Текст книги "Стальная принцесса"
Автор книги: Рина Кент
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Глава тридцать третья
Эльза
Дядя встает, заставляя себя улыбнуться.
– Тыковка, то, что ты сейчас услышала, это…
– Правда, – обрываю я его. Я никогда не перебиваю дядю или тетю, но сегодня все по-другому. – И я хочу знать все остальное.
– М-милая, – заикается тетя. – Это было очень давно.
– То, что ты бросила меня и маму, тоже было очень давно, тетя?
Она задыхается, прикрывая рот руками.
– Я слышала тебя на днях. – Мой голос нейтрален, почти отстранен.
Я не знаю, как говорить другим тоном, не сорвавшись.
– Вы должны мне все объяснить, – говорю я им.
Глубокий вздох вырывается из груди дяди, когда он, пошатываясь, отступает назад и падает рядом с тетей.
– Скажи ей.
Тетя касается своего виска дрожащими пальцами.
– Н-нет.
– Мы знали, что этот день настанет, Блэр. – Дядя сжимает челюсти. – Просто скажи ей уже. Она заслуживает того, чтобы знать.
– Я сказала нет, Джексон!
Я отрываю от нее взгляд и сосредотачиваюсь на дяде.
– Кто такой Илай?
Его глаза расширяются так, как никогда раньше.
Как будто у него сердечный приступ.
– О боже, – голос тети срывается на рыдание.
Обычно я бы сделала все что угодно, лишь бы не видеть их такими, но не сегодня.
Сегодня мне нужны ответы, даже если в процессе мне придется причинить им боль.
– Мне приснился сон – нет, кошмар – о том, как я сжимала его руку перед тем, как он исчез в озере. – У меня под кожей начинается зуд. – Кто он?
– Это был просто кошмар, милая. – Голос тети больше не звучит убедительно.
– Это никогда не были кошмары, тетя. Боль, мучения и слезы никогда не были ночными кошмарами. Кровь, крики и стоны никогда не были долбаными кошмарами!
– Через что, черт возьми, тебе пришлось пройти, тыковка? – Дядя выглядит побежденным, совершенно измотанным.
Через что мне пришлось пройти?
Они те, кто должен сказать мне это.
– Я спрашиваю в последний раз, тетя. Кто, черт возьми, такой Илай?
– Он был твоим братом, – тихо говорит дядя.
Я так крепко сжимаю лямку своего рюкзака, что удивляюсь, как она не лопается.
– Б-был?
– Он погиб в том озере, о котором тебе снятся кошмары.
Это чувствуется так, словно кто-то взял нож и вонзил его прямо в мое ущербное сердце.
У меня идет кровь, и никто не может ее остановить.
– К-как?
Глаза дяди наполняются сочувствием.
– Он утонул, тыковка. Ему было всего семь, на год старше тебя.
Нет.
Илай не может быть мертв. Илай должен быть жив.
– Ты лжешь, – кричу я.
Дядя начинает вставать, без сомнения, собираясь утешить меня, но я поднимаю руку.
– Нет, даже близко не подходи. Мне нужно знать, как это произошло. – Я свирепо смотрю на тетю, которая следит за своими туфлями и раскачивается взад-вперед. – Скажи мне, тетя.
Дядя подталкивает ее локтем. Она вздрагивает, но не поднимает головы.
– Я любила Эбби. Я действительно по-настоящему любила ее. Она была застенчивой девушкой, которая всегда терпела то дерьмо, которое вытворял наш отец. Он становился гребаным психом, когда пил, но после смерти мамы все стало еще хуже.
Она продолжает раскачиваться взад-вперед, выглядя как потерявшийся щенок, а не как сильная женщина, какой я всегда ее знала.
