Текст книги "Красное бедствие"

Как удобно – жена сирота, Говорящий «пропал», о свадьбе действительно не знал никто. Никто – и Савьер из Дома Багряных Вод.

– Я вам сочувствую, – искренне сказал Савьер. – Сколько лет малышу?

– Три года. – Элинор улыбнулась. – Он уже говорит и бегает по дому, как заведенный. В него будто вставили ключик, как в большие часы, и он не дает покоя никому в Тихом Месте.

– Очень красивый ребенок.

Савьер не знал, как следует хвалить детей перед бесконечно любящей их матерью, так что ограничился очевидным фактом – внешне Джемини унаследовал от обоих родителей все самое лучшее. Оставалось надеяться, что характер отца ему не достался.

– Вы считаете? – Элинор зарделась от удовольствия. – Джемини похож на отца во всем и очень скучает, когда он долго не навещает нас.

– Поэтому ты меня заменишь, – вставил Лаверн. – Мой сын должен расти в обществе благородных людей, а в твоем благородстве, брат, я не сомневаюсь. Пусть твоя жизнь нелегка, но ты ни разу не сдавался. Я хочу, чтобы мой сын был таким же.

Савьер с громким звуком проглотил вино и вымученно улыбнулся.

Не спит ли он? Неужели Лаверн действительно считает его не предметом интерьера, не просто бесполезным калекой, а настоящим братом? За все годы совместной жизни он ни разу не проявлял братских чувств, все больше издевался и задирал Савьера, а теперь вдруг решил, что он – единственный человек, на которого можно положиться?

А ведь полагаться на него никак нельзя. Прямо сейчас в его голове роились мысли о том, как закончить кровавую войну, как прекратить истязания невинных людей, и эти стремления шли вразрез с планами Лаверна.

Что, если это хитрый план? Что, если Лаверн решил таким образом привязать его к себе и заручиться поддержкой? Ведь нужно быть начисто лишенным сердца, чтобы подвергнуть опасности малыша Джемини или красавицу Элинор!

– Ты очень задумчив сегодня, – заметил Лаверн.

– Обдумываю все новости, которые ты на меня вывалил, – почти не соврав, ответил Савьер.

– Понимаю, все это стало для тебя неожиданностью.

– Выходит, даже отец не знал? Как тебе это удалось?

– В последние годы отец был затворником, и я управлял нашими землями от его имени, ты сам знаешь. Скрыть что-то от него было легче легкого. К тому же моя красавица жена оказалась очень скромной девушкой и действительно не выдала нас ни одной живой душе.

– Только покойной матушке. Я молилась у ее могилы в тот день, когда Лаверн приехал в наше родовое имение и предложил мне стать его женой, – тихо сказала Элинор.

– И вы просто согласились? – удивился Савьер. – Вы ведь даже не были знакомы.

– Сказать по правде, я была даже польщена тем, что он выбрал меня из всех моих кузин. – Элинор тихо рассмеялась.

– Ты юна и прекрасна, как я мог этого не заметить?

Несмотря на попытки Элинор быть милой с мужем, Савьер заметил между ними некоторую неловкость. Лаверн редко переводил на нее взгляд и вообще вел себя так, будто мысли его занимали дела намного более интересные, чем ужин с женой. Элинор же держалась подчеркнуто вежливо, будто так и не привыкла к присутствию мужа.

– Что ж, я оставлю вас. – Лаверн встал, поправил черный жилет и откинул волосы за спину. – Мне нужно отправить несколько писем. Утром мы вернемся домой, Савьер, там и обговорим, когда и как ты будешь приезжать сюда, чтобы не вызывать лишних вопросов.

Савьер кивнул и проводил брата взглядом. Наедине с Элинор ему стало мучительно не по себе. Ей, судя по всему, тоже.

– Как вам еда? – натянуто спросила она.

– Очень вкусно, – в тон ей ответил Савьер. – Вы простите меня, если я пойду отдыхать? Моя нога…

– Конечно! – тут же воскликнула Элинор. – Я не должна была вас задерживать.

– Пустяки.

Савьер встал, опираясь на трость, и медленно вышел из столовой. В душе поселились скверные предчувствия, а мыслей в голове было так много, что ему казалось, будто из ушей вот-вот повалит пар.

