Текст книги "Танец с мертвецом"

Грей сел в кресло за стол, а я на стул перед ним. Эди был высок, около шести футов, строен. Прямые каштановые волосы плотно лежали на голове, верхнюю губу украшали тщательно ухоженные усики. Карие, цвета кока-колы, глаза смотрели тяжело и пристально. На нем были темно-коричневый костюм и бежевый галстук. Заколка и запонки, похоже, были из чистого золота.

– Чего ты хочешь? – спросил он.

– Ты знаешь, чего я хочу. Я и пришел сюда, чтобы поговорить с тобой об этом.

– Ну-ка, ну-ка!

– Начнем с Дэнни.

– Не знаю никакого Дэнни.

– Теперь уже Не знаешь. Продолжай присылать ко мне своих дружков, и ты скоро их всех лишишься. Если мне повезет.

– Повезет, – ухмыльнулся он. – Да здесь только это и слышишь.

– Но не от меня. А Дэнни – это Дэнни Экс, то есть был.

– Ну и?

– Теперь поговорим о Слобберсе О'Брайене.

– Не знаю никакого... как ты его назвал?

– Знаешь, он на тебя работает.

– Черта с два. Ты ошибаешься. – Он улыбался уверенно и нагло.

Может, ошибаюсь, подумалось мне. Я сказал:

– Тогда давай поговорим о Пэйджин Пэйдж. Это был выстрел наугад. Но я попал. Не могу сказать, сильно ли я его зацепил, но вонь пошла. Он резко наклонился вперед, рука скользнула по крышке стола. Потом откинулся на спинку кресла:

– Пэйджин... Прелестная девушка, жаль, что она прервала свои выступления. Она ведь должна была работать весь август.

– Да, я знаю. И где она?

– Не знаю. Она ничего не объяснила, просто сказала, что уходит. И ушла. Пришлось подсуетиться, чтобы взамен ее пригласить Чарли. – Он помолчал, глядя на меня большими карими глазами. – Если ты пришел сюда строить из себя супермена, я лучше пойду заканчивать свой обед. Поэтому...

Докончить он не успел. Дверь за моей спиной открылась, и кто-то быстро вошел в комнату. Когда он подошел к столу, он наклонился и сказал:

– Босс, Вилли сказал мне, что он видел, как Шелл...

Он повернул голову, и у него при виде меня отвалилась челюсть.

Ага! Слобберс О'Брайен.

Слобберсом[7]7
  Слоббер – слюнтяй (англ.).


[Закрыть] его продали за то, что губы у него были явно велики для челюстей, казалось, они могут упасть. Выражение его лица давало знать, что при испытании на определение коэффициента интеллектуального развития он и двух баллов из 180 не смог бы набрать, не сжульничав. Мозгов у него было мало, но силенка была. Так, значит, это Слобберс О'Брайен, который не работает на Эда Грея, Грей его даже не знает.

У Слобберса дыхание перехватило, когда он увидел меня. Он что-то замычал, а я вскочил со стула и двинул его кулаком в живот. Пока он сгибался пополам, я успел добавить ему по скуле. Взмахнув руками, он рухнул на спину. Справа раздался какой-то резкий звук. Это Грей открыл ящик стола и запустил туда руку.

Я прыжком достал его в тот момент, когда он вытаскивал маленький пистолет. Левой рукой я отбил его руку с пистолетом в сторону, а правой изо всех сил ударил его в челюсть. И хотя я несколько потерял равновесие и не смог точно нацелить удар, ему хватило – он рухнул на кресло и вместе с ним опрокинулся на пол.

Грей медленно зашевелился на ковре, пытаясь подняться. И в этот момент я услыхал шаги в коридоре. Я повернулся к двери, в которую вошли двое. Они торопились, но оружия в руках у них не было. Я выхватил свой кольт 38-го калибра и отступил в угол комнаты, откуда мог их всех держать на мушке. Я подождал. Никто не произнес ни слова. Похоже, больше подкреплений не предвиделось.

Поэтому я сказал тому, что стоял подальше от меня:

– Закрой-ка дверь, дружок.

Он ногой захлопнул дверь. Грей встал, ноги у него тряслись, руками он опирался о стол. На левой скуле у него наливалась здоровенная гуля. Фонарь у него будет что надо. Он смотрел на меня, водя языком по губам.

– Позвольте познакомить вас со Слобберсом О'Брайеном, – сказал я ему.

