Текст книги "Избранный светом. Разлом"

Интермедия первая
Сны мертвого мира

Солнце безжалостно жгло улицы мертвого города. Они, как и весь город, давно уже покрылись слоем светло-серой пыли, черной сажи и копоти, грязно-ржавым металлическим крошевом и песком цвета желтой охры. Говорят, что раньше город был живым и утопающим в зелени. Чистое небо сверкало синевой, на фоне которой ярким белоснежным кругом выделялась еще совсем новая Нумерованная планета. Но эти слова повторялись так давно, что все больше походили на легенду и все меньше – на правду.

Единственным «живым» свидетелем тех событий в этом городе был Центральный Сервер шестнадцатого округа, или коротко ЦС16. ЦС находился в башне, возвышавшейся над городом, и хранил в себе множество сведений о том, что было до, и, возможно, даже о том, что будет после. Такой ЦС в каждом округе был свой, и именно благодаря им города, отрезанные друг от друга Великой пустошью и линией фронта, могли поддерживать связь. Он, как сердце, питал жизнь всего города, управляя освещением улиц, защитными барьерами, заклинаниями, фильтрующими воздух, и много чем еще.

Но сегодня заклинания справлялись плохо. Мальчишка, бегущий по почти пустой серой улице, то и дело начинал задыхаться, наглотавшись пыли. Остановившись в очередной раз, чтобы перевести дух, он быстро глянул на небо. Бледнеющий свет отразился в красно-золотых глазах неясными бликами. Солнце медленно заволакивало желтовато-серой дымкой. Видимо, на город шла пылевая буря.

Бури налетали хотя бы по паре раз в неделю. Злые ветра несли их из Великой пустоши с силой и яростью ударяя о щиты, словно морские волны о скалистые берега. Мальчишка никогда по-настоящему не видел моря, но представлял, что оно «работает» именно так.

Стоило дыханию восстановиться, как он снова пустился в путь. Широкую дорогу перебежал не оглядываясь, хотя мать и запрещала ему это делать. Ведь иногда по ней все же проносились патрульные крейсеры или грузовые танкеры, а светофоры не работали, насколько он помнил, никогда.

Но сегодня дорога была немой и пустынной. Лишь ветер гнал по ней облака песка и грязи. Один такой порыв достал мальчишку уже на другой стороне улицы и сшиб с ног. Но он ловко перекатился по асфальту, отчего на его одежде и красно-рыжих спутанных волосах прибавилось пыли. Не то чтобы его это хоть сколько-то волновало, но все же, вскочив, он отряхнулся. И только потом продолжил свой путь.

Свернув несколько раз в лабиринте близко стоящих высоток, мальчишка вышел в небольшой внутренний двор. Двор этот, окруженный домами-свечками, напоминал одновременно и колодец, и круг для спиритического сеанса. Впрочем, воды здесь не скапливалось, и ни один, даже самый захудалый дух не пожелал бы сюда явиться. Здесь почти всегда царил полумрак, а из окон многоэтажек иногда выкидывали мусор, но главное – сюда почти никогда никто не заходил. Кроме мальчишки и его стаи.

– Ты долго, Дейайвор, – заметил другой мальчишеский голос, подчеркнуто строгий и серьезный.

Этот голос принадлежал самому старшему из собравшихся здесь. Фолкору одиннадцать, и он был всего на полгода старше Айвора, но все равно считался самым мудрым и авторитетным. Его золотисто-карие глаза, обычно смотревшие добрым, веселым взглядом, сейчас горели укором.

Айвор давно выучил простое правило: если его называют полным именем – значит, он провинился. Ведь столь сложное имя не поленятся произносить только в особом случае. И если уж его все-таки произнесли, значит, пора начинать оправдываться.

– Это все из-за ЦС и проклятой жары. Он снова перегрелся, – пожаловался Айвор и потер глаза кулаком. Из-за яркого солнца перед ними плыли противные зеленые пятна. – Маме пришлось оставить Фрит на меня и идти охлаждать его вручную.

