Текст книги "Чужак в стране чужой"

Сперва Какстон заехал за младшим Фрисби из адвокатской конторы «Биддл, Фрисби, Фрисби, Биддл и Рид» – юридических консультантов издательского синдиката, в который входила и редакция газеты «Пост»; уже вместе они направились к Свидетелю Кавендишу. По дороге Бен рассказал Марку Фрисби о своих намерениях (причем Фрисби заметил, что намерения намерениями, но вот прав у него нет никаких). Говорить приходилось торопливо – правила запрещали обсуждать в присутствии Честного Свидетеля то, что тому предстоит увидеть и услышать. Мистер Кавендиш поджидал их на посадочной площадке своего дома; длинная, сухопарая фигура, облаченная в белую мантию (знак профессиональной принадлежности), чем-то неуловимо напоминала Статую Свободы и почти так же бросалась в глаза.

С крыши Бетесдинского медицинского центра они спустились в приемную директора: Бен положил на стол свою визитную карточку и выразил желание встретиться с директором.

Царственного вида секретарша хорошо поставленным окультуренным голосом вопросила, была ли встреча оговорена заранее, на что Бен со вздохом признался, что нет, не была.

– В таком случае я очень сомневаюсь в ваших шансах увидеть доктора Бренера. Вы бы не могли изложить вкратце свое дело?

– Сообщите ему, – Бен говорил громко, так, чтобы слышали все люди, находящиеся в приемной, – что Какстон, ведущий в «Пост» колонку «Впередсмотрящий», а также приглашенные им адвокат и Честный Свидетель хотят встретиться с Валентайном Майклом Смитом, Человеком с Марса.

Замешательство хранительницы начальственного покоя продолжалось не более секунды.

– Я сообщу о вас доктору Бренеру, – процедила она ледяным голосом. – Посидите, пожалуйста.

– Спасибо, я постою.

Фрисби выудил из кармана сигару, Кавендиш сохранял невозмутимое спокойствие человека, повидавшего за свою жизнь все возможные проявления добра и зла, Какстон с трудом сдерживал нетерпение и покусывал ногти.

Дверь кабинета открылась.

– Вас примет мистер Берквист, – объявила снежная королева.

– Берквист? Это Гил, что ли, Берквист?

– Насколько мне известно, мистера Берквиста зовут Гильберт.

Какстон на мгновение задумался. Тоже мне собеседник – Гил Берквист, шестерка Дугласа, один из его так называемых «помощников по особым поручениям». В его обязанности обычно входило сопровождение высокопоставленных особ.

– Мне не нужен Берквист, я требую, чтобы меня принял директор.

Но из-за спины секретарши уже вынырнул Берквист с протянутой рукой и доброжелательней улыбкой на физиономии.

– Бенни Какстон! Вот уж кого сто лет не видел! Ну и как ты там, все той же писаниной пробавляешься? – Он, не меняя восторженного выражения лица, покосился на Честного Свидетеля.

– Пробавляюсь все той же писаниной. А ты-то что тут делаешь?

– Как я мечтаю уйти с этой треклятой государственной службы! Пристроюсь, как ты, вести где-нибудь колонку и заживу по-настоящему. Наговоришь по телефону тысячу слов собранных по городу сплетен – и свободен, иди себе груши околачивай. Завидую я тебе.

– Гил, я задал тебе вопрос. Я спросил, что ты тут делаешь. Я хочу увидеть сперва директора, а затем провести пять минут в обществе Человека с Марса. Никакими шуточками и разговорчиками ты от меня не отделаешься, и не надейся.

– Ну, ну, Бен, чего это ты так сразу и на дыбы? Я нахожусь здесь потому, что ваша журналистская братия совсем уже достала доктора Бренера. Меня прислал генеральный секретарь, чтобы хоть немного разгрузить этого бедолагу.

– О’кей. Я хочу встретиться со Смитом.

– Бен, старина, да кто же этого не хочет? Сюда рвется каждый репортер, каждый специальный корреспондент, комментатор, обозреватель, фрилансер, каждая тетка, пишущая слезливые истории для домохозяек. А уинчеллы вроде тебя – лишь капля в море. Если мы к нему всех желающих пускать начнем, бедняга за сутки загнется. Вот, всего двадцать минут назад заявилась общая наша знакомая Полли Проныра. И знаешь, о чем она хотела допросить Смита? О любовной жизни марсиан! – В комичном страдании Берквист обреченно вскинул руки.

