Текст книги "Чужак в стране чужой"

– Я же и говорила, не было их на моем этаже.

– Но пойдем дальше. Все это произошло задолго, точнее, за восемь часов до того, как ты провернула свой номер с побегом; по словам Кавендиша, они увидели липового Смита в четверг утром, в девять часов четырнадцать минут. В этот момент настоящий Майк был еще на месте, в том же самом здании – и его вполне могли предъявить. Однако же правительственное жулье рискнуло продемонстрировать самому знаменитому в стране Честному Свидетелю не его, а фальшивку. Почему?

Джубал выжидательно посмотрел на Джилл.

Она пожала плечами:

– Это что, риторический вопрос? Я не знаю. Бен собирался спросить Майка, не хочет ли тот покинуть больницу, а получив положительный ответ – забрать его оттуда.

– Он и сделал такую попытку – с предъявленным ему актером.

– Ну и что? Джубал, они же ничегошеньки не знали о намерениях Бена. К тому же Майк с ним никуда бы не пошел.

– Но тебе-то он не отказал.

– Да, потому что я уже была его «братом по воде», так что тут сравнивать нечего. Бред, конечно, но Майк безоговорочно доверяет любому человеку, с которым «разделил воду», например тебе. Общаясь с «братом по воде», он до идиотизма послушен, а с кем угодно другим – упрям как осел. Бен с ним не справился бы. Во всяком случае, – добавила Джилл, – так было на прошлой неделе. Майк меняется поразительно быстро.

– Да уж. Пожалуй, даже слишком быстро. Посмотри хотя бы, с какой скоростью он обрастает мышцами, – я глазам своим не верю. Жаль, что я его не взвесил сразу, как вы сюда приехали. Ладно, сейчас мы разбираемся не с ним, а с твоим пропавшим приятелем. Как сообщил Кавендиш, Бен высадил его и адвоката, парня по фамилии Фрисби, в девять тридцать одну, а сам остался в такси. Неизвестно, куда Бен после этого отправился, но через час он – или некто, назвавшийся его именем, – передал в Паоли эту самую факсограмму.

– Так ты не думаешь, что это был Бен?

– Не думаю. Кавендиш сообщил номер машины, и мои агенты попытались заглянуть в память ее автопилота. Если Бен пользовался кредитной карточкой, на пленке должен был остаться номер его счета, но даже если он платил наличными, очень интересно узнать, где эта машина побывала в четверг.

– Ну и что?

– Ну и ничего. Судя по записям, в четверг интересующее нас такси было в ремонте и никуда не летало. Так что одно из двух: либо Честный Свидетель неверно запомнил номер, либо кто-то подчистил запись. Не знаю, – пожал плечами Джубал, – может, присяжные решат, что даже Честный Свидетель способен ошибиться, особенно если никто не просил его запомнить этот номер. Лично я в такое не верю, особенно когда Свидетель – Джеймс Оливер Кавендиш. При малейшем сомнении он бы ничего не сказал… Ты, Джилл, буквально принуждаешь меня лезть в эту неприятную историю, а мне это совсем не нравится, – хмуро добавил он по размышлении. – Допустим на минуту, что звонил в Паоли сам Бен; даже и тогда вряд ли он стал бы мухлевать с памятью такси, и уж совсем невероятно, чтобы у него были к тому причины. Бен куда-то направился, а затем некто, имеющий доступ к архивам общественного транспорта, приложил все старания, чтобы скрыть, куда именно он направился… а вдобавок не поленился послать липовую факсограмму с целью убедить всех, что с Беном ничего не случилось и никуда он не исчез.

– Исчез! Скажи уж лучше, его похитили!

– Поосторожнее, Джилл, не надо таких громких слов, «похитили» – это уголовное преступление.

– А как же еще это называть? Не понимаю, Джубал, ну как ты можешь сидеть тут и спокойно рассуждать, когда нужно кричать с каждой…

– Ну-ка, замолчи! Видишь ли, Джиллиан, нельзя исключать, что Бен не похищен, а убит.

– Да, – мгновенно поникла Джилл. – Вот этого-то я и боюсь.

– Но раз мы не видели трупа – нужно считать твоего дружка живым. Ты знаешь, Джилл, чего при похищении нельзя делать ни в коем случае? Поднимать шум и крик – перепугавшись, похититель почти наверняка угробит свою жертву.

