалитарным причинам – в период после воскресения вел себя несколько сдержанно в вопросе применения слов «ученик/ученики» к Двенадцати и к других верующих в Иисуса. Ведь термин «ученик», хотя и несет в себе множество важных нюансов, также наводит на мысли о подчинении и неравенстве, тогда как «брат» несет в себе больше нюансов семейного единства и равенства. Исходя из этого, можно утверждать, что Лука не видит проблемы в описании отношений между Иисусом и Его последователями во время Его земного служения на языке «наставник-ученик» или «учитель-ученик», но при описании отношений внутри церкви он предпочитает говорить о верующих как о «братьях и сестрах», продолжая при этом называть их «учениками», очевидно, полагая, что взаимозаменяемое использование терминов будет самоопределяющим и облегчит понимание читателей. По всей вероятности, можно предположить, что оба объяснения скорее дополняют друг друга, чем исключают.

Однако более важным для нашего рассмотрения здесь является то, что, поскольку Лука предпочитает называть верующих в Иисуса «братьями и сестрами», хотя, опять же, не отказываясь называть их «учениками», две отчасти зарождающиеся особенности ученичества в Евангелии от Луки приобретают большее значение в Деяниях. Первая – это упор Луки на подражание примеру, который в Евангелии выражается в следовании за Иисусом, а в Деяниях – в том, чтобы строить свою жизнь по примеру апостолов, особенно апостола Павла. В Евангелии Лука подчеркивает образцовую жизнь Иисуса в служении (ср. 22:27; также 6:40), образцовую молитву (ср. 22:39–46) и образцовое несение креста (ср. 23:26; также 9:23). Но, не отрицая важности Иисуса в представлениях евангелиста, Павел так же оказывается важным героем рассказов Луки. И поэтому изображая напряженные усилия Павла, направленные на выполнение его миссии, его великодушное отношение к коллегам, его стойкую защиту от оппозиции, его великолепные миссионерские проповеди (особенно в Деян. 13–14) и судебных речей (главы. 22–26) – Лука превозносит все это, хотя, вероятно, больше, чем это делает сам Павел, и уж точно больше, чем некоторыми из новообращенных Павла (особенно в Коринфе). Так перед верующими появляется пример «всесветного возмутителя» (17:6).

Вторая особенность ученичества, которую Лука более полно выражает в Деяниях, – это развитие в отношениях с Христом и в служении другим. Развитие – это тема, на которую Лука намекает в своем Евангелии, особенно в завершении повествования о младенчестве: «Младенец же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем» (2:40) и «Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков» (2:52). Но эта же особенность лежит и в основе Деяний, поскольку Лука стремится показать, как «слово Божье» продвигалось от самых ранних иудейских христианских корней до своего полного выражения в служении Павла язычникам, и как, наконец, «Царство Божье» было проповедано в самом Риме «со всяким дерзновением невозбранно» (Деян. 28:31). И во всех этих изображениях прогресса и развития скрыто образцовое увещевание верующим также прогрессировать и развиваться в своей жизни в вере и служении.

8. Модели ученичества для сегодняшнего дня

Луку часто обвиняют в том, что он переместил фокус раннехристианской мысли с eschaton, эсхатологического будущего, на sēmeron, настоящее, «сегодня». Многие, на самом деле, считают, что он извратил первоначальное Евангелие, переключив внимание с неизбежного пришествия Христа на повседневную христианскую жизнь, с харизматического на церковное, с следования за Иисусом (т. е. ортопраксии) на проповедь об Иисусе и веру в Него (т. е. ортодоксию), и с поклонения на миссию. В какой-то степени, конечно, многое из этого верно. Мы можем признать правдивость многих из этих наблюдений, не соглашаясь при этом с обвинениями, которые они подразумевают. Ведь Лука не отбрасывает эсхатологические ожидания (ср. Лк. 17:22–37; 21:5–36; Деян. 11), он также ни в коей мере не преуменьшает труд Святого Духа, следование за Иисусом или поклонение Богу Его народом. Тем не менее, совершенно верно, что главным интересом Луки при написании двух томов, похоже, был повседневный вопрос христианского ученичества – то есть, стремление обрисовать читателям контуры самосознания, которое должно ими владеть, и того, как должен жить человек, считающий себя последователем Христа.