Слобберс все еще лежал без сознания.

Грей ничего не сказал, но я видел, как на скулах у него заиграли желваки.

Вошедшие двое не двигались. Я узнал одного из них. Маленький захудалый подонок по имени Уи Вилли Уоллес. Имя обманывало, казалось мирным и безобидным, но я-то много кое-чего о нем знал. Он был маленький (пять футов четыре дюйма, не более), невзрачный, но при виде его у вас по спине мурашки бежали.

Лет пятидесяти, бледный, болезненный на вид, с неестественно белой кожей. Свои черные прямые волосы он зачесывал назад на своей плоской голове, они были сальными. Глаза его могли бы принадлежать трупу. Вилли был профессиональным убийцей. Мышцы, обрезок свинцовой трубы, вымогательство, умный вожак – это все было не для Вилли, он был профессионал. Он убивал людей, и ему нравилось это делать.

Уи Вилли Уоллес был бы очень интересным объектом для изучения Кинси, Стекелем или Фрейдом[8]8
  Фамилии психологов и психиатров.


[Закрыть]. Женщины его не интересовали. Он избегал сальных шуток, порнографии и разговоров о сексе. Он наслаждался убийством, самим актом убийства, причем весьма необычным образом. Проще сказать, каждый раз, когда Вилли кого-нибудь убивал, он достигал сексуального оргазма. Тупая, фаллической формы пуля, пронизывающая живую плоть, разрывающая артерии и ломающая кости, приносила ему наслаждение насилием. Он успел уже поработать на несколько банд, а теперь работал на Эда Грея.

Другой парень был мне неизвестен. Будь моя воля, я бы их всех вовек не знал. И я решил уходить. Все, что можно было узнать здесь, я узнал. По крайней мере, на данный момент. Я махнул своим револьвером, и Вилли и этот другой парень тихо приблизились к стене.

Вдруг заговорил Грей:

– Хорошенько посмотрите на этого мерзавца. – Голос его звучал как скрежет льдин на Аляске. – Передайте всем. Как только он будет замечен, не важно, где это будет, он должен быть убит.

Я стал размышлять, как мне выбраться из казино. Когда я буду в своем «кадиллаке» на шоссе, у меня появятся шансы. Но я хотел уйти тихо, без драки – кто знает, сколько еще заряженных пистолетов наготове у мальчиков Грея. Я осмотрел кабинет. Насколько можно было судить, связь с внешним миром Грей поддерживал с помощью телефона, стоявшего у него на столе.

Поэтому я сказал ему:

– Ну-ка вырви шнур из розетки.

– Пошел ты... подонок!

– Эд, – сказал я спокойно, направив револьвер на него, – я не такой, как ты. Чтобы в кого-то выстрелить, мне нужен серьезный повод. Пока еще его нет, но он уже очень близко. Телефон, Эд!

Он вспыхнул. Мгновение он не двигался, только зло смотрел на меня и наливался кровью. Потом конвульсивным движением схватил шнур и оборвал его. Я отступил к двери – Вы все пока оставайтесь здесь, – сказал я. Потом я выпрыгнул в коридор, резко захлопнув дверь. И остался на месте. Я даже встал поближе к двери, держа револьвер на уровне головы. Прошло две секунды. Дверь внезапно распахнулась, и Уи Вилли Уоллес приготовился выскочить в коридор. В руке он держал револьвер 38-го калибра с укороченным стволом, но он не был направлен на меня и до этого уже не дойдет.

Он остановился так резко, что его ноги заскользили по полу и он ткнулся в косяк двери. Я мгновенно приставил дуло своего кольта к его голове. Вилли застыл. Он выглядел сейчас еще более больным, чем обычно. Он любил убивать, да, но ему не нравилась идея убить его, нет. Когда он рванулся в коридор, рот его был полуоткрыт, слюни текли, глаза горели. Но сейчас они потухли, они прямо-таки на глазах умирали. Они ввалились и как бы подернулись пленкой. Он переводил глаза с моего лица на ствол револьвера.

– Ты что, хочешь отправиться вслед за Дэнни? Он изменился в цвете лица, позеленел.

– Назад, в комнату! И оставайся там.

Дыхание его со свистом вырывалось сквозь сомкнутые губы, словно газ из баллона. Он скрылся в кабинете и захлопнул дверь.