Что же теперь делать? Лучше бы Лаверн ничего ему не рассказывал! Как ему жить, зная, что он может остановить войну, и бездействовать, защищая ни в чем не повинную Элинор и ее ребенка?

Савьер остановился перед лестницей и устало потер глаза. Если бы у него был хотя бы один друг, которому можно рассказать об этом! Хоть кто-нибудь, кроме Трех, безразлично взирающих на происходящий вокруг хаос.

Глава 11

К границе с землями Убывающих Лун они подошли ночью. Солдаты долго обсуждали что-то со стражниками, начал накрапывать дождь, через мгновение превратившийся в сильный ливень.

Ромэйн вымокла до нитки и сжалась в комок, пытаясь согреться. Фэй повернулась к ней и сказала:

– Я бы обняла тебя, но мои руки связаны.

– Н-ничего. – Ромэйн выдавила из себя улыбку. – Не у-умру.

– От холода умереть как нечего делать, – ввернул Ливр. – Помню, как-то мы отправились зимой на охоту. Мой двоюродный брат перебрал и…

– Мы все тогда перебрали, – вмешался Барниш.

– Ну да, твоя правда. Никто не заметил, что бедняга Оган пропал. А наутро нашли его в снегу со спущенными штанами. Так и не поняли, как он умудрился…

– Отлить вышел, что тут сложного, – проворчал Барниш, – упал, а подняться не смог. Я сразу сказал, что вино вы привезли плохое, но кто меня слушал?

– Хорошее было вино! – возмутился Ливр.

– Ага, а померший через два дня Густав?

Мужчины принялись спорить. Ромэйн хмыкнула и попыталась обхватить себя руками, но веревки не позволили ей этого сделать. Она с тоской посмотрела на одетых в теплую форму солдат и поежилась.

– Эй, парнишка!

Она вскинула голову и увидела нависшего над ней офицера. Разглядев ее лицо сквозь потоки воды, мужчина смутился.

– Я думал, что ты ребенок, – пробормотал он. – В любом случае на, держи.

Он накинул на ее плечи уже порядком промокший кусок парусины, которая шла на палатки, и отошел в сторону. Удивленная, Ромэйн даже не поблагодарила его.

– Давай я накрою и тебя, – предложила она Фэй.

– Мне ничего от них не нужно, – проворчала та.

Ее волосы намокли и отяжелели, выбившиеся из кос пряди прилипли к лицу. Ромэйн искренне хотелось как-то позаботиться о ней, но если она решила не принимать подачек от солдат, значит, не примет. Фэй упрямая, никого более упрямого Ромэйн еще не встречала.

Она обвела взглядом хмурых промокших солдат и стиснула зубы, ощутив прилив жалости. Жалеть следовало тех, кто был связан, тех, чьи дома лежали в руинах, но Ромэйн не учили ненавидеть, она все еще не привыкла к тому, что люди, окружившие ее, желают ей зла.

Вся ее жизнь прошла под защитой высоких стен Синей Крепости, и пусть отец то и дело напоминал ей, что мир может быть жесток, Ромэйн росла в атмосфере покоя и уважения к другим Домам. Да, стычки случались, да, порой гонцы приносили скверные вести, но сейчас Ромэйн казалось, что все это было глупой игрой, которой на досуге развлекались лорды.

Прежде в ее мире не было ненависти, теперь же она повсюду.

На землях каждого Дома царили свои порядки. Ее отец правил легкой рукой, никогда не вводил строгих законов и старался во всем поддерживать своих людей и помогать им. Ему казалось, что он не просто лорд, а слуга народа, что он должен делать все, чтобы людям хорошо жилось на его земле. В Доме Багряных Вод всегда царила тирания лорда, даже при правлении Лаверна Первого. Налоги, поборы, огромная армия – их лорды будто всегда были готовы к войне. Которую в конце концов и развязали.

Говорят, на архипелаге Чонган все совсем иначе. Пусть Дом Старой Крови и считался одним из Больших Домов, он больше напоминал отдельное государство, состоящее из множества островов. Ими правила старая династия, которая насчитывала десятки поколений. Ромэйн ни разу не бывала на архипелаге, но ее отец как-то ездил туда и вернулся пораженным красотой тех мест.