Лука не составляет каталога качеств, характеристик, отношений или действий, связанных с христианским ученичеством. Он просто описывает служение Иисуса и миссию ранней церкви, в частности, миссию его героя Павла. Но эти рассказы от начала и до конца свидетельствуют о том, что автор внес в их изложение свой особый редакторский «взгляд». И исходя из этих отредактированных описаний можно сделать вывод, что Лука хотел научить своих читателей, своего или нашего времени, по крайней мере, следующим постулатам христианского ученичества:

1. Ученичество основано на том, что Христос совершил для искупления человечества.

2. Ученичество всегда должно быть укоренено в апостольской традиции и формироваться ею.

3. Ученичество всегда предполагает зависимость от Бога и покорность Его воле, откуда проистекает важность молитвы.

4. Ученичество должно всегда признавать присутствие и силу Святого Духа.

5. Ученичество должно быть вовлечено в пророческое провозглашение, причем это провозглашение должно быть сосредоточено на труде Иисуса.

6. Ученичество должно лелеять, как в мыслях, так и в действиях, понимание универсального действия Божьей благодати и Евангелия.

7. Ученичество – это приверженность такому образу жизни, при котором преданность Иисусу невозможно вытеснить преданностью кому-то или чему-то другому.

8. Ученичество – это забота о бедных, заключенных, слепых и угнетенных.

9. Ученичество – это подражание примеру Иисуса и апостолов, особенно апостола Павла, в вопросах служения, молитвы и несения креста.

10. Ученичество предполагает постоянный рост и развитие как в вере, так и в поведении.

Избранная библиография

Beck, B. E. “ ‘Imitatio Christi’ and the Lucan Passion Narrative,” in Suffering and Martyrdom in the New Testament: Studies Presented to G. M. Styler, ed. W. Horbury and B. McNeil. Cambridge: Cambridge University Press, 1981, 28–47.

Cassidy, R. J., and Scharper, P. J., ed. Political Issues in Luke-Acts. Maryknoll: Orbis, 1983.

Fleddermann, H. T. “The Demands of Discipleship: Matt 8,19–22, Par[3]3
  Par. and parallel passages.


[Закрыть]. Luke 9,57–62,” in The Four Gospels 1992: Festschrift Frans Neirynck, 3 vols., ed. F. van Segbroeck, C. M. Tuckett, G. van Belle, J. Verheyden. Leuven: University Press, 1992, 1.541–61.

Fitzmyer, J. A. “Discipleship in the Lucan Writings,” Luke the Theologian: Aspects of his Teaching. New York/Toronto: Paulist, 1989, 117–45.

–. The Gospel According to Luke. 2 vols., Anchor Bible, New York: Doubleday, 1985.

Hengel, M. The Charismatic Leader and His Followers, tr. J. Greig. Edinburgh: T. & T. Clark/New York: Crossroad, 1981.

Johnson, L. T. The Literary Function of Possessions in Luke-Acts. Missoula: Scholars, 1977.

Longenecker, R. N. “The Acts of the Apostles,” in The Expositor’s Bible Commentary, 12 vols., ed. F. E. Gaebelein. Grand Rapids: Zondervan, 1981, 9.205–573.

Marshall, I. H. The Gospel of Luke: A Commentary on the Greek Text. New International Greek Testament Commentary, Grand Rapids: Eerdmans, 1978.

Martin, R. P. “Salvation and Discipleship in Luke’s Gospel,” Interpretation 30 (1976) 366–80.

Nickelsburg, G. W. E., “Riches, the Rich and God’s Judgment in 1 Enoch 92–105 and the Gospel according to Luke,” New Testament Studies 25 (1979) 324–44.

Rengstorf, K. H. “manthanō, ktl.,” in Theological Dictionary of the New Testament, 10 vols., ed. G. Kittel and G. Friedrich, tr. G. W. Bromiley. Grand Rapids: Eerdmans, 1964–76, 4.390–461.

Schweizer, E. Lordship and Discipleship. London: SCM, 1960.

–. Luke: A Challenge to Present Theology. Atlanta: John Knox, 1982.

Talbert, C. H. “Discipleship in Luke-Acts,” in Discipleship in the New Testament, ed. F. F. Segovia. Philadelphia: Fortress, 1985, 62–75.