Я спрятал револьвер и двинулся к выходу. До, моих ушей долетали обрывки разговоров. Молодые девушка и парень сидели за столиком. Она шлепала его пальцами по губам, а он, тая от удовольствия, говорил:

– Ты делаешь больно этому моему чертову рту. Она шокирована:

– О, какие неприличные слова ты говоришь! Не буду с тобой разговаривать! Он раскаивается:

– Давай лучше еще выпьем, дорогая Она – Конечно, черт побери!

А за другим столиком беседовали двое мужчин:

– И вот, когда я был уже почти совсем на пределе... Я подошел к выходу и направился к «кадиллаку».

Швейцар улыбнулся мне, я улыбнулся швейцару. До чего все было похоже на вечернюю прогулку...

Глава 7

Утром в понедельник я подъехал к дому Уэбба в Медине. Было десять тридцать, а около одиннадцати в этот район доставляли утреннюю почту, с которой должна была прибыть пленка, отснятая Уэббом на Гавайях. И я хотел получить эту пленку.

Сначала я не считал эту пленку важной, но теперь я надеялся, что она поможет в расследовании этого дела, которое становилось все более и более сложным.

Но прежде всего нужно было добраться до этой пленки.

Улица у дома Уэбба была залита водой. У подножия каменной лестницы стояла полицейская машина Недалеко от дома у края дороги стояли мужчина и женщина. Я остановился и выглянул в окошко:

– Что тут происходит?

– Ночью пожар был, – ответил мужчина. – В доме мистера Олдена. – Он махнул рукой.

– Когда это было?

– Утром, часа в три-четыре. Ну и суматоха была. Пожарные машины, сирены. Но сгореть дому дотла не дали.

Больше ничего он не знал. Я поблагодарил и двинулся дальше, поставив свою машину за полицейской, в которой сейчас никого не было. Я поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Полицейский в штатском подошел к двери, и я с радостью увидел, что это Дуган.

Увидев меня, он покачал головой:

– Шелл, ты слишком рискуешь, приехав сюда. Фарли считает, что пожар устроил ты.

– Может, он думает, что и Рим я поджег? Что здесь произошло?

Он оглянулся, а потом сказал мне, что пожар был неслучайным, кто-то поджег дом. Огонь вспыхнул в студии и лаборатории, там сгорело все. Кроме того, выгорела часть спальни. Потом пожарным удалось погасить огонь.

– А что сгорело? – спросил я.

– Почти все фотооборудование, пленки, разные статуэтки и безделушки, привезенные Олденом из разных мест.

– Негативы, слайды и фотографии тоже?

– Да. – Он улыбнулся. – Я читывал этот журнал. Страшно подумать, что все эти прекрасные фотографии сгорели.

– Ты не одинок в своем горе.

Я сожалел о случившемся больше него, хотя и по другой причине: я возлагал большие надежды на негативы, с которых печатались цветные вкладки журнала «В-а-а-у!».

– Я хотел бы заглянуть в дом. О'кей? Дуган заерзал:

– Фарли вышел куда-то, но вот-вот вернется. Если он тебя увидит, он от злости лопнет.

– Не скажу, что умру о горя, если это случится. Так я на минутку, а?

Он заколебался. Поэтому я сказал:

– Думаю, что знаю, почему сожгли дом. Он нахмурился:

– Да? Так выкладывай почему?

– Ты мне не поверишь.

– А ты попробуй. Я пожал плечами:

– Эти четыре веснушки...

Он мне не поверил. Однако мотнул головой и сказал:

– Давай по-быстрому.

Я вошел в дом. Я пересек прокопченную и залитую водой гостиную, заглянул в студию. И студия, и лаборатория практически полностью сгорели, мне там искать было нечего. Я посмотрел на то место, где в ту ночь лежало тело Уэбба, и двинулся прочь. Но вдруг остановился. Толстая колода обуглившегося дерева лежала на почерневшем полу. Это было все, что осталось от прекрасной скульптуры Пана. Вид этот расстроил меня, но вдруг я почувствовал, что загривок мой ощетинивается. Я начинал кое-что понимать.

Сказав спасибо Дугану, я вместе с ним направился к полицейской машине. B этот момент на сцене появился Фарли.

– Эй! – заорал он. – Скотт! Какого дьявола ты здесь делаешь?