Джиллиан с трудом сдерживала слезы.

– Должен признаться, – виновато продолжал Джубал, – очень похоже, что Бена убили. Слишком уж долго его нет. Но мы решили считать, что он жив, пока не удостоверимся в обратном. Ты хочешь его искать. Ну и каким же, интересно, способом намерена ты это делать? Причем – не увеличивая риск, что неизвестные нам похитители пойдут на крайние меры?

– Как это – неизвестные? Мы же знаем, кто они такие?

– Ты так думаешь?

– Конечно! Те же самые люди, которые держали Майка в заключении. Правительство.

– Нет, полной уверенности у нас нет. Это всего лишь предположение, основанное на известных нам намерениях Бена, – пожал плечами Харшоу. – Своей колонкой Бен нажил себе уйму врагов, и не только в правительстве. Готов согласиться, что другого предположения мы сделать не можем, но что такое «правительство»? Это же несколько миллионов человек. В одном Вашингтоне – миллион чиновников. Нужно задаться вопросом: на чью конкретно мозоль он наступил? Кто его так возненавидел?

– Да ведь я же передавала тебе слова Бена, его главный противник – генеральный секретарь Дуглас.

– Нет, – покачал головой Харшоу. – Кто бы там и что ни говорил, генеральный секретарь никогда не будет замешан ни в какой уголовщине – даже в том случае, если уголовщина эта будет ему очень на руку. Никто никогда не докажет, что он знал о каких-то незаконных делах. Вполне, кстати, возможно, что он и вправду не знает, во всяком случае, о той их части, которая связана с физическим насилием. Нам нужно узнать, кто именно из порученцев генерального секретаря вел эту операцию. Задача совсем не такая безнадежная, как могло бы показаться, – во всяком случае, я так думаю. Когда Бен прилетал в вашу больницу, там был один из помощников Дугласа – сперва он отговаривал Бена, а потом сопровождал его к своему липовому «Смиту». Так вот, начиная с прошлого четверга этого высокопоставленного шестерилу никто и нигде не видел – в точности, как и Бена. Я не думаю, что это простое совпадение; судя по многим данным, именно он – главная фигура в этом деле. Найдя его, мы можем найти и Бена. У меня есть основания предполагать, что этот тип, Гильберт Берквист…

– Берквист?

– Ну да. Так вот, у меня есть все основания… в чем дело, Джилл? Ты только не хлопайся, пожалуйста, в обморок, а то придется закинуть тебя в бассейн.

– Джубал, этот твой Берквист – он один такой или есть другие Берквисты?

– Как? Похоже, что один, но зато такая сволочная сволочь, каких еще поискать. Во всяком случае, в аппарате Дугласа других Берквистов нет. А ты что, с ним знакома?

– Не знаю. Но если это тот самый… тогда его можно не искать.

– М-м-м… ну-ка, девица, колись.

– Джубал, ты уж прости меня, пожалуйста, но я не все рассказала.

– Так оно обычно и бывает. Ну ладно, хоть теперь-то рассказывай.

Спотыкаясь и запинаясь, Джилл поведала Джубалу историю о Людях, Которые Исчезли.

– Вот и все, – виновато заключила она. – Тогда я закричала, и Майк испугался, и он впал в транс, и в результате мне было страшно трудно сюда добраться. Об этом я уже говорила.

– М-м-м… да. Жаль, что ты не рассказала тогда и всего остального.

Джилл смущенно покраснела:

– Я думала, мне никто не поверит. И еще – очень боялась. Джубал, а с нами могут что-нибудь сделать?

– Что сделать? – удивился Харшоу.

– Ну… в тюрьму посадить или еще что.

– Вот ты о чем. Да будет тебе, милая, известно, за присутствие при сотворении чуда не судят, равно как и за само чудотворство. Но тут неизбежно возникает больше вопросов, чем звезд на небе и песчинок на дне морском, вместе взятых. Ты помолчи немного, а я подумаю.

Молчал Джубал минут десять, после чего открыл глаза и вопросил:

– А где это наш трудный ребеночек? Скорее всего, на дне бассейна…

– Конечно.