–. Literary Patterns, Theological Themes, and the Genre of Luke-Acts. Missoula: Scholars, 1974.

4. И уверовали в Него: ученичество в традиции Иоанна

Мелвин Р. Хильмер

Исповедание Фомы в четвертом Евангелии в истории, рассказывающей о событиях после воскресения Христа, представляет собой кульминационную точку этого Евангелия. Ведь Фома признает воскресшего Христа Господом и Богом словами: «Господь мой и Бог мой!» (20:28) – используя местоимение первого лица – тем самым исповедует, что принадлежит Иисусу как Его покорный раб. Фома назван «один из двенадцати» (20:24), и он говорит от имени всех учеников. Но более того, его исповедание является надлежащим ответом на откровение во Христе, ответом, который должен дать каждый ученик Христа, все верующие в Иисуса и вся Церковь во все времена.

Фома пришел к этому осознанию через видимое присутствие Иисуса после Его распятия и воскресения – привилегия, недоступная последующим поколениям. Но уверовать и сделать христологическое исповедание без непосредственного физического присутствия Христа – это еще больший подвиг веры. Поэтому благословляются «невидевшие и уверовавшие» (20:29). И, таким образом, это же исповедание подходит каждому, кто сегодня считает себя последователем Иисуса, ибо каждый, кто желает стать учеником Иисуса, должен в личной верности исповедовать Его словами: «Господь мой и Бог мой».

Прежде чем перейти непосредственно к теме ученичества в традиции Иоанна, необходимо рассмотреть два вводных вопроса – хотя, по необходимости, лишь в общих чертах. Первый касается характера материала, особенно в четвертом Евангелии. И хотя повествование четвертого Евангелия представляет собой рассказ о совместном служении Иисуса и Его последователей, его толкование осложняется тем, что он представлен так, что его можно читать одновременно на двух уровнях: (1) как историю Иисуса и его ближайших учеников и (2) как отражение вопросов и проблем в общине, в которой появилось это Евангелие. Итак, с одной стороны, Евангелие от Иоанна – это рассказ об историческом Иисусе и о событиях, происходивших в Его время; с другой стороны, оно говорит о проблемах общины, в которой оно появилось.

Второй вводный вопрос, на который необходимо обратить внимание читателя, касается авторства и происхождения Евангелия. Сегодня принято считать, что четвертое Евангелие и послания Иоанна являются продуктом определенной группы христиан, которые основывались на свидетельстве и служении апостола Иоанна, но чьи труды свидетельствуют о различных уровнях редактирования, непосредственно связанных с их христианской общиной. Община, из которой вышли эти тексты, описывалась разными терминами: церковь или группа церквей, школа, кружок, тайная маргинальная церковная группа или просто община (см. книгу Brown, Community, где дается наиболее подробное исследование истории этой группы и где термин «община» будет использоваться чаще всего). Каждое из этих описаний отражает ту или иную характеристику этой общины. Однако, как представляется, на деле это была относительно небольшая община ранних христиан, которые были глубоко озабочены жизнью группы верующих входящих в тело церкви, богословскими формулировками церкви и миссией церкви в мире.

1. Портреты учеников в Евангелии от Иоанна

Ученики в Евангелии от Иоанна – это одновременно и те, кто ответил Иисусу во время Его земной жизни, и те, кто был верующим в Иисуса на момент написания Евангелия. Некоторые тексты, безусловно, нужно толковать в контексте жизни общины в более позднее время, поскольку они отражают язык, соответствующий проблемам этого времени (напр., 9:22; ср. Martyn, History and Theology). Таким образом, по большей части «ученики» в четвертом Евангелии – это те, кто был с Иисусом во время Его земного служения, и те, кто составлял иоаннову группу верующих в Иисуса. В то же время, однако, всех истинных верующих в любой период истории характеризует одно и то же понимание ученичества.

Зачастую в Евангелии от Иоанна трудно понять, кого именно имеет в виду автор, говоря об учениках Иисуса, которые были с Ним во время Его служения: небольшую группу последователей или гораздо большее число людей, следовавших за Ним. Их портрет раскрывается в основном с позиции их противопоставления другим элементам церкви и общества. Так, ученики Иисуса изображаются как противостоящие последователям Иоанна Крестителя, «иудеям», обществу в целом, называемому «миром», некоторым тайным верующим и некоторым другим христианам, возможно, из апостольских церквей.