Учитель настаивал на том, чтобы Ромэйн изучила историю каждого из Больших Домов, но она часто пренебрегала занятиями, поэтому знала столько же, сколько обычный житель Фокаса: Дом Ледяных Мечей – вышколенные хладнокровные воины; Дом Алых Шипов навеки запятнан преступлениями Бедивира, а теперь и Лаверна Второго; Дом Большого Медведя – дородные, могучие люди, промышляющие охотой, выделкой шкур и продающие лучшие меха; Дом Золота и Камней – богатейший из всех, его жители занимаются добычей угля, драгоценных металлов и самоцветов; Дом Бурого Лиса – лучшие поставщики зерна на всем континенте; Дом Кровавых Когтей – лучшие охотники и воры; Дом Золотых Пик славится своим отрядом копейщиков, которых обучают едва ли не с рождения. На Дом Кричащей Чайки постоянно нападают пираты с островов, а их соляные шахты являются предметом зависти других лордов; жители земель Дома Серебряного Скарабея владеют серебряными рудниками, прельщающими лорда Дома Золота и Камней, а из земель Дома Черных Птиц доставляют огромные глыбы камней для стройки. Убывающие Луны отныне – помощники узурпатора, потомки лунного народа и предатели.

Ромэйн обвела взглядом измученных дальней дорогой пленников и заметила среди посеревших от пыли лиц заинтересованный взгляд раскосых глаз незнакомого юноши. Он угрюмо кивнул, не смутившись и не скрывая своего интереса. Растерявшись, Ромэйн кивнула в ответ, за что получила ощутимый тычок в спину от Ливра.

– Что такое? – прошипела она.

– Не переглядывайся ни с кем, – серьезно сказал мужчина. – Если солдаты решат, что вы вступили в сговор, вам не поздоровится.

– Этому тебя тоже научили в копях?

– Меня там многому научили, и если ты достаточно умна, то будешь прислушиваться ко мне.

– Да мы едва тебя знаем, – фыркнула Фэй.

– Это пока. Если мы и дальше в одной упряжке будем пахать, нам придется научиться доверять друг другу.

Наконец колонна двинулась дальше. Солдаты принялись подгонять пленников, то и дело щелкал кнут.

Ромэйн взглянула на незнакомца, шагавшего в соседней колонне, их взгляды снова пересеклись.

«Что ему нужно? – подумала она, хмурясь. – Как он вообще здесь оказался?»

Долина Полнолуния предстала перед ними вечером следующего дня – бескрайняя равнина, перекопанная вдоль и поперек. Спускаясь с высокого холма, Ромэйн во все глаза смотрела на возвышающиеся то тут, то там горы земли и вырытые траншеи, ведущие в глубокие кратеры, образовавшиеся словно от падения небесных камней. Вокруг воронок расположились небольшие лагеря, которые патрулировали люди с факелами. Перед палатками развели костры, рабочие собирались ужинать.

От мыслей о еде внутренности Ромэйн свело. Она услышала, как урчит живот, и покраснела.

– Скоро нас покормят, – тихо сказал Ливр. – Пусть мы теперь и зверье подневольное, но наши смерти им невыгодны: кто-то же должен работать.

Ромэйн кивнула и продолжила спускаться, стараясь не отставать от Фэй.

Пленников заставили выстроиться в две колонны и принялись делить на отряды. Больше всего Ромэйн боялась, что их с Фэй разделят, но этого не произошло. Более того, Ливр и Барниш тоже оказались в их отряде, как и еще десяток человек.

Юноша с миндалевидными глазами перешел к ним и остановился в стороне от всех. Молодой солдат толкнул его в спину, заставляя приблизиться к группе. Он что-то возразил, за что получил оплеуху. Барниш кинулся было на помощь, но его огрели кнутом.

– Стоять на месте! – рявкнул офицер, который дал Ромэйн брезент прошлой ночью. – Если вздумаете затеять драку, останетесь без еды!

Голод и здравый смысл победили: юноша что-то прошипел и покорно встал в строй, Барниш тоже вернулся на свое место.

Их отвели к большому бараку и разрезали веревки на руках. Ромэйн потерла покрасневшие запястья и оглядела собравшихся. Лица их не внушали ей доверия, но, если повезет, надолго они здесь не задержатся, Фэй наверняка что-то придумает. Они смогут убраться отсюда, а потом вернутся с армией и освободят остальных.