– Мама забирала Эбби с урока музыки, и они попали в аварию, в результате которой наша мама погибла. Папа выместил весь свой гнев на нас, особенно на Эбби, потому что она была очень похожа на маму. Он сказал ей, в то время двенадцатилетней девочке, что хотел бы, чтобы она умерла вместо мамы. – Тетя встречает мой взгляд со слезами на глазах. – Отец был жестоким человеком, Элси. Он был порочен и неприступен, когда напивался. Я всегда проводила большую часть времени на улице, но Эбби была с ним. Она отказывалась отходить от него, даже когда он бил ее, когда он бил нас. После того как я получила стипендию в Кембридже, я умоляла ее поехать со мной, но она отказалась. Я сказала ей, что никогда не вернусь в Бирмингем, в место, которое медленно убивало меня, и к отцу, который душил меня. Я сказала, что, возможно, больше ее не увижу, но она не передумала.
Она громко сглатывает, словно набираясь смелости произнести следующие слова.
– Затем, год спустя, она прислала мне свадебные фотографии с твоим отцом. Она сказала мне, что счастлива и хочет, чтобы я тоже была счастлива. Затем… – Она прочищает горло. – Она прислала мне фотографии своего первенца, Илая, а после… тебя.
– И ты все равно не приехала.
– У меня была психологическая травма в Бирмингеме, Элси. Когда я въезжаю в город, все, что я вспоминаю, это как папа швырнул мне в голову пепельницу за то, что я спрятала его выпивку. – Она приподнимает прядь своих рыжих волос, чтобы показать мне поблекший шрам. – Я истекала кровью до тех пор, пока не подумала, что умру. После того как меня выписали из больницы, я собрала свои вещи и пообещала никогда больше не возвращаться в Бирмингем.
– Что ты знаешь о браке моих родителей? – спрашиваю я.
– Элси…
– Скажи мне, тетя.
– Эбби была психически нездорова. – Тетя вздыхает, кажется, погруженная в свои мысли. – Она страдала от депрессии и некоторых маниакальных эпизодов после смерти нашей матери. Из-за того, как папа обращался с ней, все стало еще хуже. Когда она вышла замуж, казалось, что ее жизнь налаживается. Она больше улыбалась и постепенно выздоравливала от жестокого обращения отца. Итан выглядел так, словно заботился о ней. В то время он был самым богатым долбаным магнатом в Бирмингеме. Он владел угольным и сталелитейным заводами, и все его боялись, включая нашего отца. Я была счастлива, что он больше не мог причинить ей боль.
– Подожди. – Я поднимаю руку. – Итан? Я думала, моего отца звали Джон.
– Мы хотели спрятать тебя от людей твоего отца, – говорит дядя.
Людей моего отца? Что они хотят этим сказать?
– Почему вы хотите спрятать меня от них?
– Потому что они хотят забрать тебя у нас, – рычит тетя.
– Блэр, – успокаивает ее дядя.
– Расскажи мне больше, – прошу я.
– Больше? – Тетя хмурится.
– Ты сказала, что мама выздоравливала, но что-то произошло, не так ли?
– Я же говорил, тыковка. – Дядя выглядит огорченным. – Илай утонул.
Рыдание застревает у тети в горле.
– Я не думаю, что Эбби оправилась после этого. Тебе было шесть, а ему семь. Вы играли на берегу озера, когда он ушел в воду и больше не вынырнул. Эбби писала мне письма, в которых говорила, что она держит тебя на руках, пока ты спишь. Она назвала Илая тем, чье имя нельзя называть, потому что теперь она сосредоточится только на воспитании тебя.
Мое сердце бьется так быстро, будто вот-вот выскочит из груди.
Теперь все обретает смысл.
Я помню, что она держала меня так, словно хотела выдавить из меня жизнь. Что она пела мне песни своим завораживающим голосом.
Почему я не могла вспомнить, что случилось с Илаем?
Как получилось, что он посетил меня только один раз в моих снах?
– А что насчет моего отца? – спрашиваю я. – Где он был?