– Я хочу встретиться со Смитом. Получу я такую возможность или нет?

– Знаешь, Бен, найдем какое-нибудь спокойное место, где можно посидеть и выпить. Я отвечу тебе на любые твои вопросы.

– У меня нет к тебе никаких вопросов. Я хочу встретиться со Смитом. Это мой адвокат, Марк Фрисби. – Как и полагается, Бен не стал представлять Честного Свидетеля – все усиленно делали вид, что его нет.

– А мы знакомы, – весело откликнулся Берквист. – Как здоровье папы, Марк? Все еще мучается с гайморовыми полостями?

– Да, все как и прежде.

– Ничего не поделаешь, в Вашингтоне климат нездоровый. Пошли, Бен. И ты, Марк, тоже.

– Не мельтешись, – остановил его Какстон. – Я хочу встретиться с Валентайном Майклом Смитом. Я – журналист, исполняю свои прямые обязанности, официально представляю синдикат «Пост», а косвенно – двести миллионов читателей. Так получу я такую возможность или нет? Если нет – так и скажи, громко и отчетливо. А потом объясни – на каком законном основании ты мне отказываешь.

– Марк, – вздохнул Берквист, – может, хоть ты сумеешь объяснить этому любителю подсматривать в замочную скважину, что нельзя, повторяю – нельзя, ни журналисту и никому другому вот так, ни с того ни с сего вламываться в спальню больного человека. Вчера Смит показался людям – так и то врачи возражали. Оставьте его в покое, пусть отдохнет и окрепнет – неужели он не имеет на это права? Вчерашнего интервью всем вполне достаточно. Больше, чем достаточно.

– Ходят слухи, – ровным голосом заметил Какстон, – что вчерашнее интервью – чистой воды липа.

Теперь Берквист больше не улыбался.

– Фрисби, – холодно сказал он, – у вас не возникает желания дать своему клиенту консультацию? Объясните ему закон о клевете.

– Ты бы, Бен, и вправду полегче.

– Я знаю закон о клевете, и не хуже твоего, Гил. Только кого я тут оклеветал? Человека с Марса? А может, кого-нибудь другого? Ты назови мне имя. Повторяю, – Бен заговорил еще громче, – согласно моим сведениям, человек, выступавший вчера по стереовидению, совсем не Смит. Я хочу спросить об этом самого Смита.

В переполненной приемной повисла тишина. Все посетители, не стесняясь, прислушивались к разговору. Берквист мельком взглянул на Честного Свидетеля, взял себя в руки и очаровательно улыбнулся:

– Ну что ж, Бен, ты, пожалуй, обеспечил себе интервью – а заодно и судебный иск. Подожди секунду.

Дугласов прихвостень исчез, но почти сразу же вернулся.

– Устроил я все, устроил, – устало сказал он, – хотя ты, Бен, того и не заслуживаешь. Пошли. Но только – ты прости, Марк, – но уж толпой-то туда нельзя никак: Смит плохо себя чувствует.

– Нет, – отрезал Какстон.

– А что, собственно?

– Или все трое, или вообще никто.

– Не глупи, Бен, ты и так получаешь огромную привилегию. Или вот как – Марк пойдет с нами, но постоит за дверью. Но уж он-то, – Берквист кивнул в сторону Кавендиша, который словно не видел и не слышал ничего происходящего, – тебе ни за чем не нужен.

– Возможно, и нет. Только тогда я сегодня же напишу в своей колонке, что правительственные чиновники не допустили к Человеку с Марса Честного Свидетеля.

– Ладно, Бен, – пожал плечами Берквист, – пошли. Ну и схлопочешь же ты по этому иску о клевете. Небо с овчинку покажется.

Из почтения к возрасту Кавендиша они спустились не пневмоподъемником, а на лифте, а затем скользящая дорожка повезла их мимо лабораторий, мимо физиотерапевтических кабинетов, мимо соляриев, мимо бесконечных палат. Неизбежный охранник что-то сказал в трубку телефона, и только после этого перед ними открылась дверь помещения, битком набитого оборудованием, применяемым обычно для наблюдения за кандидатами на тот свет.