Они расселись за грубые столы и получили по миске жидкой похлебки. Ромэйн накинулась на еду, и ей показалось, что ничего вкуснее она еще не пробовала.

– Не захлебнись, – посоветовал Барниш.

– Растущему организму нужна еда, – добродушно сказал Ливр. – Сколько тебе, лет пятнадцать?

Ромэйн возмущенно уставилась на него.

– Ешьте, не отвлекайтесь, – посоветовал им Ливр, – скоро тарелки заберут, и неизвестно, полагается ли нам завтрак.

Ромэйн нашла взглядом молчаливого юношу и снова поймала его взгляд. Он кивнул ей, она ответила тем же.

– Вы знакомы? – тихо спросил Барниш.

– Впервые его вижу, – ответила Ромэйн.

– Он хочет примкнуть к нам, – сделал вывод Ливр. – Эй, парень, может, представишься? Я вот Ливр, а это мои приятели – Барниш, Рози и Тайра.

Юноша внимательно посмотрел на мужчину, отложил ложку и сказал:

– Рин.

– Откуда ты, Рин? – спросил Ливр.

– С архипелага, – ответила за него Фэй. – По лицу не видно?

– В землях Кровавых Когтей и Золотых Пик полно таких же узкоглазых, как он, – фыркнул Барниш.

В мгновение ока Рин перескочил через стол, повалил его на землю и, нависнув над ним, прошипел:

– Никогда не называй нас так.

Краем глаза Ромэйн увидела спешащих к ним солдат. Она схватила Рина за плечи и попыталась оттащить его от Барниша.

– Хватит! – взмолилась она. – Вас поколотят и…

Фэй одним мощным рывком оторвала Рина от Барниша и поставила юношу на ноги. Солдаты с остановились неподалеку.

– Все в порядке! – крикнул Ливр. – Хлеб не поделили!

Выкрикнув несколько пустых угроз, солдаты медленно вернулись на свои посты.

Рин смотрел на Фэй, раскрыв рот. Та пожала плечами и села на лавку. Он осторожно опустился рядом и продолжил на нее глазеть.

– Ну, чего тебе? – Она повернулась к нему и подперла щеку рукой.

– Откуда ты? – спросил он.

– По мне не видно?

– Разве лунный народ не примкнул к тирану?

– Как видишь, не весь.

– Ты сильный воин, – сказал Рин.

– А ты очень быстрый, – отметила Фэй. – Но лучше не показывай этого. До поры до времени.

Поняв ее намек, Рин серьезно кивнул.

– Вы бы потише это все обсуждали, – посоветовал Ливр. – Если солдаты…

– Ты бы и сам помалкивал, – резко сказала Ромэйн.

– Сбежать собираетесь? – тихо спросил мужчина, сидящий неподалеку. – Я в деле.

– Да кому ты нужен? – возмутился Ливр.

– Кто-то собирается передо мной извиниться? – Барниш отряхнулся и уселся на место.

– Сперва ты, – предложила Фэй.

– Да будьте вы трижды прокляты, – проворчал Барниш. – Прости, что назвал тебя узкоглазым. Мы теперь в одной упряжке, надо держаться вместе.

– И ты тоже прости, – безразлично сказал Рин.

– Вот и помирились! – Ливр потер большие ладони.

– Так что там с побегом? – шепотом спросил незнакомец. – Меня Латишем кличут, а вас?

– Ливр, Барниш, Тайра, Рози и Рин, – ответил Ливр. – Но еще один человек нам ни к чему.

– Тогда я вас сдам, – фыркнул Латиш.

– И что ты скажешь? Что пленники хотят сбежать? Открою тебе секрет: сбежать отсюда сейчас планируют все, каждый человек, которого ты видишь вокруг. Вопрос в том, всем ли это удастся, – отмахнулся Ливр.

– Вам точно удастся, – заявил Латиш, – если я буду с вами.

– Ты, крыса усатая, – не выдержал Барниш, – какого хрена ты к нам привязался?

– Сам ты крыса, – огрызнулся мужчина, – а я на свободе жить хочу, понятно? Со своей семьей.