Я спокойно сказал Дугану:

– Спасибо, что ты помешал мне как следует врезать этому толстолобому идиоту; не подпускай его ко мне, а то на этот раз я ему врежу. – Я именно так и собирался поступить, но, еще не закончив говорить, я уже переменил решение. В нескольких десятках метров на улице появился почтовый фургон. Нет, сейчас мне не до Фарли.

Он скатился по ступенькам вниз и встал передо мной. Улыбаясь, он сказал:

– Так, я же тебе сказал, чтобы ты здесь не появлялся.

– Чепуха, Фарли. Не можешь же ты запретить мне приехать в Медину. Я услыхал о пожаре...

– Мне наплевать, что ты там услышал, Скотт. – Он говорил медленно, не повышая голоса, слова текли из него как бы через силу. – Если ты суешь свой нос...

Тут вмешался Дуган:

– Он уже уходит, Билл. Я встретил его у двери и сказал, чтобы он уходил.

– Он вполне мог вчера сюда вернуться и устроить этот пожар. Если бы у меня были доказательства... Я же знал, что в доме нужно поставить охрану...

Он еще говорил, но я не слушал. Глядя через его плечо, я увидел, что почтовый фургон остановился у ящика для корреспонденции для Уэбба Олдена, рядом с моим «кадиллаком». Водитель высунулся в окно кабины, открыл почтовый ящик, положил в него доставленную почту и снова закрыл. В почте я увидел несколько писем и счетов, но еще я увидел две квадратных желтых коробочки, которые ни с чем не спутаешь. В каждой из них было сто двадцать метров 16-миллиметровой цветной пленки «Кодак-хром». Уэбб на Гавайях, Уэбб во время бракосочетания и свадьбы.

Фарли все еще говорил, голос его несколько повышался:

– Я могу засадить тебя...

Тут я увидел еще кое-что, показавшееся мне странным. На другой стороне улицы был припаркован черный «линкольн». Он был примерно за квартал от нас. Парень за рулем «линкольна» наблюдал за действиями водителя почтового фургона и смотрел в его сторону, так что лица его я не видел. Но мне показалось, если я подойду поближе, я смогу его узнать.

Фарли взял меня за руку, я стряхнул его руку:

– Убери свои паршивые лапы. И перестань орать. Можешь меня засадить – попробуй это сделать. Но ты уже пытался, и тебе пришлось меня отпустить. Попробуй еще разок – живо будешь разжалован в сержанты. Губы его искривились.

– Конечно, а ты получишь мою бляху. А может, и засадишь меня в Сан-Квентин. Знаю, ты хотел бы этого, подонок.

Мне опять захотелось двинуть его.

– Слушай ты, орало. Я не о себе пекусь. Ты делаешь одну ошибку за другой, и скоро это будет ясно каждому, как уже ясно это мне.

Дуган опять что-то сказал Фарли, но я не слышал, что именно. Я прикидывал, как бы добыть эти пленки. При расследовании убийства полиция арестует всю почту. Если я не получу этих пленок сейчас, я скорее всего их уже не увижу. Я подошел к «кадиллаку» и сел за руль. Потом достал из кармана блокнот и авторучку, нацарапал несколько слов на листе бумаги, подождал, пока Фарли отвернулся, и вышел из кабины. Я быстро приблизился к почтовому ящику, открыл его, схватил коробки с пленками и запихнул их под пиджак, прижав под мышкой, Фарли завопил и бросился ко мне. В правой руке, которую он схватил уже в почтовом ящике, я держал написанную мною записку.

– Ты, ублюдок! – На лбу его напряглись жилы. – Ты что делаешь?

Я ему ничего не сказал, пусть сам догадается. Или, по крайней мере, думает, что догадался.

Он вырвал записку из моих пальцев и прочел ее. Лицо его налилось кровью. Его действительно кондрашка могла хватить. Он скомкал записку в кулаке и этим огромным кулаком слегка замахнулся.

Но потом он с усилием взял себя в руки.

– Ладно, Скотт, катись отсюда, – сказал он почти спокойно, но голос его клокотал в горле. – Ты даже не понимаешь, как тебе везло до сих пор. Еще раз сунешься в это дело – пеняй на себя, я с тобой так или иначе разделаюсь. – Он облизал губы, но они остались сухими. – Катись!

Я пошел к «кадиллаку», он меня не останавливал. Коробки с пленкой притаились у меня под мышкой, словно скорпион.

А в записке я написал вот что:

* * *

«Дуган, если этот толстолобый осел Фарли будет настолько глуп, что задержит меня, позвони по телефону ЕХ 7-86-69. Спроси доктора Энсона. Он психиатр. Ставлю восемь против пяти, что Фарли будет признан невменяемым».