– Познакомьтесь, доктор Таннер, – объявил Берквист. – Доктор, это мистер Какстон и мистер Фрисби.

Кавендиша он, естественно, не представил.

На лице Таннера появилось беспокойство.

– Хотелось бы сразу предупредить вас, господа, я вас впускаю исключительно по настоятельной просьбе директора. Мой пациент находится в крайне невротическом состоянии, поэтому, ради всего святого, не говорите ничего такого, что могло бы возбудить его еще больше. Иначе он мгновенно провалится в состояние патологического отключения от действительности, выражаясь иными словами – впадет в транс.

– Эпилепсия? – поинтересовался Бен.

– Симптомы весьма схожи – на взгляд непрофессионала; я бы назвал это каталепсией, но на своем диагнозе не настаиваю. К сожалению, клинических прецедентов этого нет.

– А вы, доктор, в какой области медицины специализируетесь? Не в психиатрии, случайно?

Таннер взглянул на Берквиста и подтвердил:

– Да, моя специальность – психиатрия.

– И где вы проходили ординатуру?

– Бен, – вмешался Берквист, – ты же вроде хотел увидеть Смита. А если хочется допросить доктора Таннера – займись этим потом.

– О’кей.

Таннер изучил свои шкалы, включил телекамеру, несколько секунд посозерцал экран, а затем открыл запертую на ключ дверь и провел всю компанию в палату, предостерегающе прижимая палец к губам.

Здесь царил полумрак.

– Его глаза непривычны к яркому свету, – шепотом объяснил Таннер, направляясь к водяной кровати, воздвигнутой в самом центре палаты. – Майк, я привел друзей, они хотели с тобой встретиться.

Какстон подошел ближе. Наполовину упрятанный глубоко просевшей пленкой, до подмышек накрытый простыней, в кровати лежал молодой человек. Он смотрел на пришедших и молчал.

Насколько мог судить Бен, именно это круглое, младенчески гладкое, бесстрастное лицо и красовалось вчера на стереоэкране. Неужели Джилл ошиблась и подбросила ему считай что гранату с выдернутой чекой – заранее проигранное дело о клевете?

– Вы – Валентайн Майкл Смит?

– Да.

– Человек с Марса?

– Да.

– Вы выступали вчера по стереовидению?

Человек молчал.

– Он не понимает, – вмешался Таннер. – Вспомните, Майк, чем занимались вы вчера? Вместе с мистером Дугласом.

На младенческом лице появилось нечто вроде обиды:

– Яркий свет. Больно.

– Да, свет резал вам глаза. Мистер Дуглас попросил вас поприветствовать людей.

– Долго ехал в кресле, – слегка улыбнулся пациент.

– О’кей, – кивнул Какстон. – Дальше я сам. Скажите, Майк, с вами хорошо обращаются?

– Да.

– Ведь вы не обязаны здесь оставаться. Вы способны ходить?

– Но послушайте, мистер Какстон… – торопливо заговорил Таннер и тут же смолк – на его плечо опустилась рука Берквиста.

– Я могу ходить… немного. Быстро устаю.

– Ничего, можно воспользоваться инвалидным креслом. Майк, если вы не хотите здесь оставаться, я заберу вас и отвезу в любое, по вашему желанию, место.

– Послушайте, вы! – Таннер раздраженно стряхнул со своего плеча руку Берквиста. – Это мой пациент, и я не позволю вам его беспокоить.

– Но ведь он – свободный человек, не правда ли? – настаивал Какстон. – Или вы считаете его не пациентом, а заключенным?

– Конечно же свободный, – ухмыльнулся Берквист. – А вы, доктор, потерпите немного. Пусть этот кретин сам выроет себе яму.

– Спасибо, Гил. Вы слышали, Майк, что он сказал? Вы свободны идти куда угодно.

– Нет! – Теперь пациент смотрел на одного Таннера, его лицо выражало мольбу и ужас. – Нет, нет, нет!

– Ладно, ладно, успокойтесь.