– А Фрит снова расплакалась, и ты не мог ее успокоить? – спросила с усмешкой девочка, сидевшая на какой-то старой коробке. Витар, как и всегда, выглядела взъерошенной и больше похожей на мальчишку в своей мешковатой одежде и с коротко стриженными зелеными волосами.

– Сама бы попробовала, – пробормотал он, – хорошо говорить, когда у тебя нет младшего брата или сестры.

– Мне и тебя хватает, – засмеялась она.

– А зачем охлаждать ЦС? – вдруг подала голос самая младшая из присутствующих.

– Чтобы он не взорвался. – Айвор повернул все еще красное от долгого бега по жаре лицо к до этого молчавшей девочке.

Серебристые волосы и серо-синие глаза, бледная, словно мрамор, кожа и кукольное лицо. Мора была обычно тиха и незаметна, но из-за этой вечной молчаливости ее слова приобретали особый вес. Ее всегда слышали, как бы тихо она ни говорила, а на вопросы всегда отвечали. Даже если не хотели.

– Что будет, если ЦС взорвется? – Она чуть подалась вперед, балансируя на самом краешке кресла с отломанной спинкой. Прядь волос скатилась с ее узкого плеча, почти достав до земли.

– Э-э-э, ну-у-у, – протянул Айвор, – взрыв…

– Гениально, Айв, – Витар усмехнулась, блеснув своей острой улыбкой.

– Я еще не закончил! – Он зло зыркнул на нее. – Так вот, будет большой взрыв, такой, что вся башня рухнет. А потом упадут щиты и фильтры. Энергия пропадет. И мы потеряем связь с другими городами и с Главным сервером.

– А еще часть информации о прошлом пропадет, – дополнил Фолкор, заботливо убирая прядь волос, упавшую Море на лицо.

– Зачем нужна информация о прошлом? – снова спросила Мора.

– Это нужно для того, чтобы Нумерованная планета, когда ее наконец доделают, была похожа на наш мир в прошлом, – все же объяснил Айвор, чувствуя некую личную ответственность за все, что связано с Нумерованной планетой. Хотя он тоже мало что понимал, лишь повторял слова взрослых. Они говорили, что этот мир уже не спасти и нужно создать новый, но как продвигается процесс, растянувшийся на века, Айвор не знал, хоть его отец и был нынешним главой Центра разработки.

– А если бы вы могли создать на Нумерованной планете любой мир, какой пожелаете, то какой бы он был? – неожиданно даже для самого себя спросил Айвор.

– Я вот хочу мир с синим-синим небом и зеленой травой, и деревьями, и речками. Нет! С огромными такими морями и океанами. – Он развел руки так широко, как смог, показывая, какой огромный должен быть океан. – И высоченными горами со снежными шапками, и… и… – Тут он осекся, переводя дыхание, думая, что бы еще после этого «и» пожелать.

– И с бескрайними полями и лугами, и с темными лесами, где будут водиться разные зверьки, – продолжила оборванную фразу Витар, рассеянно и немного смущенно приглаживая короткие зеленые волосы, – они все будут жить дружно, и никто не будет никого обижать.

– Пф, девчачьи бредни, – недовольно фыркнул Айвор. – Как это «никто не будет никого обижать»? А есть они у тебя что будут, пыльцу с цветочков?

– Может быть, и пыльцу, – глаза Витар зло сузились, грозный взгляд упал на Айвора, – пусть траву едят.

– Даже хищники? – ядовито уточнил Айвор.

– Даже хищники, – категорично заявила Витар, скрещивая руки на груди.

Они сверлили друг друга недовольными взглядами и разве что не трещали, как искрящиеся провода.

– Пусть будет мир без войн, – примиряюще сказал Фолкор, с легкой усмешкой глядя на друзей.

– Мир, в котором никто не болеет и не умирает, – почти прошептала Мора, поэтому, чтобы услышать ее голос, Айвору и Витар пришлось замолчать.

Выслушав пожелания, Айвор улыбнулся. Он знал о своих друзьях все, что только мог знать. И понимал, почему они желают именно этого. Сколько Айвор себя помнил, у них всегда было военное время. В школе говорили, что на них напали. Когда Айвор спрашивал об этом у мамы, она отвечала, что в ее время в школе говорили, что напали они, но чтобы защититься. Еще раньше, может, говорили что-то другое. Война давно превратилась в обыденность, подчинила себе все, уничтожила семью каждого из друзей Айвора почти полностью.