Первые ученики Иисуса вышли из рядов последователей Иоанна Крестителя (1:36–51). Иоанн изображен как первый, кто свидетельствовал об Иисусе, называя Его «Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (1:29, 35). Двое из учеников Иоанна, по его настоянию, сразу же следуют за Иисусом, оставаясь с Ним в ожидании более полного посвящения, которое наступит позже. Они обращаются к нему как к «Равви», что означает «учитель», так обычно ученик обращался к своему учителю. Андрей назван одним из тех двоих, кто оставил Иоанна и последовал за Иисусом, а имя второго так и не названо. Андрей находит своего брата Симона (Петра) и объявляет ему: «Мы нашли Мессию». Примечательно, что Петр не является первым из учеников по хронологии, и, как мы заметим позже, он не был первым по рангу. Затем призываются Филипп и Нафанаил, завершая список учеников на этом этапе.

Одной из отличительных особенностей рассказа Иоанна о призвании учеников – присутствующая с самого начала уверенность в том, что Иисус есть Мессия. Большинство христологических титулов в Евангелии от Иоанна, по сути, появляются в этот момент. Здесь нет и намека на то, что ученики постепенно осознавали, кто такой Иисус, как в синоптических Евангелиях.

Четвертое Евангелие никогда не дает полного списка учеников. Помимо четырех учеников, призванных в начале, по именам названы только Фома (10:4; 16:5; 20:24–29), сыновья Зеведея (21:2) и Иуда (12:4; 13:30; 18:2). Евангелист проявляет мало интереса к «двенадцати» как к группе, и он никогда не называет их «апостолами» в техническом смысле. Обычное обозначение – просто «ученики», с явной двусмысленностью относительно того, имеются ли в виду двенадцать, большее (или, возможно, меньшее) число учеников.

Эрнст Ханхен, комментируя упоминание об «учениках» в рассказе о встрече Иисуса с женщиной у колодца в Самарии (4:31, 33), говорит, что здесь и во всем Евангелии ученики представляются единой группой без индивидуализации (см. Ernst Haenchen John 224). Брюс Малина, с другой стороны, считает, что Иоанн представляет целый ряд индивидуальных типов людей, часто называя учеников по имени, когда те играют роль в повествовании или диалоге (см. Bruce Malina Sociolinguistic Perspective 9) – это наблюдение, среди прочих аргументов, заставляет его отнести общину Иоанна слабой группе/нижнему квадранту, если пользоваться социологическими терминами. Ясно, однако, что автор четвертого Евангелия стремился нарисовать портреты конкретных учеников или говорил об «учениках» в целом, но никак не старался выделить группу из «Двенадцати».

Хотя первые ученики Иисуса пришли из числа последователей Иоанна Крестителя, не все ученики Иоанна изменили свою приверженность. Группа учеников Иоанна Крестителя продолжала существовать и во времена ранней церкви (ср. Деян. 19:1–7). Согласно четвертому Евангелию, Иоанн продолжал проповедовать и крестить во время служения Иисуса (3:22–30; 4:1). И в каждом случае, когда Иоанн Креститель появляется в Евангелии от Иоанна, есть негативное утверждение, сделанное им или о нем. Иоанн изображен так, что он решительно заявляет: «Я не Христос» (1:20; 3:28); «Я недостоин развязать ремень у обуви Его» (1:27); и «Ему должно расти, а мне умаляться» (3:30). Это категоричное утверждение, что Иисус, а не Иоанн, является Мессией, и резкость отрицаний говорят о том, что во время написания Евангелия существовало напряжение между общиной Христа и последователями Иоанна Крестителя. Роберт Кисар утверждает, что такие отрицания Крестителя могут присутствовать в Евангелии из-за обвинений со стороны иудейских лидеров в том, что Иисус был не более чем пророком, подобным Иоанну (см. Robert Kysar, Maverick Gospel, 34). Однако свидетельства, похоже, больше соответствуют первому предположению, что четвертое Евангелие твердо утверждает, что Иисус, а не Иоанн, является Мессией, и поэтому следовать нужно за Ним.