– Мистер Берквист, – резко произнес Таннер, – вам не кажется, что пора прекратить эту безобразную сцену? Вы же видите, пациент разволновался.

– Пожалуй, что и так, доктор. Хватит, Бен, достаточно.

– Э-э… еще один вопрос.

Ну что же еще спросить? С какой стороны подойти? Получается, что Джилл ошиблась, – но ведь она была совершенно права! Или это только так показалось? Нет, здесь явно крылся какой-то подвох, только вот в чем?

– Ладно, – неохотно кивнул Берквист. – Последний, один-единственный вопрос.

– Благодарю. Э-э… Майк, вчера мистер Дуглас задавал вам всякие вопросы. – Пациент молчал. – В частности, он спросил, нравятся ли вам здешние, земные девушки, верно?

Розовое гладкое лицо расплылось в широкой улыбке.

– Ага!

– Да, конечно. Майк… а где вы их видели, этих самых девушек?

Улыбки словно не бывало. Пациент скосился на Таннера, закатил глаза, судорожно напрягся и застыл в позе эмбриона – колени подтянуты к животу, голова опущена, руки сложены на груди.

– Убирайтесь отсюда! – крикнул Таннер, бросаясь к кровати; он схватил запястье пациента и начал нащупывать пульс.

– А вот это уже выходит за всякие рамки, – с ненавистью процедил Берквист. – Да уйдешь ты отсюда наконец или мне позвать охрану?

– Уходим, уходим, – охотно согласился Какстон.

Все, кроме врача, покинули палату, и Берквист плотно прикрыл дверь.

– Ты не мог бы, Гил, объяснить мне один момент. – В голосе Какстона звучало еле сдерживаемое торжество. – Вы же держали его под замком – так где же все-таки он увидел девушек?

– А? Я тебя что-то не понимаю. Он видел уйму девушек – медсестры, санитарки, лаборантки… Сам же знаешь, в больнице их навалом.

– Ничего такого я не знаю. Насколько мне известно, со Смитом работал исключительно мужской персонал, женщин к нему и на пушечный выстрел не подпускали.

– Че-го? Не говори ерунду. – Тревога, мелькнувшая было на лице Берквиста, тут же сменилась ухмылкой. – Ты что, не смотрел вчера ящик? Даже там при нем была сестра.

– О! Да, конечно.

Какстон и его спутники молча поднялись на крышу, молча сели в такси.

– Знаешь, Бен, – заметил Фрисби, когда больница осталась уже далеко позади, – по-моему, если ты не напишешь статью, то генеральный секретарь не станет возбуждать иск. И все-таки, если ты знаешь источник этого слуха, подготовь доказательства – так, на всякий случай.

– Ерунда, Марк, не станет он со мной судиться. – Бен мрачно глядел в пол. – И все равно – откуда нам знать, что это и вправду Человек с Марса?

– Что? Да хватит тебе, Бен.

– Откуда нам знать? Ну – увидели мы на больничной кровати парня примерно нужного возраста. Единственное наше доказательство – слово Берквиста, а этот тип начал свою политическую карьеру с почти очевидных лжесвидетельств. Так что ему веры нет. Еще мы увидели какого-то незнакомого мужика, который представился психиатром, но завилял и ушел в кусты при первой попытке выяснить, где он получил степень. Вот вы, мистер Кавендиш, вы убедились, что этот тип – Человек с Марса?

– Составлять мнение – не моя прерогатива, – чопорно вскинул голову Кавендиш. – Я вижу, я слышу – но и только.

– Извините.

– Вы уже кончили? Вам больше не нужны мои профессиональные услуги?

– Что? Да, конечно. Огромное вам спасибо.

– Это я должен поблагодарить вас, сэр. Весьма интересное задание.

Престарелый джентльмен снял белую мантию, делавшую его отличным от простых смертных, – и сразу заметно смягчился, расслабился. Он вытащил сигары, предложил их спутникам. Фрисби взял сигару, начал раскуривать.

– При исполнении обязанностей я не курю, – пояснил Кавендиш, выпуская облако дыма. – Курение нарушает оптимальный режим работы органов чувств.