– …а потому тебе поручается вытащить его оттуда и препроводить в мой кабинет. Любопытно посмотреть, сумеет ли он повторить этот номер, а зрители нам не нужны. Нет, один зритель нам нужен. Скажи Энн, чтобы обрядилась в этот дурацкий балахон, – она понадобится мне в своем профессиональном качестве. И Дюка тоже позови.

– Есть, начальник.

– А по какому, собственно, праву ты называешь меня начальником? Ты мне налоговую базу не уменьшаешь.

– Хорошо, Джубал.

– М-м-м… даже и ума не приложу, кем бы можно было пожертвовать. Как ты думаешь, умеет Майк работать с неодушевленными предметами?

– Не знаю.

– Ничего, скоро выясним. Вытащи его и приведи в чувство. – Джубал на некоторое время смолк. – Но какой все-таки великолепный способ избавляться… нет, не будем поддаваться искушению. Ладно, действуй, увидимся наверху.

12

Одетая в предписанную гильдией белую мантию, Энн подняла голову на входящую в кабинет Джилл, но даже не поздоровалась. Джилл нашла себе стул и тихо присела – творческий процесс был в самом разгаре.

– …из-под распростертого на полу тела, – диктовал, не обращая внимания на новопришедшую, Джубал, – постепенно пропитывая угол ковра; рядом с камином уже успела образоваться темно-красная лужица, над которой кружили две мухи, не нашедшие себе, по-видимому, более интересного занятия. Мисс Симпсон прижала руку ко рту. «Боже мой! – расстроенно пробормотала она. – Папочкин любимый ковер с концами. Да и папочка вроде тоже». Конец главы, Доркас, и конец первой части. Аванс отработан, пусть платят дальше. Отошли сегодня же. И – мотай отсюда.

Доркас прихватила свою стенографирующую машинку и ушла, улыбнувшись на прощание Джилл.

– А где Майк? – спросил Джубал.

– Одевается, – пожала плечами Джилл. – Сейчас придет.

– Одевается? – возмутился Джубал. – Что ему тут, светский раут?

– Надо же ему одеться.

– Зачем? Меня абсолютно не интересует, как все вы по дому бегаете, в шубах или телешом. Сегодня жарко. Гони его сюда.

– Не надо, Джубал, нужно же ему научиться.

– Тьфу. Ты навязываешь ему свою узколобую, ханжескую, провинциальную мелкобуржуазную мораль.

– И ничего подобного, просто я прививаю ему необходимые повседневные навыки.

– Навыки, мораль – да какая тут разница? Милостью божьей – ну и, конечно же, благодаря твоей шустрости – тут оказалась личность, не запятнанная психотическими табу нашего готтентотского племени, – и теперь ты вознамерилась превратить его в заурядного конформиста, из каких состоит чуть не все население этой трусливой страны. Может, ты еще и портфель ему купишь? И внушишь, чтоб без портфеля людям на глаза не показывался, иначе засмеют.

– Ни во что такое я Майка не превращаю, просто хочу, чтобы он не попадал на каждом шагу в дурацкое положение. Все для его же пользы.

– Вот-вот, – фыркнул Харшоу. – Именно это сказали коту, прежде чем отрезать ему яйца.

Джилл возмущенно вскрикнула и, судя по выражению лица, начала медленно считать до десяти.

– Это ваш дом, доктор Харшоу, – сказала она, вставая, – и мы перед вами в долгу. Хорошо, я приведу Майка.

– Садись – и оставь тщетные попытки быть такой же мерзкой, как я. У меня за плечами десятилетия тренировки. Давай разберемся сразу: ни в каком ты передо мной не в долгу. Это просто невозможно – все, что я делаю, я делаю исключительно для собственного удовольствия. Как и все остальные обитатели этой планеты, с той лишь разницей, что я это четко осознаю. Так что не изображай, пожалуйста, никаких несуществующих долгов, ведь еще немного, и ты попытаешься вызвать у себя чувство благодарности, а это – первый опасный шаг на пути к полному моральному разложению. Грокаешь?

Джилл упрямо закусила губу, но тут же улыбнулась.

– Только я не очень понимаю, что это такое – грокать.

– Я тоже не понимаю, но полон твердой решимости учиться у Майка, пока не пойму. Ты только не подумай, что я шучу. «Благодарность» – просто эвфемизм для оскорбленного негодования. Вообще-то, мне безразлично, кто там и за что на меня обижается, обидно только, если это хорошенькая девушка и ни за что ни про что.

