Текст книги "Красное бедствие"

Глава 3

Ворота Синей Крепости открылись на рассвете, и Ласточкам пришлось создать живой коридор, чтобы беженцы не затоптали друг друга.

Уставшие после долгой дороги люди пугливо озирались по сторонам, прижимали к себе свой скудный скарб, вели за собой тощих ослов и толстоногих коней. Дети кричали, взрослые не делали ничего, чтобы успокоить их; двор наполнили голоса страждущих. Серая кожа, пыльная одежда, печать скорби на лицах – такими запомнила Ромэйн беженцев, увидев их тем утром из окна своей спальни.

Она хотела выйти во двор, чтобы помочь стражницам, но две Ласточки преградили ей путь.

– Мы не можем выпустить тебя из замка, это приказ лорда Оррена, – сказала одна из них.

– Что ж, хорошо, – как могла легкомысленно ответила Ромэйн и развернулась было, чтобы уйти, но вторая Ласточка вдруг положила тяжелую руку ей на плечо и, склонившись, проникновенно сказала:

– Я лично заперла кухонную дверь и повесила замок на люк, ведущий на крышу.

– Проклятие, Фэй, – проворчала Ромэйн. – Я думала, что ты на моей стороне.

– Всегда. Но не сегодня.

Стражница улыбнулась краем рта.

– Соколы не прилетали? – Ромэйн посерьезнела.

– Нет. Мне жаль. – Фэй сочувственно сжала ее плечо. – Может, они прилетят завтра.

– Да, конечно, – пытаясь скрыть разочарование, сказала Ромэйн, – они обязательно прилетят. Рано или поздно.

Взбежав по лестнице, она направилась к покоям матери. Леди Кловер отчаянно ждала вестей от сыновей и так же отчаянно скрывала это от мужа и дочери. Она шила платья, украшала мрачные коридоры замка гобеленами и коврами, отвлекалась от горьких мыслей как могла, но Ромэйн видела печаль, затаившуюся на дне ее глаз, каждый вечер, когда остатки семьи собирались за непривычно пустым столом в обеденном зале.

Ей тоже не хватало братьев. Они были близки настолько, насколько вообще могли быть близки юноши с младшей сестрой. Дольф часто сжимал Ромэйн в своих медвежьих объятиях, а Монти делился с ней переживаниями о будущем. Между ними не было тайн, кроме одной – пьяной выходки Атео. Если бы Ромэйн рассказала им об этом, наследник лорда Спайка не покинул бы Синюю Крепость самостоятельно: слугам пришлось бы нести его искалеченную тушу.

Ромэйн скривилась, вспомнив кислое дыхание Атео. Она была уверена, что отец не опускался до подобного, когда был помолвлен с матушкой. Историю их любви бережно хранили летописцы, снова и снова переписывая самые трогательные моменты.

Рожденная в Малом Доме Седых Псов, матушка не могла претендовать на брак с наследником Большого Дома, но ее отец, выдающийся мечник, заслужил это право. Отца сразили красота и напор матушки, так что их брак был заключен по любви, а это весьма редкое событие среди наследников Больших Домов.

Часть коридора, ведущего к покоям матушки, напоминала место проведения ярмарки: цветные мягкие ковры устилали пол в несколько слоев, на стенах пестрели гобелены, в вазах стояли свежие благоухающие цветы.

Словом, все кричало о том, что леди Кловер ужасно расстроена.

Ромэйн толкнула тяжелую дверь и заглянула в комнату.

Повсюду лежали разноцветные рулоны тканей, Нанна, служанка матушки, перебирала нити в большой коробке. Воздух был наполнен навязчивым запахом благовоний, которые один из друзей отца привез с Чонгана. Дышать было откровенно нечем.

Осторожно переступая через отрезы ткани, Ромэйн подошла к матушке и обняла ее; та в ответ клюнула дочь в лоб прохладными губами и тут же отстранила от себя, чтобы рассмотреть.

– И на кого ты похожа? – Матушка покачала головой. – Отец снова заставил тебя тренироваться?

– Он меня не заставляет.

– Иногда мне кажется, что он думает, будто у него три сына.

– Последний просто не получился.

Мать щелкнула Ромэйн по носу и покачала головой.

