Текст книги "Тирания веры"

– Других дел у них в городе не было? Они шли только к кожевнику?

– Да. Камиля очень сложно чем-то заинтересовать настолько, чтобы он вышел из дворца, – ответил князь Таса, словно оправдываясь.

– Теперь самое важное, – сказал Вонвальт, подавшись вперед и уперев локти в колени. – Когда произошло похищение? Чрезвычайно важно установить точное время совершения преступления, поэтому я прошу вас всех хорошенько подумать.

Последовало длительное молчание.

– Я бы сказал, когда пробило восемь. Да, скорее всего, около восьми, поскольку они вышли в половину, а до мастерских идти не больше получаса, даже если Камиль и дурачился по дороге, – наконец ответил князь Таса.

Вонвальт откинулся на спинку стула. Затем посмотрел на меня, сэра Радомира и Брессинджера. Эта деталь никак не сходилась с его предположением о том, что похищение устроили из-за прерванного им сеанса. Княжич Камиль пропал за несколько часов до нашей стычки с Клавером. А сам Клавер явно не ожидал, что мы ворвемся к нему посреди ритуала. Неужели все это могло оказаться столь удивительным совпадением?

– Вам присылали какие-нибудь записки? Требовали выкуп?

– Да, – сказал шериф, вытаскивая из кармана помятый, скрученный в небольшой свиток пергамент. Он передал его Вонвальту, который прочел мелко написанные строки.

– Сколько времени прошло между исчезновением мальчика и тем, как вы получили эту записку?

– Меньше часа, – ответил сэр Герольд. – Требование о выкупе доставили в здание стражи и адресовали лично мне с пометкой «срочно». Я принял записку и прочитал почти сразу же. Учитывая, как быстро ее прислали, у меня не остается сомнений в ее подлинности.

– Вы видели, кто доставил записку? – спросил Вонвальт.

– Гонец в ливрее; однако послание ему передал другой посыльный, который, как я понимаю, прибыл с южной границы Эстре, проделав путь в несколько дней. Отследить отправителя совершенно невозможно… по крайней мере, в краткие сроки. И даже если у нас получится выйти на начало цепочки, злоумышленники, скорее всего, были достаточно осторожны, чтобы их не смогли опознать.

Вонвальт на мгновение задумался, вновь сопоставляя услышанное с тем, что произошло утром в храме. Новая деталь тоже не вписывалась в его теорию.

– Хм, – произнес он. Затем прочел записку вслух: – «Княжич Камиль у нас. Можете не сомневаться: вы его не найдете. Пока что мальчику ничего не угрожает. Чтобы вернуть его, положите тысячу крон в надежный ларец и оставьте его на якоре в миле от побережья Кормондолтского залива на восемнадцатый день Сорпена. Если до или после этого мы заметим хотя бы одно судно из имперского флота, мальчик будет убит. Как только мы получим и проверим деньги, княжича оставят в заливе на лодке, где вы и сможете его забрать».

Таса, не в первый раз услышавший содержание записки, не выдержал, сжал кулаки и отвернулся от нас. Он неотрывно смотрел на город, пытаясь взять себя в руки… и у него почти получилось. Илиана Казимир опустила голову и уставилась в пол, впервые проявив хоть какие-то признаки отчаяния.

– Тысяча крон, – произнес сэр Радомир. – Ну и аппетиты же у них.

– Жизнь моего сына стоит в десятки раз больше! – воскликнул князь Таса, ударив кулаком по раме окна.

– Нет такой цены, которую мы бы не заплатили, – тихо произнесла Илиана.

– Восемнадцатое Сорпена, – сказал Брессинджер. – Осталось чуть меньше недели. Любопытную дату они выбрали. До Кормондолтского залива несколько дней пути, но, если потребуется, эстафета быстрых гонцов сможет донести эту тысячу крон за один день. Они дали нам уйму времени, чтобы собраться с силами.

– Залив не так уж близко, – возразил сэр Радомир. – Ты преувеличиваешь.

– Да, но ненамного.

– Они хотят получить выкуп в новолуние, – сказал Вонвальт, не отрывая взгляда от записки.

– Верно, – согласился сэр Герольд. – В самую темную ночь месяца.