– Он помогал ей. – Тетя шмыгает носом и вытирает слезы. – Или, во всяком случае, пытался. Теперь, когда я думаю об этом, то понимаю, что смерть Илая уничтожила ее точно так же, как смерть мамы уничтожила моего отца.
В комнате воцаряется тишина, нарушаемая лишь моим прерывистым дыханием.
Мне следует остановиться, обработать всю информацию, которую я только что собрала, а затем вернуться с вопросами.
Но теперь, когда я начала, то не могу просто остановиться.
Я как ненасытное чудовище.
– Как я выжила в пожаре, тетя?
– Я действительно не знаю, Элси. – Она бросает взгляд на дядю, и он берет ее за руку. – В тот день нам позвонили, потому что мы были ближайшими родственниками. Мы нашли тебя в больнице, раненую и кричащую. Иногда ты била меня. Доктор Хан сказал, это было потому, что я напоминала тебе твою мать.
– Раненую? – Я недоверчиво смотрю на них. – Я думала, мне нужна была операция из-за проблем с сердцем.
– У тебя никогда не было проблем с сердцем, – говорит дядя.
– Джексон! – визжит тетя.
– Она должна знать обо всем, Блэр.
– Ч-что значит, у меня никогда не было проблем с сердцем, дядя? – Мое дыхание становится глубже, как будто я раненое животное. – Тогда как насчет шрама? Докторов? Приемов?
– Они были правдой, тыковка. Тебе действительно сделали операцию на сердце, но не из-за болезни.
– Тогда из-за чего?
– В тебя стреляли, – произносит он с болью. – Пуля повредила твои внутренние ткани, и из-за этого развилось заболевание сердца.
Мои ноги подкашиваются, и мне требуются все силы, чтобы удержаться.
– Кто… кто стрелял в меня?
– Мы не знаем, Элси, – всхлипывает тетя. – Даже полиция не знает. Мы были просто счастливы, что ты осталась жива.
– Какое Джонатан Кинг имеет к этому отношение?
Тетя вытирает щеки.
– Он появился и сказал нам, что оплатит твою операцию, а мы сможем вернуть ему деньги позже.
– Он так и не сказал почему?
Они оба качают головами.
– Мы были в отчаянии, тыковка, – говорит дядя. – У нас не было таких денег на операцию, и мы не смогли оформить завещание твоего отца, когда он только умер.
– Завещание моего отца?
– Твой отец, Итан Стил, был магнатом. – Дядя потирает затылок. – Есть люди, управляющие его состоянием, пока ты не достигнешь совершеннолетия. Ты наследница империи Стил.
– Нет, это не так, – огрызается тетя, затем ее взгляд смягчается, встречаясь с моим. – Империя Стил была построена так же безжалостно, как и империя Кингов. Ты же этого не хочешь, верно? Ты Эльза Куин, а не Эльза Стил.
Я перевожу взгляд с дяди на нее. Они выжидающе смотрят на меня, будто ждут, что я вот-вот брошу бомбу.
Мне наплевать на деньги Стил или фамилию.
Единственный образ, который продолжает крутиться у меня в голове, – это мама, поющая мне ту навязчивую колыбельную перед тем, как кто-то утопил меня в воде.
Ма была одинока.
Она была психически больна.
Она нуждалась в помощи, но ей никто ее не оказал.
– Ты бросила ее, – говорю я тете с леденящим душу спокойствием. – Ты бросила свою единственную сестру, когда она нуждалась в тебе больше всего.
– Элси, я…
– Я – твой способ искупления. И не более.
– Нет, Эльза. Я люблю тебя. Ты моя дочь.
– Я стала твоей дочерью только из-за смерти моей настоящей матери, тетя.
Прежде чем она успевает что-либо сказать, я бросаю свой рюкзак на стул и выхожу за дверь.
А затем я бегу.
Глава тридцать четвертая
Эльза
Я бегу.
Я бегу несколько часов или целый день, я не знаю.