– Соколы прилетали сегодня?

– Нет, – ответила Ромэйн и, подождав, добавила: – Мне жаль.

– Надеюсь, у твоих братьев есть достойная причина, чтобы не писать матери.

– На границе наших земель война. Думаю, им не до этого. – Ромэйн уселась на широкий каменный подоконник и принялась болтать ногами. – Если бы с ними что-то случилось, нам бы сообщили.

– Хотелось бы в это верить.

Матушка тряхнула локонами и отвернулась, но Ромэйн успела заметить слезы, появившиеся в ее глазах.

– Вот это, зеленое. – Леди Кловер указала на рулон плотной ткани.

– Этот оттенок подчеркнет ваши глаза, – одобрительно сказала Нанна.

– Уместно ли в такое время шить платья? – Вопрос вырвался раньше, чем Ромэйн успела остановить себя.

Она мысленно выругалась и почувствовала вину перед матерью. Мог ли кто-то осуждать ее за то, что она пытается отвлечься от кошмарных мыслей о судьбе сыновей?

– Это не на платье, – ответила матушка. – Мне нужна одежда, в которой я смогу встретить врагов, когда они подойдут к стенам Синей Крепости.

От удивления Ромэйн не сразу нашла, что ответить.

– Врагов, матушка?

– Мы обе знаем, что рано или поздно эти крылатые чудовища появятся в небе. И я хочу чувствовать себя воином в этот момент.

– Отец послал гонцов нашим соседям, объединившись, они…

– Ромэйн, – перебила ее мать, – никто из ныне живущих прежде не видел демонов. Убывающие Луны впустили в наш мир тварей, сражаться с которыми мы попросту не умеем.

– Так ты уже сдалась?

– Едва ли. Просто так я им не сдамся.

– Выходит, ты готова погибнуть в бою?

– Твой отец не преклонит колен перед выродком из Багряных Вод, как и я. Никто из нашего Дома не согласится жить под гнетом тирана, поэтому, – матушка развела руками, – мы будем сражаться.

Ромэйн отчетливо увидела в матери бывшую лучшую мечницу Дома Седых Псов. Ей и прежде не казалось, что леди Кловер способна только заваривать чай и развлекать мужа праздными разговорами, но теперь она и вовсе преобразилась – зеленые глаза сияют, подсвеченные слезами, губы сжаты в тонкую линию, подбородок горделиво поднят. Жесткие седые волосы завиты в локоны, придававшие ей крайне легкомысленный вид, но Ромэйн не сомневалась в том, что ее хрупкая леди-мать возьмется за оружие и встанет на защиту своего дома, когда это потребуется.

Раннюю седину Ромэйн унаследовала от нее – это отличительная особенность Седых Псов. Все выходцы из этого Дома начинали седеть вскоре после четырнадцати лет, и в свои двадцать четыре Ромэйн носила на голове пучок жестких грязно-серых волос, смешанных с несколькими прядями соломенного цвета, доставшимися от отца. От отца же она унаследовала темные карие глаза и длинный нос с небольшой горбинкой, делавший ее похожей на птицу.

– Я думала, что ты забыла, кем была до замужества, – призналась Ромэйн.

– Мне тоже так казалось, – согласилась матушка, – но война напомнила мне, кто я и кем был мой отец.

– Первый меч Дома Седых Псов, защитник лорда Наполненных Чаш. – Ромэйн кивнула. – Он защищал деда.

– И своей верной службой заслужил его благосклонность и возможность породнить наши Дома. – Матушка указала на отрез молочного цвета, и Нанна бережно отложила его в сторону. – Я не хотела для тебя судьбы, на которую меня обрек твой дед, – тренировки, солдатская жизнь по колено в грязи… Но твой отец решил иначе. Сейчас я благодарна ему за это, как и за то, что он один из немногих продолжил содержать армию и Железных Ласточек. Он оказался дальновиднее всех нас.

– Помнится, ты называла его дураком за то, что он отдает половину казны на их содержание.

– Это было до начала войны. Оставь нас, Нанна.

Служанка забрала ткань и поспешила выйти. Ромэйн поняла, что теперь разговор будет серьезным.

– Как хорошо Ксан обучил тебя? – спросила мать, едва за служанкой закрылась дверь.