* * *

Шутка была не из самых умных. Энсон не был психиатром. Но шутка сработала. Фарли не спросил меня, взял ли я что-нибудь из почтового ящика.

Я поехал вдоль улицы, повернул и проехал мимо дома Уэбба. Фарли ненавидящим взглядом провожал меня, я ему улыбнулся. Черный «линкольн» стоял все на том же месте. Проезжая мимо него, я сбавил скорость. На переднем сиденье сидели двое, на меня они не смотрели. Они смотрели в другую сторону.

Я ехал достаточно быстро, поэтому, когда я ударил по тормозам, шины завизжали, а я еще нажал на клаксон и заорал:

– Берегись!

Они дружно выглянули из машины и уставились на меня. Тот, что был ближе ко мне, крикнул:

– Эй! – что совершенно ничего не означало, кроме того, что он перепуган. Губы у него чуть не отвалились от десен.

Ага, снова Слобберс О'Брайен. Вторым был тот парень, которого я видел вчера в кабинете Эда Грея вместе с Уи Вилли Уоллесом. Я промчался мимо них, они за мной не погнались. Возможно, им нужно было время, чтобы просохли их штанишки.

В центре Лос-Анджелеса я проехал по Бродвею через Третью улицу, припарковался между Третьей и Четвертой и пошел к Гамильтон-Билдинг, неся с собой 16-миллиметровый кинопроектор и экран, которые я взял напрокат. На втором этаже этого здания находилась моя контора «Шелдон Скотт. Расследования». Я подобрал со скамейки у двери газету, отпер дверь конторы и вошел.

Вчера я ненадолго сюда забегал, чтобы покормить рыбок в их десятигаллонном аквариуме, стоящем на книжном шкафу. Сейчас я посыпал им еще сушеной дафнии, наблюдая, как рыбки заходили вокруг корма. Среди них были и гуппи-детеныши. Гуппи у меня размножались исправно, не то что эти яйцекладущие неоны[9]9
  Гуппи – живородящие рыбы, неоны – мечущие икру.


[Закрыть].

Наладив проектор и повесив экран, я задернул занавески на окнах и, усевшись в вертящееся кресло, пустил ленту. Первый ролик был типично туристским: качающиеся пальмы, голубое море, белый песок, заросли папоротника. Мастерски сделанный ролик, но для меня особого интереса не представляющий.

Однако последние пятнадцать метров второго ролика были интересными. Это были кадры, сделанные на свадебном банкете. Я прокрутил этот кусок трижды. Единственным, кого я узнал на этой пленке, был Уэбб. Это был кадр, сделанный, вероятно, новобрачной: смутно и не в фокусе (по причинам, для меня неясным, сделанные женщинами кадры редко бывают удачными).

В этом кадре Уэбб, смеясь, взмахивал одной рукой, с кем-то разговаривая, а в другой держал какое-то питье, налитое в кожуру от ананаса. При виде его, такого счастливого и веселого, мне стало на мгновение грустно. Но я стряхнул с себя это чувство и стал досматривать пленку.

По ходу действия можно было легко определить человека, совершавшего обряд бракосочетания. Уэбб говорил, что они не венчались в церкви, значит, это не был священнослужитель. Но он держал Библию в черном переплете. Наверное, это был мировой судья. Он был высок, загорелый больше даже, чем Уэбб, брюнет с черными бровями и в черном же костюме. Он все время кивал и улыбался. Примерно полдюжины гостей, не больше. На столе, где вместо тарелок были большие листья, лежал зажаренный поросенок и еще какие-то кушанья. Была на пленке и новобрачная.

На двух кадрах. На одном она закрыла лицо руками и повернулась спиной к объективу. На другом ее опять-таки было видно со спины. Платье на ней было ярко-голубого и желтого цветов. Все это мне мало помогало.

Но, по крайней мере, теперь я знал, к кому мне обратиться за помощью.

Всего-то нужно было отыскать кого-нибудь из этих гостей или того, кто совершал церемонию на Гавайях. От них я наверняка узнаю, кто эта девушка, на которой женился Уэбб, по крайней мере, они смогут ее мне описать так, чтобы я ее узнал при встрече. Я все еще не знал точно, где именно происходило бракосочетание, но был уверен, что где-то на Гавайях хранится запись о нем. И конечно, там все это и началось. Словом, все было за то, чтобы отправиться на Гавайи.

