Текст книги "Избранный светом. Разлом"

Глава 5
Дверь без замка

Через несколько дней погода снова испортилась, так что мы по обыкновению сидели в библиотеке, занимаясь кто чем. Ну, точнее, это у других был широкий спектр занятий, а я брался вычерчивать магические формулы. Оказалось, дело это почти медитативное, особенно если втянуться.

В своих занятиях я добрался уже до формул простейших манипуляций временем. Их было всего три, и использовались они, чтобы время ускорить, остановить или замедлить.

«Ничего себе, простейшие манипуляции, – подумал я сначала, – как камень времени[4]4
  Камень времени – магический артефакт из вселенной Marvel, дающий владельцу полную власть над прошлым, настоящим и будущим.


[Закрыть] работают?»

Но нет. Аин мне доходчиво объяснила, что «простейшие» эти формулы лишь потому, что воздействуют на небольшие объекты. Такие формулы используются почти повсеместно, например, чтобы еда быстрее готовилась или медленней портилась. «Сложнейшие» же могут погрузить человека в вечный сон, остановив его время, но такие вещи сейчас не подвластны почти никому. А, например, развернуть время вспять их магия и вовсе не способна.

– Иногда я даже удивляюсь, как ловко у тебя получается формулы выводить, – произнесла Аин, глядя, как я вырисовываю печать, останавливающую время. – Так и не скажешь, что ты меньше двух месяцев этим занимаешься. У меня сначала линии совсем кривые выходили, пока рука не окрепла.

– У меня тоже, – машинально ответил я, завершая последний символ и замыкая формулу в круг, – просто я действительно давно этим занимаюсь.

Аин, Анс и Фрея посмотрели на меня удивленно. Опережая все их вопросы, я продолжил:

– Не именно выписыванием формул, а черчением и всем таким. – Но во взглядах все еще читался вопрос: «зачем?»– пришлось договаривать: – Я на архитектора учился.

– Серьезно? – Фрея посмотрела на меня подозрительно. – Я бы не доверила тебе строить здания, где будет находиться хоть что-то живое.

Вот вся моя семья примерно то же самое и сказала.

– Судьбу мира мне, значит, можно доверить, а постройку зданий – нет? – ядовито уточнил я.

– Ну, судьбу мира не я тебе доверила, – усмехнулась Фрея. – На это тебя хоть богиня благословила, ее мнению есть основания доверять. А вот строительство… Не обижайся, но ты выглядишь как человек, который легко может что-то напутать в расчетах.

Тут она была абсолютно права. Представить, как будет выглядеть любой объект, как он будет работать, из чего будет сделан, как установлен и так далее, – все это хоть и с трудом, но все-таки мне давалось. Образы зданий виделись внутренним взором точно трехмерные модели, которые можно было вращать как угодно. Но когда дело доходило до цифр, мне становилось действительно тяжело. Потому что тут заканчивалось творчество и начиналась математика. Хотя проблема крылась даже не в ней – слава всемогущему калькулятору! – а в том, что при работе с цифрами я бываю рассеянным. И могу поменять две цифры местами, например. Так что все расчеты я всегда проверял раз по пять.

– Я никогда ничего не путаю, – фыркнул я, вырисовывая новую формулу.

– Тогда сейчас твой первый раз, – хмыкнул Анс, заглядывая в мой листок, – потому что ты написал половину ускоряющей формулы, а половину замедляющей.

Фрея весело засмеялась. А я, тихо ругаясь под нос, стер все к чертям и принялся перечерчивать.

– Слушайте, вы ведь так и не рассказали мне одну очень важную вещь. – Минут пятнадцать просидев в сосредоточенном молчании, я понял, что не могу работать в тишине. Она мне серьезно мешала. – Как вы вообще меня призвали? Ну то есть как работает весь этот механизм? Вы беспрестанно молились Эрне сорок дней и сорок ночей? Закололи на алтаре жертвенного быка? Начертили пентаграмму призыва кровью черной курицы?

– Позволь спросить, почему курица должна быть именно черной? – Слышать в голосе Анса несаркастичную насмешливость было немного непривычно.

– Для создания нужной атмосферы, – хмыкнул я.

Если честно, я не знал. Да и в целом не думал, что кровь черной курицы чем-то отличается от крови белой. Какой-то куриный расизм выходил.