– Какие глупости, Джубал, я совсем на тебя не обижаюсь.

– Надеюсь. Но если ты не вырвешь с корнем весь этот бред насчет какого-то там твоего передо мной долга, то скоро начнешь. У японцев есть пять различных формулировок для «благодарю вас» – и все они обозначают различную степень оскорбленной неприязни. Вот бы английскому языку такую внутреннюю честность! Но зато английский может дать определение чувств, на которые нервная система человека попросту не способна. Например, «благодарность».

– Джубал, ты заскорузлый старый циник. Я благодарна тебе – и буду благодарна впредь.

– А ты – малолетняя сентиментальная дура, то есть мы составляем взаимодополняющую пару. В честь чего давай смотаемся на выходные в Атлантик-Сити вдвоем, без никого больше, – и погрузимся в пучину порока.

– Джубал!

– Ну что, убедилась, чего стоит вся твоя благодарность?

– Поймал. Ладно, я готова. Когда летим?

– Она, видите ли, готова, – фыркнул Харшоу. – Сорок лет назад, вот тогда нужно было соглашаться. Ну а возвращаясь к теме, ты абсолютно права, Майку необходимо знать здешние обычаи. Он должен разуваться, входя в мечеть, надевать шляпу, входя в синагогу, и прикрывать свою наготу во всех требуемых нашими предрассудками случаях, иначе шаманы сожгут его живьем за нарушение приличий. Но только, ради всех неисчислимых обличий Ангра-Майнью, не занимайся промыванием мозгов. Пусть он воспринимает все это со здоровым цинизмом.

– М-да. Не знаю уж, получится ли. В Майке нет ни грана цинизма.

– Действительно? Придется оказать тебе помощь. Интересно, чего это он столько копается?

– Сбегаю посмотрю.

– Одну минутку. Я уже объяснил тебе, почему совсем не тороплюсь обвинять кого-то в похищении Бена, да и сведения, полученные в ходе его поисков, подтверждают правильность такого тактического подхода. Если он незаконно задержан (употребляя самое мягкое из выражений), своим бездействием мы не загоняем этого «кого-то» в угол, иначе ему захочется избавиться от улик, сиречь от Бена. У живого человека всегда есть шансы остаться в живых. Но я предпринял некоторые шаги, в первую же ночь, как вы сюда прибыли. Библию знаешь?

– Да не очень.

– А зря. Книга вполне заслуживает изучения. В ней содержатся советы почти на каждый случай. «Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет…», Иоанн, глава такая-то – стих такой-то – Иисус Никодиму. Я не больно-то верил, что тебе удалось замести следы, а потому ожидал скорого прихода гостей, которые захотят забрать Майка. Место тут уединенное, сопротивляться мы не в силах, есть только одно оружие, способное их остановить. Свет. Сверкающие прожекторы гласности. Я устроил так, что любая происходящая здесь заварушка мгновенно будет освещена средствами массовой информации, и не по мелочам, а так, что не заглушишь и не скроешь, – большими дозами и по всему миру одновременно. Где там установлены камеры и как организована с ними связь – все это мелочи, главное в том, что начавшийся здесь скандал сразу же будет показан тремя телевизионными компаниями, одновременно с чем очень многие важные персоны – те из них, кто будет в восторге от возможности прихватить достопочтеннейшего генерального секретаря на жареном, – получат подробные объяснительные записки, составленные заранее и хранящиеся в надежных руках. Однако, – слегка нахмурился Харшоу, – сколько же можно держать все это в боевой готовности! Вначале основной моей заботой было двигаться поскорее – я ожидал, что неприятности начнутся с секунды на секунду. А теперь, пожалуй, придется этих ребят малость расшевелить, пока все организованное мной еще не развалилось.

– Расшевелить – но каким образом?

– Вот именно – каким? Я уже три ночи не сплю, аппетит потерял, все думаю, а эта твоя история, случившаяся в Беновой квартире, навела меня на некую мысль.

– Ты уж прости, Джубал, что я не рассказала раньше. Я думала, любой услышавший такое посчитает меня свихнувшейся, и была просто счастлива, когда ты поверил.

– А кто тебе сказал, что я поверил?