– Если бы я мог привести с собой кого-нибудь из команды «Чемпиона», – продолжил Какстон. – Вот тогда-то мы бы точно разобрались. Но я надеялся, что сумею отличить подмену.

– Должен признать, – заметил Кавендиш, – меня очень удивило, что вы не сделали одну простую вещь.

– Да? А что такое я прошляпил?

– Мозоли.

– Мозоли?

– Ну конечно же. По мозолям можно прочитать всю биографию человека, я даже написал когда-то о них статью для «Альманаха Свидетелей», нечто вроде знаменитой монографии Шерлока Холмса о разновидностях табачного пепла. Этот молодой человек с Марса, он же никогда не носил нашей обуви, всю жизнь прожил при тяготении в три раза меньше нашего – мозоли на его ногах неизбежно должны соответствовать этим условиям жизни, а не нашим. И даже время, проведенное в космосе, должно было оставить на нем свой отпечаток. Да, очень любопытно.

– Ну вот же, мать его! А вы-то, мистер Кавендиш, чего столько времени молчали?

– Сэр! – возмущенно раздул ноздри старик. – Не забывайте, сэр, что я – Честный Свидетель, а никак не участник вашего расследования. Вы же знаете, за такой проступок меня могут лишить звания.

– Извините, бога ради. – Какстон задумчиво нахмурился. – Тогда давайте так – вернемся и взглянем на пятки этого типа. А если нас не пустят, я разберу их лавочку по кирпичику.

– Вам придется найти себе другого Свидетеля – этим разговором я нарушил полную свою невовлеченность.

– Да, я понимаю, – еще больше помрачнел Какстон.

– Не возникал бы ты, Бен, – посоветовал Фрисби, – и так вляпался по это самое место. Я вот лично не сомневаюсь, что мы видели настоящего Человека с Марса. Бритва Оккама, принцип достаточного основания, и вообще – элементарный здравый смысл.

Какстон развез их по домам, а затем велел машине зависнуть в воздухе и начал думать. Немного погодя он задал робопилоту адрес Бетесдинского медицинского центра.

На полпути к Бетесде он сообразил, что погорячился. Ну, прилетит он, и что потом? Дальше Берквиста все равно не попасть. Его уже пустили раз – в сопровождении адвоката и Честного Свидетеля. Попытка повидаться со Смитом второй раз, и буквально через час, выглядит, мягко говоря, нагловато, так что Берквист попросту пошлет его, ничем при этом не рискуя. Вдобавок, из безрассудного поступка материала для статьи не выжмешь.

Но Бен не привык быстро сдаваться – иначе, собственно говоря, у него и не было бы персональной колонки в газете. Так что же делать-то? Прорываться.

Дело хорошее, только вот как? Ну ладно, теперь хотя бы известно, где они держат своего так называемого «Человека с Марса». Известно, а дальше что? Монтером вырядиться? Или уборщиком? Нет, их и к доктору Таннеру-то не подпустят, не говоря уж о его «пациенте».

Можно подумать, Таннер – «доктор». Врачи, даже самые никудышные, стараются не впутываться в жульнические махинации, противоречащие их кодексу поведения. Вот, скажем, Нельсон – отказался от пациента, вышел из игры, и все лишь потому, что… Се-кун-до-чку! Да ведь доктор Нельсон легко отличит, Человек это с Марса или просто хрен с горы, и без никаких там мозолей. Какстон потянулся к пульту, велел такси зависнуть над стоянкой и начал розыски Нельсона.

Как связаться с врачом «Чемпиона» напрямую, Бен не знал и попытался выяснить это через свою газету. Помощник Бена, Осберт Килгаллен, тоже не знал, где Нельсон, но отыскать его оказалось легче легкого, и даже с просьбами об одолжении ни к кому обращаться не пришлось: справочное бюро синдиката «Пост» сразу назвало гостиницу «Нью-Мэйфлауэр». Через несколько минут доктор Нельсон уже беседовал с Какстоном.