Айвор знал, что он живет гораздо лучше. Ведь его отец был главой научной группы, занимающейся разработкой Нумерованной планеты. Мать же – главой отдела, обеспечивающего поддержку и безопасность ЦС16, а значит, осуществляла управление всем городом. Правда, сейчас ей приходилось совмещать это с присмотром за Фрит, ведь младшей было всего три года. В этом большом мертвом городе их семья – одна из самых зажиточных. И каждый раз, глядя на своих друзей, Айвор чувствовал странное, непонятное ему чувство вины. Ему всегда хотелось за что-то извиниться, но он никак не мог понять за что.

– Хорошо! – Айвор резко хлопнул в ладоши, и в стенах колодца этот звук отозвался громом. – Великий я услышал вас, – самодовольно заявил он и, ударив себя кулаком в грудь, продолжил: – Когда я вырасту и тоже буду принимать участие в создании Нумерованной планеты, я сделаю так, чтобы все ваши желания стали явью. Клянусь вам!

Стояла теплая летняя ночь. Легкое дуновение колыхало ярко-рыжие волосы, распрямляло складки одежды. В такие моменты казалось, что даже злой ветер за весь день устает бесноваться и утихает, полусонно гоняя по небу пыльные тучи. В такие моменты Айвор был почти счастлив, у него почти получалось забыть о разрухе и хаосе, почти получалось увидеть далекие звезды. В такие моменты…

– Почему ты лежишь на крыше?

…он никогда не мог остаться один. Топот босых ног по не успевшим еще остыть плиткам крыши. Фрит села совсем рядом с ним, обхватила маленькими руками тонкие ноги, подтягивая их к груди. Пижама на спине надулась парусом. Длинные волосы развевались медными проволочками. Синие глаза наивно и открыто смотрели в его красно-золотые. Айвор глубоко вдохнул, ответив на выдохе:

– А почему ты не спишь?

Фрит недовольно поджала губы, сощурила глаза и сморщила нос. Айвор не удержался от улыбки. Она всегда так делала, когда была недовольна.

– Так нечестно, я первая спросила, – запротестовала Фрит, – ты жульничаешь!

Айвор не стал допытываться, в чем же заключается его «жульничество». С этой девятилеткой спорить вообще было бессмысленно. Видимо, семейная черта.

– Я смотрю на звезды, – коротко ответил Айвор, вглядываясь в затянутый смогом небосвод.

– Айв, ты врешь? Нет там звезд.

– Конечно нет, ты же их распугала, – пожал плечами Айвор, плитка, на которой он лежал, начала медленно остывать, и спиной ощущался холод.

– Айв, ну покажи, покажи звезды. – Глаза Фрит горели энтузиазмом поярче любых звезд.

Айвор снова не сдержал улыбки. Сощурив глаза, он поднял руку.

– Смотри внимательно, вряд ли надолго получится. – От груди до кончиков пальцев заструилась энергия.

Фрит быстро кивнула и легла рядом с ним, поднимая на пыльное небо глаза. Они все еще искрились нетерпением, блестели в ожидании чудес. Айвор должен эти чудеса совершить.

Резкий порыв магического ветра устремился вверх. Разогнать плотный смог над городом – это многого стоит. Пожалуй, слишком мощное заклинание для шестнадцатилетнего парня, но разве он может отказать сестре?

Тучи и смог расступились словно занавес, открывая сцену. Чистый темно-синий кусочек неба ярко сверкал среди серых пылевых облаков. Белым неживым светом блеснула Нумерованная планета, так блестит металл военных крейсеров, когда они проносятся мимо тебя под палящим солнцем. Звезды сияли совсем иначе, их свет был теплым, острым и чистым, почти колючим, но все равно приятным, загадочно-манящим. За пеленой тумана, под плотной скорлупой смога, их там сотни. Как в небесных атласах, как в голографических проекциях, только по-настоящему.