– Где они? – смягчившись, спросил Ливр.

– Семья-то моя? В Городе Красных Крыш.

– Думаешь, они выжили?

– Если с ними что-то случилось, я перегрызу императору горло, – прошипел Латиш и сжал кулаки. – Еще вопросы будут?

– Пусть остается с нами, – сказала Фэй. – Еще одни руки не помешают.

– Если он проболтается… – начал было Барниш, но Фэй перебила его:

– Проболтаться может любой из нас. Думаешь, я тебе доверяю? Или твоему другу?

– Да и мы вам не очень, – признался Ливр.

– Тогда и говорить не о чем. Пусть Латиш будет с нами.

– А ты мудрая, – со знанием дела сказал Латиш, набивая рот хлебом. – Сразу видишь, от кого может быть толк.

– Не заставляй меня пожалеть об этом. – Фэй хмуро посмотрела на него. – На вид ты та еще змея.

– О, знала бы ты, как близко подобралась к моей сути, – загадочно ухмыльнулся Латиш и недвусмысленно поиграл бровями.

– Какой же ты мерзкий, – пробормотала Фэй, возвращаясь к еде.

Вскоре их загнали в барак и выдали каждому по тонкому дырявому одеялу. Ромэйн и Фэй улеглись в углу, спинами к стене, чтобы никто не смог напасть сзади.

Ромэйн долго ворочалась, затем повернулась к Фэй и тихо спросила:

– Ты им доверяешь?

– Нет, – не открывая глаз, ответила Фэй, – но нам нужны союзники.

– Какой у нас план?

– Проследить за солдатами, узнать, когда они сменяют друг друга на постах. Постараться понять, как часто делают обходы ночью. Сбежать.

– Мы поедем в Воющий Дом?

– Надеюсь, он не падет к тому времени.

Ромэйн укуталась в одеяло и прислушалась. Где-то рядом шептались люди, возможно, они тоже планировали побег. Ливр был прав – сбежать отсюда хотели все. Но кому-то придется остаться здесь надолго, возможно до самой смерти.

Почти все пленные – люди ее отца, ее люди. Они не заслуживали смерти в тоннелях, не заслуживали избиений и насмешек от солдат.

«Доберусь до Лаверна и заставлю его рыть землю руками. Заставлю на себе испытать все, на что он обрек моих людей».

Ромэйн то и дело вздрагивала, пытаясь стряхнуть с себя невидимых в темноте насекомых. Рядом кто-то храпел, а из дальнего угла барака доносились всхлипы. Она уснула лишь много часов спустя, чтобы вскоре быть разбуженной пронзительными криками и звоном колокола.

Начинался первый день, который она должна была провести в роли пленницы Лаверна, обреченной вечно рыть тоннели в поисках Трое знают чего.

Глава 12

Над пустошью, в которую превратили небольшой сад неподалеку от Дома-Над-Водой, взошла яркая луна. Ее свет освещал фигуры собравшихся жриц, делая их лица похожими на безжизненные мраморные маски. Они обступили алтарный камень и Хести, застывшую перед ним с ритуальным кинжалом в руках.

– Давай, – подбодрила ее наставница, – сделай это.

Хести медленно провела лезвием по ладони, и в неверном лунном свете заблестела темная кровь. Она отложила кинжал, соединила руки в молитвенном жесте и закрыла глаза.

Ведьмин жест – ноги на ширине плеч, руки скрещены, правая рука поверх левой. Пальцы устремлены вверх и касаются плеч.

– Я прошу твоего благословения, Единая Трехликая Черная Мать, – прошептала Хести, внутренне содрогаясь от страха.

Мать могла и не откликнуться. Как бы хорошо ни служила ей жрица, Богиня могла отвернуться от нее и не одарить своим благословением.

Жест Тау – ноги шире, руки в стороны, ладонями вверх.

– Утверждаю, – прошептала Хести.

Первый сигил Черной Матери.

Она начертила в воздухе перед собой сложный знак, состоящий из стрелок и спиралей, призывая энергию, которая должна была наполнить ее тело и позволить использовать силу, которую долгие годы лелеяла в ней наставница.

Знак вспыхнул потусторонним синим огнем и рассыпался пеплом. От радости и удивления у Хести перехватило дыхание. Получилось!