– Хороший замысел, – заметил Вонвальт, совершенно не обращая внимания на тех, кто присутствовал в кабинете. – Если таковым можно назвать план похитить наследника трона. – Сэр Конрад сложил записку с требованием выкупа и, вместо того чтобы вернуть шерифу, положил ее в карман. – Ваши высочества, у меня уже есть предположения о том, кто и зачем похитил вашего сына, однако пока что они слишком туманны, и я не могу ими поделиться. Быть может, у вас самих есть какие-либо догадки, почему подобное могло произойти? Я осведомлен о… сложностях, с которыми ныне столкнулась Империя. – Вонвальт заговорил осторожно, ибо Илиана не просто так именовалась «Казимир» – она происходила из царственного рода Казимир, из семьи правителей Ковоска, с которым Император вел кровопролитную войну. Сэр Конрад продолжил: – Также мне известно, что члены императорской семьи все время получают самые разные угрозы, и ничего необычного в этом нет. Но, быть может, вы вспомните нечто особенное, что-то, что могло произойти в последние несколько дней или недель?

– Ничего, – ответила Илиана.

– А вы, мой князь? – обратился Вонвальт к Тасе. В его голосе прозвучало едва заметное раздражение, но, думаю, все присутствующие могли простить леди Илиане ее тон. Она явно пребывала в расстроенных чувствах, а подобные переживания могли проявляться самым странным образом, особенно у тех, кто привык к удушающей придворной жизни Совы.

Князь Таса беспомощно покачал головой.

– Я не получал никаких серьезных угроз и даже не слышал о них. Впрочем, как вы сами сказали, Правосудие, времена сейчас неспокойные. Мне не ведомо, какие интриги ведет мой отец. Осмелюсь предположить, что за похищением стоят повстанцы из Ковоска.

Повисло крайне неловкое молчание. Никто не осмеливался посмотреть на леди Илиану. Впрочем, тишина не продлилась долго.

– Я так не думаю, – со всей прямотой и убежденностью заявила Илиана. – Ведь только для этого я сюда и приехала, верно? Ради этого заключался наш брак – чтобы предотвратить любые подобные преступления, разве нет?

Снова пауза. Столь откровенно говорить о подобных делах в присутствии посторонних было просто непристойно.

– Справедливо, – наконец сказал Вонвальт. Затем он на несколько мгновений задумался. Нема тому свидетель, ему было о чем поразмыслить. Из всех сил, что угрожали Империи, Ковоск был самой явной, но существовали другие: на Пограничье Клавер наращивал армию храмовников; в самой Сове млианары и неманская Церковь стремились укрепить свою власть; а в провинциях буйствовали обыкновенные мятежники и еретики разных мастей, которые порой объединялись и восставали, а подавлялись эти восстания ценой большой крови и золота. И потом, оставалась крошечная вероятность того, что произошло самое обычное похищение с целью выкупа; просто совершили его в сверхъестественно неподходящее время. На подобное могла пойти любая шайка бандитов, доселе незамеченная имперским мастером шпионажа – видят боги, их в Империи тоже водилось предостаточно. Да и требование выкупа говорило о полном отсутствии воображения, а также о невероятной алчности, типичной для заурядных преступников. Проще говоря, несмотря на сегодняшние откровения, круг потенциальных злоумышленников оставался очень широким.

Вонвальт несколько мгновений размышлял.

– Я поговорю со стражем мальчика, с этим Рейнардом Фулко, – сказал он, обращаясь к сэру Герольду. – Причем сейчас же. Затем я вернусь в Великую Ложу. Мне следует обсудить эту записку с другими Правосудиями; несомненно, у нас найдутся чары, которые помогут в поисках. Если в ближайшие несколько часов мальчика не найдут, я осмотрю место, где его похитили.

– Хорошо, – согласился сэр Герольд.

– Император уже приказал отправить на поиски всех свободных стражников?

– Приказал, – подтвердил сэр Герольд.

– И вы совсем не можете выделить кого-нибудь на другие дела?

– Пока что нет. В ближайшие дни многие мелкие проступки останутся безнаказанными.

Вонвальт поморщился.

– Боюсь, вы правы, – мрачно пробормотал он. Затем вздохнул. – Не так давно я приказал закрыть врата Волка.

– Я слышал. И превратили в фарш человека, который пытался через них пробежать.

Вонвальт замолк, задумавшись, после чего повернулся к леди Илиане.

– В городе сейчас гостят ваши соотечественники? Кто-нибудь знакомый вам?

– Нет, – ответила она.

– Совсем никого?

– На ум никто не приходит.