– Мы никого не приносили в жертву, – сказала Аин, – и схему призыва кровью не чертили. А само заклинание…

– Подожди, дай угадаю, – я указал на нее кончиком пера, словно ставя ее на паузу, – Фэй придумал?

– Ну почти, – Аин пальцем перевела кончик пера обратно на бумагу, – не придумал, а доработал и скорректировал некое древнее заклинание. Каким оно было и где Фэй его нашел – не знаю.

– У сильфов свои, скажем так, методы поиска, а еще огромные хранилища с разного рода реликвиями, – продолжил Анс, – что конкретно в них хранится – никто не знает. Сильфы закрытый народ. Но имя рода Нордвинд открывает многие недоступные другим двери.

– Как понимаю, это заклинание позволяет создать брешь, – подхватила Аин, – но ненадолго, и требует о-о-очень много сил. Поэтому Фэй не участвовал в призыве, хотя сделал большую часть работы. Мы, по сути, лишь указали точку… хм… прибытия. Наши с Ансом силы для этого неплохо подходят.

Могут ли они таким же образом вернуть меня обратно? Не обидно ли возвращаться, когда спас целый мир, туда, где о твоем подвиге никто не знает? Об этом явно стоило подумать позже, например, когда я не умру в процессе спасения. К тому же сейчас у меня имелся несколько более насущный вопрос.

– Если заклинание подогнал Фэй, а не ниспослала богиня, то как вы вообще узнали, что нужно кого-то призывать?

– У Леди Хелл было видение, – ответила Фрея.

Она уже перестала прятаться от меня за книжкой и теперь в открытую и не отрываясь смотрела за тем, как я вычерчиваю формулы, то и дело отвлекаясь, чтобы срисовать в уголке какой-нибудь узор с витражного окна.

– А, ну видение – это серьезно.

Богиня пришла к Леди во сне и сказала: «Ну, милая, пора, буди мужа, поднимай всех придворных магов, будем мир спасать, а то что-то сам он не чинится».

– В смысле, вы уверены, что ей не просто кошмар приснился? – осторожно спросил я. Осторожно – потому что вопрос мог считаться оскорбительным.

– Если бы ее видение не было правдивым, тогда призыв бы не сработал, – возразила Аин.

Но теперь я знал, что заклинание призыва сделано Фэем. А все, что сделано Фэем, работает так или иначе, хочет того вселенная или нет. Так что, ну…

– Такое же видение в то же время было и у жриц трех главных храмов Эрны, это вряд ли можно списать на совпадение. Да и словам Леди Хелл нет причин не доверять. – Фрея, видимо, уловила мой скепсис.

– Ладно. Считайте, что я уверовал. – Я развел руками.

Фрея, все не сводившая внимательного взгляда с септагаммы, которую я вычерчивал, сказала:

– Их семь, а не шесть. В смысле, концов у звезды.

Я сверился со схемой, пересчитал. И снова все стер. Ну да, иногда болтать и работать одновременно у меня не очень выходит.

– А говорила, что не маг, – сказал я, перечерчивая звезду.

– Я училась немного. Давно, – Фрея снова спряталась от меня за книгой, будто заранее отгораживаясь от моего незаданного вопроса: «А почему бросила?» Может, в мире, где магия – обыденность, в том, чтобы бросить занятия, нет ничего такого, но мне казалось, что за этим кроется какая-то история.

Дождливая и пасмурная погода продержалась почти неделю. Местным это явно было не по душе, все ходили какие-то вялые и подавленные, а мне же, наоборот, было хорошо, уютно даже, как-то почти по-домашнему. И то ли эта домашность сыграла со мной злую шутку, то ли общее подавленное настроение передалось, но к концу недели и я затосковал. По дому. Точнее, по двум домам из трех. По туманному дождливому городу, где много неба, воды и ветра, и по тому городу, что жил лишь в воспоминаниях из раннего детства. Там воды, неба и ветра было даже больше, только вода была соленой, небо ясным и солнечным, а ветер горным. Оба эти города сейчас казались во сто крат прекраснее, и тоска по ним почти придавливала меня к земле.

Поэтому, когда на Сторград вдруг налетел сильный и холодный ветер, разогнав тучи, я был почти зол на него. И выглянувшее солнце, и этот ветер казались мне издевательским напоминанием о том хорошем, что безвозвратно ушло.

Еще больше меня злило то, что под это солнце и под этот ветер меня вытянули из комнаты, в которой можно было зашторить окна и игнорировать все, что творится за ними.