Ученики также противостоят «иудеям», термин, часто используемый в Евангелии для обозначения тех, кто отвергает Иисуса. Между различными сектами иудаизма проводится относительно мало различий. Вместо этого противников Иисуса просто называют «иудеями» (семьдесят случаев в Евангелии от Иоанна, по сравнению с пятью или шестью в каждом из синоптических Евангелий). Этот термин в Евангелии от Иоанна является почти техническим словом, обозначающем религиозные власти, особенно иерусалимские, которые были враждебны Иисусу (ср. Brown, John lxxi).

Однако не только враждебность иудейских властей к историческому Иисусу имелась в виду при упоминании Иоанном «иудеев», но и ситуация конфликта между иудейской синагогой и церковью Иоанна. В основе конфликта лежало христианское утверждение, что Иисус – Мессия, и решительный отказ иудейских лидеров принять это утверждение. Конфликт стал настолько острым, что любого, кто исповедовал христианство, изгоняли из синагоги.

Евангелие от Иоанна трижды упоминает об отлучении верующих в Иисуса из синагоги: в 9:22; 12:42; и 16:2, причем в каждом случае речь идет о формальном решении и формальном отлучении. Например, во время беседы после исцеления Иисусом слепого в главе 9 родители этого человека избегают расспросов, потому что боятся иудеев, ибо, как комментирует евангелист, «Иудеи сговорились уже, чтобы, кто признает Его за Христа, того отлучать от синагоги» (9:22). Язык здесь технический, и глагол «сговорились» означает принять официальное решение или постановление. Буквально, человек, с которым так поступили, стал бы «отлученным» (aposynagōgos) от синагоги, был бы полностью изгнан. Здесь мы имеем дело не со спонтанными действиями или временным удалением, а с определенным соглашением, достигнутым какой-то авторитетной еврейской группой. Конфликт между христианами из церкви Иоанна и иудеями достиг уровня сильной вражды, и, несомненно, некоторые верующие в Иисуса были исключены из синагоги.

Именно такая ситуация сложилась около 90 года н. э. (ср. Brown, John lxxv; Martyn, History and Theology 56 и дал.), и Евангелие от Иоанна отражает эту ситуацию. Однако сомнительно, что такое решение можно отнести к иудейским совещательным органам того периода. Возможно, оно было принято несколько раньше. Но когда бы оно ни было принято, это решение иудеев об отлучении верующих в Иисуса от синагоги должно было оказать травмирующее воздействие на общину Иоанна. Ведь теперь исповедание Иисуса Мессией не только обозначало верующего в Иисуса как ученика Иисуса, но и служило причиной отлучения этого верующего от иудейской синагоги.

Еще одно определение ученичества можно увидеть в отделении от «мира», который является еще одним термином с негативной коннотацией, по большей части, в четвертом Евангелии. Иногда «мир» означает все человечество, как, например, в утверждении «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (3:16). Чаще, однако, оно обозначает тех, кто отвергает Иисуса. В этом смысле «мир» почти идентичен «иудеям».

Иисус – пришелец в этом мире; Он – тот, кто сошел с небес (напр., 6:38) и «не от мира» (17:14–16; ср. 8:23). Мотив нисхождения и восхождения Иисуса, особенно как Сына Человеческого, является центральной христологической темой в Евангелии от Иоанна, которое изображает Его как Того, Кто пришел с небес и возвращается туда, откуда пришел (ср. Meeks, “Man from Heaven»). Но эта мысль была оскорбительной и даже скандальной для иудеев (ср. 6:60–70). Подобную интерпретацию этой высокой христологии развивает Джером Нейри в формулировке «равный Богу, но не от мира сего» (Jerome Neyrey, Ideology of Revolt 94). И Микс, и Нейри предложили полезное понимание социальной и культурной ситуации общины Иоанна, которая была группой, обособленной от мира своего времени, и поэтому страдала от социальной отчужденности и даже гонений.