– Я владею тремя видами оружия и хорошо стреляю из лука, – ответила Ромэйн.

– Меч, кинжал и?..

– Топор. Молот оказался слишком тяжел для меня.

– Хорошо.

Матушка подошла к сундуку, сбросила с него мягкую подушку и откинула крышку. Ромэйн приблизилась и заглянула внутрь.

– Что это? – удивленно воскликнула она.

– Оружие твоего деда.

Ромэйн приняла из рук матери топор с короткой рукоятью и провела пальцем вдоль блестящего лезвия, испещренного рунами. Сталь приятно холодила кожу, от металла будто исходили ледяные волны силы.

– Из чего он выкован?

– Кто знает? Говорят, это оружие выковали нуады в глубинах гор, до того как их прогнали Сыны Зимы.

– Как твоим предкам удалось получить оружие лунного народа? – Ромэйн отложила топор и достала из сундука кинжал с темным камнем, вставленным в рукоять.

– Это случилось вскоре после того, как нуады покинули свои города в Тормундских горах. Отец рассказывал, что его предок помог лунному королю и тот подарил ему это оружие в благодарность.

Ромэйн кивнула. Об истории лунного народа ей рассказывали учителя.

Нуады жили в горах, их удивительные города висели прямо над пропастями, грозясь вот-вот рухнуть в бездну, но этого не происходило, потому что их поддерживала магия и невероятно искусная работа строителей. Похожие на гнезда удивительных птиц дома парили над землей, их тянущиеся к небу крыши скрывали облака. По крайней мере, такие образы рисовали летописцы.

Лунный народ и люди тогда жили в мире, но относились друг к другу с настороженностью. Людям была чужда и магия, которой обладали нуады, и весь их вид: кожа разных оттенков серого, глаза без радужек, четырехпалые руки. Но однажды народам пришлось объединиться из-за Сынов Зимы – синекожих великанов, защищенных от магии покрытой рунами шкурой. Они жили на вершинах гор и расплодились настолько, что начали нападать на поселения нуад и разорять их.

Среди нуад не было ни мечников, ни лучников. Они привыкли полагаться на свой дар, и, когда он оказался бесполезен, королю лунного народа пришлось принять трудное решение: он собрал своих подданых и увел их в долину, к людям.

Земли Фокаса тогда не были поделены на Большие и Малые Дома, едва ли не в каждом сколько-нибудь крупном городе был свой правитель, и эти правители с удовольствием приняли нуад на своей земле, обменяв кров на знания о мире и магии.

Какое-то время нуады жили среди людей, учились работать руками и сражаться с помощью оружия. В те годы множество женщин родили детей, многое взявших от лунного народа – выносливость, красоту, долголетие, заостренные уши и темную кожу, которая с каждым поколением становилась все светлее, превратившись в оттенок жемчужной пыли, как у Фэй.

Когда земли на Фокасе объединились, первый император потребовал, чтобы король лунного народа склонился перед ним и поклялся, что его народ будет верно служить людям, тем самым решив превратить нуад в рабов. Император боялся их, а еще больше боялся потерять трон, который едва обрел. Он также потребовал в жены дочь лунного короля, чтобы держать ее при себе на случай, если отец решит взбунтоваться.

После этого случился исход лунного народа: нуады покинули земли людей, вернулись в Тормундские горы и перебили Сынов Зимы. Прошли годы, прежде чем они смогли восстановить свои чудесные города, но они справились. А первый император настолько возненавидел их, что приказал уничтожить все, чего касались руки нуад. На землях Больших и Малых Домов до сих пор можно найти обломки удивительных строений, не похожих ни на что, известное людям, и выкорчеванные рунические деревья, семена которых нуады принесли с гор.

– Я хочу, чтобы ты забрала это оружие и держала его там, откуда легко сможешь достать, – сказала мать, вытаскивая из сундука короткий меч.

– Неужели ты думаешь…

– Ромэйн, – меж материнских бровей появилась упрямая складка, – сделай то, о чем я прошу, и не задавай лишних вопросов. Также я хочу, чтобы Фэй всегда находилась при тебе.

– Зачем?

– На случай, если тебе придется бежать, – спокойно ответила матушка.