Фрит что-то восторженно воскликнула, но Айвор не понял слов. Небо у него перед глазами поплыло неровными туманными волнами, закачалось, а рука задрожала, не в силах больше сдерживать пылевые тучи. Словно снежная лавина они завалили маленький проблеск неба. Рука Айвора безвольно опустилась на пол.

– Я, кажется, буду спать здесь, – еле ворочая языком, сказал он, пока усталость свинцовой тяжестью разливалась по венам.

– Не надо было так утомляться. – Глаза Фрит взволнованно расширились. – Я же думала, тебе несложно, я же…

– Мне несложно, просто теперь слишком лень спускаться, – соврал Айвор, хотя, конечно, на самом деле предпочел бы спать в своей кровати, а не на быстро остывающей плитке. Но сейчас он не то что спуститься – руки не мог поднять.

– Врешь, да? – Фрит внимательно посмотрела ему в лицо.

– Ну разве что совсем немножко.

Айвор улыбнулся, вымученно и устало. Он когда-нибудь научится отказывать сестре. Научится не поддаваться на ее провокации, но точно не сегодня.

Школа была унылым местом даже на общем фоне мертвого города. На Айвора она действовала даже хуже, чем свалка военной техники за городом. Груды искореженных, изъеденных ржавчиной и изуродованных взрывами воздушных кораблей нагоняли на него меланхолическую задумчивость, школа же – простое уныние.

И дело было совершенно не в том, что учили здесь только основам – или основам основ, – оставляя остальное профильным военным академиям. А в общей автоматичности процесса. Каждый раз, оказываясь в школе, Айвор чувствовал себя частью огромного производства, конвейера. Школа – первый этап, подготавливающий базу, потом одна из военных академий – а она не может быть невоенной, таких просто не осталось, – там на тебя нанесут нужный узор, нужную резьбу. И, наконец, последний этап – отдел распределения. Там решат, куда винтик с такой резьбой, как у тебя, лучше вкрутить, где такая деталь принесет больше пользы огромной военной машине.

Айвор не понимал, зачем ему ходить в школу, поступать в военную академию. Его место в этой машине было определено чуть ли не с самого рождения. Или даже раньше. Возможно, он уже родился с нужной «резьбой».

– Айв, прояви хоть немного интереса, – почти прорычала Витар, больно толкая его в бок, – потому что мы проигрываем. Позорно проигрываем!

Они сидели за одним из укрытий на площадке для тренировочного боя, сверху их защищал барьер. Впрочем, он явно готов был вот-вот треснуть, и Мора поддерживала его из последних сил.

– И что? – пожал плечами Айвор.

Уроки боевой подготовки хоть и были самым интересным из того, что могла предоставить школа, все равно никогда его не увлекали. Сюда сгоняли по нескольку классов для массовости, но тем не менее это была бессмысленная беготня на фальшивом поле боевых действий. Такое быстро утомляло. Все равно Айвор никогда не будет воином.

– Может, сдадимся тогда? – зацепившись за безразличный тон Айвора, предложил Фолкор. Ему тоже никогда не нравились уроки боевой подготовки. Айвору всегда казалось, что Фолкор чувствует себя дико неловко, причиняя кому-то вред, пусть даже это и тренировка.

– Я зря так долго держала барьер? – расстроенно спросила Мора, глядя на остальных почти жалобно.

– Да вы издеваетесь, что ли?! – Витар снова пихнула Айвора в бок, просто потому что он был ближе и апатичнее всех. – Я не проиграю команде Хат, она меня бесит.

– Кто это? – Айвор наморщил лоб, имя казалось знакомым, но он никак не мог вспомнить.

– Девчонка из моего класса, – удивленно пояснила Витар, – мы с ней вечно дрались в детстве. Да и сейчас она постоянно нарывается. Терпеть тебя не может, кстати.

– А, она, – протянул Айвор. – Вечно забываю ее имя.

– Ну и придурок же ты, Айв, она тебя десять лет преданно ненавидит, а ты имя запомнить не можешь, – усмехнулась Витар, вглядываясь во вражеское построение. И судя по тому, как она напряглась, как энергия заструилась по ее телу, Витар нашла в построении брешь. – Прикрой.