Разговор не задался. Нет, доктор Нельсон не видел передачу. Да, он о ней слышал. Нет, у него нет оснований думать, что она сфальсифицирована. Знает ли Нельсон о том, что были уже попытки заставить Смита отказаться от прав, принадлежащих ему согласно Ларкинскому решению? Нет, и его даже не интересует, правда это или нет. Это же чушь собачья, считать, что Марс принадлежит кому-то там из людей: Марс принадлежит марсианам. Вы так думаете? Ну а если задаться гипотетическим вопросом: что, если кто-нибудь захочет… Доктор Нельсон оборвал разговор; все попытки Какстона восстановить его кончались одинаково – бесстрастный голос автомата повторял: «Абонент временно недоступен. Если вы хотите оставить сообщение…»

Какстон разразился дурацкими предположениями, касавшимися происхождения Нельсона, а также интимных привычек его родителей. Следующий поступок журналиста был не менее дурацким – он позвонил во Дворец Правительства и потребовал, чтобы его соединили с генеральным секретарем.

Этот шаг Бен Какстон предпринял инстинктивно, не задумываясь. За долгие годы своей профессиональной деятельности, в бытность сначала репортером, а потом липпманом, он пришел к убеждению, что один из лучших способов раскрывать секреты – это идти сразу на самый верх и там вести себя, как тот знаменитый зануда из анекдота, которому проще отдаться, чем отказать. Конечно же, тигр не телка, крутить ему хвост крайне опасно; Бен знал психопатологические вывихи власти лучше любого врача и уж конечно лучше Джилл Бордман, которая о них и вовсе не подозревала, однако же надеялся на свое сравнительно безопасное положение под защитой четвертого сословия – того самого, которого повсеместно боятся и стараются задобрить все власть имущие.

Вот только он не учел, что звонит во Дворец из такси, то есть без свидетелей.

Разумеется, с генеральным секретарем его не соединили, да он этого и не ожидал. Начались бесконечные переговоры с секретаршами, вторыми заместителями, девятыми помощниками и прочими прихлебателями; Какстон все больше раскалялся – и не заметил за делом, что машина уже не парит над одним местом, а куда-то летит.

А когда заметил, было поздно, робопилот не реагировал на его приказания. Бен с горечью осознал, что попался как маленький, такой глупости не сморозил бы и самый тупой бандит, – кто-то там быстро выяснил, откуда поступил вызов, а затем управление машины было переведено на полицейскую радиочастоту. Так что везут его сейчас, тихо и без всяких свидетелей… Куда везут? А туда, куда им надо.

Больше всего он жалел, что отпустил Честного Свидетеля Кавендиша, но тут уж ничего не поделаешь. Бен прервал бесполезный разговор с Дворцом Правительства и начал звонить адвокату.

И продолжал эти попытки до того самого момента, когда машина опустилась в глубокий двор-колодец, откуда сигнал явно не мог вырваться наружу. Выйти из машины не удалось, дверца не открывалась, и Бен почти не удивился, почувствовав, что теряет сознание.

8

Ничего особенного, сказала себе Джилл, просто Бен увлекся каким-то другим следом и забыл сообщить об этом ей. Сказала – и сама не поверила. Как бы Бен ни был занят, он всегда со скрупулезнейшим вниманием относился к человеческому фактору, иначе ему просто не удалось бы достичь такого положения в профессии. Он помнил все дни рождения и скорее замотал бы карточный долг, чем забыл написать письмо с благодарностью за помощь или гостеприимство. И неважно, куда там Бен направлялся и как он спешил, – у него нашлось бы, обязательно нашлось бы время, чтобы позвонить Джилл домой, на работу или в крайнем случае записать на автоответчик пару слов объяснения. Именно эта обаятельная и обезоруживающая черта его характера и заставляла забыть о многих его недостатках.

Не мог он сделать иначе! В обеденный перерыв Джилл позвонила Бену на работу и поговорила с Осбертом Килгалленом. Тот клялся и божился, что никаких сообщений для мисс Бордман Бен не оставлял, хотя недавно выходил на связь.

На экране телефона Джилл заметила, что народу в редакции много, и сообразила, что о Человеке с Марса сейчас лучше не упоминать.

– Он сказал, когда вернется?

– Нет. На такие случаи у нас всегда есть готовые статьи, которые можно поставить в номер, если задержится свежий материал.

– Ну… А откуда он звонил? Ох, не сочтите за назойливость, но…

– Да нет, мисс Бордман, что вы. Только он не звонил, это был факс, отправленный со станции Паоли в Филадельфии.