Я бегу до тех пор, пока в моих легких не остается ни капли воздуха.
Я бегу до тех пор, пока все не расплывается перед глазами.
Дождь хлещет по мне, пропитывая одежду и волосы. Мои пальцы коченеют от холода, а туфли промокают насквозь.
С каждой минутой учащенное сердцебиение становится все страшнее, но я не останавливаюсь.
Я не могу остановиться.
Слезы не текут, как бы сильно мне ни хотелось плакать. Капли дождя стекают по голове и щекам, словно ополаскивая меня.
Но от прошлого не отмыться. Его не смыть проливным дождем.
Все вернется на круги своя.
Все снова обрушится на меня.
Я глотаю воздух, но почти ничего не попадает в мои легкие.
В моей груди живет чудовище, темное уродливое чудовище, которое царапает когтями изнутри.
Монстр хочет, чтобы его выпустили на свободу.
Это монстр из ночных кошмаров. Монстр, который съест меня заживо.
Тот же монстр, что забрал Илая.
Мое сердце учащенно бьется при этой мысли.
Илай.
Мой брат Илай. Моя мать Эбигейл. Мой отец Итан.
Моя семья.
Как я могу толком не помнить их лиц?
Они как размытое пятно. Тень. Черный гребаный дым.
Так вот что было со мной не так все это время? Зуд, ночные кошмары, все эти триггеры были способом заставить меня вспомнить, не так ли?
Так почему, черт возьми, я не могу их вспомнить?
Я резко останавливаюсь, переводя дыхание. Мое сердце колотится в груди в неровном, пугающем ритме.
Сердце, которое Джонатан спас только для того, чтобы уничтожить, когда я стану старше.
Сердце, в которое стреляли.
Кто стрелял в меня? Кто, черт возьми, мог стрелять в семилетнюю девочку?
Дождь затуманивает зрение. Здания, окружающие меня, начинают удваиваться, затем утраиваться.
Я прислоняюсь к стене, тяжело дыша.
Я чувствую себя не очень хорошо.
Мое сердце бьется так быстро. Я делаю глубокие вдохи и продолжительные выдохи.
Это не работает.
Я тянусь за телефоном, но останавливаюсь. Я оставила рюкзак с телефоном дома.
Дрожащими руками я откидываю волосы назад и пытаюсь идти. Я спотыкаюсь и чуть не падаю. Я хватаюсь за стену негнущимися мокрыми пальцами.
Я осматриваюсь, но окружающее пространство пустынно, вероятно, из-за дождя.
В моих ушах раздается жужжание, и мои глаза закрываются. Я прислоняюсь к стене, тяжело, прерывисто дыша.
– Плакса. – Голос Илая звучит у меня в голове. – Пойдем со мной.
Сердцебиение замедляется, пока его ритм не перестает меня пугать.
– Почему ты ушел, Илай? – шепчу я и чувствую себя той шестилетней девочкой, руку которой он отпустил. – Почему ты оставил меня одну?
– Я не оставлял тебя одну, плакса. Пришел еще один Илай.
– Еще один Илай?
– Тс-с.
Его голос исчезает, как и его образ. Я пытаюсь поймать его, но он превращается в дым.
Илай…
Слезы подступают к глазам, и я падаю.
Или я думаю, что падаю. Кто-то хватает меня прежде, чем я касаюсь земли.
Сильные руки обхватывают меня.
Он вкусно пахнет.
Он пахнет безопасностью.
– Я держу тебя, – шепчет этот голос.
Глаза закрываются, и сознание покидает меня.
Я держу тебя.
* * *
Боль пронзает мой висок.
Я сажусь с негромким стоном.
На секунду я слишком дезориентирована, чтобы сообразить, где нахожусь.
Темный декор спальни с большой кроватью будоражит мою память.
«Встреча».
Мои глаза широко раскрываются, и я откидываю волосы назад.
Эйден.
Мое сердце бьется, а затем замирает при мысли о нем.