Просмотр пленок дал мне еще одну деталь о девушке, на которой женился Уэбб. Она была брюнетка.

Я достал свой список. Весна – блондинки, лето – рыжие, осень – шатенки, зима – брюнетки. Зима: декабрь, январь и февраль. Рэйвен Мак-Кенна, Лоана Калеоха и Дороти – Дотти – Лассуэлл.

Я пока еще не виделся и не разговаривал с Лоаной Калеохой. Телефон и адрес Дотти были в Сан-Франциско, я туда звонил, но мне никто не ответил. Я попробовал еще раз и застал ее дома. И услышал такую же историю, что и от других девушек: она слышала о смерти Уэбба, но к ней это не имело никакого отношения, она не знала о его женитьбе. Последний месяц Дотти выступала в варьете «Бимбо» в Сан-Франциско на Колумбус-авеню.

Потом я снова позвонил в Гонолулу Лоане, но безуспешно.

Теперь из двенадцати девушек «В-а-а-у!» я не говорил только с Лоаной и Пэйджин Пэйдж. Если они, когда мне удастся с ними связаться, скажут, что не знают о женитьбе Уэбба и об убийстве... что тогда? Это будет означать, что одна из девушек мне солгала. Возможно, одна из брюнеток – три из двенадцати, размышлял я, Но тут я вспомнил Сью Мэйфэйр. Блэкки. Блэкки[10]10
  Блэкки – чернушка (англ.).


[Закрыть]? Она была Мисс Сентябрь – шатенка. Я взял трубку и позвонил ей домой. Когда она ответила, я сказал:

– Блэкки, это Шелл.

– О, привет. Приезжай, я как раз практикуюсь.

– Ты... а-а... Я хочу задать тебе вопрос.

– Задашь здесь.

– Это займет одну минуту, а у тебя это будет.. – дольше. Послушай, в журнале ты снята шатенкой, а сейчас ты черненькая. Как это получается?

– Тогда я была шатенкой. Еще вопросы? Я нахмурился. Женщины иногда дают такие простые ответы, подумал я.

– Хорошо, но как ты стала брюнеткой теперь?

– Я покрасилась.

Поняли? Просто. Я спросил:

– А зачем?

– А что, нужна особая причина?

– До свидания, Блэкки.

– Эй, погоди минуту. Так ты приедешь?

– Сейчас не могу.

– А когда увидимся?

– Надеюсь, что скоро. Но я на несколько дней уезжаю.

– Куда?

– На Гавайи. Но ненадолго.

– О, Гавайи. Я бы тоже хотела туда поехать.

– Честно говоря, и я. Я позвоню тебе, когда вернусь.

– Не забудь о банкете.

– Не беспокойся! Я там буду. – Я подумал немного и добавил:

– Так или иначе.

– Я не хочу, чтобы ты пялил глаза на других женщин на этом празднике.

– Я... Ну... понимаешь... В этих обстоятельствах я вряд ли смогу... это не очень...

– Ох, дурачок, – весело засмеялась она. – Я шучу. Конечно же ты будешь смотреть в оба. В этом-то и весь смысл.

– Блэкки, мне нужно серьезно подумать...

– Ну, думай. Пока. – Она положила трубку.

«Ах, дьявол, – подумал я. – У этих девиц не выиграешь, но и проигрывать им – удовольствие».

Из стола я извлек ручку и несколько листков бумаги. Когда я говорил Блэкки, что мне нужно серьезно подумать, я не шутил. Я собирался записать все, что я знал или предполагал, включая то, что я узнал сегодня, выделить в этом деле все дыры, и посмотреть, как все это будет выглядеть на бумаге.

Частенько, когда проблему излагаешь на бумаге, бывает достаточно соединить разрозненные сведения и сделать логический вывод. Кроме того, все записано, нет нужды все факты держать в памяти. А иногда срабатывает ваше подсознание, и решение вас как бы осеняет. Я часто так делал, и это мне помогало. Мне нравилось, что некоторые меня даже называли «ищейка с подсознанием».

Прежде чем приступить к делу, я позвонил в аэропорт и заказал себе билет на ближайший рейс в Гонолулу. Самолет вылетал в восемь утра. Я начал писать.