Она принялась чертить в воздухе второй сигил. Этот знак был намного сложнее первого, но она справилась и с ним: когда символ Врат вспыхнул, в небе над ними пролетела эмпуссия и истошно закричала. От ее крика по спине Хести поползли мурашки.

Начертив третий сигил, она почувствовала сильный толчок в грудь и едва не упала. Наставница подхватила ее и помогла устоять на ногах. В груди разлилось жгучее тепло, быстро распространившееся по телу до самых кончиков пальцев. Хести посмотрела на свои руки и увидела мерцание воздуха, окружившее ладони.

– Черная Мать приняла тебя, – торжественно сказала наставница, – теперь ты одна из нас. Старшая жрица Трехликой Черной Матери!

Сестры затянули песню на древнем языке нуад. Хести подхватила ее и почувствовала единение, которого не ощущала никогда прежде: ни до смерти матери, ни после у нее не было никого хоть сколько-нибудь близкого.

– Поднимите руки к небу, сестры! – в экстазе выкрикнула наставница. – Заявите тем, кто находится за вратами Фаты, что в наших рядах появилась новая старшая жрица!

Наставница повернулась к Хести, обняла ее и прошептала:

– Отныне ты отмечена Черной Матерью и стала равна нам. Теперь ты можешь узнать все секреты нашего народа, узреть все, что мы делаем для того, чтобы помочь Богине вернуться в Упорядоченное и отомстить за нас, за годы людской тирании.

Услышав последние слова, Хести проглотила ком, подступивший к горлу.

С детства ее учили ненавидеть людей: мать рассказывала легенды о Галевасе Ледяном Шипе, который провел десятки лет в заточении; наставница прутом выбивала из нее сострадание; Верховная ежегодно устраивала ночные бдения, во время которых нуады вспоминали тех, кто умер в трудовых лагерях, созданных людьми. Весь их мир, казалось, держался только на желании отомстить человечеству и исполнить обещание, данное когда-то королем, – открыть врата для Черной Матери.

Хести мечтала стать старшей жрицей, она искренне верила в предназначение лунного народа и преклонялась перед мощью и мудростью их Богини, но научиться ненавидеть так и не смогла. Будь ее воля, она бы предпочла забыть о войне.

Рабство, насилие, уничтожение культуры нуад – все это в красках описывали летописцы, на этом выросло несколько поколений. Верховные передавали друг другу сакральные тайны, которыми поделился с ними Галевас – первый, с кем заговорила Черная Мать. Вместо того чтобы отстроить свой искалеченный войной мир или вовсе уйти в Запретный Край, нуады снова и снова пытались открыть врата, чтобы Богиня покарала тех, кто принес их народу столько боли.

Хести казалось, что нуады бьются о стекло, как привлеченные светом мотыльки. Они могли просто оставить в покое кровавое прошлое и начать новую жизнь, но упрямый король, а после него – такие же упрямые Верховные продолжали отстраивать разрушенные Сынами Зимы города, упиваясь своим горем.

Минуло много лет, но над землями их Дома все еще витал дух смерти и скорби, превращая каждое поселение в могильник, заставляя нуад носить вечный траур и лелеять ненависть, которую, как казалось Хести, они впитывали вместе с молоком матерей.

– Пойдем, – сказала наставница, – я покажу тебе кое-что. Мы трудимся над этим уже много лун.

Заинтересованная, Хести пошла за ней, подобрав полы мантии. Магия приятно вибрировала вокруг, будто только и ждала, когда она использует жест силы. Теперь нужно было быть осторожной: внезапные всплески магической активности будут преследовать ее еще несколько месяцев, и она может ненароком ранить кого-то или саму себя.

Наставница вдруг замедлила шаг и сказала:

– Амария.

– Что? – не поняла Хести.

– Мое имя. Меня зовут Амария.

Нуады редко пользовались именами, предпочитая называть друг друга братьями и сестрами. Это обезличивало, но одновременно объединяло – общая цель превыше всего, благополучие общины важнее личного. Хести польстило, что наставница назвала себя и тем самым подтвердила, что полностью доверяет ей.

Амария открыла неприметную дверь за домиком для слуг и пропустила Хести вперед.