Ученики, как и Иисус, не принадлежат этому миру. Критерии подлинного членства в группе учеников или в общине можно увидеть в беседе с Никодимом в 3:1–21. Никодим – фарисей, член иудейского правящего совета, и, следовательно, представляет еврейский народ. Иисус говорит ему о необходимости возрождения (ст. 3, 5), но Никодим не понимает, что это значит. Техника непонимания часто встречается в Евангелии от Иоанна, и это дает Иисусу возможность уточнить и прояснить то, о чем идет речь. И противники, и ученики понимают слова Иисуса лишь поверхностно или даже неверно. В эпизоде с Никодимом Иисус говорит о рождении свыше, рождении от Духа, в отличие от физического, плотского рождения. Ученик, переживающий это возрождение, связан с миром свыше, миром духа, к которому принадлежит Иисус и из которого Он пришел. Иудеи же, напротив, являются частью этого мира и принадлежат к царству плоти: «Вы от нижних, Я от вышних; вы от мира сего, Я не от сего мира» (8:23). Ученики, однако, не принадлежат этому миру: «Они не от мира, как и Я не от мира» (17:14).

Последователи Иисуса переживают отделение от учеников Иоанна Крестителя, от иудеев и от мира. Язык четвертого Евангелия, на котором представлено это разделение, был назван «антиязыком» (см. книгу Malina, Sociolinguistic Perspective, в значительной степени основанную на лингвистических исследованиях М. Халлидея). Антиязык используется антиобщественным коллективом. Он создает и выражает реальность, которая является альтернативной реальностью, созданной для функционирования в качестве альтернативы обществу в целом. Евангелие от Иоанна с его четкими контрастами между Иисусом и Его учениками, с одной стороны, и миром, с другой, было описано также как язык бунта против мира (ср. Neyrey, Ideology of Revolt 106). Перспектива прежде всего христологическая: «равный Богу». Но последователи Иисуса также были отчуждены от мира: «не от мира». Таким образом, ученичество в Евангелии от Иоанна означает (1) быть рожденным свыше, (2) быть связанным с царством Духа и (3) быть не от мира – подобно Иисусу, Который был и не был!

В какой-то степени понимание ученичества в четвертом Евангелии отражает ситуацию в общине Иоанна и имеет отношение к верующим любого исторического периода. Различие между большей группой последователей и Двенадцатью изложено в 6-й главе Евангелия от Иоанна и сосредоточено в их реакции на Иисуса как на хлеб, пришедший с небес, Сына Человеческого, Который также возносится туда, где Он был прежде. Это было трудное учение, из-за которого некоторые ушли: «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (ст. 66). Они ушли, потому что не были настоящими верующими и потому что Отец не дал им возможности прийти.

В отличие от тех, кто имеет недостаточную веру, Двенадцать – это те, кто не только верит, но и избран Самим Иисусом. Петр выступает от имени группы, выражая истинное исповедание в ответ на вопрос Иисуса о том, хотят ли они тоже уйти, как остальные, когда он говорит: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго» (ст. 68–69). Истинные ученики – это те, кто побеждает соблазн отвержения Того, Кто пришел с небес и делает правильное христологическое исповедание. Итак, начиная с 12-й главы и до конца прощальных речей в главах 14–17, ученики находятся в центре внимания – хотя неясно, подразумеваются ли под учениками только Двенадцать, или же сюда входят и другие.

Утверждение веры, выраженное Петром, близко сопоставляется со словами Марфы, которая говорит об Иисусе как о воскресении и жизни: «Так, Господи! я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир» (11:27). Марфа также называет Иисуса «Учитель» и обращается к нему как «Господь» (11:27, 28), и эти же обращения используют ученики (13:13). Можно ли, таким образом, причислить Марфу и Марию к ученикам Иисуса? Другие женщины присутствовали при распятии Иисуса вместе с «любимым учеником». Но никто из других учеников не был там. Мария Магдалина также представлена как первая свидетельница камня, отваленного от гробницы, и та, кто впервые встретилась с воскресшим Господом. Однако в Евангелии от Иоанна женщины никогда прямо не называются ученицами, хотя в признании Иисуса Учителем, в утверждении веры Марфы, в присутствии женщин у креста и в присутствии Марии у гробницы, женщины продемонстрировали характеристики ученичества, причем проявили большую веру, чем их единоверцы мужчины.