Начал я с того, о чем рассказал мне Уэбб: его женитьба на Гавайях на одной из девушек «В-а-а-у!», полет домой, похищение, требование выкупа, пометил время, в которое я приехал к нему домой, и его убийство в пятницу вечером. Отдельно я вписал деревянную, ныне сгоревшую скульптуру Пана, которую Уэбб привез с собой и использовал, делая фотографии незадолго до того, как его убили. Отдельная запись была посвящена этой фотографии, веснушкам (вы помните где), утрате фото в темной аллее около клуба «Паризьенн», где на меня набросились подручные Эда Грея. Я упомянул обо всем важном и приложил к записям список из двенадцати имен.

Сейчас, после проведенного лично расследования, у меня были весьма весомые причины вычеркнуть из списка Блэкки, Жанетту и Чарли. По другим основаниям отпадали Ева и Кэнди, Джейн и Альма. Эти семь имен были жирно зачеркнуты. Из пяти оставшихся я не говорил только с Лоаной и Пэйджин, а трое тоже не вызывали подозрений, если они, конечно, не врали. После имени Пэйджин Пэйдж я написал: «Отсутствует в казино „Алжир“ с 14-го числа». Последнее, что я написал: «Девушка, на которой женился Уэбб, – брюнетка. Возможно, крашеная. Чушь».

У меня были кое-какие идеи, предположения. Их я тоже записал. Но главным образом я старался выстроить факты, сколько мог. Я снова прочел все написанное, но пока картина не особенно прояснялась. Затем я сложил написанные листы и положил их в ящик стола.

Перед уходом я просмотрел газету. На второй полосе было сообщение о том, что недалеко от клуба «Паризьенн» был обнаружен труп мужчины. Во вчерашние газеты это сообщение не успело попасть. В соответствии с извращенной логикой газетчиков, сообщение о происшествии начиналось с фотографии Жанетты Дюре. Объяснялось это тем, что она выступала совсем рядом, когда этот человек встретил свою смерть. Предполагалось, что он вышел из клуба и тихо умер со счастливой улыбкой на устах. Я читал дальше. Умершим был Дэниел Эксминстер, имевший в прошлом судимость. Полиция ведет расследование. Не было упомянуто имя Эда Грея, но не было и моего имени.

Я перелистал страницы – ничего интересного, пока не наткнулся на раздел «Кино». Колонка называлась «Звезды Голливуда», и где-то в ее тексте мелькнуло знакомое имя: Орландо Десмонд.

Заметка гласила:

* * *

"У вашего корреспондента есть еще кое-что исключительное для вас. – Надо ли говорить, что эту колонку вела женщина. Далее шло:

– Орландо Десмонд, любимый певец миллионов, и Рэйвен Мак-Кенна, бывшая манекенщица, а ныне восходящая звезда студии «Магна», тайно поженились шесть месяцев назад в Лас-Вегасе. Их чувство вспыхнуло и расцвело в то время, когда оба они выступали в казино «Алжир». После того, как состоялась их помолвка в «Алжире», они обвенчались в маленькой церкви на Стрипе. После церемонии птички улетели в Мехико, чтобы провести там медовый месяц. Когда ваш корреспондент потревожил их сегодня утром – держу пари, это кого хочешь удивило бы, – худощавая и прелестная Рэйвен (уверен, что эта «наш корреспондент» весит за двести фунтов) сказала: «Я рада, что это стало наконец известно. Теперь нам не надо притворяться».

* * *

Эту строчку я прочел дважды. Далее шло:

* * *

«Красивый, заставляющий громче биться сердца Орландо прямо заявил: „Дайте нам отдохнуть“. Плачьте, юноши и девушки. Но – это Голливуд!»

* * *

Я повторил, ни к кому не обращаясь: «Это Голливуд!» Женаты, а? Неудивительно, что он мог быть полезен. Еще я припомнил взгляды, которыми они обменивались, словно у них был секрет, которого я не знал. Все это легко объяснялось. Они участвовали в одном шоу, а я мог себе представить, каким был номер Рэйвен. Я видел часть выступления Чарли, но она, хотя и восхитительна, была классом пониже, чем Рэйвен. Кроме того, Орландо был на сцене вместе с Рэйвен. Неудивительно, что «их чувство вспыхнуло и расцвело». Это Голливуд!

Я добавил эту новость к моим четырем страницам заметок по делу, положил газету на стол и запер контору.

Я поехал в Медину.