– Тебя надо как-то расшевелить, а то ты будто в спячку от холода впадаешь, – говорила Фрея, когда я уныло тащился за ней к саду.

– Может, так в моей природе заложено. Может, я на треть змея, как василиск, например, откуда тебе знать?

– А на оставшиеся две трети петух и ящерица, вот в это я охотно поверю, – зло улыбнулась Фрея.

– У вас василиски правда так стремно выглядят? – Настроение испортилось даже сильнее, чем от ее шутки.

– Не знаю, – вряд ли Фрея понимала значение слова «стремно», но догадаться по моему лицу было просто, – в сказках по-разному описывают.

Сложно сказать, разочаровало меня или обрадовало то, что василиски здесь водятся только в сказках. С одной стороны, жить в одном мире с таким существом по-своему интересно, с другой – минус одна хищная тварь, которая может тебя сожрать.

Впрочем, раньше любого василиска меня убьет Фрея, потому что на наш тренировочный бой она принесла совсем не тренировочный меч.

Меч она вытащила одним резким движением. Он ярко блеснул на солнце, приковывая мой взгляд. Такого необычного я раньше никогда не видел. Клинок, не широкий, но и не слишком тонкий, был сделан из белого металла, но дол словно выложен камнем, похожим на малахит. Тот же камень поблескивал и в навершии. Нет, все же не малахит, слишком прозрачный и чистый. От дола по всему клинку расходились такие же насыщенно-зеленые линии, похожие на прожилки на листьях. Причем камень не был инкрустирован в металл, он срастался с ним так естественно, словно они изначально были одним целым.

Этот меч показался мне смутно знакомым, хотя Фрея раньше при мне не вынимала его из ножен. В голову тут же пришли строки из «Краткой истории Фрита», рассказывающие о магическом мече первого Избранника Эрны. Вслед за этим откуда-то, будто из подсознания, вынырнуло странное, размытое воспоминание, как Фрея зовет свой меч по имени.

– Подожди, – сказал я, глядя и на Фрею, и на ее оружие с подозрением, – это же не тот самый меч из легенды?

– Это Витар, и да, думаю, это тот самый меч из легенды, если ты про легенду о Рейденсе, – меня почти оскорбил обыденный тон, каким Фрея говорила о легендарном оружии.

Подождите. Как вообще у нее оказался этот меч? Почему именно у нее? Если бы она была наследницей Рейднса, ей бы уступили не только меч, но и трон. Странно все это. Но выяснить времени не было.

– Даю тебе четыре секунды, – милостиво сказала Фрея.

– На что? – спросил я, будучи окончательно сбитым с толку столь резкой сменой темы разговора.

– На то, чтобы поставить барьер, конечно же. Это ты умеешь.

Оказалось, что ставить барьеры я все-таки научился. Ведь когда острие меча вонзилось в него, он жалобно хрустнул, но устоял, не треснул даже. Я почувствовал себя чуть спокойнее. Откинув Фрею назад воздушной волной, я увеличил расстояние между нами. Очень боялся не рассчитать удар, так что вышло слабее, чем хотелось.

Фрея проскользила ногами по траве, а через мгновение снова ринулась в атаку. Я метнул в нее первое пришедшее на ум боевое заклинание. Она увернулась от него с такой легкостью, словно это был брошенный кем-то снежок.

Времени придумать сложную комбинацию не было. Я ударил ее чистой энергией.

Что-то вспыхнуло, точно молния, и я увидел, как белый клинок режет мою энергию словно воздух. За молнией раздался гром. По крайней мере, мне именно так слышался треск раскалывающегося барьера.

Единственное, что он смог выиграть для меня сейчас, – пару жалких мгновений, чтобы отпрянуть в сторону и не быть проткнутым насквозь.

Только в эти мгновения на меня с ужасающей ясностью обрушилась мысль – Фрея атакует меня настоящим мечом. Настоящим волшебным мечом. Легендарным.

И то ли я так хорошо испугался, то ли просто повезло, но мне все же удалось ее отбросить, сбив безумный темп.

– Ты серьезно убить меня захотела?! – выкрикнул я с плохо скрываемой паникой.

– Ты же избранный, что тебе будет?