– Речь о мужчине средних лет. Загорелый, бородатый, зеленоглазый и темноволосый. Необычайно быстроногий. Он легко сошел бы за ковосканца, возможно, за выходца из Эстре.

Леди Илиана покачала головой.

– Нет. Это не значит, что в Сове вообще нет ковосканцев. Просто я никого не знаю.

Вонвальт потер бороду.

– Хм. – Он снова повернулся к сэру Герольду. – Какие отданы распоряжения насчет городских ворот?

– Их не станут закрывать, но нам приказано досматривать и обыскивать всех, кто через них проходит. Капитан Галла потребовала этого в первую очередь… впрочем, я и сам отдал тот же приказ, – спешно прибавил шериф. – Сейчас капитан отправилась в квартал дубилен. – Он кивком указал на Генриха. – И собак тоже взяла.

Вонвальт кивнул, затем выпрямился.

– Тогда отведите меня к этому Рейнарду Фулко. Послушаем, что он скажет.

– Разве нам не стоит всем отправиться на поиски? – внезапно спросил князь Таса. С совершенно несчастным видом он махнул рукой в сторону Вонвальта. – Какой прок от этих расспросов? Нужно идти на улицы и искать Камиля!

Сэра Конрада не тронули эти отчаянные мольбы. Более того, я видела, что, несмотря на весь трагизм произошедшего, подобные умственные упражнения ему по нраву.

– Шериф Бертило отправил на поиски вашего сына сотни людей, и я не сомневаюсь, что гвардия в ближайший час бросит на эту задачу в десять раз больше бойцов. Мои способности к поиску не превосходят способности всех этих людей. Но расследую преступления я лучше, чем все они вместе взятые. Посему я сам и мои слуги направимся туда, где мы будем наиболее полезны. – Вонвальт оглядел кабинет. – Итак, остались ли еще какие-нибудь вопросы или же мы можем двигаться дальше?

Ответом ему была тишина.

– Прекрасно. Тогда вперед.

XII
Лейб-гвардеец

«Долгая жизнь и глубокая старость – это награда за трусость».

МАРКГРАФ ФАРВАЛЬД КАРОЛ

Мы оставили князя Тасу и леди Илиану в том душном кабинете. Сделать они ничего не могли, так что им оставалось лишь смотреть на необъятный безразличный город и ждать. Скорее всего, для них это было пыткой.

Для допроса Вонвальт оставил меня и сэра Герольда, а всех остальных отослал прочь. Когда мы приблизились к комнате, в которой держали Фулко, я увидела у двери небольшое столпотворение людей, облаченных в дорогие одежды, какие обычно носили врачеватели. Ближе всех к нам стояла женщина средних лет с длинными, преждевременно поседевшими волосами. Когда мы преодолели последние ступени лестницы, она заметила нас и отделилась от группы.

– Что произошло? – потребовал объяснений сэр Герольд.

– Попытка самоубийства, – коротко ответила врачевательница. Позади нее дверь в комнату Фулко отворилась, и оттуда вышли несколько стражников, которые вынесли мебель и утварь. Один осторожно, чтобы не порезаться, держал в руках осколки вазы. Я заметила на тонком белом фарфоре густые алые пятна.

– Раны получились неглубокие, – продолжила врачевательница. – Мы перевязали и промыли их. Моя рекомендация – задержанному нужен отдых.

Сэр Герольд лишь усмехнулся.

– Теперь вы все можете уйти, – сказал Вонвальт и жестом указал на коридор.

Никто не начал спорить с ним, или молить, или вещать о благополучии пациента. Врачевательница, конечно, не стала скрывать недовольства – все-таки лекари терпеть не могут, когда им перечат, – однако она с достоинством повиновалась его требованию и увела остальных. Наконец на лестничной площадке остались лишь Вонвальт, сэр Герольд, я и одинокий стражник.

– Хорошо, – сказал Вонвальт. – Сэр Герольд, прошу вас.

Шериф вошел внутрь. Комната за дверью оказалась скромных размеров. Дощатый пол был застелен большим, богато украшенным ковром, а стены из грубо обтесанного камня от пола и до уровня плеч были обшиты деревянными панелями. Из мебели остались только просторная кровать с балдахином и письменный стол со стулом, которые стояли у окна. Окно преграждала железная решетка, за которой открывался вид на южную часть Совы.