Как он меня нашел? Какого черта ему вообще понадобилось искать меня после шоу, которое Джонатан устроил у нас дома?
Мою наготу прикрывают только халат и простыня.
В комнате тепло. Это почти похоже на уютное утро.
Почти.
Дверь беззвучно открывается. Мои плечи напрягаются при мысли о том, что я увижу его.
Я даже не могу притворяться, что его присутствие не сеет хаос в моем сердце и разуме.
От дымящейся чашки, которую он держит в руках, в воздухе витает аромат горячего шоколада.
Его взъерошенные волосы кажутся влажными. На нем темные джинсы и темно-синяя куртка Элиты.
Никакой формы. Это означает, что он даже не рассматривал возможность посещения школы.
Он выглядит как обычно, спокойным и собранным, как будто ничего не случилось.
Как будто моя жизнь не разрушилась сегодня.
Нет, не сегодня.
Моя жизнь пошла прахом после смерти Илая. Я просто провела последние десять лет, притворяясь, что это не так.
– Приходил доктор. – Эйден берет мою руку в свою и вкладывает горячую чашку между моими пальцами. – Он сказал, что беспокоиться не о чем, но тебе следует сдать анализы у своего лечащего врача-кардиолога.
– Доктор? – спрашиваю я.
– Наш семейный врач.
Конечно, у них есть семейный врач, который посещает их на дому.
При мысли о его семье у меня во рту появляется горький привкус.
– Джонатан заходил сегодня, – бормочу я. – Он ясно дал понять, что оплатил мою операцию на сердце, когда я была ребенком, только для того, чтобы он сам мог уничтожить меня, когда пожелает. И, кстати, я узнала, что мое сердце никогда не было больным. В меня стреляли.
Эйден делает два шага назад и садится на стул напротив кровати. Это первый раз, когда он намеренно устанавливает дистанцию между нами.
Если бы это был прежний Эйден, он бы вторгся в мое пространство и заставил меня принять его, даже если бы я этого не хотела.
Быть рядом – один из методов запугивания, который он так хорошо использует.
Очевидно, не сегодня.
Может быть, я шокировала его. Но опять же, Эйден – гениальный игрок, и обычно он на несколько шагов впереди. Возможно ли вообще его шокировать?
Его бесстрастное лицо не помогает.
– Выпей. Я приготовил напиток так, как ты любишь, больше шоколада, меньше молока. – Он указывает на чашку. – Тебе нужно тепло.
– Ты знал о планах Джонатана, не так ли? – Моя рука крепче сжимает чашку. – Черт возьми, все это время ты был соучастником.
– Пей свой горячий шоколад, – повторяет он, как будто я не расслышала его в первый раз.
– Я не буду пить эту чертову штуку! – Я уже не так осторожно ставлю чашку на прикроватный столик. Несколько горячих капель обжигают мою кожу, но я не обращаю на них внимания.
Что задевает больше, так это парень, сидящий напротив меня.
Мое сердце обливается кровью при мысли о том, что Эйден был со мной только по плану Джонатана.
По какой-то причине мне нужно услышать это из его уст.
Если я услышу это, то смогу возненавидеть его по-настоящему.
– Скажи это. Ты ведь такой всемогущий и никогда не лжешь, верно? Так что, черт возьми, скажи это, Эйден! Скажи, что все это было игрой.
Он остается на стуле, но смотрит на меня исподлобья так, словно хочет придушить.
Затем его левый глаз дергается.
Мне следовало убежать. Мне следовало бы съежиться, но я этого не сделала.
Или, скорее, у меня не было такого шанса.
Эйден встает и, прежде чем я успеваю опомниться, прижимает меня к кровати. Его рука обхватывает мои запястья, и он хлопает ими по спинке кровати над моей головой, усаживаясь верхом на мои колени.
– Игра. – Он кипит. – Да, Эльза, это была игра, но ты отказалась играть по гребаным правилам.