Было в этой логике что-то до безумия правильное. Но все инстинкты хором твердили, что будь я хоть сто раз избранный, от неминуемой смерти после того, как Фрея вгонит мне меч под ребра, это меня не спасет. Она уже успела пробить две бреши в новом барьере и рассечь с десяток моих заклинаний. Только два достигли своей цели, но были настолько слабыми, что Фрея от них разве что поморщилась.

– У тебя слишком предсказуемый стиль боя. Нужно больше двигаться и не полагаться исключительно на барьер.

Советы были толковые. Но сейчас это только сильнее меня злило.

– Просто тебя бесит, что ты не можешь его пробить, – огрызнулся я. У Фреи действительно больше не получалось достать меня за барьером, и я был дико горд.

– Уверен, что мне это нужно?

Смысл ее слов дошел до меня не сразу. Наверное, в тот момент, когда я заметил, что камень в ее мече светится. А потом я посмотрел под ноги и понял, что мне конец.

Я не то что не успел отскочить, я не успел даже шевельнуться, как меня уже полностью обвили невесть откуда взявшиеся лозы неизвестного растения. Я попытался порвать их, но под руками они твердели, становясь похожими на толстый терновник. Дышать было труднее и труднее с каждой минутой. Из головы выбило все мысли. На ум не шло ни одного подходящего заклинания, что-то свое упорно не желало придумываться. Может, просто сжечь их? Нет. Глупость. Сколько они будут гореть? И не обернется ли это актом самосожжения? Что тогда? Разорвать? Чем? Как?

Тут почему-то вспомнилось, как я первый раз попробовал использовать иное восприятие. Тот момент, когда я отсек часть своей энергии.

Идея была безумной. Поэтому я решил действовать сразу, пока здравомыслие не успело отреагировать.

Закрыв глаза, я рухнул в прекрасный, громкий и невероятный иной мир. Теперь, когда энергия была сконцентрирована вокруг меня, управлять ей стало гораздо легче. Я тотчас нашел те ветви, которые сдавили меня так сильно, что я уже почти не мог дышать. Ощутил каждую из них. Энергия Фреи текла в них, как кровь по венам. Густая, живая, горячая. Нужен был лишь надрез.

Я снова представил, что моя энергия – невидимое лезвие, острое и гибкое. Способное разрезать все что угодно, даже поток чужой силы. Одним быстрым движением. Ее энергия оказалась еще горячее, острее и тверже, чем мне представлялось, но мне удалось разрезать ее и отбросить, отдалить от себя.

Когда я снова вернулся в обычный мир, ветки стали столь хрупкими, что ломались от одного касания. Я отпрянул от них, покачнулся и чуть не упал, стараясь восстановить дыхание.

В голове все плыло. Одно восприятие мешалось с другим, два мира наслаивались друг на друга.

– Хорошее решение, не подходящее для твоего нынешнего ресурса, но все-таки, – похвалила меня Фрея. А после вонзила меч мне в плечо.

Я не успел закрыться или увернуться. Вообще ничего не успел, только глаза зажмурил, и то рефлекторно. Приготовился к боли, но ее почему-то не было.

Осторожно открыв один глаз, я тут же удивленно распахнул и второй. И теперь тупо пялился на меч, входивший в мое плечо чуть не на половину длины лезвия.

– Это иллюзия? – выдавил я, когда вновь обрел способность связно говорить.

– Просто часть магии меча, – спокойно пояснила Фрея, – он режет только то, что я хочу, остальное проходит насквозь.

Она прочертила линию от плеча до сердца. Я безропотно следил за тем, как перемещается ее меч. Ощущение было странное, не слишком приятное, но не болезненное.

– Это не единственное магическое оружие с такой силой, кстати, – добавила она.

– Отлично. Здорово. Замечательно, – пробормотал я неразборчиво. – А теперь убери, пожалуйста, и никогда не делай так больше.

Фрея тут же выдернула из меня меч и спрятала его в ножны. А я медленно осел на землю. Прямо там, где стоял. Перед глазами все еще немного плыло, а сердце колотилось, как обезумевший метроном. Ему вообще не понравилось быть пронзенным. Надеюсь, это мой первый и последний раз.

Я же почти поверил, что умру.

– Стоило сразу сказать, – Фрея присела рядом и обеспокоенно посмотрела на меня, – но так ты хоть приблизительно почувствовал, что такое настоящий бой.

Трудно было сказать, чего мне хочется больше – наорать на нее или истерично смеяться.

– Почувствовал, – выдохнул я, – и, знаешь, кажется, я пацифист.