– Я убираю барьер? – осторожно спросила Мора.

– Нет, – Айвор качнул головой, зная, что его план понравится Витар, но никому больше. – Не убираешь – взрываешь.

Они вырвались из своего укрытия с оглушительным грохотом, с яркой вспышкой, ослепившей их противников. Витар тут же рванула вперед и, подхватив энергию от взрыва, метнула ее как копье в центр вражеского построения. Того, кто стоял посредине, вынесло за пределы поля, остальным же пришлось броситься в разные стороны. Витар, не теряя ни секунды, тут же рванулась к тем, кто оказался слева. Айвор собрался за ней, но на его пути возникло неожиданное препятствие.

Уворачиваясь от простенького болевого заклятия, спешно брошенного в него, Айвор все пытался вспомнить, как же зовут его противника. Это была та самая девушка, что ненавидела его уже десять лет. Темные волосы и глаза, такая же темная аура. Айвор снова забыл имя.

– Я твой противник, – сказала она, сверкая глазами. Было в ее взгляде что-то пугающее и болезненное. – Как же бесит твоя надменная морда! Думаешь, раз твои предки Нумерованную планету создали, так ты лучше других?

– Ну тебя точно лучше, – усмехнулся Айвор, отражая одно из заклятий прямо в свою противницу.

– Ты, как и вся твоя семья, можешь лишь воровать.

Облако серой энергии едва не накрыло его с головой, но Айвор рассеял его светом.

– Моя семья никогда ничего не крала.

– Зря ты так думаешь. Однажды ты узнаешь, как заблуждался, и будешь умолять меня о пощаде, – прошипела она. Кажется, здесь правда было что-то личное. Дело в том, что Айвор постоянно помогал Витар в драках? Или в том, что якобы украла его семья? Или в том, что смотрел на эту, как на грязь, которой она и была?

На щит Айвора обрушился такой поток его энергии, что самого Айвора даже начало медленно сдвигать назад из-за силы давления. Но щит держался и разрушиться в ближайшее время не грозил. Значит, можно было оглядеться. Ситуация была так себе. Витар удалось вывести из игры еще одного соперника, но ее теснили двое других. Мору и Фолкора удалось разделить. Плохо.

Щит начал давать трещины. Времени обдумывать план не было. Да и зачем что-то еще сочинять, когда хорошая идея быстро пришла в голову? Его противник сам сделал половину работы – направил на него поток почти чистой энергии, сильно заряженной эмоциями, но с простейшей формулой. Такой очень легко перехватить, перенаправить, усилить.

Щит превратился в зеркало, энергия Айвора влилась в чужую, подчиняя ее своей воле, и устремилась в сторону сотворившего заклятие. Она ударила в девушку с глухим звуком. Врезалась, разлетелась волной ярких брызг, протащив ее по земле в цветастом вихре. Уже через мгновение Айвор был готов броситься к друзьям, но все вдруг замерли. Все вдруг замерло. Иллюзия поля боя стремительно распадалась, развеивалась, как пылевое облако. Все взгляды были устремлены в одну точку.

– Хат! – выкрикнул кто-то в ужасе.

«Точно, вот как ее зовут», – отстраненно подумал Айвор.

Он тоже посмотрел туда, куда и все, на Хат. Точнее, он собирался посмотреть на Хат, но увидел перед собой то, что много раз уже видел на свалке, – искореженную военную машину. Рука была погнута под неестественным углом, изо рта вырывался невнятный хрип, похожий на помехи, а по рубашке растекалось темно-красное пятно ржавчины.

Айвору захотелось отвернуться, но он не смог. Парализующее заклятие растеклось по венам, сделав тело неподвижным, словно оно было выточено из цельного куска железа. К Хат уже кинулись дежурные лекари.

Так что ничего страшного. Ее быстро починят.

– Дейайвор, – пророкотал за его спиной голос преподавателя. – Это была последняя капля.