Рейнард Фулко сидел на подоконнике и глядел на город. Он мельком посмотрел на нас, а затем продолжил свое безмолвное созерцание. Лейб-гвардеец был примерно одного возраста с Брессинджером, такой же смуглый, хотя после попытки лишить себя жизни его кожа посерела и как будто сделалась тоньше. Оба его запястья были забинтованы, а камзол испачкан большими красными пятнами.

– Я прослежу, чтобы вам предоставили чистую одежду, – сказал Вонвальт, когда мы вошли.

Фулко обернулся и пристально посмотрел на нас. Особенно ядовитым взглядом он одарил сэра Герольда.

– Поступайте как вам угодно, – ответил он. Его голос прозвучал резко, и я услышала в нем сильный кжосский акцент. С первых секунд лейб-гвардеец показался мне жестким и малоприятным человеком.

Вонвальт представился:

– Я – Правосудие сэр Конрад Вонвальт.

– Мне известно, кто вы, – пренебрежительно ответил Фулко, не отрывая глаз от вида. За окном стоял погожий весенний день, и над Эбеновыми равнинами плыли клубы белых облаков, которые бросали на землю редкие тени. – Полагаю, вы пришли, чтобы предъявить мне обвинение? Прикажете казнить меня?

Вонвальт кивком указал на его запястья.

– Вижу, вы уже пытались меня опередить.

Фулко издал резкий презрительный смешок. Его руки сжались в кулаки.

Повисло молчание, которое Вонвальт даже не попытался прервать.

– Скажите, что нашли мальчика, – тихо произнес лейб-гвардеец.

Вонвальт покачал головой.

– Нет. И, признаться честно, я сомневаюсь, что кто-нибудь найдет его сегодня.

Некоторое время Фулко не двигался; затем он затрясся. Сначала я подумала, что у него припадок или же его лихорадит от потери крови; но затем я поняла, что он плачет.

– Боюсь, у меня не так много времени, – сказал Вонвальт. Я глянула на него. Лицо сэра Конрада оставалось суровым; несмотря на то, что гвардеец явно испытывал сильнейшие душевные муки, в нем не было ни намека на сострадание. Сэр Герольд, стоявший позади, остался столь же равнодушен. Тогда я подумала, почему же мое сердце так болит за этого несчастного гвардейца? Неужели его страдания – недостаточное доказательство тому, что он не хотел потерять мальчика?

– Я уже рассказывал, что произошло, – произнес Фулко.

– Не мне, – ответил Вонвальт. – Боюсь, разговор будет не из приятных.

Лейб-гвардеец посмотрел на него, сбитый с толку… но недоумевать ему пришлось лишь миг. Голос Императора обрушился на него, как дубина.

– Говорите: где мальчик? – Фулко отшатнулся, выпучив глаза. Как и все его бесчисленные предшественники, он тут же схватился рукой за сердце.

– Я не знаю!

– Вы организовали его похищение?

– Нет!

– Вы хоть отчасти виновны в его похищении?

– Я виновен лишь в том, что недоглядел за ним! – взвыл Фулко, после чего обмяк и разразился громкими, безутешными рыданиями.

– Хорошо, – невозмутимо сказал Вонвальт. – Хорошо, я дам вам минуту, чтобы прийти в себя. – Он повернулся к сэру Герольду и негромко произнес: – Перескажите еще раз показания этого человека.

Шериф кивком указал на лейб-гвардейца.

– Этим утром он вместе с княжичем отправился в квартал дубилен, чтобы примерить готовый поддоспешник мальчика. Ни о каких угрозах их не предупреждали. Княжич дурачился, как и все мальчишки его лет. – Шериф пожал плечами. – Наверное, решил поиграть в прятки среди дубильных колодцев. Перед этим поутру Фулко жаловался на заторможенность мыслей, как если бы он перебрал с выпивкой, однако он клянется, что за завтраком не пил ничего, кроме болотного эля.

Вонвальт снова повернулся к Фулко.

– Вы были пьяны в момент похищения?

Лейб-гвардеец отшатнулся, словно его лягнула лошадь.

– Нет! – закричал он, срывая голос.

Вонвальт повернулся к шерифу.

– Ладно. А потом мальчик просто исчез?

– Да. Вы бывали в районе грязных ремесел?

Вонвальт покачал головой.

– Нет, не приходилось.

– Там царит настоящий бедлам – шум, вонь, суматоха. Преступники выбрали удачное место для похищения.

– И все же, – сказал Вонвальт, – княжич, наследник Империи – лицо узнаваемое. Разве он не привлек внимания?