Она вдруг подалась вперед и обняла Ромэйн.

– Моя сильная, взрослая девочка, – прошептала она, – пообещай мне быть осторожной.

– Не рано ли ты нас хоронишь, мама? – Ромэйн отстранилась и покачала головой. – Все это время нашей армии удавалось сдерживать натиск Лаверна.

– Это был не натиск. – Матушка подошла к окну и выглянула во двор. – Несколько дней назад сокол принес твоему отцу письмо с требованием сдаться и признать Лаверна императором Пятнадцати Свободных Земель. Он отказался.

– И что теперь? – с замиранием сердца спросила Ромэйн.

– Теперь ты заберешь оружие, положишь его под кровать и будешь вместе с нами ждать его наступления.

– Почему вы не сказали мне раньше?

– Будешь ли ты винить меня в том, что я хотела подарить тебе несколько спокойных дней? – Матушка вздохнула. – Иди, Ромэйн, и скажи Ксану, чтобы он зашел ко мне. Мне не помешает вспомнить, чему меня обучали.

Ромэйн прикрепила ножны с кинжалом к бедру, взяла топор и меч и хотела было сказать что-то еще, но передумала. Слова были излишни: мать ждала наступления врага, отец впустил в крепость беженцев, возможно, зараженных болезнью, которую разносят демоны Лаверна, а она теперь обязана держать при себе Фэй и готовиться к побегу. Выпавший в бабушкином раскладе Жнец действительно принес перемены в ее жизнь – и гораздо быстрее, чем она ожидала.

Ей все же удалось выскользнуть из замка, обойдя посты Железных Ласточек. Завернувшись в старый плащ, Ромэйн спрятала волосы под капюшон и без страха погрузилась в бурный поток беженцев. Ей тут же отдавили ноги, чьи-то локти больно впивались в бока, но она продолжала двигаться вперед, вглядываясь в пустые глаза незнакомых людей.

Никто из беженцев не улыбался, их лица искажала гримаса отчаяния. Вот что с ее народом сделал Лаверн из Дома Багряных Вод. Война уничтожила что-то внутри этих людей, сломала их, лишила не только крова, но и чего-то большего, чего-то, что не восполнят ни горячая похлебка, ни мягкое место для сна.

Последняя настоящая война была так давно, что о ней все позабыли. Жизнь в Свободных Землях никогда не была простой, но и такой ужасной тоже не была. Да, прибрежные территории время от времени разоряли пираты, а с гор приходили племена Сынов Зимы, но люди не жили в постоянном страхе и не вздрагивали от грохота колес по мостовой. Никто не поднимал глаза к небу и не ждал, что с высоты спикирует чудовище, призванное из Фаты. Но спокойное время закончилось.

Ромэйн укрылась под навесом и принялась разглядывать бесконечный поток беженцев. Ей вдруг стало понятно, почему отец рискнул и открыл для них ворота – ее собственное сердце болезненно сжималось от вида чумазых босых детей, которых матери выхватили из колыбелей во время нападения. Никто не заслуживал такой участи, никто не имел права отнимать у людей их дома – и тем более жизни.

Заповеди Трех почитаются Пятнадцатью Большими Домами: тех, кто по злому умыслу отнял чужую жизнь, наказывают смертью. Дом Алых Шипов поплатился за свою измену много веков назад, и с тех пор никто не затевал масштабных войн. До этого момента.

– Тебе не следует здесь находиться.

Ромэйн вздрогнула и покосилась на Фэй. Серокожая и темноволосая, она выделялась на фоне окружающих ее людей, как лисица среди кур. Ромэйн всегда хотелось быть похожей на нее, иметь такие же красивые острые уши, густые темные волосы, отливающие синевой, и необычные белые глаза, в которых не было ни белков, ни зрачков, только клубящееся серебристое марево. Потомки лунного народа сохранили внешность своих предков, даже крошечные, выступающие из-под нижней губы клыки. Говорили, что кровь нуад настолько сильна, что ее невозможно разбавить, и даже спустя сотни лет их дети не станут похожими на людей.