Свалка только формально находилась за городом. На самом же деле – на границе между городом и трущобами, приросшими к слаженной экосистеме города, встроившимися в нее, как вирус в программу. Свалка – могильник погибших кораблей – всегда была тем местом, где легко можно было затеряться. Среди огромных гор искореженного металла человек казался чем-то незначительным, почти смешным.

Айвор забрался на одну из таких гор, примостившись на носу корабля, от которого осталась, считай, лишь кабина пилота. Эта кабина, выгоревшая изнутри, зияющая провалами разбитых бронированных окон, напоминала вороний череп. Айвор видел его однажды в учебнике о вымерших существах.

Там же он видел и изображение кита. Воображение упорно рисовало его похожим на боевой крейсер. Один из таких как раз лежал напротив, загораживая почти весь обзор. Вспоротое брюхо обшивки, торчащие кости стального каркаса, изъеденные ржавчиной, точно гнилью.

Если подумать, эта свалка ничем не отличалась от любого другого кладбища. Люди ничем не отличались от боевых кораблей. Ведь когда ты перестаешь быть полезен для войны – тебя выбрасывают. Это правило справедливо для всех.

– Айв!

Витар окликнула его, стоя внизу, Айвор еще не успел спросить, зачем она пришла, как она уже забралась на нос корабля и села рядом, свесив ноги с острого птичьего клюва.

– Зашла проверить, как ты, а дома одна Фрит, – объяснила Витар, не дожидаясь вопроса, – она сказала, что ты опять с матерью поссорился. Вот и подумала, что тебя стоит искать здесь.

– Фрит стоило бы поменьше болтать, – вздохнул Айвор.

– Она волнуется, – голос Витар вдруг сделался грустным, – и я тоже. Все мы.

– Я знаю, – он запустил руки в волосы, – знаю, просто… Мне страшно, Вит, мне ужасно страшно.

Он чуть не убил человека, имени которого снова не мог вспомнить. А его отругали только за то, что он превысил допустимый уровень магии и нарушил правила школы. Почему-то и учитель, и мать считали, что это важнее. Айвору казалось, что все они сошли с ума. Потому слова сорвались с языка раньше, чем Айвор успел о них подумать.

– Расскажи мне, чего ты боишься. – Ее глаза, зеленые, как трава, как кроны деревьев, которых в этом мертвом мире почти не осталось, смотрели на него так внимательно, что казалось, если он соврет сейчас – сгорит в их изумрудном пламени.

– Я боюсь быть машиной, боевым кораблем, – слова давались тяжело, словно и горло, и язык немели, как от действия заклятия, – я боюсь, что меня используют и выбросят. И я буду гнить где-то, искореженный, ненужный, бессмысленный. Я боюсь умереть, даже не узнав, за что сражаюсь. Я боюсь, что это случится с Фрит. С родителями. Со всеми вами. Я боюсь вернуться из школы и обнаружить вместо дома воронку от взрыва. Я боюсь и злюсь, потому что ничего не могу с этим сделать!

На последних словах горло вновь сдавил удушливый спазм, словно кто-то стиснул на нем руки. Не зная, как избавиться от этого чувства, Айвор с силой ударил по стальному корпусу. Корабль ответил глухим, ноющим скрежетом. Рука – такой же глухой болью.

– Ты не можешь? – переспросила Витар, и в голосе ее слышалась тихая угроза. – Твоя семья создала Нумерованную планету. Тебе обеспечено место в отделе по ее разработке. Твой отец – руководитель группы. В твоих силах завершить ее и закончить войну. И ты говоришь, что ничего не можешь сделать?

Отец всегда утверждал, что война закончится, как только они завершат Нумерованную планету. Его народ просто уйдет на нее, оставив противников в этом мире, – это единственный способ решить конфликт. Но Айвору казалось, что даже в другом мире война продолжится, придет за ними следом. Просто потому, что они разучились творить своими руками хоть что-то, кроме нее.

– Раньше я думала, что эта война переживет меня, – продолжила Витар, глядя на огромное тело стального кита, – так же, как пережила моих братьев и отца, как переживет мою маму. Я и сейчас иногда так думаю. Но после того как я встретила вас, у меня появились силы гнать от себя эти мысли. Я знаю, что меня не возьмут никуда, кроме академии боевых магов. Я сделала глупость, так хорошо проявляя себя на уроках боевой подготовки.