После того как я чудом избежал смерти – а мое подсознание твердило, что это именно так, – хотелось заняться чем-то максимально спокойным. Но просто лежать на кровати и пялиться в потолок мне наскучило буквально за полчаса. К тому же, когда я был ничем не занят, на меня наваливалась тоска. Все мои учителя же, наоборот, бездельем не страдали и разбрелись по своим неведомым мне делам. Пришлось самостоятельно изобретать развлечения.

Выбор был не особо велик и, чтоб не придумать чего-нибудь, сопряженного с массовыми разрушениями, я отправился в библиотеку. Дорогу к ней выучил неплохо и даже ни разу не заблудился. Цели у меня не было. Поэтому пару минут я простоял, просто глядя вверх и медитативно созерцая, как над моей головой изящные белые мосты перемещаются, превращаясь в лестницы и обратно. А после побрел между книжных шкафов, рассматривая корешки книг. Названия некоторых из них оставались для меня загадкой. На моем пути попадались целые ряды огромных стеллажей, заполненных книгами на неизвестных мне языках. Языков во Фрите, к слову, было не так много, что-то около десяти, некоторые из них имели свои наречия и говоры. Но больше всего меня поразило то, что во всех школах – которые здесь бесплатны и общедоступны, – учили как минимум двум языкам помимо родного. Получается, мое образование по местным меркам было ну так себе.

Я бродил по библиотеке, изучая разные закоулки и закутки, пока не обнаружил себя на третьем этаже, а перед собой – запертую дверь. Ручки у двери не было. Замочной скважины тоже. Просто белая дверь в белокаменной стене. Единственное, что привлекало внимание, – надпись, выведенная золотом. Она начиналась на стене, пересекала всю дверь и заканчивалась с другой ее стороны. Сделана она была на неизвестном мне языке, красивом, витиеватом, больше похожем на узор. Но все же я почему-то знал, что это именно надпись, а не орнамент. Что же там могло быть?

«Вход только для персонала»?

«Не входи, убьет»?

«Локация находится в разработке»?

Постояв еще немного, я побрел дальше, с твердым намерением потом расспросить об этом кого-нибудь. И пусть только попробуют не ответить.

Но идти мне пришлось недалеко. Едва я добрался до ближайшего стеллажа, как на глаза мне попались ряды странных книг. Странными они были потому, что корешки их оказались совершенно чистыми, без единой надписи. Я задумчиво хмыкнул, вытащил книгу наугад, раскрыл, быстро пролистал. Пустые страницы мелькали одна за другой, быстро-быстро. Сначала я разочаровался, потом почувствовал, что у меня кружится голова, а дальше случилось странное.

Нечто огромное, всепоглощающее, всеобъемлющее ворвалось в мое сознание потоком цветов, звуков, ощущений. Я стоял посреди леса, вдыхая запах влажных осенних листьев и недавно прошедшего дождя. Но в то же время я был на заснеженном горном пике, и острые снежинки летели мне прямо в лицо, царапая щеки. А под ногами моими шумело море, теплое, ласковое. Пустынное солнце палило так яростно, что я задыхался от его жара. Луговая трава качалась вокруг меня бесконечным морем, вдали кто-то пел. Кто-то другой плакал, кричал и звал на помощь, толпы людей бежали из горящего города…

Кто-то захлопнул книгу прямо перед моим носом, и я еще несколько минут смотрел на бледно-лиловую тканевую обложку с узорами, но без названия.

– Ты каким-то образом ухитряешься находить опасности в самых безобидных вещах, – вздохнули рядом, – хотя, видимо, это некая общая черта избранников Эрны. Думаю, это ее умиляет.

– Это… это что вообще было?! – Я посмотрел на книгу в моих руках так, будто она вот-вот могла отрастить зубы и отгрызть мне пальцы.

– Самая обычная книга сильфов. – Фэй посмотрел на меня со смесью жалости и насмешливости. – У нас их пишут только так.

– А словами, там, предложениями, главами вообще никак? – Я все еще не мог отдышаться и собрать мысли в кучу. Часть из них, кажется, затерялась на одной из бешено сменявшихся локаций.

– У нас вообще нет языка, который бы использовался для обычного письма. Есть только тот, которым пишутся заклятья. – Лишь сейчас я заметил, что на Фэе были надеты круглые очки с чуть синеватыми стеклами, которых я раньше не видел.