В длинных ушах Фэй носила много сережек, а в один из клыков вставила крошечное серебряное колечко. В волосы, всегда свитые в десятки тонких жгутов и кос, она вплетала бусины и другие украшения. Ромэйн умоляла ее сделать что-нибудь подобное с ее волосами, но Фэй все время отмахивалась и утверждала, что такую прическу могут носить только воины лунного народа. Глядя на нее, несложно было понять, почему человеческие женщины отдавались мужчинам-нуадам: их красота ослепляла, пусть и казалась чужеродной.

– Мне нужно найти Ксана. – Ромэйн огляделась. – Он наверняка где-то здесь.

– Мне следовало бы связать тебя и отнести к твоему лорду-отцу. – Фэй сложила руки на груди.

– Глупо думать, что я не смогла бы дать отпор. – Ромэйн хитро прищурилась. – Ты ведь сама меня обучала.

– И порой жалею об этом, – ухмыляясь, сказала Фэй.

– Как ты думаешь, отец правильно поступил? – Ромэйн помрачнела и обвела рукой кишащий людьми двор.

– Им нужен дом. Если бы он не впустил их, многие погибли бы, если не сейчас, то ближе к зиме точно. Чтобы построить новые деревни, нужны время и люди, которых у вашего Дома нет.

– Все свободные руки сражаются у наших границ. – Ромэйн кивнула. – Я надеялась, что война закончится быстро, но с каждым днем все больше убеждаюсь, что конца ей не будет до тех пор, пока жив Лаверн.

– Убить бы его… – Фэй погладила рукоять своего кинжала.

– Давай убьем? – Ромэйн повернулась к ней и посмотрела в белые глаза. – Сядем на лошадей, поскачем…

– Погоди, погоди! – Фэй подняла руку, призывая к молчанию. – Нам двоим это не под силу. Его наверняка охраняют демоны.

– И что нам делать? Сидеть и ждать, пока он не поработит Свободные Земли? Пока все лорды не склонятся или не будут убиты?

– На месте лордов я бы послала гонцов в земли Линоса, – задумчиво сказала Фэй. – Там есть маги, заклинатели бурь, шаманы и костяные певцы. Они наверняка знают, как справиться с демонами.

– Никто не придет нам на помощь, пока Лаверн не приведет свою армию к их воротам, – с горечью сказала Ромэйн. – Пока он не станет угрозой для них. Интересно, они вообще знают, что здесь происходит?

– У них есть предсказатели, а шаманы видят будущее в дыму и воде. – Фэй пожала плечами. – Думаю, они просто не хотят вмешиваться, надеются, что Лаверн успокоится, поработив Большие и Малые Дома.

– Мы бы пришли на помощь, напади он на Линос.

– Думаешь? – Фэй покачала головой. – Уверена, местные лорды тоже не пожелали бы вмешиваться.

Ромэйн упрямо сжала губы и ничего не ответила.

Фэй была права, и это раздражало ее. Лорды Больших Домов трусливы и неспособны прийти на помощь даже друг другу, не говоря уже о соседях, с землями которых их связывает только узкий перешеек.

– Ксана здесь нет. – Фэй поправила меч за спиной. – Пойдем, поищем его в замке.

Ромэйн нехотя пошла за ней, искренне жалея, что на Фокасе не осталось ни одного Дома, способного использовать магию, кроме Дома Убывающих Лун. Немногие выжившие из лунного народа, чудом получившие разрешение на создание собственного Дома, они примкнули к узурпатору, будто только и ждали этого момента.

– Мы должны убедить их.

– Что? – Фэй открыла дверь и отступила, пропуская Ромэйн вперед. – Убедить кого?

– Народы Линоса. – Ромэйн вошла в замок, стянула с головы капюшон и огляделась. – Мы должны попросить у них помощи прямо сейчас, пока не стало слишком поздно.

– Бери коня и отправляйся.

– Очень смешно.

– Я не смеюсь. – Фэй кивнула проходящей мимо Ласточке и свернула в коридор, ведущий в тренировочный зал. – Кто сможет убедить их лучше, чем наследница одного из Больших Домов?

– Я не наследница, лордом после отца станет Монти. Если бы нам удалось добраться до него и убедить отправиться с нами… – Ромэйн вздохнула. – Отец с матушкой будто сговорились и собираются просто сидеть и ждать, пока нас всех перебьют.

– Они просто не верят, что народы Линоса нам помогут.