Айвор до боли сжал кулаки. Он много раз говорил Витар быть сдержаннее, спокойнее, медленнее. Но во время битвы она входила в раж. Она была так прекрасна, что Айвор сам порой засматривался. Конечно, ее будут рекомендовать в академию боевых магов. А если тебя рекомендуют туда, путь в другие академии тебе заказан. Нет ничего важнее, чем быть боевым магом. Так что, куда бы ты ни подал заявление, после получения рекомендации – везде будет ждать отказ.

– Я уже ничего не могу изменить. Действительно не могу, – говорила Витар. Или страх говорил сейчас ее голосом. – Но ты можешь. Можешь закончить Нумерованную планету до того, как я превращусь в еще один подбитый крейсер.

– Тогда я закончу академию раньше, чем ты. Экстерном. И завершу работу над планетой даже раньше, чем ты попадешь на поле боя, – не задумываясь пообещал Айвор.

– Любишь же ты словами разбрасываться, – усмехнулась Витар.

– Не веришь? – спросил Айвор немного обиженно.

– Не очень, – пожала плечами она, – но знаешь, я не требую от тебя невозможного. Так что строй свою планету столько, сколько будет нужно. Я дождусь. Обещаю.

Она улыбнулась. И от этой улыбки, и от ее обещания на душе у Айвора стало легче, ведь Витар действительно никогда не бросала слов на ветер.

Тогда – по ощущениям, столетия назад – ему казалось, что он действительно сможет выполнить обещание, так что Витар не придется выполнять свое.

Но Витар никогда не бросала слов на ветер. В отличие от него.

Окончить академию экстерном действительно оказалось несложно. Так что до того, как Витар попала на линию фронта, у Айвора было целых два года. Два года, которые он потратил практически впустую, составляя бесчисленные ряды магических формул, отметая их и создавая новые только затем, чтобы отмести и их тоже.

Айвор пытался разработать некий единый пульт управления планетой. Одно заклинание или артефакт, которое бы позволило управлять всеми процессами, следить за состоянием. Тогда, вживив его внутрь планеты, можно было бы перебираться на нее хоть завтра, а остальное закончить и отладить уже там, в мирной обстановке. Но ничего не выходило. Ничего не выходило, а время шло. Витар уже полгода как бросало по полям сражений, а он все еще не закончил Нумерованную планету. Не остановил войну.

Но каждый раз, разбитый очередной неудачей, Айвор находил в себе силы начать заново только потому, что думал о Витар, о Море, о Фолкоре. О Фрит. Хотя, по идее, думать он должен был только о Нумерованной планете, о ее нуждах и благах.

«Забыв про прошлое, посвяти всего себя будущему», – вот что всегда твердил ему отец. Ученые следовали этому принципу в полной мере. Они жили ради Нумерованной планеты. Сам же Айвор думал, что он тут единственный, кто любит что-то, кроме нее. По правде говоря, Нумерованную планету он почти ненавидел. Сложно проникнуться любовью к чему-то подобному, когда знаешь его суть.

Проект № 716 был разработан прадедушкой Айвора несколько столетий назад. На новую планету, которую так и прозвали Нумерованной, должны были переселиться все обитатели, ведь ресурсы их мира были истощены. Но потом вдруг оказалось, что места на всех не хватит. Так вспыхнула многовековая война – между теми народами, на которых места хватало, и теми, на которых нет. Конечно, в учебниках истории это преподносили не так. Там было что-то и про предательство со стороны тех, кто «не входил» на планету, и про их диверсии, и еще про что-то. Но по факту группка чиновников и ученых просто решила, кому жить, а кому умереть. И теперь Айвор должен был продолжить их дело.

Отец заверял, что каждый, кто умер на этой войне, переродится в новом мире вне зависимости от стороны. Каждое живое существо – это энергия. Именно энергия делает живое живым. И Айвор подсмотрел структуру заклинания, собирающего энергию. По сути, оно являло собой огромную перерабатывающую машину и одновременно аккумулятор. Часть энергии оно действительно отправляло на новую планету, где к ней подключались алгоритмы, добраться до которых Айвор уже не смог. Они должны были воссоздавать тело и вживлять в него энергию (не ученые назвали ее «душой») обратно.