Когда Десмонд открыл мне дверь, он выглядел еще более усталым и сонным, чем в прошлый раз, когда я был у него. Он невнятно пробормотал:

– А, Скотт. – Выражение лица у него было такое, словно он хотел огреть меня пивной бутылкой по голове. – Заходите. По-моему, уже все, кто мог, заходили.

На нем был шелковый китайский халат, а выглядел он так, словно вот-вот упадет в обморок.

В гостиной он спросил:

– Полагаю, что и вы явились в связи с этой проклятой заметкой в газете?

– Да. Подумал, что надо бы узнать из первоисточника. Я на минуту, Десмонд.

– Хорошо.

Из спальни вышла Рэйвен. На ней тоже был халат – снежно-белая ткань на манер греческой туники, перехваченная в талии голубым шнуром. Худощавая? Ха!

– Хэлло, мистер Скотт. – Она устало улыбнулась. – Держу пари, я догадываюсь, почему вы здесь. Это все «Звезды Голливуда»?

– Правда.

– Именно. Я сказала этой старой, сующей всюду свой нос летучей мыши, – она улыбнулась, – этому дорогому репортеру, что я даже рада, что она пронюхала эту историю. И я действительно рада. Наконец нам можно перестать прятаться и притворяться лишь хорошими друзьями. – Она нежно взглянула на Орландо.

– Я убираюсь, не буду вам мешать. Но раз уж я здесь, может быть, вы мне поможете в одном деле, мисс Мак-Кенна, то есть я хотел сказать – миссис Десмонд?

– Конечно. – Она опять взглянула на Орландо. – Пора мне уже слышать это – миссис Десмонд.

– Вы знаете других девушек, позировавших для журнала и потом выступавших в «Алжире»?

– Знаю одну или двух. А что?

– А Пэйджин Пэйдж?

Она рассыпала черные волосы по плечам, покачав головой:

– Нет. Никогда с ней не встречалась. Я посмотрел на Десмонда, но он тоже покачал головой.

– А эта гавайская девушка? Лоана?

– Я видела ее в тот вечер, когда заканчивала свой месяц в «Алжире». Там был большой прием, на котором была и она. Она начинала выступать на следующий вечер.

– Я знаю. Можете ли вы мне еще что-нибудь сказать о ней? Долго ли она была в Калифорнии?

– Больше я ничего не знаю, мистер Скотт. Она была на приеме, мы поздоровались – и все. – Рэйвен помолчала. – Она очень красива и привлекательна. Но это все, что я знаю.

Десмонд ничего добавить не смог. Он даже не видел ее номера.

– Мы... у нас другое на уме было, – сказал он. – А вы хотели встретиться с ней? Я кивнул.

– Тогда вам нужно поехать на Гавайи, – сказала Рэйвен.

– Да, я знаю.

– Я дам вам ее адрес, – сказал Десмонд. – И еще, она выступает сейчас в «Пеле». Недавно начала.

– "Пеле"? Этот бар принадлежит Эду Грею, так?

– Да.

– А почему она выступает в его баре?

– А почему бы и нет? Некоторые другие девушки из журнала уже выступали в «Пеле». После того как они месяц проработали в «Алжире», многие с удовольствием приняли предложение о путешествии на Гавайи, к тому же хорошо оплачиваемом. А Лоана живет там, в Гонолулу.

– Логично, – сказал я.

Я поблагодарил их и встал, чтобы уходить, но Десмонд добавил:

– Скотт, я думаю, вы можете встретиться с Лоаной во время банкета на будущей неделе.

– Боюсь, так долго я ждать не могу. А что, празднество годовщины журнала не отменили?

– Нет. В субботу в доме Уиттейкера. Могу устроить вам приглашение. Там будет на что посмотреть.

Он замолк и посмотрел на Рэйвен несколько сердито:

– Черт побери! Мне вовсе не нравится, что ты будешь в этом участвовать. Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Но раньше ты не возражал.

– Это было раньше.

– Но я не могу уже отказаться. – Возникло какое-то напряжение, но вдруг Рэйвен весело рассмеялась, сообразив, что она сказала двусмысленность[11]11
  Здесь непереводимая игра слов. По-английски back out означает «отказаться», но имеет и значение «вертеть попкой».


[Закрыть].

– Ну ладно, – коротко сказал Десмонд, – нам надо в постельку. – Уголки его рта опустились. – Я хочу сказать, что нам сегодня полночи спать не давали из-за этой заметки.