– Так вот чего им не хватает? Веры?

– Надежды. – Фэй открыла дверь и помахала мастеру Ксану, собирающему мечи. – Иди, передай ему свое послание.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – пообещала Ромэйн.

– Буду с нетерпением ждать. – Фэй улыбнулась и отсалютовала ей.

Глава 4

Сокол расправил крылья, в последний раз сжал его запястье когтями и взмыл в воздух. Вскоре он превратился в едва различимую точку на фоне темного неба. Ни одна из эмпуссий не полетела следом за ним, и это подарило Савьеру надежду.

Выбравшись из колючего куста, он торопливо заковылял к возвышающемуся на холме угрюмому замку, который и в прежние времена вызывал страх у каждого, кто решался посетить его, а теперь и вовсе выглядел как обломок надгробия, окруженный крылатыми порождениями Фаты.

Несколько эмпуссий сидели на высоких стенах и напоминали каменные изваяния с той лишь разницей, что горгульи, неподвижно замершие на крыше, неспособны растерзать человека, а эти твари только этого и жаждали. Они были будто сотканы из ненависти и злобы, в их больших головах не было места жалости и состраданию.

Протиснувшись сквозь щель в стене, Савьер оказался на территории Дома-Над-Водой. Он поправил рубашку, пригладил волосы и одернул рукав, чтобы скрыть кровавые отметины, оставленные на бледной коже когтями сокола. Если кто-то узнает, чем он занимался, его бросят эмпуссиям и эта проклятая жизнь наконец оборвется. Иногда он мечтал об этом, особенно часто – в те моменты, когда ногу сводила на редкость болезненная судорога.

Опираясь на трость, он вышел на засыпанную мелкими камнями дорогу, ведущую к замку, и попытался придать себе беззаботный вид. Просто калека, решивший прогуляться, чтобы усилить свою агонию, – что здесь такого? Не лежать же ему в темной комнате, похожей на склеп? Хотя сейчас на склеп похож весь его дом…

Свечи, проклятые свечи были повсюду, полумрак в комнатах, холод, жрицы из Дома Убывающих Лун, похожие на тени, – они сновали туда-сюда, порой просто появляясь из воздуха. Их холодные белые глаза, нечеловечески красивые, заостренные лица – за прошедшие полгода Савьер так и не привык к ним. Некоторые из жриц были похожи на мумии, на иссохшие останки, проведшие последнюю сотню лет под землей без пищи и воды. В их ломких пальцах находилась судьба всего Фокаса, а то и мира, и они не спешили делиться своими планами ни с кем, кроме брата.

Едва вспомнив о Лаверне, Савьер почувствовал боль, жидким пламенем растекающуюся по ноге. Властолюбивый идиот, пожелавший получить власть над Большими Домами, будь он проклят!..

Над ним промелькнула тень, на мгновение заслонившая бледно-желтое подобие солнца. Савьер даже головы не поднял, чтобы не видеть уродливую морду эмпуссии. Эти твари теперь повсюду – они охраняют Дом-Над-Водой днем и ночью, ходят по коридорам, пугая слуг, ревут, как дикие звери, учуяв кровь. Вид их покрытых шерстью тел вызывал тошноту, к которой Савьер уже привык. Он вообще очень терпеливый, когда речь заходит об отвращении. Себя же он, в конце концов, как-то переносил.

– Я повсюду вас искала!

Запыхавшаяся Зоуи остановилась рядом и согнулась, уперев руки в бедра. Слуги единогласно согласились продолжить работу в замке, никто не посмел отказаться от служения узурпатору. Савьер и сам склонился перед братом, морщась от ужасной боли в искалеченной ноге. Был ли у них выбор? Едва ли. Смерть или повиновение – вот и все, что Лаверн предложил им.

– Император желает вас видеть.

Император.

Савьер стиснул зубы и прибавил шагу, насколько смог себе позволить, чтобы позорно не свалиться на землю и не завопить. Зоуи пристроилась рядом и даже открыла рот, чтобы предложить свою помощь, но он резко сказал:

– Я сам.

Она покорно опустила взгляд и подобрала подол платья, чтобы не запачкать его. Савьер мысленно обругал себя последними словами.

– Я не хотел тебя обидеть, прости.