– Как? Но ведь ты…

– Джилл, я почти уверен, что ты правдиво описываешь мне свои переживания. Но ведь сон тоже может быть вполне живым, почти неотличимым от реальности переживанием, не говоря уж о гипнотическом внушении. А вот все, что произойдет в этом кабинете, будет зафиксировано нашей Честной Свидетельницей и камерами, которые, – он нажал кнопку, – уже включены. Вряд ли кто-либо может загипнотизировать камеры, а уж Энн, находящуюся при исполнении обязанностей, – и тем более. Ближайший час покажет, с какой именно разновидностью «истины» мы имеем дело; исходя уже из этого, мы выберем способ принудить власть предержащих швырнуть второй ботинок и – буде такая возможность представится – поможем Бену. Беги за Майком.

В отсутствии Майка не было ничего загадочного. Он привязал левый ботиночный шнурок к правому, встал, запнулся, шлепнулся ничком и, в процессе, почти безнадежно затянул узелки. Остальное время ушло на то, чтобы детально проанализировать положение, разобраться в путанице шнурков, развязать их и завязать наново. Он даже не подозревал, что задерживается, но зато очень расстраивался из-за своей неспособности верно повторить показанное Джилл действие. К ее приходу сложная операция была уже благополучно завершена, однако Майк с горечью признался в первоначальной неудаче.

Джилл причесала его, кое-как успокоила и повела в кабинет.

– Привет, сынок, – поднял голову Джубал. – Садись.

– Привет, Джубал, – торжественно произнес Валентайн Майкл Смит. И сел. И начал ждать.

Джилл с трудом избавилась от впечатления, что Майкл церемонно поклонился, хотя на самом деле он даже не кивнул.

– Ну как, мальчик, – поинтересовался Харшоу, – многому сегодня научился?

Смит радостно улыбнулся, сделал обычную свою паузу и ответил:

– Сегодня я научился прыжку в полтора оборота. Это когда входишь в воду после…

– Знаю, видел. Брызг многовато. Старайся не сгибать колени, ступни держи вместе, а носки оттягивай посильнее.

Смит заметно погрустнел.

– Я правильно этого не сделал?

– Все было очень правильно, для первого раза. Понаблюдай за Доркас.

Смит тщательно обдумал полученный совет.

– Вода грокает Доркас. Она его лелеет.

– Ее. Доркас – «она», а не «он».

– Ее, – поправился Смит. – Так, значит, мое говорение было неверным? Но я прочитал в вебстеровском Новом международном словаре английского языка, третье издание, опубликованное в Спрингфилде, штат Массачусетс, что при устной речи мужской род включает в себя и женский. В книге Хагуорта «Договорное право», пятое издание, Чикаго, Иллинойс, тысяча девятьсот семьдесят восьмой год, на странице тысяча двенадцатой сказано, что…

– Тише, тише, – поспешно оборвал его Харшоу. – Дело не в тебе, а в особенностях английского языка. Формы мужского рода действительно включают в себя и женский, но только в тех случаях, когда говорится о группе лиц, а не об одной конкретной женщине. Запомни, Доркас всегда «она», а не «он».

– Я это запомню.

– Да уж постарайся, пожалуйста, а то еще спровоцируешь Доркас доказать тебе, насколько она женщина.

Харшоу задумчиво поморгал.

– Слушай, Джилл, а этот парень, он спит с тобой? Или вообще с кем-нибудь из вас?

Джилл немного помедлила, а затем ответила абсолютно бесстрастным голосом:

– Насколько мне известно, Майк вообще не спит.

– Ты мне не ответила.

– Можешь считать, что я сделала это вполне намеренно. Но если ты так уж интересуешься, могу сообщить, что со мной он не спит.

– М-м-м… ну чего, спрашивается, колючки топорщить? У меня же чисто научный интерес. Ладно, продолжим в другой раз. Майк, так чему ты там еще научился?

– Я научился двум методам завязывания ботиночных шнурков. Один из них пригоден только для лежания, а второй – для хождения. Еще я научился спряжению. Аз есмь, ты еси, он есть, мы есмь, вы есте, они суть, я бых, ты бы…

– Ладно, ладно, достаточно. Что еще?

Майк восторженно улыбнулся:

– До вчера я учусь водить трактор, сильно, ярко и прекрасно.

– Как? – Харшоу повернулся к Джилл. – Где это было?

– Вчера днем, пока ты спал. Не бойся, Дюк следил, чтобы с ним ничего не случилось.