Сэр Герольд покачал головой.

– Мальчик был одет как простолюдин. И Фулко тоже.

Я посмотрела на лейб-гвардейца и увидела, что его одежда была добротной, но простой, и лишь очень наметанный глаз разглядел бы, насколько она на самом деле дорогая.

– Для членов императорской семьи это обычное дело, – продолжил сэр Герольд. – Без нарядов и отряда имперских гвардейцев, который следовал бы за ними по пятам, они легко могут затеряться в толпе. А еще они порой маскируются, цепляют накладные бороды или еще что-нибудь в этом духе.

– Осмелюсь предположить, что после случившегося подобные вылазки прекратятся.

– Осмелюсь предположить, что вы правы.

Вонвальт немного поразмыслил.

– Если княжич и его страж путешествовали инкогнито и мы принимаем на веру, что требование выкупа прислали именно похитители, то из этого следует, что злоумышленники были исключительно хорошо осведомлены. Преступление не могло быть случайным.

– Я рассуждал так же, – сказал сэр Герольд.

Вонвальт вновь повернулся к Фулко, и тот вздрогнул, ожидая, что его еще раз огреют Голосом Императора. Но вместо этого сэр Конрад поднял руку, успокаивая лейб-гвардейца.

– Вы жаловались на заторможенность мыслей. Опишите подробнее.

– Д-да что еще сказать, милорд, – пробормотал Фулко, совершенно напуганный. – Чувствовал я себя так, будто перебрал с выпивкой, и в то же время совсем не так. Поначалу я решил, что слегка занемог или надышался парами дубильных ям. Там столько испражнений преет на солнце, что любому подурнеет от такой вони.

Вонвальт еще немного поразмыслил.

– Расскажите о вашем прошлом. Давно ли вы служите князю? Полагаю, вы сованец?

– Я из княжества, милорд, – сказал Фулко, имея в виду княжество Кжосич. – Был солдатом, легионером. Сражался в Венланде и в Денхольце. Я служил князю Тасе, был при нем лейб-гвардейцем. Когда стал не нужен в Рейхскриге, то вернулся в столицу, и князь взял меня служить при дворце. Обычно я сопровождаю членов императорской семьи, в том числе и княжича Камиля.

– Мне доводилось однажды бывать в Денхольце, недолго, – сказал Вонвальт. – Вы участвовали в битве на озере Ортрун?

– Да, милорд. Тогда я уже служил лейб-гвардейцем.

– Значит, вы не из слабых духом.

– Нет, милорд. Я не слыву столь же искусным фехтовальщиком, как ваша светлость, но за себя постоять способен.

Вонвальт нахмурился.

– Мне кажется странным, что такого человека, как вы, могли подкосить тлетворные испарения ремесленного района, – сказал он. Сидевший рядом с ним сэр Герольд рассеянно кивнул в знак согласия. – Появились ли у вас какие-либо симптомы болезни? Жидкий стул? Лихорадка?

Фулко мотнул головой.

– Только… голова слегка кружится. Теперь. – Он беспомощно поднял руки, показывая свои запястья.

– Да уж, – невозмутимо ответил Вонвальт. – Это неудивительно.

– Могли ли вам что-то подсыпать за завтраком? – спросил сэр Герольд.

– Сомневаюсь, что это возможно, шериф, – оскорбленно заявил Фулко. – Я не могу себе и представить, чтобы хоть кто-то в Императорском дворце отважился на подобное и нашел для этого возможность.

Пока Вонвальт все обдумывал, ненадолго повисла тишина.

– Расскажите, что произошло в тот миг, когда вы поняли, что потеряли мальчика.

Фулко недолго вспоминал, а после, запинаясь, заговорил:

– Княжич Камиль – озорной парнишка. – Лейб-гвардеец на миг улыбнулся, ненадолго погрузившись в приятные воспоминания, но действительность очень быстро сокрушила их. Я вдруг поняла, что Фулко страдает не просто потому, что не выполнил свой долг, а потому, что он был искренне привязан к мальчику. В тот момент лейб-гвардеец напомнил мне князя Тасу. – Княжича предупреждали об опасностях, которые могут поджидать в Сове юношей его положения… и не только их. Однако утром я не заметил причин для излишнего беспокойства. Мало кто знал о наших намерениях, и, как вы уже отметили, без отряда лейб-гвардейцев и роскошных нарядов мы можем ходить по городу практически неузнанными.