Еще один момент в идентификации учеников у Иоанна заслуживает краткого упоминания: ссылки на некоторых тайных учеников, которые, очевидно, боялись открыто заявлять о своей приверженности Иисусу (ср. Brown, Community). Никодим, иудейский правитель, который пришел к Иисусу ночью и продолжал оставаться частью иудейского правящего совета, был одним из них (ср. 3:1–21; 7:50–52). Иосиф из Аримафеи «ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев» (19:38). Другие тоже боялись открыто признаться в своей верности Иисусу из-за фарисеев и страха, что их изгонят из синагоги (12:42). Однако истинный ученик, имеющий настоящую веру, должен открыто признать Иисуса, в то время как скрытность лишь указывает на ненастоящую веру.

2. Ученичество как родственная связь

Ученичество в четвертом Евангелии представлено в терминах отношений с Иисусом и действий, с целым рядом глаголов, используемых для выражения обоих аспектов. Между отношениями и действиями существует тесная связь, но для целей нашего анализа полезно провести между ними различие.

Первое из знамений Иисуса было совершено в Кане Галилейской, когда Он преобразил воду в вино на свадебном пиру. В конце повествования евангелист пишет: «Так… Иисус… явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его» (2:11). Заявление о цели в конце Евангелия от Иоанна также указывает на то, что правильная реакция на Иисуса – это вера в то, что Он «Христос, Сын Божий» (20:31). Глагол «верить» характеризует истинного ученика на протяжении всего повествования. В этом Евангелии он употребляется около ста раз, что явно свидетельствует о том огромном значении, которое придавал ему евангелист. Такая же статистика справедлива и для глагола «знать», который встречается почти с такой же частотой и почти с таким же значением. Но в то время как «верить» и «знать» используются в Евангелии от Иоанна с основным значением, их однокоренные существительные «вера» и «знание» полностью отсутствуют – несомненно, из-за коннотаций, связанных с этими существительными в развивающемся гностицизме.

Объекты глаголов «верить» и «знать» практически одинаковы во всем четвертом Евангелии. Ученик – это тот, кто верит в Иисуса и через Иисуса верит в пославшего Его Отца (напр., 3:16, 36; 5:24; 6:29; 12:44). Разнообразные термины выражают, что значить для автора «верить». Это верить в Иисуса (3:16), верить в Сына (3:36), верить, что Он есть Христос (Мессия), Сын Божий (11:27; 20:31), верить в Его дела (10:38) и верить в пославшего Его (12:44). Но хотя в тексте используется несколько выражений, смысл всех их практически одинаков: они подчеркивают необходимость веры во Христа для того, чтобы иметь вечную жизнь. Ведь именно в вере устанавливаются и поддерживаются отношения с Иисусом. Заявление о цели написания Евангелия выражено в тех же терминах: «Сие же [знамения] написано, дабы вы уверовали [или «продолжали веровать»], что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (20:31).

Почти таким же образом глагол «знать» затрагивает те же темы, как в словах исповедания Петра в 6:69: «И мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго» (ср. 11:27). Содержание познания – Иисус, познание того, что Он послан Отцом, что Он – Мессия, и – как и в случае с верой – что все это связано с вечной жизнью: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (17:3).

Ученичество, таким образом, зависит от веры в Иисуса. Вера учеников подчеркивается на протяжении всего Евангелия от Иоанна – несмотря на то, что они постоянно не понимают происходящего, часто демонстрируя поразительное отсутствие проницательности (ср. 4:33; 13:1–11, 37; 14:1–7; 16:18). Но истинное понимание стало возможным только после воскресения (ср. 20:9), когда пришел Святой Дух. Ведь именно Святой Дух «научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (14:26). Вся история Иисуса, по сути, написана после Пасхи, и поэтому не могла быть понята до событий распятия и воскресения. Роль Параклита, Святого Духа, обещанного ученикам и пришедшего после воскресения, заключается в том, чтобы дать толкование слов и действий Иисуса (ср. 16:12–15).

Община Иоанна утверждала, что ее толкования и учения были разработаны под руководством Духа. Но ученики во время земного служения Иисуса могли иметь лишь частичное представление о смысле Его служения. Однако важно отметить, что, даже если ученики не понимали всего происходящего, они все равно верили в Иисуса. И именно этот основной признак ученичества – вера в Иисуса – подчеркивается во всем Евангелии от Иоанна.