Пришлось этим и удовольствоваться. В столовой Джилл еле притронулась к еде. Ну чего тут волноваться, уговаривала она себя. Ничего там такого не случилось… да и вообще, не втюрилась же ты в этого дурачка?

– Джилл, очнись! Ты слушаешь меня или нет?

Джилл подняла глаза и обнаружила рядом с собой Молли Уилрайт, диетолога отделения.

– Извини. Я задумалась.

– Так я говорю, с каких это пор на вашем этаже пациентов из богадельни размещают в палатах-люкс?

– С чего ты это взяла?

– А разве Ка-двенадцать не на вашем этаже?

– Ка-двенадцатая? Да о какой же ты благотворительности? Старушка, которую туда положили, настолько богата, что позволила себе заказать круглосуточное дежурство личного врача.

– Чушь! Или на нее вдруг свалилось огромное наследство. Последние семнадцать месяцев она провела в психиатрической клинике бесплатного дома для престарелых.

– Путаница тут какая-то.

– Только не моя, в своем хозяйстве я не допускаю никакой путаницы. У этой пациентки были очень хитрые указания – полное отсутствие жиров, потому что ей удалили желчный пузырь, длинный список продуктов, к которым у нее аллергия, да плюс еще лекарства, скрытые в пище. Ты уж мне поверь, каждый диетический стол так же индивидуален и неповторим, как отпечатки пальцев. Ну, пока, девчонки. – Мисс Уилрайт встала. – Мне пора. Эх, жаль, не дают мне в нашей столовой развернуться. Прям свинарник здесь устроили.

– О чем это Молли? – поинтересовалась одна из медсестер.

– Да так, ерунда. Она все перепутала.

Мелькнувшую было мысль, а не поискать ли Смита по назначенной ему диете, Джилл сразу же отбросила – быстрее, чем за сутки, все кухни не обследовать. Бетесдинский медицинский центр начинался с флотского госпиталя, в те незапамятные времена, когда основной театр военных действий разворачивался в океанских просторах; уже в те годы больничный комплекс был огромен, а потом, после передачи Министерству здравоохранения, образования и социального обеспечения, расширился еще больше. Теперь же медицинский центр принадлежал Федерации и превратился в нечто похожее на средних размеров город.

А с миссис Банкерсон и вправду что-то не так. В медицинском центре лечились пациенты всех сортов – правительственные, частные и благотворительные, но этаж, на котором работала Джилл, принимал обычно только сенаторов Федерации и прочих важных чиновников, которых обслуживали по высочайшему классу; частный пациент был тут в диковинку.

Может быть, миссис Банкерсон сунули к ним просто потому, что часть больницы, отведенная для платных пациентов, полна под завязку? Да, наверное.

Но вскоре все эти мысли вылетели из головы Джилл – надо было оформлять и размещать новых пациентов, бегать приходилось не переставая, а тут еще потребовалась кровать с электроприводом. Можно было, конечно, заказать по телефону, но пока там что доставят из подвального склада, расположенного в противоположном конце корпуса. Неожиданно Джилл вспомнила, что как раз такая кровать, приписанная к палате К-12, стоит в соседней пустующей комнате, на ней еще охранники сидели. Судя по всему, кровать вынесли из палаты, когда для Смита потребовалась водяная.

Возможно, она так там и стоит без дела, пыль собирает, хотя за ее аренду отделение должно платить. Кроватей с электроприводом вечно не хватало, а стоили они в шесть раз больше обычных больничных коек. Вообще-то, о рациональном использовании оборудования должен заботиться завхоз, но Джилл не любила напрасной расточительности и старалась без нужды не увеличивать накладные расходы своего отделения. К тому же, не нужно будет тратить времени на ожидание.

Но дверь комнаты не только оказалась запертой, но еще и не поддавалась ключу; сделав в уме заметку сказать слесарю, чтобы починил замок, Джилл направилась в вахтенную клетушку.

Сегодня здесь сидел тот же самый, что и вчера, доктор Браш – не штатный работник больницы и не интерн, он был, по его же собственным словам, приглашен доктором Гарнером специально для наблюдения за миссис Банкерсон.