– Каким маршрутом вы добрались до дубильной мастерской? – спросил Вонвальт.

– По Баденской улице.

Вонвальт кивнул.

– Хорошо. Продолжайте.

– Мы вошли в район грязных ремесел, как только пробило восемь. Кожевник, который изготавливает мальчику поддоспешник, содержит мастерскую в переулке Пайкс-Бенд, но княжич исчез из поля моего зрения еще до того, как мы туда добрались. Он залезал в дубильные колодцы, выпрыгивал из них, а на улицах уже было людно. Я как мог приглядывал за ним, но, говорю же, мне сделалось дурно, и мальчик нарочно прятался от меня… играл он, понимаете. – Фулко замолк, ненадолго погрузившись в тот миг, когда все изменилось и он понял, что произошло. На лице лейб-гвардейца промелькнул тот внезапный, всепоглощающий ужас, пережитый им тогда. – Я не слышал даже вскрика, – тихо сказал Фулко. – И люди вокруг тоже не закричали и ничего не сказали. – Он беспомощно пожал плечами. – Словно земля просто разверзлась и поглотила его.

– Это маловероятно, – категорично заявил Вонвальт.

– Больше мне нечего вам сказать, – произнес лейб-гвардеец. – Будь я суевернее, подумал бы, что кто-то открыл врата в священное измерение и забрал мальчика из мира смертных.

Вонвальт открыл было рот, а затем снова закрыл его. Немного помолчав, он повернулся и вопросительно посмотрел на меня.

Я сразу поняла, к чему он клонит, и замотала головой.

– Однозначно нет.

Сэр Герольд озадаченно посмотрел на нас.

– О чем вы? – спросил он.

Вонвальт потер подбородок.

– Сэр Конрад, он не мог овладеть столь мощным навыком за такой короткий срок. Сегодня утром он едва справлялся с более простыми чарами. К тому же… – Я осеклась, потому что сильно повысила голос, и сэр Герольд с Фулко выжидающе смотрели на меня. Я наклонилась к уху Вонвальта. – Существует сотня других способов применить подобную силу. Во-первых, он мог убить вас. Во-вторых, мог убить самого Императора.

Вонвальт поджал губы, обдумывая это. Но в конце концов кивнул.

– Гм. Да. Ладно.

– Мне кто-нибудь объяснит, о чем вы говорите? – спросил сэр Герольд.

Вонвальт покачал головой.

– Нет. – Затем он снова повернулся к Фулко. – Что ж, заканчивайте вашу историю.

Гвардеец послушался, но его слова мало что прояснили. Он лишь прибавил, что поднял тревогу через несколько минут после исчезновения мальчика.

– Вы думали, что княжич прячется, – сказал Вонвальт.

Фулко с несчастным видом кивнул.

– Эти несколько минут, конечно же, все и решили; благодаря им похитители смогли беспрепятственно убраться прочь, – закончил Вонвальт, но обращался он скорее к сэру Герольду, а не к лейб-гвардейцу. Тем не менее Фулко его услышал и вновь зарыдал.

– Да, – согласился шериф.

– Расскажите мне о мальчике, – попросил Вонвальт Фулко. Ему пришлось подождать, когда тот снова успокоится. – Был ли он умен? Зрел? Понимал ли, сколько опасностей угрожает его жизни как члену императорской семьи?

– Камиль был самым обыкновенным пареньком. Его многому учили, ведь ему суждено унаследовать целую империю, но князь Таса как мог старался сохранить мальчику детство. Ведь младые годы – самые невинные и драгоценные, а Камиля впереди ждет целая жизнь тяжелой ответственности. Пусть ему и не хватало уличной смекалки, но для этого к мальчику и был приставлен я. – Гвардеец потер лицо руками. – Нема, прости меня, – прошептал он и снова заплакал.

– Князь Преисподней вас побери, держите же себя в руках! – резко одернул его Вонвальт. – Если мальчик действительно похищен с целью получения выкупа, то он почти наверняка жив. Позже у вас еще будет время для этих ужимок. Сосредоточьтесь лучше на том, чтобы помочь расследованию. Вам не приходило в голову, что, убив себя, вы могли лишить нас важнейших сведений?

Но Фулко был поглощен горем. Он сидел неподвижно, таращился в стол, и взгляд его был пустым, как у умирающего человека. Я подозревала, что ни Вонвальт, ни шериф, ни сам князь не могли наказать его хуже, чем он сам наказывал себя.