Крутая лестница уводила их все глубже под землю. Стены сочились влагой, крысы разбегались, едва завидев свет факела. В затхлом воздухе роились невесть откуда взявшиеся мясные мухи. Хести пыталась считать ступени, но сбилась со счета; чем ниже они спускались, тем холоднее становился воздух.

Спуск закончился неожиданно – перед ними выросла каменная стена, покрытая черно-зелеными наростами, с окованной железом дверью.

– Где мы? – спросила Хести, воспользовавшись мгновением передышки.

– Где-то под Домом-Над-Водой. Лаверн не знает, откуда взялись эти тоннели, но любезно позволил нам ими пользоваться.

Амария вставила в замочную скважину большой ключ и тихо сказала:

– Лунный народ ничего не забыл.

– Лунный народ ничего не забыл, – откликнулась Хести.

Вдоль стен мрачной темницы стояли клетки. Амария передала Хести факел и позволила ей приблизиться к одной из них.

Прошло немало времени, прежде чем Хести сумела опознать в невнятной груде почерневшей, покрытой струпьями плоти человеческое существо, лежавшее на полу.

– Это было человеком? – спросила она, усилием воли заставляя себя остаться на месте и не отпрянуть. – Что вы с ним сделали?

– Это проклятие Эмпусы, кровавая чума. – Амария встала рядом с Хести и бросила безразличный взгляд на дрожащее от боли существо.

Хести приблизилась к клетке и попыталась разглядеть кадавра.

Из ран на серой коже сочилась темная кровь, струпья и едва затянувшиеся порезы покрывали ноги и живот существа. Кое-где выросла густая черная шерсть, над ягодицами пробивалось что-то вроде хвоста – уродливый дрожащий обрубок. Пол кадавра определить не удалось – внизу живота остались только складки толстой кожи и шерсть. Грудь походила на мужскую, но тело очертаниями напоминало женское. Над бровями пробились костяные наросты, похожие на небольшие рога. Из-под разбитых губ виднелись клыки – желтые и кривые, выросшие прямо над резцами. Нос ввалился внутрь, и на его месте зияли два отверстия. На дрожащих руках кадавра выросли когти, а сами пальцы покраснели и воспалились.

Амария присела на корточки и протянула руку к кадавру.

– Эти существа – всего лишь шаг к тому, чтобы наконец выполнить обещание, которое Галевас дал Богине, – сказала она. – Чудо, что она сумела найти способ передать Ледяному Шипу силу.

– Она такая могущественная, – Хести нахмурилась, – у кого могло хватить сил на то, чтобы запереть ее в Фате?

Амария подняла голову, и в клубящемся мареве ее глаз отразилось пламя факела.

– Это известно лишь Верховной. – Помолчав, она добавила: – И, я думаю, было известно твоей матери.

Мать. Ну конечно.

– Вы рассказали Лаверну о жертвоприношении? – Хести незаметно промокнула рукавом выступивший на лбу холодный пот.

– Он знает, что от него требуется кровавая жертва. – Амария выпрямилась. – Все остальное – не его ума дело. Будем надеяться, что он окажется крепче, чем его предшественники.

– Предшественники? – Хести облизнула пересохшие губы.

– Приам Кровавые Руки, Ормерод Изувеченный, Бедивир…

Увидев замешательство, отразившееся на лице Хести, Амария тихо рассмеялась.

– Дитя, ты стала старшей жрицей и теперь можешь получить ответы на любые вопросы, но готова ли ты к этому?

– Готова, – твердо ответила Хести.

Всю жизнь она отчаянно желала узнать все тайны Дома. Слишком много времени ушло на то, чтобы заслужить доверие сестер. Она не могла отказаться от ответов сейчас, когда они прямо перед ней.

– Черная Мать много лет благоволила одному из человеческих семейств, – медленно начала Амария, – и ее шепот помог этому семейству возвыситься над остальными. Сейчас их потомки носят звания леди и лордов Дома Алых Шипов. Когда-то их предки смешали свою кровь с кровью нуад, поэтому они куда восприимчивее к магическому воздействию, чем остальные.

– Не может быть, – выдохнула Хести. – Богиня говорила с людьми?!