– Вы не должны просить прощения, милорд.

«Еще как должен. Я повел себя как мерзавец, и виной тому вовсе не ты, а мой венценосный братец».

Сказать это вслух Савьер не мог.

Каждый день Лаверн вызывал его к себе. И каждый день Савьер поднимался в его башню, минуя сто сорок шесть ступеней. На обратном пути он позволял себе стонать сквозь сжатые зубы, и что-то подсказывало ему, что именно этого Лаверн и добивался. Кто знает, может, он прижимался ухом к двери и слушал, как Савьер стонет и охает, пытаясь заставить себя подняться по трижды проклятой лестнице?

– Вас проводить? – робко спросила Зоуи, когда они вошли в замок.

– Я справлюсь.

Не хватало еще разрыдаться у нее на глазах.

Савьер нарочито медленно поднялся на второй этаж, прошел по широкому коридору, застеленному красным ковром, и открыл дверь, ведущую в башню.

– Ну, вот и я, – пробормотал он, с усилием поднимая ногу и забрасывая ее на первую ступень.

Вскоре ему пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Рубашка промокла и прилипла к спине, пот крупными каплями стекал по лбу и падал на щеки. Что ж, двадцать ступеней позади… Осталось всего ничего.

Савьер боялся думать о том, что было бы, не будь здесь приколоченных по приказу отца перил.

В прошлый раз Лаверн приказал ему явиться, чтобы узнать, как прошел день у его «любимого брата». Разговор занял пару минут. За день до этого он предложил ему выпить чаю, но, когда Савьер добрался до кабинета, передумал. Изощренная пытка. В изобретательности Лаверну не откажешь.

Почему он не может просто лечь на живот и ползти? В конце концов, падать ниже уже некуда.

Увидев впереди дверь, Савьер сжал зубы и поднялся еще на несколько ступеней. Хорошо. Осталось немного, всего шесть раз перебросить ногу вперед, подтянуться, опираясь на трость, и попытаться не убить себя в приступе отчаяния.

Он ввалился в кабинет, не позаботившись о том, как выглядит. Сил не осталось ни на что, даже стоять было чудовищно больно, но он все же сохранил равновесие и даже выпрямился, борясь с желанием схватиться за пылающее бедро.

– Ты звал меня?

Губы Лаверна скривились в хищном оскале. Он медленно поднялся из-за стола, потянулся, откинул за спину длинные волосы и подошел ближе, явно наслаждаясь происходящим.

– Где ты был?

– Гулял.

– Разве долгие прогулки не вредят твоей ноге?

«Моей ноге вредит крутая лестница, проклятый ты идиот», – мысленно прошипел Савьер, а вслух сказал:

– Если ее не разминать, она станет совсем бесполезной.

– От всего бесполезного следует избавляться, так мне думается. Ты согласен?

– Если речь идет о моей ноге, то нет.

Лаверн окинул его оценивающим взглядом.

– Я получил сокола от Дома Наполненных Чаш.

– Они сдаются? – Савьер взглядом нашел кресло и уставился на него, мечтая только о том, чтобы сесть.

– Лорд Оррен настроен решительно. Кажется, он не слишком печется о судьбе своей семьи. Я уже отдал приказ эмпуссиям, и довольно скоро Синяя Крепость получит мой маленький подарок. Маленький кровавый подарок.

Боль стала нестерпимой, Савьер почувствовал, как на глазах навернулись слезы. Нужно было жалеть лорда Оррена, оказавшегося слишком упрямым, чтобы понять, какая сила стоит за его братом, но он не мог думать ни о чем, кроме собственных суставов, превратившихся в точки опаляющей боли.

– Я м-могу с-сесть?

– Ты снова стал заикаться? – с притворной жалостью спросил Лаверн. – Конечно, дорогой брат, садись, как я могу отказать тебе.

«Гореть тебе в пекле, сволочь, тебе и твоим планам», – мысленно выругался Савьер.

Лаверн не подвинул кресло, только отошел в сторону, чтобы насладиться его шаркающей походкой. Что ж, пусть глазеет, больной ублюдок.