– М-м-м… да. И, похоже, уследил. А ты что-нибудь читал?

– Да, Джубал.

– И что же именно?

– Я прочитал, – начал перечислять Майк, – еще три тома энциклопедии, от Магриба до Мюрата, от Мюрата до конца буквы О, от П до плантации. Ты говорил, чтобы я не читал слишком много энциклопедии за один раз, поэтому я остановился. Потом я прочитал трагедию «Ромео и Джульетта», написанную Уильямом Шекспиром. Потом я прочитал «Записки Джакомо Казановы, шевалье де Сенгальта», переведенные на английский язык Артуром Мейченом. Потом я прочитал «Методику перекрестного допроса» Фрэнсиса Уэллмана. Потом я старался грокнуть прочитанное, но тут пришла Джилл и сказала, что я должен идти завтракать.

– Ну и как, грокнул ты все это?

На лице Смита появилось смущение.

– Не знаю, Джубал.

– Тебя что-нибудь беспокоит?

– Я не грокнул прочитанное во всей его полноте. Я читал историю, описанную Уильямом Шекспиром, и был очень счастлив, когда Ромео умер. А потом я прочитал дальше и узнал, что Ромео развоплотился преждевременно – если только я верно это грокнул. Почему он развоплотился?

– А потому, что у этого недоноска крыша съехала.

– Извини?

– Не знаю я, Майк.

Смит задумался. Затем он пробормотал несколько слов по-марсиански и тут же их перевел:

– Я всего лишь яйцо.

– Да? Ты говоришь так, когда хочешь о чем-нибудь попросить. Ну и что же на этот раз?

Смит замер в нерешительности.

– Брат мой Джубал, – выпалил он наконец, – не будешь ли ты добр, пожалуйста, спросить Ромео, почему он развоплотился? Я не могу его спросить, я всего лишь яйцо. А ты можешь – и потом ты сможешь передать мне гроканье этого случая.

Дальнейший разговор стал путаным и невнятным. Как нетрудно понять, Майк считал Ромео вполне реальной личностью и надеялся, что Джубал вызовет дух Ромео и потребует, чтобы тот отчитался за свое прошлое, еще при жизни, поведение. Как объяснить, что Монтекки никогда не существовали и Капулетти – тоже? Понятие вымысла полностью выходило за рамки жизненного опыта Майка, неизвестно даже, с чего начать. Неуверенные попытки Джубала привели к единственному результату – Джилл испугалась, что ее подопечный снова свернется в клубок.

Однако Майк сумел с собой справиться; он успел уже понять, что не стоит отключаться в присутствии друзей – по не совсем понятной причине все они (за исключением доктора Нельсона) воспринимали вполне естественный уход в себя с большим возбуждением. Сделав над собой титаническое усилие, он замедлил пульс, успокоил свои эмоции и улыбнулся:

– Я подожду, пока гроканье придет ко мне само.

– Вот и прекрасно, – облегченно кивнул Джубал. – А впредь, прежде чем читать что-нибудь, спроси у меня, или у Джилл, или еще у кого – вымысел это или факты. Мне бы не хотелось, чтобы ты путал одно с другим.

– Я буду спрашивать.

Майк решил, что нужно грокнуть это странное понятие, а затем доложить его, во всей полноте, Старикам… и тут же поймал себя на размышлениях: знают ли Старики, что такое «вымысел»? Невероятная мысль о существовании понятия, столь же нового для Стариков, сколь и для него самого, сотрясала самые основы мироздания, была значительно более дикой, чем дикое понятие «вымысел». Пришлось отложить ее в сторону, приберечь для медитаций.

– …но я, – говорил брат его Джубал, – позвал тебя совсем не затем, чтобы побеседовать о литературе. Майк, ты помнишь тот день, когда Джилл забрала тебя из больницы?

– Из больницы? – эхом отозвался Смит.

– Возможно, – вмешалась Джилл, – Майк даже и не знает, что был именно в больнице. Дай-ка я попробую.

– Валяй.

– Майк, ты помнишь это место, где ты находился? Где ты жил в комнате один и откуда я тебя увела?

– Да, Джилл.

– А потом мы ушли в другое место, и я тебя раздела и выкупала в ванне.

Лицо Смита озарилось радостной улыбкой.

– Да. Это было большое счастье.