– Каким правилам?
– Моим правилам.
Я смеюсь, но это звучит невесело и немного истерично.
– Твоим правилам? Они включают в себя уничтожение меня, как ты сказал в тот день, когда мы встретились?
Он ничего не говорит и просто продолжает нависать надо мной, как мрачный жнец с темными глазами и черными как смоль волосами.
– Это были твои правила или правила Джонатана? – издеваюсь я. – Потому что он кажется тем, кто контролирует игру.
– Джонатан меня не пугает, сладкая. – Он крепче сжимает мои запястья. – И он не должен пугать тебя.
Я усмехаюсь, хотя мое сердце обливается кровью.
– Ты начинаешь новую игру, Эйден? Ты собираешься заставить меня снова доверять тебе только для того, чтобы я влюбилась сильнее? Знаешь, именно это Джонатан сказал Сильвер. Он сказал, что жертва будет падать сильнее, если уверена, что ей ничего не угрожает.
– Не позволяй им встать между нами. Забудь о них.
– Забыть о них? – Я вскрикиваю, злые слезы наворачиваются на глаза. – Я уже многое забыла, Эйден. Я забыла о своих родителях и брате. Я забыла, кто я такая, на десять гребаных лет, так что не смей говорить мне забыть! Хотя нет. Есть исключение. Я забуду о тебе.
– Ты забудешь обо мне, да? – Его тон спокойный, но леденящий душу.
– Именно. – Мое сердцебиение учащается с каждым произнесенным словом. – Ты использовал меня и высмеивал. Я разбита вдребезги. Теперь ты счастлив?
Его губы прижимаются к моим. Он целует меня с нежностью и страстью, от которых у меня перехватывает дыхание.
Рыдание застревает в горле. Слезы, которые я сдерживала весь день, проливаются.
Он облизывает мою нижнюю губу, уговаривая открыться.
Открыться и сделать что? Быть такой же дурой, какой я была с начала года?
Влюбиться в него снова только для того, чтобы получить очередную травму?
Я прикусываю его нижнюю губу, но это только делает его поцелуй более диким.
Он высвобождает мои волосы и сжимает их в кулаке. Его язык проникает внутрь и заявляет свои права на мой. Он целует меня до тех пор, пока в моих легких не остается воздуха.
Наконец он отстраняется и рычит мне в губы:
– Обо мне нельзя забывать, сладкая. Это, блять, ясно?
– Тогда скажи мне правду, Эйден! Если ты этого не сделаешь, клянусь Богом, я возненавижу тебя.
– Ты возненавидишь меня, – с угрозой повторяет он, крепче сжимая мои волосы.
Эйдену не нравится, когда ему угрожают, но пошел он к черту. Он достаточно угрожал мне. Пришло время ему испробовать свои собственные методы.
– Я возненавижу тебя, – убежденно повторяю я. – Мне все равно, если это займет месяц, год или десятилетие, но я забуду о тебе.
Его левый глаз дергается, и он свирепо смотрит на меня, как будто бросает вызов сделать именно это.
Чтобы испытать его и ответить за последствия.
Я смотрю на него в ответ, не прячась.
Воздух дрожит от напряжения, поскольку ни один из нас не прерывает зрительного контакта.
После того, как мы, кажется, целую вечность пялимся друг на друга, он отпускает меня.
Мои руки падают по обе стороны от меня, но он не уходит. Как будто ему нужна моя близость.
И, возможно… Возможно, мне тоже это нужно.
Я не знаю, когда Эйден стал единственным человеком, который всегда нужен мне рядом.
Поскольку он продолжает молчать, я решаю взять дело в свои руки.
– Друзья, о которых ты мне рассказывал, – Джонатан и мой отец, верно?
Это имеет смысл, учитывая роль магната и то, что они оба женились на психически нездоровых женщинах. Алисия и моя мама были просто частью игры Кинга и Стила.
Он кивает.