– Мисс Бордман! – обрадовался доктор Браш. – Вот вас-то мне и надо!

– А почему же вы не позвонили? Как там ваша пациентка?

– В полном порядке. – Врач мельком взглянул на экран. – Это я не совсем в порядке.

– Что с вами?

– Да так, ерунда, просто нужно минут на пять отлучиться. А моего сменщика пока нет. Сестра, сделайте одолжение, посидите тут за меня, только чтобы об этом никто не знал. Очень вас прошу.

– Конечно. Дайте только я позвоню своей напарнице и скажу, где меня при случае искать.

– Нет, нет! – обеспокоенно замотал головой врач. – Просто запритесь здесь и не открывайте, пока я не постучу «Дай закурить».

– Хорошо, сэр. – Все это вызвало в Джилл некоторое сомнение. – А что делать с вашей пациенткой?

– Ровно ничего, просто сидите здесь и смотрите на экран. Не нужно ее беспокоить.

– А если с ней что-нибудь произойдет, где тогда вас искать? В курилке?

– Нет, мне бы до ближайшего туалета поскорее добраться. Так вы посидите, да?

Он велел Джилл запереть дверь на ключ и выскочил из комнаты. Джилл посмотрела на телевизионное изображение спящей старушки, а затем пробежала глазами по шкалам приборов. Все в полном порядке – и пульс, и дыхание, и давление, и что угодно. А дежурство – словно при умирающей, и зачем это, спрашивается?

А не посмотреть ли самой, стоит в гостиной эта кровать или не стоит? Конечно же, такая самодеятельность резко противоречит указаниям Браша, но Джилл была уверена, что не разбудит пациентку, годы работы в медицине научили ее ходить абсолютно бесшумно. И эти же годы научили: совсем не обязательно так уж беспрекословно слушаться врачей, главное, чтобы они ничего не знали.

Осторожно открытая дверь даже не скрипнула. Миссис Банкерсон спала типичным глубоким сном очень старого, близкого к маразму человека. С кошачьей бесшумностью Джилл пересекла палату и подошла к ведущей в гостиную двери; слава богу, хоть этот замок исправен.

Кровать стояла на прежнем месте, но Джилл сразу про нее забыла – против всяких ожиданий, в комнате находился человек.

Сидевший в кресле Смит поднял голову, отложил большую детскую книжку с картинками и расплылся в лучезарной младенческой улыбке.

У Джилл подкосились ноги. Валентайн Смит – здесь? Как же так, его же перевели, в журнале есть четкая, недвусмысленная запись.

И сразу – вихрь воспоминаний и кошмарных догадок… липовый «Человек с Марса» на стереоэкране… старушка, каждую секунду готовая умереть, а тем временем иссохшим своим телом прикрывающая никому не известный факт, что тут есть и второй пациент… наружная дверь гостиной, не поддающаяся ключу… Дальше все понятно: глубокая ночь, накрытая простыней тележка, и кто там догадается, что в морг увозят не один труп, а два?

А потом Джилл охватил парализующий волю ужас: сама того не желая, она узнала смертельно опасный секрет.

– Брат по воде! – радостно сказал Смит, неловко поднимаясь из кресла и протягивая ей руки.

– Здравствуйте. Э-э… как вы себя чувствуете?

– Очень хорошо. Я очень счастлив. – Он издал еще какие-то странные сдавленные, кашляющие звуки, умолк, поразмыслил и медленно произнес: – Ты здесь, мой брат. Тебя не было. А теперь ты здесь. Я пью тебя глубоко.

Джилл стояла в полной растерянности; странное, размягчающее душу тепло, исходившее от этого человека, мешалось с леденящим ужасом – а что, если они узнают? Смит ничего этого не замечал.

– Видишь? Я хожу! Я стал крепче. – Он прошел несколько шагов, а затем остановился, обессиленный, но торжествующий.

Джилл заставила себя улыбнуться.

– Ах, какие мы молодцы! Так и надо, набирайся сил. А мне пора – я на секунду забежала, поздороваться.

– Не уходи! – обеспокоился Смит.

– Но я очень спешу!

Теперь на лице Смита было уже не беспокойство, а самая настоящая скорбь.