Несколько секунд сэр Конрад стоял молча, затем повернулся и кивком указал на дверь.

– Идем, – сказал он, и мы ушли.

* * *

Как правило, во время расследований Вонвальт вел себя строго и сдержанно, но я знала, что под этой суровой профессиональной маской скрывается сострадание. Он всегда старался избегать смертных приговоров и телесных наказаний, если закон и обстоятельства дела позволяли ему это. Он был прагматичен, никогда не опускался до жестокости и редко получал удовольствие от наказания, каким бы заслуженным оно ни было.

Поэтому меня столь удивило то неприкрытое бессердечие, которое он проявил в разговоре с Фулко – с несчастным человеком, который погрузился в темнейшие глубины отчаяния и чья вина заключалась лишь в мимолетной невнимательности и колоссальном невезении.

Но прощальные слова Вонвальта лейб-гвардейцу многое прояснили. Дело было вовсе не в том, что сэр Конрад не испытывал сострадания к этому человеку; просто самобичевание Фулко мешало поискам княжича Камиля, и, позволив ему продолжить, мы бы ничего не добились, а лишь потеряли бы время. Если ради возвращения мальчика Вонвальту пришлось бы ранить чьи-то чувства, он без колебаний сделал бы это, каким бы бессердечным его ни сочли. Сэр Конрад даже как-то говорил мне, что лучшая черта, которой может обладать Правосудие, это отсутствие у него желания заводить друзей.

Мы пришли в просторный вычурный личный кабинет сэра Герольда, который, как и кабинет сэра Радомира в Долине Гейл, совсем не подходил шерифу. Там нас уже ждали сэр Радомир, Брессинджер и Генрих. Вонвальту потребовалось несколько минут, чтобы все им пересказать.

– Нема, – произнес сэр Радомир. – Недолго ему жить осталось.

– Да, неясно только, кто первым наложит на него руки – палач или он сам.

– Его казнят?

Вонвальт почти что пожал плечами.

– Полагаю, что да.

– Да разве же это справедливо… – начал было сэр Радомир, но Вонвальт жестом велел ему замолчать.

– Сейчас наш первостепенный долг – вернуть княжича Камиля живым и здоровым. Выбросьте Фулко из головы. С ним разберутся, когда придет его время.

– Мне кажется, его показания ничем не помогут расследованию, – заметил сэр Герольд. – Но вы хотя бы убедились, что он не причастен к злодеянию.

Вонвальт кивнул.

– Это отнюдь не маловажная деталь, – сказал он. – Но я согласен, что ясности в этом деле больше не стало.

– Неужели в Ордене не найдется никого, кто мог бы помочь? – спросил сэр Герольд.

– Почти наверняка найдется, – ответил Вонвальт. Он посмотрел на время. Было уже далеко за полдень, и казалось, что день стремительно ускользает от нас. Сэр Конрад выглядел уставшим. Сражение в храме Савара истощило всех нас умственно, физически и морально. Но выбора не было, и нам оставалось лишь двигаться дальше. – У вас есть какие-нибудь версии, сэр Герольд?

Шериф с легкостью признался, что их нет.

– Все подозревают ковосканских повстанцев, и видит Нема, мотивов у них хоть отбавляй. Но императорский мастер шпионажа не слышал, чтобы они что-то затевали. К тому же такие преступники наверняка выдвинули бы политические требования, а в записке не говорилось ни о чем, кроме выкупа.

Вонвальт потер лицо.

– Хорошо. Я вернусь в Великую Ложу. Дубайн, пойдешь со мной. Хелена, сэр Радомир, отправляйтесь с сэром Герольдом в дубильни. Можете заодно взять с собой Генриха. – Сэр Конрад повернулся к шерифу. – Вы ведь сможете допросить всех, кто там окажется?

Сэр Герольд кивнул.

– Моим бойцам и имперской гвардии было приказано никого не выпускать из района. Но мы не можем весь день держать там людей.

– Мы можем держать их там хоть всю неделю, если пожелаем, – сказал Вонвальт, поднимаясь на ноги. – Но я сомневаюсь, что ремесленники смогут хоть что-нибудь прояснить. Сомневаюсь также, что мы хоть что-то найдем или выясним в Сове; для этого уже слишком поздно. Полагаю, что ответы на наши вопросы находятся у Кормондолтского залива.