– Ты сказал, что было пари, которое все испортило?
– Деловая сделка, – говорит он, и впервые Эйден не встречается со мной взглядом.
Он смотрит на мой шрам через маленькое отверстие в халате. Мне хочется скрыть его, но я не хочу останавливать его рассказ.
– Какого рода деловая сделка? – спрашиваю я.
– Они часто заключали пари на то, кто заработает больше денег за счет валового производства в течение месяца.
– Это кажется нормальным.
Пока он говорит, его глаза проделывают дыру в моем шраме.
– У Джонатана была инсайдерская информация о том, что валовая продукция Итана превзойдет его, но Джонатан никогда не проигрывает. У него был свой человек на сталелитейных заводах, который нарушал производство. Предполагалось, что это будет пожар посреди ночи, но инсайдер все испортил. Завод Стила загорелся днем, когда там находилось много рабочих. Было много человеческих жертв и нанесен катастрофический ущерб заводу.
– Это звучит знакомо… – Я задыхаюсь. – Пожар в Бирмингеме!
Он кивает.
– Но когда я читала об этом в статье, там не было упомянуто, что завод принадлежал Стил. Даже статья о домашнем пожаре заставила меня подумать, что мои родители были неважными персонами. В ней не упоминали, что отец владел фабриками. Конечно, я не читала всю статью целиком, но все же.
– Это, должно быть, Джонатан. Он контролирует средства массовой информации так, как ему заблагорассудится. Кроме того, Итан Стил был очень скрытным человеком. Он не привлекал к себе внимания, как Джонатан.
– Почему твой отец спрятал смерть моих родителей так, словно в ней не было ничего необычного? Подожди… – Я наблюдаю за ним широко раскрытыми глазами. – О-он имел к этому какое-нибудь отношение?
Он остается спокойным и качает головой.
– Джонатан много кто, но он не убийца.
– Тогда почему он стер всю информацию про пожар в доме?
– Потому что это напрямую связано с пожаром в Бирмингеме. Он не хотел, чтобы его имя упоминалось в трагедии национального масштаба. – Он испускает долгий вздох. – Поскольку производство Стил было остановлено, Джонатан выиграл в том пари, но потерял больше, чем деньги.
– Например, что?
Глаза Эйдена наконец встречаются с моими, и они кажутся остекленевшими, как будто что-то полностью умерло внутри него.
– Алисию.
Мое сердце сжимается при упоминании ее имени. Она была всего лишь еще одной пешкой в игре Джонатана и Итана.
Совсем как ма.
Совсем как Эйден.
Совсем как я.
Я поднимаю руку и глажу его по щеке прямо под родинкой.
– Ты скучаешь по ней?
– Нет. – Выражение его лица не меняется. – Какой смысл скучать по кому-то, кто никогда не вернется?
Ох.
Какой бы психически нездоровой ни была Алисия, что-то подсказывает мне, что Эйден равнялся на нее. Она была гранью между ним и Джонатаном.
После ее смерти Эйден пошел по стопам отца.
– Обычно она сажала меня рядом с собой, когда читала свои книги по философии и психологии, – говорит он отстраненным голосом. – Я был ее единственным слушателем.
– Эйден…
– Она должна была умереть. – Его челюсть сжимается. – Она была слишком хрупкой и не выжила бы в мире, наполненном такими людьми, как Джонатан Кинг и Итан Стил.
– Так вот почему ты стал таким, как Джонатан?
– Я не стал таким, как Джонатан, я решил быть похожим на него. Такие люди, как Алисия, незначительны. Чтобы выжить, нужно быть королем.
По какой-то причине мне не кажется, что он насмехается над своей матерью. Во всяком случае, в его голосе звучит грусть, когда он произносит ее имя.
Я обхватываю его щеки обеими ладонями и неуверенно улыбаюсь.
– Ничего страшного, если ты скучаешь по ней.
– Я не скучаю.