– Как же вы так живете, без письменности? – Я вновь опасливо покосился на книгу. – И как это вообще читать? Там же все в кучу.

– Там, – Фэй забрал у меня из рук книгу и поставил обратно на полку, – все как раз таки по порядку, просто книга не привыкла к тому, что ее пролистывают. Она не поняла, чего ты от нее хочешь, поэтому показала тебе все сразу.

– Не привыкла? Показала? Она живая, что ли? – все больше недоумевал я.

– Каждый магический артефакт по-своему живой. А каждая книга является магическим артефактом. Если, конечно, у автора хватило воли и желания сделать ее таковой.

То есть, выходит, даже те, самые обычные – как мне казалось – печатные книги, которые я таскал из библиотеки, были магическими артефактами? Тогда нет ничего странного в том, что они всегда открывались именно на той странице, где я остановился, или на той, где было написано то, что я искал.

– А насчет того, как мы живем без обычной письменности, объяснить несколько сложнее, – продолжил Фэй. – Понимаешь, у сильфов с рождения только одно восприятие и зрение. Они немного отличаются от того, что вы называете «иным», но в целом очень похожи на него. Мы видим мир несколько менее предметным.

Я вспомнил, каким мне виделся «иной» мир. Звуки, образы, потоки энергии. Все это и было записано на страницах книги и прошло сквозь меня, когда я ее пролистал. Я не просто наблюдал за историей, я был где-то внутри нее, среди героев и событий. Выходит, они изобрели идеальную технологию полного погружения. Осталось встроить туда возможность влиять на историю, и готово, Фрит вступит в игровую эру.

– Получается, вы совсем не можете читать обычные тексты или различать лица людей? – удивился я.

– Можем, но только с помощью этого, – Фэй дотронулся до тонких дужек очков. – Есть еще заклинания, которые воздействуют непосредственно на зрение, но сейчас они работают нестабильно, и у меня от них глаза болят.

Оказалось, что Фэй здесь не случайно проходил и даже не ради меня, а чтобы расставить книги. Те книги, которые крайне не любят, когда их перемещают на полки телепортацией или левитацией. И раз уж Фэю пришлось тратить на меня время, то я вызвался помочь ему с этим. Библиотекарь явно был счастлив сбагрить часть вредных книг на меня.

По странному совпадению последнюю книгу я вернул в шкаф, расположенный как раз напротив загадочной двери без ручки. И вопросы снова зароились в моей голове как стая диких пчел. Я покосился на Фэя, ставившего на полку предпоследнюю книгу из стопки, потом на дверь и снова на Фэя.

– Ну, спроси уже, – выдохнул он.

– У меня что, действительно все на лице написано? – Не думал, что меня настолько легко считать.

– Хуже, – Фэй посмотрел на меня насмешливо, – твои невысказанные вопросы буквально звенят в воздухе. Совершенно невыносимо. Так что лучше спрашивай сразу.

С учетом того, что иное восприятие для сильфов является основным, я готов был поверить в то, что Фэй действительно слышит, как мысли носятся по моей (пустой) голове и со звоном ударяются в стенки черепа.

– Что за этой дверью? Почему она без ручки? Без замочной скважины? Ее можно вообще открыть? – выдал я сразу все, о чем думал.

– За ней ничего, но открыть ее нельзя. – Фэй поставил последнюю книгу на полку, и я молча проследил за этим действием, ожидая, что он продолжит. Но он молчал.

– Серьезно? Совсем ничего? Зачем она тогда вообще здесь? И почему ее нельзя открыть? Или все-таки можно, но не всем?

– Надо же, как тебя зацепило. – Фэй задумчиво оглядел дверь, словно бы вспоминая, всегда ли она здесь была или появилась совсем недавно. – Я бы сказал, что за ней есть ничто, и это в определенной степени важно. А открыть ее нельзя никому. Многие пробовали, но ни у кого пока не вышло. Насчет того, почему… посмотри на нее иным зрением.

И я посмотрел. Дверь опутывала плотная сеть заклинания. Оно было похоже на сплетение множества тонких нитей паутины, выраставших прямо из стен замка. Под паутиной я разглядел и другое заклятье, наложенное на саму дверь. Она стала похожей на витражное окно, разбившись на множество ячеек, в каждой из которых были начертаны какие-то символы. Какие, я разглядеть не смог, они словно бы размывались. К тому же еще была надпись. Она светилась теперь ярким золотом. Прочитать ее я так и не смог, но как-то понял, что именно из-за нее заклинание видится нечетко.