– Не думала же ты, что она всерьез рассчитывала на наш малочисленный народ, зная о том, сколько крови придется пролить, чтобы открыть врата Фаты? – Амария покачала головой. – Ей нужны были те, кто способен принести жертву. Среди лишенных магии, примитивных людей она нашла тех, кто услышал ее, и привела их к величию. Но разум императоров этого рода оказался слаб. Они сходили с ума до того, как задуманное осуществлялось.

– А нуады? – Хести стиснула рукоять факела. – Что должны сделать мы?

– Только мы можем использовать силу Столпов, только мы можем открыть порталы. Без нашей магии жертвоприношение – всего лишь безжалостная резня, которая ни к чему не приведет.

– Выходит, наши предки снова и снова приходили к императорам из рода Алых Шипов и пытались с их помощью открыть врата Фаты? – Хести задумчиво потерла выступающий из-под нижней губы клык. – Погоди-ка!..

Губы Амарии тронула улыбка.

– Вижу, об остальном ты догадалась сама.

– Императоры прошлого не были безумцами, – прошептала Хести, – они пытались открыть врата!

– Да, но в конце концов все же сходили с ума, – добавила Амария. – Магия – удел нуад и других древних народов, люди слишком быстро… ломаются под ее гнетом.

– Лаверн выдержит? – спросила Хести.

– Мы дали ему то, ради чего стоит жить.

– Оставили в живых брата? – попыталась угадать Хести.

– Нет. Мы позволили ему привести в Упорядоченное наследника.

Выбравшись из тоннеля, Хести побрела в Дом-Над-Водой, надеясь успокоить мятущиеся мысли. Она сама не заметила, как оказалась перед комнатой калеки. Сложив руки в простой жест силы, Хести открыла замок и вошла внутрь. Интересно, что Верховная сделает с Лаверном и его семьей после того, как они сыграют свою роль в ее плане?

Она села на кровать и принялась болтать ногами. На душе было гадко, будто ее окунули в чан с дерьмом. Все эти годы нуады тайно вели дела с человеческими императорами, надеясь вызволить Богиню из заточения, и сотни людей погибали ни за что, ведь ритуал так и не завершили. Глупые смерти, глупое обещание, данное Галевасом, глупые императоры, не понимающие, что их используют…

Хести увидела на прикроватном столике книгу в кожаном переплете и потянулась к ней. Оказалось, что это личные заметки калеки, а не учебник. Усмехнувшись, она принялась изучать страницы, исписанные красивым почерком прилежного ученика.

К ее сожалению, ничего по-настоящему важного калека не записывал, лишь рассказывал о своих скучных однообразных днях. Ни откровений, ни планов, а о ней он написал всего одну строчку: «Жрица, которую брат приставил ко мне, съела сердце своей матери».

Она досадливо поморщилась.

«Что ж, ему хотя бы хватило ума держать свои тайны при себе, а не записывать их и оставлять у всех на виду».

Читая записи калеки, Хести задремала, а проснувшись, снова вернулась к ним. Какая-то польза от них все же была: они развлекли ее и помогли скоротать время.

Мальчишка вернулся поздно и, едва переступив порог, накинулся на нее.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он. – Что у тебя… Это мой дневник?! Отдай!

Он поторопился, неловко оперся на больную ногу и упал. Хести отложила книгу и с интересом смотрела на то, как калека пытался встать.

– Я прочла твои записи, – сообщила она.

– Ты не должна была этого делать! – Он покраснел до корней волос. – Такие вещи должны оставаться личными! Неужели ты не понимаешь?!

– Я не ела сердце своей матери.

– Что? – Он продолжал лежать на полу.

– Ты написал, что я съела сердце матери. – Она потрясла дневником в воздухе.

– Ты сама об этом рассказала.

– Я соврала. – Хести закатила глаза. – Неужели ты настолько глупый, калека? Мы уважаем мертвых и никогда бы не поступили с ними таким образом. То, что у нас есть клыки, не делает нас животными.

– Ну, прости, я еще не научился определять, когда ты в очередной раз мне врешь, – огрызнулся мальчишка и сел. – Помоги мне подняться.

– И не подумаю. – Она откинулась на подушки и положила руки за голову. – Сколько тебе лет? Двадцать? Больше? Неужели ты так и не научился справляться с такими простыми задачами?

– Я… – Он снова покраснел. – Уходи!