– Я скучаю по своей маме, папе и Илаю. Я даже не помню их, но скучаю по ним. Я думаю, что всегда скучала по ним, поэтому мне снились эти кошмары. Как наказание за то, что я забыла о них.
Он пристально наблюдает за мной, как будто у меня вот-вот вырастет еще одна голова. Или две.
Слезы наполняют глаза, когда горе обрушивается на меня из ниоткуда.
Я не могу бороться с ним, даже если захочу.
– Это странно, правда?
Его лицо остается бесстрастным, но рука тянется, чтобы убрать выбившуюся прядь волос с моего лица.
– Нет ничего странного в том, чтобы скучать по людям. – Он крутит прядь между пальцами. – Иногда мне кажется, что я тоже скучал по тебе.
Прежде чем я успеваю понять смысл этих слов, его губы прижимаются к моим с нежностью, которая пугает меня до чертиков.
Эйден не умеет быть мягким. Он суровый и грубый.
Он обхватывает рукой мой затылок и притягивает ближе. Я охотно раскрываюсь, когда он касается моих губ. Он целует меня медленно, слишком медленно, как будто заново изучает.
Как будто он потерял меня и наконец нашел.
Я стону ему в рот, когда он обхватывает мою грудь через халат. Мои соски твердеют и напрягаются под тканью.
Он проводит пальцем вверх и вниз по моему шраму, как будто запечатлевает его в памяти.
Я закрываю глаза и сдаюсь его натиску. Нет ничего более сокрушительного и одновременно окрыляющего, чем поцелуи Эйдена.
Нет, меня не просто целуют.
Мне поклоняются.
Он забирает мой мир и перекраивает его без моего разрешения.
Он не прерывает поцелуй, протягивая руку между нами и расстегивая ремень.
В мгновение ока он придвигает меня и медленно, слишком медленно входит.
Я такая мокрая, но он все равно встречает сопротивление из-за его размера.
Его стон соединяется с моим собственным, когда он отрывается от моего рта, чтобы посмотреть мне в лицо.
Стук, стук, стук.
Я кладу руку ему на грудь. Мои губы приоткрываются от сводящего с ума биения сердца под кончиками пальцев.
Его толчки медленные и почти нежные, как в тот первый раз, когда он ждал, пока я привыкну к нему.
Неужели сейчас он тоже ждет, когда я привыкну?
– Я скучал по тебе, сладкая, – шепчет он мне в губы.
Мое сердце бьется так громко, что я удивлена, что вообще могу слышать его слова.
– Скажи, что ты тоже скучала по мне.
Он продолжает ласкать мой шрам, проникая глубже, задевая это место внутри меня.
Я открываю рот, чтобы произнести эти слова, но его толчки лишают меня дара речи.
Эта близость убьет меня.
– Скажи это, – ворчит он и подтягивает одну из моих ног вверх, чтобы проникнуть глубже.
– Я скучала по тебе, – выдыхаю я, когда волна захлестывает меня глубоко внутри.
У меня нет выбора, поскольку я запутываюсь во всем, что происходит вокруг него. Мои глаза закатываются к затылку, когда я прикусываю нижнюю губу.
Эйден снова целует меня, заменяя мои зубы своими. Его темп становится быстрее и грубее, наполняя меня до краев.
Мои ногти впиваются ему в спину, как будто я держусь изо всех сил.
Он хмыкает, и я наблюдаю, как его красивое лицо становится жестким, когда тепло окутывает мои внутренности.
Когда он выходит, острая пустота пронзает меня.
Мне хочется протянуть руку и снова ввести его в себя.
Вместо этого я прижимаюсь к нему, обхватывая его торс обеими руками и ногами.
Его пальцы зарываются в мои волосы, откидывая их назад.
Я нахожусь в том сказочном состоянии между бодрствованием и сном, когда слышу его шепот в темноте.
– Мы больше никогда не будем скучать друг по другу, сладкая.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.