– Потом я тебя обсушила – а потом пришли два человека.

Смит уже не улыбался, заново переживая критический момент принятия решения и ужасающего осознания, что принятое решение было неверным и причинило боль брату по воде. Он задрожал и начал сворачиваться в комок.

– Прекрати сейчас же! – прикрикнула Джилл. – Не смей уходить в себя!

С еще большим, чем прежде, трудом Майк взял себя в руки и повиновался приказу брата по воде.

– Я не буду, Джилл.

– Послушай, Майк. Я хочу, чтобы ты вспомнил случай – но только не расстраивайся. Не уходи в себя, просто вспомни. Там были два человека. Один из них втащил тебя в гостиную.

– Да, – согласился Смит. – В комнату с радующей травой.

– Совершенно верно. Он втащил тебя в комнату, где пол покрыт травой, и я попыталась его остановить. Он меня ударил. А потом его не стало. Ты это помнишь?

– Ты не сердишься?

– Что? Нет, нет, ни в коем случае. Этот человек исчез, а потом другой направил на меня пистолет – и тоже исчез. Я испугалась – но совсем не рассердилась.

– Ты не сердишься на меня сейчас?

– Майк, милый, да я еще ни разу на тебя не сердилась. Просто иногда я пугаюсь, вот и все. Но сейчас мне не страшно. Мы с Джубалом хотим узнать, что же тогда произошло. Там были эти двое, потом ты что-то сделал, два раза, и их не стало. Что ты с ними сделал? Можешь ты это объяснить?

– Я объясню. Этот человек – высокий человек – он тебя ударил… и я тоже испугался. Потому я… – С полным недоумением на лице он сказал что-то по-марсиански. – Я не знаю слов.

– Майк, – заговорил Джубал, – а может, ты попробуешь рассказать все последовательно?

– Я попробую, Джубал. Передо мной что-то. Оно плохое, и его не должно быть. Тогда я достаю… – Смит снова осекся. – Это совсем просто. Очень просто. Это все могут. Завязывать ботиночные шнурки гораздо труднее. Но слов нет. Прости меня, пожалуйста. – Он немного подумал и просветлел. – Возможно, слова в следующих томах. Я прочитаю их сегодня, а завтра утром все вам расскажу.

– Возможно, – без большой уверенности согласился Джубал. – Но ты подожди.

Он пошел в угол кабинета и вернулся с ящиком из-под бренди.

– Ты можешь сделать, чтобы он исчез?

– Это плохая вещь?

– Ну, давай предположим, что плохая.

– Но… Джубал, я ведь должен знать, что это плохая вещь. А это ящик. Я не грокаю, что он существует плохо.

– М-м-м… А что, если я возьму эту штуку и швырну в Джилл? Ей будет больно.

– Джубал, – мягко улыбнулся Смит, – ты этого не сделаешь.

– М-м-да. Ведь и не поспоришь, и правда не сделаю. Джилл, будь добра, шарахни в меня этим ящиком. И хорошенько, пожалуйста, чтобы по меньшей мере рассечь на голове кожу – если, конечно, Майк меня не защитит.

– Не нравится мне эта идея.

– Да брось ты ерунду! В интересах науки… и Бена Какстона.

– Но… – Не закончив, Джилл вскочила, схватила ящик, размахнулась им и швырнула. Джубал, намеревавшийся стоять гордо и непоколебимо, рефлекторно пригнулся.

– Мимо, – разочарованно сказал он. – Вот же черт, с перепугу я даже зажмурился, а ведь собирался глаз не спускать с этой штуки. – Он повернулся к Смиту. – Так что, Майк… слушай, парень, в чем дело?

Понурый, с виноватым лицом, Смит снова начинал дрожать.

– Успокойся, успокойся, – бросилась к нему Джилл. – Все в порядке, милый. Великолепно сделано – ящик даже не задел Джубала, а просто исчез.

– Похоже на то, – удивленно оглянулся Джубал. – Энн, ты смотрела?

– Да.

– И что же ты увидела?

– Ящик не «просто исчез», процесс занял некоторое время, какую-то долю секунды. С того места, где я сижу, создавалось впечатление, что он очень быстро уменьшается в размерах, словно куда-то удаляется. Однако он не покидал пределов комнаты – я наблюдала его вплоть до момента полного исчезновения.