А другую часть энергии заклинание отправляло на питание планеты. Могло ли заклинание разграничивать стороны? Вполне. По крайней мере, в его цепочке было несколько непонятных Айвору формул. Так что не факт, что и «свои», и «чужие» с одинаковой вероятностью могли переродиться на Нумерованной планете. Или быть скормлены ей. Айвора пугало, что ученые смогли вмешаться в такой процесс, как жизнь и смерть. Даже из смерти они извлекли выгоду, превратив ее в энергию, топливо, корм.

Чем больше Айвор об этом думал, тем больше ему казалось, что предок его соврал, сказав, что на планете для кого-то не хватит места.

– Тебе не кажется, что это неправильно? – спросил Айвор. – Вмешиваться в нечто такое. Создавать процесс сортировки.

– Ты еще слишком молод и идеалистичен, потому не понимаешь. Всегда приходится чем-то жертвовать, – отмахнулся отец.

– Кем-то.

– Не цепляйся к словам.

– Ты о миллионах жизней говоришь.

– Пойми, – отец вздохнул, устало садясь в кресло, – если бы мы этого не сделали, война бы не закончилась. Жертвы просто были бы бессмысленны, а так мы заставляем саму смерть работать на нас.

– Война не началась бы, если бы вы не сказали половине населения планеты, что не возьмете их с собой в лучший мир. Где бы вы вообще взяли энергию, если бы война не началась?

Айвору стоило только задать этот вопрос, чтобы сразу понять ответ на него. И почему раньше это не приходило в голову? Почему раньше заклинание, собирающее энергию, казалось следствием начавшейся войны. Но все было наоборот.

– Ты жалеешь тех, кто уничтожает нас? – Отец посмотрел на него пристальным тяжелым взглядом. – Ты жалеешь тех, кто сжигает наши города бомбами, которые пробивают даже самые прочные магические щиты и не оставляют никого в живых?

– Ты говорил, что щиты над нашими городами прочнее любых их ударов.

Отец скривился, словно от этого разговора у него разболелась голова, и продолжил только после недолгого молчания с явной неохотой:

– Они скопировали мою последнюю разработку. Кажется, даже усилили ее. Ничто из имеющегося у нас не сможет остановить такое. Поэтому планету нужно закончить как можно быстрее.

– Твою разработку, – тихо повторил он.

Айвор вспомнил каждую ночь, проведенную без сна под вой воздушной тревоги, под грохот разрывающихся в небе снарядов. Ночь окрашивалась алым, белым и золотым, словно звезды врезались в купол над городом, стремясь уничтожить его в своей предсмертной ярости. Отец смотрел на него, и Айвор видел в его глазах отражение того же огня. Золотого беспощадного света, выжигающего все живое.

– Ты создал оружие, а теперь хочешь сбежать в страхе оттого, что оно сожжет не чужой дом, а твой собственный, – кривая улыбка прорезала губы. – Думал, смог приручить смерть и натравливать ее на кого тебе угодно? Ты жалок.

Удар обжег все тело разом. Отец был плохим бойцом, но Айвор не стал защищаться. Белый свет на мгновение ослепил его вместе с оглушающей болью, но Айвор смог подавить боль.

– Я ухожу.

– Отлично, – отец равнодушно махнул рукой, – съезди домой, остудись.

– Я ухожу навсегда.

– Это ты сейчас так думаешь.

Когда Айвор ехал домой спустя почти полгода отсутствия, его не покидало чувство неясной тревоги. Он никогда не думал, что, уехав, будет так скучать и чувствовать себя таким счастливым, хотя каждый раз все происходило одинаково. Фрит с радостным визгом неслась к нему навстречу, тревожа мертвую тишину улицы. После она прямо с разбега прыгала ему на шею, начинала, сбиваясь, рассказывать обо всем, что успело произойти. Ему нравилось ловить усталый взгляд матери, которая ждет у входа в дом, прислонившись к дверному косяку.