Савьер рухнул в кресло и зажмурился, сдерживая слезы облегчения. Да, так намного лучше. Вечером он примет горячую ванну, и мышцы наконец расслабятся. Отвары и пилюли, которыми его с детства кормили лекари, почти не помогали, за прошедшие годы его тело привыкло ко всем видам болеутоляющих средств. Что он будет делать, когда в его распоряжении останется только маковое молоко? Когда выбор будет стоять между здравомыслием и отсутствием боли?

Савьер поморщился и спросил, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей:

– Что ты сделаешь с лордом Орреном?

Лаверн сел на край стола и принялся вертеть в пальцах перо. Его взгляд задумчиво блуждал по кабинету, то и дело возвращаясь к распахнутому окну.

– Я убью его прилюдно, так, чтобы все поняли, что у них нет ни шанса в этой войне. Чем быстрее Большие Дома склонятся, тем меньше людей погибнет.

– С каких пор ты думаешь о погибших? – не сдержавшись, фыркнул Савьер.

– Императору нужно кем-то править. – Лаверн пожал плечами. – Не могу же я перебить всех и остаться один на один с опустевшими землями? Кто-то должен вспахивать поля, разводить скот… – Лаверн вдруг хитро прищурился. – Ты ведь никому не расскажешь, братец? Если я открою тебе секрет, ты сохранишь его в тайне?

Савьер напряженно уставился на брата.

– Скоро мы призовем еще больше эмпуссий, больше демонов, и никто не сможет противостоять нам.

– Ты безумен, – выпалил Савьер.

– Если желать величия – это безумие, то ты совершенно прав. – Лаверн резко встал и подошел к окну. – Моих предков заставили унижаться, приносить клятву на крови и лишили их возможности иметь армию. Нас предали, истинного императора свергли, и наш Дом потерял былое величие.

– О каком Доме ты говоришь? – Савьер выпрямился в кресле.

– О Доме Алых Шипов. – Лаверн развернулся на каблуках, и их взгляды встретились. – Бедивир правил, потому что так повелели боги! Он был истинным наследником Большого трона Объединенной Империи!

– Он был тираном, – возмутился Савьер. – Земли, что ныне зовутся Свободными, захлебывались в крови во время его правления.

– И что с того? Удел лордов – во всем подчиняться императору. Они не имели права…

– Он убивал их детей! – Савьер попытался встать, но острая боль пронзила бедро, и он рухнул обратно в кресло. – Он снял кожу с дочери лорда Байрона за то, что она не пожелала делить с ним ложе!

– Она не имела права «не желать»! – выкрикнул Лаверн. – Воля того, кто сидит на Большом троне, – это закон. Все должны подчиняться ему.

– Так или иначе, ты не единственный наследник Алых Шипов. У лорда Дайриса есть двое сыновей и дочь, ты…

– У лорда было двое сыновей. – Лаверн ухмыльнулся.

Савьер с трудом сумел сдержать рвущийся из груди разочарованный стон.

– А дочь? Ее ты тоже убил?

– Отдал эмпуссиям. Кровь женщин нравится им гораздо больше, чем кровь мужчин. Теперь я единственный наследник Высокого Места и всех прилегающих земель. Единственный прямой потомок Бедивира.

О том, что у лордов Алых Шипов могли быть незаконнорожденные дети, Савьер предпочел умолчать.

– И что ты собираешься делать дальше?

Лаверн оценивающе посмотрел на Савьера, будто пытаясь понять, достоин ли тот доверия.

– Я открою дверь, запертую уже много веков, – медленно произнес он, наблюдая за реакцией брата. – Впущу в наш мир ту, кто способен по достоинству оценить мою преданность. Я слышу ее голос всю свою жизнь, моя матушка тоже его слышала, но она была всего лишь женщиной, выданной за недалекого лорда. При всем моем уважении к покойному отцу, ума ему недоставало. Он не мог здраво оценить перспективы.

– О чем ты говоришь? – Савьеру начинало казаться, что брат насмехается над ним. – Какие еще перспективы?

Лаверн приблизился к креслу, навис над Савьером и пригвоздил его к месту холодным взглядом.

– Ты ведь не предашь меня, брат? Не заставишь пожалеть о том, что я сохранил тебе жизнь?

– Н-нет, – заикаясь, ответил он. – К-как ты м-можешь так думать обо м-мне?