– Ну и куда же он делся?

– Это все, что я могу сказать.

– М-м-м… мы, конечно же, посмотрим потом фильм, но лично я вполне убежден. Майк…

– Да, Джубал?

– Где этот ящик?

– Ящик… – Смит замолк. – Я снова не имею слов. Прости, пожалуйста.

– У меня что-то голова идет кругом. Сынок, ты там чего-то доставал, так не можешь ли достать это самое снова и притащить его назад?

– Прошу прощения?

– Ты заставил ящик исчезнуть, заставь его теперь вернуться.

– Но как же это можно? Ящика нет.

– Да, – задумчиво прокомментировал Джубал, – если такие штуки получат распространение, придется менять все законы по corpus delicti[5]5
  Букв. «тело преступления» (лат.) – юридический термин, обозначающий состав преступления и совокупность улик.


[Закрыть]. «Есть список небольшой – да, список небольшой людей, которых вовсе нам всем не нужно тут. Убрать их надо всех, убрать их всех долой!» Майк! А какой у тебя радиус действия?

– Прошу прощения?

– Если бы, скажем, ты стоял в коридоре, а я – у самого окна, тут будет футов тридцать, – сумел бы ты меня защитить?

– Да. – Было видно, что Смит удивлен.

– Хм-м… подойди-ка к окну. Ну а если бы мы с Джилл стояли по ту сторону бассейна, а ты здесь, остановил бы ты ящик?

– Да, Джубал.

– Ну а… ну а если мы с Джилл будем у ворот, в четверти мили отсюда. Вон там, у живой изгороди, видишь? Это не слишком далеко?

Смит замялся и надолго умолк, потом медленно произнес:

– Джубал, тут не расстояние. Это не видение, а знание.

– Хм-м-м… посмотрим, верно ли я все грокаю. Расстояние не играет никакой роли. Тебе не нужно даже видеть. Чтобы остановить творящееся зло, тебе достаточно о нем знать, так?

– Почти так, – окончательно смутился Смит. – Ведь я совсем недавно из гнезда. Чтобы знать, мне нужно видеть. Вот Старику – ему глаза не нужны. Старик знает. Он грокает. Он действует. Извини меня, пожалуйста.

– Не понимаю, – проворчал Джубал, – за что ты тут извиняешься. Верховный министр мира уже десять минут назад объявил бы тебя совершенно секретным.

– Прошу прощения?

– Не бери в голову. – Джубал взял со стола тяжелую пепельницу. – Джилл, только не надо в лицо. А ты, Майк, выйди в коридор.

– Джубал… брат мой… не надо, пожалуйста.

– А чего тут такого? Ты же только что прекрасно с этим справился. Я хочу провести еще один эксперимент, и на этот раз глядеть в оба.

– Джубал.

– Да, Джилл?

– Я грокаю, что тревожит Майка.

– Ну так поделись.

– Конечно же, я бросала ящик в полной уверенности, что он тебя не покалечит, но Майка расстроила даже эта притворная попытка, ведь мы – братья по воде. Думаю, в этой ситуации есть что-то до крайности не марсианское. Вот Майкл и не в состоянии разрешить дилемму.

– Вполне возможно, – сурово нахмурился Харшоу, – есть смысл обратиться в комиссию по расследованию антимарсианской деятельности.

– Я совсем не шучу.

– И я тоже. Ладно, Джилл, я сделаю по-другому. Вот, сынок, пощупай. – Харшоу вручил пепельницу Майку. – Чувствуешь, какая тяжелая? И какие у нее острые углы.

Смит опасливо взял пепельницу и начал ее разглядывать.

– А сейчас, – продолжил Харшоу, – я подкину ее прямо над своей головой – и не стану уворачиваться.

– Брат мой, – удивленно уставился на него Майк, – ты хочешь развоплотиться?

– Что? Да нет же, конечно нет. Но она сильно расшибет мне голову – если ее не остановишь. Ну – поехали!

Харшоу подбросил пепельницу к самому потолку, не спуская с нее глаз, как футболист, готовящийся отбить мяч головой. Он почти полностью сконцентрировал свое внимание на пепельнице, одновременно готовясь отклониться в последнюю секунду, чтобы уродливая массивная штука не пробила ему череп, и в глубине души цинично радуясь грядущему избавлению от ненавистного, но все же подарка.