– Зачем двери, за которой ничего, такая защита? – спросил я, возвращаясь к нормальному зрению.

– Это… старая история. – Фэй сначала поправил очки, а потом рассеянно провел рукой по волосам.

Что-то мне подсказывало, что история еще и забавная. Возможно, даже немного стыдная. У меня буквально глаза запылали. Теперь, если не узнаю, точно не смогу спокойно жить.

– Твое любопытство давит на голову даже сильнее, чем взгляд Лорда, – тяжело вздохнул Фэй. – Учти, это не комплимент.

– Учту, – послушно согласился я, – но на будущее. А пока я буду давить на вас своим любопытством. Пока вы мне все не расскажете. Хоть до конца жизни.

На лице Фэя отразилось что-то среднее между задумчивостью и искренним страданием, словно он прикидывал, долго ли я смогу прожить и стоит ли оно того. Все время его раздумий я пытался сделать свое любопытство как можно более навязчивым и вездесущим.

– Это был спор, – наконец сдался Фэй, – между мной и моим другом. Смогу ли я создать такой барьер, который сам не сумею взломать. Спор я, как видишь, выиграл.

– В чем фокус? Что такого особенного в этом заклинании?

– Фокус прост, открыть дверь можно только изнутри, если же пытаться отпереть ее снаружи, упрешься в барьер. Барьер же сделан так, чтобы впитывать любую враждебную магию и направлять ее на свое восстановление. Сломать саму магию не выйдет, потому что формула размыта с помощью древней печати сильфов. – Фэй снова смотрел на дверь задумчиво, но теперь так, будто прикидывал, как бы ее все-таки можно было взломать.

– А если переместиться за дверь? – решил попробовать я.

– Барьер охватывает и пространство за дверью тоже. А внутрь барьера нельзя переместиться с помощью магии. Ты должен просто возникнуть из ниоткуда прямо за дверью или изначально существовать за ней.

– Тогда можно ударить по барьеру с такой силой, которую он не сможет впитать и сам взорвется от перенапряжения, – снова попытался я.

– Это действительно один из способов ломать подобные барьеры, – согласился Фэй, – но дело не только в нем, а еще и в двери. Она служит перераспределителем энергии. И чтобы барьер было невозможно взорвать, я связал ее с замком. А замок изначально связан с горой. А гора с потоками энергии, которые текут внутри земли.

– Так. Постойте, – до меня неожиданно дошел масштаб их спора. – Получается, чтобы выиграть, вы связали какую-то дверь, за которой есть одно большое ничего, непосредственно с энергией мира?

Фэй кивнул. А мне сделалось очень странно. Потому что он однозначно гений. Правда, в этом случае его гениальность была, конечно, восхитительна, но совершенно бессмысленна. То ли ему было конкретно нечего делать, то ли… он был очень молод и его развели на слабо́. Еще одна мысль звякнула в голове.

– А этот ваш друг, случайно, не Рейденс? – спросил я почему-то с опаской.

Это было очень странное чувство. Сначала видеть легендарный волшебный меч, потом говорить с участником легендарных событий. Казалось, еще чуть-чуть, и сам Рейденс вывернет откуда-нибудь из-за угла. Я был бы не против. С радостью делегировал бы ему свои обязанности по спасению мира.

– Он. Мы поспорили об этом буквально через несколько дней после того, как я закончил заклинание для библиотеки, – сказал Фэй, и в его глазах снова на миг промелькнуло то странное выражение, которое я заметил при нашей первой встрече. Боль и тоска. Теперь-то я смог разобрать.

И вдруг я понял такую простую и, казалось бы, очевидную вещь, которую мой мозг, шокированный встречей с живой легендой, начисто отрицал. У Фэя были друзья. Соратники, с которыми он сражался плечом к плечу. А теперь все они мертвы.

Мне стало неловко. Захотелось извиниться. Но я толком не знал, за что конкретно собираюсь просить прощения.

– Ты похож на него, на Рейденса, – вдруг продолжил Фэй, и я замер. Его глаза за синеватыми стеклами очков тоже казались стеклянными. – Его невысказанные вопросы тоже порой бывали оглушительно громкими.

Фэй усмехнулся, его глаза вновь сделались живыми и проницательными. Я неловко улыбнулся.

– Постараюсь научиться думать потише.